PDA

Просмотр полной версии : АРЕСТ - ЭТО БОЛЬНО



Галгай.Ком
24.10.2005, 22:09
Защитники Нальчика избили корреспондента «Версии». И он ещё легко отделался

http://www.reporter-ufo.ru/issues/2005-27/foto11_stat.jpg

Арест! Слово-то какое, резкое, хрусткое, как звук переламываемой о колено палки. Есть в этом слове что-то запретное, недаром существует своего рода табу на него. В обычной речи почти никогда не говорят «меня арестовали». Простой человек скажет: «Меня взяли». Не самая лучшая замена. В России те, кто имеет реальный опыт многочисленных арестов, говорят: «Меня приняли». Это очень точно отражает те профессионально-нежные, почти интимные отношения, складывающиеся между старыми операми и матёрыми блатными.

Но то в России — на Кавказе всё иначе. Кавказский мент — мент в квадрате. В нём всегда сконцентрировано всё дрянное, что есть в отечественных ментах, и всё хорошее. Здесь у оперов нет нежности к своим клиентам, и потому местные «правильные пацаны» говорят: «Меня снесли». Именно так: на Кавказе не «принимают», а «сносят» к чёртовой матери.

К концу третьего дня моей командировки меня «снесли». Опрашивая у морга родственников убитых боевиков, я заметил, что всех присутствующих практически открыто снимают на видеокамеру. Тогда подумалось, что с оперативной точки зрения всё правильно, но уж очень цинично, всё-таки эти люди только что потеряли близких, пусть и преступников. Мне было невдомёк, что снимают не их, а тех, кто с ними общается.

Уезжал я из морга в такси вместе с одной местной журналисткой. Через пару километров она предупредила меня: за нами хвост, белая «семёрка» с тонированными стёклами. Я не придал её словам серьёзного значения.

В гостинице я долго звонил депутату сельсовета аула Хасанья Рамазану Темирботову. Рамазана, умного, интеллигентного «единоросса», я знал давно, и звонил я ему с непростым вопросом: Хасанья (посёлок вблизи Нальчика, через который отступали боевики), по мнению местных милиционеров, рассадник ваххабизма и балкарского сепаратизма. В чём причина?

Рамазан устало говорил мне в трубку:

— Ваххабизм тут не самое главное, проблема в том, что люди очень бедно живут, нормальной работы не найти. Годовой бюджет посёлка — 800 тыс. рублей, 600 тыс. из них каждый год не исполняется. А власти словно специально озлобляют людей: Хасанью решили сделать районом Нальчика. Это значит, что мы лишаемся 20-процентной сельской надбавки и выпасов, а здесь многие живут с огорода да с того, что скотину держат. Мы, естественно, против, но тех, кто выказывает недовольство, сразу записывают в ваххабиты. Когда избирали главу посёлка Артура Зокаева, защищавшего интересы односельчан, все республиканские газеты пестрели заголовками: «Ваххабиты рвутся к власти». Результаты выборов дважды отменяли, а мы упрямо голосовали за Артура, а потом Артура убили...

В общем, это не телефонный разговор, бери машину и приезжай...

Когда ехал в Хасанью, показалось, что за мной постоянно следует «шестёрка», тоже светлая с затемнёнными стёклами. Подумал, что начинается паранойя.

На въезде в посёлок мою машину остановили гаишники, быстренько проверили документы, велели показать содержимое рюкзачка. Заинтересовали их только мои блокноты и диктофон:

— Чего ты тут пишешь: по одной версии, по другой... Ты что, следователь, что ли?.. О, да тут записано, что в республике принадлежит нашему министру внутренних дел, да ты никак компромат собирал! Это каких мусульман мы избивали, а ну-ка объясни...

— Послушайте, я журналист, паспорт мой у вас в руках, оружия, взрывчатки у меня нет, а проверка содержания моих блокнотов не входит в вашу компетенцию...

— Ну, раз так, пусть с тобой другие разбираются...

Пока приехали «другие», успел позвонить в Москву и сообщить, что задержан. «Другие» загрузили меня в «уазик» и доставили, как потом выяснилось, в УБОП.

Два опера — Заур Крымуков и Беслан Чеченов, — полистав мой блокнот, сразу впали в истерику:

— Да ты приехал всю грязь про республику собирать, на какую разведку ты работаешь, тварь, кто тебе заплатил за это?.. Ладно, сейчас вызовем понятых и найдём в твоём рюкзаке гранаты... Да не х... с понятыми возиться, позвони, вызови машину, отвезём его в лесок и там кончим... Аллё, пусть сюда поднимется пара бойцов...

