PDA

Просмотр полной версии : Булгаков в осетинской трактовке



dt52
14.06.2011, 10:18
"Сыновья Муллы"
http://www.bulgakov.ru/s/mullasons/
"Сыновья муллы" - пьеса, поставленная во Владикавказе в мае 1921 г. местной ингушской труппой.

Премьера состоялась 15 мая и С. м. прошли три раза. Позднее пьеса была переведена на осетинский язык (с заменой мусульманских имен на осетинские) и ставилась осетинскими самодеятельными театральными коллективами. Ни при жизни Булгакова, ни после его смерти С. м. до сих пор не печатались на русском языке. Осетинский перевод пьесы, выполненный артистом Б. И. Тотровым, опубликован: Фидиуаг, Владикавказ, 1930, №4. Сохранился суфлерский экземпляр русского текста пьесы, хранящийся ныне в архиве Булгакова в Отделе Рукописей Российской Государственной Библиотеки.

Процесс создания С. м. Булгаков описал в повести "Записки на манжетах" (1922-1923) и в рассказе "Богема" (1925). В повести об этом говорится следующим образом: "Помощник присяжного поверенного, из туземцев, научил меня. Он пришел ко мне, когда я молча сидел, положив голову на руки, и сказал:
- У меня тоже нет денег. Выход один - пьесу нужно написать. Из туземной жизни. Революционную. Продадим ее...
Я тупо посмотрел на него и ответил:
- Я не могу ничего написать из туземной жизни, ни революционного, ни контрреволюционного. Я не знаю их быта. И вообще я ничего не могу писать. Я устал, и, кажется, у меня нет способностей к литературе.
Он ответил:
- Вы говорите пустяки. Это от голоду. Будьте мужчиной. Быт - чепуха. Я насквозь знаю быт. Будем вместе писать. Деньги пополам.
С того времени мы стали писать... Его жена развешивала белье на веревке в комнате, а затем давала нам винегрет с постным маслом и чай с сахарином. Он называл мне характерные имена, рассказывал обычаи, а я сочинял фабулу. Он тоже. И жена подсаживалась и давала советы. Тут же я убедился, что они оба гораздо более меня способны к литературе. Но я не испытывал зависти, потому что твердо решил про себя, что эта пьеса будет последним, что я пишу...
И мы писали.
Он нежился у печки и говорил:
- Люблю творить! Я скрежетал пером... Через семь дней трехактная пьеса была готова. Когда я перечитал ее у себя, в нетопленой комнате, ночью, я, не стыжусь признаться, заплакал! В смысле бездарности - это было нечто совершенно особенное, потрясающее! Что-то тупое и наглое глядело из каждой строчки этого коллективного творчества!..
В туземном подотделе пьеса произвела фурор. Ее немедленно купили за 200 тысяч. И через две недели она шла.
В тумане тысячного дыхания сверкали кинжалы, газыри и глаза. Чеченцы, кабардинцы, ингуши, - после того, как в третьем акте геройские наездники ворвались и схватили пристава и стражников, - кричали:
- Ва! Подлец! Так ему и надо!
И вслед за подотдельскими барышнями вызывали: "автора"
За кулисами пожимали руки.
- Пирикрасная пыеса!
И приглашали в аул..."

Автор "Записок на манжетах" признавался, что С. м. писали втроем: "Я, помощник поверенного и голодуха".

В "Богеме" этот туземный помощник присяжного поверенного назван по имени: Гензулаев. Срок написания здесь определен чуть больше: семь с половиной дней, а роль Гензулаева охарактеризована несколько иначе: "Сам он мне тут же признался, что искренне ненавидит литературу, вызвав во мне взрыв симпатии к нему. Я тоже ненавижу литературу и уж, поверьте, гораздо сильнее Гензулаева. Но Гензулаев назубок знает туземный быт, если конечно, бытом можно назвать шашлычные завтраки на фоне самых постылых гор, какие есть в мире, кинжалы неважной стали, поджарых лошадей, духаны и отвратительную, выворачивающую душу музыку".

Помощник присяжного поверенного должен был "подсыпать этот быт" в пьесу. Художественное же качество С. м. автор в "Богеме" оценивал не менее сурово, чем в "Записках на манжетах", хотя теперь, учитывая опыт советского театра первой половины 20-х годов, уже не настаивал на уникальности пьесы: "...Если когда-нибудь будет конкурс на самую бессмысленную, бездарную и наглую пьесу, наша получит первую премию (хотя, впрочем... впрочем... вспоминаю сейчас некоторые пьесы 1921-1924 годов и начинаю сомневаться...), ну не первую - вторую или третью".

По словам автора "Богемы", гонорар за пьесу был 200 тысяч рублей, разделенный между соавторами поровну (та же сумма - ив "Записках на манжетах", причем "пьеса прошла три раза (рекорд), и вызывали авторов"). Этими деньгами Булгаков, как он сообщает в "Богеме", распорядился следующим образом: "Семь тысяч я съел в 2 дня, а на остальные 93 решил уехать из Владикавказа".

