PDA

Просмотр полной версии : Забытые имена из прошлого



CAUCASIAN
01.02.2009, 20:47
ТЕМУРКО ПАЖИ БАНХАЕВ
Неутомимый «искатель прошлого», известный историк и краевед Б.Д. Газиков вновь порадовал нас открытием очередного «забытого» имени из славной плеяды офицеров царской армии. Вот некоторые подробности судьбы уроженца с.Базоркино Темурко Банхаева, о которых ему стало известно в ходе работы в Российском государственном военно-историческом архиве.
«Работая в этом архиве, - говорит Б.Газиков, - нами было выявлено большое количество материалов о службе ингушей в русской армии. В частности, мы наткнулись и на полный послужной список поручика 6-го Закаспийского Стрелкового батальона Темурко Пажиевича Банхаева. Заинтересовавшись им, позже мы выяснили, что в «Посемейных списках» с. Базоркино за 1886 г. он проходит как Т.Банхаев, 31 лет от роду.
Послужной список составлен на момент 3 февраля 1892 года. Представлю читателям основные записи из него.
«Поручик Темурко Пажи Банхаев, младший офицер, имеет орден св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», род. 1858 г., 17 октября. Сын почетного Старшины с. Базоркинского Владикавказского округа, вероисповедания магометанского.
Образование: общее – 5 классов во Владикавказском реальном училище; Военное – в Тифлисском пехотном юнкерском училище.
Приказом по Кавказской Стрелковой бригаде от 28 февраля 1879 года зачислен на службу в 3-й Кавказский стрелковый батальон, охотником рядовым на правах вольноопределяющегося 3-го разряда по образованию.
Далее – перевод в 83-й пехотный Самурский Его Императорского Высочества великого князя Владимира Александровича полк (11 февраля 1881 г.), служба в 6-ом, затем 5-ом Закаспийском стрелковом батальонах. Высочайшим приказом, состоявшемся в 31-й день июля месяца 1885 года за отличие, оказанное при занятии укрепленных авганских (авганских – так в тексте - Б. Гиреев) на реке Кушке, Всемилостивейше награжден орденом св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». Холост. Недвижимого имущества не имеет. Наказаниям не подвергался. Находился в составе Мургатского отряда с 4-го марта по 12-е июля 1885 г. и участвовал в деле с авганцами 18 марта 1885 г. при Таш-Кепри. Поход этот высочайше повелено считать за военный. По распоряжению начальства был командирован для отвода партии молодых солдат в 17-й Туркестанский Линейный батальон в числе 150 человек, артиллерийского транспорта в числе 15 верблюдов и 30 человек казаков с эшелоном 71-го Кавказского конно-казачьего полка Кубанского войска.
Поручение исполнил в точности…».

Б. ГИРЕЕВ

Газета «Ингушетия» 8 мая 2007 года № 53

CAUCASIAN
01.02.2009, 20:51
ЧОЖ МИРЗАХАНОВ – ИНГУШСКИЙ СТАРШИНА

В продолжение наших циклов, посвящённых выдающимся деятелям Ингушетии различных периодов её истории, я бы хотел предложить вниманию читателей рассказ о человеке, к сожалению, о судьбе и конкретных делах которого не только не знают широкие массы, но и мало что известно специалистам историкам. Речь идёт об одном из очень ярких представителей нашего народа, которому выпало 6на долю активно выступить на историческую арену в начале 80-х годов XVIII века.
Любой, кто мало-мальски знаком с историей ингушского народа этого периода, и вообще с историей Северного Кавказа, согласится со мной, что это был драматичный и ответственейший период нашей истории.
Для того, чтобы более понятны были мотивы и содержание поступков нашего героя, я бы хотел хотя бы несколькими штрихами обрисовать общий исторический фон, в условиях которого пришлось действовать нашему герою – Чожу Мирзаханову.
Мы знаем, что повторное возвращение, в частности, предков современных ингушей на плоскость, началось скорее всего на рубеже XVI-XVII столетий. Наиболее старинное из ингушских плоскостных поселений – селение Ангушт (ныне сел. Тарское), стало на пути миграции ингушей с гор, то есть с юга на север, на плоскость, как бы перевалочной базой. Весь известный нам исторический материал согласуется с этим выводом. Через Ангушт в начале 50-х и особенно отчётливо к 80-м годам XVIII века ингуши занимали практически всю территорию современного Пригородного района, создали несколько десятков поселений и вышли на границы селения Базоркино, нынешнего Чермена.
По документам, к началу 80-х годов XVIII века в ингушских плоскостных селениях насчитывалось около 1200 дворов, это где-то порядка 9-10 тысяч человек. Конечно, сегодня любое среднее ингушское село превышает такую численность, но по тем временам при общей демографической ситуации эта была, в общем-то, заметная группа людей.
Данный период истории ознаменован тем, что начинается российское продвижение с Кавказской линии, располагавшейся вдоль Терека в ближние пределы Кавказских гор, в южном направлении.
Сама дата – 1780 год – говорит о том, что через три года уже будет установлен протекторат Российской империи над Грузинскими царствами. Поэтому вполне объяснима активизация всех действий российских военных сил и военных чиновников, располагавшихся на Тереке, в направлении с севера на юг. То есть речь идёт о том, что период уверенного и усиленного закрепления ингушей на плоскостных территориях совпадает по времени с активизацией деятельности России в этом регионе. И это, кстати, сыграло большую службу для нашей истории, так как именно в силу названного обстоятельства появляется целый комплекс исторических источников, которые позволяют делать даже перекрёстную проверку фактов и явлений, с большой достоверностью восстанавливать реалии прошлого.
Надо сказать, что стремлению наших предков утвердиться на плоскости активно противодействовали кабардинские князья, которые уже за несколько десятков лет до этого времени начали утрачивать своё влияние на эти территории, простиравшиеся когда-то вплоть до самых горных ущелий. Процесс развивался в крайне неблагоприятных условиях. Этика, нравы да и конкретные реалии того времени вполне можно охарактеризовать как времена экстремальные для обывателей и людей, стремившихся к мирной созидательной жизни. В нравах эпохи были походы за добычей, пленопродовство и вся прочая атрибутика времён позднего средневековья. Нахские, в частности, ингушские общества сталкивались с массой проблем, разрешаемых только сообща. Естественно, из их среды должны были выдвигаться люди способные объединить и организовать общество, чтобы привести его к достижению общественных интересов.
Мы подходим вплотную к имени нашего героя. Его имя в документах появляется в начале 70-х годов XVIII века – Чож Мирзаханов. Рядом с ним действуют наряду с другими ингушскими старшинами, очевидно, его старшие братья – Сурхо, Бимерза и Джамирза Мирзахановы. Я называю только одного этого семейства, чтобы подчеркнуть: Чож был одним из младших братьев, ибо в 80-х годах из этой плеяды сохраняются два имени – имена Чожа и его младшего брата и соратника Долакха. Многое говорит в пользу его принадлежности к большой и влиятельной фамилии Мальсаговых. Только лишь потому, что это обстоятельство не имеет принципиального значения для темы нашего рассказа, я опускаю факты, подтверждающие это. Для нас гораздо важнее то, что сам Чож, судя по его делам, ощущал себя прежде всего ингушом и действовал в интересах всего своего народа.
Убеждён, что прежде всего именно такая самоидентификация позволила Чожу выдвинуться на первый план, стать фигурой общеингушского масштаба. А виной тому случай. Но ведь не зря говорят, что случай находит достойного.
Итак, весной 1785 года шолхинцы (а Чож со своими братьями жил в междуречье Сунжи-Камбилеевки, в селении Шолхи, нынешнем Октябрьском) подверглись нападению княжеской дружины одного из князей Малой Кабарды – Дола Мударова. Была предпринята попытка угнать скот шолхинских ингушей и гарнизонных лошадей крепости Владикавказа. В этот день Чож отличился вместе со ста пятьюдесятью шолхинцами. В считанные минуты организовав погоню, он не только отбил украденный кабардинским князем Долом Мударовым скот и лошадей, но и нанёс весьма чувствительное поражение князю.
Донося об этом случае Екатерине II, генерал-фельдмаршал Г.Потёмкин подчёркивал, что «…ингушевцы… показали опытом (т.е. на деле – ред.) верность и усердие своё к службе Вашего императорского величества».
В заключении своей реляции всесильный фаворит императрицы добавлял: «В воздаяние таковой верности и преданности… осмеливаюсь я испрашивать высочайшего к ним благоволения».
Именно начиная с этого момента, Чож Мирзаханов и попадает в орбиту внимания Российской администрации. Постепенно этот храбрый воин раскрывается и как дипломат, а обстановка, в которой он действовал, как раз и требовала от него не только воинской доблести, но и трезвой холодной головы и известных дипломатических способностей. Видимо, он был подготовлен к этому всей своей жизнью, потому что кроме ингушского языка, как об этом, бесспорно, свидетельствуют исторические материалы, он знал кумыкский и кабардинский языки. Есть основание полагать, что он неплохо знал и язык своих ближайших соседей-осетин. И всё это ему пригодилось.
Мне сложно коротко описать жизнь этого человека. За его судьбой я слежу, по меньшей мере, последние семь лет. Несколько раз порывался написать, но даже сегодня я убеждаюсь, что каждое обращение к источникам раскрывает всё новые и новые удивительно интересные подробности этой биографии, столь тесно переплетённой с судьбой своего народа.
Даже одно это обстоятельство делает его предметом заслуженного пристального внимания историков. Мы отметили, что перед Чожем открывалась блестящая по тем временам вполне благополучная карьера деятеля, как сегодня говорят, хотя бы регионального масштаба. Однако Чож, безусловно, был фигурой северокавказского значения. Об этом свидетельствует не только то, что он был известен императрице по донесениям Потёмкиных – Григория Александровича и Павла Сергеевича, но попал и во многие работы русских историков, обращавшихся к истории Северного Кавказа XVIII века.
Так вот, эта проблема выбора между личным преуспеванием и служением, как сегодня мы говорим, общественным интересам, встала со всей своей остротой и перед Чожем. Для того, чтобы в этом лучше убедиться или нагляднее себе это представить, надо опять вернуться к общеполитической картине середины 80-х годов XVIII на Северном Кавказе. Это время когда мощно и очень массировано обозначились социальные, политические и экономические проблемы. И не в последнюю очередь, оказалось, именно по этой причине вскоре на историческую арену выходит такая мощная фигура, как шейх Мансур.
Естественно, Российская администрация была заинтересована использовать все местные ресурсы, все силы северокавказских народов против движения шейха Мансура. Не последнее место в этих планах, разумеется, занимали и ингуши, единственный этнос, в то время живший непосредственно в окрестностях Владикавказа. А в планах шейха Мансура поход на Владикавказ и попытки овладения этой крепостью постоянно занимали до 1787 года заметное место. Он даже предпринимал несколько подготовительных попыток. Хотя бы поэтому Российская администрация была заинтересована в использовании ингушей против начавшегося мощного движения шейха Мансура. Вышеназванный малокабардинский князь Дол Мударов был одним из самых активных и, пожалуй, последовательных сторонников шейха Мансура и одновременно находился в довольно натянутых отношениях с ингушами, возвращавшимися из своих горных поселений на территорию современного Пригородного и Назрановского районов. Свои права на эту территорию (якобы по праву принадлежности её своим предкам) неоднократно, и это в письменных источниках отражено, заявлял, в частности, Дол Мударов, проживавший в то время в районе так называемых Ахловых кабаков, что в окрестностях сегодняшнего Курпа.
Российская администрация неоднократно предпринимала попытки использовать Чожа Мирзаханова для нейтрализации Дола Мударова. Сначала это были попытки дипломатические. Обратите внимание, что к кабардинскому князю посылают в качестве посредника, рассчитывая на его дипломатические способности, ингушского старшину, который буквально за несколько месяцев до этого нанёс тому весьма чувствительное поражение. Сам этот факт многозначителен.
В чём же здесь дело? И впоследствии открывшиеся документы позволяют объяснить возможность поездки Чожа к своему военному противнику и одновременно рисуют его как человека дальновидного и глубокомыслящего. Позднее, когда окончательно испортились отношения ингушского старшины Чожа Мирзаханова с Российской администрацией, сами ингушские старшины, предавши своего товарища, жаловались на него, что в период битвы с Долом Мударовым Чож Мирзаханов не позволил нанести ему окончательное поражение.
Речь идёт, несомненно о том, что у Чожа была возможность лишить жизни своего противника, но он сознательно этого не сделал. В сочетании с другими его поступками, есть объяснение и этому поступку. Чож Мирзаханов смотрел несколько далее, чем те старшины, которые пытались его впоследствии оболгать перед российской военной администрацией. Он остро понимал, что ингушам нужна не вражда с соседями, а нормальные добрососедские отношения, чтобы создать хотя бы минимальные условия для созидательной жизни. В одном из документов он сам говорил: «Нам надо землю пахать, скот разводить и семейства свои содержать».
Критический момент наступил в тот день, когда по поручению генерал-поручика Потёмкина Павла Сергеевича, управлявшего огромной территорией, включающей современную Астраханскую область, Среднее Поволжье вплоть до Саратовской губернии и всю Территорию Северного Кавказа, за исключением территории Войска Донского, Чож Мирзаханов с некоторыми ингушскими старшинами был призван во Владикавказ к коменданту. Здесь его открыто, опять-таки вместе с другими ингушскими старшинами, натравливали на кабардинского князя Дола Мударова. Пытались подкупить различными подарками и подачками, возможностью присвоить всю военную добычу, обещанием военной поддержки в борьбе против мятежных малокабардинских князей и сверх того гарантировали денежные и прочие вознаграждения от Российской администрации.
Неожиданным был ответ, который высказал от имени ингушских старшин Чож Мирзаханов. Он заявил владикавказскому коменданту, и это пошло от Потёмкина вверх по вертикали, вплоть до Санкт-Петербурга: «Нам должно наблюдать пользу всего общества».
Очень современная формулировка. Я не скрываю, что читал об этом с большим удовольствием. Из этой фразы можно сделать очень серьёзные выводы. Наши предки, во всяком случае, наиболее дальновидные из них, которые во главу угла ставили не достижение личных интересов, а интересы общенациональные, мыслили перспективно и с расчётом на будущее.
Несомненно, что после подобного заявления Чож Мирзаханов стал для царской администрации опасной фигурой. Ещё какое-то время она пыталась на него воздействовать окольными путями, вплоть до ареста его семьи. Но окончательно отношения с властью испортились, когда Чож помешал использовать ингушские отряды в вооруженном противодействии шейху Мансуру летом 1786 года.
После этого с Чожем Мирзахановым поступили древним, как мир, способом. Использованы были самые низменные страсти. Его обвинили в присвоении какой-то части общественных материальных ценностей.
Опять-таки, я перехожу на лексику современную, чтобы не углубляться в подробности. Кончилось же это тем, что Чож Мирзаханов был введён в ссору (лексика документов XVIII века) с жителями Больших Ингушей, то есть Ангушта. Его осадили в собственном доме в селении Шолхи, в башне, построенной Чожем где-то в промежутке между 1781-1785 годами. Чожу удалось выйти из дома, увести сына своего и, что любопытно, разместить его в том же Ангуште, с некоторыми жителями которого у него была спровоцированная властями вражда.
Для самого Чожа всё это закончилось весьма трагически. После 1787 он исчезает из исторических документов и исчезают опять-таки главные сведения, которые рисуют его как весьма незаурядного, нацеленного на общественное благо человека, который не позволил личной своей обиде выразиться в формах сведения счётов в духе нравов феодальной эпохи.
Речь идёт о том, что у Чожа была возможность натравить на своих врагов из ингушской среды князей Большой Кабарды, живших западнее Татартупа. Сам этот факт говорит о широте его связей и известности на Кавказе. Но он переборол в себе личные обиды, не прибег к помощи готовых к походу против Ингушетии кабардинских князей.
Спрашивается, какие выводы можно сделать из этой судьбы? Каких-то всего несколько лет Чож Мирзаханов действует на исторической арене. Однако судьбой ему было уготовано действовать в самый критический момент нашей истории. И он, и те, кто его поддерживали, спасли наш народ от конфронтации со своими соседями. Дело в том, что наряду с организованными отрядами шейха Мансура до 1785 года и в начале этого года действовали откровенно грабительские банды, в состав которых входили представители народностей, живших от Аксая до Малки, так называемые, интернациональные воровские бригады. Но, к сожалению, как и сегодня, конфликту, возникшему на уголовной почве и в те времена, как и сегодня, находились силы, старавшиеся придать характер межнациональных столкновений.
Усилия Чожа (в частности, он постоянно посылал в Чечню своего младшего брата, который в документах фигурирует под именем Дулак или Долак) чисто дипломатические усилия и противодействие тому, чтобы наших предков – ингушей того времени, не втянули в вооруженную борьбу против шейха Мансура и против чеченцев, в целом привели к нормализации отношений. Примечательно то, что после любой из стычек с этими грабительскими партиями, надвигавшимися на Ингушетию с востока, у нас, как правило, возникали проблемы с запада. В частности, смелели соседи, жившие в предгорьях по левому берегу Терека. Они позволяли себе угоны ингушского скота, чего ни до, ни после этого не наблюдалось. Происходило это исключительно в момент обострения наших отношений, например, с чеченцами или с кабардинскими князьями.
В начале 80-х годов XVIII века упоминавшийся нами генерал Потёмкин в своём программном заявлении пишет о своей убеждённости, что в интересах России стравливать ингушей с чеченцами и с осетинами, чеченцев с кабардинцами, а всех вместе держать в состоянии постоянной вражды. Я не сторонник упрощённых аналогий, но согласитесь, что нечто напоминающее это заявление мы наблюдали и в последние годы. Точно также ясно, что лишь открестившись от подобной политики, можно обеспечить будущее России как единого федеративного государства.
Так вот, в своё время именно такие люди, как Чож Мирзаханов, сделали многое для того, чтобы мы не потеряли своё историческое лицо, спасли наших предков, не позволили им втянуться в межнациональную вражду со своими соседями, прежде всего понимая, что любая вражда неперспективна и лишает народ основ созидательной жизни, оставляет его без будущего.
Ещё один вывод, следующий из судьбы Чожа Мирзаханова. Вы обратили внимание на то, что в борьбе против него был использован коварный приём, старый как мир, основанный на алчности, связанный с материальными интересами людей?
Я не идеализирую Чожа. Те документы, которые я о нём знаю, рисуют его как человека земного, не лишённого и отдельных человеческих слабостей. Тот, кто способен их в себе подавить, тот вырастает в личность. Чожу это удалось, а потому он – самая яркая личность среди нашего народа, по крайней мере, периода второй половины и последней трети XVIII века. Человек, который смог преодолеть в себе все людские слабости и стать общественным лидером, действовавшим во благо своего народа. И не случайно, он один из весьма немногих деятелей XVIII века, о котором народ сохранил благодарную память. Так, в сборнике «Ингушский фольклор», изданном в 1970 году Абукаром Танкиевым, записано великолепное сказание о нём. Здесь Чож Мирзаханов предстаёт как эпический герой. И никто, разумеется, уже спустя какое-то время не помнил о сути обвинений, которые стали поводом и причиной свержения с политической арены этого человека, который был в состоянии сделать ещё очень многое для своего народа. И осуществлено это было руками ингушей. К сожалению, из таких горьких примеров (я не в назидание это говорю, просто характер моей профессии и тот конкретный материал, с которым работаю, обязывает сделать такие выводы) ингуши не сделали нужных выводов. Мы и в последствии сами способствовали уничтожению многих лучших своих представителей.
Мог бы приводить многочисленные примеры, останавливаться на персоналиях, но сошлюсь лишь на один факт. Никогда не забуду, как в 70-е годы в г. Грозный во дворе Краеведческого музея глубокий старик с какой-то необъяснимой для меня ненавистью говорил об Идрисе Зязикове. Яркий лидер, который уже сорок лет как был замучен, погиб в тюремных застенках и в тот день ему был ненавистен так же яро, как и в день возникновения вражды. И эта ненависть была какой-то патологической.
Конечно, это не характерный пример для нашего народа, но повторяемость нашего отношения к лучшим своим представителям, к самым перспективным своим лидерам, мне кажется, есть предмет для серьёзного размышления.
Понимаю, что со мной могут многие не согласиться, и, может быть, больше к этой теме не вернусь, но хотелось бы, чтобы мы более терпимо и бережнее относились к своим лучшим людям.


Муталиев Т.

«Литературная Ингушетия», 2002, № 3. С. 95-98.

CAUCASIAN
01.02.2009, 20:53
КОТИЕВ АСЛАНБЕК БЕЙТИЕВИЧ, КАВАЛЕР ЗОЛОТОГО ГЕОРГИЕВСКОГО ОРУЖИЯ

Перемены, грянувшие в конце 80-х начале 90-х гг. в истории нашего государства, предопределили бурное, подобно водному потоку, хлынувшему из доселе закрытого шлюза, развитие национальной государственности бывших постсоветских республик и автономий, триумфальное шествие по территории бывшего Советского Союза "парада суверенитетов" со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Новейшая история, теперь уже нового государственного образования, современной Российской Федерации начала новый отчет со времени новой эпохи. Вместе с переменами, происходившими в государственно-правовом пространстве России, широкие перемены происходили и в общественно-политическом и социальном сферах российского общества. Перемены эти по своим масштабам были не менее значимы, чем на общегосударственном уровне.
Всплеск национального самосознания и самоидентичности у народов новой России обусловило также и пересмотр многих страниц своих национальных историй. Не стали исключением из этого ряда и страницы истории ингушского народа. Наши ученые, историки и исследователи стали открывать новые, незаслуженно забытые и преданные забвению тоталитарной системой страницы истории нашего народа. Благодаря их трудам мы узнали и узнаем много нового из нашего прошлого. Помимо этого также открываем для себя многие новые имена видных представителей нашего народа, внесшие немалый позитивный вклад не только в культуру нашего народа, но и в общероссийскую культуру, науку и историю.
В основном это затрагивало царский (монархический) период в истории России и соответствующего периода времени в истории и нашего народа. Почетным особняком здесь стоят представители ингушской военной интеллигенции, служившие в русской армии. Многие из них были героями своего Времени, и память о них, о делах и ратных подвигах их должна быть возрождена и шествовать среди нас в веках, ибо позабыв свое прошлое, народ искажает свое настоящее и рискует потерять свое будущее.
Так случилось, что еще только начав, сразу после окончания исторического факультета ЧИГУ им.Л.Н.Толстого, свою научную деятельность научным сотрудником ИнгНИИГН им.Ч.Ахриева, а затем продолжив ее в Отделе научных исследований Государственной Архивной службы РИ, я вплотную занялся исследованием забытых страниц в истории ингушской военной интеллигенции, с первых годов ее зарождения и вплоть до рубежа XX века, ликвидацией "белых пятен" в ее очень богатой и содержательной истории. Начатая в 1998 году в этом направлении работа легла в основу и моего диссертационного исследования - "Горская военная интеллигенция во взаимодействии культур русского и северокавказских народов. XVIII-нач. XX вв." (г.Ростов-на-Дону).
Надо сказать, сделано многое, открыты казавшиеся навсегда канувшие в Лету десятки и сотни имен ингушей - офицеров, всадников, а то и просто служивых людей, крепившие и множившие боевую славу русского оружия практически во всех войнах Российской империи с XVIII- начала XX веков, приумножившие честь и достоинство своего, ингушского, народа. Немало документационного материала сопровождает их яркую жизнь и деятельность.
Я хочу поведать о судьбе одного, с большой буквы, Человека незаурядного ума, отваги и личной храбрости, интеллигентного и дипломатичного. Блестящем офицере русской армии и легендарной личности, имя которого до сих пор на устах у нашего народа.
Об этом Человеке читатель не найдет каких-либо достаточно содержательных упоминаний в библиографических и иных источниках, в исследованиях историков нашей республики. О судьбе этого Человека, о его жизни и ратных подвигах могут говорить только архивы и воспоминания его прямых потомков. Вместе с тем, жизнь и деятельность этого Человека подобны красивой книге с богатыми иллюстрациями и с захватывающим дух содержанием.
Имя этой живой легенды нашего воинства - Котиев Асланбек Бейтиевич (среди ингушей более старшего поколения он известен под именем КотIе-наькъан Бейти Алсбек).

Сегодня, открывая для наших современников заново имя Асланбека Бейтиевича Котиева, мы сразу сталкиваемся с реальными фактами - информация о Человеке такого масштаба и известности крайне скудна и мизерна, что, кстати, делает вполне оправданным тот пристальный профессиональный интерес, который испытывают к нему исследователи истории военной интеллигенции. Тем не менее, необходимо отметить, что уже имеющийся фактический материал красноречиво свидетельствует, что фигура полковника А.Б.Котиева весьма значительна и когда-нибудь, без сомнения, займет соответствующее и положенное ей место в национальной истории ингушей.
В далеком 1867 г. 2 числа апреля месяца в с.Кантышевское, Назрановского округа Терской области, в семье почетного старшины Назрановского общества и с.Кантышевского Бейти Котиева случилось радостное событие - на свет появился мальчик, которого с любовью нарекли старинным красивым восточным именем Асланбек. Древний род Котиевых прибавился еще на одного мужчину.
Издревле в ингушской семье рождение сына - рождение новых надежд. Так было и есть во все времена. И потому появление в миру будущего мужчины всегда окружено особой радостью и благоволением. Если бы знали родители и близкие маленького Асланбека, какая славная и знаменательная жизнь ожидает их сына и родича. Но об этом позже... Как и положено, воспитанием мальчика, как будущего мужчину и воина, занялись отец и дед. Воспитание морально-нравственных и физических качеств маленького Асланбека совмещались также с первыми азами общей грамоты. По достижении, как сейчас сказали бы, школьного возраста, Асланбек дальнейшее воспитание и образование получил во Владикавказском реальном училище. Учился он, по воспоминаниям современников, старательно и прилежно. Естественно, и итог обучения был соответствующим - училище Асланбек окончил с отличием.
Ингуши, как и все горцы Северного Кавказа, всегда славились в русской армии, как отличные кавалеристы и наездники, горцы всегда отличались в общей массе своей любовью и тягой к любому оружию, преданностью долгу и присяге. И не случайно, что после успешного окончания полного курса реального училища Асланбек, который мог вполне поступить в любое высшее гражданское образовательное учреждение Российской империи, отдал предпочтение именно высшему военному образованию, желая получить профессию военного, защитника Отечества.
С этой целью Асланбек Котиев решает дальнейшее свое образование продолжить в Елизаветградском кавалерийском юнкерском училище, по первому разряду, куда он был определен по протекции отца, авторитетного в Назрановском обществе старшины. Практически с первых дней в военном училище молодой курсант рьяно принялся за постижение военных наук, одновременно совмещая учебу с военной службой в чине всадника в I-м Волжском казачьем полку, затем по переводу в 34-м Стародубовском драгунском полку. В 1893 году, после окончания военного училища, его производят в первый офицерский чин - прапорщика. Необходимо отметить, что единожды избрав путь военной службы, Асланбек Котиев, не ошибся в своем выборе. Госпожа Фортуна благоволила ему на протяжении всей его службы. По прошествии двух лет службы в армейской кавалерии прапорщика Асланбека Котиева производят в чин подпоручика.
В 1899 году подпоручик Котиев Асланбек переводится по службе в I-й Дагестанский конный полк, в чине - корнета. Местом дислокации полка была старинная дагестанская крепость г.Темир-Хан-Шура (ныне г.Буйнакск, Дагестан). В составе этого полка он встречает Первую мировую войну 1914 г. и служит вплоть до середины 1917 года. Весной 4 мая 1899 года, приказом командира полка корнет Котиев Асланбек назначается командиром 3-й сотни того же полка.
Участник Первой мировой войны 1914-1918 гг.
В августе 1914 года в связи со вступлением Российской империи в Первую мировую войну II-й Армейский конный корпус, куда входил и I-й Дагестанский конный полк, был переброшен к границе с Германией и Австро-Венгрией. Осенью, когда открылся русско-германский фронт, полк впервые вступил в бой с неприятелем.
Котиев Асланбек прошел практически всю войну, участвуя во всех боях полка. Сотня Асланбека не раз была в авангарде наступающих частей соединения, всадники которой проявляли чудеса храбрости и отваги. Горечь потерь своих боевых товарищей скрашивали одержанные над неприятелем многократные победы. Лихостью своих кавалерийских атак и высокими боевыми качествами "дагестанцы", как кратко называли офицеров и всадников I-го Дагестанского конного полка, по праву заслужили высокую оценку командования II-го Армейского конного корпуса. В полку практически не было офицера или всадника, черкеску которого не украшали бы Георгиевские кресты и ордена.
Не был исключением среди них и Котиев Асланбек, ставший к тому времени командиром I-го Дагестанского конного полка. За мужество и личную храбрость, неоднократно проявленные в многочисленных боях и схватках с австро-германцами, за безупречную военную службу и умелое командование Котиев Асланбек был удостоен многих военных наград Российской империи:

орденом "Святого Станислава" II-й степени
с мечами,
орденом "Святого Станислава" III-й степени
с мечами и бантом,
орденом "Святой Анны" IV-й степени
с мечами и бантом,
Серебряным Юбилейным Кавказским крестом
и мн. др.

Мужество и героизм офицера-ингуша не раз служили примером для его боевых соратников. Эти качества настоящего воина, а также умелое командование подчиненными были отмечены высокой наградой. В 1916 году Высочайшим Указом Его Величества императора Николая II ему было пожаловано именное Золотое Георгиевское оружие с надписью "За храбрость", и присвоено почетное звание Кавалера Георгиевского оружия - самые высокие награды среди русского офицерства Российской империи!
Котиев Асланбек прошел путь блестящей военной карьеры в русской армии - от всадника до полковника, командира полка.
В июне 1917 года полковника Котиева Асланбека переводят по службе в знаменитую Кавказскую Туземную конную дивизию (т.н. "Дикую дивизию"), ставшую за короткий срок одной из самых элитных и несокрушимых соединений русской армии. Он принимает под свое командование подразделение своих земляков-горцев - Ингушский конный полк, сменив на этом посту его знаменитого командира - полковника Г.А Мерчуле, переведенного в Штаб дивизии.
Котиев Асланбек и здесь, на новом месте, проявил себя как талантливый организатор и военачальник. Отличные командирские качества полковника Котиева умело сочетались с хорошими военно-тактическими знаниями, природной дипломатичностью, требовательностью и заботой о подчиненных. Современники отмечали о безграничной личной храбрости и отваге командира "ингушей", полковника Котиева. В полках дивизии, где личная храбрость, отвага и презрение к смерти, хорошие командирские качества и дипломатичность офицерского состава ценились выше всего, полковник Асланбек Котиев вскоре заслужил всеобщее уважение и авторитет. А авторитет его был абсолютно непререкаем.
Командир Ингушского конного полка не раз лично водил своих знаменитых кавалеристов в лихие и стремительные фронтальные атаки на австро-германцев.
Полковник Асланбек Котиев наверняка сделал бы блестящую военную карьеру, однако, 300-летнее царствование Дома Романовых уже приближалось к концу и царская Россия стояла на пороге кровавых братоубийственных потрясений.
...1917 год. Смутное время, установившееся после т.н. "революции" и последовавший за этим хаос, как паутина, охватили всю Россию. Части действующей на австро-германском фронте императорской армии, которых достигла "революционная зараза" все чаще стали охватывать волнения и поднимали бунты против своих офицеров и командного состава. Целые соединения-бунтари снимались и уходили с боевых позиций, оголяя перед противником фронт. Дезертирство в армии стало массовым явлением. Пытаясь как-то исправить создавшееся положение, на фронтах активизировались Военно-полевые трибуналы. Но все эти меры только усиливали распад агонизирующей императорской армии. Командование IX-й Армии все чаще стало бросать, сохранившие верность своему воинскому долгу и присяге, полки Кавказской Туземной конной дивизии с одной позиции фронта на другую, "латать дыры", которые оголили на фронте ушедшие с позиции целые взбунтовавшиеся части русской армии.
В это тяжелое время Кавказская Туземная конная дивизия, во многом благодаря своей строгой дисциплинированности, пониманию своей ответственности и воинским долгом перед Отечеством, уважением к своим офицерам и старшим по возрасту, соратникам, сумела сохранить свою боеспособность и не поддаться на провокационную агитацию большевистских эмиссаров. Было отмечено много фактов, когда офицерам дивизии приходилось буквально вырывать из рук разъяренных всадников революционеров всех мастей, пробиравшихся в полки и, по своей неопытности, пытавшихся вести свою пагубную агитацию среди горцев.
В начале осени 1917 года в Штаб Кавказской Туземной конной дивизии из Верховной Ставки пришла депеша о расформировании дивизии.
Время остановилось для офицеров и всадников дивизии. Лица многих офицеров и всадников помрачнели, предчувствуя горечь разлуки с боевыми товарищами, с которыми делили все беды и радости полевой жизни, и с любимой дивизией. Вскоре полки Кавказской Туземной конной дивизии погрузились на эшелоны и двинулись домой, на Кавказ.
По возвращении, осенью 1917 года, в Ингушетию, офицеры и всадники Ингушского конного полка были встречены с подобающими им почестями. Полк расквартировался во Владикавказе, административном центре Терской области. Однако, вскоре революционная смута докатилась и до седых гор Кавказа, внеся смятение в вековые устои горцев, усилило разлад между казаками и горцами. В этих сложных условиях разгула реакции ингушский народ, как никогда нуждавшийся в надежной опоре, приобрел ее в лице боевых офицеров и всадников Ингушского конного полка "Дикой дивизии".
Когда Северный Кавказ, а вместе с ним и Ингушетия, оказались в огне гражданской войны, именно Ингушский конный полк, через службу, в котором прошло не менее 2-х тысяч ингушей, в период революционных катаклизмов стал надежным щитом, прикрывшим свой народ от многих кровавых бед. Его всадники и офицеры явились основой для многих отрядов и частей, принявших участие в гражданской войне.
И в этом состоит его большая заслуга перед Ингушетией, Кавказом и Россией. Как и другие национальные полки, он прекратил свое существование в марте 1918 года, после установления Советской власти на Тереке.
Асланбек Котиев, как и многие его боевые соратники по полку, стал активным участником гражданской войны, встав на защиту интересов своего народа. В 1919 году в составе группы офицеров-ингушей "Дикой дивизии" во главе с генерал-майором русской армии Мальсаговым С.Т. участвовал в переговорах между жителями селений Экажево и Сурхахи и командованием Добровольческой Белой армии (генералы А.И.Деникин и А.Ляхов). Переговоры носили исключительно умиротворительный характер - парламентеры предлагали не препятствовать проходу через села частей Добровольческой армии. Учитывая их значительное превосходство в живой силе и в вооружений, исключительно руководствуясь целью предотвратить возможное кровопролитие с обеих сторон и желая уберечь свой малочисленный народ от невосполнимых больших людских потерь. Но, увы...
После установления Советской власти Асланбек Котиев занимал ряд должностей в органах власти Горской республики, а затем и Ингушской Автономной области.
Молох репрессивной машины, начавший свою кровавую работу в Советской России в конце 20-х - начале 30-х гг., не пощадил и славного командира Ингушского конного полка "Дикой дивизии", Кавалера Золотого Георгиевского оружия полковника Асланбека Б.Котиева. В 1925 году он, по ложному доносу и как бывший офицер русской армии, был арестован органами ГПУ и в 1931 году, решением печально известной "тройки" НКВД Асланбек Бейтиевич Котиев был расстрелян.
Расстрелян страной, которую он любил и защищал всю свою жизнь.
У него осталась семья: жена - Котиева (Мальсагова) Садо-Тау, сыновья - Берд, Умалатбек, Селим и Султан-Межид.

На стыке двух веков прожил свою жизнь Асланбек Бейтиевич, сумевший найти свое место в двух совершенно разных эпохах. Он был одним из тех немногих ингушей (в общей своей массе), получивших в то время высшее военное образование, что впоследствии открыло ему дорогу к такому жизненному успеху, о котором, казалось бы, сельский мальчишка не мог и мечтать. Но ни слава и почет, ни положение в обществе, которое он занял со временем, никак не отразились на его добром, открытом благородном характере.
Теплую и достойную всяческого уважения память оставил о себе Асланбек Котиев у своих современников и потомков.
Дала гешт долда, Дала къахетам болба цуна!

И. Алмазов

Сердало № 72 (9761) 30 мая 2006 г.

CAUCASIAN
01.02.2009, 20:56
МАНДРЕ (РОМАНА ТIАРА ДАКЪА)

Ц1ера ала ва юкъе,
Оакхарашта ва юкъе,
Молха к1ура ва юкъе,
Даша пхорчашта ва юкъе,
Хье цхьаькъа вар хьо,
Яхь йола, к1ант г1алг1а,
Нальгиев Мандре!!
Мангало буц санна,
Моастаг1ий легабеш.
Михо миха санна,
Моастаг1ий са эгадеш.
Хье цхьаькъа вар хьо,
Дог майра турпал! –
Нальгиев Мандре!
Гийг юзае г1ертараш.
Удача дийнахь,
Кхералуш вацар хьо,
Яхь йола к1ант Мандре!
Ч1ир лехаш вар хьо,
Т1ехьашка ца воалаш,
Г1оазоте лаьттар хьо,
Сурхот1ара къонах, -
Нальгиев Мандре!

