PDA

Просмотр полной версии : К вопросу о родстве ингушского и урартского языков



Noucost
18.11.2018, 09:34
К вопросу о родстве ингушского и урартского языков
Filed under: Из истории моего народа — Khamarz Kostoev @ 14:44
https://ghalghay.com (https://ghalghay.com/2018/11/16/%D0%BA-%D0%B2%D0%BE%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%83-%D0%BE-%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5-%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D1%83%D1%88%D1%81%D0%BA%D0%BE%D 0%B3%D0%BE-%D0%B8-%D1%83%D1%80%D0%B0%D1%80%D1%82/)

Как известно, в лингвистике существуют две теории происхождения кавказских языков. Первая из них – миграционная теория, т. е. теория внешнего родства кавказских (иберийско-кавказских) языков
и народов с языками и народами древней Малой и Передней Азии.


Данная концепция была предложена Ф. Ленорманом и Э. Сейсом. Сторонником этой версии выступал известный кавказовед А.С. Чикобава.
По мнению А.С. Чикобавы «иберийско-кавказские языки объединены общностью происхождения, это – родственные языки. Распад
иберийско-кавказской языковой общности – дело далекого прошлого
(не менее 2 тысяч лет до нашей эры)» [10, с. 34-35]. По мнению автора, процессы распада протекали вне пределов кавказской земли, а на территории к югу от Кавказа – в Малой Азии и Передней Азии. А.С. Чикобава считал, что на территории Кавказа абхазо-адыгские, нахские, дагестанские, картвельские племена и народы перемещались постепенно с юга задолго до нашей эры. Следы этого перемещения представлены в топонимике Западной и Восточной Грузии.
В связи с чем автор и ставил вопрос о внешнем родстве иберийско-кавказских языков, об их историко-генетических связях с неиндоевропейскими, несемитическими (ныне мертвыми) языками Древней Малой и Передней Азии (урартский, хурритский, протохеттский). [Там же]
Существует и точка зрения, согласно которой внешнее родство с народами Малой и Передней Азии имеют не все иберийско-кавказские народы и языки, а лишь часть из них. Так, например, о нахско-урартских параллелях утверждали Г. А. Климов (не разделявший мнение об иберийско-кавказской общности языков и народов, и подвергавший сомнению взаимное родство указанных языков. Он выделял три языковые семьи, по его мнению, имеющих разное временное происхождение в прошлом) и И. Браун: «По характеру эргативности
урартский ближе к бацбийско-кистинско-дагестанской группе, чем к картвельской» [2, с. 50-51]. Синхронно наиболее вероятным рассматривается родство урартского и нахских языков. Вспомним о том, что около 50 надписей из 400 на урартском языке были прочитаны, опираясь на материал нахских языков.
Помимо миграционной теории глоттогенеза кавказских языков и этногенеза кавказских народов, существует еще и теория автохтонного происхождения этих языков и народов (Г.А. Меликишвили, С.Н. Джанашиа, Ю.Д. Дешериев). Сторонники данной гипотезы придерживаются мнения, согласно которого все народы Кавказа характеризуются древнейшим местным происхождением и общностью.
Тот факт, что 50 надписей из 400 были дешифрованы при помощи нахских языков, позволяет нам говорить о том, что нахские языки генетически связаны с урартским языком, который находился в окружении других языков Малой и Передней Азии: хурритский, шумерский, хеттский, палайский, эламский (часть из этих языков не были родственными урартскому языку). Носители всех этих языков проживали на территории одной из древнейших цивилизаций в истории человечества – Урарту, как писал А.С. Чикобава, намного раньше появления на исторической арене индоевропейских, семитических и алтайских народов [10, с. 34-35].
В то же самое время, этот же факт, в совокупности с тем, что на территории Урарту находились народы, говорящие и на других языках, объясняет то факт, что урартский язык имеет параллели не только с нахскими языками.
Заметим, что существует немало гипотез о происхождении нахских языков, и о контактах данных языков с языками древних народов и цивилизаций. Утверждать о правильности той или иной из существующих теорий сегодня очень сложно в силу отсутствия достаточного количества информации и материала, достоверно подтверждающих ту или иную гипотезу.
