PDA

Просмотр полной версии : ПРОБЛЕМЫ ЗЕМЕЛЬНОГО И ТЕРРИТОРИАЛЬНО-АДМИНИСТРАТИВНОГО РАЗМЕЖЕВАНИЯ НА С.КАВКАЗЕ. 20г



Adler
14.02.2007, 15:16
Шнайдер В.Г.

ПРОБЛЕМЫ ЗЕМЕЛЬНОГО И ТЕРРИТОРИАЛЬНО-АДМИНИСТРАТИВНОГО РАЗМЕЖЕВАНИЯ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В 1920-е ГОДЫ

Земельный вопрос и взаимные территориальные претензии не раз становились причиной конфликтов на Северном Кавказе уже после окончания гражданской войны и установления советской власти. В частности, эти проблемы послужили основанием для выселения ряда станиц терских казаков, которые, к тому же, подвергались грабежам и разорению со стороны горского населения. Такой была судьба станиц Фельдмаршальской, Калиновской, Ермоловской, Закан-Юртовской, Самашкинской, Михайловской и некоторых других.
В целом тема трагедии казачества на Северном Кавказе нашла своё достойное отражение, как в публицистике, так и в научной литературе. Надо отметить, что известную роль в репрессивных действиях советского государства сыграли территориальные и земельные претензии коренного населения региона к казакам. Особенно остро стоял вопрос в Чечне.
Вместе с тем, заслуживает особого внимания проблема взаимных притязаний, возникавших в ходе территориально-административного размежевания между отдельными горскими народами Северного Кавказа. Нередко напряжённость спорных ситуаций перерастала в открытые конфликты, в стороне от которых не оставались и представители официальных региональных властей.
Прежде чем углубиться в изучение этой проблемы, хотелось бы обратить внимание заинтересованного читателя, что среди конфликтующих сторон нам не встретились упоминания о столкновениях родственных в языковом и этнокультурном смысле народов. Например, не было конфликтов, где обе стороны были бы представлены, скажем, адыгами (адыгейцы, кабардинцы, черкесы), вайнахами (чеченцы и ингуши), тюрками (карачаевцы и балкарцы) и т.д. Представляется, что это очень важное обстоятельство.
Выход Кабарды из состава Горской АССР и образование первой на Северном Кавказе автономии, близкой к моноэтничному составу, остро поставил вопрос территориальных притязаний соседей.
Так в 1923 г. оживлённую переписку с центром вызвала проблема горных пастбищ, на которые претендовали Кабарда и Карачай. В письме уполномоченных Большого и Малого Карачая на имя Шляпникова (1) выдвигались требования изменить границы в районе р. Малки и скалы Канжалу, включить в состав Карачаево-Черкесской АО карачаевский аул Хасаут, несправедливо, по их мнению, включённый в состав Кабобласти. Об этом же писал во ВЦИК и уполномоченный аула Хасаут (2). Насколько можно было судить, по мнению Нариманова («пред. Союза ССР»), руководство государством склонялось к удовлетворению просьбы карачаевцев (3). Разрешившийся, как представляется, довольно быстро спор не перерос в серьёзный конфликт, однако при этом успели прозвучать некоторые аргументы «исторического» характера, коснувшиеся привилегированного положения кабардинских князей при прежнем режиме, противопоставление им «трудящегося кабардинского народа» и т.п. (4).
Содержание и дух записки преисполнен отношением к России, как к третейскому судье. Противопоставление советской власти царскому режиму, по мысли авторов, должно было усилить впечатление того, что нынешний «третейский судья» сильнее и справедливее прежнего. В тексте ощущается искренняя вера в это обстоятельство.
Гораздо большим драматизмом наполнены документы, касающиеся притязаний кабардинцев на спорные районы, отходившие в результате территориально-административного размежевания к Горской АССР. Этому были посвящены собрания сёл Верхне-Курпского, Плановского и Лескен в ноябре 1923 г. (5). В целом тон собраний относительно корректен и противная сторона дипломатично именуется «Горской республикой». Во время собрания по тому же вопросу в селении Старый Лескен эмоции были далеки от сдержанных и имя «исконного врага» Кабарды было названо конкретно – «Осетия Горреспублики». Здесь же мы находим такое заявление на случай, если спорные юртовые земли всё таки будут отторгнуты в пользу ГАССР: «… мы все от мала до велика восстанем с оружием в руках против Горреспублики, защищая до последней капли крови свои юртовые земли, и что Горреспублика отрезанную от Кабарды землю якобы по распоряжению ВЦИК получит лишь тогда, когда перешагнёт через наши трупы» (6).