Действительно, через минуту появился парень в маске, бронежилете и с автоматом. На моё счастье, запиликал мой сотовый, звонили с «Эха Москвы», интересовались, соответствует ли информация о моём задержании действительности. Успел подтвердить и даже назвать имя одного из оперов. Всё-таки до чего полезная радиостанция «Эхо Москвы».

Поняв, что я обезопасил себя от расстрельной перспективы, все трое пришли в неописуемую ярость. Дальнейшие события развивались примерно как в старинной песне Иосифа Уткина «Мальчишку взяли под Иркутском».

После удара прикладом в область сердца, в голове завертелась дурашливо-оптимистическая мысль: «Как хорошо, что существует модернизация оружия, случись нападение на Нальчик лет 20 назад, меня бы били акаэмом калибра 7,62 с деревянным прикладом, который вдвое тяжелее нынешних жестянок калибра 5,45...»

Тут на столе Заура Крымукова зазвонил его телефон. Кому-то неизвестному на том конце провода он объяснял на кабардинском, что ехал я к лицам, находящимся в федеральном розыске. Правда, я так и не разобрал, это по их данным или я в этом уже сознался. Однако после этого звонка меня больше не били.

— Ладно, — цедил сквозь зубы Заур, — сейчас мы тебя опетушим и потом можешь в Москве направо и налево рассказывать, как тебя...

Идея Заура понравилась всем присутствующим, кроме меня. Все трое наперебой стали рассказывать, как они это сделают, причём каждый вызывался сделать это самолично.

«У них какой-то пунктик на этом, может, они действительно не той ориентации. Московские опера хоть поручают такие вещи ссученным блатным, а эти сами в бой рвутся», — подумалось мне.

Ещё час я выслушивал их сексуальные фантазии, а потом они выдохлись. Заур сменил гнев на милость:

— Зачем ты слушаешь «бородатых», это не те люди, которые дают правильную информацию, надо было по-честному прийти к нам, и мы бы за кружкой пива рассказали тебе, как всё на самом деле было.

За такой душеспасительной беседой я скоротал ночь. К утру УБОП стал наполняться жизнью и звуками. Когда меня выводили в туалет, я увидел, что вдоль коридора уже выстроен ряд задержанных, лицом к стене, руки за голову, ноги шире плеч. Из какого-то кабинета раздавались удары невероятной силы и такие же невероятные крики и стоны.

Вскоре за мной явилась парочка в камуфляже и масках, они заломили мне руки, согнули буквой «зю» и в такой несусветной позе повели меня на улицу, в машину. На выходе из УБОПа они решили задержаться, оказалось, для того, чтобы попинать меня ногами.

Меня, как выяснилось, решили доставить в республиканское МВД, сопровождавший опер сказал, что, вероятно, для встречи с главой МВД КБР. Видимо, для того, чтоб скрыть маршрут, в машине заставили сложиться пополам и засунуть голову куда-то между колен. Дюжий омоновец методично бил по моему затылку чем-то тяжёлым, приговаривая: «Не смотри в окно, не смотри в окно».

Но с министром я не встретился, минут 40 постоял в коридоре министерства, а потом меня отвезли назад.

Разместили в кабинете старшего опера Беслана Мукожева, там работа шла вовсю. Судя по поведению оперов, им уже где-то сказали, что со мной надо разойтись полюбовно. Время от времени ко мне подсаживались вежливые люди в штатском и затевали разговор про то, что обстановка сложная, что всё «на нерве», эмоции бьют через край. Что если я хорошенько подумаю, то осознаю, что сам виноват в своих злоключениях.

— Нет, не пойми неправильно, мы не учим тебя, что и как писать, но помни, на какую почву упадут твои слова, думай про гражданскую ответственность. В конце концов, не последний день живём, и ты не последний материал пишешь, можем быть и полезны друг другу, ведь есть ещё такое понятие, как «эксклюзивный материал».

Честно говоря, к этому моменту мне никакого эксклюзива уже было не нужно. В кабинете Мукожева я просидел семь часов, и всё это время опера спокойно обсуждали свои дела, полагая, что я ни слова не понимаю по-кабардински. К этому времени я уже знал, кто и на кого и какие показания даёт, кого и где они собираются арестовывать.