1919 шу, из бацар цхьа моллаг1 бола т1ом. Инарала Деникина добровольчески арме, 1омабаьча салташа 1ошаьрйир, йоагайир, йоккхий топашца 1охоарцайир Сурхот1е. Ц1еношкар д1айихьар к1алйиса х1амаш. Къиза хьайзар деникинцаш. Духьал-м эттар г1алг1ай! Бакъда низаш цхьатарра дацар. Латар майра 17 деннеи буси, юртара араваланзар Нальгиев Дотмарзий Мандре. 187 моастаг1 валар цун топах. Цун нана Муи йийра, т1ом болабеннача хьалхарча дийнахь. Из коа, беша д1аеллар Мандречо. Из каша долаш да бирса т1ом лаьттача Сурхот1а.
Деррига дуне сийрдадаьккха хьежаб лура дошо малх. Из айлуш, лакхлуш латт. Хоза ений 1уйре, са мел доаллачун дог хьоасташ, озабезам боацаш, нийсхо еш. Селхан моастаг1чо йоккха топ чуетташ, к1уреи молханеи хьадж д1аийна хинна фо, ц1ена да х1анз. 1уйрийнара фо ц1ена хул массе хана а Сурхот1а. Ч1агаргий ашараш хоз лерга. Уж гаьнт1ара гаьнт1а хувш г1етташ. Царга ладувг1а а, уж зе а ваьннав Мандре бера хана денз. Цар цхьа к1еззига сало1ам бу дега… Кхайке-хазе саг вац юрта. Дагаух шейха Бат1ал-хьажас юрта юкъе даг1ача маьждиге, п1аьраска дийнахьа аьннар: кхозза йоассалургья Сурх1оте… Бакълийннав шейх Бат1и. Ер да-кх из цо аьннар. Дагаух нана Муи беша оасара яьлла. Ше з1амига волаш цунга хьийжа цо къахьегаш. Нани, х1анз, цу готтача лахьтийча улл. Шийла гудар яьй цох моастаг1ий топо. Дега 1откъам хул, дагара ялац нана. Цун ч1ир лийха 1ийнавац турпал. Из к1айгвардейцаш боабаьча г1алг1ай ч1ир а, пхьа а лехаш ва хадданза. Дилла а, дахьа а моттиг йоацаш, бохам болаш ва дега. Ший дег1 дехка ва, кхераш вац деникинцех. Бакъда, б1а тассал юкъ-м йодац царех тийша, из лора ца луш. Ха йоацаш х1ама хургдац ма оалий! 1уйре ийна яц. Цхьа во тата а деш, сигала г1олла Сурхот1енгахь т1айоаг1а биоплан. Цо ду тата хьахоз гаьннара. Дикан-м хьо а яг1ац. Сурхот1а бухь билла чуластай из х1анз. Маьждига т1а г1олла го боах, т1аккха Мандречун ковна т1а кхоач. Ца1 де-м г1ерт хьона хьо ткъам – лаьча. Б1арг цунна т1ерабаккхац, из зувш волча партизана. Бомба тох ца1… цхьаькха а тох. Ч1оаг1а тата доалаш лелх уж. Бомбай гаргаш д1аух гаьнна. Ловча г1олда хьо, сона гаьно шо лийга, хеталу Мандречоа. Дика да-кх со цу туржа1а гаргавоацаш, хьаэца х1ама дусаргдацар-кх сох. Массехк го а баьккха д1айода биоплан. Лийлхача бомбай сийна гаргаш яда д1аиха, коа юкъе а беша а… Астог1фируллах1! Хоастам ба Дала, хьо д1аяха! Чам боацаш да г1улакх. Цхьаккха а дитац Мандречо уйла ца еш. Шейха Бат1ал-хьажас аьлар: «Г1оазот вода хьо Мандре. Г1оазот кхоачаш а хул хьа, дийна а вус хьо. Х1аьта лоралелахь, т1акхувш 1оажал я хьона. Цхьа Аллах1 воацар, оарц а дац хьона. Фе хилалахь, воше!!» Долчча беса аьннад шейхо. Х1анз хьаэттад-кх ер. Хоастам ба Далла хьо д1аяха. Чам боацаш да г1улакх. Нокхарий яьшкаех, хьажк1ий доах хьаэца х1ама дитадац техача бомбаша. Вир ди1а ди даьд Мандречун ковнах. Шек д1авац партизан! В1алла а вехавац турпал. Саькх ваьннавац в1алла а. Маькара хиларо дика аьттув боаккх цун, лоравала а хьевала а. Маьржа я1 хьо дуне, ма йоккха харцо а г1елал я-кх белогвардейцаша г1алг1ашка яхьар. Ма низ а ба-кх цар бер. Топ ц1енъеш ваг1а из, пахашка герми а хьокхаш. Тепча ц1енъяй тхьоврре а. Къаьга да къонахчун герз. Лак оза мара ца дезаш кийча да…
Г. Тулера герз ийде а, из Сурхот1а ц1акхахьа а атта дацар Мандречоа. Ший т1ема новкъосташта д1адийкъар, накъа а даьлар дикка. Овшанаькъан Зовра Зака, Хьамад, Хьадис, Мудар, Сулейм; Оздой Атаби, Нальганаькъан Оалхазар, Туркечун 1умар, Махьмад, Салангири, Г1азмахьма, Зубейр, Эбарг а кхыбараш а раьза бар цу герза кхоачам хилара. Герз каракхаьча шек д1абацар уж моастаг1а духьал оттара. Бузуртанаькъан Махьмада шиъ салте вийра Сурхот1а, т1ом эттача хьалхарча дийнахь. Казакий топ каракхаьчар цун. Денал, къонахчал гойтар цо цу дийнахь.
Эй! Мандре, партизан, партизан… Из фу дар… Алмани, алман, алман, Мандре г1ара хоз лерге. Турмала хьож уйланча ваха ваьг1ар. Т1аьрюкъе санна салтий гу орал дехьа, берда йистте. Хьалбоаг1ача наькъа т1а латт уж. Ураг1ъяхача г1ажа т1а к1ай киси доал. Парламентараш ма бий уж-м. Топ тоха йиш яц царна. Фу дахьаш баьхкаб-хьог1 ераш х1анз, гоавараш!
Мусулман, туркмен не стрляй толко, не убивай, йо-ах цхьанне. Хороши вест прнес я тибе Налгиев. Уходи, уходи, отсюда. Ти много люди убивал. Ти много кровь проливал. Командовани просит уходи, рапорт писайт нельзя генерал Деникину, пока ти здесь. Надоел ти! Серавно убьет тебя. Уходи ради Бога. Миня прислал командир. На возми 500 руб. и часи золотие. Хватит тебе люди убивать. Иди к мусулману и возьми все это. Толко не стреляй миня поджалуста. Миня дети есть, я писарь и больше никто. Миня прислал сам командир Заболуев. На получай, и уходи мусулман! Аг1а…, уходи с миром!
- Ишта-м ца 1ехаву 1а со-м, акхадаьнна лела ж1али, - керта чу дера Мандречоа.
- Ер боанг-м даьра я сона ег1а. Боанга гаьна хила веза. Турмала гаргга хьагойт д1аболхараш. Гадоахарг шиъ салте д1акхийтар царех. Х1а, х1а – а – а, уж даьра ба сона тоха к1ийлен хайша баьг1араш. Бе йоахк эпсарий топаш. Табба болх эрий ядача бешара беша а бувлаш. Чутилар, гаьнабаьлар даькъазбаларгаш. Царна, Мандре турмала хьежий а хац, е мичахь ва а хац. Топ кхетар-м кхер уж. Цар лаьрх1ар кхоачашдинзар Дала. Ахча, сахьат - цу т1ехь валар а хургдар-кх сона, уйла ю Мандречо. К1ийлен баьг1ачар топаш тохаргьяр-кх сона из хьаэца со вахаваларе. Т1аккха чакхдоалар-кх ер деррига а, царна хетача беса.
Ха кхаьча хиннаяц-кх са, лоравар-кх 1а со, Даьла. Хоастам ба хьона! Шоай 500 сом а дошо сахьат а шоашта да царна. Лаьрх1ар хилац дег1ар мара! Капитан Забалуев ши кулг т1ехьашка а делла латт духьалбаха баьхкарашта.
Уж виъ саг ва. Царна Мандре б1арга а вайнавац, е цунца къамаьл а даьдац. Кортош 1очудаха латт уж. Шоашта хургбола бехк ховш ба царна. Фу дахьаш доаг1а шо?! – Ц1имхаро б1арахьеж из царна. Шуга ма луй со, ж1алеш. Т1ачовх! Са амар кхоачашдаьдий оаш. Йист х1ана хилац шох цхьаккха а. Мотт бокъабеннаб шун, е д1алаьцаб из. Мичад ахча, сахьат, мичав партизан. 1а фу ях, Корнев. Геттара эг1азвахе т1ачовх из салташта. Аз сенна дахийтад шо, ва хьакхарч, чураваьле хьовз командир. Д1адовла са б1аргагучар, д1адовла. Юхь1аьрж оттаваьв оаш со инарал Деникина хьалхашка. Гешт дергдац цо вайна. Аз дергда шоана де доаг1ар… Деникина хьалхашка бехке ва шеввар… со а… шо а… Мандре оаш вуврг а вац, е лаьца хьа а вахьаргвац, пхьагалаш! Д1адовла сона хьалхашкар! Салтий бехк хьат1а а лаьце юстарабовл. Командир Забалуев-м дувца дезаш а дац… Корзаг1ваьннав, чухехкаш ва массанена а… Подпоручик Ромичев, волле 1оц1енъе йоккха топ. Къоагае пахашк хьакхе, маьлхе къегаргйолаш. Юха ца хьожаш топа т1авода Ромичев. Аьрдаг1а саг ва командир Забалуев. Партизан, партизан йоах цо, хьал-1ай а ухаш, кулгаш т1ехьашка а дехка. Бехк а бац цох баккха, жоп дала деза цун инарала. Хьасан, хьо писарь воацалга хайна хургда партизана. Эрсий мотт а ба хьа кегабенна бувцаш. Дехке даьннад тхо, хьо цига вахийта. Хьо говра баргашта ланаш детта мара пайдана вац, туркмен. Из 1а дика а ду. Волле х1анз са говр ц1енъе. Дубина… аьлар т1ехьар т1а. Аз дергда шоана х1аранена доагг1ар. Мукъа дитад шо. «Как у тещи на блинах» - яхар морг да оаш леладер. Ер Кавказ я, Россе яц вайна. Ераш эрсий бац г1алг1ай ба. Оакхарий санна майра а, лата 1аьма а, ховш а ба. Аз яхар д1алоацалда оаш кертаца. Ванаг1 фу дергда цу партизана. Цхьа б1аьи ах б1аьи саг вийнав цу аькха дог долча г1алг1ачо. Хьал-1о ух, сатем бац командира. Тугаш 1отувс цо. Ши – шийна из кхетар кхер салтий. Ай-я Деникин Россен паччахь хила везаш саг ма вий, тахан-кхоана яхар мо. Т1аккха фу юхьмараж ийца духьал г1оргда вай цунна… А… а… ишта дита йиш яц ер х1анз. Хьалъайя шода къаж тох цо, аьтта кога т1а ювхача икха т1а. Ц1и йолаш, дика лета 1ема командир ва Забалуев. Нийсвенна саг ва из. Инарал Деникина дика вовзаш а, лоарх1аш а ва из. Опытни офицер аьнна вайтав Сурхот1е яккха а. Жоп дала деза цун инарала.
Кийчъе йоккха топ. Мичав артиллерист Игнатьев. Дика, говза артиллерист ва Игнатьев. Хьавеха, хьавеха со волчча. Гуш вац из. Лувча вахар из д1а 1ам чу. Фу лувчар да из укх юккъе г1олла. Хьавеха сов чехка. Воаг1аш латт, д1а воаг1а. Ладувг1 аз, са командир, честь лу хьагаргакхоаччаше а. Оруди кийча йий хьа. Кийча я, жоп лу артиллериста. Долче… йоккха топ чуетта йолае… залпаг1. Хьаэца х1ама, ма дита партизана коа-карта. Вай д1ахойтаргда цунна эрсий салте ч1оаг1а волга. Йоккха топ, 1ооттаеш нийсъеш латт. Кадай хьувз салтий, ц1и яьлча санна кадай! Б1арг т1ера ца боаккхаш хьожаш ва Забалуев. Снарядаш, оал цо… Снарядаш, д1акховда, хьаэца мара ца езаш яда, жоп лу салтечо. Ч1оаг1а мут1ахь ва Михеев ший командира. Къаьстта г1алг1ай а нохчий а безаш вац к1айгвардеец. Шамила хана денз бандюгаш ба ераш, оал цо наг – наггахьа. Ший эг1азал, дорхал царех яхийта лаьрх1а а ва из.
Низ т1абахьа, лаьрх1аб деникинцаша, йисар а юрт х1алакьеш. Геттара а бирсбеннаб, дорхбеннаб моастаг1ий. Еррига а т1ема резерв кийча я б1ухой. Ч1оаг1а д1абаха безам ба цар укхазара. Х1анз юха а хьат1авоаг1а командир, дикавар а хиле. Мичав Виктор Немерюк оал цо, салташта хьат1акхоаччаше а, шод 1олеста а еш. Тахан кхоалаг1 ди ма дий из воаца. Аз разведке дахийтача из воацаш юха х1ана даьхкад шо! Ишта хул новкъостий…?! Кортош 1очудолх массане а… Цхьанахьа вийнна ул из партизано. Зверь, т1атох цо, царгаш хьокха а йий. Немерюк наькъаца 1одоаг1ача аьле чу улла кхоалаг1 ди да. Мандречун топо лаьцав из, 23-25 шу даьнна хургдола Виктор, хьат1ара к1уж 1очу а уллаш, бердйисте даг1ача хьача гаьнах тоссавенна улл, 1оихача ц1ево ц1ийша бизаб цун корта. Мозий т1адаг1а цун керта. Меттахь кхийттий топ. Из хьалаха а д1авахьа а кхийнадац б1ухой. Атта зувргволаш а вац из. Цун бера 1оежа топ хьаийцар Мандречо. Накъаяргья… Хьадж долаш латт дакъа. Д1ахьовалар-кх цар, 1от1ахьежаш лаьттар партизан. Дакъа маьлха улладе бокъо а яц! Жайно бокъо а лац дакъа маьлха улладе. Д1айха ух ахкан денаш. Бийса а садикъа я. Хьогала кер боаг, ч1аьпилгаш хьалхашка а оттадаь доккхий къамаьлаш а деш, къонахий баьг1а ха д1аяьнний. Х1анз эшар, топи къонахчали да. Из массанена а деннадац, е луш а дац Веза Воккхача Дала. Бакъда, со яхаш саг вац Мандре. Е нахах чакх-са доаг1аш а вац. Визза т1ема саг ва Нальгиев! Кхуркхолгера дена хий а кхоачаденнад. Дисар а мелденнад й1овхалах. Хий да деза. Кхуркхолге вода Мандре, аьле чу г1олла ураг1. Ц1аьхха зув цо хий молаш, менна ваьлча юхь юллаш салте воалл. Хьийя, вошийна вира хила хьа! Мичахьа вена воалл ма гой хьона. Дикка зем боаккх. Ер зец салтечо. Ше цхьа саг ва из-м. Из валлалца х1ама алац цо цунга.Тепча тоха лац цун салтечоа. Укхунга хьадувцийта деза деррига, моастаг1чун ставке мел дар.
… Руки, руки вверх – застрелю! Оал Мандречо, хинах кеп хинволча салтечунга. Кулгаш ураг1дохийт заьлзача, г1ийлача б1ухочо. 1аяха онк долаш а вац ер-м. Аьтта бе, лака т1а п1елга болаш тепча йоалл Мандречун. Герзах х1ама дац б1ухочунга. Вперед, аьле, хьалха а ваьккхе, д1авуг цо из. Т1аккха оал цо цунга 1оха. 1охоаву баьдеча моттиге гаьнашта к1ал, саго зувргвоацача. Беттала я бийса, наггахь мара, морх йоацаш, ц1ена я сигале а. Тепча т1ахьекха латтача Мандречо есарала воалаваь ваг1ача салтечо доккха са доах… Аз ергья хьа кхел-м. Хьадувцийта лаьрх1ад цо цунга шеддар. Ер дар-кх сона дийзар. Ваха моттиг мичий укхун х1анз. Витал 1а сога…

АУШЕВ Сулам-Бек

Газета «Сердало» № 55 (9822) 18 апреля 2007 года

CAUCASIAN
01.02.2009, 21:01
БРАТЬЯ МАМАТИЕВЫ


В последнее время мы все чаще обращаемся к историческому прошлому, к своим корням. У нас все больший интерес вызывает родословные предания. «Знание своих предков, - говорил А.М. Горький, - отлично вооружает потомков».
У нашего народа немало героических страниц. Они написаны нашими славными предками и мы по праву гордимся ими.
В книге Ш.Дахкильгова есть такие слова: «Отец, дед, прадед каждого был частью истории. Судьба наших предков связана с историей народа, с историей родной страны и, значит, можно и нужно заниматься жизнью, судьбой отдельного человека. Из истории каждого, отдельных судеб и складывается большая история Отчизны».
Сегодня мы хотим рассказать об истории фамилии Маматиевых и лучших ее представителях, жизнь и деятельность которых стала одной из ярких страниц нашей истории.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ
ФАМИЛИИ
МАМАТИЕВЫХ

Гальми и Аллар Маматиевичи Леймоевы жили в с. Гамурзиево. Они переименовали свою фамилию, назвавшись вместо Леймоевы Маматиевыми (по имени своего отца).
Эта история описана в книге П.Ф. Степанова «Кредитная кооперация среди ингушей». Она издана во Владикавказе в 1918 году и посвящена памяти сына Гальми - Асламбека Маматиева.
В предисловии к своей книге Степанов пишет: «Посвящая ее памяти кооператора А.Г. Маматиева, автор имел в виду, хотя бы скромным своим трудом отметить кропотливую и весьма ценную работу тех незаметных тружеников-кооператоров, которые не парят в заоблачных высотах своими громовыми речами, не блещут литературной славой, не стоят у кормила правления известных на всю Россию центральных организаций, но скромно и молча, по мере сил своих, медленно собирают, как муравьи, камешек к камешку, и строят большое кооперативное здание, вершину которого украшают мировые светила кооперации: Р. Оуэн, Фурье, Райфейзен, Ш. Делич, Ш. Жид и др.
Одним из таких незаметных работников в Терской области был Председатель Правления Гамурзиевского кредитного товарищества А.Г. Маматиев, истинно любивший свой ингушский народ и отдавший на служение ему все свои силы, все свои материальные выгоды».
Далее дается биография Асламбека, которую мы публикуем с небольшими сокращениями.


АСЛАМБЕК
ГАЛЬМИЕВИЧ
МАМАТИЕВ

Вся семья Маматиевых состояла из 6-ти душ: отца, матери, трех сыновей и одной дочери. Самым старшим из детей был Асламбек.
Асламбек от природы был мальчик тихий, скромный и весьма отзывчивый. В среде товарищей он играл весьма незаметную роль.
Ему был совершенно чужд дух воинственности и отваги, в котором воспитывалось молодое ингушское поколение. За все нанесенные ему обиды он никогда не платил злом и покорно переносил насмешки и издевательства даже от тех своих товарищей, которые были много моложе его по возрасту и с которыми он в состоянии был расправиться по всей строгости ингушских обычаев. Мало этого, он в детстве питал даже отвращение ко всему тому, что так или иначе напоминало ему воинственность: так, например, он не носил черкески, кинжала, не ездил верхом на лошади, а оружие боялся брать в руки. За все это ему дали кличку «русский». Да он и действительно по всему своему складу характера мало был похож на ингуша.
В 11-ть лет Асламбек поступил в Назрановскую горскую школу, которую и окончил, будучи 17-летним юношей, одним из лучших учеников. Средств к дальнейшему его образованию родители не имели. К тому же отец его умер, и он, за малолетством остальных детей, остался единственным кормильцем своей семьи. Занятие сельским хозяйством его не привлекало.
Поэтому он, чтобы снискать средства к жизни, уехал в Тифлис и там поступил на службу лесным объездчиком в имение великого князя Михаила Николаевича, а затем перешел в охотничью команду в качестве старшего охотника. Здесь он прослужил 7 лет.
Исполняя различные служебные поручения, Асламбек много ездил по Тифлисской губернии. В местечке Мухрань он познакомился с кредитным товариществом. Деятельность этого товарищества его весьма заинтересовала. Он накупил себе кооперативной литературы и стал знакомиться с кооперативным движением в России. Получив теоретическую подготовку, он принялся за насаждение кредитной кооперации среди крестьян. По его инициативе было открыто в Тифлисской губернии несколько кооперативов, в некоторых он принимал самое деятельное участие и, таким образом, подготовил себя к практическому ведению дела.
Время возврата Асламбека на родину в 1911 г. совпало с появлением первых товариществ в Назрановском округе. На учредительном собрании Гамурзиевского товарищества он был избран Председателем Правления и счетоводом. В этой должности Асламбек пробыл до сентября 1914 г., т.е. до ухода его на войну. На первых же порах дело в своем товариществе он поставил на должную высоту и привлекал к нему симпатии всего ингушского населения. Заботы свои к развитию кооперативного дела он проявлял не только в своем селении, но и по всему Назрановскому округу. Зная, с каким трудом рождалась на свет ингушская кооперация, и с каким недоверием правительство относилось к самодеятельности ингушей, он старался во всех ингушских товариществах поставить дело так, чтобы самая строгая ревизия не могла найти повода к возможному стеснению их деятельности.
На общих собраниях всех ингушских товариществ, а также при ревизиях он всегда присутствовал сам, принимая в работах самое деятельное участие. Мало этого, открытие действий каждого из них проходило при непременном его содействии. Прием членов, открытие им кредитов и выдача первых ссуд проходили под руководством Асламбека. Если просмотреть книги ингушских товариществ, то можно видеть, что все первоначальные записи в них произведены рукой Асламбека.
Гамурзиевское товарищество, руководимое Асламбеком, во всех своих новых начинаниях являлось всегда первым инициатором и служило образцом для всех окружающих. Всякое начинание в каком-либо товариществе не проводилось в жизнь до тех пор, пока Гамурзиевское не применит его на практике и не скажет по этому поводу своего решающего слова.
Впоследствии Асламбек стал играть выдающуюся роль во всей областной кооперации, и на Собрании Уполномоченных был избран членом Совета Терского Союза Учреждений Мелкого Кредита. Правлением же Союза был привлечен к активной работе по инструктированию ингушских товариществ, состоящих членами Союза.
Чтобы дать Асламбеку большую теоретическую подготовку, Союз постановил командировать его за счет Союза в Москву на 6-месячные кооперативные курсы в университет Шанявского, но война помешала осуществить эту командировку.
Среди всех ингушей Асламбек пользовался большим авторитетом и неограниченным доверием. Это был в свое время единственно культурный и в высокой степени честный и благородный человек. Он являлся душою всего ингушского населения. Ни одно собрание, ни один ингушский съезд не обходился без него. Везде он был уважаемым и незаменимым участником, и ни одно решение не проходило без его санкций или одобрения.
Его неутомимая и кипучая энергия, а также высокое общественное положение не давали покоя местной администрации в лице начальника округа и начальника участка. Он стойко защищал интересы своего бесправного народа, смело разоблачая в глазах его все закулисные стороны «полицейского застенка» (так он называл обыкновенное управление округа). Всем начальствующим лицам он открыто говорил: «Не мы, народ, для вас, а вы, начальство, для нас!». Таким образом, Асламбек являлся бельмом на глазу администрации и всегда становился поперек дороги, когда действия ее направлялись в ущерб интересам населения. С первых же дней появления на общественном поприще Асламбек был гоним и преследуем администрацией как беспокойный и вредный элемент, подрывающий своей деятельностью «устои государственности». Постоянные преследования, обыски, аресты у него оружия и прочее не давали ему житья. Не раз делалось представление о его выселении из пределов области, но, благодаря личным связям его с некоторыми высокопоставленными лицами, таковые не удавались. Особенно усилились гонения на него в 1914 г., когда началась война, и он близок был к высылке. Но терпение его переполнилось. Чтобы сразу покончить с этой «канителью», как он выражался, Асламбек записался добровольцем в ингушский полк и ушел на войну в качестве простого солдата, откуда не суждено ему было вернуться. В бою при селении Грушки (в Австрии) он был убит 17 июня 1916 г. Тело его было перевезено в родное село Гамурзиевское и с подобающими почестями похоронено на общем мусульманском кладбище рядом с родными.
За боевые отличия Асламбек награжден был 4-мя Георгиевскими крестами, двумя офицерскими чинами, двумя орденами (Владимира и Станислава) и золотым оружием.
После смерти у него осталась жена и четверо маленьких детей (два сына и две дочери), никаких средств к жизни им Асламбек не оставил, кроме пенсии, которая выплачивается его семье в размере 315 руб. в год. Семья живет на иждивении его двух братьев - Галихана и Азерхана.
Сын Асламбека - Ахмет был летчиком, он погиб в Великую Отечественную войну.


ГАЛИХАН
ГАЛЬМИЕВИЧ
МАМАТИЕВ

Средний сын Гальми -Галихан воевал в Австрийской войне. За боевые заслуги был награжден двумя Георгиевскими крестами.
После Австрийской войны он работал бухгалтером. После ареста брата Азерхана ему пришлось долгое время скрываться.
Галихан прожил долгую жизнь, умер в ссылке, в Средней Азии. По воспоминаниям Марем Азерхановны, он писал какое-то художественное произведение, но, к сожалению, рукопись не сохранилась.
Приемный сын Галихана - Султан в Отечественную войну пропал без вести. Сын Нурадин работал в торговле.


АЗЕРХАН
ГАЛЬМИЕВИЧ
МАМАТИЕВ

В книге Степанова отводится место и младшему сыну Гальми - Азерхану, который заменил Асламбека в товариществе после его ухода на войну и занимал должность Председателя Правления.
«По нравственным качествам Азерхан может быть поставлен на одном уровне с Асламбеком, - пишет Степанов. - Среди сельчан также пользуется большим доверием и уважением. С начала открытия Азерхан не был избран в состав администрации лишь благодаря ограничениям устава. Тем не менее он живо интересовался делами товарищества и принимал в работах его самое активное участие. Такое отношение к делу дало возможность ему впоследствии явиться достойным заместителем своего брата. В 1918 году Азерхан приглашен .на службу в терский Союз для исполнения поручений Союза по товарным операциям и по инструктированию товариществ ингушского и чеченского районов. Чтобы он помимо работы в Союзе мог также непосредственно руководить своим товариществом, ему представлено право местожительства в селении Гамурзиевском».
Азерхан – один из организаторов Советской власти на Северном Кавказе. Трижды был ранен: под Насыр-Кортом, Долаковым и в Сурхахах.
Занимал разные ответственные должности после революции. Участник Пятигорских съездов - 1919, 1924 г.г. Продовольственный комиссар Горской республики по Ингушетии. Председатель Ингкредсельсоюза и одновременно член бюро обкома, председатель ревизионной комиссии с 1924-1926 гг. и ФКИ. Последняя должность председатель Назрановского Исполкома.
Кстати, когда строился Назрановский элеватор, первый камень положил Азерхан. С 1931 по 1937 гг. - пенсионер. В 1937 году был взят органами НКВД, погиб в тюрьме. Реабилитирован после «хрущевской оттепели».


СЫНОВЬЯ АЗЕРХАНА

Незаурядными людьми были и сыновья Азерхана -Салман, Абдул-Бек, Мухарбек и Алабек.
Салман - старший сын Азерхана. Он был по специальности инженером. Прошел всю Великую Отечественную войну от начала до конца. Находился в разведывательных войсках, был командиром взвода разведки полка, потом начальником дивизионной разведки. В тяжелых кровопролитных боях заслужил пять орденов - два ордена Красной Звезды, два ордена Отечественной войны, орден Невского и две медали. К последнему ордену его представили за Смоленск: он одним из первых ворвался в город.
Не одна пядь земли обагрена кровью славного сына Ингушетии - майора Салмана Маматиева. Семь шрамов от немецких пуль и осколков, сильная контузия головы с переломом височной кости - вот дополнительные «награды», с которыми он закончил войну.
Когда же он узнал, что чеченцев и ингушей выслали, он не преминул высказаться по поводу выселения невинных детей и стариков, за что получил 58 статью, и на третий день Победы - 12 мая 1945 года - был арестован, лишен всех наград и звания.
Десять лет тюрьмы, из них три года в одиночной камере. Отсидел он из них девять лет, освободили его после расстрела Берия.
Четыре года войны и девять лет тюрьмы... Но никакие испытания не смогли сломить мужественного ингуша.
«То, что мне пришлось прожить и протерпеть за весь этот период не идет ни в какие сравнения с тем, что пришлось повидать и пережить вам, мои братья, за один только день - 23 февраля 1944 года», - пишет он в своих воспоминаниях.
Когда он терял покой и душевное равновесие, его спасали стихи. Они рождались на ингушском и русском языках:
Илли ала сона, са доттаг1 - ала,
Бужабе керчу баьнна ала - бала.
Вахара 1откъама човний хало-къизло,
Г1ад а доаде са са дерзо хьувзо,
Мег из хало г1ийлача оазо тхьовсо.
Илли ала сона, са доттаг1ала,
Бужабе керчу баьнна ала-бала.
***
Успокойся и ты - неспокойное сердце,
Гневным биением покой души не мути,
И осадку злобы не дай вновь подняться
Из дна истерзанной обидами груди.
Накануне войны за него была засватана девушка.
Свадьба должна была состояться 22 июня 1941 года. Когда его осудили на десять лет, он немедленно написал невесте, что она свободна. Семьей Салман обзавелся, когда ему было уже за сорок лет.
Несмотря на невзгоды, которые выпали на долю Салмана Азерхановича, Всевышним ему была дарована долгая жизнь - 90 лет, умер он в 2003 году.
Абдул-Бек был первым хирургом среди ингушей.
Приведу строки из письма Дошлако Мальсагова, адресованного Салману Озиеву в 1945 году: «Вчера получил горькое известие о смерти Абдул-Бека Маматиева. Я его так высоко ценил и так любил как человека, поэтому эта смерть заставила меня пережить все прошлое вновь. Долго не забудется эта острая боль. Я не знал другого столь благородного, умного и образованного человека. Не балует нас природа. Такие у нас редко рождаются и скоро умирают».
В 1962 году в «Грозненском рабочем» появляется небольшая статья Магомеда Сулаева «Слово о врачах». Основное место в ней отводится Абдул-Беку.
«Он умер молодым, - пишет М. Сулаев, - а между тем, сделал Абдул-Бек Азерханович Маматиев для становления медицины в республике немало.
...Он словно был рожден для своей благородной профессии. Прекрасно сдал экзамены и был принят в аэромеханический институт. Казалось бы, что может быть интереснее и романтичнее в 1931 году - авиация, сооружение самолетов! Но юноша твердо решил стать врачом и перевелся в Ростовский мединститут. Уже там у этого мягкого, деликатного человека проявилось, наряду с умением глубоко овладеть знаниями, стремление активно вмешиваться в жизнь, «организовать добро», если так можно сказать. Он отлично учился в институте и одновременно вел в Ростове общественную работу городского масштаба.
После института Маматиев три года возглавлял Шатоевскую районную больницу (ныне село Советское), окончил курсы при клинике им. Склифосовского в Москве. Затем Бек (так привыкли мы его называть) работал хирургом в Назрановской районной больнице, а с начала Отечественной войны - ведущим хирургом и начальником лечебного отдела эвакогоспиталя.
В 1943 году он был заместителем министра здравоохранения. Можно было бы перечислить конкретные практические дела, о которых медики говорят: «Это сделано при Беке»... Но я хотел бы отметить другое - что он сделал для нас, более молодых коллег: личным примером он зажигал в нас гражданственный подход к профессии, стремление следовать лучшим традициям русской и советской медицины. И еще - тягу к расширению общекультурного кругозора, без чего, по мнению Бека, нет врача. Этот ингушский юноша читал в оригинале Шекспира, любил и знал античную литературу, классическую музыку.
Данная заметка - не некролог, а слово о строителе здравоохранения, об интеллигенте. Такие имена мы должны помнить».
В своих воспоминаниях его брат Салман пишет: «Я хорошо помню высказывания Идриса Базоркина об Абдул -Беке. Обращаясь к молодым людям, которые собрались вокруг нас, он сказал много хвалебных слов об Абдул-Беке и добавил: «Я всю жизнь изучал общественные науки - искусство, литературу, живопись, а Абдул-Бек был врачом, и не рядовым, а выдающимся. Он должен был много времени и труда приложить, чтобы стать таким врачом. Казалось, что у него почти не было времени, чтобы так глубоко и обширно изучать искусство, философию, историю. Но он так широко и глубоко владел знаниями во всех этих областях, что мне порой становилось стыдно за свое невежество».
Абдул-Бек умер в 30 лет, спасая жизнь других, заразившись тифом от своих пациентов. Он похоронен в поселке Чулактау Джамбульской области. Там же умер и его пятилетний сын.
Его единственная дочь - Ася – преподавала в медицинском институте Владикавказа. Она кандидат медицинских наук, доцент, главный гематолог РСО-Алания.
Мухарбек - средний сын Азерхана. В мае 1941 года, на второй день после окончания Назрановского зооветтехникума, был арестован за политические убеждения по той же злополучной 58 статье. Отсидел восемь лет, которые подорвали его здоровье.
Алабек - младший сын Азерхана. Он был товароведом.

М. Ялхароева

Газета «Ингушетия» 17 сентября 2005 г. № 102/1366

CAUCASIAN
03.02.2009, 20:20
СМЕРТЬ ГЕНЕРАЛА

Недавно мне довелось беседовать с жителем села Инарки Хамчиевым Адсаламом Сагиевичем, моим близким родственником. Отец Адсалама Саги был незаурядной личностью.
Еще до революции, будучи подростком, он убил пристава округа, жестокого самодура, за издевательство над стариком-отцом. В годы Гражданской войны принимал активное участие в боях с белогвардейцами, проявляя при этом чудеса героизма. Был тяжело ранен.
Советская власть «отблагодарила» своего «остервенелого» защитника. Он был раскулачен и в 1930 году сослан на Север. В одном этапе с ним оказался его земляк из Кескема генерал Солсбик Бекбузаров. Когда этап выгрузили на станции, ссыльных погнали в лагерь пешком. Стоял лютый северный мороз. Бекбузаров был легко одет, на ногах - хромовые сапоги. Шли утопая в снегу. Старый генерал терял силы, ноги его были обморожены. Наконец он упал. «Саги, - сказал Солсбик, - не оставляй меня здесь». - «Клянусь доро гой моего отца в Мекку, я не оставлю тебя здесь», - ответил Саги. Еще до начала движения этапа старший конвоя предупредил, что шаг в сторону или назад будет считаться побегом, конвой стреляет без предупреждения. Несмотря на угрозы, Саги отстал от конвоя, взвалил высокого С. Бекбузарова на плечи и понес. Отчаянная решимость Саги умереть или спасти своего земляка подействовала на начальника конвоя. Он приказал остановить этап, пока Саги со своей тяжелой ношей его не догонит. В лагере Бекбузаров свалился с воспалением легких. Началась гангрена обмороженных ног. Перед смертью он попросил Саги принести ему кусочек мяса. Просьба умирающего была выполнена. Саги прочитал над ним предсмертную молитву-ясин и с помощью земляков похоронил героя России в мерзлой северной земле.
Да смилостивится над ним Аллах!
Через пять лет Саги Хамчиев вернулся из ссылки, но прожил недолго. В бедре у него сидела еще с времен Гражданской войны белогвардейская пуля. Нога опухла. Видимо, произошло заражение крови. Сказались на здоровье и адские условия жизни в ссылке на Севере. Вскоре после возвращения из ссылки герой Гражданской войны умер благодаря «заботе» советской власти, за которую он проливал кровь.
Рассказ Адсалама Сагиевича Хамчиева я передаю точно по смыслу.

С. Хамчиев

Газета «Ингушетия». 1997, 26 июля

CAUCASIAN
03.02.2009, 23:43
ПОДВИГ АСИЯТ (АСИЯТ ТУТАЕВА)


Никогда еще столько женщин не участвовало в войне, сколько в Великой Отечественной. «Едва ли най¬дется хоть одна военная специальность, с которой не справились бы наши отважные женщины так же хо¬рошо, как их братья, мужья, отцы», - писал маршал А. И. Еременко.

Главным образом, они трудились в медицине. Военная статистика беспристрастно свидетельствует: из 100 ра¬неных бойцов, попавших в госпитали, 72 возвращались в строй. Это заслуга медиков, и, в первую очередь, жен¬щин-врачей, медсестер, нянь.
Женщины-медики самоотверженно спасали воинов. Отвага их и мужество безмерны.

...Между станцией Назрань и современной автотрас¬сой Ростов-Баку привольно раскинулось большое селение Насыр-Корт. Здесь в семье Индриса и Дибы Тутаевых в 1905 г. родилась дочь, которую назвали именем Эсет (Асият).

Асият (будем называть ее так, как она позже упоми¬нается во всех документах) получила среднее образова¬ние во Владикавказе (ныне Орджоникидзе) и в 1924 г. поступила учиться на медицинский факультет Северо-Кавказского университета в Ростове-на-Дону. В следующем году на тот же факультет поступила и ее сестра Нина. Сестры Тутаевы учились прилежно, крепко дру¬жили со своими однокурсниками, делились друг с дру¬гом кто, чем мог, помогали в учебе более слабым, вме¬сте проводили свободное время, активно участвовали в общественной жизни.

В 1929 г., по окончании вуза, Асият получает путевку в родной край. От заманчивого предложения работать в Ингушском областном отделе здравоохранения она ре¬шительно отказалась. Она стремилась к практической работе в глубинке. Девушку направляют участковым вра¬чом в предгорное селение Ахки-Юрт. После ее переводят заведующей врачебным участком в селение Базоркино. Крепко полюбилась местным жителям Асият, готовая в любое время оказать посильную помощь страждущему.

В 1932 г. А. И. Тутаеву переводят ассистентом в Ленинградский Первый медицинский институт. Здесь в 1936 г. она защищает диссертацию на соискание ученой степени кандидата медицинских наук.

Так Асият стала первым ученым-медиком из Чечено-Ингушетии, если вообще не первой горянкой с ученой степенью медика. В дальнейшем Тутаева полностью отдается научной работе, трудится над очень важной, перспек¬тивной темой - лечением инфекционных болезней.

Перу А. И. Тутаевой принадлежат 11 научных работ, написанных самостоятельно и в соавторстве с коллега¬ми. О ее авторитете среди врачей свидетельствует такой факт. В 1938 г. по заданию правительства РСФСР в Крас¬ноярском крае работала научная экспедиция под руко¬водством профессора В. Н. Космодаиминского. И вот из Минусинска в Ленинград пришла телеграмма следую¬щего содержания: «Необходим выезд Тутаевой. Пришлите пробирки, пипетки, поплавки лакмуса, лактовку, спир¬товки».

Накануне Отечественной войны Асият Индрисовна настойчиво трудилась над диссертацией на соискание ученой степени доктора медицинских наук. Уже были получены лестные отзывы на ее работы. Но защита дис¬сертации не состоялась... 23 июня 1941 г., на второй день войны, Асият Индрисовна Тутаева была призвана в ряды РККА.
Через месяц она пишет домой: «Дорогие мои! Я еще в Ленинграде. Завтра уезжаю в действующую часть, на фронт... Берегите маму, она уже старенькая. Всех целую. Ася».

Потом будут другие короткие весточки, тревога за старую мать и постоянно: «Обо мне не волнуйтесь, я здо¬рова... Делаю все, что в моих силах для защиты Родины, для победы над ненавистным врагом».
Военврач второго ранга Асият Индрисовна участво¬вала в боях под Ленинградом, на Воронежском и Первом Украинском фронтах.

...Шел октябрь 1944 г. Советские войска, громя яростно огрызавшихся гитлеровцев, уверенно двигались впе¬ред. С очередным наступлением, госпиталь, в котором работала Тутаева, сменил «позицию», в то горячее время это случалось часто. Отправив большую часть медперсо¬нала поездом, Асият решила ехать в одном из грузовиков, где было ценное оборудование, инструменты, медикаменты. Произошло неожиданное. Машину захватили выходившие из окружения фашисты. В бою Асият была контужена. Когда она пришла в себя, ее поволокли на казнь...
Светлая жизнь прекрасной дочери своего народа трагически оборвалась 29 октября 1944 г. у маленькой деревушки Колодино Вишневецкого района Тернопольской области.
Асият Тутаева погибла, но имя ее, подвиг ее будут навечно в памяти народной.