Судя по данным, сообщаемым Булгаковым в "Записках на манжетах", и учитывая, что премьера С. м. была 15 мая 1921 г. - в булгаковский день рождения, пьеса была написана соавторами в конце апреля. На вырученный от постановки С. м. гонорар Булгаков выехал 26 мая в Тифлис (Тбилиси) через Баку. После его отъезда пьеса еще неоднократно шла не только во Владикавказе, но и в Грозном.

Т. Н. Лаппа, первая жена писателя, в своих воспоминаниях в основном подтверждает изложенные Булгаковым в "Записках на манжетах" и "Богеме" обстоятельства создания С. м. Она отметила, что муж ходил во Владикавказе писать пьесу к их соседям Пейзулаевым, и что значительная часть денег была потрачена на обязательный после премьеры банкет (скорее всего, на него как раз и ушли упоминаемые в "Богеме" 7 тыс. рублей).

Соавтором Булгакова по С. м. был кумык Туаджин Пейзулаев, уроженец селения Аксай в Дагестане, успевший до революции окончить юридический факультет Петербургского университета. В начале 1920-х годов он жил во Владикавказе, а позднее переселился в Москву, где и скончался в 1936 г.

Неизвестно, встречались ли Булгаков и Пейзулаев в столице, но своего владикавказского знакомого писатель вспомнил, когда начал в 1929 г. писать роман "Мастер и Маргарита". В ранних редакциях директора Театра Варьете Степана Богдановича Лиходеева звали Гарася Педулаев, а нечистая сила бросала его не в Ялту, а во Владикавказ. Только в последней редакции "Мастера и Маргариты", начатой в 1937 г., герой был перемещен в Ялту, а не во Владикавказ, и стал именоваться Степой Лиходеевым. Булгаков узнал о смерти своего владикавказского соавтора и счел неудобным придавать его черты сатирическому персонажу.

Скорее всего, роль Пейзулаева в создании С. м. свелась к снабжению драматурга необходимым бытовым материалом. Текст пьесы, по всей видимости, писал один Булгаков. В осетинском переводе 1930 г. стоит только его фамилия. После приезда в Москву в сентябре 1921 г. драматург уничтожил рукопись С. м. Однако в 1960 г. в Грозном был обнаружен суфлерский экземпляр пьесы. На нем также один автор - Булгаков.

В "Записках на манжетах" как будто предсказана такая судьба текста С. м.: "Я начал драть рукопись. Но остановился. Потому что вдруг, с необычайной чудесной ясностью, сообразил, что правы говорившие: написанное нельзя уничтожить! Порвать, сжечь... От людей скрыть. Но от самого себя - никогда! Кончено! Неизгладимо. Эту изумительную штуку я сочинил. Кончено!.."

В "Мастере и Маргарите" подобные рассуждения вылились в ставшие афоризмом слова Воланда "Рукописи не горят!", сказанные по поводу гениального романа Мастера. Но Булгаков еще в начале 20-х годов понимал, что свой след в жизни оставляют любые произведения, в том числе и такие бездарные как С. м. К тому же судьба С. м. оказалась счастливей многих других, гораздо более талантливых булгаковских пьес, так и не увидевших свет рампы при жизни автора.

В С. м. Булгаков, против стереотипов "революционных" постановок того времени, обратился к событиям не Октябрьской, а Февральской революции 1917 г., которая представлена как явление безусловно положительное, спасающее от ареста главного героя - сына муллы революционера Идриса. Между тем, в "Грядущих перспективах" (1919) писатель винит Февральскую революцию в приходе к власти большевиков и осуждает ее, среди прочего, и за "безумство мартовских дней".

Трудно сказать, изменились ли за полтора года взгляды Булгакова или в С. м. он просто приспосабливался к местной конъюнктуре. Для горских народов этапной стала именно Февральская революция, резко ослабившая в горных районах Северного Кавказа власть центрального российского правительства. Трудно судить, насколько соответствует взглядам автора ощутимая в С. м. поддержка права народов на национальное самоопределение. Это выражается, в частности, в лозунге "Да здравствует свободная Ингушетия!" и словах о необходимости "защищать свободу Ингушетии".

В "Грядущих перспективах", романе "Белая гвардия" и пьесе "Дни Турбиных" Булгаков категорически выступал против отделения от России Украины. Однако нельзя исключить, что опыт полуторагодичного пребывания на Северном Кавказе убедил его, что кавказские народы очень сильно отличаются от русских в культурном, социальном и психологическом отношении, и поэтому их отделение от России не может нанести последней вреда. Но, вполне возможно, что слова о свободе Ингушетии были простой уступкой настроениям местной публики.