Насколько серьёзны были такого рода заявления?
Последовавшая реакция ВЦИК свидетельствовала о желании государственной власти разобраться в данном вопросе и принять оптимальное решение (7). Однако жители Кабардинской АО не склонны были к длительному ожиданию. Уже в конце января 1924 г. Горнаркомзем обращается в центр с просьбой прекратить насилия над гражданами Горреспублики, чинимые гражданами Кабобласти, подчёркивая при этом, что такие действия, включающие угон скота и задержание людей, носят систематический характер (8).
В то же время жители села Лескен Владикавказского округа Горской АССР, напуганные слухами о возможной передаче села и его земель Кабарде, на общем собрании 31 января 1924 г. постановили просить Горобком и ГорЦИК взять их под своё покровительство и «не дать попасть в положение национально угнетённых и национального неравенства, т.к. с ликвидацией нашего исполкома Сов. Власть против нашей воли передаёт нас в Кабарду и тем самым навязывает нам чуждый (кабардинский) язык, обычаи и проч.» (9). В данном заявлении отчётливо прозвучали аргументы этнокультурного характера.
Постановление общего собрания жителей села Лескен даёт ясное представление о степени если не национальной неприязни, то глубокого недоверия, существовавшего между осетинами и кабардинцами, а также того, насколько важным был вопрос о национально-территориальном размежевании на Северном Кавказе и как болезненно воспринимались любые спорные проблемы. На собрании постановили: «Протестовать против приезда к нам представителей Кабобласти ввиду того, что уже известно всем органам Сов. власти (…), что мы, лескенская беднота, не под каким видом, хотя бы нам это грозило поголовным расстрелом, не откажемся от своей родной матери Горской республики и не пойдём к мачехе Кабарде, как ребёнок один раз прикоснувшись к огню, другой раз не порывается к нему. (10).
Президиум ВЦИК рассматривал эту проблему. Второй пункт постановления по вопросу земельного размежевания между Кабардой и Горской АССР определённо показывает, кому в этом вопросе на Северном Кавказе отдавался приоритет: «Поручить Наркомзему в полуторамесячный срок, совместно с земельными органами заинтересованных сторон (…), предварительно обследовать и разобрать на месте все спорные вопросы в порядке землеустройства, за счёт свободных земель Кубано-Черноморской и Терской областей» (11).
В 1924 г. между Малокарачаевским исполкомом, Наркомземом и ВЦИК завязывается оживлённый обмен телеграммами (12) по вопросу о сроках пользования карачаевцами левым берегом реки Малки. Карачаевцы должны были передать эти земли Кабардино-Балкарии, но стороны не сходились в сроках. Момент, надо признать, очень частный, и возможно о нём вообще не стоило бы упоминать, если бы не позиция руководства Кабардино-Балкарской АО в этом вопросе.
Председатель Карачаево-Черкесского облисполкома Курджиев в письме в Президиум ВЦИК 19 июня 1924 г. писал: «Мною было заявленно на заседании Комиссии ВЦИК по спорному земельному вопросу с Кабардой о неподчинении представителей Кабарды распоряжениям ВЦИК. Первоначально спорные земли Вами были предоставлены в распоряжение Карачая на 23-24 гг., а затем только до 1 августа 1924 г., но тов. Калмыков совершенно не считаясь с таковым распоряжением, выгнал скот на самую лучшую сенокосную часть спорной земли, потравив её. В то же время, вооружённым отрядом сгонял карачаевских косарей, нанося им громадный ущерб» (13).
Курджиев стремился обратить внимание ВЦИК на произвол руководства Кабардино-Балкарской области, по-видимому, понимая, что простые граждане Карачая ждут от него более радикальных методов защиты. Об этом прямо сказано в следующих строках: «На путь Калмыкова я не могу стать в деле организации вооружённого отряда для отстаивания своих интересов, тем более, что демонстративно бравированное разгуливание вооружённого кабардинского отряда среди кошей карачаевцев, у коих ещё свежа память о засилии Кабарды (14).