В 16.00 некий господин из центра каким-то шутовским тоном в очередной раз напомнил мне про гражданскую ответственность и про почву, на которую упадут мои слова. «За последние сутки вы встречались с многими нашими сотрудниками и... г-мм... ну, в общем, я приношу вам официальные извинения. А неофициально я думаю, что, как журналист, вы не жалеете об этом небольшом приключении».

Я действительно не жалел, тем более что понимал: обстановка боевая, хорошо, что вообще жив остался. На официальные извинения мне было наплевать, для меня было важнее, что один из оперов улучил момент, когда рядом никого не было, и сказал мне: «Я мужчина, и свои ошибки признавать могу, если чем обидел, то извини. Да нет, просто извини».

Орхан Джемаль, Версия

Ваш знакомый
24.10.2005, 22:15
НАЛЬЧИК: ЗАПУТАННАЯ ВОИНА
Орхан Джемаль

http://www.reporter-ufo.ru/issues/2005-27/foto1_stat.jpg

В четверг 13 октября я, как и все, знал, что в Кабардино-Балкарии случился крупный теракт, что какие-то нелюди, вероятно чеченские боевики, атаковали несколько отделений милиции и попутно пытались захватить то ли школу, то ли детский сад, но наши менты отбились сами и детей в обиду не дали.

Два дня спустя я знал, что никакого теракта нет, а есть война и что нет никаких «нелюдей» и никаких «наших ментов». Объяснить это сложно, потому что война всегда больше, чем можно высказать словами, на войне нет правых и неправых, на войне вообще ничего хорошего нет, а есть только мужество и подлость как с той, так и с другой стороны...

Утром 14 октября, когда в центре Нальчика ещё грохотали автоматные и пулемётные очереди, в домодедовском аэропорту грузился борт на Минводы. Нальчик пассажирские рейсы не принимал, а от Минвод до него всего полтораста километров.

Полсамолёта занимали журналисты. Уже в салоне начали обсуждать, как проникнуть в блокированную столицу Кабардино-Балкарии. Консультировались друг с другом, с какой стороны можно въехать в город, можно ли обойти блокпосты, есть ли у кого знакомые таксисты, готовые добираться туда просёлочными дорогами...

Рвались в Нальчик не только журналисты, с нами была немолодая женщина с ненормально спокойным лицом. Сухо пояснила, что едет хоронить мужа — погибшего вчера офицера ФСБ. О его смерти она узнала от знакомых, официально ей никто ничего не говорил, может быть, потому, что по сводкам потерь у фээсбэшников не было.

До Нальчика добрались к 7 часам вечера. Наш водитель благоразумно решил въехать в город не с главной трассы, а со стороны посёлка Чегем. Не знаю, как был блокирован город с других въездов, но у нас не только не проверили документы, но даже не осмотрели багажник машины. Между тем в ней сидели шесть человек, и в это время на окраине Нальчика ещё отстреливались отступавшие боевики.

Так же спокойно, без единой проверки, мы приехали в центр, в гостиницу, находящуюся в полусотне метров от разгромленного здания республиканского ФСБ.

Изрешечённое здание охраняла пара бронетранспортёров, перекрывавших улицу Ленина. Уличного освещения не было, зато была пелена стылого тумана. Время от времени из этого зябкого марева вылетал автомобиль (как правило, такси) и с мерзким скрежетом врезался в бронетранспортёр. Вскоре раздавалась сирена, подъезжала «скорая помощь» и увозила пострадавших пассажиров и водителей.

Наверное, на любой войне таких нелепых жертв не меньше, чем боевых потерь. В республиканской больнице рассказали, что последний раненый солдат, доставленный туда, был сбит именно таким такси. Водитель, вынырнувший из тумана, увидел бронетранспортёр слишком поздно, попытался его объехать, и покуривавший за ним боец оказался под колёсами «Волги».

Омоновцы, толпившиеся возле здания ФСБ, заботились лишь о том, чтобы никто ничего не фотографировал. Проверять документы и тут, видимо, считали излишним.

Что это было — теракт или диверсионная операция?

Прямо напротив находился ставший известным на всю страну магазин «Подарки». Именно в нём боевики удерживали до утра пятницы двух заложниц — Лейлу и Зуриду.

Вход в магазин и его окна были покрыты сыпью следов от автоматных очередей и оспинами от крупнокалиберного пулемёта. Сквозь искорёженные решётки, лишённые своего стеклянного тыла, можно было видеть висевшие на стенах сувенирные кинжалы и сабли. Именно в таком фольклорно-военизированном интерьере приняли смерть три боевика — ингуш, кабардинец и балкарец. Рядом с магазином толпились зеваки и очевидцы, обсуждая освобождение захваченных женщин.