С. м. - пьеса вполне мифологическая. Все ее персонажи с самого начала делятся на хороших и плохих, черных и белых (или, точнее, белых и красных). Хорошие - это все представители местного ингушского (в осетинском переводе - осетинского) населения - мулла Хассбот, его сыновья: студент-революционер Идрис и офицер Магомет, друг Идриса Юсуп и прочие. Плохие - представители царской власти - Начальник полицейского участка, подчиненные ему стражники, а также старшина селения Магомет-Мирза. Последний, впрочем, как и стражники, будучи представителем ингушского народа, в конце пьесы по мановению волшебной палочки исправляется и получает прощение, причем происходит следующий характерный диалог:
"X а с с б о т . Конечно, его нужно отпустить. Он свой человек.
И д р и с. Свой человек иногда бывает хуже чужих. Слушай, Магомет-Мирза, если мы тебя отпустим, ты помни это всегда, и плохо тебе будет, если ты когда-нибудь еще пойдешь против свободного народа.
М а г о м е т М и р з а. Да, что ты, Идрис, я никогда и не подумаю об этом".

С миром отпускают и стражников, отобрав только винтовки и дав прощальное напутствие: "Вы пойдете и скажете всем о том, что произошло, что свергли старую власть и вы свободны, как и все".

Подобная мифологичность пьесы вполне гарантировала единение непритязательной и не слишком образованной владикавказской публики с происходящим на сцене, но Булгакову такое единение, иронически описанное в "Записках на манжетах", радости не доставляло. В 1939 г., по воле судьбы, драматургу пришлось писать последнюю свою пьесу о молодом И. В. Сталине "Батум" (http://www.bulgakov.ru/b/batum/) тоже в мифологическом ключе. В пьесе же "Багровый остров" (1927) Булгаков учел опыт С. м. и наделил чертами мифа "революционную" пьесу драматурга Дымогацкого, заставив, в частности, плохих арапов к финалу раскаяться и переродиться.

А вот в образах муллы Хассбота и его сына офицера Магомета можно заметить первые наброски темы отношения интеллигенции к революции, на другом художественном уровне решенной в пьесах "Дни Турбиных" (1926) и "Бег" (1928).

Есть в С. м. и идея, ставшая одной из важнейших в романе "Мастер и Маргарита". Друг Хассбота Али-хан обращается к сыну муллы: "Идрис, кто же теперь у нас будет начальником участка?" Ответ Идриса: "Будет новая власть - все по-новому", - удивленный Али-хан, комментирует так: "Не будет? Как же так? А, впрочем, лучше, если не будет. От них только одни несчастия и горе".

Из этого серьезного, хотя и сдобренного юмором диалога в последнем булгаковском романе возникла проповедь Иешуа Га-Ноцри о том, что "всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть".

Революционер Идрис, подобно Иешуа, провозглашает будущее царство справедливости, где не будет богатых и бедных и все будут равны между собой. Он заявляет: "Бежать нужно только тогда, когда опасность уже настоящая и ничего против нее поделать нельзя, иначе поступают только трусы". Это роднит его с братьями Турбиными из "Белой гвардии" и "Дней Турбиных". Они, в отличие от Тальберга, не бегут от опасности при первых признаках, а с готовностью встречают ее. О спасении же Турбины начинают думать лишь тогда, когда всякое сопротивление становится невозможным.

В противоположность многим другим пьесам на революционную тему, Булгаков уже в С. м. призывал проявлять милость к представителям свергнутой власти. Даже плохому начальнику участка Идрис обещает не допустить расправы и обеспечить справедливый суд.

dt52
14.06.2011, 10:23
"Батум"

"атум" - пьеса. При жизни Булгакова не публиковалась и не ставилась. Впервые: Неизданный Булгаков. Энн Эрбор: Ардис, 1977. Впервые в СССР: Современная драматургия, 1988, №5.

Первое упоминание о намерении Булгакова писать пьесу об И. В. Сталине содержится в дневниковой записи третьей жены драматурга Е. С. Булгаковой от 7 февраля 1936 г.: "...Миша окончательно решил писать пьесу о Сталине". 18 февраля он подтвердил это намерение в беседе с директором МХАТа М. П. Аркадьевым.

Однако последующий скандал, вызванный снятием пьесы "Кабала святош", заставил драматурга надолго отложить свой замысел. Только в сентябре 1938 г. в связи с предстоявшим в будущем году 60-летием Сталина Художественный театр стал побуждать Булгакова к созданию пьесы о вожде. 9 сентября к драматургу пришли завлит МХАТа П. А. Марков (1897-1980) и его помощник В. Я. Виленкин (1910/11 г. рождения) с предложением писать пьесу о Сталине, напомнив о замысле 1936 г.