Подобные действия региональных лидеров, на наш взгляд, были возможны только в периоды кризисного состояния и начала выхода из него, когда центральная власть ещё достаточно слаба для того, чтобы наказывать их за подобное самоуправство. В большей степени показательным является то, что эти региональные лидеры и не боялись такого наказания. То есть, в известной мере, это характеризует их отношение к верховной государственной власти, прежде всего в нравственном отношении.
Конфликт с участием тех же сторон и опять же из-за территориальных притязаний вспыхнул вновь в 1927 г. В данном случае предметом спора стал участок Хазником в местности Сакгун, который на основании постановления ВЦИК должен был отойти к Дигорскому округу Северо-Осетинской АО. Однако занят он был преимущественно балкарцами. Их предполагалось выдворить, что следует из докладной записки начальника административного отдела округа (15). Балкарцы же выселяться не собирались и, как заявил один из арестованных: «Участок Хазником принадлежит нам и мы, балкарцы, ни в коем случае не выселимся и [не] выдворим свой скот, готовы умереть за этот участок от мала и до стариков с оружием в руках (16). Из протокола балкарца М. Таукенова выявились и другие подробности, удивляющие не столько реакцией самого населения спорного участка, сколько ролью в разрастающемся конфликте местных властей, в том числе милиции. М. Таукенов сообщил: «… нас, балкарцев было больше 800 человек – вооружённых. Английскую винтовку за №5046 я получил от окрпаткома Балкарии. У милиции нашей был пулемёт «Льюис». Когда дигорская милиция ушла в лес по направлению к себе … наши балкарцы начали стрелять из пулемёта и винтовок несмотря на то, что Настуев (начмилиции) призывал, чтобы не стреляли» (17). Эта информация позволяет сделать вывод о слабости позиций советской власти в регионе в данный период, а также о том, что местнические интересы в действиях региональных (национальных) властей преобладали над государственными.
Данный конфликт имел большой резонанс и вызвал заявления во ВЦИК, как со стороны Северо-Осетинской АО, так и Кабардинской АО (18). Попытки создать совместную комиссию с участием осетинской и кабардинской стороны натолкнулись на стену резкой взаимной неприязни. Так, зам. председателя облисполкома КБАО Ф.И. Фадеев покинул комиссию после того, как председатель Дигорского окрисполкома Арсагов обрушился на него с личными оскорблениями: «провокатор», «некоронованный князь Кабарды» и т.п. (19).
Отмечалось, что границы, проведённые краевой комиссией осетинами не признаются, а ответственные работники, вместо того, чтобы найти общий язык всё время апеллировали к массам, расширяя конфликт, который нередко перерастал в вооружённые столкновения. Источник сообщает: «Между осетинами с одной стороны, балкарцами и кабардинцами с другой стороны, установились постоянные враждебные отношения: приезжающие на территорию Кабардино-Балкарии осетины подвергаются беспричинным арестам, широко практиковался угон скота, взаимное обезоруживание и т.п…. За сентябрь месяц (В.Ш. – 1927 г.) отмечено несколько крупных конфликтов. Во всех конфликтах, по-прежнему, руководство и инициатива принадлежит местным совработникам» (20).
Всё это позволяет говорить о слабости позиций советской власти в регионе в данный период, а также о том, что местнические интересы в действиях региональных (национальных) властей преобладали над государственными.
Установление административных границ между Ингушетией и Северной Осетией и проблема Владикавказа остро встали в ходе разделения остатков Горской республики в 1924 г. Протоколы №2 и №3 заседания Центральной Комиссии по разделу бывшей Горской республики от 21 и 24 августа 1924 г. показывают напряжённость атмосферы, в которой решался этот вопрос между представителями Северной Осетии, Ингушетии, Сунженского округа и г. Владикавказа (21).
Уже в третьем по счёту протоколе Центральной комиссии по разделу бывшей Горреспублики мы находим признаки острых противоречий и свидетельство неспособности комиссии их разрешить: «… ввиду резко расходящихся требований каждой автономной единицы, и от которых каждая сторона не отказывается, данный вопрос паритетным образом разрешить нельзя, а потому: 1) перенести рассмотрение этого вопроса в президиум ВЦИК…» (22).