Не признавая языкового родства, например, хаттского (протохаттского) с восточно-кавказскими языками, И.М. Дьяконов подчеркивал обоснованность гипотезы о родстве хуррито-урартского языка с нахскими языками.
Так, считая вполне вероятным системность лексических, морфологических и фонологических схождений между нахско-дагестанскими и хуррито-урартским языками, И.М. Дьяконов пишет
о том, что опровержение общности происхождения хурритского и урартского языков и протообщекавказского языка-основы с более отдаленным языком-основой, «поставит урартоведов и кавказоведов перед важными теоретическими выводами» [5, с. 53.].
Вспомним также и о том, что существуют разные взгляды на
проблему происхождения ингушского языка. Пожалуй, более обоснованной является точка зрения, согласно которой устанавливается родство ингушского языка (в составе нахско-дагестанских языков) с сино-кавказскими (дене-кавказкими) языками (С.А. Старостин, А. Тромбетти). Си́но-кавка́зские языки (де́не-кавказские) – гипотетическая макросемья языков, предложенная С.А.Старостиным в 1980-хгг. [9].
В состав сино-кавказских языков включаются: баскский язык – изолированный язык на Пиренейском полуострове, дене-енисейские языки: енисейские языки – небольшая языковая семья в Сибири языки на-дене – языковая семья в Северной Америке, северокавказские языки – объединение двух семей Северного Кавказа: абхазо-
адыгские языки, с которыми сближают хаттский язык, нахско-дагестанские языки, бурушаски – изолированный язык в Пакистане (по структурным характеристикам занимает промежуточное положение между северокавказскими и енисейскими), хуррито-урартские языки
сближаются с нахско-дагестанскими языками. Согласно последним
воззрениям С.А. Старостина, это сближение объясняется в рамках сино-кавказской гипотезы как некоторое сближение северокавказской и хуррито-урартской языковых семей.
Со своей стороны отметим, что для убедительного аргументирования генетического родства нахских языков с древним хуррито- урартским языком, на наш взгляд, сегодня наховедение не располагает памятниками письменности и зачастую, анализируя лексический материла современных нахских языков в сравнении с мертвыми языками, исследователями не берутся в расчет исторические процессы, происходившие в на протяжении многих сотен лет развития современных языков (фонетические, лексические, морфологические и синтаксические), не учитываются также и имеющийся исторический материла системы родственных языков.
Тем не менее, признавая, что из всех существующих теорий родства нахских языков с языками древних цивилизаций гипотеза о параллелях с урартским языком является более последовательной и на сегодня более обоснованной, нами в данной статье предпринимается попытка анализа нескольких лексем урартского языка, проявляющих, на наш взгляд, некоторое родство с лексикой нахских языков.
При рассмотрении данных слов нами учитываются фонетические, морфологические закономерности развития ингушского языка, которые синхронно исследованы в сравнительной фонетике и грамматике нахских языков [2, 6].
I) Первой лексемой, привлекшей наше внимание, стала урарт. aia находиться чеч. 1а инг. 1ие – «оставаться». Думается, что в данном случае переход фонемы -а- в фарингальный спирант вызван контактным расположением данной фонемы перед фонемой – i, что обусловливает, повидимому, передвижение фонемы -а- по месту образования в гортань, что, в свою очередь, вызывает фарингализацию
данного звука.
Фарингальный звук перед гласной в нахских языках, как известно, обозначается буквой -I (Σ) — (айн). Кроме того, в ингушском языке фонема -а- под влиянием гласной -и- палатализуется и переходит в дифтонг -ие-.
Семантика рассматриваемой лексемы при этом практически не меняется, что является немаловажным фактором идентификации слов.

Наши предположения подтверждаются также и правилами образования формы прошедшего времени рассматриваемого глагола
(1е) в ингушском языке – 1iera- эта форма, на наш взгляд, аналогична в своем образовании и значении урартской форме -a-i-u-r-i «находился».
2) Урартская лексема tiśaldu «заверяет» инг. tieśal die, чеч. tieśal dwo «хвалить, заверить в порядочности».