Работник соседней ювелирной мастерской рассказывал, что штурм магазина начался в 9 утра. Перед штурмом боевики отдали заложницам свои бронежилеты (интересно, откуда он знает такую деталь, ведь его там не было?), но такой гуманизм оказался лишним. Спецназовцы обстреляли магазин гранатами с усыпляющим газом, спокойно вошли туда, вынесли потерявших сознание женщин, вернулись, и из магазина донеслось несколько одиночных выстрелов...

Впоследствии мне удалось выяснить, что деталь с бронежилетами — всё-таки красивая легенда, но боевики действительно оборудовали для женщин нишу, где те могли укрыться от пуль и осколков.

Судя по всему, мирные граждане, вопреки многочисленным утверждениям официальных лиц, не были целью нападавших. Скорее всего и взятие заложников изначально не планировалось. Атаковали исключительно «силовые» объекты.

Мне встретился человек, рассказавший, как он кинулся, когда началась стрельба, в детский сад спасать своих детей и нос к носу столкнулся с двумя боевиками. От неожиданности он залепетал, что у него и в мыслях ничего дурного не было, он только хотел забрать из детсада своих мальчиков. Боевики хмуро объяснили ему, что напрасно он несётся туда, «детей уже эвакуировали в Дом быта, там ищи своих».
В рядах боевиков школьники увидели своего учителя

Когда я вылетал из Москвы, все вокруг обсуждали «чеченский след». Виктор Илюхин утверждал, что группу боевиков возглавлял лично Шамиль Басаев. Но здесь, на месте, все утверждали, что нападавшие были местными. Прохожие видели среди них соседей и знакомых. Старшеклассники из 12-й школы узнали в одном из убитых боевиков своего учителя физкультуры Заура Афова.

12-я школа находится в Вольном ауле, пригороде Нальчика, который, по утверждению правоохранительных органов, является «настоящим рассадником ваххабизма». В субботу рано утром едем туда с коллегой из газеты «Газета». В школе только сторож. Про физрука говорит, что тот уже с полгода не работает тут, а вообще был человеком сугубо положительным: боксёр, не пил, не курил, дети его любили и вечно крутились вокруг него, да вот беда, заподозрили его в связях с ваххабитами — он действительно был набожным мусульманином. В начале года Афов исчез и вот оказался в банде, напавшей на нальчикских силовиков.

Разыскиваем дом Афовых. Там уже собираются родственники, знакомые, соседи, пришли по кавказскому обычаю принести соболезнования. Расспрашиваем его мать и сестёр, вырисовывается странная картина: Заура подозревали как участника захвата арсеналов нальчикского Госнаркоконтроля, но ещё и до этого у него не складывались отношения с местными милиционерами. Его постоянно задерживали, и первоначально претензии к нему сводились только к тому, что он мусульманин, соблюдающий все исламские нормы и не признающий при этом авторитета официальных религиозных лидеров КБР.

«Уходя из дома, мой Зайчик сказал, что он не позволит себя больше арестовывать. Если его ещё раз ударят, а у них без этого никогда не бывает, он не сдержится, ответит, и тогда его забьют до смерти, — рыдает его сестра. — Они просто загнали его в угол, ему не оставалось ничего, кроме как взяться за оружие».

Судя по всему, Афов действительно был неплохим человеком. Из Вольного аула мы поехали в Дом правительства за официальной точкой зрения. Чиновник, встретивший нас, узнав, что мы только что из Вольного аула, из дома покойного Афова, поднимает бровь: «Что, Заура убили? Жаль! На меня не ссылайтесь, но знайте, он был золотой парень, я вместе с ним много лет тренировался».

Приехавший для встречи с нами депутат Госдумы от КБР Заурби Нахушев расставляет всё по своим местам: «Допускаю, что в области религиозной политики были перегибы и что республиканская милиция, возможно, допускала ошибки, но всё это не оправдание терроризму, тот, кто с оружием в руках напал на нас, — преступник и не более того».
По официальным сводкам, у ФСБ потерь нет, зато появились вдовы офицеров-чекистов

К полудню отправились в дом того самого офицера ФСБ, с вдовой которого добирались до Нальчика. Его мать, седенькая старушка, обезумевшая от горя, выносит нам фотографию, перетянутую траурной чёрной ленточкой. Мать в голос рыдает, но глаза сухие, слёз больше не осталось. С официальной фотографии на нас смотрит строгий, задраенный в мундир человек, всю жизнь прослуживший государству и одним из первых принявший на себя удар боевиков два дня назад.