Согласно дневниковой записи Е. С. Булгаковой, "Миша ответил, что очень трудно с материалами, нужны - а где достать. Они предлагали и материалы достать через театр, и чтобы Немирович написал письмо Иосифу Виссарионовичу с просьбой о материале. Миша сказал - это очень трудно, хотя многое мне уже мерещится из этой пьесы. Пока нет пьесы на столе - говорить и просить не о чем".

Самые ранние наброски к Б. на столе Булгакова появились 16 января 1939 г. Первая редакция называлась "Пастырь". В основу пьесы была положена история Батумской рабочей демонстрации 8-9 марта 1902 г., организованной Сталиным. Главным источником послужила книга "Батумская демонстрация 1902 года", выпущенная Партиздатом в марте 1937 г. и содержавшая документы и воспоминания, призванные возвеличить первые шаги вождя по руководству революционным движением в Закавказье.

В качестве вариантов заглавия, кроме "Пастырь", Булгаков рассматривал "Бессмертие", "Битва", "Рождение славы", "Аргонавты", "Геракл", "Кормчий", "Юность штурмана", "Так было", "Кондор", "Комета зажглась", "Штурман вел корабль", "Молния", "Вставший из снега", "Штурман вел по звездам", "Юность командора", "Юный штурман", "Юность рулевого", "Поход аргонавтов", "Штурман шел по звездам", "Море штормит", "Когда начинался шторм", "Шторм грохотал", "Будет буря", "Мастер", "Штурман вел аргонавтов", "Комета пришла", "Как начиналась слава", "У огня", "Дело было в Батуми" и, наконец, "Батум".

Поскольку действие пьесы разворачивается в черноморском порту и на месте древнегреческой колонии, Булгаков пробовал названия, связанные с морем или героями древнегреческих мифов - аргонавтами, Гераклом. В ряде названий, начиная с "Пастыря", фигурирует образ молодого Сталина, выступающего в пьесе в качестве положительного культурного героя мифа (иная трактовка по условиям цензуры была невозможна).

15 июня Булгаков подписал договор с МХАТом. Первая редакция пьесы была закончена в середине июля. 17 июля началась перепечатка набело, в результате возникла новая, беловая редакция Б., законченная к 27 июля, когда Булгаков прочел Б. партийной группе МХАТа. Это чтение описано Е. С. Булгаковой: "Слушали замечательно, после чтения очень долго, стоя, аплодировали. Потом высказыванья. Все очень хорошо. Калишьян в последней речи сказал, что театр должен ее поставить к 21 декабря".

От всех, включая главного режиссера МХАТа В. И. Немировича-Данченко (1858-1943), Б., несмотря на скромные художественные достоинства, имел только благоприятные отзывы (других о произведении, посвященном Сталину, быть не могло). Уже намечались актеры на главные роли в Б. Сталина должен был играть Н. П. Хмелев (1901-1945).

14 августа 1939 г. Булгакова во главе бригады МХАТа командировали в Батум для изучения материалов к будущей постановке, зарисовок декораций, собирания песен к спектаклю и т.д. Через два часа в Серпухове ему вручили телеграмму директора театра Г. М. Калишьяна: "Надобность поездки отпала, возвращайтесь в Москву". Не исключено, что запрет Б. спровоцировал обострение наследственного нефросклероза, который через семь месяцев свел Булгакова в могилу.

Создавая Б., писатель рассчитывал получить официальное признание и обеспечить публикацию своих произведений, прежде всего романа "Мастер и Маргарита", который летом 1938 г. он впервые превратил из рукописи в машинопись. Уже будучи смертельно больным, 8 ноября 1939 г. Булгаков так излагал историю Б. сестре Наде, согласно ее конспективной записи: "1. "Солнечная жизнь". 2. Образ вождя. Романтический и живой... Юноша...". Слова о "солнечной жизни" Н. А. Булгакова в другой записи прокомментировала булгаковскими словами: "А знаешь, как я хотел себе строить солнечную жизнь?"

При этом драматург стремился в минимальной степени идти на компромисс с собственной совестью. Он выбрал период, когда Сталин представлялся еще романтическим юношей, только что включившимся в революционную борьбу против самодержавия за идеалы справедливости и свободы. Булгаков мог убедить себя, что в жестокого диктатора Сталин превратился только после 1917г.

Однако, судя по подчеркиваниям и иным пометкам, оставленным драматургом в тексте "Батумской демонстрации", даже знакомство с этим сугубо официальным источником поколебало сложившийся у него образ честного, благородного и романтического революционера - молодого Джугашвили. Неслучайно Булгаков выделил красным карандашом рассказ о том, как в сибирской ссылке Сталин, чтобы совершить побег, "сфабриковал удостоверение на имя агента при одном из сибирских исправников". Это давало основания подозревать, что "великий вождь и учитель" действительно был полицейским агентом, ибо непонятно, как он мог изготовить удостоверение секретного агента настолько хорошо, что оно не вызвало сомнений у полицейских и жандармов.