Данная лексема обнаруживает, на наш взгляд, в нахских и хуррито-урартском языках общий корень tiś/tieś и общую семантику.
Следует отметить, что в своей работе И.И. Мещанинов указывает на то, что данная лексема встречается в «форме повелительного наклонения страдательного залога – tiśuld-ulini, в надписи Мхер- Капуси, в тексте, не подлежащем переводу» [8, с. 307].
Полагаем, что эту лексему можно разложить на корень tiś/tieś + суффикс -ul-+ вспомогательный глагол -du-, который в урартском языке, как и в нахских языках, служил для каузирования глагольных слов непереходного типа, а также и для образования переходных глаголов от имен существительных как, например, в следующем случае: урарт. tubar — «повеление», tubardu – «сделать повеление».

3) В качестве следующего примера соответствий между рассматриваемыми языками предлагаем лексему: урарт. tierusi «мелкая мера емкости» инг. tieraz чеч. tierza «весы». Предполагаем, что
данные лексемы можно объединить в силу общности фонетического
оформления и семантической наполненности – значения «взвешивать, мерить» и т.
4) Урартская лексема alauini, по мнению И. И. Мещанинова, является вариантом написания прилагательного alusini – «принадлежащий правителю, властный». В ингушском языке мы находим ей аналогию в слове älan «княжеский»; причем сегмент -ni- И.И. Мещаниновым считается суффиксом принадлежности [8, с. 35].
В современных нахских языках мы имеем аналогичный аффикс
родительного падежа, также имеющий значение поссесивности.
Данная флексия характерна и для дательного падежа.
Думается, что, если принять форму, представленную в урартском языке, в качестве древненахской формы, есть возможность объяснения факта выпадения аффиксальной гласной -а- в формах имен существительных.
Полагаем также, что окончание формы родительного падежа в
древненахском языке представлялась в виде элемента -ni-, причем в результате исторического развития было обусловлено выпадение
конечной гласной -i-: älani → älan. По аналогии, возможно, происходило и выпадение конечной гласной -а- в конце формы настоящего времени ингушского глагола: lattа – «стоять», latt – «стоит» и появление данной фонемы в конце прилагательных (чаще всего образованных от деепричастных форм глагола: latta – «стоящий» в качестве
дифференцирующего признака).
5) Привлекает интерес лексема: урарт. atu – «есть,пожирать», инг. ata «измельчать».