Женщина бессильно опускается на диван и рассказывает: «Сын был таким хорошим человеком, я иногда спрашивала его, как у тебя на работе, а он ответит: мать, а тебе это надо? Теперь он умер, а я даже не очень знаю, чем он занимался. Я так любила, когда он приходил с дежурства домой, он сразу бросался самолично готовить, кормить детей — их четверо, — а готовил он очень хорошо и очень быстро...»

Выхожу из этого дома в смятении. Вот ведь какая штука жизнь: два человека, один кабардинец-ваххабит, другой русский чекист, все вспоминают о них как о честных, порядочных людях, но они оказались по разные стороны баррикад. При жизни они были врагами и, возможно, 48 часов назад ещё стреляли друг в друга, а теперь в их домах совершенно одинаковое горе. Именно в этот момент как-то остро понял, что никакой здесь не теракт, а самая настоящая гражданская война.
Как просто стать боевиком... посмертно

По официальным данным, убиты 96 боевиков, 34 сотрудника милиции и 12 мирных жителей. По заявлению Шамиля Басаева, взявшего на себя ответственность за эту акцию, убитых боевиков вдвое меньше, а убитых милиционеров в четыре раза больше. Обычно считают, что истина где-то посредине между сводками сепаратистов и официальными данными, но в этом случае склоняюсь к тому, что официальные цифры ближе к реальности.

На этот раз «сотрудники» одолели «ваххабитов». Не потому, что они лучше, а потому, что знали про готовящееся нападение ещё с августа, когда стали обнаруживать у задержанного «исламского контингента» фотографии зданий ОВД, ФСБ, Центра «Т» в разных ракурсах. Знали процентов на 70 поимённый состав боевиков, знали, на что будут нападать, скорее всего знали дату нападения. Допрашивать тут умеют.

Сейчас руководство утверждает, что за пять дней просочилась информация и был запущен режим усиления. Ерунда, ещё полтора месяца назад весь Нальчик покрылся особыми постами: там и тут по городу дежурили парочки, бронетранспортёр и бронированный «Урал». В городе говорили: «Наверное, это из-за того, что за одну неделю убили сразу четырёх гаишников», и удивлялись: «Такие меры из-за четырёх ментов...»

Вероятно, события могли пойти по другому сценарию: силовики могли бы сработать иначе, изъять ключевых людей, сорвать планы боевиков, предотвратить... Не стали. Может быть, им нужен был повод, чтоб покончить разом со всеми? Тогда это была не спецоперация, это была засада. Счёт теперь такой: один федерал на трёх боевиков.

И всё же с этими цифрами не всё ладно. В пятницу вечером сообщалось, что убитых боевиков 72, к этому времени бои уже закончились. Откуда к воскресенью взялось ещё 20 с лишним человек? В гостинице нарезаю бумажные квадратики, куда вписываю данные об убитых, раненых, задержанных. Раскладываю этот пасьянс и замечаю закономерность: в пятницу сообщалось о 40 задержанных участниках нападения и их пособниках, а спустя полтора дня официально сообщили, что таковых 19. Опять 20 с лишним, тут убыло, там прибыло. Паскудная арифметика...

На окраине Нальчика в районе Дубки находится морг. Именно сюда свозили мёртвых боевиков. Еду в морг, чтобы разобраться с этими цифрами.

Здесь сутки напролёт стоит скорбная толпа родственников, матерей, отцов, жён, сестёр, братьев. Они просят вернуть им покойных и дать их похоронить по мусульманскому обряду. Им отвечают, что согласно закону «О борьбе с терроризмом» тела террористов не выдаются родственникам. Сомнительный закон, почерпнутый из израильской практики, это опыт страны, которая за 50 лет борьбы с террором ни на йоту не стала безопаснее. На Кавказе же это не просто глупо, это означает, что место одного уничтоженного врага могут занять десятки его оскорблённых родственников.

Здесь, у морга, выясняется, что цифры ещё запутаннее, чем мне казалось изначально. Как отличить боевика от случайно убитого шальной пулей, особенно если пуля была выпущена милиционером? Кто поручится, что среди убитых боевиков нет ни одного погибшего по нелепой случайности мирного жителя?