Шукри Дахкильгов

CAUCASIAN
03.02.2009, 23:53
АХМЕД МАГИЕВИЧ ГАЗДИЕВ. ЕГО СУДЬБА – СУДЬБА НАРОДА

Выдающийся общественный и государственный деятель, активный участник и руководитель борьбы ингушского народа за восстановление его попранных прав, за возвращение отторгнутых в пользу Северной Осетии ингушских земель Ахмед Магиевич Газдиев прожил яркую и трудную жизнь. Почти ровесник века, он был свидетелем многих драматических коллизий в истории ингушского народа. «Я живой архив», - как-то в шутку сказал он.
Ахмед Магиевич принадлежал к тому поколению ингушей, чьи отцы и деды, поверив в обещание большевиков вернуть народу свободу и землю, положили на полях гражданской войны цвет своей нации в борьбе за советскую власть. Искренне поверив в идеалы этой власти, они верой и правдой пытались служить своему народу. Но судьба их, как и судьба всего ингушского народа, оказалась трагичной. Массовые репрессии конца 20-х и 30-х годов, когда была под корень вырублена национальная интеллигенция, депортация 1944 года мало кого из них оставила в живых. Остаться в живых для этого поколения ингушской интеллигенции было все равно, что выиграть жизнь в лотерею.
Ахмед Магиевич, пройдя ад сталинских лагерей, остался в живых. Он отсидел 10 лет по знаменитой 58-й статье за то, что осмелился сказать правду о депортации своего народа. До ссылки Ахмед Магиевич работал в Чечено-Ингушской АССР на различных руководящих должностях: заведующим отделом агитации и пропаганды обкома КПСС, наркомом просвещения. После восстановления республики он работал заместителем министра культуры, секретарем объединенного парткома производственного управления четырех районов: Сунженского, Галашкинского, Назрановского и Малгобекского, первым секретарем Назрановского райкома КПСС, заместителем начальника по управлению трудовыми ресурсами при Совете Министров ЧИАССР.
Всю свою сознательную жизнь он честно и преданно служил своему народу. И поэтому не вписывался в рамки коррумпированной партийно-государственной номенклатуры. Отсюда - гонения, преследования, стремление опорочить, снять с должности. Работая секретарем парткома производственного управления, он добился снятия с должности первого секретаря Сунженского РК КПСС, ярого шовиниста И.М. Синяткина. Когда все сигналы Ахмеда Магиевича о моральном разложении Синяткина не возымели действия, он привез мертвецки пьяного в рабочее время Синяткина в обком КПСС и предложил первому секретарю обкома КПСС Апряткину полюбоваться на своего дружка. Только тогда группировка Апряткина, многие годы безраздельно господствовавшая в республике, была вынуждена освободить Синяткина от занимаемой должности.
Работая первым секретарем Назрановского РК КПСС, Ахмед Магиевич повел решительную борьбу против всякого рода воров, взяточников, хапуг. Он снял с работы, начиная с бригадира и звеньевого и кончая прокурором района, всех тех, кто был замечен в неблаговидных делах, кто не желал честно работать.
Конечно, система не прощала покушения на свои привилегии, и Ахмеда Магиевича под благовидным предлогом освобождают от работы.
Он был организатором и автором многих исторических обращений в высшие инстанции страны о восстановлении исторической справедливости в отношении ингушского народа. В 1956 году вместе с группой единомышленников он обращается в ЦК КПСС с письмом, в котором пишет, что восстановление республики без сердца Ингушетии - Пригородного района - это акт исторической несправедливости и вызовет в будущем вражду между ингушским и осетинским народами. Однако к голосу разума тогда никто не прислушался. Хорошо запомнил я такой рассказ Ахмеда Магиевича. Когда он в личной беседе с всесильным тогда первым секретарем обкома КПСС, личным другом Л. И. Брежнева, Титовым изложил проблему Пригородного района, тот начал склоняться к тому, что эту проблему надо решать. Но тут же вмешался секретарь обкома КПСС X.X. Боков и заявил, что возвращения Пригородного района требует не ингушский народ, а националистически настроенная ингушская интеллигенция.
В марте 1972 года в Политбюро ЦК КПСС направляется письмо двадцати шести коммунистов о грубом нарушении национальной политики в Чечено-Ингушетии группировкой Апряткина.
В том же году в центральные органы страны группа ингушских патриотов совместно с Ахмедом Магиевичем Газдиевым направляет письмо «О судьбе ингушского народа». Письмо готовилось в глубокой тайне в доме ныне здравствующего жителя станицы Орджоникидзевской Султыгова Хасана Эсмурзиевича. С большим риском для себя печатала его юная ингушская патриотка Людмила Саиповна Хаматханова. Хасан Эсмурзиевич рассказывает: «Когда письмо было закончено и встал вопрос, чей обратный адрес указать, воцарилось молчание. И тогда Ахмед Магиевич решительно произнес: «Пишите мой». Надо было иметь большое гражданское и личное мужество, беспредельно любить свой народ, чтобы в годы брежневщины решиться на такой шаг.
Истинный патриот своего народа, борец за его попранные права, он всю жизнь подвергался гонениям, травле, аресту. Его шельмовали в печати, навешивая ярлык националиста, лишили персональной пенсии. Но он никогда не изменял своим убеждениям. И как бы ни изощрялись органы КГБ, они не смогли найти ни одного случая злоупотребления им служебным положением, получения взятки. Это был кристально честный и чистый человек.
Много раз в жизни мне приходилось встречаться с Ахмедом Магиевичем в официальной и неофициальной обстановке. Он всегда был одним и тем же. Не менял своих убеждений в популистских целях. К поставленной цели шел до конца.
Ахмед Магиевич Газдиев - личность неординарная. Его жизнь и деятельность, посвященные бескорыстному служению своему народу, являются примером для воспитания подрастающего поколения и ждут своего исследования.

С. Хамчиев
(Газета «Вестник Сунжи». 1997, 22 февраля)

Ovod
03.02.2009, 23:59
Что не имя,то история народа! С удовольствием прочитал твою тему имён. Я подготовлю справку о одном имени скоро и представлю на суд присяжных) Очень познавательная тема!

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:05
ВОЗРОЖДАЯ ЗАБЫТЫЕ ИМЕНА

"Память о человеке живет в его делах" - именно так гласит народная мудрость.
Говоря о героях гражданской войны, мы не должны рассматривать их жизнь и деятельность с позиции сегодняшнего дня и предъявлять им счет за те беды, которые, вольно или невольно, принесла народу советская власть. Они искренне хотели счастья своему народу.
Говоря о героях, участниках гражданской войны, вспоминая почти забытые имена, необходимо отметить, что эти люди надеялись на что- то хорошее, на светлое будущее своего народа. Да, они заблуждались, но заблуждение их было искренним, а прозрение слишком горьким… Трудно жить в эпоху перемен, всемирной ломки общественных устоев, так называемой классовой борьбы, когда соотечественники идут против соотечественников. Уроки прошлого, его трагические страницы требуют от нас объективного, беспристрастного внимания.
Сегодня мы хотим рассказать о легендарном ингуше Хизире Орцханове. Для начала приведем несколько биографических эпизодов из его жизни.
Жизнь славного сына ингушского народа Хизира Орцханова прошла в борьбе и тревогах: полный Георгиевский кавалер в годы Первой мировой войны, борец за установление советской власти в Терском крае, командир ингушского партизанского отряда, а затем, в самое трудное для революции время, когда наступала Добровольческая армия Деникина, - командующий всеми вооруженными силами Ингушетии, один из первых кавалеров ордена Красного Знамени.
Деятельность Хизира Орцханова в годы гражданской войны была столь яркой, что и сейчас в народе живут о нем рассказы и легенды…
В Ингушетии, в районе г.Владикавказа, в период гражданской войны шла героическая борьба партизан против деникинцев под руководством ингушского ревкома. В состав ревкома входил ряд видных большевиков. Наиболее крупной же партизанской частью у них был отряд Х. Орцханова. Во взаимодействии с ним были и другие, более мелкие группы.
В автобиографии Х. Орцханова записано, что он с 1921 по 1941 работал на административных руководящих должностях в разных учреждениях и предприятиях республики: руководил лесопильным заводом во Владикавказе, был директором мукомольного треста в Грозном,а также руководителем местной промышленности Чечено-Ингушетии, директором крупзавода в Назрани; там же застала его в 1941 г. Великая Отечественная война.
"Старый вояка", как он себя называл, Хизир Орцханов вновь берется за оружие: по заданию Чечено-Ингушского обкома КПСС и в соответствии с указанием командующего Закавказским военным округом генерала армии Тюленева он формирует на территории Пригородного района ингушский партизанский отряд для ведения борьбы в тылу врага в случае оккупации.
Из воспоминаний Хизира Идиговича Орцханова о деятельности своего отряда: "Военным комиссаром отряда был первый секретарь Пригородного райкома КПСС Шустов Иван Акимович. Помощником моим по строевой части был председатель Пригородного райисполкома Бузуртанов Хасан Эстоевич, секретарем партийной организации Мальсагов Иналук Гайтиевич, начальником хозяйственной части Тебоев Абазбек, начальником штаба Чабиев Эгло Тагаевич.
Все бойцы и командный состав отряда прошли обучение (как строевое, так и по использованию всех видов оружия, подрывных устройств), а также были тщательно подготовлены по опознавательным знакам военной техники противника и его тактики.
Получив приказ о начале действия, все бойцы и командный состав перешли на казарменное положение.
Отряд прочесывал районы предполагаемой высадки немецкого десанта, задерживал подозрительных до установки личности.
Одна из групп партизан перешла линию фронта за Тереком, где получила очень важные разведывательные данные о расположении противника, которые и были переданы по назначению.
Весь период существования отряда каждый боец был полон высоких чувств и мужества. Цель была одна: сделать для врагов землю, на которую они вступят, горящей под их ногами".
В 1942 . г враг откатывается все дальше и дальше на запад. Когда стало ясно, что возврата ему не будет, партизанский отряд расформировали, а его командира 10 февраля 1943 года органы НКВД г. Орджоникидзе… арестовали, как подозреваемого в измене Родине! Ни судом, ни военным трибуналом из-за отсутствия улик это дело не рассматривалось.
Его судило в Москве Особое совещание при НКВД - так называемая "тройка", 6 мая 1944 года был вынесен приговор: 10 лет лагерей… Это был человек-кремень, как говорили о Хизире Идиговиче сокамерники, один из очень немногих, сумевших выдержать бериевский ад - лагеря.
Истекли 10 лет лагерной жизни. 17 сентября 1953 года Хизир Орцханов вернулся домой. Он сразу же стал добиваться реабилитации, восстановления своего доброго имени, своей попранной чести.
"Если я в чем-то виноват, я готов отсидеть еще 10 лет", - писал он. Подключились и его соратники по 1919-му и 1941-1943 гг.:
"Мы, старые военные и политические работники КПСС, участники борьбы за установление Советской власти на Северном Кавказе, а некоторые из нас - участники борьбы на Тереке против гитлеровцев, знаем капитана Советской Армии товарища Орцханова Хизира Идиговича на разных этапах его деятельности, как преданного Советской власти и коммунистической партии борца, честного и решительного большевистского военного деятеля из ингушского народа, того народа, который в 1918-1920гг. на Северном Кавказе был первым из горских народов в самоотверженной и непримиримой борьбе против белых, - писали они в ЦК КПСС. - Х.И. Орцханов был один из немногих офицеров "Дикой дивизии", награжденных в 1914-1917гг. четырьмя Георгиевскими крестами; в 1917-1918 гг решительно встал на сторону большевиков и принимал активное участие в военных выступлениях ингушского народа за дело Октябрьской революции под руководством товарищей Орджоникидзе и Кирова.
Он был активным участником героических десятидневных боев в августе 1918 года за город Владикавказ против бело-казачьих и бело-осетинских банд. В 1919-1920 по уполномочию Чрезвычайного комиссара Юга России товарища Орджоникидзе Х.И. Орцханов был назначен командующим всеми вооруженными силами революционного ингушского народа.
Он принимал деятельное и руководящее участие в героической обороне Владикавказа в февральские дни 1919 г. а затем в упорных повстанческих выступлениях ингушского народа против деникинцев и, наконец, в окончательном разгроме и разоружении деникинцев в мартовские дни 1920 г. на территории Ингушетии, в районе Владикавказа и Военно-грузинской дороги.
…Мы считаем, что славная революционная и военная деятельность Х.И. Орцханова, его бесспорно выдающаяся роль в истории гражданской войны на Тереке требуют самого быстрого и внимательного рассмотрения его ходатайства о реабилитации после тяжких репрессий 1943-1953гг., проверки выдвинутых против него после 1943г. обвинений, и рассмотрения вопроса по поводу его восстановления в рядах КПСС.
20 марта 1958 года. Москва".
Письмо подписали 47 человек.
Долгожданный ответ был коротким:
"Дело по обвинению Орцханова Хизира Идиговича, 1896 г.р., уроженца села Датых Галашкинского района Чечено-Ингушской АССР пересмотрено Военным трибуналом Северо-Кавказкого военного округа 18 июля 1960 г. Постановление от 6 мая 1943 г в отношении Орцханова Хизира Идиговича отменено, и дело о нем прекращено за отсутствием состава преступления; Орцханов Хизир Идигович полностью реабилитирован".
Ему вернули орден Красного Знамени; постановлением ЦК КПСС от 6 декабря 1960г. его восстановили в партии. Однако завеса молчания так и не была снята с имени этого удивительного человека до конца его дней.
Сегодня другие времена, другие возможности воздать забытым героям по их заслугам. И в первую очередь это заслуживает Хизир Орцханов, так много сделавший в свое время для советской власти и так безвинно и крепко наказанный ею же.
И сегодня в меру своих сил мы постараемся восполнить те белые пятна из биографии этого славного воина - революционера.
У нас в фондах Госархивной службы имеются личные воспоминания Хизира Идиговича, которые мы бережно храним. Это отнюдь не мемуары, а изложения его жизни, построенное в форме беседы - диалога. Пока нам не удалось установить, кто именно являлся собеседником Хизира Орцханова - это вопрос будущего, но по содержанию вопросов и по ответам Х. Орцханова чувствуется, что это очень близкий ему, Орцханову, человек, возможно - соратник и даже ровесник. Это видно по обращению их друг к другу на "ты"; по тому, как вопрошающий говорит о своей встрече с Кировым и т.д. Даже революционный Петроград в их беседе назван Ленинградом - видать, во времена советского "оно" небезопасно было называть колыбель революции именем его основателя…
Конечно, материал этот носит отрывочный, а иногда эмоциональный и даже резкий характер в оценке тех или иных событий тех давних грозовых лет. Давайте забудем резкость суждений автора воспоминаний, у которого на это было неоспоримое право человека, безвинно наказанного теми, кому он так самоотвержению служил, и посмотрим, какими Орцханов видел факты своей героической революционной юности, ведь не каждый, даже из революционеров, в свои 20 лет был полным Георгиевским кавалером, а в 22 года - командовал всеми вооруженными силами не только Ингушетии, но и без малого всего Северного Кавказа.
Воспоминания
Хизира Орцханова
Я начну с того, как нашу Дикую дивизию направляли с фронта на Ленинград после того, как свергли царя.
Нас направляли в Ленинград через станцию Дно. Тут нас выгрузили, и отсюда была послана наша разведка. А оттуда, из Ленинграда, приехала делегация. Они сошлись, и после этого наша разведка вернулась обратно к дивизии. В разведке был и я. Перед одним представителем из Ленинграда мы поставили вопрос ребром: вы направляете нас туда, в Ленинград. А может быть, у нас на родине дело еще хуже. Поэтому мы дальше, в город, не пойдем.
Говорили, как будто к нам на родину потом была послана телеграмма, и оттуда ответили предложением немедленно выехать на родину. Нас погрузили в поезда и стали отправлять. На одной или двух станциях нас задерживали, в ответ мы устраивали погромы, били на станции лавки, буфеты, и тогда со станции Дно нас в течение суток перебросили на Кавказ.
По прибытии во Владикавказ нас поместили там, где сейчас ярмарка. Там было большое кирпичное здание, в котором нас и расположили, а часть нашей дивизии расположилась в заводе Сераджева.
В это время во Владикавказе находилась на отдыхе стрелковая армянская дивизия, которая совершенно не терпела ингушей и била всех без исключения мужчин, женщин и детей. Здесь же стояла и юнкерская школа - 50 человек, и донцы - 50 человек, всего 100 человек. Эти последние находились в моем распоряжении и с этими людьми я принимал участие в ликвидации столкновений армянской дивизии с ингушами…
В доме Болаева был убит один солдат. Дом этот был окружен солдатами армянской стрелковой дивизии. Из дома отстреливались. В это время я подъехал туда, со своими донцами, проверил, в чем дело и сказал: "Убирайтесь отсюда, а то всех арестую и расстреляю". Таким образом, я разогнал солдат и взял под конвой все семьи, и эти семьи забрали с собой все, что могли из имущества. Освобожденных же я отвел в подвал бывшего баронского дома, вместе с женами и детьми. Когда я вернулся обратно в их дом, там из имущества ничего не осталось, все уже растащили солдаты армянской дивизии…
В бывшем доме Бекмурзиева жила вдова Измаилова с детьми. То же самое: ночью прохожу мимо дома, смотрю: крик, шум солдаты осаждают дом. А там дети ревут, три взрослых дочери плачут. Тогда я скомандовал солдатам, чтоб уходили оттуда, поставил охрану. Вызвал женщину-хозяйку дома к себе и сказал, что я приехал на помощь, пока оставляю вам охрану, утром приеду и возьму вас, а пока успокойтесь. Утром, как только рассвело, я подъехал, нагрузил их имущество и отправил за город по Базоркинской дороге.
Вопрос: Какое после погрома было настроение среди ингушей?
Орцханов: Конечно, возмущеное. И их можно было понять.
Вопрос: Мне рассказывал Киров, что после этого столкновения он приезжал в Базоркино и разговаривал с населением. Тогда был слух, что теперь все ингуши собираются напасть на город, чтобы отомстить за убитых.
Орцханов: Нет. Если бы нападали городские жители, тогда другое дело, но раз нападала армянская дивизия, город здесь ни причем.
Вопрос: Говорят, что когда приехал Киров, собралось много народа. Когда он к ним обратился с вопросом: в чем дело, у нас есть такие сведения, что вы хотите разгромить город, ингуши ответили, что мы не собираемся нападать на город. Это просто осетины пустили провокацию, что ингуши хотят напасть на город. Это совпадает с тем, что ты говоришь?
Орцханов. Да. В общем, картина была ужасная, потому что, солдаты не разбирались, убивали всех подряд. Солдат убрали на фронт, и дело было ликвидировано.
После этого продолжались уже столкновения казаков с ингушами. В октябре месяце было столкновение ингушей с казаками около Яндырки. Это было самое большое столкновение, где действовал бронепоезд и артиллерия. Туда поехали я, Буачидзе и Ступников, который потом поехал в станицу Нестеровскую разузнать, в чем дело. Это было в октябре месяце 1917 года. Затем произошел октябрьский переворот в Ленинграде, а здесь образовалось горское правительство с одной стороны, а с другой стороны - казачье правительство. Затем, примерно, 10 декабря был убит Караулов. Столкновение ингушей с казаками продолжались. Затем 30-го января 1918 года белоосетины разгромили Владикавказский Совет рабочих депутатов.
Чуть раньше, 31-го декабря ингуши собрались на базаре во Владикавказе, …здесь начались первые грабежи, которые продолжались до 5-го января. 5-го января сюда пришел из Пятигорска Волжский полк, который начал выбивать ингушей за город. 6-го января утром солдаты этого полка вместе с осетинами подожгли Симоновский дом. 7-го января я ворвался в город со своими бойцами, было 11-12 часов ночи. В конце города есть техническое училище, в этом здании находились все отступившие ингуши, а ехавшие им на помощь были на Базоркинской дороге. Я говорил по телефону с городом, с одним офицером осетинского полка, фамилии его не помню. Он сообщил, что ингуши отсюда выбиты, сейчас горит Симоновский дом, в котором есть несколько человек ингушей, через один-полтора часа они будут сожжены. Отступавшие тоже об этом говорили. После этого я прискакал в Базоркино, сказал, что горят ингуши в доме Симонова, пусть кто хочет добровольцем идти выручать идут со мной. Некоторые муллы были против этого. Тогда я обратился к Хаджи-мулле и сказал, что это за шариат, в каком законе сказано, что нельзя спасать братьев, и он мне ответил, что сам он поедет, со мной. Кто хочет, может тоже ехать с ним. Мы пошли в сторону Цалдона, впереди были посты, а позади наша конница. Таким образом, когда мы подходили к городу, везде были городские засады. Я говорю им, что мы едем выручать своих людей, никого грабить не будем, но если кто-нибудь из нас будет убит, мы отомстим. Говорил я это для того, чтобы в городе не думали, что мы воры. Таким образом, без единого выстрела нас пропустили в город сначала через сенной базар. Была светлая ночь, светили фонари, которые мы сбивали выстрелами и, таким образом подъехали туда, где сейчас находится ГПУ. Здесь мы сейчас же повернули направо, к бульвару; не доходя до бульвара, спешили людей.
Мной было дано распоряжение пешим строем пробежать на бульвар, охватить весь бульвар и, по команде "огонь", сделать залп. Таким образом, после того как мы спешились, выстроились, я скомандовал "огонь". Подошли к дому Симонова. В нем был единственный выход - железные ворота, снаружи висел железный замок, а против ворот стоял пулемет с прицелом на ворота. Когда мы подъехали, сломали замок и открыли ворота, в доме один был убит, один ранен. Вытащили оттуда 17 человек, все они были залиты водой. Дом горел сверху и снизу, выход был единственный - в ворота. После этого мы освободили всю площадь около дома, людей взяли и направили к учебной команде.
После освобождения их мы направились к учебной команде, там все разгромили, взяли 6 или 8 орудий, патроны, обоз, лошадей, в общем, все вычистили, ничего не оставили там. Все это мы свезли в Базоркино, где в это время находилось что-то вроде меджлиса, мы им все это передали.
Теперь я расскажу, как горел Батокоюрт
Когда я подъехал туда, как раз там отстреливался Бигаев. В середине селения в домах было много людей. Большая часть селения была уже занята ингушами. Я должен сказать, что когда ингуши взяли эту станицу, то столько не погибло там людей, сколько их погибло, когда они ходили второй раз. Я успел туда подъехать уже после взятия Батокоюрта. В моей команде были только горцы. Взял же Батокоюрт Торко-Хаджи. В общем, потери были большие. Бигаев говорил, что много уложил людей. Когда я приехал туда, поставил вокруг селения охрану, для того чтобы не было воровства, я дал распоряжение никого не пропускать. Но когда стемнело, батокоюртовцы сами удрали оттуда.
Вопрос: Это было, когда ехали на Пятигорский Съезд Богданов, Киров, Фигатнер. Взятие Батокоюрта было 8-го марта, а Базоркино началось 7-го, а 11-го убили Каламбекова.
Теперь расскажи о твоих взаимоотношениях с Народным Советом, Буачидзе и т. д. С 6-го января по 7-е марта ингушей никого в город не пропускали, затем вам разрешили въезжать в город.
Орцханов: Этого я не помню. В это время отряд организовал я сам. Приехал Киров. Побеседовал со мной. Одобрил. Сказал хорошо, если сможете с сегодняшнего дня действовать. Обещал приготовить мандат.
Вопрос: 20 июня убили Буачидзе. Как началось столкновение, когда ассиновские ингуши напали на станицу Фельдмаршальскую? Ты помнишь это?
Орцханов: Я там не участвовал. Как началось столкновение в станице Фельдмаршальской? Двоих ингушей - стариков убили. Мы решили этому положить конец, так как в убийстве стариков участвовала почти вся станица, то ее почти всю сожгли.
Вопрос: Во время августовских событий ты где был?
Орцханов: Я ночью приехал в штаб, который располагался в городе.
Вопрос: Помнится, что дело происходило таким образом: происходил 4-й съезд. Он начинался примерно 2-3 августа, а 5-го августа на съезде сообщили, что в Нальчике убит Сахаров - комиссар округа. Съезд почтил его память вставанием. В эту же ночь на 6-е августа казаки подошли к штабу и начали его обстреливать. Эти бои продолжались 13 дней. Я думаю, что ты после этих боев помогал Калмыкову.
Орцханов: Когда было августовское восстание, я приехал ночью с отрядом туда. Конница спешилась около завода "Кавцинк" и мы вдоль линии железной дороги прошли на станцию, а затем через станцию по Московской улице двинулись цепью к штабу. Когда подошли к штабу, то засевший здесь противник открыл по нам огонь. Все легли. Штаб тоже открыл огонь по нам, таким образом, мы попали под перекрестный огонь. Тогда в штаб забежали двое наших людей и сказали там, что вы обстреливаете своих, после чего штаб длительным огнем заставил замолчать уже противника. Мы зашли в штаб и сидели до утра, утром тоже нельзя было показаться. Затем нам дали задание поставить основные силы около чугунного моста, деревянного моста и бани. В этих местах мы поставили посты.
Вопрос: В эти дни ты с Орджоникидзе не встречался?
Орцханов: Не помню, в штабе его не было.
Вопрос: Он был у вас, в Уваровском саду.
Орцханов: Это было зимой, в январе-феврале, в августе же он был в Беслане на бронепоезде. Он приехал через Терек, где Сераджевский завод. Потом поехал в Назрань и оказался в Базоркино, оттуда руководил боями.
Теперь я расскажу о Кабарде.
Когда, здесь, в городе успокоилось, в Кабарде начали шевелиться князья. Оттуда приехал Калмыков просить в штабе помощь. Калмыкову решили послать меня в помощь с отрядом. Меня послали туда Левандовский, Бутырин, Фигатнер, и, кроме того, был Гегечкори. Я приехал в селение Астемирово. У кабардинцев была шариатская колонна, которая имела два орудия, два пулемета и 800 человек под командой Назира Катханова. Мы соединились с этой колонной и решили вести наступление на Змейскую, где были отряды Серебрякова и Кибирова. Мы составили план наступления с Калмыковым и Бесленеевым. Мы подтянулись колонной к селению Батанову ночью в 11 часов. Когда мы подъехали выше Баташева, там были редкие деревья и мельница - вертушка. К нам прискакал всадник, говорит, что шариатская колонна отстала. Мы остановились, послали людей проверить это дело, но никого не нашли, они ушли раньше от нас. Остались Хажумар, Калмыков и Бесленеев. У них были русские артиллеристы и пулеметчики, которые также отстали, а артиллерия и пулеметы остались у нас. Калмыков говорит, что тыл у нас слаб. Тогда мы решили подойти ближе к этой мельнице с тем, чтобы бомбардировать Змейку. Мы поставили два орудия и бомбардировали орудийными залпами. Затем отступили обратно в Астемирово. Отряд остался на краю села, а руководство пошло в дом Хажумара. На другой день в 8 часов утра начинают стрелять по Баташеву из Змейки. Не прошло и одного часа, прискакал человек и говорит, что все село окружено и Калмыков арестован. Оказывается, эта отставшая шариатская колонна и всякие князья окружила дом Хажумара, где был Калмыков. Я взял взвод людей и поскакал к дому Хажумара. Смотрю, двор закрыт, окно открыто, во дворе полно народу. Калмыков говорит, что весь двор окружен, во дворе собралось человек 800. Я залетел туда, скомандовал освободить двор. Вызвал Калмыкова и Хажумара, сели на лошадей, но успели отъехать на расстояние только одного дома, как раздался один выстрел, и сразу же поднялась стрельба. Мы поскакали к отряду, он был готов к бою. В это время действовали наши пу
леме
ты, но я приказал стрелять в воздух, так как было много невинных людей. Под их сильным огнем мы проскакали до Исламова. Калмыков, мой племянник и еще человек 7-10 оторвались от нас и поскакали вперед, а я с отрядом должен был отступать в порядке. В Исламове нас не тронули, пропустили, женщины даже приносили воду. Таким образом, к 9-10 часам вечера мы сошлись у дома Мухиева Дова в Кескеме. Там находился и Калмыков. В доме Мухиева я рассказал, какие были потери, а затем решили сообщить во Владикавказ и просить помощь. На другой день в Верхние Ачалуки к нам приехала подмога из Владикавказа человек 300 добровольцев и на третью ночь мы окружили Астемирово. Там у них стояли стога соломы, я приказал разнести солому вокруг селения и по сигналу зажечь. Когда было дано два выстрела в воздух, зажгли солому, люди проснулись в селении и послали к нам делегацию, мы им вручили список, кого они должны нам выдать к 8-10 часам утра. Они этот ультиматум исполнили к 6 часам утра, выдали своих князей и, кроме того, сдали оружие, оставив у себя только ножи. С арестованными и отобранным оружием мы двинулись обратно во Владикавказ.
Что же касается выселения станиц, то тут дело происходило под руководством Орджоникидзе. Он велел пропустить казаков в Архонку и часть в Моздок, никого не трогая, чтобы люди могли уйти со своим имуществом. Когда их отправляли сюда, в город, то здесь помогло распоряжение Орджоникидзе никого не трогать, иначе их могли бы убить и отобрать имущество. Убили только одного человека-кровника…
Когда приезжал Орджоникидзе во Владикавказ и делал в "Гиганте" доклад о международном положении, я видел его в первый раз.
Вопрос: Когда выселяли станицы, ты не видел Орджоникидзе?
Орцханов: Я видел его здесь, в городе, когда он говорил, каким образом нужно относиться к казакам. Орджоникидзе был против того, чтобы обижать того, кто сдается без боя.
Теперь моя вторая поездка в Кабарду.
Вторая моя поездка была в декабре - январе. По просьбе Калмыкова меня отправили в Большую Кабарду. Там был Коцев. Когда мы приехали в Нальчик, Калмыков выехал на встречу, у него были незначительные силы, но он выехал с музыкантами, в общем, встретили нас торжественно. Мы заехали в Нальчик. Хорошо разместились. Нас накормили, мы побыли там двое- трое суток, разработали план действий и решили действовать, начиная с государственной конюшни Ашабова на границе Кабарды и Кубани. Мы приехали туда и оттуда начали чистку от князей. В Кабарде было такое положение, что у князей имелось по несколько тысяч голов скота, но никто не смел его трогать, скот свободно пасся в поле, лесу, но никто не имел права использовать его для себя.
Мы договорились с Калмыковым, взяли проводников-кабардинцев, забрали лошадей, скот и привели их в Нальчик. Когда была закончена эта операция, в Кабарде почувствовали, что тут есть сила, которая со всеми борется. Затем мы создали комиссию, в которую входил я, Калмыков, еще какой-то Эфенди и представители из моего отряда и шариатской колонны. Мы разработали план: дать одну часть скота и лошадей шариатской колонне, одну часть бедняцкому населению и третью часть моему отряду. Заседание комиссии проходило под председательством Калмыкова. После этого на третий день я выехал обратно во Владикавказ. Выше Муртазово нам казаки устроили засаду, и стали нас обстреливать, бой начался в три часа дня, и закончился, когда уже темнело. Когда мы перебрались через Терек, из Змейки стала наступать сотня казаков. Мы их отогнали обратно в станицу и, таким образом, выехали из Кабарды.
Вопрос: Когда ты дрался, отбирал у князей добычу и дрался с казаками, ты действовал как ингуш или как большевик?
Орцханов: Я действовал как начальник партизанского отряда, подчиненный высшему руководству по мандату, ненависть же мы имели к белоказакам, но кроме этого, были директивы свыше, которые мы обязаны были выполнить…
Теперь о наступлении Деникина. Когда Деникин наступал, мой отряд находился на участке Долаково. Наступление началось в 9-10 часов утра на Владикавказ, так называемую Немецкую Колонку. В этих боях действовал мой отряд, начиная от новой тюрьмы до Немецкой Колонки, а городские части дрались под Курской слободкой. В это время наш штаб находился в усадьбе графа Уварова в Базоркино. В этих боях деникинцы наступали на Курскую слободку, на Владикавказ, а на Ингушетию они наступали со стороны Немецкой Колонки. Когда мы начали бои, Серго Орджоникидзе приехал на лошади и участвовал в боях. Мы отбросили деникинцев за Терек по Ольгинской дороге, и они вынуждены были волей неволей отступать от Курской слободки.
Таким образом, этот фронт держался 9 дней. На 10-й день они прорвали фронт под Долаково, вследствие чего волей неволей пришлось нам отступать. Когда они прорвали фронт, я поехал проверить, в каком положении там дело. Едучи на Долаково, я видел отступающую в беспорядке толпу, и сейчас же вернулся обратно и доложил Орджоникидзе, что там фронт прорван. Орджоникидзе дал распоряжение отступать, после чего мы отступали по всему фронту. В это время мы хотели очистить Ольгинское. Тут стояла артиллерийская бригада. В общем, сделать это было легко, но в Базоркино были люди, которые сказали, что они заключили с Ольгинским договор, что они через свою территорию к нам не пропустят врагов, а мы через свою территорию не пропустим к ним. Нам пришлось отступать.
Орджоникидзе и другие в этот вечер были в доме Идриса Зязикова. Там они переночевали и на другой день приехали в Сурхохи. Я вместе со своим отрядом и кабардинцами также приехал в Сурхохи, где мы встретились в доме Сампиева Дуди. У нас были две автомашины. Мы оставили эти машины, закрыли сеном, чтобы их не было видно, а сами продолжили отступление. Мы приехали в Галашки, затем в Мужичи, где мы остановились, часть в доме Хакиева, а часть в доме Аушева. Народ нас встретил хорошо. Орджоникидзе держал себя хорошо и проявлял мужество, хотя, конечно, было неприятно отступать. В общем, он не падал духом. После этого приехали в Даттых, где было гораздо безопаснее. В Даттыхе мы остановились в доме Исламова Заурбека и Арчхоева Азмата. Там мы прожили долго. Был слух, что если Орджоникидзе доставят к белым живым или мертвым будет выдана какая-то сумма денег. Когда мы жили в Даттыхе, у нас заболел тифом Назаретян. Он болел серьезно и в очень тяжелой форме. Ухаживали за ним только Орджоникидзе и я, никто из села ни за какие деньги не хотел за ним ухаживать.
Вопрос: Когда к вам дошли слухи, что за поимку Орджоникидзе назначена награда, Орджоникидзе говорил что-нибудь?
Орцханов: Он говорил, что очень может быть, что награду дадут. Однажды нам донесли, что на нас идут со стороны Галашки с трех сторон, причем им донесли, что все командиры и Орджоникидзе находятся здесь. После этого мы ночью поехали обратно в Мужичи и двинулись по направлению с. Алкун и дальше в горные аулы Ерш и Пуй, где остановились в доме Джабраил-муллы. Оттуда Орджоникидзе и Албогачиев Юсуп поехали в Хевсуретию для проверки вопроса, можно ли через Хевсуретию пробраться в Тифлис. Когда они приехали туда, их приняли и сказали, что лично Орджоникидзе пропустим, но больше никого через свою территорию не пропустим. Они вернулись обратно в Пуй, а из Пуя мы двинулись дальше и приехали в Цори, где остановились в доме Додова Эльберта. Они нас приняли хорошо. Сам Эльберт был кузнец, подковал нам всех лошадей. На другой день он оседлал свою лошадь и стал во главе отряда проводником. Орджоникидзе хотел ему предложить денег, но он сказал: "Я не из тех ингушей, которые с гостей могут получать деньги", в общем, отказался брать деньги. Потом Орджоникидзе передал деньги мне и велел их вручить его жене. Они оседлали лошадей, а я остался и передал деньги хозяйке. Мы двинулись дальше, приехали в селение Гули, там заболел и умер Бутырин.
Вопрос: Орджоникидзе ухаживал за Бутыриным?
Орцханов: Я не помню. Я помню, что Орджоникидзе долго стоял у могилы, и в глазах были слезы.
Оттуда после смерти Бутырина мы двинулись по направлению в Кий, где остановились в доме Паског Хафкиева, здесь от нас отделились Дьяков, Албогачиев и Гойгов, которые поехали по направлению к Чечне. А также от нас ушли Тасуй, Калмыков и другие, которые пошли в Тифлис через Малхийский перевал. Гикало остался в Галашки, Эльдеров остался в Мужичи, Габиев - тоже, с тем, чтобы пробраться в Дагестан.
По прибытии в Кий Орджоникидзе спросил, где бы достать бланки и печать Ингушского Нац. Совета для того, чтобы использовать их: написать мандаты для проезда в Тифлис для всей группы, в крайнем случае хотя бы несколько штук бланков. Я сказал, что достану или все, или хотя бы бланки. Как раз этот штамп и печать находились у Мусса-муллы из селения Экажево, который был раньше председателем Нац. Совета. Я взял людей и вместе с ними направился в Экажево через Даттых, Галашки, Сурхохи. По пути, там, где нужно было, я оставлял посты по 2-3 человека. В Экажево я взял с собой двух человек, зашел во двор Мусса-муллы и зашел к нему в комнату. И стал говорить: я приехал к тебе по важному делу, а именно Нац. Совет, как таковой, уже не существует, теперь уже власть Деникина, тебе может попасть за штамп Национального Совета. Наши отступившие отряды и вообще все, кто дерется против Деникина, находятся в горах. Им нужно использовать твою печать, чтобы иметь связь с правительством Грузии и получить оттуда оружие и деньги. Мусса мне не возражал, достал печать, штамп, бланки и все то, что у него было, и когда передавал их мне, то просил чтобы я написал ему расписку о том, что к нему в дом приехали ночью, произвели обыск и нашли печать, штамп и бланки. Я спрашиваю, к чему тебе это, он говорит, что деникинцы могут не поверить. Я ему сказал, что ничего этого не дам. В конце концов, мы дали друг другу честное слово, что он не скажет, что я приехал и взял у него печать и бланки, а я не скажу тоже самое, что брал у него. После этого мы той же дорогой через Даттых вернулись в Кий.
Мы приехали к Орджоникидзе, я ему представил печать и бланки. Он был доволен и поблагодарил, потом писал мандаты разного содержания представителям ингушского народа для поездки в Грузию и Баку. Эти мандаты получили Назаретян, Калмыков и другие. Сам Орджоникидзе получил мандат на имя Мархиева Магомета из селения Верхний Даттых. Затем я достал ему свой костюм, черную черкеску, черные сапоги, газыри, кинжал с черной костяной ручкой, пояс, ноговицы, чувяки, шапку, башлык и тулуп у него были свои. Свою одежду он оставил у меня.
Таким образом, мы его отправили в Грузию. Мандат у Орджоникидзе был в Тифлис-Баку-Астрахань. При уходе он делал указания, давал разного рода задания, наказывал держать связь со всеми горцами и со всеми находящимися на территории Ингушетии и Чечни красноармейцами, чтобы обеспечивать их, чем возможно.
Затем мы установили связь с Закавказским Крайкомом партии, который находился в Тифлисе. Орджоникидзе обещал по прибытии в Тифлис просить крайком партии оказать нам всяческую помощь деньгами, оружием и чем возможно.
Спустя некоторое время человек привез мне письмо, адресованное ингушскому народу. Это письмо предлагало широко оповестить всех, что уход большевиков временный, чтобы все были уверенными в скором возврате советской власти, чтобы никакой контрибуции деникинцам не давать, в особенности горцам, одним словом, там было 7-8 вопросов. Затем был специальный мандат о том, что я назначаюсь командующим вооруженными силами Ингушетии. После этого письма я созвал съезд и на съезде прочел это письмо. Заседание съезда мы оформили протоколом, который у меня имеется, и могу его дать. После этого я послал в Тифлис в крайком партии представителей, чтобы они договорились о помощи нам в деле приобретения и переброски оружия. Крайком партии отпустил на приобретение и переброску оружия средства свыше 80 тысяч рублей, а грузинское правительство отпустило нам оружие: два горных орудия, 14-17 ручных пулеметов, ручные гранаты,600-700 штук французских винтовок, патроны к ним и в достаточном количестве патроны для русских винтовок, медикаменты, 500-600 лошадей, мулов и ишаков и т.д. В общем, все необходимое мы перебросили к себе через Казбек, Хевсурский перевал и Мецхальское общество. Я получил и полевые телефоны, и таким образом у меня на всех заставах и в штабе были телефоны.
Вопрос: Может быть, вспомнишь отдельные выражения Орджоникидзе или интересные встречи с ним, что он сказал по тому или иному поводу, когда смеялся, когда плакал и т.д.
Орцханов: Разве сейчас это вспомнишь? Мы говорили о многом. А плакать он не плакал никогда!
Вопрос: Может быть, он говорил что-нибудь об Ингушетии, может быть о чем-нибудь разговаривали, когда из Сунженской станицы белые выгнали ингушей?
Орцханов: Мы об этом и сами знали. Что мы могли говорить об этом? Ждали, когда придут наши…
Теперь перейдем в Чечню. У меня был штаб в Хамхинском обществе, главное селение которого Хамхи. У меня в отряде были кабардинцы, отступившие красноармейцы, ингуши и плоскостные жители. Все, кому плохо жилось, они, как только перейдут через перевал, сразу же чувствовали себя как дома. Таким образом, находясь в этом положении, я получил официальное извещение из Ведено, где находилось эмирство Узун-Хаджи, а с ним был близко связан Торко-Хаджи, который взял Батокоюрт. Они тоже, находясь здесь, отдали приказ о том, что назначаем Орцханова Главнокомандующим всеми вооруженными силами Кавказа. Приезжает ко мне человек и вызывает туда. Должен сказать, что я там ни разу еще не был. Я имею у себя 200 человек, два ручных пулемета, по две гранаты и по 200 шт. патронов на человека. Выезжаем в направлении Ведено. Когда мы подъехали к Шатоевской дороге, слышим стрельбу. Спрашиваем, в чем дело? Говорят, что в районе Воздвиженской, где позже в сентябре был убит Асланбек Шерипов, происходит бой. Меня заинтересовал бой, я повернул бойцов и иду к Воздвиженке.
Когда я подъехал к Воздвиженке, увидел Шерипова и около него людей, 15-20 человек. Шерипов обрадовался мне, он рассказал коротко в чем дело. Здесь, говорит, идут бои, тут казаки, у них действовали два пулемета, а теперь действует только один, людей у них гораздо больше. Создалось вот такое скверное положение.
Я поднял его дух, сказав, что у меня сзади идут полевые орудия, а пока давай поставим два пулемета на фронт и пойдем в атаку. Поставили два пулемета, с криком "ура" начинаем бить, и мы их сбили оттуда. Когда они отступали, им новоатагинцы перерезали дорогу и здесь они больше лишились людей, чем когда брали станицу. Мы захватили в плен 114 казаков, 8 офицеров, 1 полковника, Шерипова тут ранили.
После этого мы взяли направление на Ведено, а сами распустили слух, что сейчас движемся на Шали, там были главные силы Деникина. В тот день мы наступления не делали, ждали арестованных в Ведено. На другой день все же наступали на Шали. У Узун-Хаджи было много людей, но правильно организованного фронта не было. Оружие было плохое, его многочисленные "генералы" и поручики рисовали химическим карандашом "погоны", так что, бывало, идет какой-то офицер, но не разберешь, что у него за чин. В общем, была неразбериха.
Мы приехали туда и на другой день все силы направили на Шали. Когда мы повели наступление, "добровольцы" ушли в Грозный.
На другой день я возвращаюсь обратно в Ведено, и прямо оттуда взял маршрут обратно в Ингушетию. Меня беспокоили слухи, что через Галашки или Мецхальский перевал Деникин пойдет туда. Как только я приехал в Ингушетию, я подробно изложил все начальнику своего штаба опытному коммунисту Сотникову и послал двух человек в Тифлис в Крайком партии с донесением. Они в обратном ответе пишут соболезнование в связи с гибелью Шерипова и просят сообщить, где Гикало, жив или нет. Затем в этом же письме было написано, что Узун-Хаджи - изменник советской власти.
Спустя некоторое время после этого я получил сообщение из Ведено, что в Ведено некто "светлейший князь" Дышинский, который принял на себя командование и сделал себя "фельдмаршалом", и назначает меня командующим 7-й армией, а 5-й армией - Гикало, предлагает приехать в Ведено. Я решил поехать, взял 400 человек, 4 пулемета, ручные гранаты и в полном боевом вооружении поехал туда.
Когда я приехал туда, остановился около дома, где находился "князь" Дышинский. Узун-Хаджи жил отдельно - на расстоянии 500 шагов от дома, где находился "князь". Я сначала зашел к Дышинскому. Когда я зашел к нему в дом, вижу - передо мной стоят две винтовки на караул, прохожу во вторую дверь, тоже - шашки на караул, захожу дальше в третью дверь, смотрю, выходит кто-то среднего роста. Я говорил с ним, он спрашивает, какая сила у меня, какое оружие, что имеется и т.д. что я могу ему дать, какие есть излишки и, наконец, спрашивает о Гикало. Оказывается, он в тот же день вызвал к себе и Гикало и тот приехал с одним чеченцем. Когда я беседовал с ним, то он интересовался моим мнением, что из себя представляет Гикало. Я сказал, что Гикало активный боец против Деникина, хороший товарищ. Дышинский говорит: "Он у нас не будет работать, но пока мы его используем". Одним словом, он выразился таким образом, что он его или оставит временно работать, или же оставит, чтобы его задержать. Когда мы заканчивали эту беседу, туда приехал полк дагестанской конницы. У них было все в порядке, но оружие было плохое, у большинства были только шашки и кинжалы. После беседы Дышинский достает список и говорит мне: поезжайте в Шатой, арестуйте 40 человек, обезоружьте и возвращайтесь в Ведено вместе с дагестанским полком. Мой отряд, выполнив это распоряжение, должен был там остаться.
Вопрос: Кто был в списке?
Орцханов: Шатоевские чеченцы. Я ему обещал это сделать. Они хотели арестовать шатоевских чеченцев за то, что они не хотят подчиниться. После него я зашел к Узун-Хаджи и Торко-Хаджи. У Узун-Хаджи и Торко-Хаджи на карауле ни шашек, ни винтовок не было, но были почетные люди. Когда я зашел туда, они сидели на полу на подушках. Узун-Хаджи небольшого роста, худой, белая борода, сам белый. Я сказал им, что мне дано Дышинским задание ехать в Шатой и арестовать шатоевских чеченцев. Они подтвердили, что я должен выполнить это задание. После этого разговора я попрощался и пошел к своему отряду. Я узнал, где Гикало (он был недалеко), я пошел к нему и говорю: уходи отсюда скорей, так как я говорил с этим Дышинским и, по-моему, он тебя вызвал сюда, чтобы арестовать. Гикало ответил, что он ожидал этого давно. Сейчас же он и чеченцы сели на лошадей и уехали вместе со мной.
Впереди - полковник дагестанского полка, а за ним отряд, а за отрядом - полк. Мы приехали до места, где поворот направо, Гикало нужно было ехать налево, в Шатой. Мы собираемся ехать в горы, в Ингушетию. Я рассказал по дороге Гикало, какое мне дано задание, но я его выполнять не буду. Я направлю дагестанцев в Шатой, дам им письменное распоряжение, что если в 10 часов утра я не буду у них, то полк должен вернуться обратно к Дышинскому, а за это время я вырвусь отсюда. Гикало на это не возражал. Я написал бумажку полковнику: "Если завтра в 10 часов утра я не буду в Шатое, предлагаю срочно со своим полком вернуться обратно в распоряжение Дышинского". Полковник откозырял мне и Гикало и поехал своей дорогой в Шатой, а я со своим отрядом - прямо в горы, в Ингушетию. Оказывается, тот полк прибыл в Шатой, там переночевал, на другой день ждал меня до 10-12 часов дня и вернулся обратно в Ведено. Таким образом, это дело было закончено.
Вопрос: Это было после смерти Шерипова?
Орцханов: Да, когда убили Шерипова. Когда я приехал домой, я написал об этом подробно крайкому партии и получил оттуда ответ, в котором пишут, что убит наш любимый товарищ Шерипов Асланбек. Таким образом, я больше туда не показывался…
Вопрос: Расскажи, как расстреляли Медяника и Дорофеева?
Орцханов: Дорофеев, - с ним был еще один полковник и два-три младших офицера. Им было дано задание переговорить с грузинским правительством, чтобы беспрепятственно пропустить белых через Тифлис. У них были мандаты грузинского представительства (Мачабели) с ходатайством оказать им содействие. Их задержали на Военно-Грузинской дороге, так как они ехали одни, раньше своей армии на 5-6 дней. Их схватили и представили мне в штаб, который был в Армхи. Их допрашивали Сотников, я и др. Они держали себя бойко, Дорофеев говорил: "Я отлично знаю, что буду выведен в расход, буду расстрелян, но вам это обойдется дорого, вам придется за это отвечать тысячами". Мы ему говорили, что гарантируем ему жизнь, если напишет письмо Эрдели и уговорит его сложить оружие и сдаться, тогда тебя и твою команду оставим в живых. Он говорит: "Какая гарантия и как я могу вам верить? Я вам верить не могу во-первых, во-вторых - Эрдели на это не пойдет. Но факт, что если вы меня расстреляете, то вам придется заплатить за мою жизнь тысячью жизнями". В общем, мы делали всякие попытки уговорить его. Дальше ожидать нельзя было, и мы отобрали у него шашку. Шашка у него была серебряная, вызолоченная с надписью... Потом отвели их в сторону и расстреляли.
Насчет Медяника. Он и еще один возвращались из Тифлиса по Военно-Грузинской дороге. Они попали ко мне в руки. Их отвели в Джейрах, в конце концов, они оказались в Галашках, их там и расстреляли.
Вопрос: Когда я изучал Зелимхана, я помню, что в Ассинском ущелье были казаки, которые сожгли сакли, кажется, эти казаки были под командованием Медяника.
Орцханов: Вербицкого и Медяника тогда там не было. Точно я не помню.
Вопрос: В данном случае наказывали его только за "карауловщину" или за старые грехи?
Орцханов: В общем, было много дел. Основное было то, что хотели отомстить за Дени-шейха, который был убит в Грозном, и Караулов и Медяник, эти главари, шли против чеченцев и ингушей…
Во время белых в Назрани у нас находился пост на бугре, не доходя крепости около с.Барсуки. На этом бугре нас окружили и хотели перерезать. Подоспела помощь, и мы сразу же пошли в атаку.
Вопрос: Расскажите о поездке Орджоникидзе в Баку.
Орцханов: Когда мы приехали в Баку, я помню, не доходя Баку была толпа красноармейцев, причем толпа была возмущенная. Когда вышел из вагона Орджоникидзе, он говорил около часа, после чего весь шум прекратился и толпа успокоилась. О чем он говорил, я точно не помню. Это был первый момент.
Затем, до овладения нами Баку, был арестован Гуда Гудиев, ингуш, бывший градоначальник Баку. Затем был арестован Мурзабеков, которого там убили, были арестованы Эльдиев Султан и полковник Шовхалов Заур. Их обоих Орджоникидзе освободил, а остальные двое были расстреляны. Затем там же умер Ахриев Гапур.
Будучи в Баку, Орджоникидзе вел большую работу. Там же в Баку он подарил мне золотые именные часы…
В 1920 году я встретил Орджоникидзе во Владикавказе около гостиницы "Париж". Мы с ним обнялись, был и смех, и радость. Отсюда мы пошли на станцию, где у него стоял специальный вагон. На станции он мне преподнес именной маузер.
Дальше, в 1920 году был 1-й съезд ингушей в крепости Назрань. На съезд был приглашен и Орджоникидзе. Мы с Орджоникидзе поехали туда на автомашине. На съезде Орджоникидзе заметил, что здесь присутствует полковник Шахмурзиев. Когда он его заметил, он заявил: "Товарищи ингуши, я приехал к вам на съезд, но когда я вижу, что среди вас сидит контрреволюционер Шахмурзиев, разрешите пожелать всего хорошего. Я присуствовать на съезде не могу". Таким образом, он уходит, я также. За ним вышла толпа. Когда мы подходим к машине, к этому времени толпа окружает его. В этот момент выходит Шахмурзиев и говорит: "Товарищ Орджоникижзе, я не чувствую за собой ничего, если виноват, накажите". В этот момент толпа подняла Шахмурзиева и посадила в нашу машину. Мы выехали оттуда и приехали на станцию. На станции у Орджоникидзе стоял вагон. Я посадил его в вагон, взял своих людей и ушел. Больше Шахмурзиев в Ингушетии не показывался.