Булгаков подчеркнул и следующие во многом саморазоблачительные слова Сталина, обращенные к демонстрантам: "Солдаты в нас стрелять не будут, а их командиров не бойтесь. Бейте их прямо по головам...". Такие провокационные призывы в значительной мере и вызвали кровавую расправу войск над Батумской демонстрацией.

Писатель, памятуя об аллюзиях, вызвавших запрет "Кабалы святош", и о том, что сам Сталин станет первым, главным по значению читателем Б., эти и другие двусмысленные эпизоды в текст пьесы не включил, но, судя по пометам в "Батумской демонстрации", насчет отсутствия у героя книги нравственных качеств сомнений не питал.

17 августа 1939 г. режиссер несостоявшегося спектакля по Б. В. Г. Сахновский (1886-1945) и В.Я. Виленкин, согласно записи Е. С. Булгаковой, заверили драматурга, что "театр выполнит все свои обещания, то есть - о квартире, и выплатит все по договору". Деньги по договору были выплачены, а добиться лучшей квартиры - этим соблазняли Булгакова на создание Б. - МХАТ не успел.

Тогда же Сахновский сообщил: "Пьеса получила наверху резко отрицательный отзыв. Нельзя такое лицо, как И. В. Сталин, делать романтическим героем, нельзя ставить его в выдуманные положения и вкладывать в его уста выдуманные слова. Пьесу нельзя ни ставить, ни публиковать. Второе - что наверху посмотрели на представление этой пьесы Булгаковым, как на желание перебросить мост и наладить отношение к себе". 22 августа Г. М. Калишьян, утешая Булгакова, уверял, что "фраза о "мосте" не была сказана".

Позднее, 10 октября 1939 г., как отметила Е. С. Булгакова, Сталин во время посещения МХАТа сказал В. И. Немировичу-Данченко, что "пьесу "Батум" он считает очень хорошей, но что ее нельзя ставить". Передавали и более пространный сталинский отзыв: "Все дети и все молодые люди одинаковы. Не надо ставить пьесу о молодом Сталине". Дирижер и художественный руководитель Большого Театра С. А. Самосуд (1884-1964) уже после запрета предлагал переделать Б. в оперу, полагая, что в опере романтический Сталин будет вполне уместен, однако замысел не осуществился, в том числе из-за болезни Булгакова.

Причины, по которым Сталин не допустил постановку Б., заключались в том, что он не хотел видеть себя на сцене начинающим революционером. И дело тут, скорее всего, не в наличии темных мест в батумский период сталинской биографии (щекотливых моментов хватало во все годы жизни диктатора). Просто для мифа лучше подходил образ умудренного жизнью человека, вождя великой страны. Для этой цели тогда, в 1939 г., почти идеально годилась фигура Сталина конца 20-х - начала 30-х годов, когда генсек уже достиг "высшей власти". После Великой Отечественной войны герой мифа претерпел трансформацию, одевшись в маршальский мундир и приняв облик военного вождя народа-победителя, самого мудрого полководца всех времен и народов. Молодому Сталину места в сталинском мифе не находится и по сей день. Булгаков вряд ли мог сознавать несоответствие образа молодого романтика-революционера официальному мифу, но Сталин такое несоответствие сразу же уловил.

Высказывались предположения, что Булгаков в Б. высмеял тирана, пусть в скрытой, эзоповой форме, или сознательно уподобил его Антихристу. Администратор МХАТа Ф. Н. Михальский полагал, что на запрещение пьесы могла повлиять сцена, где Сталин рассказывает о предсказаниях гадалки: "Все, оказывается, исполнится, как я задумал. Решительно сбудется все! Путешествовать, говорит, будешь много. А в конце даже комплимент сказала - большой ты будешь человек! Безусловно, стоит заплатить рубль", а также зачитываемое полицейское описание внешности Джугашвили: "Телосложение среднее. Голова обыкновенная. Голос баритональный. На левом ухе родинка". Как будто у положительного культурного героя мифа в принципе не может быть обыкновенной головы или родинки за ухом!

Также невероятно, чтобы зрители и даже пристрастные читатели могли в то время воспринимать рассказ о гадалке как скрытый намек на проявившееся уже с раннего возраста непомерное честолюбие Сталина. Многие эпизоды Б. в наши дни прочитываются действительно довольно двусмысленно, в том числе сцена избиения главного героя тюремной стражей, позаимствованная из созданной в 1935 г. французским писателем-коммунистом Анри Барбюсом (1873-1935) апологетической биографии Сталина. Трудно допустить, чтобы Булгаков, памятуя о печальной участи пьесы о Мольере, рискнул сознательно сделать какие-то двусмысленные намеки в пьесе о Сталине.