Вадим Жекамухов, водитель Республиканского ветеринарного управления, как и многие, кинулся эвакуировать детей из школ, находящихся в зоне боёв. Он поехал в 14-ю школу забирать племянника. Судя по всему, милиционеры к этому моменту уже взяли школу под охрану. Но Вадим этого знать не мог, он гнал на своей машине прямо по аллее школьного двора, и милиционеры дали по нему несколько очередей. «Артиллерия бьёт по своим» — пять пуль в спине, одна в затылке.

Все, кого признали «погибшим гражданским населением», уже розданы родственникам, а Вадим — нет, значит, считают его боевиком? В прокуратуре сказали, что есть свидетель, видевший его со снайперской винтовкой в руках, но здесь же, в толпе, вместе с родителями Вадима стоит его товарищ по работе: «Враньё всё это про свидетеля, в 9 утра, когда всё началось, Вадим был в управлении и сидел там до 11. Какой из Вадима моджахед, он даже намаза никогда не читал. Он ваххабитов на дух не переносил...»

Вот в это я верю, на Кавказе врать про намаз никто не станет, чем бы это ни грозило. Жил человек, не любил ваххабитов и вот занял место в их мёртвом строю.
О тех самых «перегибах на местах», которые осторожно признают официальные лица

Здесь, в этой толпе, можно услышать страшные вещи, здесь говорят, что радикальный ислам ни при чём, что деление на официальных мусульман и «ваххабитов» началось ещё в 1993 году, когда собирали пожертвования на строительство большой мечети. Муфтием республики в это время был Шафиг Пшихачев, и деньги аккумулировали на депозите в банке «Нарт», где в руководстве сидели его родственники.

Банк обанкротился, деньги пропали, а многие сочли, что на самом деле не пропали, а просто были разворованы. Так у Пшихачева появилась оппозиция. Со временем не без участия муфтия вся эта оппозиция попала в оперативные списки сторонников радикального ислама, или, как здесь говорят, в списки ваххабитов.

Выйдя из недр официального духовного управления, ваххабитские списки зажили своей жизнью. Чтобы попасть туда, достаточно просто регулярно посещать мечеть. «Ваххабиты», «вовчики», «муслики» — это всё обывательский жаргон. Настоящие менты так не говорят, на их профессиональном сленге это «молящиеся». Точное определение по базовому признаку. Быть «молящимся» означает фактически оказаться вне закона. А профилактика ваххабизма в республике — постоянные проверки «контингента», побои, издевательства.

В этой толпе вспоминали, как девять студенток местного университета, оставшиеся после занятий почитать Коран, были доставлены в УБОП, где над ними издевались и подвергали унизительным обыскам.

Как беременную Елену Гергову били в милиции лишь за то, что она носит хиджаб (наглухо завязанный мусульманский платок).

Как бывало, что человека убивали и говорили, что оказал сопротивление, в доказательство показывали фотографии убитого с пистолетом в руках. Вот только однажды на фото убитого левши пистолет оказался в правой руке.

Мало-помалу «ваххабиты» озлобились и от моральной оппозиции перешли к оппозиции физической.

Много чего здесь ещё можно было услышать. Поначалу я делил всё услышанное как минимум на два, но в конце концов со мной случилась история, заставившая иначе взглянуть на всё, что мне рассказывали эти люди, но с этой истории я, собственно, и начал рассказ об этой войне.

Улетел из Кабарды я во вторник рано утром, по дороге в аэропорт машину остановили и проверили мои документы. За пять дней это было во второй раз. Спецназовец в бронежилете и каске-сфере буравил глазами мой паспорт, а из кустов в район моего подбородка уставился зрачок — ствол эсвэдэшки, расширенный и бездумный, как глаз анашиста. Где-то совсем рядом шла перестрелка, кто-то из «ваххабитов» пробивался в горы. Я уезжал и знал, что здесь останется война и это надолго.

Ваш знакомый
22.11.2005, 15:26
КАК ИДЕТ СЛЕДСТВИЕ

http://2005.novayagazeta.ru/nomer/2005/87n/n87n-s25.jpg Главный метод расследования событий 13—14 октября в Нальчике — пытки над арестованными. Других нет. Ни у местной милиции, ни у заезжих прокуроров.
Члены специальной следственной группы Главного управления Генпрокуратуры в Южном федеральном округе, командированные для этого дела в Нальчик (руководитель группы — А.Ю. Саврулин), не только не исполняют своих прямых обязанностей по соблюдению законности, но и сознательно покрывают жестокие пытки над арестованными, происходящие в милиции и СИЗО.