P.S. Уже после подготовки этого материала к печати нам удалось установить собеседника Х. Орцханова, того, кто вел запись этих воспоминаний. Им оказался действительно хороший знакомый ингушей и чеченцев, известный писатель - осетин Дзахо Геттуев, автор многих книг о чеченцах и ингушах, в том числе романа о знаменитом абреке Зелимхане Гушмазукаеве из с. Харачоя. Как показывает дата, запись составлена стенографически в 1936 году во Владикавказе.
Стенографировал беседу Н. И. Полевой.

М. ТАМБИЕВ,
специалист ГАС РИ.
Библиография:
Ростовский центр хранения и исследования документов новейшей истории - РЦХИДНИ,
ф. 85; ОП-01;
дело - 108;
стр. 84-111.


Газета «Сердало» № 142 (9741) 28 октября 2006 года

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:07
ОТКРЫТЫЙ АРХИВ АХУШКОВЫ

Род Ахушковых оставил в истории Ингушетии и России яркий след в лице многих своих представителей. Так, в Российском государственном военно-историческом архиве (г.Москва) и Российском государственном историческом архиве (г. Санкт-Петербург) нами были выявлены материалы, касающиеся: Ахушкова Ховды Имаковича, 1837 г.рождения, как сказано в документах, "сын почетного старшины Терской области, Владикавказского округа, подполковник, письменный переводчик Управления Владикавказского округа. (1890 г.)"; Ахушкова Алихана Хаудиевича, 1876 г.р. "из дворян мусульман Терской области, корнет 47 драгунского Татарского полка (1900 г.)," а также Ахушкова Урусхана, всадников Дикой дивизии Ахушкова Мейти и Ахушкова Заурбека Ховдиевича.
Предлагаем вниманию читателей два документа, касающиеся Ахушкова Заурбека:
"Командир Чеченского конного полка Начальнику Кавказской Туземной конной дивизии 8 октября 1916 г. № 2785 Рапорт
Доношу, что 22-го августа сего года старший урядник вверенного мне полка Заурбек Ахушков, в Ставке Верховного Главнокомандующего, ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ, лично был поздравлен корнетом. СПРАВКА: телеграмма Начальника Военно- походной канцелярии ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА с.г. за № 3033. Полковник принц Фазула - Мирза" (РГВИА.Ф.3530 оп.1, д.143, л.186)
"…И уже совсем необыкновенная биография Заур - Бек Охушева (Ахушкова-Б.Г.). Как и Тугарин, питомец Елизаветградского училища, он вышел эстандарт - юнкером в Ахтырский гусарский полк и через месяц, оскорбленный полковником Андреевым, на оскорбление ответил пощечиной. Ему грозила смертная казнь. Бежал в Турцию и, как мусульманин, был принят в личный конвой султана Абдул-Гамида. Потом, с производством в майоры - он уже начальник жандармерии в Смирне. Но под турецким мундиром билось сердце, любящее Россию. Вспыхивало желание вернуться и, будь что будет, отдаться русским войскам. А когда вспыхнула война, Заур-Бек в ужас пришел от одной мысли, что под давлением немцев, он вынужден будет сражаться против тех, кого никогда, ни на один миг не переставал любить. И вот, спустя двадцать лет, новый побег, но тогда из России он бежал юношею, а теперь из Турции бежал усатый, поживший, с внешностью янычара, опытом умудренный мужчина. Высочайше помилованный, Заур - Бек принят был всадником в Чеченский полк, получил три солдатских креста, произведен был в прапорщики, затем в корнеты…" [Н.Н. Брешко - Брешковский. Дикая дивизия. Рига. 1920-е г.г. (с.34)].
Особо хочется выделить сына Заурбека Ховдиевича-Шамиля Заурбековича Ахушкова. К сожалению, это имя мало известно в Ингушетии, несмотря на то, что он жил и творил в 20-40 г.г. на Украине и г. Москве и умер в 1944 году. Шамиль был разносторонне одаренным человеком. Писатель, прозаик, кинопублицист, литературный критик, режиссер, сценарист (худ.фильмы: "Судья Рейтанеску", "Перекоп"; научно-популярный фильм "Чудова китаянка"), автор пьесы "У нас в горах". Вместе с Пера Моисеевной Атташевой он являлся составителем книг о творчестве Чарли Чаплина и У.Гриффита, а также автор либретто к фильмам и многих статей по проблемам киноискусства. Его творчество, а он творил на украинском и русском языках, и жизненный путь еще не исследованы. Три его рассказа "Бази","Лошадь", "Лермонтов" выявленные в Российском государственном архиве литературы и искусства, рассказывающие о ингушской жизни конца 20-х или начала 30-х годов, еще не увидели свет. О яркости таланта Шамиля Ахушкова можно также судить и из переписки его с выдающимся мастером кино Сергеем Эйзенштейном, датируемой 1934-1943 годами. Знакомясь с ним и рассматривая его творческий путь, а также находя о нем что-то новое, мы не перестаем удивляться его мастерству и умению тонко и лаконично выразить свои мысли в коротеньких рассказах. Лучшей оценкой его творчества, видимо, может служить высказывание А.М. Горького, в приводимом ниже отрывке письма классика мировой литературы к писателю А.Н.Тихонову, где Шамиль Ахушков особо отмечен среди именитых писателей.
Сорренто. 1 августа 1927
Дорогой Александр Николаевич - сборничек-то плох. Кроме Иванова, всё - незначительно. […] У Замятина получилось неуклюжее подражание Зощенко. "Старухи" - не интересно. Умная и горькая шутка А.К. Воронского понравилась мне. Мне кажется, что следовало бы возможно больше привлекать молодёжи; напр., Фадеев, автор "Разгрома", - человек несомненно талантливый, таков же как будто и Андрей Платонов, очень хвалят Олешу, отлично стал писать прозу Тихонов; обратите внимание на ингуша Ахушлова [Ахушков], автора книги "Ингушетия", очень "экзотичные" и грамотные рассказы. Его адрес: Харьков, Примеровская ул., 11, кв. 2. Шамиль Ахушлов. […] Жалею, что Вы едете лечиться не сюда. Но, разумеется, и на Кавказе - не плохо. Здесь поражает тишина. И - лечит. Вчера деятельно начал работать Везувий, мы - я, Максим, Зиновий, ехали из Неаполя в Кастелламаре ночью в 2 ч.; великолепно и жутковато было видеть в черном небе огромный огненный столб. Лавы - не видно, она течет в сторону, противоположную берегу залива. Сейчас - полдень, над кратером грандиозное багровое облако пара. Будьте здоровы. Всего доброго. А. Пешков. 1. V111. 27. (Горьковские чтения. 1953-1957. Москва. 1959 г. С.56 -57).
Мы надеемся также, что читателей заинтересует рассказ "Жинка" на украинском языке, посвященный классику украинской литературы Павло Тычине.

Берснак Газиков,
Тамара Газикова

Шамiль Ахушков IЗ ЦИКЛЮ IНГУШЕТIЯ

ЖIНКА З 1НГУШСЬКИХ ОПОВИДАНЬ П.ТИЧИНI

Я зустрiчаю аул пiсля багатьох рокiв розлуки. Я блукаю повильних аульських улицях, за кожною саклею на мене чатують томливi спогади дитинства. Я чую покрик муедзина, деренчливый, надсаджений покрик муедзина i йду на площу до мечети.
Липневий вечiр куриться на площi теплою тугою димчастого примеркання. Мишачi зуби самiтности гризуть мене. Я згадую про Хасана i от я в дворi мого приятеля. Я бачу зачиненi дверi саклi i замок на дверях. Я бачу, також, стайню без коняки i плетенi ясла без кукурузи. Бiльше, я нiчого не бачу i вже вiд Хасана дiзнаюся, що до його господарства прибавилася тепер жiнка.
Хасан приїхав у гарбi, накладенiй кукурудзою. Вiн лежав на зеленiй кукурудзi, пiдперши руками голову. Коняка его стала перед саклею. Я пiзнав цю коняку. Червоноармiйцi ночували колись в аулi.
Хасан вимiняв на криву їх коняку свiй залiзний кiнджал. Коняка стала Перед саклею i осiвшi на заднi ноги, застогнала. Хасан поволi злiз з гарби i аж тодi побачив мене -я сидiв у затiнку. Вiн обняв мене i розказав про своє одружiння. Вiн важко зiдхнув i плюнув. Пiзнiше я дiзнався, чого Хасан плюнув. Потiм мiй приятель пiдiйшов до коняки. Гостра губа коняки обвисала i мухи пообсiдали її загноєнї очi.
- Волла-гi, бiлл-гi, вона до ранку здохне. Навiть хутче - в ночi вона здохне - сказав Хасан, копнув ногою в запалий живiт коняки i повiв мене до саклi.
Ми сидимо в саклi й перебираємо чотки спогадiв. Хасан здiймає з стiни свiй чундирк i настроює його. Гасова лямпочка з розбитим склом, залiпленим папером, курить i пахкає. I не бачучи жiнки Хасана, я питаюся за неї мого приятела.
- Двох коняка довезти не годна - каже Хасан. Годину з поля їхати треба, двi години з поля iти треба. Вона хутко вдома буде… Перший звук чундирк тужним криком родиться зпiд пальцiв Ха - санових. Вiн грає, Хасан, сидючи з ногами на низькiй деревянiй лавцi. З суворим лицем вiн врочисто водить смичком по струнах, гордий на те, що вмiє грати, а я не граю й заздрiсно слухаю сумнi простори його грання. Дверi риплять позад мене. Косе око лямпочки, лукаве й огненне око, злодiйкувато пiдморгує. Я обертаюся i бачу жiнку в дверях. Ростом вона ледвi дiстає менi до пояса. Не сподiвавшись побачити чужого, карлиця нiяково закрила рот хусткою i, усм iхнувшись боязкими овечими очима, нечутно привiталася до мене. Тодi Хасан перестав грати. Вiн подивився на жiнку й уривано сказав її: - Розпряжи коняку! Карлиця покiрливо пiшла виконати загад. Довгий подiл її спiдницi зiрвав порох на порозi. Хасан допитливо глянув менi в лице i спитався голосом, в якiм було бажання спiвчуття. - Кажуть, що ти одружився, Заурбек? I я вiдповiв соромливим признанням: - Я був одружений, Хасане, але дружина покинула мене. В мене не було грошей та й вона пiшла вiд мене, Хасане… I вiн знов наставився грати, мiй приятель. - В мене теж нема грошей. За велику жiнку треба великий калим платити. За цю - хай буде вона проклята, - Хасан показав смичком на дверi, - за цю - хай буде вона проклята, я не платив калиму. Її нихто не хотiв брати. Мо повiки наливаються оливом утоми. Вiддаленi дрiмотою звуки чундирк сонними котенятами повзуть до мене. Уява переносить мене на зелений простiр лощовини. Женщини блукають по цiй лощовинi. Сiк трави зеленить iм перломутровi колiна. Вони бережко несуть перед собою груди. Вино бурдюками набряклих грудей жiночих п'янит мене. Я спинаюся й розкриваю очi. Жiнка Хасанова вихитуючись входить до саклi. Вона несе хомут i збрую i складає їх у кутку. Шкiра на хомутi пообдиралась, солома вилазить з нього, як язик з рота задушеного. Карлиця, не сiдаючи, скидає на порозi чув'яки i витрiпує їх з пороху й сухої землi. Вона стягає вовнянi панчохи, оголяючи потрiсканi пiдошви нiг, на яких позапiкалася чорна кров. Потiм жiнка Хасанова миє ноги.Вона кiнчає мити ноги i, припадаючи на п'ятки, приносить вiд сусiдiв жару i роздуває вогонь в залiзнiй грубцi. Хасан вiша єна мiсце чундирк, ми йдемо глянути на коняку. Нiч замикає нас в заспокiйливу прохолоду своїх обiймiв. На снiжаних подушках гiр нiч розметала синяве волосся й попереплiтала його зiрницями.Ми стоїмо в темрявi перед конякою. Коняка розплаталася на землi з витягненими ногами, стрункими й напруженими, як стовбури сосон. В закруглених, скляних її очах танцюют зорi. Хасан пробує пiдняти коняку за хвiст. Вiн на тяжку силу одриває од землu зад коняки. Хай буде вона прклята, я дурно привiз кукурудзу, каже мiй приятель i старанно плює на коняку. - Еге - ж… - кажу я йому на згоду.

Липень, 1927 р.

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:15
БОЛЬШЕ ВСЕГО Я ГОРЕЦ (ШАДИЕВ МУРЦАЛ АРСАМАКОВИЧ)

В книге Дзахо Гатуева «Зелимхан», ставшей ныне библиографической редкостью, есть такой эпизод.
Царская администрация отчаялась поймать неуловимого и бесстрашного абрека Зелимхана, и новый начальник Назрановского округа князь Андроников затеял поход двухтысячного войска в горную Ингушетию, где, по агентурным сведениям, Зелимхан находился вместе со своей семьей. Случилось так, что Андроникову удалось «пленить» жену и малолетних детей народного мстителя. Зелимхан в это время находился в Чечне и заторопился на выручку. Он пробрался в аул Эгикал, в котором находился штаб отряда, и сумел пригласить к себе ингушского офицера Шабадиева.
Вот как описывает состоявшийся между ними диалог Дзахо Гатуев.
«- Я - Зелимхан, решающий народные дела. Я - абрек Зелимхан, ты офицер Шабадиев. Я служу народу, ты служишь царю. Я - чеченец, Шабадиев, ты - ингуш, но мы оба мусульмане, горцы мы оба. Я хочу знать, кто ты больше: офицер ты больше или ингуш ты больше?
- Я - ингуш, Зелимхан. Я горец, Зелимхан. Горец больше всего, Зелимхан!
- Это хорошо, что горец больше всего, Шабадиев. Ты знаешь, что я не убиваю горцев.
- Знаю, Зелимхан. Знаю, что ты не убиваешь горцев. Ты сам не убиваешь горцев. Но из-за тебя убивают горцев другие. Ты много сделал зла горцам, Зелимхан!
- Я много зла сделал?
- Ты много зла сделал. Сколько из-за тебя Вербицкий сделал! Сколько горцев расстрелял он! Сколько горцев из-за тебя в Сибирь послали? Ты знаешь, что теперь они добиваются выселить нас всех. Из-за тебя, Зелимхан!
- Ты образованный человек, Шабадиев. Если бы ты образованный не был, ты офицером не был бы. Верно? Разве они только теперь хотят выселить нас? Разве, когда мы смирные, они не выселяли нас? Разве с тех пор, как они пришли, они не хотели сделать нас смирными только для того, чтобы быть хозяевами над нами? Ты образованный человек, Шабадиев, ты офицер, Шабадиев! Это очень хорошо. А твой отец кто был?
- Мой отец? Ингуш.
- Твоя жена тоже ингушка?
- Тоже ингушка.
- Твои дети тоже ингуши?
- Тоже ингуши.
- Что твой отец бы сказал, если бы увидел, что ты не по-ингушски делаешь? Что твои дети скажут, когда услышат, что ты не по-ингушски делал?
- Разве я не по-ингушски делаю, Зелимхан? Разве я не желаю счастья своему народу? Ты не знаешь, Зелимхан, что если бы меня при отряде не было, сколько зла еще Андроников сделал бы. Я в отряде как заложник своего народа.
- Конечно, это хорошо, что ты как заложник в отряде, но только для тебя хорошо это. Ты думаешь, что наши рады отряду. Было бы хуже для наших, если бы ты с нами был, Шабадиев? Было бы лучше для наших, если бы отряд совсем не пустили сюда.
- Было бы лучше, Зелимхан. Но что сделаешь? Россия - большой петух, мы - маленький петух.
- Э, Шабадиев, ты совсем свой народ забыл, ты не знаешь, что наши отцы говорили. «В лесу много кабанов», - пели они. Правильно это. «Но один волк разгоняет их», - пели они еще. Это тоже правильно. Ты поел черного хлеба, Шабадиев, - ты будешь плохой волк. Не мешай нам быть волками.
- Я не мешаю, Зелимхан, если бы я мешал, не я бы сейчас разговаривал с тобой.
- Если бы ты ингушом не был, я не говорил бы сегодня с тобой. Я не с офицером говорю. Я с Шабадиевым говорю. Я знаю, что теперь русских две тысячи в горах, а я один. Я все сделаю, чтобы не выпустить отсюда их.
- Что ты хочешь?
- Что я хочу? Если бы я мог донести две тысячи патронов. Я хочу донести две тысячи патронов.
- Не донести тебе, Зелимхан, две тысячи патронов.
- Значит, ты не ингуш, Шабадиев.
- Что ты хочешь?
- Я хочу донести две тысячи патронов. Мы впятером донесем две тысячи патронов.
- Как впятером?
- Я и четверо, которые в отряде. Мы впятером.
- Ты хочешь, чтобы эти четверо помогли тебе. Но как я могу это сделать, Зелимхан? Если четверо попадут к тебе, я пойду под суд. Ты знаешь, что сделает царский суд с ингушским офицером...
- Кто посмеет тебя под суд отдать?.. Кто посмеет тебя пальцем тронуть, если мы за тебя?
- Князь. Князь Андроников.
- Знаешь, Шабадиев, князь первый на Божий суд пойдет...»
Шабадиев оказался на высоте и сделал для Зелимхана все, о чем он просил. Сдержал свое слово и Зелимхан - князь Андроников первым пошел на Божий суд.
Зелимхан, как известно, лицо историческое, легендарное. А кто такой Шабадиев? И был ли такой человек в жизни, а не только в документальной повести Дзахо Гатуева?
Да, такой человек был в реальной жизни, только автор чуть изменил его фамилию.
Шабадиев - это Шадиев Мурцал Арсамакович. И на этот счет у нас есть документальное свидетельство.
В Центральном государственном архиве СССР в Москве в фонде Департамента полиции есть документ, датированный 1911 годом. Это копия неопубликованной телеграммы, присланной в столицу России по двум адресам: Министерству юстиции и Санкт-Петербургскому телеграфному агентству. Вот что в ней сообщается:
«Владикавказ, 31 декабря. Судебным следователем по важнейшим делам Владикавказа выяснено, что 20 сентября этого года князь Андроников, поручик Афанасьев и другие убиты не одним разбойником Зелимханом, а при участии капитана Шадиева, командира сотни милиции, и помощника начальника Назрановского округа Беймирзаева. Лица эти остаются на постах службы и, благодаря свободе и служебному влиянию, ищут подставных свидетелей и грозят лишением жизни их открывателю. Возможен их побег к Зелимхану. Прошу распоряжения о задержании виновных, тогда будет пойман и их сподвижник Зелимхан и обнаружатся сподвижники его из администрации. Дело принимает угрожающий характер, ибо на сторону Шадиева выступают видные администраторы, посему следователю нужны особые полномочия. Дело следует передать военному суду».
Рассказывает внук М.А. Шадиева Султан Шадиев, старший редактор Чеченско-Ингушского республиканского объединения «Книга»:
- Действительно, Мурцал Арсамакович в силу своего служебного положения вынужден был пойти с двухтысячным войском князя Андроникова в поход на Зелимхана. Но первоначально он сделал все возможное, чтобы отговорить князя от попытки поймать или убить Зелимхана. Тот, однако, остался непреклонным. Тогда дедушка сказал, что не может ручаться за жизнь Адроникова, и потребовал от него письменное свидетельство о том, что он, Шадиев, сделал все, чтобы отговорить его от экспедиции, и не несет никакой ответственности за возможные последствия ее.
Когда после неудачи экспедиция вернулась во Владикавказ и впоследствии, когда появились доносы (подобные вышеприведенному), это собственноручное свидетельство князя Андроникова спасло и карьеру, и жизнь моего дедушки.
М. А. Шадиев с уважением у своего народа прослужил до Октябрьской революции, успел стать полковником. Думается, у него были все личные основания, чтобы не пойти за большевиками и отстаивать с оружием в руках свою сытую и благополучную жизнь. Но, как истинный сын своего народа, он и здесь остался с ним.

А. Гадаборшев

«Ингушское слово». 1991, август, № 9

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:16
Генерал Банухо Базоркин и его сыновья

В Ингушской истории немало известных родов и фамилий, которые дали Ингушетии и России много славных и незабываемых имен. Одной из таких является фамилия Базоркиных.
Сегодня наш рассказ об одном из представителей этой фамилии и его сыновьях, которые верой и правдой служили своему Отечеству - России и таким образом прославляли Ингушетию.
Итак, наш главный герой – генерал царской армии Базоркин Банухо Байсангурович. Попутно поведаем и о его сыновьях – офицерах милиции и армии.