В данном случае Н.Я. Марр возводит урартскую лексему atubi к корню -tu-, но придает последнему значение «пленить», сопоставляя его со словом -tuxi-. М. Церетели выделяет основу -tu- со значением «класть»; с префиксом -a- эта основа приобретает значение «я сделал прочь, опустошил» [8, с. 69-70]. И.И.Мещанинов считает, что глагольной основе -tu-, используемой в формуле проклятия (tulie), более подходит значение «уничтожить» [8, с. 70].
Полагаем, что этимологию нахского -ata «измельчать» можно возвести к урартскому -atu-, тем более, что фонетические изменения, происходящие при образовании формы настоящего времени ингушского языка от данного глагола, соблюдаются все законы фонетических изменений: a- под влиянием аффиксального лабиализованного звука -u-: atu → oat – «измельчаю». Здесь проявляется действие фонетического закона, именуемого историческим чередованием [2] .
6) Из этого же ряда фонетической аналогии представляется нам урарт. Matu – «страна», инг. Mwotta – «место».
7) Следующая лексема: урарт. burgala – «обитание, место жительства».
Данная лексема рассматривается И.И.Мещаниновым как вызывающая сомнения в части семантики, но автор считает, что это слово сближается по своему содержанию с идеограммой Matu: «Поскольку передается фонетическое чтение последней точно (Matu – «страна»), то нужно полагать, что burgala передает какое-то слово, близкое по значению к понятию, содержащемуся в названной идеограмме [8,с. 94].
На наш взгляд, значение данного слова можно определить, сопоставив эту лексему с нахской лексемой buruvγala «город крепость».
7) Полагаем, что и следующее слово в урартском языке свидетельствует об определенном родстве данного языка с нахскими языками. Слово haitini «брать, захватывать», значение которого И.И.Мещанинов определяет следующим образом: “Переходный глагол haitu «брать, захватывать» в форме аориста 3-го лица множественного числа «захватили они». Добавление личного окончания -itu- привело к выпадению показателя переходности действия -u- в основе глагола. Повторная огласовка в написании -h-a-a-i-t-u-u указывает на правильность принятого чтения haitu [8, с. 124].
Основа данного глагола имеет следующий вид haiu и, на наш
взгляд, данное слово имеет общий корень со словом haeca в нахских языках, имеющим значение «брать».
8) Следующие урартские лексемы также, на наш взгляд, проявляют общность с нахскими в области фонетического оформления и семантики: Ср.: урарт. kugu – «написать» инг. кulg, чеч. kug – «рука».
Полагаем, что эти слова в рассматриваемых языках объединяются семой «рука».
9) Урартское слово kuruni – «сильный» и нахское kurа «гордый», по-видимому, имеют общий корень kur, что, собственно, и обусловливает общность их значений. Хотелось бы отметить, что в составе корня урартских прилагательных наличествуют назализованные гласные. О присутствии последних в нахском языке-основе писал в свое время и А.А. Магомадов [7, с. 65].
Полагаем, что данное явление в нахские языки перешло из
урартского языка.
10) Большой интерес в плане родства представляет, на наш взгляд, также и лексема урартского языка śieri – «отдельно, сверх того». Данная лексема представляется нам близкой по своему значению к ингушскому слову śierа – «широкий». Конечно, здесь наблюдается некоторое расхождение в семантике, однако, если разложить данное слово на составляющие его семантику минимальные семы, то, на наш взгляд, обнаруживается определенное родство значений типа «сверх того» может означать также и «шире», «больше», что составляет семантику ингушского sjerа.
11) Урартское tarani «второй» и ингушское tier/tara – «похожий»
также являются словами аналогичного фонетического и семантического оформления.
12) Привлекла наше внимание и урартская лексема –turini – «разбивать», это форма 3-го лица повелительного наклонения от глагола turi. Думается, что данную лексему можно сопоставить с ингушским словом tur – «меч». По нашему мнению, данная урартская лексема сохранилась в составе ингушского языка без особых фонетических изменений.
Таким образом, мы попытались проанализировать обнаруженные нами лексемы урартского языка, имеющие явные фонетические и семантические параллели с ингушским словами.
Полагаем, что приведенный нами материал, конечно же, не исчерпывает тот пласт лексики в урартском и ингушском языках, который ясно указывает на наличие связи между этими языками. И данная статья является лишь скромным подтверждением тому.

Н.М. Барахоева

Урарту-Ингушетия:
культурно-исторические связи
Материалы научного семинара
(21 апреля 2015 г., ИнгНИИ, г. Магас)

Литература
1. Алироев И.Ю. Язык, история и культура вайнахов. – Грозный, 1990. – 368с.
2. Браун И., Климов Г.А. Об историческом взаимоотношении
урартского и иберийско-кавказских языков // Тезисы докладов АН
Груз. ССР. – Тбилиси,1954. – С.49-52.

3. Дешериев Ю.Д. Сравнительно-историческая грамматика
нахских языков и проблемы происхождения и развития горских кавказских народов. – Грозный, 2010.
4. Джаукян Г.В. Взаимоотношения индоевропейских, хуррито-
урартских и кавказских языков. – Ереван, 1967.
5. Дьяконов И.М. Хурритский и урартский языки // Языки
Азии и Африки. – М., 1979.
6. Имнайшвили Д.С. Историко-сравнительный анализ фонети-
ки нахских языков. – Тбилиси, 1977.
7. Магомадов А.Г. Система гласных чечено-ингушского языка.– Грозный, 1974.
8. Мещанинов И.И. Аннотированный словарь урартского (биайнского языка. – Л., 1978. – 378с.
9. Старостин С.А. Гипотеза о генетических связях сино-тибетских языков с енисейскими и северокавказскими языками // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. – М., 1984.
10. Чикобава А.С. Введение в иберийско-кавказское языкознание: общие принципы и основные положения. – ЕИКЯ. – Тбилиси,
1980. – С. 34-35.