Адвокат коллегии адвокатов КабардиноБалкарии Ирина Комиссарова попала в дело № 25/78-05 совершенно случайно — она туда не рвалась, ее туда назначили. По требованию следствия, как это бывает, или когда никто не хочет защищать человека или семья финансово несостоятельна.
Ирину Федоровну вызвали через председателя президиума Кабардино-Балкарской коллегии адвокатов Зою Исхаковну Айдаболову в 6-й отдел милиции Нальчика. А Ирина Федоровна просто выполнила свой долг до конца, что явно не входило в планы следствия.
Из заявления адвоката Комиссаровой Уполномоченному по правам человека в РФ В. Лукину и прокурору КБР Ю. Кетову: «…Прибыв в 6-й отдел, я увидела Кудаева Р.В., который сидел на стуле скорчившись, держась руками за живот, в правой стороне лица в области глаза были обширная ссадина и множество царапин. В кабинете, кроме следователя, находилось множество лиц (3—5 чел). Следователем Артеменко А., который в тот день работал с ним, мне был передан для ознакомления протокол допроса подозреваемого Кудаева Р.В.
Прочитав протокол, я спросила Кудаева Р.В., дал ли он эти показания, на что он изъявил желание побеседовать со мной наедине… В беседе Кудаев Р.В. сказал, что его пытали, избивали, после того как привезли в 6-й отдел. Показания, изложенные в протоколе, он не давал, их сочинили, они не соответствуют действительности. Я посоветовала Кудаеву Р.В. воспользоваться положением ст. 51 Конституции: «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого...».
Что тут началось!!! Со всех сторон его обступили лица, находившиеся в кабинете, причем никто не представился, кто они, каждый высказывал в адрес Кудаева Р.В. угрозы. В конце концов он не выдержал и сказал, что подпишет протокол, поскольку боится, что его после моего ухода снова будут избивать. Мне же кем-то из присутствующих было заявлено: «Вы свободны, мы больше в ваших услугах не нуждаемся…»
Дальше Ирина Федоровна случайно узнала, что в течение следующих трех дней ее подзащитному следователи каждый день приводили по новому адвокату. Причем не по желанию самого Кудаева, а по требованиям следователей. Наконец, Ирина Федоровна пошла в СИЗО, где находился Кудаев, и добилась встречи с ним.
Из письма уполномоченному В. Лукину и прокурору КБР Ю. Кетову: «…Мне его почти принесли, поскольку без посторонней помощи он передвигаться не мог. В беседе со мной он сообщил, что к нему было применено физическое насилие. То есть его избивали, когда доставили в УБОП, так же жестоко был избит непосредственно при поступлении в СИЗО, били его в область поясницы и по пяткам…
Визуально: Кудаев Р.В. не мог выпрямиться из-за болей, волочилась нога, на лице имелись ссадины».
Естественно, адвокат Комиссарова поставила в известность о происходящем не только власти, но и семью Кудаева, правозащитников, депутатов, журналистов. А как еще защитить человека от смерти, которая нависла над ним прямо под присмотром прокуроров?
Дальше к адвокату Комиссаровой пришли родственники еще одного арестованного «причастного» — Батыра Пшибиева — и уговорили взять на себя и его защиту.
И тут требуются дополнительные пояснения. На фоне октябрьских событий адвокатское сообщество республики выглядит более чем странно. Подавляющее большинство защитников, конечно, публично и коллективно осудили действия мятежников, что совершенно естественно: кто не осудит убийц? Но также почти поголовно и коллективно приняли решение не участвовать в защите выживших «причастных».
Исполнять долг остались единицы, среди них оказалась и Комиссарова — к ней-то и потянулись родственники.
«…по соглашению я приняла защиту Пшибиева Б.Х… и имела с ним свидание в СИЗО. В беседе он сказал, что его избивали как в здании 6-го отдела, так и в СИЗО. Визуально: на лице в области правого глаза — обширная гематома, жаловался, что болит все, дважды вызывали «скорую» к нему в 6-й отдел. Били руками, ногами, дубинками, по горлу, по лицу и по всему телу...».
Снова адвокат Комиссарова стала рваться во все двери, куда положено в таких случаях. Она стала требовать судмедэкспертиз ее подзащитных, написала массу ходатайств, дала откровенное интервью телеканалу REN TV.
— 8 ноября Ирина Федоровна еще раз сходила на свидание с Русланом, — рассказывает мать Кудаева Фатима Текаева, — и увидела, что на запястьях у сына — следы от наручников. Его подвешивали за наручники и били уже в этом положении.