Проблема осетино-ингушского территориального размежевания одна из наиболее сложных и болезненных на всём Северном Кавказе, а её решение растянулось на долгие годы. Пожалуй, самым сложным в рассматриваемый период был вопрос о принадлежности Владикавказа (Орджоникидзе), который, согласно решения Президиума ВЦИК, с 1 июля 1933 г. переходил из краевого подчинения в подчинение облисполкому Северо-Осетинской АО (23). При этом он продолжал оставаться административным центром Ингушской АО.
Последовавшая в 1944 г. депортация ингушей одним из своих следствий имела изменение западной границы восстановленной в 1957 г. Чечено-Ингушской АССР. Окончательная утрата ингушами прав на Владикавказ, а также прилегавшие к нему земли сельского района, отозвалась осетино-ингушским конфликтом спустя десятилетия после упразднения Горреспублики.
Утрата Владикавказа, включение ингушей в состав одной автономной области с чеченцами, хотя и родственными в этнокультурном смысле, но численно значительно превышающих, имело для ингушей ряд тяжёлых последствий. «Ввиду многих сложившихся причин для них было невозможно найти замену Владикавказу: без такого крупного центра возможности полноценного развития языка, культуры и экономики ингушского народа были весьма ограничены, а ингушская интеллигенция, обосновавшаяся в г. Грозном, оставалась оторванной от своего народа» (24).
Перепись 1939 г. зафиксировала 659 838 жителя ЧИАССР, из них 12% составляли ингуши, а 52,9% - чеченцы. Таким образом, если в Ингушской АО ингуши составляли 93,07%, являясь абсолютным большинством, то в Чечено-Ингушской АССР они являлись этническим меньшинством, уступая по численности не только чеченцам, но и русским (25).
В 1925-1926 гг. ВЦИК занимался проблемой алагирских беженцев. Суть дела заключалась в том, что в 1919 г. русские, грузины и некоторые другие не являвшиеся осетинами жители Алагира, вынуждены были покинуть свои дома и уйти из этого сравнительно крупного промышленного центра Северной Осетии. Потом они непрестанно ходатайствовали перед ВЦИК о возвращении или компенсации утраченного имущества (26). Всего в указанном сборнике приводится 16 документов, связанных с этим вопросом.
В докладе комиссии ВЦИК по делу об алагирских беженцах от 1 июня 1926 г. отмечается: «Все перечисленные владения (В.Ш.: речь идёт о 153 домах беженцев) ныне находятся в пользовании местных жителей с. Алагир осетин, которые захватили дома и строения беженцев частью самовольно, а в подавляющей части они были розданы им местными осетинскими органами» (27).
Территориальные приобретения соседей не всегда воспринимались одобрительно, даже если они происходили за счёт кого-то другого.
В сер. 1920-х гг. Терским окружным исполкомом уже был поднят вопрос о присоединении Моздокского района к Северо-Осетинской А.О. якобы по причине удобства развития жизненно важных коммуникаций. На территории района проживало 75 % русских, 11,1% осетин, 18,4% представителей других национальностей (28).
Не смотря на активную агитацию среди неосетинского населения района, к апрелю 1925 г. преобладали настроения против присоединения (29).
Ингушское руководство, к которому данный вопрос, практически, не имел никакого отношения, тем не менее, посчитало нужным высказать своё мнение. В докладной записке исполкома Ингушской АО от 30 апреля 1925 г. в Северо-Кавказский краевой исполнительный комитет советов высказывался протест против присоединения к Северной Осетии Моздокского района. Исполком Ингушетии объяснял такое своё отношение «чересполосным» расположением района и малочисленностью осетинского населения (11,1%).. В записке отмечалось: «Экономическая живая непрерывная связь у Моздокского района не с Северной Осетией, а со смежными с ним областями, Сунженским округом, Чечнёй и Кабардой… С северной частью Ингушетии», и далее в докладной отмечалось: «Вообще стремление Северной Осетии за последнее время объединиться с Южной Осетией и осетинами Моздокского района нервирует население Ингушетии и вызывает разные кривотолки» (30).
В 1920-е гг. также имели место столкновения между чеченцами и дагестанцами в пограничных районах. Например, 29 ноября 1924 г. произошёл конфликт между обществами аула Химой Шатоевского округа и аула Гако Андинскго округа (Даг.АССР) «…на почве грабежей и похищений женщин с целью выкупа» (31).