Дело здесь в другом - во всеобщем свойстве любого мифа, который и от писателя, и от читателя (или зрителя) требует строго однозначного и одинакового взгляда на события и героев. Положительный культурный герой всегда и всеми должен восприниматься положительно, отрицательный - отрицательно. Иного восприятия не могло быть у подавляющего большинства читателей и будущих зрителей Б. в конце 30-х годов. Мало кто рискнул бы представить себе Сталина отрицательным героем или даже просто обыкновенным живым человеком, а тем более обратил бы внимание на те или иные подозрительные моменты в биографии вождя (это было крайне рискованно). При перемене же точки зрения на события и героев миф непременно превращается в гротеск.

Интересно, что единственная на сегодняшний день постановка Б. (с использованием текста ранней редакции и под названием "Пастырь") была осуществлена в 1991 г. в МХАТе им. Горького режиссером С. Е. Кургиняном именно в жанре гротеска.
http://www.bulgakov.ru/b/batum/

dt52
14.06.2011, 10:24
"Батум"

"атум" - пьеса. При жизни Булгакова не публиковалась и не ставилась. Впервые: Неизданный Булгаков. Энн Эрбор: Ардис, 1977. Впервые в СССР: Современная драматургия, 1988, №5.

Первое упоминание о намерении Булгакова писать пьесу об И. В. Сталине содержится в дневниковой записи третьей жены драматурга Е. С. Булгаковой от 7 февраля 1936 г.: "...Миша окончательно решил писать пьесу о Сталине". 18 февраля он подтвердил это намерение в беседе с директором МХАТа М. П. Аркадьевым.

Однако последующий скандал, вызванный снятием пьесы "Кабала святош", заставил драматурга надолго отложить свой замысел. Только в сентябре 1938 г. в связи с предстоявшим в будущем году 60-летием Сталина Художественный театр стал побуждать Булгакова к созданию пьесы о вожде. 9 сентября к драматургу пришли завлит МХАТа П. А. Марков (1897-1980) и его помощник В. Я. Виленкин (1910/11 г. рождения) с предложением писать пьесу о Сталине, напомнив о замысле 1936 г.

Согласно дневниковой записи Е. С. Булгаковой, "Миша ответил, что очень трудно с материалами, нужны - а где достать. Они предлагали и материалы достать через театр, и чтобы Немирович написал письмо Иосифу Виссарионовичу с просьбой о материале. Миша сказал - это очень трудно, хотя многое мне уже мерещится из этой пьесы. Пока нет пьесы на столе - говорить и просить не о чем".

Самые ранние наброски к Б. на столе Булгакова появились 16 января 1939 г. Первая редакция называлась "Пастырь". В основу пьесы была положена история Батумской рабочей демонстрации 8-9 марта 1902 г., организованной Сталиным. Главным источником послужила книга "Батумская демонстрация 1902 года", выпущенная Партиздатом в марте 1937 г. и содержавшая документы и воспоминания, призванные возвеличить первые шаги вождя по руководству революционным движением в Закавказье.

В качестве вариантов заглавия, кроме "Пастырь", Булгаков рассматривал "Бессмертие", "Битва", "Рождение славы", "Аргонавты", "Геракл", "Кормчий", "Юность штурмана", "Так было", "Кондор", "Комета зажглась", "Штурман вел корабль", "Молния", "Вставший из снега", "Штурман вел по звездам", "Юность командора", "Юный штурман", "Юность рулевого", "Поход аргонавтов", "Штурман шел по звездам", "Море штормит", "Когда начинался шторм", "Шторм грохотал", "Будет буря", "Мастер", "Штурман вел аргонавтов", "Комета пришла", "Как начиналась слава", "У огня", "Дело было в Батуми" и, наконец, "Батум".

Поскольку действие пьесы разворачивается в черноморском порту и на месте древнегреческой колонии, Булгаков пробовал названия, связанные с морем или героями древнегреческих мифов - аргонавтами, Гераклом. В ряде названий, начиная с "Пастыря", фигурирует образ молодого Сталина, выступающего в пьесе в качестве положительного культурного героя мифа (иная трактовка по условиям цензуры была невозможна).

15 июня Булгаков подписал договор с МХАТом. Первая редакция пьесы была закончена в середине июля. 17 июля началась перепечатка набело, в результате возникла новая, беловая редакция Б., законченная к 27 июля, когда Булгаков прочел Б. партийной группе МХАТа. Это чтение описано Е. С. Булгаковой: "Слушали замечательно, после чтения очень долго, стоя, аплодировали. Потом высказыванья. Все очень хорошо. Калишьян в последней речи сказал, что театр должен ее поставить к 21 декабря".

От всех, включая главного режиссера МХАТа В. И. Немировича-Данченко (1858-1943), Б., несмотря на скромные художественные достоинства, имел только благоприятные отзывы (других о произведении, посвященном Сталину, быть не могло). Уже намечались актеры на главные роли в Б. Сталина должен был играть Н. П. Хмелев (1901-1945).

14 августа 1939 г. Булгакова во главе бригады МХАТа командировали в Батум для изучения материалов к будущей постановке, зарисовок декораций, собирания песен к спектаклю и т.д. Через два часа в Серпухове ему вручили телеграмму директора театра Г. М. Калишьяна: "Надобность поездки отпала, возвращайтесь в Москву". Не исключено, что запрет Б. спровоцировал обострение наследственного нефросклероза, который через семь месяцев свел Булгакова в могилу.

Создавая Б., писатель рассчитывал получить официальное признание и обеспечить публикацию своих произведений, прежде всего романа "Мастер и Маргарита", который летом 1938 г. он впервые превратил из рукописи в машинопись. Уже будучи смертельно больным, 8 ноября 1939 г. Булгаков так излагал историю Б. сестре Наде, согласно ее конспективной записи: "1. "Солнечная жизнь". 2. Образ вождя. Романтический и живой... Юноша...". Слова о "солнечной жизни" Н. А. Булгакова в другой записи прокомментировала булгаковскими словами: "А знаешь, как я хотел себе строить солнечную жизнь?"

При этом драматург стремился в минимальной степени идти на компромисс с собственной совестью. Он выбрал период, когда Сталин представлялся еще романтическим юношей, только что включившимся в революционную борьбу против самодержавия за идеалы справедливости и свободы. Булгаков мог убедить себя, что в жестокого диктатора Сталин превратился только после 1917г.

Однако, судя по подчеркиваниям и иным пометкам, оставленным драматургом в тексте "Батумской демонстрации", даже знакомство с этим сугубо официальным источником поколебало сложившийся у него образ честного, благородного и романтического революционера - молодого Джугашвили. Неслучайно Булгаков выделил красным карандашом рассказ о том, как в сибирской ссылке Сталин, чтобы совершить побег, "сфабриковал удостоверение на имя агента при одном из сибирских исправников". Это давало основания подозревать, что "великий вождь и учитель" действительно был полицейским агентом, ибо непонятно, как он мог изготовить удостоверение секретного агента настолько хорошо, что оно не вызвало сомнений у полицейских и жандармов.

Булгаков подчеркнул и следующие во многом саморазоблачительные слова Сталина, обращенные к демонстрантам: "Солдаты в нас стрелять не будут, а их командиров не бойтесь. Бейте их прямо по головам...". Такие провокационные призывы в значительной мере и вызвали кровавую расправу войск над Батумской демонстрацией.

Писатель, памятуя об аллюзиях, вызвавших запрет "Кабалы святош", и о том, что сам Сталин станет первым, главным по значению читателем Б., эти и другие двусмысленные эпизоды в текст пьесы не включил, но, судя по пометам в "Батумской демонстрации", насчет отсутствия у героя книги нравственных качеств сомнений не питал.

17 августа 1939 г. режиссер несостоявшегося спектакля по Б. В. Г. Сахновский (1886-1945) и В.Я. Виленкин, согласно записи Е. С. Булгаковой, заверили драматурга, что "театр выполнит все свои обещания, то есть - о квартире, и выплатит все по договору". Деньги по договору были выплачены, а добиться лучшей квартиры - этим соблазняли Булгакова на создание Б. - МХАТ не успел.

Тогда же Сахновский сообщил: "Пьеса получила наверху резко отрицательный отзыв. Нельзя такое лицо, как И. В. Сталин, делать романтическим героем, нельзя ставить его в выдуманные положения и вкладывать в его уста выдуманные слова. Пьесу нельзя ни ставить, ни публиковать. Второе - что наверху посмотрели на представление этой пьесы Булгаковым, как на желание перебросить мост и наладить отношение к себе". 22 августа Г. М. Калишьян, утешая Булгакова, уверял, что "фраза о "мосте" не была сказана".

Позднее, 10 октября 1939 г., как отметила Е. С. Булгакова, Сталин во время посещения МХАТа сказал В. И. Немировичу-Данченко, что "пьесу "Батум" он считает очень хорошей, но что ее нельзя ставить". Передавали и более пространный сталинский отзыв: "Все дети и все молодые люди одинаковы. Не надо ставить пьесу о молодом Сталине". Дирижер и художественный руководитель Большого Театра С. А. Самосуд (1884-1964) уже после запрета предлагал переделать Б. в оперу, полагая, что в опере романтический Сталин будет вполне уместен, однако замысел не осуществился, в том числе из-за болезни Булгакова.

Причины, по которым Сталин не допустил постановку Б., заключались в том, что он не хотел видеть себя на сцене начинающим революционером. И дело тут, скорее всего, не в наличии темных мест в батумский период сталинской биографии (щекотливых моментов хватало во все годы жизни диктатора). Просто для мифа лучше подходил образ умудренного жизнью человека, вождя великой страны. Для этой цели тогда, в 1939 г., почти идеально годилась фигура Сталина конца 20-х - начала 30-х годов, когда генсек уже достиг "высшей власти". После Великой Отечественной войны герой мифа претерпел трансформацию, одевшись в маршальский мундир и приняв облик военного вождя народа-победителя, самого мудрого полководца всех времен и народов. Молодому Сталину места в сталинском мифе не находится и по сей день. Булгаков вряд ли мог сознавать несоответствие образа молодого романтика-революционера официальному мифу, но Сталин такое несоответствие сразу же уловил.

Высказывались предположения, что Булгаков в Б. высмеял тирана, пусть в скрытой, эзоповой форме, или сознательно уподобил его Антихристу. Администратор МХАТа Ф. Н. Михальский полагал, что на запрещение пьесы могла повлиять сцена, где Сталин рассказывает о предсказаниях гадалки: "Все, оказывается, исполнится, как я задумал. Решительно сбудется все! Путешествовать, говорит, будешь много. А в конце даже комплимент сказала - большой ты будешь человек! Безусловно, стоит заплатить рубль", а также зачитываемое полицейское описание внешности Джугашвили: "Телосложение среднее. Голова обыкновенная. Голос баритональный. На левом ухе родинка". Как будто у положительного культурного героя мифа в принципе не может быть обыкновенной головы или родинки за ухом!

Также невероятно, чтобы зрители и даже пристрастные читатели могли в то время воспринимать рассказ о гадалке как скрытый намек на проявившееся уже с раннего возраста непомерное честолюбие Сталина. Многие эпизоды Б. в наши дни прочитываются действительно довольно двусмысленно, в том числе сцена избиения главного героя тюремной стражей, позаимствованная из созданной в 1935 г. французским писателем-коммунистом Анри Барбюсом (1873-1935) апологетической биографии Сталина. Трудно допустить, чтобы Булгаков, памятуя о печальной участи пьесы о Мольере, рискнул сознательно сделать какие-то двусмысленные намеки в пьесе о Сталине.

Дело здесь в другом - во всеобщем свойстве любого мифа, который и от писателя, и от читателя (или зрителя) требует строго однозначного и одинакового взгляда на события и героев. Положительный культурный герой всегда и всеми должен восприниматься положительно, отрицательный - отрицательно. Иного восприятия не могло быть у подавляющего большинства читателей и будущих зрителей Б. в конце 30-х годов. Мало кто рискнул бы представить себе Сталина отрицательным героем или даже просто обыкновенным живым человеком, а тем более обратил бы внимание на те или иные подозрительные моменты в биографии вождя (это было крайне рискованно). При перемене же точки зрения на события и героев миф непременно превращается в гротеск.

Интересно, что единственная на сегодняшний день постановка Б. (с использованием текста ранней редакции и под названием "Пастырь") была осуществлена в 1991 г. в МХАТе им. Горького режиссером С. Е. Кургиняном именно в жанре гротеска.
http://www.bulgakov.ru/b/batum/

dt52
14.06.2011, 10:30
МИХАИЛ БУЛГАКОВ И ИНГУШЕТИЯ
http://www.galga.ru/_nw/6/31515613.jpg
Исполняется 120 лет (15 мая) со дня рождения великого русского писателя М.А.Булгакова, которого в 1919-1921 гг. судьба забросила на Северный Кавказ, в Грозный и Владикавказ. Во Владикавказе он написал свои первые пьесы («Самооборона», «Братья Турбины», «Глиняные женихи», «Парижская коммуна» и «Сыновья муллы»), из которых сохранилась лишь одна.

Об этом периоде своей жизни Михаил Булгаков написал в «Записках на манжетах» (1922г.). Он описал владикавказскую ингушскую интеллигенцию, которой и посвятил сохранившую до наших дней пьесу «Сыновья муллы», где ведущую роль на сцене тогдашнего самодеятельного театра играла Тамара Тонтовна Мальсагова (дочь генерала Т.Укурова и жена выдающегося ученого Заурбека Куразовича Мальсагова).

Будущий всемирно известный писатель тяготы послереволюционного тяжелого времени скрашивал в кругу ингушской интеллигенции — в семьях Абдул-Гамида Гойгова ( в те годы партийно-хозяйственного работника, позже прозаика и драматурга) и Заурбека Мальсагова (тогдашнего народного комиссара просвещения, разработчика ингушского алфавита на ингушском языке).

Долгие годы считалось, что рукопись пьесы «Сыновья муллы» утеряна, как и другие. Но она сохранилась в архиве А.-Г.Гойгова, вдова которого — Тамара Сослановна (дочь генерала Бекбузарова) — в 1960 году из рук в руки передала рукопись вдове писателя Елене Сергеевне.

Булгаковеды, в частности Л.Яновская, считают, что Абдул-Гамид Гойгов был консультантом и соавтором М.А.Булгакова при написании «Сыновей муллы». Таковы факты — исторические и литературные.

Постоянное представительство РИ при Президенте РФ (http://www.galga.ru/news/2011-05-14-660)