Из заявлений адвоката Комиссаровой: «…прошу отреагировать соответствующим образом на неправомерность, противозаконность работников следствия, проводящих расследование по данному делу… Работники следствия всячески препятствуют мне в осуществлении моих профессиональных полномочий в защиту Кудаева и Пшибиева…».
Результат активности Ирины Федоровны последовал уже 10 ноября. В виде постановления следователя следственной группы Главного управления Генпрокуратуры по ЮФО Е. Котлярова (в подчинении не Кетова, а Саврулина, руководителя следственной группы) об отводе защитника Комиссаровой. Формальное основание: «Была допрошена по нему (уголовному делу № 25/78-05. — А.П.) в качестве свидетеля… по обстоятельствам, имеющим значение для дела».
Естественно, основание было чистой формальностью, уловкой, и допрос был обставлен почти как спецмероприятие. Следователи вынудили адвоката говорить, чтобы оформить разговор как допрос…
14 ноября Ирина Федоровна обратилась в Нальчикский городской суд, но иллюзий, что наступит торжество справедливости, не питает.
— Мне не говорят даже, когда и кто будет рассматривать мою жалобу, а пока все это творится, мои подзащитные — вообще без адвоката, и что с ними происходит, неизвестно, — сказала она в интервью «Новой газете».
Сейчас Комиссарова обратилась уже и в «Правовую инициативу по России», правозащитную организацию, с просьбой о немедленной помощи и подготовке заявления в Страсбург, в Европейский суд по правам человека. «Правовая инициатива», среди консультантов которой — ведущие юристы-правозащитники Европы (лондонский адвокат Гарет Пирс, профессор университета Амстердама Андре Ноллкэмпр, Анн Буйон из «Адвокатов без границ»), тут же обратилась с запросом к руководителю следственной группы Саврулину, требуя сообщить, «на основании какого нормативного акта следственные органы допросили адвоката Комиссарову и отстранили ее от защиты; о причинах применения физической силы по отношению к лишенному свободы…».
Конечно, ответа нет. А удалив Комиссарову как занозу, следственная группа продолжила двигаться в ранее заданном направлении.
— И меня вот отвели только что, — говорит адвокат Лариса Дорогова.
Лариса, в отличие от Ирины Комиссаровой, попала в дело «причастных» совершенно неслучайно. Среди погибших — ее племянник, она сама носит хиджаб, не желает мириться с гонениями на ислам в Кабардино-Балкарии и сочувствует родственникам, ежедневно вот уже больше месяца стоящим на площадях Нальчика скорбной группой и умоляющим власти отдать им тела погибших детей.
Каждый день вместе с ними и Лариса Дорогова. Она активно общается с журналистами, российскими и иностранными, приезжающими в Нальчик. Она — инициатор и подписант недавнего заявления шестидесяти двух — это матери и родные погибших отправили петицию генпрокурору Устинову, прокурору республики Кетову, президенту КБР Канокову и все тому же Саврулину:
«…Просим: выдать тела наших сыновей… Расследовать и установить истинную причину их гибели. Привлечь Хачима Шогенова, Анатолия Кярова, Беслана Мукожева к уголовной ответственности за нарушение прав верующих и дискриминацию по религиозным признакам… а также за причинение физического и морального вреда и убийство наших сыновей… Остановить массовые репрессии в отношении оставшихся мусульман… Вернуть мечети мусульманам».
И адвоката Дорогову тоже отвели от октябрьского дела, а у нее там два подзащитных-мусульманина. По тем же основаниям, что и Комиссарову: постановление об отводе — как под копирку.
Естественно, это нарушение закона и Конституции. В этом нет сомнений. Но есть и другие серьезные вещи, связанные с прокурорской линией на удаление активных адвокатов, открывающих рот и требующих соблюдения закона.
Пытки продолжаются и превратились в единственный метод следствия. Милиционеры, не способные к интеллектуальной профессиональной работе, сейчас делают все, чтобы «назначить виновных», а прокуроры подставляют им плечо.
И мы никогда не узнаем правду о Нальчике. Так кто был организатором? В чем причины нападения на город? Где главные действующие лица? Почему так много молодежи? Со временем общество получит «чистосердечные признания» — больше ничего.

Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой»