PDA

Просмотр полной версии : Сборник Стихов "Интонации Молчания"



AyvenGo
19.04.2007, 11:00
ИНТОНАЦИИ МОЛЧАНИЯ



Стихи и Поэмы





Мое слово вернется домой

(нечто вроде предисловия )

"Дым отечества сладок"

Гомер



Писать о родной земле – дело не из легких. Каждый раз, когда я пишу или говорю о Родине, меня одолевают необъяснимые чувства. Словно шум реки, лес в «слезинках смолы», дикое поле – все это моя тайная любовь – Ингушетия, и этой тайной я вдруг делюсь со всеми.

«Молчание лучше слов, – говорят вайнахи, – а песня лучше молчания». Поэтому мечтаю, что мои стихи когда-нибудь положат на музыку.

О чем будут эти песни? О верности, о геройстве, о любви. О верности – в дружбе, о геройстве во имя Родины, о любви… единственной.

Есть люди, которые считают, что родная земля – это та, что их кормит. И ошибаются. А есть те, которые уверенны, что Родина находится там, где родился человек. И тоже ошибаются…

Я люблю Кабардино-Балкарию, где родилась, свой Нальчик, где пошла в первый класс, училась в колледже, институте, где и сегодня каждый день спешу на работу в газету «Горянка». Но отчизна моя – край предков. Мы там все родом из одного села – Ангушта. И хоть сами себя называем «нохчо», «галгай» или «вайнах», что означает «наш народ», но родом я, как и мой отец, мать, как все ингуши, – из Ангушта.

Подумать только – о нас впервые поведали миру Геродот, Страбон, Плиний, а затем древние армянские географы.

Войны с арабами, аланами, монголами… Позже мы пятились с мечами в руках в сторону гор, защищаясь от Золотой Орды. Сражаться за свободу для нас никогда не было стыдно. Но быть рабами считалось позором. В борьбе с врагами зарождались наши тейпы и тухумы. Иначе нам было бы не уцелеть. Иначе – пропали бы.

В долине реки Асса осели мои предки. Но и здесь не выпускали из рук оружия. Помню слова моего отца, обращенные к братьям: «В ингушском языке нет слова «господин». Вот почему ощетинились в горах Ингушетии вековые сторожевые башни, достигающие солнца. Их хозяева в стенах башен отстаивали свою свободу и честь. И никогда не было над ними господ. Они любили оружие, потому что любили свободу.

Жизнь распорядилась так, что оружие составляло необходимую потребность ингушей. Перс-маймал, гурда, тур и топ… С этим оружием мои предки не расставались ни в походе, ни дома, ни даже на отдыхе. Однажды отец поведал мне, что один из лучших ингушских кинжалов называется «Малхиста» – солнечный, значит. На клинке его изображено солнце.



В пыли, несясь во весь опор,

стрелою шапку пробивают

иль трижды сложенный ковер

булатом сразу рассекают.



Это Пушкин писал о моих предках.

Д а, я родилась в Кабардино-Балкарии, учила стихи Пушкина, читала прозу Толстого и его «Повесть о Залимхане» на русском языке, но песни над моей колыбелью мама пела на ингушском.

Мне, моим братьям и сестрам отец внушал с детства: «Кто предаст родную мать, друга, любимое дело, тот может предать и Родину».

Как-то в Назрани одна учительница после моей встречи с читателями спросила: «Ты вспоминаешь Ингушетию?». Я ответила: «Нет, потому что я о ней никогда не забываю».

Заглядываю в память. Что говорил мой дед, о чем говорил отец, чему учат великие мудрецы?

Такие слова есть у вайнахов: «Не победить даже очень сильным слабых, если слабые держатся вместе, а сильные действуют врозь».

Или вот мысль: «Лишь раз отдает наказ старший в тейпе, лишь раз велит о чем-то отец сыновьям, лишь раз выдают замуж дочь. Три этих дела делают лишь раз».

Переворачиваю страницы памяти. Возможно, этих страниц и не так много. «Нельзя обижать гостя» – вот святой завет ингушей. Об этом они знали всегда. Не ведая, что эти слова произнес еще до нашей эры Юлий Цезарь. Кто знает, может он от них, от вайнахов услышал их?!

А еще наши старики говорят: «Тот, кто выходит из себя, это уже не он сам, а гнев его».

«Войны сыновей не рождают, они их убивают», – уверены матери-ингушки. «Горец, не гордись тем, что у тебя за спиной ружье, – смеются наши мужчины. – Вот настанет время стрелять из него, тогда и поглядим, какой ты воин».