В марте и июле 1925 г. также произошли столкновения с участием тех же сторон. При этом, в июле конфликт вышел из-за споров о пастбище между пограничными обществами Гоготль и Анди (Дагестан) и чеченского аула Беной. Столкновение было вооружённым. Чеченцев было убито 2, ранено – 6; убит 1 дагестанец и ранен тоже 1. У жителей села Гоготль чеченцы угнали 165 голов овец (32).
Этой проблеме было посвящено заседание Комиссии ВЦИК. Сохранился протокол этого заседания (33), а также целая серия других, различных по объёму и значимости, документов, посвящённых столкновению чеченцев и жителей Дагестана (34).

Таким образом, состояние жёсткого социального кризиса конца 1910-х – начала 1920-х гг., сопровождавшееся ослаблением регулирующей роли государства в Северо-Кавказском регионе, привело к переходу конфликтных ситуаций из латентных форм в открытые. Наиболее острыми были столкновения между казаками и горцами, где особенно жёсткую позицию занимали чеченцы и ингуши. Сопоставимыми по накалу с вышеупомянутым конфликтом были столкновения между отдельными коренными народами Северного Кавказа. Иногда они приобретали довольно широкий размах, с сотнями вооружённых участников. При этом надо подчеркнуть, что в большинстве известных нам случаев поводом были территориальные претензии – споры о принадлежности тех или иных земельных наделов, пастбищ и т.п. Наиболее сложным по составу причин и факторов, породивших противоречия сторон, был осетино-ингушский конфликт.
Ещё раз обратим внимание на то обстоятельство, что в конфликтах между собой не участвовали (или их противоречия не приобретали характера открытых столкновений) народы, близкие в этнокультурном, языковом отношении. Например, адыги, вайнахи, тюрки и т.п. Таким образом, в ряду характерных черт споров и проблем территориально-административного размежевания 1920-х гг. нельзя исключать и их этнокультурную составную часть.

Примечания
1. ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 119. Д.38. Л. 80-81.
2. ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 119. Д.36. Л. 72.
3. Там же. Л. 71.
4. ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 119. Д.38. Л. 81.
5. ГАРФ. Ф.Р-1235. Оп. 119. Д.36. Л.31-33
6. Там же. Л. 40.
7. Там же. Л. 124-125.
8. Там же. Л. 23.
9. Там же. Л. 19.
10. Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Северный Кавказ: границы, конфликты, беженцы (документы, факты, комментарии). – Ростов/н-Д.: РВШ МВД, 1997. – С.38.
11. Там же. С. 39.
12. ГАРФ, Ф.Р. – 119, Д. 36, Л.Л. 110, 111, 112, 115.
13. Там же. Л. 188.
14. Там же. Л. 10.
15. Там же.
16. Там же.
17. Там же. Л. 13.
18. ГАРФ, Ф.-Р-3316, Оп. 20, Д. 384, Л. 2-5.
19. ГАРФ, Ф.Р – 1235, Оп. 140, Д. 818, Л. 8.
20. ГАРФ, Ф.Р – 1235, Оп. 140, Д. 790, Л. 5-6.
21. ГАРФ, Ф.Р-1235, Оп. 118, Д. 7, Л. 21, 24.
22. Там же. Л. 24.
23. ГАРФ, Ф.Р-1235, Оп. 2, Д. 1471, Л.1.
24. Кокорхоев Д.С. Становление и развитие советской национальной государственности ингушского народа (1917-1944 гг.). Автореферат дисс. … к.и.н., Волгоград, 2001. С. 19.
25. Там же. С. 19-20.
26. Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Северный Кавказ: границы, конфликты… С. 60-84.
27. Там же. С. 71.
28. Гонов А.М. Северный Кавказ: актуальные проблемы русского этноса (20-30-е гг.). – Ростов-на-Дону: РВШ МВД, 1997. - С. 21.
29. Там же.
30. Русские на Северном Кавказе. 20-30-е гг./ Сост. А.М. Гонов =- Нальчик, 1995. - С. 261.
31. Аптекарь П. Повстанцы// Родина, 2000, № 1-2. С. 154.
32. Там же.
33. ГАРФ, Ф.Р -1235, Оп. 105, Д. 167, Л. 238-239.
34. ГАРФ, Ф.Р -1235, Оп. 105, Д. 167, ЛЛ. 152 (об), 132-133 (об), 135.

Сергей_Ингушевич
14.02.2007, 15:44
хороший материал