М ного мудрых выводов делают мои земляки, всех не перескажешь. Но мне больше всего по душе вот этот: «В той семье, где согласие, там достаток и счастье». Его часто вспоминает моя мама.

Когда мне трудно, когда нет больше мочи терпеть, я вспоминаю папины слова: «Кривого человека мы все считаем несчастным. А ведь слепой мечтает быть хоть и кривым, но зрячим».

Говорят, что мой дедушка был очень мудрым человеком. Однажды его спросили: «От чего между людьми часто не бывает согласия?» – «От глупости», – ответил он. И был прав, ибо глупость порождает беспричинную ссору, жадность, грубость. «А в чем состоит радость человеческая?» – спросили его. – «Смотреть на мир без вражды», – ответил он.

Хоть это, в общем-то, против грамматических правил, но мысленно слово «человек» я всегда произношу с большой буквы. Потому что, как сказал Расул Гамзатов:



По-другому написано в книгах,

А по мне, состоит человек

Из смешения солнечных бликов,

Шума птиц и шептания рек,

Смены рос и туманных спиралей,

Пенья трав и молчания далей…



Я люблю человека, люблю республику, где родилась, с благоговением отношусь к своей маме, ценю доброту и мужскую честь в отце и братьях… Но еще моя любовь – Ингушетия, потому что «кровь память имеет». И если когда-нибудь я поступлю вопреки горскому этикету, то только для того, чтобы защитить ее, родню мою – мать, отца, братьев и сестер. Только ради этого брошусь вплавь через опасную бурную реку.

Новый век сурово хмурит брови: войны, кровь, насилие, потеря святынь…

Что противопоставим этому злу? Только любовь. И нет большего в той любви, чем положить свою душу за близких своих, за друзей, за Родину. Выше этого в жизни ничего не бывает.


Запев



Я в новую книгу бросаюсь,

как прыгают в воду –

с разбега, с разлета!

Что ждет меня там, впереди?

Я золотоносную

там отыщу ли породу?

Смогу ль пробудить

чувства добрые в чьей-то груди?



Чего я хочу?

Да всего, понимаете ль, разом:

все то осудить собираюсь,

чего не терплю,

и вслух восхититься

своим горделивым Кавказом,

чтоб знал край родимый,

как сильно его я люблю.



Хочу помолчать.

У молчания – сонм интонаций.

Расслышать их все –

вот чего я на деле хочу.

Чтоб как-то суметь

и в других, и в себе разобраться,

по лунному буду я к небу

взбираться лучу.



Признаться в любви

я хочу к моим братьям-землянам,

любимые роли

хочу я исполнить при всех,

набегаться вдоволь

по всем земляничным полянам

и – вдоволь наплакаться, чтобы

был искренним смех.



Не слишком ли резво

на этот я раз разбежалась?

А что, коль о камни

ударюсь вот-вот головой?

Неважно – лечу!

Знаю: то не каприз и не шалость –

нельзя притормаживать

мне в этот миг роковой!



КАВКАЗСКАЯ ПЛЕННИЦА

– Тамара, как давно ты пишешь стихи? И что послужило первоначальным толчком?

– Первое свое стихотворение я написала в 13 лет. Был разгар осе тино-ингушского конфликта, и мы все очень переживали за свой народ. Стихотворение и было посвящено Ингушетии. Потом, как ни странно, на стихи об Ингушетии мне стало недоставать смелости. В прошлом году это начало проходить, но взгляд мой, по-моему, сделался несколько шире – теперь я обращаюсь к Кавказу в целом, потому что поняла, что он, наш прекрасный Кавказ, – это словно бы земной шар в миниатюре. Никому на нем не может быть хорошо, если плохо кому-то другому…

* * *



Не боюсь уже жизненных лестниц

и скажу, принимая года:

я всегда была старше ровесниц

и умнее отличниц – всегда.



Пусть минует скользящее время –

я его превращаю в цветы.

Жить хочу, тебя, родина, грея,

чтоб хранила в себе меня – ты.



Слушая тишину

Мини-поэма



У гор моих родных немало тайн.



Здесь, на тропинке, век уже заросшей,

врага застиг неумолимый мститель,

и тот обрел покой за тем вот камнем.

Но было ль то покоем? Сомневаюсь…



А здесь безмолвно воин спит, что умер

от ран, в бою полученных. Конь верный

смог вынести героя с поля брани,

но не довез до дому… Горе, горе!



Вон в то ущелье, узкое настолько,

что, кажется, и солнцу невозможно

его достигнуть дна, джигит влюбленный

увез свою красавицу, скрываясь

от разъяренных братьев нареченной…



Всех тайн не счесть. Вот – клинопись на теле

скалы. Что эти знаки означают?

Вот – надпись на могильном камне, тоже

не поддающаяся расшифровке.

О ком она? И что она скрывает?

О, тайны, тайны… Так же они манят,

как родинка над самым сердцем юной

ингушки! Но уверена я в том,

что тайн невероятнее не сыщешь,

чем те, чью суть веками укрывают

сторожевые башни – их когда-то

воздвигли предки, чтобы охраняли

аулы Ингушетии моей,

о вражеских набегах извещая.

На смотровых площадках этих башен

и день и ночь стояли караулы,

исправно сообщая населенью,

друг или враг на подступах к селу.



Как жаль, что узнала их так поздно!..



Любой из нас навскидку назовет

Пизанскую ли, Эйфелеву башню –

ведь со времен столпа, что в Вавилоне

задумали построить, их немало

повсюду устремлялось к небесам.

Не многим, к сожалению, известно,

что и у нас, на Северном Кавказе,

есть целый комплекс башен, что сумел бы

по красоте соперничать с любым

шедевром мировой архитектуры!

О древности и говорить не стоит…

Как славно, что у нас сегодня есть

не память лишь о памятниках этих,

а сами они – в камне, но живые!



В Таргимской котловине сохранились

те башни, что считаются вершиной

далеких предков зодчества. Порою

возносятся они, седые стражи,

на двадцать пять, а то и тридцать метров.



Издревле почитаем это место

мы колыбелью нашего народа:

ведь каждый выступ камня здесь овеян

легендами, которые гордимся.



Здесь, говорят, ходили в ноговицах,

чтоб заповедный дерн не нарушать…

А я считаю – можно и разуться,

чтоб только бы не причинить вреда

нам чудом сохранившемуся миру!



О, если б я могла о нем поведать

всем жителям планеты, чтобы каждый

узнал его, словам моим внимая,

и к древности душою прикоснулся…



Скажу ли я о них? Рискну, пожалуй!



Сегодня замки вечности застыли

на берегу небесном, белой шалью

укутаны: хранят их облака –

они же, в свой черед, хранят молчанье.

И старики вот так же молчаливы,

как башни Ингушетии. Нечасто

истории от них услышать можно,

что связаны вот с этими столпами

геройства, воли, мужества и чести.

Им небо, обожженное грозою,

внимает столь же пристально, как я.

Мы слушаем рассказы их о том, как

скрывались в башнях женщины и дети,

пока мужчины стойко отражали

все натиски назойливых врагов.



Истории все больше о сраженьях,

но как-то раз мне старая ингушка

поведала о том, как на площадку

одной из башен юная горянка

взошла и огласила свою песню –

свои слова пропела о любимом,

который был тогда в походе дальнем

и все не возвращался, а она

без устали ждала его прихода.

Да, о любимом песню пела дева,

а все село внимало, затаив

дыхание. В помине осужденья

у слушателей не было: с любимым

той девушки и воины другие

ушли в поход, и всех их тоже ждали

их жены и невесты. Кто посмел бы

прервать ту песню, осудив певицу?!.



Вот снова замки вечности,

я вижу, укутаться решили в облака.

Туман их пеленает – и молчанье.

Безмолвие стоит на страже башен.



А сколько же они в себе хранят

историй увлекательных, прелестных –

о гневе и любви, о постоянстве,

о преданности – или же (мрачнею)

предательстве (увы, случалось тоже),



о том, как надо родину беречь.



Но я опять ловлю себя на мысли,

что и молчанье башен – это тоже

рассказ, в котором почерпнешь немало,

и тишине камней внимаю снова.



Я слушаю всем сердцем тишину…

О, эти интонации молчанья!

* * *



Про Эльбрус написать не берусь:

слишком многими тема рассеяна.

Это – то же, что молвить: «О Русь!..» –

после Пушкина, Блока, Есенина.



О всем ведомом я не могу,

не люблю выступать в общем хоре я.

Для другого себя берегу:

у меня ведь своя траектория.



Бесполезно советовать мне

петь о том, как светла Ингушетия:

это – то же, что в здравом уме

похваляться: живу-де на свете я.



Мне великое – не по плечу,

мне милее и ближе все бренное.

О больших я вещах умолчу,

в мелочах открывая бесценное.



Потому не пишу я, Эльбрус,

о тебе, вознесенном поэтами,

с кем во веки веков не сравнюсь,

но и не повторяюсь поэтому.




Продолжение следует