Родился Банухо Базоркин 21 сентября 1830 года в селе Базоркино Владикавказского округа Терской области в семье прапорщика Терской постоянной милиции Байсангура Базоркина.
Воспитание Банухо получил частное, а затем окончил Тифлисскую семинарию. Служить начал с 15 лет в качестве милиционера Терской постоянной милиции. В таком возрасте он был принят по ходатайству отца, которого ценила власть за его честность, мужество, достоинство и отвагу, патриотизм и преданность России и своему народу.
В послужном списке очень скрупулезно и подробно описана вся служба Банухо по числам, месяцам и годам. Такого подробного описания, где участвовал, какие подвиги совершал, какие награды получал встречать до сих пор не приходилось. Здесь участие в боевых кампаниях на Кавказе с 8 января 1846 г. до Крымской войны 1853-56 гг., в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на стороне Болгарии…
Пройдемся по страницам его послужного списка. Она богата, разнообразна и занимательна. Как я сказал выше, рожденный в 1830 году уже 24 октября 1846 года он становится рядовым милиционером Терской постоянной милиции, где начинал, наверное, и продолжал службу его отец Байсангур. И в тот же год получил Георгиевский крест 4-й степени за №401 «За отличие», связанное при вступлении Шамиля в Кабарду. За такое же отличие 13 мая 1848 года его награждают серебряной медалью с надписью «За храбрость» для ношения на шее на Георгиевской ленте. Проходит год и один месяц – 14 июня 1849 г. Банухо снова отмечен, но уже золотой медалью с той же надписью: «За храбрость» - также для ношения на шее на Георгиевской ленте.
Он не был обделен не только наградами, но и званиями. 10 мая 1850 г. Банухо получает звание юнкера и в феврале 1851 года – он уже прапорщик милиции. Получать такие награды и такие звания за такой небольшой срок, думаю, было непросто. Значит заслуживал человек честной и верной службой, мужеством, достоинством и отвагой. Решительностью, преданностью делу, которому он посвятил себя, достигал он всего этого.
Прирожденная горская отвага и мужество, патриотизм способствовали всему этому. Он не прислуживал начальству, а служил Родине.
В апреле 1851 по распоряжению начальника Терской постоянной милиции Банухо Байсангуровича переводят штатным помощником при приставе Назрановского округа. Получить такую должность в 21 год не так просто. Этого мог добиться только достойный.
В декабре 1856 года Банухо получает уже звание подпоручика, а в следующем декабре (1857 г.) он награждается орденом Св. Анны 4 ст. с надписью «За храбрость».
В мае 1858 года он становится управляющим Чантинским Наибством Аргунского округа и в мае 1859 года его награждают уже вторым орденом – орденом Св. Святослава 3 ст. с мечами и бантом. В июле он уже становится поручиком со старшинством. В мае 1860 г. Базоркина переводят в Терский конно-иррегулярный полк и назначают командиром 4-й сотни. В декабре 1861 года его производят в штабс-капитаны. А в декабре следующего года получает уже второй орден Святой Анны 3 ст. с мечом и бантом.
23 ноября 1863 года резко и славно меняется его служебная карьера. С Высочайшего соизволения, объявленного в предписании Управляющего делами Императорской Главной квартиры от 3 сентября 1863 г. за №1562 он прикомандировывается ко 2-му взводу Лейб-Гвардии Кавказского Эскадрона Собственного Его Величества конвоя для испытания по службе. И уже в июле следующего 1864 года Высочайшим приказом переведен в Лейб-Гвардию Кавказского Эскадрона Собственного Его Величества конвоя поручиком и в том же месяце командующим Императорской Главной квартирой утверждается командиром 2-го взвода горцев Лейб-Гвардии Кавказского Эскадрона. В августе 1865 года ему присваивают звание штабс-ротмистра. В августе 1867 года Банухо награждается уже вторым орденом Св. Святослава, 2-й ст. с мечами над орденом.
30 августа 1870 года Высочайшим приказом за отличную и усердную службу произведен в ротмистры и в феврале 1871 года из милицейской службы Высочайшим приказом он отчисляется от этой должности и зачисляют его по армейской кавалерии уже в звании подполковника. В октябре того же 1871 года по распоряжению Его Императорского Величества Главнокомандующего Кавказской армии по рапорту начальника Кавказского Горского Управления за №4045 назначен состоять в распоряжении начальника Терской области. В ноябре 1876 года Базоркин Банухо уже командир Ингушского дивизиона Терско-Горского Конно-иррегулярного полка и через месяц, уже в декабре, получает орден Св. Владимира 4 ст. с бантами при грамоте за №6915.
В Русско-турецкой войне Базоркина награждают орденом Св. Анны 2 ст. с мечами для нехристиан за №58 при грамоте за №2695.
Ингушский дивизион Терско-Горского Конно-иррегулярного полка ХIII армейского корпуса Лейб-гвардии Его Императорского Величества конвоя под руководством Банухо Базоркина. Как только Терско-Горский полк очутился на территории Румыни и вышел на исходные пути общей атаки русских войск, поступил приказ полевого штаба, где главнокомандующий действующей русской армии «ввиду недостатка кавалерии в Одесском Военном округе в распоряжении Одесского Военного округа предлагалось отправить Терско-Горский Конно-иррегулярный полк в полном составе.
Через два дня пришел новый приказ, где указывалось: в Одессу отправить только Ингушский дивизион.
Таким образом, прибывшему в Одессу на подмогу Ингушскому дивизиону предлагалось нести сторожевую службу вокруг крепостей Татаро-Бунара, Измаила и Тульчи, занимая посты, располагавшиеся у минных заграждений на Дунае. Не о такой службе мечтали ингуши. Их не удовлетворяли те эпизодические стычки, которые у них происходили с турками. Им хотелось горячих боев с неприятелем, чтобы доказать, на что способны ингуши. “Мы не охранники, мы воины, - говорили ингуши. Мы приехали воевать, а не сторожить”. И командир Ингушского дивизиона неоднократно по просьбе своих солдат-джигитов должен был ставить этот вопрос перед командованием ХIV корпуса. Благодаря этим постоянным и настойчивым просьбам, 13 сентября 1877 года Ингушский дивизион был «включен в правую колонну войск, предназначенных для штурма города Сулин. Но этот штурм не состоялся, потому что через день пришел приказ главнокомандующего, чтобы направить две сотни Ингушского дивизиона в самую гущу военных действий, что очень обрадовало ингушей, хотя они знали, что многим не придется остаться в живых, что поредеют ряды возвращающихся домой на родину, но жизнь свою они отдадут смело и мужественно, сражаясь с неприятелем. Война на то и война, чтобы убивать врага. Ингуши фаталисты и фанатики, они свято верят в судьбу: на чужбине умрет только тот, которому Всевышний определил такую судьбу, а от судьбы никому не уйти. Все случится так, как определил Всевышний.
В Болгарии ингушам пришлось сражаться в составе войск ХIII корпуса.
Конечно, война – «не прогулки при луне», уже здесь в Болгарии Ингушский дивизион вошел в 36-й Донской казачий полк и вынужден был произвести разведку противника и местности в районе, где должны были произойти бои с турками в той стороне за рекой Ак-Лом. И первая схватка с турками у ингушей произошла у села Нисово. Это был горячий бой.
При ХIII корпусе был создан Синанкойский отряд, куда входила 8-я кавалерийская дивизия. И вот вместе с этой дивизией, охраняя передовые линии, Ингушский дивизион выходил на разведку и на правый берег реки Кара-Лом и окружающие местности. Конечно, эта разведка и это ознакомление с местностью способствовало умело и более безопасно вести бои с неприятелем. Это помогало умно, умело и успешно вести боевые действия и с меньшими потерями для своих войск.
Ингушский дивизион под руководством Банухо Базоркина показывал неслыханную дерзость и мужество в боях за деревни Кацелово, Царовец, Огарчин; за села Садина, Иеникой, Есерджин; города Сулин, Соленик, освобождали город Разград. Вместе с освобождением города Констанцы ингуши спасли многих пленных болгар от смерти и увоза их в Турцию.
Ингушский дивизион освобождал г. Шумлы, брали станцию Шайтанджик. Героические бои шли против крепости Солистрин, ожесточенные сражения проходили в Родопских горах от деревни Курбен до деревни Караджилар. Не менее ожесточенные схватки с турками были у ингушей и под Телешем. Главное, что Ингушский дивизион всегда удерживал превосходство в этих сражениях. И при этом им всегда удавалось нести меньше потерь, чем врагу. Почему? Да потому, что каждый офицер, урядник, всадник берегли друг друга и ни одного убитого не оставляли на полях сражений; кого хоронили со всеми воинскими почестями, а многих отправляли домой на родину, чтобы родные могли отдать последнюю дань погибшим дома в кругу родных и знакомых. Да и командование помогало ингушам в отправке на родину своих погибших. Такой подход к своим погибшим со стороны ингушей их радовало, находило поддержку и понимание.
Командованием ХIII корпуса перед боем часто проводились оперативные разведки. 18 октября на такую разведку командованием корпуса к турецкому Соленинскому лагерю турок во главе с подпоручиком Б. Ужаховым была послана одна Ингушская сотня. Эта сотня установила количество турок, их оснащение, сколько имеется орудий и т.д. а также завязала бой, оттеснив кавалерийские турецкие посты, но позже вынуждены были отступить из-за сильного орудийного турецкого огня. Это лишний раз доказало о необходимости разведки.
Командованию корпуса понравилось, как ингуши умно провели эту разведку: разведали силы и оснащение турок, выяснив все, более смело и решительно вступили в бой и без потерь вернулись назад. Эта операция побудила руководство корпуса возложить на ингушей обязанности такой разведкой и такими набегами беспокоить турок.
В ночь с 22 на 23 октября всадники Ингушского дивизиона Атаев Бата и Эласханов Хаджи-Бекир совершили разведку у болгарских сел Садина и Иеникой, а затем и Саленинского лагеря турок. Разведданные этих двух ингушских всадников оказались настолько важными и ценными о турках, что оба всадника были награждены Георгиевскими крестами.
В начале октября турки усилили свои позиции и начали вести усиленные боевые действия против наших войск. Особенную разведку и боевые действия турки проводили, выясняя слабые и сильные стороны обороны Рущукского отряда. Одновременно с этим четыре батальона турецкой пехоты при помощи и поддержке кавалерией начали у реки Кара-Лом «теснить 2-й эскадрон 8-го гусарского Лубенского полка, располагавшийся правее и северо-восточнее села Кацелево». Была объявлена по этому событию тревога. На помощь этому эскадрону пришли Ингушский дивизион и наездники
2-й и 3-й гусарских эскадронов. Они отогнали турецкую кавалерию, но, соприкоснувшись с пехотой, кавалеристы вынуждены отступить, чтобы не понести большие жертвы, и наступать после соответствующей подготовки.
Обстановка осложнялась, туркам нельзя было дать возможности радоваться, хотя бы и этим малым успехам. Для этого полковник, бывший начальник Владикавказского военного округа, а ныне командир Терско-Горского полка П. Ф. Панкратов с Ингушским дивизионом во главе и с его командиром Банухо Базоркиным, и двумя эскадронами гусар обошел с тыла село Кацелово, и совершил атаку на турецкие позиции, и заставил турок бежать с этого поля боя с большими потерями и отступить к Соленику.
По поводу этого боя и поведения в этом бою Ингушского дивизиона командир ХIII корпуса, генерал-адъютант А. М. Дондуков-Корсаков писал в штаб Рущукского отряда: «Поведение ингушей и гусар в этой стычке с неприятельскою пехотою было выше похвалы, особенно ингушей. Они беззаветною храбростью и настойчивостью бросались на неприятеля, осыпавшего их пулями, особенно в кустарнике, перерезанными глубокими оврагами, водомоинами, а также ложементами (углублениями в почве, по которому текут потоки воды – Б. А.)
Ингуши, поддержанные 3-м эскадроном гусар, смело атаковали пехотные части в ложементах. По всеобщему отзыву, героями дня были всадники Терско-Горского полка. В этом молодецком деле ранено: ингушей – 7, гусар – 2; контужено: 1 офицер гусарского полка и ингушей – 4».
Один из раненых всадников – Дурга Альтемиров – через несколько дней скончался в военном госпитале.
В своей книге «Ингуши в войнах России ХIХ-ХХ вв.» Ахмет Мальсагов пишет: «Приказом по войскам действующей армии за мужество в бою у Кацелово были награждены золотым оружием с надписью «За храбрость» командир полка П. Ф. Панкратов; орденом Св. Анны 2-ой ст. с мечами – командир дивизиона, подполковник Банухо Базоркин; орденом Св. Анны 3-й степени с мечом и бантом – ротмистр Николай Альдиев, орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость – прапорщик Артаган Мальсагов; подпоручик Маги Наурузов был произведен в поручики. Много наград было вручено урядникам и всадникам. Военные знаки отличия (Георгиевские кресты – Б. А.) получили урядники Бати Мальсагов, Парчо Темирсултанов, Генардуко Алиев, Николай Марушов, Исай Местоев, Габжуко Цуров, Дебир Мусостов, трубачи Федор Прокофьев, Ельферий Хрусталев, всадники Тебо Хадарцев, Таташ Плиев, Иса Луракиев, Мауси Ужахов, Дженерал Джантемиров, Долотмурза Ведзижев, Чолдыр Батыжев, Индерби Хаштыров, Дота Дудургов, Дуда Батыжев, Индерби Хашагульгов, Гайти Аспиев, Зейнул Мейрбиев» (стр. 57).
Ни один бой, ни одна стычка российских войск с неприятелем не обходилась без участия всадников Ингушского дивизиона со своим командиром Банухо Базоркиным. Даже для подкрепления и поднятия духа того или иного полка, отряда, эскадрона посылались толи сотни, группы или отдельных всадников Ингушского дивизиона и повсюду они показывали чудеса мужества, достоинства, смелости и отваги.
К примеру, когда командир 1-й бригады 8-й кавалерийской дивизии генерал-майор Леонов двинулся в Церовец с колонной войск для фуражировки войск, ему была выделена одна сотня Ингушского дивизиона, с фронта его прикрывала другая сотня ингушей. В перестрелке был убит фельдшер Ингушского дивизиона Павел Боков. При этом 20 всадников-ингушей во главе с прапорщиком А. Мальсаговым были выделены в помощь лейтенанту Фредериксу, прибывшему в Рущукский отряд для испытания пироксилиновых ракет, изобретенных русским ученым генералом Нечаевым. При испытании первых ракет в сторону турок, ошеломленные турки открыли залп из ружей, прапорщик Мальсагов бросился на турок своим отрядом и разметал турецкие силы, и без потерь вернулись в Канцелево.
Уверенный, что силы Ингушского дивизиона нельзя так бесконечно эксплуатировать, что дивизиону необходимо дать отдых, согласно распоряжению командира корпуса, начальник штаба ХIII корпуса генерал Дукмасов указал полковнику Панкратову, чтобы он не изнурял без надобности ингушей и предоставил Ингушскому дивизиону отдых. И отдых этот не был предоставлен, потому что остро стал вопрос усиления передовой линии между флангами ХIII корпуса у селений Чаиркиой и Кадыкиной. Опять не обошлось без помощи Ингушского дивизиона, вместе с Атаманским полком Ингушский дивизион был направлен туда. Везде и всюду ингуши первыми бросались на врага и не было случая, чтобы они не победили. 22 декабря 1877 года турецкая кавалерия и пехота напали на передовые российские посты. И здесь Панкратов использовал ингушей и заставил турок отступить. Преследуя турок, ингуши сумели взять в плен шесть турецких солдат и вместе с казаками освободить угоняемых в плен болгар и отбить до 1000 голов рогатого скота, которые стали хорошей добычей для продовольствия армии и корпуса.
Когда был занят Разград, Ингушский дивизион в числе группы войск корпуса перебросили к крепости Шумла.
19 января 1878 года между воюющими армиями было заключено перемирие. «После этого Ингушский дивизион находился в районе демаркационной линии, а затем был включен в состав сводного Шумлинского отряда, предназначенного для занятия Шумлы».
За смелые и мужественные рейды в тыл турков, героические бои в схватках с 10-го по 23 января 1878 года от реки Кара-Лом до крепости Шумла целый ряд всадников, урядников и офицеров Ингушского дивизиона получили ряд наград. Георгиевскими крестами были награждены урядники Муса Ганижев, в свое время взявший в плен командира турецкого эскадрона, Куты Куркиев, Эльмурза Гойгов, Иса Мальсагов, Каци Маршани, Хадажко Мальсагов, Мудар Гойгов, Саит Альмурзиев, Александр Тарханов, Татаре Албогачиев, Маги Даурбеков, Шейх Мальсагов, Касбулат Мамилов, Мурдул Дзортов, Алексей Соловьев, всадники Асланбек Куркиев, Бази Боров, Толхут Бекботов, Маги Акиев, Ибиш Арсамаков, Джантемир Чериев, Мустаби Мальсагов и многие другие, а также юнкер Муртуз Дзортов, кавалер 3-х Георгиевских крестов, участник крымской войны со своим будущим командиром Банухо Базоркиным и урядник Магомет Мальсагов был произведен в первый офицерский чин.
После окончания этой войны Ингушский дивизион нес аванпостную службу в ХIII армейском корпусе и 17 апреля 1878 года был награжден Георгиевским знаменем с надписью «За отличие в турецкую войну 1877 и 1878 годов».
Влюбленный в ингушей за их беспримерное мужество и героическую доблесть, генерал А. М. Дондуков-Корсаков, назначенный на должность Императорского Российского Комиссара в Болгарии ходатайствовал о передаче Ингушского дивизиона в свое распоряжение, и генерал-адъютант командир ХIII корпуса Манзей в связи с этой передачей Ингушского дивизиона издал приказ от 24 мая 1878 года. В этом приказе были такие слова: «…Войска ХIII корпуса с великим сожалением расстаются с этими славными боевыми товарищами, заслужившими по общему отзыву название отличных храбрецов в отряде. Заслуги эти вознаграждены самою почетною для войск наградою… пожалованием дивизиону Георгиевского штандарта.
Господа - офицеры, урядники и всадники Ингушского дивизиона! Вы можете с гордостью развернуть на Кавказе ваш Георгиевский штандарт и заявить своим землякам и соаульчанам, что военные товарищи, всего труднее отдающие другим предпочтение в храбрости, признали за вами это преимущество. Войско ХIII корпуса знает о ваших смелых подвигах под Солеником и молодецких стычках под Шумлою, они будут помнить ваш богатырский и победоносный конный бой 3 ноября с турецкою пехотою на Канцелевских крутых высотах, покрытых кустарниками, по которым и пехота с трудом ходила…»
Закончилась русско-турецкая война 1877-1878 годов. Ингушский дивизион вернулся на родину. На родине дивизион встретили достойно и со всеми почестями.
Вернулся домой и командир Ингушского дивизиона Базоркин Банухо Байсангурович (Федорович). И уже на родине отдохнув немного, он снова приступает к несению службы. Распоряжением начальника Терской области от 1 января 1879 года он поступает в распоряжение начальника Владикавказского округа. 15 декабря 1879 г. становится командиром 3-й сотни Терской постоянной милиции. В октябре 1888 года Высочайшим приказом с оставлением в армейской кавалерии Банухо получает чин полковника. В июле 1896 года как представитель ингушского народа командирован в Москву по случаю Священного коронования его Императорского Величества и Всемилостивейшим приказом награжден орденом Св. Владимира 3 ст. для нехристиан. В марте 1891 года при грамоте за №2125 Всемилостивейше пожалован Высочайшего учрежденного в память Священного коронования Государя Императора Николая II серебряной медалью для ношения в петлице на Андреевской ленте, где было выдано свидетельство о его награждении за №49910.
Высочайшим приказом от 20 августа 1904 г. Базоркин Банухо получает чин генерал-майора в связи с увольнением из-за болезни от службы с правом ношения мундира и назначением ему усиленной пенсии.
На действительной службе Базоркин Банухо Байсангурович был 54 года, 9 месяцев и 20 дней. Был женат на дочери корнета Кудаберды Дударова, имел детей: дочь Буги рождения 13 сентября 1849 г. сыновей Керимсултана, Атаби – 15 июля 1853 г., Асланбек – 3 марта 1851 г., дочерей Белмусхан – 15 июля 1857 г., Хани 10 октября 1859 г., сына Сафара (Ибрагима) – 12 сентября 1862 г. В книге А. У. Мальсагова указан Мухтар как младший брат Керимсултана. И сыновья Банухо Базоркина Крым-Султан, Атаби, Мухтар тоже служили и в милиции, и в армии, продолжая дело отца. Так его сын Керым-Султан участвовал в I мировой войне, являясь корнетом Ингушского полка, который входил в Кавказскую туземную конную дивизию, которая за мужество, доблесть и геройские заслуги в борьбе с врагом названной «Дикой дивизией». Командиром дивизии был великий князь Михаил Александрович, а командиром Ингушского полка был полковник Мерчуле Георгий Алексеевич, абхаз по национальности.
Известно, что и в Первой мировой войне ингуши сражались мужественно и достойно несли звание защитников России. Особенно ингушей радовало и ободряло, что командует дивизией младший брат Императора, великий князь Михаил Александрович. Любили, уважали и ценили ингуши и своего командира Мерчуле. О Крым-Султане в книге Мальсагова есть такие слова: «22 февраля полки 3-й бригады. Этой бригадой командовал генерал-майор князь Н. П. Вадбольский.
(В эту бригаду входили два полка – Ингушский и Черкесский. – Б. А.) Проводили «усиленную с боем» разведку противника к югу от города Тлумача. В этот день одним из разведывательных разъездов Ингушского полка командовал корнет Крым-Султан Базоркин (стр. 99). Как и отец - Банухо Байсангурович – Крым-Султан проявлял мужество и храбрость. Свою первую награду он получил за боевые действия в январских боях 1915 года. Приказом командующего 9-й армией за №324 от 5 июля 1915 г. Крым-Султан был награжден орденом Св. Святослава 3-й степени с мечами и бантом, установленным для наград нехристианам.
3 марта 1915 года командир Ингушского полка Георгий Алексеевич Мерчуле ходатайствовал перед командующим дивизией о награде корнета Крым-Султана Базоркина. В этом прошении были такие слова: «Корнет Базоркин, поставленный 22 февраля 1915 года с разъездом в сел. Езержаны и далее до соприкосновения с противником, и, найдя окраину деревни занятой австрийской пехотой, атаковал ее в конном строю, выбил из Езержаны, захватил семь человек пленными и, оставаясь в сопротивлении с превосходящими силами противника в течение двух суток, давал точные и верные сведения о его силах и маневрировании, чем способствовал в значительной степени успешным действиям поисков бригады.
Ходатайствую о награждении корнета Крым-Султана Базоркина Георгиевским оружием”. Это ходатайство попало к командующему Юго-Западным фронтом и по его приказу вместо Георгиевского оружия Крым-Султану дали в награду орден Св. Владимира 4 ст. с мечами и бантом.
Крым-Султана Банухоевича Базоркина назначили адъютантом командира 3-й бригады полковника Веттер-Розенталя. Как адъютант Крым-Султан обязан был давать указания, вести переписку с полками, сотнями, разведотрядами и другими службами. Здесь, думаю, интересно будет познакомиться с одним из известных его посланий к прапорщику Аушеву Мусе, командовавшему в тот период разведывательным разъездом приказание следующего содержания: «По получению сего приказываю Вам отойти на меня в Дзвиняч. Если к Вашему приходу дер. Дзвиняч будет занята противником, идите на Бичковце-Скородинце… Пока жду Вас в дер. Дзвиняч, можем быть, успеете прибыть.
От других разъездов нет донесений, беспокоюсь».
А в 11 часов дня поручик Базоркин после получения сведений от вахмистра Ахмеда Мальсагова информирует своего командира полковника Веттер-Разенталя следующей информацией: «Разъезды доносят, что район Коссув-Белый Поток свободен от противника. Разъезд под командованием вахмистра Мальсагова, посланный для проверки сообщений дозора о занятии противником дер. Коссув, доносит: дер. Коссув свободна от противника; в дер. Ротлив находятся уральцы. Сам во исполнение Вашего приказания остаюсь в дер. Дзвиняч в молодецкой разведывательной сотне». Удивительная четкость, ясность в изложении и грамотность. С него мог получиться великолепный штабист.
В апреле - начале июня 1915 года генерал Багратион объявляет в своих приказах о том, что командующий 9 армией Личицкий наградил офицеров Кавказской конной дивизии орденами за отличия в боях с врагом «в период с 1 июня 1915 г.» И среди награжденных Ингушского полка был награжден орденом Св. Святослава 2-й степени с мечами поручик Крым-Султан Базоркин. Это был орден, установленный для нехристиан.
15 июля 1916 года 3-я сотня Ингушского полка под командованием штабс-ротмистра Султана Бекборова и 4-я сотня под командованием поручика Крым-Султана Базоркина вступили в бой за деревню Езерань (Езержаны). 22 февраля 1915 года за подвиги в бою за эту деревню командир Ингушского полка Мерчуле Георгий Алексеевич представил Базоркина Крым-Султана к награждению Георгиевским оружием, взамен которого он получил орден Святого Владимира. И вот снова 15 июля 1916 года Крым-Султан вел свою сотню в бой именно за эту деревню. В наградительном листе вот как описываются эти боевые действия и атака сотни Базоркина: «Развернув сотню, поручик Базоркин понесся далеко впереди своей сотни, личным примером воодушевляя всю свою сотню и лихо повел в атаку, минуя деревню Езерань… правее кладбища, в направлении на рощу, что южнее высоты 393-й (Урочище Бралув). А там находилась немецкая пехота. По сотне Базоркина немцы открыли огонь и в этом бою смертью храбрых пал поручик Крым-Султан Базоркин – сын генерал-майора Банухо Байсангуровича. Опять командир Ингушского полка полковник Мерчуле Георгий Алексеевич представил Крым-Султана Банухоевича к награде Георгиевским оружием и 29 ноября 1916 г. Высочайшим приказом императора Николая II Крым-Султан Базоркин будет награжден этим оружием «за то, что в бою 15 июля 1916 года у дер. Езерань, командуя 4-й сотней Ингушского конного полка, личным примером воодушевляя свою сотню, лихо повел ее в атаку в конном строю на рощу, что южнее высоты 393-й, и, будучи встречен сильным артиллерийским и пулеметным огнем противника, врубился в густую цепь германцев силою около полуроты и уничтожил ее почти целиком холодным оружием, но он сам при этом был смертельно раненный, запечатлев смертью своей им содеянный подвиг» (стр.136).
Бой за деревню Езерань закончился полной победой Ингушского полка: убито было около 240 и взято в плен около 140 немецких солдат и офицеров, взяты несколько тяжелых орудий. Были потери и в Ингушском полку. Убито было 18 ингушских всадников, ранено 36 человек, в том числе и 2 офицера. Пал смертью храбрых и командир 4-й сотни Крым-Султан Базоркин.
В первой мировой войне в Ингушском полку сражался и еще один сын Банухо – урядник Мухтар Банухоевич, и он был награжден за боевые подвиги Георгиевским крестом 3-й ст. за №76211 за отличие в боях 15 июля 1916 г. за то, что отличился храбростью в конной атаке в рукопашной схватке с неприятельской пехотой, чем содействовал общему успеху».
В своей книге Ахмед Мальсагов пишет о Мухтаре: «Всадник Мухтар Банухоевич Базоркин – старший брат смертельно раненного в бою у дер. Езерань поручика Крым-Султана Базоркина» (стр. 139). Подпоручиком милиции служил еще один сын Банухо – Атаби.
Рассказ о них впереди, по мере нахождения материалов о них.

Б. АБАДИЕВ

Использованные материалы:
1) Послужной список Б. Б. Базоркина (ЦГВИА ф. 330, оп. 86, К 5589, д. 449, л. 14. 14 об, 15, 15 об. 16, 16 об, 17, 17 об,. 18).
2) Ах. Ум. Мальсагов. “Ингуши в войнах России в ХIХ-ХХ вв.” Нальчик, 2002.
3) Личный архив автора.

Сердало № 148 (9669) 26 ноября 2005 года

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:18
ЛЕВ ИЗ КАВКАЗСКОЙ ТУЗЕМНОЙ ДИВИЗИИ (ГЕНЕРАЛ ПЕРСИИ БОРОВ ЗАУРБЕК ТЕМАРКОВИЧ)

Поколение наших отцов и отчасти более молодое наше поколение выросло и возмужало под влиянием разноликих историй, в основе которых лежали рассказы о Древнем мире, о мрачных и одновременно светлых, с точки зрения развития науки и искусства, веках Средневековья, о полных приятных впечатлений годах эпохи Возрождения, рассказы по истории зарождения и развития монархизма (царизма) в России, о многочисленных войнах и военных кампаниях в истории человечества, о смене одной общественной формации другой, о восстаниях и реформах... и о многом другом. В школе, а затем и в просторных аудиториях вузов мы изучали, если вещи называть своими именами, не совсем интересную научную дисциплину, в силу навязывания и смешивания ее реальных исторических событий прошедших веков и даже тысячелетий с идеями марксизма-ленинизма. Дисциплина данная теряла свой «блеск» и интересность, и в силу этого носила второстепенный и припудренный характер. Наука эта, для людей более старшего поколения, скорее всего являлась летописью о событиях прошлого, в которых чередовались победы и поражения, возникновение государств и империи и их распад и т.д. Мы узнавали и открывали для себя о доселе неизвестных нам полных тайн и загадок древние народы и этносы – о шумерах, этрусках, сарматах, скифах, печенегах и ордах властелинов степей-монголов. Такая познавательная и не слишком углубленная история рассказывает людям о событиях прошедших веков им неизвестных, а порою даже и несколько забавных. Здесь реальные события и факты зачастую весьма плотно переплетаются со множеством легенд и мифов, предположений и реалий.

Разумеется, не для всех народов мира такое изложение истории является приоритетным. Например, жители туманного Альбиона – англосаксы и бритты, а также хозяева Пиренеев испанцы и португальцы воспринимают госпожу Историю как своеобразную хронику родословной Человечества и народов его составляющих, в глубинной основе которой лежит семейная жизнь Человека и Личности, смена одного поколения другим.

Ингушам, аборигенам Кавказа, тоже импонирует такая история. Долгом и обязанностью каждого уважающего себя ингуша считается священная память о предках. Попытки такого изложения истории иногда предпринимаются и сейчас. И это, я считаю, в какой-то мере, можно снисходительно одобрить.

История не может «сухо» аккумулировать на своих страницах лишь одни события, даты и факты, обойдя своим вниманием Человека, личность, социум. Так же, как и они не могут существовать и функционировать вне Истории. Они тесно взаимосвязаны и неразделимы.

Есть известное выражение – «Все познается в сравнении». Оно вполне применительно и к смыслу нашей статьи.

Познав на себе, каковы горцы Кавказа в бою, их личную храбрость и самоотверженность, их мощные и стремительные лавиноподобные кавалерийские натиски, верность единожды данной клятве и своим убеждениям, преданность своим командирам, в которых они ценили прежде всего мужество и презрение к смерти, благородство и гордость в поступках, высокие морально-нравственные качества своих недавних противников, российское самодержавие и Военное министерство заинтересовалось боевыми качествами горцев, этих природных наездников (следует упомянуть, что выше обозначенные качества северокавказских горцев отмечают многие русские и иностранные исследователи Северного Кавказа и Кавказской войны периода XVIII – начала XX вв.)

Во время ведения и особенно после завершения самой продолжительной и ожесточенной в истории России полувековой Кавказской войны (1817-1864 гг.) Императорский Дом и царская администрация на Кавказе предпринимали весьма энергичные меры, чтобы привлечь на сторону России, в первую очередь, влиятельных представителей горской аристократии и духовенства, а затем саму воинственную горскую массу. Образованию союза с ними способствовали постоянная опасность российским южным рубежам, исходившая со стороны Турции и Персии, конфликты с воинственными соседними племенами.

Для привлечения горской аристократии и горцев (в нашем случае горцев из знатных родов и тейпов) на русскую военную службу Император Александр I, затем сменивший его на престоле Николай I образовали особую элитную часть – Лейб-конвой, первоначально состоявший из 100 вооруженных всадников, которые должны были сменяться каждые три-пять лет. Конвой Его Величества (позднее Собственный Его Императорского Величества конвой) начал свою победоносную и славную историю с 1 мая 1828 года.

Первым воинским подразделением, вошедшим в его состав, стал взвод северокавказских горцев. 30 апреля 1830 года взвод получил название Лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона Его Величества конвоя. От двадцати до тридцати «почетных мусульман Кавказского края» направлялись ежегодно в царский конвой, что было знаком особого доверия и расположения Императорского Дома. Через ряды этого элитного подразделения русской армии прошли и многие представители зарождавшейся ингушской военной элиты.

Из представителей горской аристократии очень скоро выдвинулись блестящие офицерские кадры, обладавшие истинным командирским талантом и редкостной храбростью, не мыслившие себя без России. Именно они явились основоположниками становления военной элиты народов Северного Кавказа.

Почетную службу в ней прошел и наш герой, личность весьма легендарная в истории военной интеллигенции нашего народа.

Заурбек Темаркович Боров родился в 1846 г. в старинном ингушском селе Длинная Долина (Джейраховское общество), Владикавказского округа Терской области, в семье офицера русской армии, участника русско-турецкой войны 1877-1878 гг., прапорщика Темарко Дудиевича Борова.

Далекие предки древнего рода (тейпа) Боровых являлись прямыми потомками основателя Джейраховского общества горной Ингушетии легендарного Джейраха.

Здесь я хотел бы упомянуть, несколько отступясь от темы, что и старший брат Темарко, прапорщик русской армии Анзор Боров также был участником русско-турецкой войны 1877-1878 гг., участвовал в знаменитом сражении на Шипке. Был награжден Георгиевскими крестами IV-й и III-й степеней и пожалован именным холодным оружием (инкрустированная золотом и серебром шашка).

Семья Темарко была небольшой – сын Заурбек и дочь Лидия. По достижении юношеского возраста Заурбек поступает в военное училище, благо офицерский чин отца, и соответственно связанные с этим привилегии, позволяли получить хорошее военное образование. По окончании учебы служил военным чиновником в административном центре Терской области г.Владикавказе. Будучи на военной службе Заурбек прошел почетную службу в Собственном Его Императорского Величества конвое в Санкт-Петербурге. В конце 1895-го г. Заурбека переводом по службе направляют полицмейстером в г.Ашхабад, Туркестанского округа, где он прослужил около 15 лет добросовестной и безупречной службой. В конце 1909 - начале 1910 гг. Заурбек по ложному обвинению в превышении служебных полномочий вынужден оставить военную службу в русской армии и не в силах изменить заказанный недоброжелателями судебный процесс покидает Туркестан и перебирается в соседнюю Персию. Здесь, к тому времени, начала разгораться гражданская война между двумя враждующими политическими силами страны за шахский престол, одну сторону которой представляла древняя династия Каджаров. Заурбек принимает сторону династии Каджаров и вливается в офицерский корпус верной им части персидской армии. Учитывая его военное образование, опыт военной службы и офицерский чин, Заурбеку поручают командование кавалерийской сотней, затем полком. Именно здесь, вдали от Кавказа и России, в боях на знойных просторах легендарных персидских степей, где бились легионы знаменитого Александра Македонского и полки царя Кира, вовсю развернулись военный талант и воинская доблесть Заурбека – за многократные военные отличия, приводившие части под его командованием к победам, за личную храбрость и безупречную службу он стремительно делает блестящую военную карьеру. Уже через пять лет монарший дом Персии (Ирана) достойно оценил его военные заслуги перед государством, Высочайшим шахским указом его производят в чин генерала кавалерии и поручают командование крупным кавалерийским соединением. Заурбек Боров, сын ветерана русско-турецкой кампании 1877-1878 гг. Темарко Борова, стал первым в истории ингушского народа человеком, который удостоился золотых эполет генерала Персии.

К сожалению, в первой половине 1914 г. судьбе было угодно, несмотря на ряд крупных побед над противником, чтобы династия Каджаром оставила борьбу за политический Олимп Персии. Генерал Заурбек Бек-Боров вместе со своим личным другом, наследным принцем Персии Фазулла-Мирзой Каджаром покидает Персию и вновь возвращается в Российскую империю. Следует отметить, что крепкую и тесную дружбу, установившуюся между Заурбеком и принцем Фазулла-Мирзой, они пронесли, несмотря на заметную разницу в возрасте, до конца своих дней и никогда они не расставались. Свою любовь к родному Кавказу Заурбек передал и своему другу. Принц Фазулла-Мирза часто говорил: «...Я люблю Кавказ, – его нельзя не любить, – вся моя служба прошла среди горцев и потому мне все кавказское мило и дорого!» (Н.Н.Брешко-Брешковский. «Дикая дивизия». Рига, 1920-е гг. с.26)

В связи с началом Первой мировой войны в 1914 г. особым Манифестом императора Николая II была объявлена амнистия всем горцам Северного Кавказа, имевшим какие-либо разногласия с законами Империи (кроме уголовного характера) при условии, что они вступят добровольцами в формирующиеся воинские части для участия в военных действиях на австро-германском фронте. Заурбек принял все условия объявленной амнистии и вместе со своим другом принцем Фазулла-Мирзой вступил добровольцем в формирующийся Ингушский конный полк Кавказской Туземной конной дивизии. Трудно сменить золотые генеральские эполеты, заслуженные на полях сражений, на погоны простого всадника, но для Заурбека любовь к родному Кавказу, к общему Отечеству – России было выше всех наград и золотых погон, и поступок его заслуживает преклонения и всяческих похвал. Недолго успел побыть Заурбек со своей семьей, как для него вновь началась боевая жизнь. К этому времени его старшие сыновья – Султан-бек и Измаил уже служили офицерами в русской армии; с началом формирования Кавказской Туземной конной дивизии они оба, по службе, перевелись в Кавказскую дивизию, чтобы быть рядом с отцом и соплеменниками.

Кавказской Туземной конной дивизией восхищались все, даже те, кто противостоял ей всю войну – австрийцы и германцы. Ею нельзя было не восхищаться, ибо она являла собой сам эталон воинственности и мужества, гордости и благородства, лихости и непредсказуемости, по количеству и блеску в своих рядах знатных имен и титулов она могла соперничать с любой самой элитной частью русской императорской армии. Всадники дивизии, пришедшие на «цивилизованный» Европейский театр военных действий из глубин Кавказа и Азии, в своих лохматых папахах, черных бурках и непривычным глазам европейцев холодным оружием в глазах неприятеля всегда были окутаны некой тайной и загадкой. А какой ужас они наводили на неприятеля, когда эта огромная черная масса своими яростными и лихими кавалерийскими атаками, с дикими многоголосыми гиканьями, как горная лавина, обрушивалась на позиции противника, сметая все и всех на своем пути. Им не были знакомы поражения, несмотря на потери своих боевых товарищей.

Дивизия с первых дней своего существования стала стремительно приобретать черты одной из самых боеспособных и элитных частей русской армии, верной данной присяге царю и Отечеству. Верность присяге и своему долгу офицеры и всадники дивизии сохранили до конца своей службы, вплоть до расформирования дивизии в смутное время осени 1917 г.

Современники, соратники Заурбека, искренне восхищаясь своей дивизией, в своих воспоминаниях отмечали: «...И вообще, ничего подобного вы не найдете во всей армии. У нас и рыцари долга и чести, и кондотьеры, и авантюристы, и все те, кого, как хищников, привлекает запах крови. А наши всадники? Эти горцы, идущие на войну как на пир, на праздник! А наша молодежь с девичьими талиями и с громадными, влажными черными глазами газелей? А сухие старики, увешанные Георгиями еще за Турецкую войну и служившие в конвое Императора Александра II? Им уже за семьдесят, но какие бойцы, как рубят, какие наездники! У нас есть один пожилой всадник. Он командовал чуть ли не всей персидской армией. Ингуш Бек-Боров. Он красит бороду в огненный цвет на персидский манер...» (там же, с.14).

Очень интересно повествует о Заурбеке Бек-Борове его соратник по Ингушскому конному полку ротмистр А.Марков.

(«В Ингушском конном полку», Париж, 1957, с.73-74).

«...Вахмистр моей сотни Заурбек Бек-Боров, ингуш по происхождению, до войны служил полицмейстером в Ашхабаде. За административное превышение власти, после ревизии сенатора Гарина, он был отдан под суд, но бежал из-под стражи на Кавказ, а затем в Персию. Здесь тогда шла гражданская война, в которой Заурбек принял участие и скоро стал во главе одной из сражавшихся армий. За свои подвиги Заурбек Боров был произведен в полные персидские генералы, но скоро принужден был покинуть свою армию и перебраться вместе с наследным принцем Персии (Ирана) в Россию.

Будучи в нелегальном положении разыскиваемого властями человека, Заурбек Боров воспользовался амнистией, данной Государем горцам в начале Первой мировой войны, поступил всадником в Туземную дивизию, дабы заслужить прощение своей вины. К концу войны он был произведен в офицеры и закончил ее поручиком, несмотря на свои 60 лет.

«Кажется, что для того, чтобы определить достоинство человека, достаточно одного беглого взгляда. Достоинство может проявляться во внешнем облике. О достоинстве говорит спокойное выражение лица. Достоинство проявляется в немногословности. Есть достоинство в безукоризненности манер. Достоинство может выражаться в движениях и жестах. Но все это отражение на поверхности того, что скрывается в глубине. В конечном счете, в основе всего этого лежит простота мышления и сила духа».

Ямамото Цунэтомо. «ХАГАКУРЭ» («Кодекс Бусидо», Xlll-XVIIIee.), из II-й главы

В Ингушском полку одновременно с Заурбеком служили офицерами также два его сына - ротмистр Султан Боров, Полный Георгиевский кавалер, и корнет Измаил, младший офицер в сотне отца...»

Свою беспримерную личную храбрость и мужество Заурбек проявил и здесь, в многочисленных боях на австро-германском фронте. Начав службу в Ингушском конном полку Кавказской Туземной конной дивизии простым всадником, Заурбек Боров вскоре проявил себя хорошим стратегом и его богатый боевой опыт войны в Персии весьма пригодился на австро-германском фронте, и к концу 1916 года, пройдя вновь все воинские ступени, он был произведен, по ходатайству офицерского корпуса дивизии, в чин - поручик армейской кавалерии. Уже к началу 1917 года его военные заслуги были отмечены многими боевыми орденами, среди которых самыми почитаемыми были Георгиевские кресты всех четырех степеней – т.о. поручик Ингушского конного полка Заурбек Боров пополнил ряды Полных Георгиевских кавалеров русской армии.

О личном обаянии и авторитете ингуша Борова, бывшего генерала Персии (Ирана) на русской военной службе, ныне блестящем офицере Кавказской Туземной конной дивизии, были наслышаны даже в светских кругах Санкт-Петербурга. В высшем петербургском свете существовала практика – женщины-аристократки во время ведения внешних войн поступали сестрами милосердия в военные лазареты, собирали пожертвования и подарки для воюющих мужчин, выезжали на позиции и одаривали ими офицеров, солдат и всадников. Светские дамы и фрейлины императрицы Александры Федоровны старались хоть малой толикой своего внимания облегчить им нелегкую походную жизнь. Частыми такие визиты были и в полках элитной Кавказской Туземной конной дивизии. Не избежал «участи» такого визита фрейлин и живая легенда дивизии поручик Боров Заурбек. «...Когда к Ларе подошел всадник с горбоносым (орлиным – И.А.) профилем и огненного цвета бородою, Лара смутилась. Так вот он, этот самый Бек-Боров, командующий персидской армией с крашеной бородою, о ком с восхищением вспоминал Юрочка в ее петербургской гостиной!

Лара невольно растерялась. Что можно дать этому воину с его нероновской бородою, когда сам персидский шах оплачивал его службу самоцветными камнями?..

Подоспел Юрочка. Он сам волновался не менее Лары. Он вынул из ящика и подал ей большую, в полфунта, пачку душистого табака. Положение было спасено. Наградой гибкой, как пальма Аравии, ханум был блеск семидесятилетних и все еще молодых, огнем горящих глаз. И старый вояка-всадник так гордо отошел со своим подарком, как если бы в этой пачке заключались все сокровища шахской казны.

Стариков сменила молодежь. В юных улыбках белые зубы освещали и смуглые лица, и персиковые бледно-матовые, и коричневые, как бронза» (Н.Н.Брешко-Брешковский. «Дикая дивизия». Рига, 1920-е гг. с.24).

С поручиком Заурбеком Боровым вызывались идти в разведку и на самые дерзкие, авантюрные и рискованные по своему характеру боевые операции и рейды по тылам противника многие офицеры и всадники Ингушского конного полка. Знали, если их ведет Заурбек, значит все сложится удачно и без потерь.

В истории смутного времени осени 1917 года известен случай, когда отряд Ингушского конного полка, с одобрения командира III-й бригады генерал-майора князя Гагарина, вызвался сделать глубокую разведку в объятый революционным хаосом Петербург, вплоть до арок Нарвских ворот, под командованием ротмистра Тугарина. Из более чем четырехсот офицеров и всадников Ингушского конного полка командир отряда ротмистр Тугарин «...выбрал восемь ингушей, сплошь Георгиевских кавалеров, готовых идти за ним хоть на край света. Среди них был семидесятилетний Заурбек Боров, всадник еще Конвоя Императора Александра II, сухой, цепкий наездник с крашеной бородой» (там же, с.79). Эффект, произведенный этой разведкой, был ошеломляющий – Временное правительство во главе с Керенским было в замешательстве и до смерти напугано появлением туземцев Кавказской дивизии в столице, а измученные беззаконием, засильем и террором пьяной солдатни и матросов обыватели были обрадованы, что, наконец-то, хоть туземцы Кавказской дивизии положат конец этому всеобщему отвратительному хаосу. Весть о появлении туземцев Кавказской дивизии бежала впереди них, обрастая все большими слухами и эпитетами. Половина города впереди них мгновенно опустела. Отряд всадников-горцев спокойно дошел до Нарвских ворот и, сделав разведывательную рекогносцировку, так же спокойно вернулся в Гатчину, где стояли передовые части дивизии.

Горечь потерь своих боевых товарищей и братьев-горцев затмила для всадников Кавказской Туземной конной дивизии черная весть из Генерального Штаба разлагающейся русской императорской армии о вынужденной мере расформирования дивизии. Лица всадников-горцев омрачились беспокойством за судьбу любимой дивизии и разлуки с боевыми соратниками, хотя были и те, кто радовался скорому возвращению домой на Кавказ, но их было очень мало.

Незадолго до этого, приказом командующего IX-й Армией поручик Боров Заурбек был произведен досрочно в чин – ротмистра армейской кавалерии.

Конец 1917 – начало 1918 гг. Северный Кавказ. Ингушетия. Хаос революционной смуты и всеобщей анархии, постепенно охвативший всю Россию, затронул и Кавказ.

Полки расформированной Кавказской Туземной конной дивизии возвратились на Северный Кавказ и разъехались по своим краям.

Владикавказ стал ареной противоречий между двумя, даже тремя политическими силами в Терской области – промонархически настроенной частью и революционной частью неимущих слоев населения области, и пока еще нейтрально державшимися офицерами и всадниками Ингушского конного полка. Обоз Ингушского полка, опоздавший своим расформированием, помещался в доме купца Симонова в самом центре Владикавказа. Автор статьи более подробнее остановится на этом известном эпизоде.

Этот каменный дом с обширным двором, хозяйственными постройками, глубокими подвалами, обнесен был высокой каменной стеною с прорезом для массивных, окованных железом ворот и такой же массивной калиткой. Обоз с частью полкового добра (оружие, боеприпасы, снаряжение), небольшой полковой кассой, с несколькими десятками строевых лошадей и несколькими повозками охранялся двадцатью ингушами. Глубокой осенью 1917 г. накаленная доселе атмосфера между двумя политическими лагерями достигла своего апогея. Реакционно настроенная часть Молоканской слободы Владикавказа решила захватить обоз Ингушского полка. Вскоре, на рассвете дом Симонова был окружен плотным кольцом до зубов вооруженного противника. Горстка ингушей и их боевые друзья-кунаки, четыре русских офицера Кавказской Туземной конной дивизии с трудом выдерживали непрерывные бои, атаки противника не прекращались. Хотя потери осажденных были минимальные, погиб младший офицер Ингушского полка Волковский, но патроны и гранаты были почти на исходе. Целую ночь продолжалась осада. В это время весь Владикавказ жил своей нормальной жизнью, если вообще могло быть что-либо нормальное в эти сумасшедшие дни всеобщей смуты и хаоса. И никого не смущали доносившиеся разрывы гранат и выстрелы – мало ли кто стреляет в городе.

Пожелание моим современникам:

Пусть нынешние поколения, пришедшие на смену тем, кто видел и ощущал истинное нравственное величие императорской России, относятся бережно к истории героизма, верности и преданности народов Кавказа и Ингушетии, их славных сыновей, обращаются к святым страницам былого с должным вниманием и почтением!

Пусть и будущие поколения наши станут достойными продолжателями славных традиций многонациональной и могучей России!

И когда положение стало близко к критической черте, командир обороняющихся ротмистр Тугарин выяснил наличность патронов. На каждого всадника оставалось по одной обойме патронов и одной ручной гранате. Можно еще держаться. Но красноречивее этих обойм для ротмистра Тугарина было настроение ингушей, бодрое, приподнятое.

– Ваша прысходительства, висё харашо будет, ми ингуш никагда не боится. Патрон кончал, гарната кончал, ничаво. Кинжал есть, тура (шашка, – А.И.) есть. Атака хадить будим.

Ротмистр Тугарин пытливо всматривался в смуглые, как и у него, почерневшие лица – ни уныния, ни подавленности, ни отчаяния. А ведь положение всех этих людей почти безнадежное. На исходе патроны, на исходе вода, весь хлеб съеден.

Тугарин со старым ингушом и вахмистром Алексеенко держали военный совет.

– Единственное спасение, - сказал Тугарин, - это дать знать в Базоркино. Ингуши сейчас же примчатся на выручку и помогут. Вахмистр Алексеенко, вы старый пограничник, сможете сделать вылазку, когда стемнеет?

– Смогу, Ваше высокоблагородие! Только переоденусь в штатское. До Базоркино восемь верст. Живо смотаюсь. Сотни шашек довольно разогнать эту шайку разбойников.

В следующую же ночь, под прикрытием темноты и огня ингушей, вахмистр Алексеенко сделал вылазку и, будучи раненым в ногу, добрался до Базоркино. Но в доме Симонова об этом не знали, думали Алексеенко погиб.

Осажденные ингуши редко отвечали на выстрелы. Уже близилась третья ночь осады. Винтовочные обоймы и гранаты все вышли, а в револьверах осталось лишь по одному барабану.

И вот, когда уже отчаяние было близко, внезапно пришло избавление. Избавление в лице славного Заурбека Борова. На рассвете цокот копыт по мостовой, по крайней мере более двух сотен конницы, нараставшие крики «Алла!» и шквал выстрелов разбудили сонный еще город. Ингуши как смерч налетели конной атакой на казаков и, смяв их, часть порубили, часть прогнали. Вел их ротмистр Боров Заурбек, который первым с шашкой в руках ворвался в гущу неприятеля... (там же, с.102).

Положение осажденных было спасено.

Смутные времена, установившиеся в Российской империи и на Северном Кавказе после Октябрьского переворота 1917 года, изначально не были по душе старому воину, кадровому офицеру двух армий мира ротмистру Борову Заурбеку. Ему, человеку, привыкшему всю жизнь жить и служить своей родине – России, был непонятен тот раскол, установившийся в российском обществе, он не хотел душой и сердцем делить народ, своих друзей и вчерашних соратников по русской армии на «своих» и «чужих», «красных» и «белых», «большевиков» и «эсеров-меньшевиков» и т.д... Не смог до конца старый воин Заурбек Боров принять и т.н. «новый революционный порядок», тем более, когда до Ингушетии дошла черная весть о низложении династии Романовых и аресте большевиками императорской семьи. С членами императорской семьи у Заурбека Борова, еще в молодости проходя почетную службу в Собственном Его Императорского Величества конвое в Санкт-Петербурге, сложились самые приятные и добрые отношения – с Императрицей Александрой Федоровной, с знаменитым и горячо любимым всей Кавказской Туземной конной дивизией командиром дивизии Великим Князем Михаилом Александровичем Романовым, родным братом Императора Николая II. Заурбек Боров был также лично знаком с Главнокомандующим русской армии Великим Князем Николаем Николаевичем Романовым, дядей Николая II. Он тяжело принял весть об их аресте, она всколыхнула всю душу бывшего блистательного офицера русской армии и Собственного Императорского конвоя Заурбека Борова.

В конце 1918 года он покидает Северный Кавказ. Вместе со своим зятем, известным нефтепромышленником, адъютантом Чеченского конного полка ротмистром Тапой Чермоевым (Тапа был женат на одной из дочерей Заурбека - Тамаре) и личным другом персидским принцем Фазулла-Мирза Каджаром он эмигрирует в Европу, во Францию. Долгое время Заурбек жил в Париже, общаясь с боевыми соратниками в эмигрантских кругах российкого офицерства. Годы, боевые ранения и тоска по родному Кавказу постепенно сказались на здоровье восьмидесятилетнего Заурбека.

В 1926 году, после непродолжительной болезни, он скончался.

Ушел из жизни кадровый офицер русской и персидских армий, бывший генерал Персии (Ирана), кавалер многих боевых орденов Российской империи и Персии, Полный Георгиевский кавалер ротмистр Ингушского конного полка Кавказской Туземной конной дивизии Заурбек Боров.

Боевые друзья и родственники Заурбека, с соблюдением всех канонов ислама, похоронили Заурбека на мусульманском Татарском кладбище в Париже.

Полную благословенности, теплую и достойную память оставил о себе Заурбек Боров у своих современников и у потомков.

Дала гешт долда, Дала къахетам болба царех!

Когда статья готовилась к печати, вышел Указ Президента РИ № 105 от 29.04.2006г. о награждении ротмистра Борова Заурбека Темарковича за выдающиеся заслуги перед ингушским народов, личную доблесть, храбрость и мужество, проявленные в боях за Отчизну, самой высокой наградой Республики Ингушетия - орденом «За заслуги» (посмертно).


И. Алмазов

газета "Сердало", 11.05.2006 г., №63 (9752)

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:20
ГЕРОЙ СВОЕГО ВРЕМЕНИ (ВИСАНГИРЕЙ ДЗАУЛИЕВИЧ ЦИЦКИЕВ)

Много интересного и еще почти не изученного материала покоится в хранилищах Ингушского государственного музея краеведения им. Т. Х. Мальсагова. О ярких личностях в истории ингушского народа рассказывают документы, бережно хранившиеся долгие годы в семьях родных и близких людей и переданных ими на хранение в музей.

Нам попалась в руки папка с документами Висангирея Дзаулиевича Цицкиева.

Родился он в 1903 году в с. Длинная Долина Пригородного района в семье бедного крестьянина. В 1916 году окончил сельскую школу. Дальнейшее образование за неимением средств Цицкиев получить не смог. Не по годам рослый юноша в 15 лет окунается с головой в бурный водоворот событий революционных лет: в 1918 году он поступает на службу в Ингушский конный дивизион городской охраны. Добровольно вступил в ряды Красной Армии. Учеба в военно-политической школе им. К.Е. Ворошилова, по окончании которой в 1924 году назначается на должность младшего руководителя по учебной части Северо-Кавказской школы горских национальностей. Служба чередовалась с учебой. До 1930 года он служит политруком Ингушского национального взвода.

- «Политически развит… Во время боевых действий взвода против банд т. Цицкиев умело руководил частью. Лично себя показал храбрым и преданным товарищем. Пользовался авторитетом среди начсостава и красноармейцев. Показал себя выдержанным и дисциплинированным, был ценным работником в нацчастях РККа.

Комиссар нацкавполка Мамсуров».

- «… Дана политруку Ингушского отдельного нацкаввзвода товарищу В.Д. Цицкиеву в том, что он будучи членом областной призывной комиссии к своим обязанностям относился добросовестно. Во время призыва проводил большую работу по политобслуживанию призываемых и одновременно содействовал призывной комиссии в выявлении чуждых элементов с целью не допускать их в ряды РККа.

Ингушский военный комиссар Кроль». Это выдержки из служебных характеристик и справок, выданных Цицкиеву в 30-х годах XX века.

Среди документов, хранящихся в музее, есть билет на имя В.Д. Цицкиева, в котором комиссия при Революционном военном Совете Союза СССР по проведению десятилетнего юбилея первой конной Армии просит его принять участие в праздновании, которое состоится в Москве. Этот билет служил пропуском в Кремль.

Справки, характеристики, мандаты, удостоверения – все эти документы Цицкиева говорят о том, что на каком бы участке работы ни находился Висангирей, он добросовестно с чувством ответственности трудился на доверенном ему участке работы, за что получал от руководства награды и поощрения.

Годы жизни в сложных условиях борьбы за Советскую власть на Северном Кавказе сказались на здоровье Цицкиева: он тяжело заболел. – «Тяжелее чем болезнь я переживаю то, что я не могу служить своему народу», - говорил в этот период Висангирей.

В 1929 году его комиссуют по состоянию здоровья.

После длительного лечения 24 июля 1931 года его выбирают на должность председателя Ингушского облсовпрофа. И вновь он окунается с головой в работу. Организуя работу профсоюзов он посещает Владикавказский спиртзавод, крахмальный завод и другие предприятия, ингушскую областную больницу, ингушский педтехникум с целью оказания методической помощи профсоюзным работникам. Успехи в работе не замедлили сказаться. Цицкиева в 1936 году 22 мая на сессии депутатов Пригородного района единогласно избирают председателем райисполкома. Он работает и на этой должности успешно и спустя некоторое время его избирают первым секретарем Пригородного райкома ВКП (б). За годы руководства Цицкиевым колхозы и предприятия Пригородного района добивались наилучших показателей, и об этом говорят музейные документы. Находясь на столь ответственном участке работы в районе по площади и численности населения, по объему производимой продукции превосходившем все другие районы Ингушетии, Висангирей Цицкиев находил время и на общественную работу. Об этом говорит следующий документ: -

- В 1936 году я, вместе с писателем Николаем Семеновичем Тихоновым работал над сценарием фильма «Друзья».

Мы собирали материал для этого фильма, посвященного дружбе народов в дни Октябрьской революции на Кавказе.

Большую помощь в сборе материалов оказал нам Первый секретарь Пригородного Райкома КПСС Чечено-Ингушской АССР Висан-Гирей Цицкиев. Мы неоднократно пользовались его советами при написании сценария, и советы его всегда оказывались дельными и полезными.

При съемках фильма в 1937 году товарищ Цицкиев принял в работе съемочной группы самое деятельное и горячее участие. Он делал все, для того, чтобы мы могли как можно полнее рассказать в нашем фильме о величии дней Октября на Кавказе. Я и мои товарищи по работе храним до сих пор большую благодарность к товарищу Цицкиеву.

п/п Кинорежиссер – Л. Арнштам. 5 марта 1960 г.

Москва. Б. Дорогомиловская ул., дом 29, кв.7.

Подпись руки т. Арнштам

удостоверяю – подпись.

Верно:

Это копия письма из папки В. Цицкиева.

Роковой 1937 год не обошел и Цицкиева. Справка НКВД ЧИАССР говорит том, что «… он с 20-го июня 1937 года содержится в тюрьме НКВД Чечено-Ингушской АССР и 5 марта 1940 года освобожден, в связи с прекращением дела».

По этому эпизоду из жизни Висангирея хочется привести воспоминания его современников. Как пишет Юсуп Чахкиев, за годы тюремного заточения чекисты пытками, частыми допросами добивались от Цицкиева признания в том, что состоял в контрреволюционной организации. Цицкиев мужественно отвергал все необоснованно предъявляемые ему обвинения. Вместе с ним было много заключенных, которые, не выдерживая суровых допросов, признаваясь в несодеянных преступлениях были осуждены и сосланы в лагеря, откуда практически живым не возвращался никто.

Но были и такие, как Цицкиев, готовы были любой ценой отстоять и отстаивали свою честь. Одним из таких был и Мальсагов Дошлако (впоследствии ставшим крупным ученым-лингвистом), о котором Висангирей говорил как об интеллигентном, культурном и мужественном человеке. Он выдержал муки, но не сломался и тоже за неимением подтверждения виновности, был освобожден.

Как вспоминает Юсуп Чахкиев, по случаю освобождения Висангирея без суда у него собралось много родных, друзей. Когда собравшаяся молодежь решила устроить по случаю ловзар (танцы), Висангирей сказал, что, «если я на свободе, то там в тюрьмах находятся еще мои товарищи. Мысли о них, пока они там, мне не дают покоя. И будет неверно, если мы сейчас устроим ловзар. Не надо». Характерная для него черта- забота о людях, не покидала Цицкиева никогда.

Висангирея вновь (предварительно выплатив зарплату за все годы заточения) назначают на ответственную должность.

В 1940-42 гг. Цицкиев работает секретарем Назрановского райкома ВКП(б), а в 1942-44 гг. председателем Ачалукского РИКа.

В годы высылки в Казахстан он продолжает работать в свойственном ему ритме, как свидетельствует производственная характеристика, «Товарищ Цицкиев в настоящее время работает начальником отдела треста. За время работы товарищ Цицкиев в тресте «Кокчетавстрой» зарекомендовал себя с положительной стороны. За короткое время улучшил работу отдела, бесперебойно снабжает фондированными и местными строительными материалами строительные участки треста… Пользуясь авторитетом среди ингушского населения, товарищ Цицкиев сумел привлечь для работы на строительство объектов 250 человек. Он также организовал путем привлечения ингушского населения добычу камня и песка, в полной мере удовлетворяющие потребности треста». Как вспоминают очевидцы, создание рабочих мест для ингушей, не имевших доходов в условиях высылки, было спасением от голодной смерти многих семей. Отеческую заботу о людях проявлял Висангирей на каком бы участке работы он не трудился и когда с восстановлением Чечено-Ингушской АССР Кокчетавский областной комитет партии поручил сопровождать эшелон «с отъезжающими гражданами чеченами, ингушами в Чечено-Ингушскую АССР…» он (опять же по воспоминаниям очевидцев) вникал в проблемы каждой отъезжающей семьи. И по прибытии к месту назначения, каждой семье помогал обустроиться на родной земле.

Начав активную жизнь борца за справедливость, с 15-летнего возраста Висангирей Цицкиев был в гуще событий, всегда в строю, всегда там, где наиболее сложные участки работы. До последних дней своей жизни он находился на службе. В 1960-65 гг. был заведующим отдела Совмина ЧИАССР.

25 мая 1965 года его не стало. Он прожил всего 62 года, но 47 из них – это активная жизнь, жизнь, отданная служению родному народу, стране, жизнь человека-борца, гуманиста, человека достойно заслужившего славную память. С пожелтевших от времени архивных материалов: фотографий и документов, смотрит на нас история жизни В.Цицкиева, являясь частицей истории ингушского народа.

Жизнь таких людей – гордость народа.

И память о них, героях народа, - вечна.

А. Дариева
5 июля 2005 г. № 69 (1333)

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:22
ВОСТРЕБОВАННЫЙ ВРЕМЕНЕМ И НАРОДОМ
О председателе Ингушского облисполкома Али Иссаевиче Горчханове

Два года назад, открывая рубрику «Они возглавляли Ингушетию», мы и не предполагали, что материалы, публикуемые под ней, вызовут у читателей столь живой интерес. Все, что касается нашего прошлого, тем более, если это прошлое зафиксировано в документах, которые ранее были недоступны или же преподносились искаженно, у ингушей вызывает особый интерес. Уверены, очередной рассказ политолога А. Яндиева об одном из представителей славных сынов Ингушетии Али Иссаевиче Горчханове, который мы начинаем публиковать, не только откроет нам лишь малознакомые эпизоды нашей истории, но и послужит поводом для глубокого осмысления многих наших сегодняшних поступков. Идрис Зязиков, Иналук Мальсагов, Али Горчханов, другие ингушские патриоты, отстаивая интересы ингушского народа, встречали яростное сопротивление со стороны тех, кому не мила была ингушская государственность. Не мила была потому, что за короткое время ингуши доказали всем соседям свою способность даже в тяжелейших условиях развиваться культурно, экономически и социально. И сегодня темпы нашего развития кое-кого не устраивают и точно так же, как и 80 лет назад исподтишка кое-кто (а мы знаем кто) работает против нас. Правда, точно так же, как и тогда, привлекая наших же сограждан.

Как известно, после распада Горской ССР на Ингушскую и Северо-Осетинскую автономные области, Сунженский автономный округ и город Владикавказ функции исполнительной власти на первых порах в этих образованиях выполняли революционные комитеты. В их состав были включены наиболее авторитетные люди, принимавшие самое активное участие в установлении советской власти в своих национальных образованиях. В Ингушетии среди них был Али Иссаевич Горчханов. С учетом его образования, опыта и знаний в хозяйственных и экономических вопросах он был назначен начальником финансового отдела областного ревкома.

С первых же дней работы на этом месте Али Иссаевич серьезно стал вникать в финансово-экономические проблемы своей области и плодотворно их разрешать. На заседании Ингушского областного ревкома 31 августа 1924 года был рассмотрен доклад заведующего облфинотделом о порядке пользования кредитами, где было принято постановление: «Принять предложение завоблфинотделом с дополнением пункта 5, что после установленного срока на авансеров через суд будет производиться начет в размере до 2-х процентов в день на неоправданную сумму».

Следующий доклад А.И. Горчханова на этом же заседании ревкома был связан с необходимостью урегулирования ставок зарплаты по однородным должностям в отделах ревкома. В разрешении этого вопроса была создана комиссия из представителей совпрофа (тов. Камышников — председатель комиссии), отдела труда и финотдела и заинтересованных ведомств, назначив двухдневный срок окончания этой работы для доклада облревкому на утверждение. 'Третий доклад Али Иссаевича «Об обязательном внесении в Центркассу всех денежных сумм, находящихся в отделах сверх Положенного размера»имеет актуальность и сегодня, по истечении почти восьмидесяти лет. Здесь также было принято положительное постановление.

Находясь на столь ответственном посту, А. Горчханову зачастую, приходилось предлагать для принятия далеко непопулярные среди населения меры. Осуществление финансовой политики автономной области предусматривает строгое соблюдение соответствующих законов, норм и правил, а для нарушителей — естественно — наказание, в основном в виде штрафов. А штрафам рады, наверное, только те, кто их собирает, получая за это определенное вознаграждение.

Учитывая имеющиеся массовые нарушения своевременности уплаты различных налогов и сборов и не найдя других способов борьбы с этим, А.И. Горчханов 18 октября 1924 года внес на рассмотрение заседания Ингушского ревкома под председательством Иналука Мальсагова и при секретаре А. Яндиеве доклад о проекте штрафов на граждан Ингушской области, укрывающих объекты обложения при учете в 1924 — 1925 годах. Доклад тут же был утвержден.

Закончился полугодовой период, отведенный на проведение выборов в областной совет и исполком, и 25 января 1925 года они состоялись. А 31 января прошел уже первый пленум Ингушского областного исполкома. В присутствии всех 25 членов облисполкома на нем были рассмотрены следующие вопросы: «О выборе узкого Президиума». «Об утверждении кандидатов в завотделами», «О выборе широкого Президиума». Здесь Али Иссаевич Горчханов был избран заместителем председателя Ингушского областного исполкома и утвержден заведующим финансовым отделом, а также включен в состав малого, и большого Президиума облисполкома.

Забот и проблем Али Иссаевичу прибавилось еще больше, хотя справедливости ради надо отметить, что он их никогда не избегал. Часто приходилось замещать отсутствовавшего в связи с командировками во ВЦИК РСФСР, ЦИК СССР, крайисполком председателя Ингушского областного исполкома Иналука Гайтиевича Мальсагова.

Вот и очередное заседание Президиума облисполкома, состоявшееся 23 февраля 1925 года в городе Владикавказ, прошло под председательством А.И. Горчханова. Заслушав вопрос «О постановлении ВЦИКа РСФСР от 16 января 1925 года за №51 о передаче района Балты Ингушетии», Президиум Ингушского областного исполкома принял постановление: «Просить Осетинский Областной Исполком выдвинуть своих представителей для поездки в селение Балты, и объявления о передаче района Ингушетии. Указать Осетинскому Исполкому, что спешность в оформлении вызывается сгущенной атмосферой, созданной в результате провокационной деятельности отдельных безответственных лиц».

19 мая 1925 года острая проблема питания детей заставляет Али Горчханова отправить в краевой исполнительный комитет телеграмму следующего содержания: «Ввиду острой нужды в средствах производства операционных расходов Ингоблисполком просит ускорить ассигнование 7500 оставшихся не доотпущенными на питание детей в голодающих местностях, 5000 дом крестьянина, согласно распоряжения Центра. Цредисполкома Ингушетии А. Горчханов».

Прошло полгода после выборов членов областного исполкома, и настало время отчета о проделанной за этот период работе.

Заседание второго пленума Ингушского областного исполкома проходило с 20 по 23 июня 1925 года. Кроме отчетного доклада президиума облисполкома в повестку пленума было включено еще десять вопросов, в числе которых по двум выступал заведующий областным финансовым отделом.

Заслушав доклад Л. Горчханова «О едином сельхозналоге», участники пленума приняли постановление, в котором признали правильным линию, проводимую налоговым управлением по учету объектов обложения и разряды обложения по округам и селениям, установленные областным исполнительным комитетом и объявленные населению в обязательном постановлении облисполкома. Ответственность за правильность работы по учету объектов обложения всецело была возложена на сельсоветы. Областному и окружным исполкомам было поручено принять действенные меры по повышению активности в работе сельсоветов в проведении всей налоговой кампании. Особое внимание было обращено на правильное предоставление льгот.

В постановлении пленума по второму докладу Али Иссаевича Горчханова «Использование местного бюджета и перспективы» отмечалось:

«Учитывая крайне неблагоприятное состояние местных финансов и полную возможность закончить бюджетный год с сокращением расходов против сметных предположений, принятых Наркомфином РСФСР, настаивать на полном покрытии выявленного по местному бюджету дефицита.

Отмечая достижения в части своевременного финансирования Отделов и Округов, принять меры к укреплению такого порядка, для чего ходатайствовать перед Центром о едином отпуске сумм, подлежащих отпуску в качестве дотации из централизованного фонда. Констатируя, что в части выполнения доходной сметы некоторые статьи не оправдываются даже и на 50 процентов, проявить максимум энергии в деле извлечения всех видов доходов как налогового, так и неналогового характера, дабы достичь выполнения доходной части бюджета полных 100 процентов, не исключая и доходов от местной промышленности.

Одобрить направление всех возможных ресурсов на выполнение всех возможных работ.

Принимая во внимание, что с нового бюджетного года округа должны будут представлять из себя самостоятельную хозяйственно-административную единицу, поручить окружным исполкомам подготовиться к созданию не позже начала нового бюджетного года вполне работоспособных аппаратов Исполкомов.

Признать необходимым углубление работы по выполнению контрольных функций и обязать все подотчетные учреждения к своевременному и полному составлению отчетов.

Оценивая громадное государственное и экономическое значение развития сберегательных касс, принять меры к широкой агитации среди населения за передачу всех не только свободных, но и оборотных средств крестьянства в Сберкассы, попутно освещая вопрос о необходимости в интересах трудового населения продажа государству через Сберкассы имеющегося у населения золотого и серебряного запаса царского чекана.

Признать, что подход к определению действительных потребностей Ингушетии в средствах, сводящихся к уравнению размеров расходов, выпадающих на душу населения в Ингушетии с другими Областями надолго оставит Ингушетию в состоянии культурной отсталости, так как Ингушетия на протяжении десятков лет оставалась без должных затрат на культурные нужды со стороны государства, поэтому облисполкому необходимо проявить максимум энергии при проведении бюджета на будущий год, чтобы добиться ассигнований на полное осуществление плана, предусматривающего удовлетворение насущнейших культурно-хозяйственных потребностей Области: школьные, лечебные, дорожные, а также на поднятие сельского хозяйства».

Каждый пункт этого постановления имел для Ингушетии большое как политическое, так и экономическое значение. Улучшение благосостояния народа, создание условий для нормального труда и жизни были первостепенной задачей Областного исполкома.

Но одно дело поставить перед собой эти сложные задачи, а другое — реализовать их. И в этом плане Али Горчханову предстояла нелегкая жизнь. Действительно, показатели областного бюджета на душу населения выглядели удручающими по сравнению с другими автономными образованиями Северо-Кавказского края. Более того, не было ни скрытых, ни явных внутренних резервов для увеличения доходной части бюджета. Ведь область была вновь образованной, а развитой промышленности не было, сельское хозяйство находилось в тяжелейшем состоянии и нуждалось в финансовой помощи для приобретения тракторов, инвентаря, удобрений и т. п.
Удовлетворение культурно-хозяйственных потребностей (как ее теперь называют социальной сферы) тоже не представлялось за счет собственных сил.

Поэтому все взоры руководства облисполкома и его финансового отдела были обращены в Ростов и Москву, в Северо-Кавказский крайисполком и в ВЦИК. Но и здесь, имея более пятнадцати таких же областей, особо не вникали в проблемы Ингушетии.

В таких неимоверно тяжелых условиях непонимания и нежелания понимать твоих проблем приходилось Али Иссаевичу доказывать, что Ингушетия действительно требуется внимание со стороны края и центра.

В конце концов, это удавалось. Удавалось ценой подготовки и представления горы справок, докладных и аналитических записок, запросов, отчетов и т. п., в которых приводились неопровержимые аргументы и факты, сравнительные анализы состояния дел в Ингушской автономной области и в других областях Северо-Кавказского края.

Хотя бюджетные средства выделялись и не в полной мере, необходимыми материалами и оборудованием Ингушетия обеспечивалась. Но на это тратились нечеловеческие усилия всего руководства автономной области, где не последняя роль принадлежала Али Иссаевичу Горчханову.

Таким образом, Ингушская автономная область становилась на ноги, развивалась и постепенно занимала свое место в ряду себе подобных не только в Северо-Кавказском крае, но и всей страны.

Очередное заседание малого Президиума Ингушской автономной области проходило во Владикавказе 23 декабря 1925 года под председательством А. Горчханова. Заслушивался отчет Ачалуковско-го окружного исполкома о его деятельности.

Первым на заседании выступил с отчетом докладом председатель Ачалуковского окрисполкома Закре Яндиев.

Затем с докладом о состоянии работы выступил секретарь Ингушского областного исполкома Р. Баркинхоев, возглавлявший комиссию по обследованию работы Ачалуковского окрисполкома.

Подводя итоги обсуждения, председательствовавший на Президиуме Али Горчханов подверг критике деятельность окружного исполкома, отметив отсутствие в ней системности, плановости, указав на недостатки в работе по учету, сбору налогов, развитию сельского хозяйства.

В принятом постановлении Президиум Ингоблисполкома предложил Окрисполкому в дальнейшей работе руководствоваться следующими указаниями:

«— Ввиду наблюдающегося в настоящее время отсутствия планомерности в работе Окрисполкома, внести в дальнейшую деятельность такового плановое начало, предложив Окрисполкому составлять годовые планы его работ, каковые планы должны представляться на утверждение Ингоблисполкома и служить руководством в деятельности Окрисполкома. Тот же порядок установить и для других Округов.

— В виду того, что предстоящая перевыборная кампания в Советы и Исполкомы является особенно важным и ответственным политическим моментом, предложить Окрисполкому уделить особое внимание работе по перевыборам в Сельсоветы и Райисполком Ачалуковского Округа.

— Усилить инструктирования сельсоветов путем введения в практику вызова Предсельсоветов на заседания Президиума Окрисполкома для докладов о деятельности Сельсоветов. С той же целью организовать совещания председателей и секретарей Сельсоветов при Окрисполкоме.

— Принять меры к правильной постановке учетной работы — регистрации Актов Гражданского состояния и ведения списков населения усадеб, скота, посевов, торговых предприятий и прочее.

— Обратить самое серьезное внимание на усиление и улучшение работы по сбору семссуды и по взысканию единсельхозналога.

— Организовать при Окрисполкоме ревизионную комиссию для проверки работы его органов и для руководства работой ревизионных комиссий при сельсоветах.

— Использовать все наличные силы и ресурсы для борьбы с мелкими кражами с целью искоренения их.

— Уделить серьезное внимание сельскохозяйственной и потребительской кооперации и комитетам Общественной Взаимопомощи, всемерно способствуя расширению и укреплению их деятельности.

— Закончить работу по сбору землеустроительных сумм и по отводу лесов местного значения».

Февральский 1926 года пленум исполкома автономной области Ингушетии было очередным общественно-политическим мероприятием в жизни ингушского народа. Как обычно рассматривались наболевшие вопросы, как всегда актуальные на тот конкретный период. На этот раз в повестке пленума было шесть вопросов, главным из которых считался «О перевыборной кампании и о сроке созыва Областного Съезда Советов». Али Иссаевич выступил с двумя докладами «О хлебозаготовке» и «О местном бюджете».

Очень важным для населения Ингушетии было постановление, принятое по первому докладу: «Ввиду слабого подвоза кукурузы и больших расходов, производимых на содержание развернутых госзаготовительных аппаратов, признать необходимым оставление в Ингушетии одного основного госзаготовителя и заготовителей всех видов кооперации.

Вопрос об оставлении того или другого госзаготовителя согласовать с Крайвнуторгом и разрешить в зависимости главным образом от накладных расходов и работоспособности каждого из них.

Ввиду тяжелого экономического положения крестьян Ингушетии, не успевших до настоящего времени восстановить полностью свое хозяйство, разрушенное белыми во время гражданской войны, настаивать перед Краем и центром о признании рынка Ингушетии — рынком внутреннего снабжения Советского Союза.

Считая соотношение цен на кукурузу и промтовары ненормальными, — поручить Президиуму Облисполкома продолжить начатую работу по снижению всяких накладных расходов на содержание аппаратов.

Вследствие расхождения цен на мануфактуру кооперативных органов с ценами Ингпайторга, Пленум Облисполкома считает необходимым произвести проверку с целью выяснения причины вышеупомянутой разницы в ценах.

В виду того, что местная промышленность не снабжается госзаготовителями кукурузой в потребном количестве — настаивать перед Центром и Краем о предоставлении Ингпайторгу права производить своим аппаратом снабжение кукурузой Промпредприятия ИАО (Ингушской автономной области — А.Я.), а также о предоставлении права кооперации совершать заготовку и сбыт кукурузы и для внутреннего союзного рынка».

Признавая, что только при осуществлении нового строительства Ингушетии возможен подъем сельскохозяйственной культуры, ликвидация неграмотности в деревне и борьба с социальными болезнями населения, Пленум Исполнительного Комитета Ингушетии, заслушав доклад А. Горчханова «О местном бюджете» постановил:

«— Одобрить проект Облисполкома ИАО о сжатии бюджета в целях использования достигнутых сокращений на новое строительство.

— Обязать Отделы Облисполкома, а также райисполкомы при выполнении бюджетов принять решительные меры к полному охвату всех статей и не допускать в течении года расходов, не предусмотренных сметой, неизменно преследуя экономию народных средств при выполнении различного рода расходов.

— Признать необходимым в текущем бюджетном году из районных бюджетов выделить сметы сельсоветов, намечение сельсоветов поручить произвести Президиуму Облисполкома».

Вскоре стало известно, что это был последний Пленум облисполкома для Мальсагова Иналука Гайтиевича в должности председателя областного исполкома Ингушетии.

Спустя два месяца он написал заявление об освобождении его от этой должности.

Никто не знает точно, что послужило причиной принятия столь неожиданного решения И. Г. Мальсаговым. Возможно разошлись в стратегии и тактике дальнейшего развития автономной области с остальной частью руководства Ингушетии, а может быть усталость и состояние здоровья в результате изнурительного труда, нечеловеческих нагрузок от работы на грани срыва.

Версий причин отставки председателя Ингушского облисполкома И.Г. Мальсагова множество. Но я думаю, что к этому приложили руку руководители Северо-Кавказского крайкома партии и крайисполкома. Уж больно им не нравилось как целенаправленно, последовательно, настойчиво во взаимопонимании и единстве трудились областной комитет партии во главе с Идрисом Бейсултановичем Зязиковым и облисполком под руководством Иналука Гайтиевича Мальсагова.

В пользу этой версии говорит и тот факт, что во время рассмотрения заявления об освобождении И.Г. Мальсагова на заседании бюро Северо-Кавказского крайкома партии, последним после удовлетворения просьбы председателя облисполкома было принято решение предложить Ингушскому обкому партии рассмотреть вопрос о переводе на освобожденную должность секретаря обкома партии Идриса Зязикова.

Расчет у Северо-Кавказских партийного и исполнительного органов был прост: если у руководителя партийного органа автономной области, который принимает решения и контролирует за ходом их выполнения, найти серьезные недостатки личного характера очень нелегко, то у председателя облисполкома, который исполняет принятые решения и несет за это ответственность уязвимых мест очень много. Вот и хотели там, наверху, подтолкнуть, помочь сделать неосторожный шаг и избавиться от Идриса Бейсултановича Зязикова из Ингушетии.

Но у ингушей на сей счет было свое устойчивое мнение: Идрис Зязиков должен оставаться на своем месте, а на место председателя областного исполкома есть готовый, достойный кандидат — Али Иссаевич Горчханов.

Выждав небольшую паузу, чтобы не вызвать обратную реакцию у Северо-Кавказского крайкома партии, председателем своего областного исполкома ингуши избрали А.И. Горчханова.

Вскоре, состоялись: 15 марта -районные Съезды Советов, 7 апреля — областной Съезд Советов Ингушской автономной области. На первом же пленуме областного исполкома Али Иссаевич Горчханов вновь был избран председателем Ингушского облисполкома.

Забот и проблем значительно увеличилось, ответственность за правильность принимаемых решений повысилась.

Несмотря на то, что со времени разделения Горской республики прошло уже два года, многие вопросы остались нерешенными до конца. Особо сложными и трудноразрешимыми оставались проблемы с установлением границ со смежными автономными образованиями. Никто не хотел уступать: у каждой автономной области были свои, на их взгляд неоспоримые доводы на разрешении в их пользу того или другого спорного пограничного вопроса. Краевые и центральные органы занимали выжидательную позицию, надеясь, что со временем эти вопросы сами собой утрясутся. А каких-то готовых рецептов, прецедентов не было, и быть не могло.

Не добившись полноценного исполнения своего постановления от 21 июля 1924 года об установлении административных границ между Кабардой и Ингушетией, Северной Осетией и Карачаем, после многочисленных заявлений, жалоб и обращений ВЦИК РСФСР вновь вернулся и принял еще одно как бы дополнительное постановление от 28 июня 1926 года по этому же вопросу с возложением контроля за его исполнением на Северо-Кавказский крайисполком.
Во исполнение этого постановления 25 августа 1926 года состоялось заседание фракции Северо-Кавказского краевого исполкома. Заслушав «Постановление ВЦИКа от 28 июня 1926 года об установлении административных границ и границ землепользования между:

Ингушетией — Кабардой

Северной-Осетией — тоже

Карачаем — тоже»

фракция приняла постановление:

«Обязать Председателей Исполкомов, как Кабарды, так и Ингушетии под их личную ответственность провести в жизнь постановление ВЦИКа от 21 июля 1924 года и от 28 июня 1926 года об установлении административных границ и границ землепользования между указанными Автономными областями, в строгом соответствии с означенным постановлением ВЦИКа.

Признать необходимым вопрос о границах Карачая и Осетии с одной стороны и Кабарды с другой, проводить также на точном основании постановления ВЦИКа от 28 июня 1926 года.

Пункт 3-й постановления ВЦИКа следует понимать следующим образом:

«Изменения могут быть лишь при согласии обеих сторон, а при отсутствии такового соглашения надлежит проводить решения ВЦИКа».

Предложить Председателям Облисполкомов выделить в состав комиссии по проведению настоящего решения своих представителей, фамилии которых в 3-х дневный срок телеграфно сообщить Крайисполкому на утверждение.

Срок проведения настоящего постановления установить 2-х недельный, донеся телеграфно КИКу об исполнении.

Об указанных выше решениях по линии Крайисполкома телеграфно сообщить ВЦИКу.

Просить Бюро Крайкома указать Областкомам ВКП (б) Нац. Областей принять активное участие в проведении настоящего постановления и решительным образом бороться с могущими возникнуть тенденциями к разжиганию страстей между национальностями, при проведении в жизнь постановления ВЦИКа.

Настоящее решение представить в Бюро Крайкома ВКП (б) — на утверждение».

Такое развитие событий не устраивало ингушскую делегацию, которую представляли в Ростове председатель областного исполкома Али Иссаевич Горчханов и за секретаря обкома партии Дахкильгов. Свое возмущение они выразили в письменном виде в «Особом мнении по протоколу заседания фракции Крайисполкома от 28 августа по вопросу о спорных границах между Кабардинской и Ингушской Автономными областями», где сказано:

«В результате обращения ингушского народа ВЦИКом телеграммой за №3715/163 предложено тов. Шотману (зам. председателя Северо-Кавказского крайисполкома — А.Я.) совместно с Председателем Ингушского и Кабардинского Исполкомов выехать на место для выяснения этого вопроса.

В порядке этого распоряжения, вместо выезда указанной комиссии на место, мы были вызваны телеграммой Крайкома и Крайисполкома.

Этот вызов мы поняли, как подготовку к выезду на место с предварительной разработкой плана работ этой комиссии.

Между тем во фракции Крайисполкома, вместо обсуждения вопроса о программе действия комиссии на месте, вопрос был поставлен в плоскость обсуждения технических затруднений при проложении в натуре границ, утвержденных ВЦИКом 21 июня 1924 года, и благодаря незнакомства большинства членов фракции ни с сущностью, ни с объемом вопроса, — таковой получил извращенное освещение, что как-будто спор идет о каких-то мелких двухстах десятинах, и как-будто весь спор сводится к недовольству границами небольшой группы домохозяев-хуторян Ингушетии.

Причем, еще до заседания во фракции из отдельных замечаний товарищей-членов фракции видна была предрешенность данного вопроса к оставлению без изменения решения ВЦИКа от 21 июля 1924 года.

Мы отмечаем:

1. Что подмена во фракции больного для Ингушского народа вопроса о закреплении за ним нескольких тысяч десятин бывших частновладельческих участков его трудового дореволюционного пользования — вопросом о технике проложения тех или других граничных линий, с одной стороны.

2. Что искажение действительности настолько, что вместо ингушского народа выставляются заинтересованными небольшая группа хуторян, что категорически опровергается всеми Съездами Советов Ингушетии,

3. Что не земельное обеспечение спорящих сторон, ни их нуждаемость фракцией не обсуждались,

4. При полном и крайне странном отсутствии естественного для фракции предложения сторонами примирения или компромисса, наши доводы совершенно не принимались во внимание и считались только с голословными и извращенными односторонними заявлениями Кабардинской области.

Отмечая это, мы заявляем, что такая постановка в разрешении задачи, очерченной в телеграмме ВЦИКа №3715/163 — есть косвенный отказ от выполнения распоряжения Президиума ВЦИКа. Ввиду этого настаиваем на изучение на месте причин, вызвавших телеграфное обращение Ингушского народа во ВЦИК по данному вопросу, каковая жалоба народа и послужила причиной командирования тов. Шотмана на место.

Настоятельно подчеркивая, что вопрос спора с Кабардой есть больной вопрос всего Ингушского народа за отстаивание своего трудового права на несколько тысяч десятин бывших частновладельческих участков обжитых десятками лет и обильно политых трудовым потом ингушей до революции и кровью лучших сынов в жестокой и неравной борьбе с Добрармией на заре революции за отстаивание Соввласти и своего трудового хозяйства, тогда как на этих землях нет буквально не только крови, но и ни одной капли пота кабардинцев.

Весь правый берег реки Курпа постановлением ВЦИКа 1923 года, после детального и всестороннего изучения вопроса комиссии тов. Смирнова, был целиком утвержден за бывшей Горской Республикой (ныне Ингушетия). Если же в 1924 году постановлением ВЦИКа аннулировано постановление ВЦИК

1923 года, то это всецело объясняется тем, что вопрос решался 21 июля 1924 года во ВЦИКе без вызова и без участия хотя бы одного представителя Ингушетии, тогда как от Кабарды присутствовало четыре представителя. Полное отсутствие наших представителей сделало то, что решение ВЦИК от 21 июля 1924 года получило характер протокола, писанного под диктовку Кабарды без критической оценки положения и данных.

Этим же объясняется то, что постановление ВЦИК 21 июля 1924 года сильно урезало в пользу Кабарды не только проектное предложение комиссии Крайисполкома, но и комиссии ВЦИК от 12 июля 1924 года.

Учитывая всю серьезность данного вопроса и последствия его разрешения категорически заявляем, что затушевывание данного спора формальными подходами к нам фракции грозит созданием и укреплением национальной розни, печальной чреватыми последствиями для обоих сторон, далекими от укрепления политической и экономической мощи края.

На основании вышеизложенного настаиваем:

1. На безотлагательном изучении причин данного спора на месте, а не во фракционных выслушиваниях голословных заявлений, из которых многоземельная Кабарда. имеющая в среднем около 2,5 (десятин — А.Я.) на душу удобных земель (без гор и лесов) и при 154 тыс. человек населения превращается в малоземельную, а Ингушетия при среднем на душу менее 1.75 десятин (без гор и лесов) в многоземельную.

2. На разрешении вопроса по совокупности нуждаемости в земле и с учетом права трудового землепользования.

Без такого пересмотра данного спора с Кабардой работа Областного аппарата Ингушетии абсолютно не мыслима и мы слагаем с себя всякую ответственность за могущие быть последствия». Под документом стоят подписи Председателя Ингушского Облисполкома Горчханова и Секретаря Ингушского обкома партии Дахкильгова.

Такой жесткий тон обращения, носящий ультимативный характер, ингушских представителей еще больше ожесточили Северо-Кавказские краевые органы.

На заседании бюро крайкома партии 27 августа 1926 года, где был заслушан вопрос «О проведении границ между Кабардой, Ингушетией и Осетией» вместе с особым мнением ингушской стороны, без особого обсуждения и опять без приглашения руководства Ингушского обкома партии, было принято постановление:

«а). Утвердить решение, принятое на заседании Фракции Крайисполкома с участием представителей партийных и советских организаций Кабардино-Балкарской, Ингушской и Осетинской Автономных областей.

б). Просить Край КК выделить одного из членов Президиума для работы по проведению границ между Кабардой и Ингушетией.

в). Указать Секретарю Ингушского Обкома тов. Дахкильгову и Председателю Ингушского облисполкома тов. Горчханову на недопустимость целого ряда формулировок, имеющихся в поданном ими особом мнении и относящихся: к решениям ВЦИКа, якобы «писанного под диктовку Кабарды без критической оценки положения и данных», и к заявлению, что в случае не пересмотра «данного спора с Кабардой работа областного аппарата Ингушетии абсолютно немыслима, и мы слагаем с себя всякую ответственность за могущие быть последствия».

г). В связи с этим вторично указать Областкому Ингушетии на необходимость проведения в жизнь решения по этому вопросу Фракции Крайисполкома, утвержденного Крайкомом».

Руководство Ингушетии на этом, естественно, не успокоилось: интересы собственного народа для них были важнее личных амбиций. Апелляция поданному вопросу во ВЦИК продолжалась.

А представители Северо-Кавказского края несколько изменили тактику: чтобы как-то загнать вопрос вглубь, затушевать его, отвлечь от него ингушей, они вскоре предложили подготовиться к проведению во Владикавказе, т.е. в Ингушетии выездного совещания с участием председателя краевого исполнительного комитета Богданова П.А. для определения проблем развития автономной области, требующих своего решения. Не использовать эту возможность в интересах ингушского народа было бы великим грехом. Поэтому работу по подготовке к совещанию Али Горчханов взял под свой личный контроль. Руководство Ингушетии знало, какие проблемы требуют своего первостепенного решения. Тем не менее были образованы комиссии из ответственных работников обкома партии и облисполкома, которые выезжали во все населенные пункты для выяснения у населения наиболее больных вопросов, проблем.

На совещании президиума Ингушского областного исполкома, которое состоялось под председательством Али Иссаевича Горчханова 11 декабря 1926 года во Владикавказе прибыла представительная делегация, в которую кроме Богданова П.А. вошли секретарь Северо-Кавказского крайкома партии Чудов, председатель крайсовнархоза Левитин, начальник краевого административного управления Власенко. заведующий бюро секретариата крайкома ВКП (б) Гасюк, заместитель ответсекретаря крайисполкома Виценовский, начальник краевого финансового управления Соколовский и начальник краевого земельного управления Мокиенко.

После продолжительного подробного обсуждения проблем социально-экономического развития Ингушской автономной области на совещании было принято объемное постановление, в которое вошли актуальные вопросы сельского хозяйства, промышленности, по дорожному строительству, школьному и больничному строительству, проблемы по борьбе с бандитизмом и скотокрадством и т.д.

(продолжение следует)

А.ЯНДИЕВ
политолог, г.Малгобек

№ 38 11.2002, Газета "Ангушт"

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:25
М.М. Базоркин – основоположник ингушской исторической науки

Важность исторического описания цивилизации любого народа для его успешного и поступательного развития является общим местом в современном мире.
Народам, которые сами не пишут свою историю, её напишут другие, в лучшем случае, а в худшем – присвоят её себе. Ингушам, как известно, не надо ходить далеко за примерами. Эту простую, очевидную истину ингуши поняли не сейчас. Еще в далекие 30-е годы XX века первым, кто приступил к глубоким научным исследованиям ингушской истории и проделал титаническую работу по реконструкции древней истории ингушского народа, был Мурад Муртузович Базоркин, которого с полным основанием можно назвать основоположником ингушской исторической науки.

Шестого сентября сего года исполнилось 100 лет со дня рождения М.М. Базоркина. Научная общественность республики планирует ряд мероприятий, посвященных этому событию. Главным в этом ряду будет проводимая Ингушским НИИ научная конференция “М.М. Базоркин и ингушская историческая наука”, в которой предполагается участие гостей из других регионов России.

М.М. Базоркин родился 6 сентября 1902 г. в селе Базоркино Пригородного района Ингушетии в семье потомственного военного Муртуза Бонухоевича. Его дед по отцу, Бонухо Байсангурович, был первым ингушским генералом, командиром отдельного его Императорского Величества иррегулярного Ингушского полка, героем русско-турецкой войны 1877-78 гг. на Балканах. Отец Мурада, Муртуз, был командиром Уланского казачьего его Императорского Величества кавалерийского полка, служил в Германии, Польше, с 1912 года – на границе с Турцией.
Мать Мурада Муртузовича из знатной швейцарской семьи французского происхождения. Дед его по матери - Луи де Ратце - был известным горным инженером, работавшим в России от фирмы “Нобель” на исследовании полезных ископаемых в горах Северного Кавказа по приглашению царского двора. Бабушка Мурада Муртузовича по матери была из знаменитой династии бранденбургских курфюрстов (в 1415 – 1701 гг.), прусских королей (в 1701 –1918), германских императоров (в 1871- 1918) Гогенцоллернов. Она была кузиной (двоюродной сестрой) последнего императора Германии Кайзера Вильгельма II.

В 1910 г. Мурад Муртузович поступил учиться в городскую гимназию г. Владикавказа, где прозанимался до 1917 г., окончив 8 классов.
В 1918 г. он вступает в отряд самообороны г. Владикавказа, а затем в Ингушскую народную армию (из-за своего высокого роста, 201см, он был принят в ее ряды, несмотря на 16-летний возраст). Затем участвует в разгроме банд Бичерахова, захвативших г. Владикавказ, был активным участником боев против армии Деникина, где получил два ранения.
В 1925 году его направляют на рабфак, после окончания которого, он поступает в Горский педагогический институт, оканчивает его с отличием и поступает в аспирантуру. После окончания аспирантуры в 1936 г. его направляют на работу в Ингушский научно-исследовательский институт. В институте он последовательно занимает должности научного сотрудника, старшего научного сотрудника и ученого секретаря.

Во время работы в институте он принимает участие в научных экспедициях, работая вместе с известными кавказоведами проф. Н.Н. Семеновым, Н. Яковлевым, Е. Крупновым, языковедом О.А. Мальсаговым, художниками Хаджибикаром Ахриевым и Гази Даурбековым.

В конце 1943 г. его направляют на работу в Чечено-Ингушский краеведческий музей старшим научным сотрудником. 22 февраля 1944 г. он назначается директором Чечено-Ингушского краеведческого музея, а 23 февраля весь ингушский народ был депортирован в Казахстан и Среднюю Азию. В изгнании М. М. Базоркину не разрешили работать по специальности и он вынужден был устроиться каменотесом - гранитчиком, в совершенстве овладев этой специальностью.

После возвращения на Родину Мурад Муртузович работает с 1958 года по 1962 г. в Чечено-Ингушском республиканском историческом музее старшим научным сотрудником. В 1962 году Мурад Базоркин вышел на пенсию. За время работы в музее ему удалось опубликовать следующие работы: “Памятники архитектуры горной Чечено-Ингушетии”, “Борганы в Присунженской долине”, “Кто такие Сунженские казаки”, “Появление гребенских казаков в низовьях Терека”.

Но самые главные работы его жизни, которые могли повлиять на судьбу нашего народа, могли защитить его, так и остались неопубликованными. Теперь, ознакомившись с этими работами, я не сомневаюсь, что он их писал в расчете на лучшие времена для их публикации, ясно понимая, что при его жизни они не увидят свет: ведь талант в той стране получал признание только после смерти. В первую очередь необходимо упомянуть две великие его работы, посвященные древней истории ингушей:
1. Хетто – вейнахская проблема или происхождение ингушей.
2. Происхождение ингушей по географии Вахушти о дзурдзуках.

Первая работа представляет собой докторскую диссертацию, которую М.М. Базоркин завершил в течение четырех лет с 1932 по 1936 гг. Это была первая и выдающаяся попытка проникнуть в тайны древней истории ингушского народа и систематически осветить ее на основе самых современных для того времени знаний. Более того, ни один из народов Северного Кавказа тогда, в далекие уже 30- годы XX века, не мог похвастать наличием своей научно разработанной древней истории. Да и сейчас, строго говоря, им особо нечем похвастаться. Как я уже говорил, в данной работе, впервые в ингушской исторической науке, подвергается скрупулезному, систематизированному научному анализу древняя история и генезис ингушского народа на основе самых современных, обширных знаний, накопленных к тому времени наукой. Более того, М.М. Базоркин вел обширную переписку с выдающимися специалистами ориенталистами того времени для уточнения сведений и фактов, относящихся к древним цивилизациям Малой Азии - того обширного региона, который известен как колыбель цивилизации и с которым Кавказ был тесно связан в древности. Сохранилась его переписка с гениальным исследователем хеттской цивилизации Бедржихом Грозным, который в 1915 году, будучи профессором Венского университета, первым открыл миру хеттский язык, грамматическая структура которого оказалась индоевропейской.
В архиве М.М. Базоркина сохранилось письмо профессору Б. Грозному с длинным перечнем вопросов для уточнения и обсуждения на их предполагавшейся встрече в Тбилиси в 30-е годы XX века. Но тогдашнее руководство Чечено-Ингушского НИИ отказало ему в командировке в Тбилиси и эта встреча так и не состоялась.

В данной работе, на основе обширных археологических, лингвистических, культурно-исторических, фольклорных данных об ингушах и хеттах, автор постулирует этногенетическое родство и прослеживает всесторонние связи между ними, разворачивая на глазах читателя грандиозную историческую панораму, дающую наглядное представление о близости двух древнейших народов, населявших тот обширный регион от Кавказа до Шумера, и от Египта до Индии, который известен ученым, как колыбель цивилизации.

Для того, чтобы понять масштаб и глубину данной работы, необходим небольшой экскурс в историю древних малоазийских цивилизаций, в частности хеттской.

В продолжение II – го тысячелетия до нашей эры группа народов, известная как хетты, которые говорили на индоевропейском языке, правили “Страной Хатти”, в центральной и восточной Анатолии, т.е. современной Турции. Некоторые исследователи (Л.Вулли, Дж. Мелларт и др.) считают, что хетты, вместе с родственными им лувийцами и палайцами, пришли на эту территорию с севера через Кавказ.

Они вытеснили прежних насельников этой территории Хаттов и управляли ею из своей столицы Хаттусаса, что лежит возле современного Богазкея, в центре Турции, в 200 км от Анкары,- примерно с 1900 г до н.э. Большая часть Каппадокийского плато контролировалась ими через союзнические им королевства до 1800 г. до н.э. Они также вели оживленную торговлю с ассирийцами. Около 1800 г. до н.э. Аниттас и его отец Питханас из Куссары разграбили несколько хеттских городов, включая Хаттусас.

Около 1680 г. до н.э. было основано Древнее королевство во главе с королем Лабарной. Он и его преемники значительно расширили владения хеттов, перейдя горы Тавра (горный массив в Турции – А.К.) и ведя войны против Сирии и Ассирии. Король Мурсилис (1620 – 1590 г. до н.э.), приемный внук Лабарны, положил конец Древневавилонскому королевству – династии Хаммурапи. Эта обширная империя, простиравшаяся также до западной оконечности Анатолии, оказалась уязвимой для внутренней борьбы за власть. В 1525 г. до н.э. Телепинус, последний король древнего королевства, взял власть и пожертвовал некоторыми западными районами и всей территорией к востоку от гор Тавра ради более легко управляемого королевства. Примерно в этот период на территории между Хеттами и Ассирией появляется другой культурный народ древности – Хурриты, которые происходят из гор южнее Каспийского моря. Они создают королевство Митанни. С конца 15-го века до н.э. отмечается тотальное проникновение хурритских имен, традиций, ритуалов и религиозного комплекса к хеттам. К этому времени весь религиозный комплекс хеттов состоит из хурритских богов (их насчитывалось около тысячи), а имена хеттских королей хурритские. Столь тесные отношения между хурритами и хеттами получили даже название “хетто – хурритский симбиоз”. Об этом важно помнить, потому что язык хурритов принадлежит восточно-кавказской ветви, к которой также принадлежит и ингушский. Выдающийся английский археолог и ориенталист Л.Вулли, открывший миру древнейшие города шумеров Урук и Ур, назвал хетто-хурритский симбиоз столь же плодотворным, как шумеро-аккадский.
При короле Суппилулиуме (1380 –1340 г. до н.э.) хеттское королевство вновь возрождается, укрепив свой контроль над Сирией. В 1293 г. до н.э. состоялась знаменитая битва хеттов и египтян при Кадеше на р. Оронт в Сирии, окончившаяся перемирием между ними, заключенным фараоном Рамзесом II и королем хеттов Муваталли II. В течение 13-го в. до н. э. они, вместе с Египтом, доминируют на территориях Палестины и Ливана. Хеттское королевство просуществовало до 700г. до н.э. и пало под натиском ассирийцев, вавилонян и касков - племя, занимавшее земли к северу от хеттов, на берегу Черного моря, и по существующей гипотезе родственное адыгам.

В 1906 г. Германская экспедиция во главе с Г. Винклером раскопала около 10 тысяч глиняных табличек с надписями частью на аккадском, а частью на хеттском языке. В 1915 г., как я выше говорил, Б. Грозный дешифровал эти надписи и установил, что он принадлежит индоевропейской семье языков. Первые словари хеттского языка были опубликованы в 1936 г. Эдгаром Стуртевантом, а в 1952 г. И. Фридрихом. До сего дня не существует полного словаря хеттского языка. Работу над таким словарем ведет знаменитый Чикагский институт восточных исследований с 40-х годов XX века.

Такова, вкратце, история древнего народа, близость с которым ингушей М.М. Базоркин прослеживает на обширном научном материале в своей работе, которая предвосхитила многие современные достижения исторической науки об ингушах. М.М. Базоркин был первым, кто провел систематическое научное исследование проблемы генезиса ингушского народа и его связи с малоазийскими цивилизациями, не имея достаточной, с точки зрения современной науки, информации для такого анализа. Первые работы современных исследователей Кавказа и Малой Азии, в которых постулируется этногенетическое родство ингушей с цивилизациями хурритов и хеттов, относятся к 60- м годам XX века (Г. Меликишвили, И.М. Дьяконов, Л. Вулли, Дж. Мелларт, Е. Спайзер, Б. Куфтин, В. Гамрекели). А М.М. Базоркин в 1932 г. представил научно обоснованные доказательства этого родства!

Нужно ли говорить, что М. Базоркину было отказано в защите данной диссертации и в ее публикации. Сохранилась уникальная переписка М.М. Базоркина с чиновниками из Наркомпроса, проливающая свет на причины и мотивы такого отказа. Из переписки с Наркомпросом (нач. управления высших школ Каляев):
“Далее в отношении целесообразности ее (диссертации – А.К.) уменьшения, что равносильно отказу от основного принципа концепции проблемы, - установления связи хеттов с ингушами, - вынужден считать это неприемлемым… Наоборот, я намерен еще больше расширить его доисследованием элементов грузинской истории (об этом уже имеется договоренность с грузинским филиалом Академии наук)”. (1.04.1937 г.).
Вот в чем, оказывается, причина отказа в защите и публикации диссертации: установление связи хеттов с ингушами.

Данная тема показалась опасной для развития тогдашним властям. Вероятно, столь блестящая и славная история ингушей никак не коррелировала с официально тогда насаждавшейся установкой об их природной отсталости и изоляции от культурного человечества. В то же самое время, некоторым, более равным, народам СССР позволялось создавать самые невероятные исторические конструкции, выдвигать самые фантастические, абсурдные гипотезы, а затем извлекать из этих псевдонаучных “мыльных” построений самые что ни на есть конкретные политические дивиденды. Их фантазия не ограничивалась никакими рамками, изощряясь также неукротимо, как у ребенка, создающего свои незамысловатые композиции в детской песочнице. Более того, все эти абсурдные гипотезы получали статус строгой научной теории. Это сейчас все эти теории при соприкосновении с современной наукой рассыпаются в прах.

Неизвестно еще как сложилась бы судьба ингушского народа, если бы Мураду Базоркину удалось опубликовать свои работы. Не говоря уже о том, что ингушская историческая наука за это время прошла бы огромный путь.

В своем стремлении не допустить огласки результатов работы М.М. Базоркина власть, руками своих чиновников, не останавливалась ни перед чем, не гнушаясь даже мелких пакостей: “Согласно Ваших сообщений от 7-го и 25 . 03. 1937г. за № 3437 мне обещано срочное возвращение материалов с рецензией по получении их от историка – хеттолога. Однако, несмотря на то, что этот отзыв у Вас, очевидно, давно получен, мне же по сей день еще ничего от Вас не прислано, как не сообщена даже фамилия самого рецензента. Обращаю внимание, что срок защиты истекает в сентябре текущего года, и я не смогу успеть доработать ее по указанию вашего авторитета. Еще раз прошу Вас срочно возвратить материалы рукописи с рецензией”.
М. Базоркин, научный сотрудник Ингушского филиала Чечено-Ингушского НИИ,
12.07.1937 г.

Оценка результатов своей работы М.М. Базоркиным не оставляет никаких сомнений в том, что он ясно и точно представлял себе важность и далеко идущие последствия этих выводов для будущего ингушского народа и его науки. Вот некоторые из его оценок. “Если даже самая незначительная доля приведенных в работе соображений окажутся в общем строе всей схемы концепции верны, то я смогу свою цель считать достигнутой, поскольку тогда эта концепция “Хетто – вейнахов” ляжет в основу большой теории –“Древней истории ингушей” – и косвенно облегчится познание о самих хеттах. Эта тема мной посвящается ингушам – потомкам Хеттов на Кавказе. 1.10.1936г., Орджоникидзе, М. Базоркин.”

Вот еще одно свидетельство того, как М. Базоркину всячески препятствовали в работе над этой темой: “Оппоненту, вероятно, неизвестно, что анализ данной работы базируется, главным образом, на исторических сведениях в сфере подсобных истории наук: материальной культуре, этнографии, исторической географии, языковедении, антропологии и др. Вопросам же данного только языка уделять всё внимание не входит в мою задачу, ибо, повторяю, работа историческая, а не узко лингвистическая…На этом заканчиваю, очень прошу прислать вместе с возвращенным материалом и копию этой рецензии, весьма ценной для практического исследования указаний авторитетов.
Если не секрет, то сообщите мне кто же этот “крупный специалист–историк”, коему поручалась критика темы. Жду ответа.
Уважающий Вас Базоркин.

М. Базоркин в этом же году закончил свою работу. Уже этот факт ясно свидетельствует о его феноменальной научной интуиции и воображении. А “воображение в науке более важно, чем знание”, как говорил А. Эйнштейн. Именно поэтому М.М. Базоркин опередил свое время лет на семьдесят: только сейчас наука подступилась к тем утверждениям и выводам, к которым он пришел в своих выдающихся работах по древней истории ингушей в 30-х годах XX века. Теперь уже можно утверждать: основы истории ингушской цивилизации были сформулированы М.М. Базоркиным именно в этих двух великих работах.

Вторая из упомянутых выше работ М.М. Базоркина “Происхождение ингушей по географии Вахушти о дзурдзуках” является продолжением первой, реконструируя огромный период в истории цивилизации ингушского народа: III в. до н.э. – XVIII в.н.э.

Неслучайно автор базирует свое исследование на работе Вахушти Багратиони “География Грузии”: “Материалы Вахушти, собранные из предшествующих ему данных всей Грузинской истории, - являющейся наиболее точной на Кавказе, как обладающая древнейшей национальной письменностью, создавшая обилие хроник, летописей и т.п. - дают для ингушской истории ценные фонды”. (М.М. Базоркин). Именно из древнегрузинских летописей мы узнаем, что со – основателями древнегрузинского царства в III в. до н. э. были дзурдзуки: жена первого грузинского царя Фарнаваза была из них. А про дзурдзуков было известно , согласно официальной российско-советской исторической традиции, что таким этнонимом называли чечено-ингушские племена в древности и раннем средневековье. Последние данные науки не оставляют никаких сомнений в том, что дзурдзуки – прямые предки ингушей. Мне приходилось об этом писать год назад в одной из своих работ. М. М. Базоркин же сказал об этом еще в далеком 1941г., когда была закончена вторая его выдающаяся работа о генезисе ингушей (от дзурдзуков). Уже этого одного результата хватило бы с лихвой для докторской диссертации. А таких результатов в данной работе М.М. Базоркина, как минимум четыре:
1. Двалы – кавкасионы древнегрузинских хроник – это западно – ингушское общество.
2. Дзурдзуки – общее название древне-ингушских обществ.
3. Нартский эпос заимствован осетинами от двалов, частью ассимилировавшихся с осетинами и грузинами, частью отошедших к востоку от Терека, оставив свои земли в горной части современных Северной и Южной Осетий.
4. Объяснение происхождения и этимологизация оронима “Дарьял” на основе ингушского языка и данных ингушского нартского эпоса.
Столь монументального провала этих и многих других теорий в кавказоведении можно было бы избежать, если бы работы М.М. Базоркина были опубликованы своевременно и наука, следовательно, имела возможность свободно и плодотворно развиваться. Но таков удел любой теории, которая основана не на честных и строгих принципах науки, а на идеологических тоталитарных догмах. Универсальный тоталитарный лозунг “кто был ничем, тот станет всем” был перенесен и на науку, особенно кавказоведение, породив с его помощью убогие, с точки зрения науки, квазитеории, обосновывавшие присвоение культурно-цивилизационных достижений и символов одних народов другими, более равными в “дружной” семье народов СССР. В своей вседозволенности эти горе–ученые напрочь забыли, что ложь не может утвердиться в науке и что единственным абсолютом в ней является истина. Вот почему работы М.М. Базоркина не увидели свет в ту эпоху и в той стране, где наука, особенно историческая, пребывала в полном маразме.

Как заметил один английский мыслитель, ложь, бесчестие подобны бумерангу: в тот момент, когда вы думаете что все хорошо, он ударяет вас прямо в затылок. Работы М.М. Базоркина не оставляют этим горе-ученым и их горе-теориям никаких шансов - эффекта бумеранга им не избежать.

Четвертый из вышеупомянутых результатов работы “Происхождение ингушей по географии Вахушти о дзурдзуках” также является фундаментальным для понимания истории не только ингушского народа, но и всего Кавказа. Этот результат определит в ближайшие годы направление исследований древней истории Кавказа и обрушит один из самых стойких мифов в кавказоведении об интерпретации термина “Дарьял” как “ворота алан”. Как будет видно из работы М.М. Базоркина и ближайших исследований по древней истории ингушского народа, аланы имеют отношение к Дарьялу не больше, чем к Аландским островам между Швецией и Финляндией в Балтийском море и Аланье, курортному городку на юге Турции, на берегу Средиземного моря.

В этих двух работах М.М. Базоркина содержатся не только выдающиеся, фундаментальные результаты по истории древнеингушской цивилизации, но и универсальный научный метод исследования связей и родства двух разных народов, предполагаемая близость которых постулируется в науке. Ни один сколько-нибудь важный факт или аспект для исследования древней истории ингушей не ускользнул от его внимания. Нужно ли говорить, что в своих исследованиях он опирается на четыре краеугольных камня ингушской цивилизации, маркеры его этнической идентичности: язык, нартский эпос, архитектура (храмовая, склеповая, башенная), духовно-религиозный комплекс. А это уже показатель того, насколько глубоко и точно он вник в суть вопроса, насколько тонко он чувствовал ритм, поступь и дыхание ингушской цивилизации.

Одно обстоятельство только огорчает в истории с М.М. Базоркиным и его трудами: на целых семьдесят лет они были приговорены к безвестности в лживой и несправедливой стране. Одно утешает, что так часто бывало в истории, когда великие мыслители и их труды надолго предавались забвению, но все кончалось счастливо для них. Уверен, судьба работ М.М. Базоркина будет счастливой.

Приведу один пример. Первым историком Дании и датского народа был Саксо Грамматикус (Saxo Gvammaticus), который написал в 12-м веке 16 книг по истории данов - датчан, преданных забвению на целых триста лет. Интересно читать оценку его труда последующими исследователями его творчества: “Саксо пишет с чувством патриотизма и для того, чтобы Дания жила в постоянном стремлении к свету и знаниям, для того, чтобы она сохранила свою славу, как другие нации сохранили свою в письменном виде”. А вот еще одна оценка его роли: “Как хроникер – исследователь он не имел ни предшественников в своем народе, ни какую- либо литературную традицию. В одиночку, он, можно сказать, поднял запредельный для него вес и дал Дании ученого”. Приведу теперь, для сравнения, слова самого М.М. Базоркина: “Интерес к неизвестному прошлому родной истории послужил причиной тому, что я посвятил свою учебу и дальнейшую деятельность работе над углом зрения только данных вопросов – исследования древней истории Ингушетии”. (Из предисловия к работе “ Хетто – вейнахская проблема или происхождение ингушей”.) И еще одна цитата его же: “Об истории ингушских племен Кавказа от старой историографии осталось очень мало сведений, да и те не вполне убедительны. Мне, с коллегами-националами, выпала участь впервые открывать самостоятельно наиболее верный путь познания родного прошлого”. Другими словами он выразил ту же самую мысль: чтобы Ингушетия “жила в постоянном стремлении к свету и знаниям, для того, чтобы она сохранила свою славу, как другие нации сохранили свою в письменном виде”

Злые языки могут с ехидством заметить, что М.М. Базоркин не был, дескать, даже кандидатом наук. Так Ненниус, Беда Достопочтенный (первые историки британцев и англосаксов, 6-8 в. н. э.). Саксо Грамматикус (12 в), Фукидид, Геродот, И. Флавий и многие другие великие историки не были кандидатами исторических наук, а Гомер, Д. Чосер и В. Шекспир не учились в литературном институте.

Я вижу высшую справедливость в том, что его труд не пропал безвестным. Огромная заслуга в этом его сына Алаудина и дочери Бэллы, которые пронесли весь архив отца через две депортации, войну, равнодушие и глупость чиновников и сберегли его для своего народа. Любой отец может только мечтать о таких детях. Мы уже ничего не сможем сделать лично для Мурада Муртузовича Базоркина. Но мы можем и должны предоставить жилье его детям Алаудину и Бэлле, которые остались без жилья из-за войны и которым негде хранить и разбирать колоссальный архив отца.

Культура – это, во многом, традиция. А сохранение и расширение традиций – это главный признак эволюции, основной фактор развития цивилизации любого народа. Работы М.М. Базоркина закладывают мощный фундамент для создания и развития традиции и преемственности в ингушской исторической науке. Ум человека, обогащенный новой идеей, никогда уже не вернется в прежнее измерение. До М.М. Базоркина мы не знали очень много о своей истории. После его работ мы узнаем очень много о своей древней истории и уже никогда не вернемся в то состояние, которое нам отводила советская историческая наука.

А.Б. КУРКИЕВ,
директор Ингушского научно-исследовательского Института гуманитарных исследований
им. Ч. Ахриева

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:28
ПОД ЗНАКОМ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА
прожил всю свою жизнь известный ингушский кавказовед и востоковед Нуреддин Габертович Ахриев, 40 лет преподававший в Московском государственном университете

В авторском предисловии книги лауреата Ленинской премии Евгения Крупнова «Средневековая Ингушетия» говорится: «С особой признательностью я должен упомянуть и о помощи знатока ингушского языка и быта Н.Г. Ахриева, просмотревшего мою рукопись и сделавшего в ней ряд ценных замечаний». Примечательно, что очень деликатный и корректный исследователь своей поименной признательностью отметил лишь одного Н.Г. Ахриева. Известный археолог, чей авторитет в кавказоведении по сегодняшний день держится на очень высокой отметке, в своем анализе тех или иных вопросов неоднократно ссылается на позиции Н.Г. Ахриева, признавая эти позиции более убедительными, чем мнения таких ученых, как Ю.Д. Дешериев, В.Б. Виноградов, К.З. Чокаев и другие.
Не ошибусь, если скажу, что такие же слова признательности Нуреддину Габертовичу Ахриеву могли предпослать к своим печатным трудам и многие другие кавказоведы, востоковеды, которым доводилось обращаться за советами и помощью к этому незаурядному, обладавшим энциклопедическими знаниями человеку. Не остепененный научными званиями, Н.Г. Ахриев, тем не менее, по многим параметрам мог считаться крупным исследователем, великолепным знатоком многих дисциплин: арабистики, военной истории. Ну, и конечно, он был силен в кавказоведении.
Без всяких сомнений, жизнь и деятельность Нуреддина Габертовича Ахриева, личности совершенно неординарных способностей, заслуживает внимания журналистов, исследователей. Хотя бы тот факт, что Нуреддин Габертович единственный ингуш, который за 250-летнюю историю Московского государственного университета 40 лет проработал в одном из самых престижных вузов (в 1984 году по возрасту и состоянию здоровья он вышел на пенсию), должен вызывать наш интерес к этому человеку.
Приступая к рассказу об этой оставшейся неизвестной и для своих современников, и для потомков личности, мне бы хотелось осветить его научную и общественную деятельность и в какой-то мере, личную жизнь. Но понимаю, что сделать это крайне сложно. Наверное, потому, что творческого наследия в виде монографий он не оставил, а общественная активность была в нем задавлена временем, в котором он жил - сталинской, коммунистической действительностью. Что касается семейной его жизни, то она, судя по рассказам близких, знакомых, до самого его последнего дня оставалась неизлеченной болью.
Надеюсь, что выход этого материала вызовет у знавших его людей интерес к созданию более объемного портрета личности, которой мы, ингуши, должны гордиться, и память о которой должны сохранить.
Но прежде чем начать рассказ о Н.Г. Ахриеве, мне хотелось бы вспомнить событие почти пятилетней давности, с которого в Национальной библиотеке нашей республики и началось формирование коллекции Ахриева, создание отдельного кабинета Нуреддина Габертовича…
Незадолго до нового 2001 года к нам в Постоянное представительство в Москве (а работал я тогда именно там) поступило распоряжение председателя правительства Ингушетии Ахмеда Мальсагова об организации приема библиотеки Нуреддина Ахриева, передаваемой республике его вдовой Камиллой Константиновной Кудрявцевой и пасынком.
Честно говоря, распоряжение это меня не особо обрадовало. Разговоры о библиотеке Ахриева я давно относил к устойчивым мифам, циркулирующим в кругах современной ингушской и чеченской интеллигенции, вызревшей в 60-70-е годы в московских вузах. Мне казалось, что есть некое сходство между разговорами о невероятной библиотеке Ахриева (в которой есть «всё-всё») с захватывающими «исследованиями» по пресловутой «Либерии» Ивана Грозного, замурованной в неких тайных подземельях московского Кремля.
Мой хороший друг Ахмед Беков, к сожалению, в расцвете сил ушедший из жизни, в те же 70-е годы закончивший факультет журналистики МГИМО, вспоминая о встречах с Нуреддином Ахриевым, рассказывал и о библиотеке, которая теперь должна была быть передана Ингушетии. Из этих рассказов мне было известно, что преподаватель арабского языка МГУ Нуреддин Ахриев, всю жизнь собиравший собственную библиотеку, когда-то по настоянию жены-осетинки подарил свою уникальную кавказоведческую коллекцию Северной Осетии.
Хотя ни Ахмед Беков, ни кто другой, не могли сказать, где именно во Владикавказе хранятся эти книги - в университете, Северо-Осетинском НИИ или в ином учреждении. В любом случае было понятно, что они навсегда утеряны для Ингушетии.
Со слов Уздият Далгат, мне известна история другого богатого собрания – библиотеки ее отца Башира Керимовича Далгата, автора трех фундаментальных академических работ по ингушам. Переданная дочерью ученого Дагестанскому отделению РАН эта коллекция растащена по личным библиотекам теми, кто имел хоть какой то доступ к ней. Владикавказ не сильно отличается от Махачкалы, там тоже есть «библиофилы», не брезгующие воровством для пополнения личных коллекций.
Позже от вдовы Ахриева Камиллы Константиновны я узнал, что, как-то вернувшись в Москву из поездки в тогда еще Орджоникидзе, это было через некоторое время после передачи библиотеки, Нуреддин Габертович сокрушался в связи с пропажей около трехсот редких изданий переданной им коллекции.
Все эти мысли, преследовавшие меня после поступления распоряжения, оптимизма не добавляли, больше того - создавали впечатление напрасной суеты, отвлекающей правительство от важных насущных проблем. Почему-то казалось, что завышенные ожидания могут не оправдаться.
Своими сомнениями поделился с Радимой Газдиевой – директором республиканской библиотеки. Но к тому времени, когда она позвонила мне из республики, вопрос о передаче книг уже был решен. Предварительные переговоры с наследниками вел ученик Ахриева Иса Бисаев. А позже с Камиллой Константиновной лично разговаривал председатель правительства Ахмед Мальсагов.
Радиме Газдиевой имя Нурдина Ахриева мало что говорило. Не слышала она прежде и о его библиотеке. Нам было известно только то, что ни описи, ни даже перечня библиотека Ахриева не имеет, а книг, которые предстояло упаковать и отправить в Ингушетию, должно было быть около восьми тысяч.
Я рассказал Радиме Газдиевой о том, что мне известно по предстоящей нам работе, а также о рукописи «Вайнахская ономастика». Об этой рукописи стоит сказать особо.
Примерно в 1994 году я познакомился с сыном Камиллы Константиновны Алексеем Кудрявцевым, сотрудником Института востоковедения РАН. Из состоявшейся с ним беседы узнал о том, что сохранилась рукопись большой работы Нуреддина Ахриева «Вайнахская ономастика». Во время переезда с квартиры на квартиру она пострадала, часть ее утрачена. Некоторое представление о рукописи этой монографии Н.Г. Ахриева даёт небольшая статья по той же теме «Исконные имена чеченцев и ингушей», опубликованная им в Известиях ЧИ НИИЯЛ в 1975 году. Сегодня приходится сожалеть, что нет специалиста, который бы подготовил рукопись и издал это интересное исследование.
В феврале 2001 года вся работа, связанная с библиотекой Н. Г. Ахриева, благополучно завершилась доставкой книг в Ингушетию. И в этой связи вспоминается маленький эпизод, свидетельствующий об участии тогдашнего руководства республики в возвращении ингушам имени Нуреддина Габертовича. Как-то так случилось, что вывоз книг, оформление документов и прочие необходимые при перевозке таких грузов процедуры никак не состыковывались с расписанием вылета самолета на Ингушетию. Вылет был задержан до полного решения всех вопросов по просьбе тогдашнего президента республики Руслана Аушева.
Мне кажется, Аушев понимал – этим рейсом в Ингушетию вывозятся не просто книги для Республиканской библиотеки – на родину возвращается имя самого Нуреддина Габертовича Ахриева, волею судьбы еще c 20-х годов оказавшегося за ее пределами.
Мне представляется также, что такие реальные дела руководителей республики, куда значимее для сохранения памяти о достойных представителях нашего народа, чем посмертное навешивание им орденов «За заслуги».
Родился Нуреддин Ахриев (родители назвали его Мусостом, видимо, в честь прадеда, а Нуреддин - это второе имя, которое за ним и закрепилось) 17 сентября 1904 года во Владикавказе в семье царского офицера (мать Нуреддина, Куриева Заби Гайрбековна умерла, когда ему было чуть больше трех лет).
Отец его Габерт, как и дед, полковник русской кавалерии, погибший в 1878 году под болгарским городом Плевной Темурко Мисостович Ахриев - дослужился до звания полковника. Он был войсковым старшиной. Службу проходил во Втором Кубанском пластунском Его Императорского Величества наследника-цесаревича батальоне. О том, как служил Габерт Теймуркович, говорят и его награды. Он был награждён орденами Св. Анны всех четырех степеней, орденами Св. Станислава и Св. Владимира.

На фото: Отец Нуреддина Ахриева полковник царской армии Габерт (сидит в центре) со своими подчиненными казаками-кубанцами (1890 год)
В связи с революционными событиями полковник Габерт Ахриев сделал свой выбор. В марте 1918 года, несмотря на свой преклонный возраст, он добровольно вступил в ряды Красной армии и участвовал в гражданской войне. Кадровый офицер после демобилизации в 1922 году Габерт Ахриев особо не задумывался над тем, чем заняться. Свою образованность он решил посвятить просветительству. Так вчерашний военный стал учителем в селе Новый Джейрах Пригородного района, где и проработал до самой смерти, последовавшей в 1933 году.
Карьера потомственного военного ожидала и Нуреддина Габертовича. Его определили во Владикавказский кадетский корпус. Но после революционных событий корпус был закрыт. И образование пришлось продолжить во 2-ом Владикавказском реальном училище.
Вообще, бурные годы революции и гражданской войны, пришедшие как раз на его юность, и определили будущность Нуреддина. Они вызвали в нем неутолимую жажду быть нужным выбору того непростого времени. Тем более что рядом находились люди, которые формировали в нем революционного романтика. Как позже Нуреддин писал в своей автобиографии, самостоятельную жизнь он начал рано. «В возрасте 14 лет, в 1918 г. был вовлечен своим братом Гапуром Ахриевым в работу по установлению советской власти на Северном Кавказе, выполнял поручения партийных работников, в том числе был связным Сергея Кирова, который в то время работал редактором газеты «Терек», находясь на легальном положении и Серго Орджоникидзе, который нелегально проживал в доме Ахриевых». То есть случилось так, что Нуреддин, несмотря на свою молодость, оказался в эпицентре антиденикинского партизанского движения.
С окончанием войны Нуреддин с жадностью продолжает прерванную учебу, поступает на физико-математический факультет Горского института народного образования во Владикавказе, который оканчивает в 1926 году. В том же году он становится членом ВКП (б). Работал учителем математики в одной из школ Владикавказа.
Факт образования в 1924 году Ингушской Автономной области возбудил в Нуреддине, как и у многих его сверстников, составлявших интеллектуальную элиту тогдашнего ингушского общества, огромную активность. Все жили романтическими надеждами на скорые и счастливые перемены и в жизни собственного народа, и в жизни огромной страны - СССР, которую они обрели в боях «за правое дело». Он с головой окунулся в общественную жизнь. Будучи математиком по образованию, Нуреддин проявляет большой интерес к литературе - состоит членом «Ингушского литературного общества», объединившем весь культурный цвет Ингушетии. Членами этого своеобразного клуба интеллектуалов являлись такие знаковые для ингушской культуры XX века фигуры как Заурбек и Фатима Мальсаговы, Идрис Базоркин, Тембот Беков, Абул-Гамид Гойгов, Хаджибикар Муталиев и многие другие. Полноправными членами «Ингушского литературного общества» были также русские, осетинские и чеченские литераторы. Отметим, например, чеченских писателей Солтаби Арсанова, Саида Бадуева, Магомеда Мациева, осетина Бориса Алборова, Михаила Гадиева, русского Всеволода Васильева. Членом общества был и Георгий Константинович Мартиросиан, автор «Истории Ингушии», вышедшей впервые в 1933 году в Орджоникидзе.
Кроме этого Нуреддин Ахриев находит применение своим знаниям и в осуществлении программы по ликвидации в Ингушетии безграмотности. Он является бойцом, а затем помощником командира взвода Владикавказского батальона частей особого назначения.
В 1927 году Н.Г. Ахриева переводят в Ростов-на-Дону, где он работает научным сотрудником в Северо-Кавказском Краевом Горском Научно-исследовательском институте, а в Северо-Кавказском национальном издательстве участвует в подготовке учебников на родных языках для ингушских и чеченских школ.
В связи с назначением его ответственным секретарём Постоянного представительства Ингушской Автономной области при Президиуме ВЦИК в 1928 году он переезжает в Москву.
Но долго в Постпредстве Н.Г. Ахриев не задерживается. В том же 1928 году становится преподавателем Коммунистического университета трудящихся Востока (КУТВ), где проработал до 1937 года. Нуреддин Ахриев, говоря без преувеличения, был человеком огромных интеллектуальных возможностей. Об уровне его знаний, об их многоаспектности можно судить хотя бы по тому, что не имеющий ученой степени Нуреддин Габертович преподавательскую работу в КУТВ совмещал с курсами лекций по математике, топографии и военной географии, которые он читал в военных учебных заведениях. Такая востребованность, может быть, и была характерна для какой-то провинции, но, наверняка, не для столицы, где даже по тем временам с высококлассными преподавательскими кадрами для вузов не было проблем. Свидетельством огромного интеллектуального потенциала можно считать и факт его учебы в аспирантуре престижного Научно-исследовательского института математики и механики при механико-математическом факультете МГУ.
Правда, эта учеба в 1937 году была прервана командировкой Нуреддина Ахриева на арабское отделение Московского института востоковедения, осуществленной по спецнабору ЦК ВКП (б). Через три года он с отличием оканчивает этот институт, и решением Государственной экзаменационной комиссии ему присваивается квалификация референта-переводчика по арабским странам. Эта же комиссия отмечает отличное знание Нуреддина Габертовича Ахриева арабского, французского и английского языков.
В Санкт-Петербургском филиале архива РАН сохранились письма – переписка Ахриева с крупнейшим русским востоковедом-арабистом, автором перевода Корана на русский язык Игнатием Юльевичем Крачковским. В этих письмах, часть которых написана на арабском языке, освещаются вопросы, связанные с военным делом в Арабском халифате в эпоху Омейятов и Аббаситов. Как явствует из переписки, Нуреддин Габертович собирался готовить кандидатскую диссертацию по теме влияния Крестовых походов на развитие военного дела в Европе. Вероятней всего, осуществлению планов написания диссертации помешал призыв Ахриева в армию. Он был зачислен кадровым офицером и направлен в распоряжение штаба Закавказского военного округа.
Можно только сожалеть, что научная карьера Ахриева, в прямом ее понимании, так и не состоялась. Человек разносторонних знаний Нуреддин Габертович никогда не замыкался в одной узкой сфере. Интересы его широко простирались на смежные научные дисциплины. Занимаясь преподаванием арабского языка, он являлся и авторитетным знатоком истории, этнографии, культуры, религии стран арабского востока. На вопрос удивлённых многоаспектностью его знаний собеседников, кто же он по основной специальности Ахриев отвечал: «Я несостоявшийся военный историк».
По некоторым сведениям, Н.Г. Ахриев участвовал в финской кампании 1939 года. Подготовка и проведение военных действий на Карельском перешейке осуществлена была штабом Красной Армии до невозможности плохо. Обеспечение действующей армии необходимыми боеприпасами, провизией, техникой осуществлялось с перебоями. Действия в зимних условиях продемонстрировали, что обмундирование и тыловое обеспечение никак не соответствует условиям наступательной войны. Однако, несмотря на все это, несмотря на ожесточённое сопротивление финнов, Советский Союз вышел из этой войны победителем, подписав договор, в соответствии с которым государственная граница была продвинута на значительное расстояние на запад от Ленинграда. Это обеспечивало безопасность важного железнодорожного пути, связывавшего главную военно-морскую базу в Мурманске с остальной территорией страны. Победа эта была оплачена многими тысячами жизней советских солдат и офицеров, погибших не только и не столько от огня противника, сколько от голода и холода. Но о «финском» эпизоде его жизни сведения сохранились лишь в семейных преданиях. Документальных подтверждений его участия в финской кампании обнаружить не удалось.
В период Второй мировой войны Нуреддин находился на Закавказском, Крымском и 4-ом Украинском фронтах, являлся начальником 7-го отдела политуправления ЗакВО и Закфронта, последовательно командиром дивизиона курсантов, старшим преподавателем Тбилисского артиллерийского училища, заместителем командира 16-го зенитно-артиллерийского полка.
Но главным предназначением Нуреддина Габертовича, как специалиста-востоковеда, в годы войны был, по всей вероятности, Иран. В 1941 и 1942 годах он неоднократно выезжал в «военные командировки» в эту страну, а в 1943 году, как можно предположить из отрывочных сведений, находился в составе советской рабочей группы, подготавливавшей Тегеранскую конференцию глав государств антигитлеровской коалиции.
Говоря о советском военном присутствии в Иране в годы Второй мировой войны, надо сказать о том, что в 1921 году между РСФСР и Персией был подписан договор, одним из пунктов которого советской стороне в случае возможной угрозы безопасности РСФСР с этих территорий представлялось право ввода частей РККА в приграничные провинции Персии. Опираясь на этот договор, Советский Союз в 1941 году ввел свои войска в северные провинции Персии, так называемый Иранский Азербайджан. В ходе всей войны советские союзники по антигитлеровской коалиции США и Великобритания через территорию Ирана осуществляли поставки СССР по ленд-лизу военной техники, медикаментов и провизии. Пресловутые новенькие американские «Студебеккеры», которые в феврале 1944 года вывозили ингушей из их сёл на железнодорожные станции для дальнейшей депортации в Казахстан, также прошли этим персидским маршрутом – через Грузию, Крестовый перевал в Орджоникидзе.
После окончания войны, в течение 1945 года советские войска были поэтапно выведены из Ирана. Любопытен, кстати, ещё один исторический факт. Через территорию Ирана в 1945 году осуществлялась репатриация советских граждан и бывших эмигрантов из Европы по маршруту: французский Марсель-Суэц-Иран-Баку. Этим путём, вернулась и часть бывших ингушских военнопленных.
Вообще-то, тема присутствия советских войск в Иране, вернее, тема намерений советского руководства относительно Иранского Азербайджана, ждет своих разработчиков. Мне же представляется, что здесь затевалась кампания по удовлетворению территориальных аппетитов СССР за счет Ирана и прилегающих территорий Турции. Предполагаю, что Нуреддин Габертович с его аналитическим умом, великолепным знанием обычаев и нравов этой страны и, наконец, как военспец представлялся для таких целей весьма ценным кадром. На эти мысли наталкивает и сохранившаяся в личном архиве Н. Ахриева «Краткая историческая справка об Азербайджане», подготовленная им самим, очевидно, для высшего военного командования и датированная декабрем 1942 года, как раз в период его «военных командировок» в Иран. И хотя «Справка» скромно названа «краткой», многостраничный текст дает основательное описание границ Иранского Азербайджана, содержит много ценных исторических деталей и оценку современного состояния этой части иранской территории.
Но в любом случае «проглотить» часть Ирана и Турции Советскому Союзу не удалось.
А война для майора Нуреддина Ахриева закончилась в конце 1945 года. Он вновь возвращается к преподавательской деятельности в Москве - в Высшей дипломатической школе Министерства иностранных дел СССР ведет арабский язык, параллельно преподаёт на филологическом и историческом факультетах МГУ.
Учитывая национальную принадлежность Н.Г. Ахриева, можно было бы удивляться, что его не затянула страшная машина сталинских репрессий – к тому времени его сородичи уже более года отбывали пожизненный срок сталинского наказания в холодных степях Центральной Азии. Но и его, идейного коммуниста, имевшего определенные заслуги перед страной, не обошла чаща сия. 30 марта 1951 года управлением МГБ СССР на него заводится дело, и 22 августа Нуреддину Габертовичу по пресловутой статье 58-10 присуждают восемь лет лишения свободы с последующим поражением в правах.
Поводом для ареста стали публичные заявления Ахриева о неправомерности, ошибочности выселения ингушей и чеченцев и ликвидации их автономии в 1944 году. Правда, разговоры такие велись, как правило, в узком кругу, в присутствии родственников жены. Упоминавшийся мной покойный Ахмед Беков, который в годы своего студенчества нередко бывал в гостях у Нуреддина Габертовича, рассказывал мне об атмосфере, царившей в этой семье. В частности о том, что Нуреддин, по словам жены Ахриева осетинки по национальности Рейнат (Екатерины) Ивановны Рамоновой, несмотря на ее предупреждения, часто неодобрительно высказывался о депортации ингушей и чеченцев. Екатерина Ивановна рассказывала Ахмеду Бекову: «На все мои предупреждения Нуреддин отвечал: «Но, Катенька, ведь все свои. Кто на меня донесет?» Донесли. Доносчиком оказался брат Екатерины Ивановны Николай Рамонов.
Хотя причины ареста покрыты тайнами и по сей день, какой-то свет на них проливают воспоминания второй жены Нуреддина Габертовича К. К. Кудрявцева.
«Кажется, его обвиняли в национализме, - рассказывает Камилла Константиновна, - и в том, что он агент английской и турецкой разведок. Там ещё была запись его телефонного разговора с кем-то из знакомых. Нурдин со смехом рассказывал о письме своей дочери Азы Сталину. Девочка жаловалась в письме на то, что учительница поставила ей незаслуженную двойку и просила Иосифа Виссарионовича восстановить справедливость. Этот смех Нуреддину тоже зачли. Кое-кто из его коллег и соседей дали на него показания…
Его и позже пытались обвинять в религиозной пропаганде, напоминая ему высказывания перед студенческой аудиторией о том, что арабский язык надо изучать по Корану, который был библиографической редкостью. Поэтому Нуреддин на занятия к студентам ходил с собственными Коранами и раздавал их ребятам.
А еще припомнили, - продолжает Камилла Константиновна, - случай 1943 года в Персии. Там, кажется, такая история была: Нуреддин Габертович в Персии находился в подчинении у Мамсурова, однажды он поправил девочку-персиянку, читавшую Коран. При этом эпизоде с ним рядом находились сослуживцы и, конечно же, донесли. Тогда его спасла болезнь. Он, насколько я знаю, заболел бруцеллезом. Генерал Мамсуров, в подчинении которого он находился, отправил его на излечение в харьковский госпиталь. Таким образом Мамсуров спас Нуреддина от неминуемых репрессий.
Однако, Екатерина Ивановна, видимо, имела какие-то основания быть недовольной действиями соплеменника или даже своего родственника генерала Мамсурова. Позже она в резкой форме на людях высказала ему что-то неприятное, обвинив его в том, что он не защитил ее супруга. Нурдин Габертович, был очень недоволен этим. «Зачем же Катенька так публично это сделала?». Насколько я понимала, Нуреддин не оспаривал позицию супруги. Его больше беспокоила публичность сделанных ею обвинений. После того разговора отношения с Мамсуровым испортились. Но в любом случае, с женой Мамсурова Нурдин Габертович еще долго поддерживал хорошие отношения, - говорит Камилла Константиновна».
Трудно сказать, что руководило в этой истории поведением Ахриева – то ли страх перед системой в олицетворении генерала Мамсурова, то ли природная интеллигентность Нуреддина Габертовича, которая отмечалась всеми, кто его знал. Он был бесконфликтен и умел глубоко прятать свои обиды.
Срок свой Н.Г. Ахриев в полном объеме не отсидел. 10 января 1955 года постановлением Прокуратуры СССР вынесенный ему приговор был отменен, и дело в уголовном порядке прекращено. В том же году его восстановили в партии. После освобождения Н.Г. Ахриев продолжал преподавательскую работу. Преподавал арабский язык на филологическом факультете МГУ (с 1956 года - Институт стран Азии и Африки при МГУ), читал лекции в Высшей дипломатической школе МИД и военной Академии имени М.В.Фрунзе.
Нуреддин Габертович был знаком и поддерживал отношения с историком Александром Некричем, автором первого (70-е гг.) крупного исследования о национальных репрессиях в СССР: «Наказанные народы». Самиздатовское издание этой книги, как и солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ» и другая диссидентская литература скрытно хранилась в квартире Ахриева. Добрые отношения связывали Нуреддина с женой генерала диссидента Петра Григоренко.
Нуреддин Габертович внимательно следил за всеми изданиями книг за рубежом Абдурахмана Авторханова, с которым был знаком с конца 20-х годов.
Очень разносторонний человек, Ахриев в 60-х, 70-х годах был авторитетным консультантом многих и многих исследователей кавказоведов и востоковедов в Москве, Ленинграде, Тбилиси, Баку, Харькове. В его библиотеке огромное количество авторефератов и монографий, с автографами и благодарностями авторов, в процессе подготовки своих изданий обращавшимися к Ахриеву за советом и консультациями. Такие крупные исследователи, как Леонид Лавров, Евгений Крупнов, Юнус Дешериев с интересом ожидали реакцию Ахриева на каждую свою новую работу. Внимательно наблюдал Ахриев за научной жизнью родной Чечено-Ингушетии. Выезжал с чтением лекций в ЧИГПИ-ЧИГУ.
Ахриев увлёк и дал направление десяткам специалистов, ставших сотрудниками академических научно-исследовательских учреждений, ВУЗов, крупных российских библиотек и МИДа. Среди его учеников граждане России, Туркмении, Германии, Ирана, стран Латинской Америки.
Работы Ахриева, к сожалению, не собраны и не опубликованы отдельным изданием. Они разбросаны по различным научным сборникам и периодическим изданиям, выходившим в Грозном, Махачкале, Тбилиси, Орджоникидзе, Москве. Долгие годы Нуреддин Габертович работал над ономастикой чеченцев и ингушей. Разрозненная рукопись этой работы, как говорилось выше, хранится сегодня в Ингушской национальной библиотеке и ещё ждет своего издания. Рукопись работы «Арабская ономастика у народов Северного Кавказа», подготовленная к публикации, была отправлена Нуреддином Габертовичем для просмотра своему другу – чеченскому писателю Халиду Ошаеву, и, к сожалению, она была утрачена. После неожиданной смерти Халида его сын Маирбек сообщил, что среди бумаг отца рукописи Ахриева нет.
Как образец научной полемики можно рассматривать его статью, опубликованную в 1957 году во втором томе «Учёных записок» Дагестанского филиала Академии Наук СССР. В ней Ахриев разрушает концепцию именитых ученых Н. Смирнова, М. Покровского и А. Фадеева, попытавшихся доказать реакционную сущность ислама и в искаженном свете представить движение кавказских горцев в первой половине XIX века. Вызывает уважение не только дотошность изучения Ахриевым оппонируемого материала, но и в большей мере его смелость. Многие ли в те годы посмели бы поднять свой голос в защиту религии? Ахриев посмел.
Наш рассказ об Ахриеве мы начали с истории передачи Ингушетии большой коллекции книг из личной библиотеки Нуреддина Габертовича. Тогда, работая над подготовкой книг к отправке, я отметил: энциклопедические знания Ахриева, могли, ко всему прочему, формироваться именно и в той библиотечной среде, которую он сам и создавал на протяжении десятков лет. Коллекционирование книг было непросто страстью, увлечением Ахриева-библиофила, но и потребностью Ахриева-исследователя.
По названиям книг ахриевской библиотеки можно судить о приоритетах его книжных интересов. Всю жизнь он со знанием дела собирал редкие книги о Кавказе и Востоке. Несостоявшаяся военная карьера оставила свой след и здесь, в библиотеке Нуреддина Габертовича было очень много книг по военному делу, в том числе на иностранных языках. По рассказам его вдовы Камиллы Константиновны Кудрявцевой, Нуреддин Габертович не упускал не одного случая, чтобы не стать обладателем редко тогда появлявшихся в букинистических магазинах Коранов.
После ареста часть библиотеки Ахриева была конфискована сотрудниками НКВД. Главным образом «репрессии» подверглась политическая, так называемая «троцкистская литература». Изъяли «Историю ВКП (б)» Емельяна Ярославского, многие другие книги. Но после лагерной жизни Нуреддин Габертович с какой-то неутолимой жадностью начал по-новому формировать свою библиотеку. Без нее он не мыслил себя.
Вообще, мое знакомство с книжной коллекцией Нуреддина Габертовича помогли открыть в нем человека, блестяще владеющего утраченной сегодня культурой чтения. Эта способность вдумчивого и критичного читателя видна в карандашных пометках между строк и на полях большинства книг из его библиотеки. Сделаны они рукой Нуреддина именно тонко отточенным карандашом и никогда – ручкой, мелким, хорошо читаемым почерком, как раз приспособленным для заполнения узких свободных пространств межстрочных интервалов и нешироких книжных полей.
Для читателя-интеллектуала Ахриева не было авторитетов. Разносторонне развитый, с огромным багажом знаний, тонкий знаток истории, языков и культуры народов Кавказа и Востока, сам свидетель и участник исторических процессов новейшей истории (революция и гражданская война на Кавказе) он напрочь был лишён чувства священного трепета перед научными званиями и титулами авторов книг и исследований. Всякий печатный текст подвергался им «беспощадному» разбору так, как если бы он проверял курсовые работы своих студентов.
За неубедительность «научных» доводов, нелогичность и непоследовательность в исследовании, за не проработанность темы, проявлявшейся в незнании источниковой базы, кандидат или доктор наук запросто могли получить весьма нелестный эпитет («Дурак!», «??!», «Чушь», «Сволочь»). Тут же на полях Ахриев-читатель в одной, двух строках даёт свои пояснения и комментарий. Такой же эмоциональный заряд несут и пометки сделанные Ахриевым в удачных, по его мнению, местах исследования («Браво!», «!!!»). Это может касаться и удачно сделанного вывода и к месту приведенного довода, и смелого нового взгляда, подкреплённого убедительными аргументами, и убедительной критики позиций иных авторов по исследуемой теме, просто меткому обыгрыванию слов. В книге П. Ковалевского «Кавказ» 1914 года издания обнаружил снимок вооружённого горца приятной внешности в нарядной традиционной черкеске, который представлен как осетин. Нуреддин Габертович узнает в нем своего отца и помечает: «Мой папа».

Снимок "осетина" из книги П. Ковалевского "Кавказ" 1914 года издания с пометкой Н.Г. Ахриева "Мой папа"
По хорошему жадный к знаниям Ахриев отмечает пометками («sic!», «!!!») интересные места, новую интересную информацию, над которой стоит поразмышлять или принять к сведению.
Ахриев-читатель, прекрасно знакомый с трудами Маркса, Энгельса, Ленина, будучи коммунистом, тем не менее, не принимает выводов исследователя подкрепляющего собственные изыскания исключительно ссылками на коммунклассиков, достоверность и научная убедительность требуют, судя по пометкам Ахриева, обращение к самому широкому кругу источников.
Просматривая некоторые книги из библиотеки Ахриева, задерживаясь на его пометках, сделанных им на полях и в межстрочных пробелах, я пришел к выводу о том, что именно здесь, наедине с книгой Ахриев-человек наиболее открыт, откровенен. В жизни, особенно после лагерного заключения, Нуреддин был достаточно закрытым, не расположенным к откровенным разговорам человеком. Другое дело книги.
Интересная деталь – Ахриев придерживался правила никогда и никому не давать в пользование книги из собственной библиотеки. Я думаю, тут в одинаковой мере присутствуют два обстоятельства: во-первых, это известный многим страстным библиофилам страх потерять одну из своих любимых книг и, во-вторых, что может быть более важно, пометки владельца слишком многое могли сказать о нём постороннему, больше, чем он хотел бы, чтобы о его взглядах было известно кому-то. Второе обстоятельство я бы объяснил и влиянием жестокого времени, в котором он жил и которое никак не хотело его отпускать.

Незадолго до смерти Нуреддин Габертович, сидя у окна, сказал, неизвестно к кому обращаясь:
«Я ухожу».
Жена, услышав эти слова, сделала вид, что ничего не поняла, и как бы невзначай заметила:
«Куда ж ты пойдёшь? Сейчас погода плохая, выйдешь, прогуляешься потом».
«Ты не понимаешь. Я ухожу… Совсем… Из жизни ухожу».
Работа для него слишком много значила, и после выхода на пенсию здоровье Нуреддина Габертовича быстро ухудшилось.
Когда он уже был прикован к постели, пришли два врача - необходимо было сделать медицинское заключение, для того чтобы определить группу инвалидности. Врач задавал вопросы, на которые Нуреддин Габертович с трудом и очень невнятно отвечал. Когда врач обратился в очередной раз к старику с вопросом:
«Какой сегодня год?».
Нуреддин Габертович неожиданно совершенно чётко и громко отчеканил:
«1937-ой!».
«Нет, какой с-сей-час год?» - вновь повторила женщина.
И снова последовал совершенно четкий ответ Нуреддина:
«1937-ой!».
Человек, с романтизмом ринувшийся в революцию, озарившийся светом ее идей, веривший в то, что пролитая за утверждение социальной справедливости кровь должна окупиться всеобщим благом, угасал под знаком проклятого 37-го. Знак Большого Террора, как бы не менялись времена и главные действующие лица в истории страны, сопровождал эту Личность до последнего часа. Он довлел над ним, цепко держал его в своих клешах, не давая свободы самоутверждения, сковывая его природный ум. Одаренный мудростью и обогащенный знаниями, он прекрасно осознавал всю пагубность системы, которая кровавым образом исполосовала жизнь миллионов его сограждан, которая и спустя 50 лет после года Большого Террора, уродуя человечность в людях, продолжала оставаться репрессивной.
Думаю, Нуреддин Габертович, с молодых лет состоявший в партии коммунистов, разочаровался в своих юношеских коммунистических идеалах. Толчком к этому, вероятно, стала депортации его народа, пройдя арест, следствие и кошмар лагерной жизни он окончательно расстался с иллюзиями. Он был верующим человеком. По воспоминаниям жены, Н.Г. Ахриев глубоко переживал, что, будучи в армии на советско-финской войне, он кушал сало, которым с ним делились солдаты-украинцы. Делал он это вынужденно. Чтобы не погибнуть. Но даже это суровую необходимость бороться за жизнь Нуреддин Габертович не считал для себя оправданием.
К умирающему Нуреддину приходили московские ингуши и чеченцы, сидели у постели и говорили на родном языке. Когда настал последний час, вызвали муллу, который читал отходную на арабском языке.
Нуреддин Габертович скончался 14 октября 1987 года в Москве. Похоронен он в горной Ингушетии, в родовом селе Ахриевых Фуртоуг.

Адам МАЛЬСАГОВ

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:31
Байсара Мочкхо

Эжи Эхк (Йовлой КIант), БIархой КIант, Ивизда ГIазд, Мухлой БаIашк, Ауша Элмарза, Хоаной Хинг, Оарца КIарцхал и многие другие - они все относятся к более старшему поколению легендарных сынов ингушского народа. О них вы не прочитаете ни в одной книге, несмотря на то что они реально жившие исторические личности не очень далекого прошлого. Они живут, как и многие другие, в легендах, песнях самого народа.
Такова судьба и младшего поколения, таких, как Байсара Мочкхо, Уцига Малсаг, Кантыша ТIой, ГIамарза Дошлакьа, Хьиса Элти, Саьмпе Ума, и многих других, живших сравнительно недавно - в середине XIX века.
Об их героических делах ученые тоталитарного режима умалчивали сознательно, так как они никак не вписывались в образы представителей первобытного родового строя кавказских туземцев, которых потом просветили пришедшие к власти большевики.
Люди большой и яркой героической судьбы живут в памяти народа независимо от того, пишут ли историки какого-либо режима о них или не пишут. Всех вышеперечисленных легендарных сынов Ингушетии можно отнести именно к такой категории великих людей, имена которых народ увековечил за их патриотические дела, за их беспредельную преданность своему народу. Мы перед собой ставим задачу описать то, что сохранилось в памяти народа именно о тех, кто своими делами прочно вошел в легенды, песни своих потомков.
Одной из таких ярких личностей прошлого является Байсара Мочкхо (Сергей Федорович Базоркин). О нем при его жизни и после смерти всегда рассказывали легенды и пели песни лишь потому, что о его добрых делах рассказать простым повествованием невозможно.
Родился Мочкхо в 1817 году в семье прапорщика царской армии из рода Эги ваьра Газд в Камбилеевском хуторе, в тех местах, где сейчас находится село Базоркино. Обучался он в Тифлисской духовной семинарии - единственном учебном заведении на всем Кавказе. В те времена наши предки были язычниками, поклонялись многим божествам, среди которых был и Гал-Ерда (его именем клялись на верность России в 1810 году). Многие несведущие современники неверно толкуют о том, что Мочкхо принял православие, будучи мусульманином. На самом деле это не соответствует действительности. Он поступал на учебу в духовную семинарию будучи язычником, а в таком учебном заведении могли учиться только христиане, поэтому он принял православие, его нарекли именем Сергей сыном Базорки (от Байсара).
Итак, из Байсара Мочкхо (ингушский вариант) он становится Базоркиным Сергеем Федоровичем. Для многих непонятно русское звучание фамилии Базоркиных, так как в обычном общепринятом нахском варианте она должна была звучать как Боазаркъа наькъан.
В вышеназванной духовной семинарии Мочкхо успешно изучал российскую грамматику, чтение, письмо, краткий курс священной истории, арифметику, Закон Божий, географию, всеобщую историю, кроме родного ингушского языка знал и свободно говорил на языках грузинском, осетинском и чеченском. Для тех времен это был высокий уровнь знаний.
В службу царскую вступил 18 декабря 1838 года переводчиком в Управление владикавказского коменданта, затем в 1841 году был назначен приставом алагирского и куртатинс-кого народов, в феврале 1843 года был переведен на службу к приставу ингушевского и карабулакского народов в качестве переводчика, потом назначен помощником пристава и одновременно заведовал Камбилеевскими хуторами, где и было основано из тогдашних хуторов село, названное его именем Мочкий-Юрт, или в русском варианте - Базоркино. Чтобы перечислить все награды, полученные им за свои легендарные организаторские способности и добрые дела, потребуется много времени, поэтому мы ограничимся основными из них:
1846 год - Всемилостивейше награжден орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость»;
1848 год - награжден орденом Святой Анны с бантом;
1849 год - произведен в штабс-капитаны;
1850 год - награжден бриллиантовым перстнем самим наследником государя во время его приезда во Владикавказ и т. д.
Для тех времен это был высочайший уровень достоинства - успехов в общественной и политической жизни.
Но не за высокие награды и ратные подвиги слагали народы легенды и песни о достойнейшем сыне ингушского народа, а за его добрые дела. Здесь уместно их перечислить, как и те награды.
В то трудное время, когда на Кавказе шла ожесточенная война, которая длилась долгие годы, гибли целые народы и племена. Своей дальновидной политикой он вместе с верными соратниками вел свой маленький народ не к пропасти и гибели, а, умело обходя крутые повороты истории и военного лихолетья, вывел его из пропасти. Этим историческим подвигом он сохранил свой народ, сохранил Ингушетию - свою Родину - для грядущих поколений.
Народ, который долго поклонялся языческим богам, не мог приобщиться к новым условиям жизни, поэтому Мочкхо вместе со своими соратниками, такими, как Уцига Малсаг Долгиев, Дошлако Гамурзиев, Кантыш Т1ой, Барсук Мальса-гов и другие, использовав высокий религиозный авторитет Кунта-Хаджи Кишиева, с которым он был в близких отношениях, организовал принятие ислама нашим народом, хотя сам до конца своих дней оставался в православии. Для него, патриота своего народа, было целью жизни покончить с язычеством и приобщить соплеменников к одной из великих религий мира и этим самым оздоровить нравственную сторону жизни народа. Он хотел видеть свой народ нравственно здоровым, честным и трудолюбивым, уважающим закон и каноны единой религии.
Общеизвестно, что царские сатрапы преследовали всякую мысль, которая могла бы объединить горцев, сплачивать их вокруг какой-либо идеи.
Носители таких идей подвергались аресту, ссылались на каторгу, и там их ждала мученическая смерть. В те времена такому гонению был подвергнут выдающийся шейх Кунта-Хаджи Кишиев, хотя он жил скромной жизнью праведника-дервиша. Царских сатрапов пугал его высокий авторитет и число сторонников его учения - «Зикра». Он был вызван во Владикавказ к наместнику царя на допрос и для возможного ареста.
Переночевав у своего знакомого (в с. Базоркино) некоего Аспиева ТIоги, он пешком направился в г. Владикавказ к наместнику.
По дороге его догнал ехавший к наместнику на служебной тройке лошадей Байсар Мочкхо. Последний подобрал дервиша-старца и доставил в город. В пути они познакомились. Мочкхо знал, зачем наместник вызвал к себе Кунта-Хаджи Кишиева, поэтому он прежде сам зашел к наместнику, объяснил ему несостоятельность тех слухов и представил дервиша со словами:
- Ваше Сиятельство, какую угрозу России может представлять этот странник-дервиш?
Наместник после такого авторитетного вмешательства почтеннейшего Мочкхо Базоркина смягчил свой пыл и отпустил Кунта-Хаджи с миром домой в Чечню.
Его знакомый Аспиев ТIоги по такому радостному случаю запряг пару волов и на них повез Великого Устаза в Чечню. По приезде их там состоялись религиозные торжества, жертвоприношения и зикр, где ТIоги Аспиев принес в жертву одного из своих волов. Когда он отправлялся в обратную дорогу, подвязав ярмо с одним волом в упряжке, то мюриды Великого Устаза вместо жертвенного привели ему чернорябого вола, и ТIоги благополучно вернулся домой. Приехав домой, Аспиев ТIоги рассказал Мочкхо о торжествах, какие были в Чечне по случаю возвращения Кунта-Хаджи, и о том, что он пожертвовал одним своим волом ради такого праздника.
Мочкхо Базоркин, высоко ценивший все поступки людей, возвеличивающих честь ингушского народа, воспринял этот поступок Аспиева с великой радостью и сказал: «Ты поступил как настоящий ингуш» - и подарил ему из своего стада двух быков за его патриотический поступок.
Мочкхо высоко ценил честь своего народа и не оставлял без внимания всякого, чьи поступки возвеличивали ингушский народ, ценил умных, инициативных и честных людей, способных своими делами высоко нести честь и достоинство народа.
Вместе с тем он жестоко расправлялся с работорговцами, ворами, грабителями и убийцами. Целью его жизни было сделать свой народ честным и счастливым. Это знакомство Байсара Мочкхо с Кунта-Хаджи явилось началом их большой дружбы. После этого еще два раза приезжал Кунта-Хаджи к нему. Когда последний раз Великий Устаз возвращался после поездки к Мочкхо, он ехал и часто улыбался от волновавшей его радости. Когда мюриды попросили его поделиться этой радостью, он ответил: «Два раза я приезжал к галгаям, просил Аллаха сделать их мусульманами, не было положительного ответа. Приехал я третий раз, и Аллах принял нашу молитву - галгаи примут ислам».
Многие спорят о сроках принятия ислама, не спорьте: процес этот длился долго. Но окончательное принятие ислама нашими предками закончилось в 1860-х годах благодаря двум легендарным людям: Кунта-Хаджи Кишиеву - Великому нашему Устазу, как главному проповеднику ислама, и помогавшему ему осуществить эту Великую Миссию патриоту Ингушетии Байсара Мочкхо.
Если бы на счету Мочкхо была только эта заслуга, и то он заслужил, чтобы потомки воздвигли ему памятник.
Его гибкий ум, неиссякаемая энергия и дальновидная политика в долгое лихолетье войны не только сохранили маленький народ от исчезновения с лица земли, но указали путь к жизни мирной и нравственно здоровой. Не случайно он в памяти народной является идеалом мужества, добра и патриотизма.
По словам самого Кунта-Хаджи, «Дала даькъал вир Мочкха къаман яхь йолаш саг из хилирах». По завету своего Устаза мюриды ислама совершили «мух» - обряд священной молитвы, как мусульманину, умершему Мочкхо.
Родовой склеп Мочкхо, сооруженный из кирпича, находился во дворе его потомков, под небольшим холмиком-могилой. Там, в подземелье, с трудом помещались два деревянных гроба славной четы Базоркиных - Мочкхо и его жены Хамбешар. Конечно, этой святыни нет сейчас, она стерта с лица земли.
В день нашего выселения 23 февраля 1944 года родовой склеп семьи Мочкхо врагами нашими был вскрыт, гроб с его останками был извлечен и публично сожжен. История эта рассказана нам покойным Идрисом Базоркиным.
Внук Байсара Мочкхо Сергей Базоркин (назван этим именем в память великого своего деда) жив и здоров, живет в настоящее время в г. Карабулаке и имеет шестерых сыновей и двух дочерей, множество внуков. Несмотря на свой солидный возраст, выглядит вполне бодро, отличный собеседник, при хорошей памяти; лицом, а особенно усами, смахивает очень на своего легендарного деда. Фотографии Мочкхо не было. Узреть образ человека-легенды помог неожиданный случай. Правнучка Мочкхо, представительница другой национальности, 85-летняя старушка, прислала из Москвы в 1976 году Идрису Базоркину редчайшую фотографию, где Мочкхо снят стоящим около сидящих своячениц.
Из документов тех времен четко просматривается решение царского правительства: карабулаки (плоскостные ингуши) подлежат или поголовному уничтожению, или поголовному переселению. На деле применили и то, и другое. До переселения карабулаков в Турцию их села просто уничтожались, а когда при посредничестве Мусы Кундухова (осетинский генерал) была достигнута договоренность, началось поголовное переселение карабулаков в эту мусульманскую страну. Остаться мог только тот, кто мог себя причислить к галгаям или еще к какому-нибудь этносу.
Мочкхо, как патриот своего многострадального народа, помог многим остаться дома под видом другой национальности. Судьба карабулакского народа была перечеркнута царскими сатрапами. Основная часть его была переселена в Турцию, а остальные растворились в массах чеченцев и ингушей.
Умудренные жизнью старцы шли к Мочкхо набираться ума-разума. Задавали ему самые каверзные вопросы, на которые он легко и просто отвечал. Среди них звучал и такой вопрос: «Какая самая неотвратимая беда может постигнуть настоящего горца-мужчину?» Среди возможных несчастий они перечисляли: ограбление с уводом коня разбойниками в пути, отнятие любимой женщины, убийство отца и брата и т. д., но ни одно из них не подтвердил Мочкхо как подлинную беду для настоящего горца-мужчины. Тогда старцы попросили Мочкхо назвать эту неотвратимую и ничем не исправимую беду. Он ответил: «Не исправимая ничем беда - непутевые сыновья».

М. Аушев

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:32
ГЕНЕРАЛ БЕКБУЗАРОВ: ТРУДНАЯ, ЯРКАЯ ЖИЗНЬ

- Постойте-ка, кто это едет верхом? Кажется, Бек? - Да. Бек-Агамалов, - решил зоркий Лобов. - Как красиво сидит.
...По шоссе медленно ехал верхом офицер в белых перчатках и в адъютантском мундире. Под ним была высокая длинная лошадь золотистой масти с коротким, по-английски, хвостом, она 'горячилась, нетерпеливо мотала круглой, собранной мундштуком шеей и часто перебирала тонкими ногами.
- Павел Павлыч, это правда, что он природный черкес?!
-Я думаю, правда... Да вы посмотрите, каков он на ло шади!»
Те, кто читал повесть Куприна «Поединок», наверное, помнят это место. Но мало кто знает, что прототипом офицера Бек-Агамалова для писателя стал Сосламбек Бекбузаров, ингуш из селения Кескем, некоторое время служивший в одном полку со ставшим позже известным писателем Александром Куприным.
Люди в военной форме всегда пользовались уважением в нашем народе. И в первую очередь, наверное, потому, что такие понятия, как офицерская честь, удаль, умение без страха смотреть в лицо смерти, были близки по духу обычаям горцев. И нет ничего удивительного в том, что маленький ингушский народ дал дореволюционной России 6 генералов, более 30 полковников и очень много офицеров, среди которых были и полные Георгиевские кавалеры.
Генералы Мочкхо Базоркин, Тонта Укуров, Эльберт Нальгиев, Сафарбек Мальсагов, Сосламбек Бекбузаров, полковники Ижи Джабагиев, Керим Гойгов, Муса Саутиев были людьми широко известными в народе и на Кавказе, а убитый в стычке с мюридами Шамиля офицер Уцига Малсаг стал символом красоты, благородства и мужества.
За годы советской власти мы начали забывать свою славную историю, забывать именно тех людей, которые были настоящими людьми чести. И долг наш сегодня вспомнить их, независимо от того, по какую сторону баррикад они стояли.
Воевавший за советскую власть на Кавказе главнокомандующий вооруженными силами Ингушетии бывший царский полковник Муса Саутиев и контреволюционер полковник Керим Гойгов - все они прежде всего оставались сыновьями своего народа, желавшими ему счастливой судьбы.
Таким был и генерал-майор Бекбузаров.
Сосламбек Сосаркиевич Бекбузаров родился в селении Кескем (ныне Хурикау Сев. Осетии) в 1865 году, в семье небогатого крестьянина. Отец мечтал дать сыну образование. Вложив все свои средства, устроил его во Владикавказское реальное училище.
Но денег для продолжения образования у него не было, и после окончания реального училища Бекбузаров идет вольноопределяющимся в армию. В те времена это звание давало возможность поступления в военное училище.
После службы в 20-й, а затем 12-й артиллерийских бригадах в 1885 году он направляется в Киевское пехотное училище, и после его окончания подпрапорщик Сосламбек Бекбузаров начинает службу в 45-м Днепропетровском пехотном полку.
Из писем молодого офицера к своему дяде (такому же молодому офицеру) Бекбузарову Янарсану чувствуется, что чуткому к чужой боли подпрапорщику было непросто вжиться в тяжелую атмосферу царской армии.
«Много у нас тупых и бессовестных людей, - пишет он. - Те жесткокости, что творят они над этими несчастными существами - солдатами, не дают мне покоя, как ненормальный хожу среди них. Хоть умру, но обязательно поступлю в академию. Готовиться начал уже сейчас: изучаю французский, русский, немецкий языки, читаю работы философов Дарвина, Спенсера, Спинозы, Канта, Гегеля. Что может быть прекраснее познания самого себя».
Пожалуй, это были самые трудные для Сосламбека Бекбузарова времена. Мизерного жалованья младшего офицера не хватало даже на более-менее сносное существование. Он снимал маленькую комнату, даже зимой не имея возможности топить печь. Вместо одеяла пользовался шинелью, вместо подушки - мундиром. Ел лишь один раз в день. Но, обладая гордым и независимым характером, скрывал свои беды от сослуживцев.
Несмотря на все трудности, Сосламбек Бекбузаров считается одним из лучших офицеров своего полка. Никто не может сравниться с ним в верховой езде, искусстве фехтования и стрельбы. Выделяется своим интеллектом и благородством. За справедливость уважают его и солдаты.
Служба постепенно налаживается. В 1887 году он получает звание подпоручика, в 1892-м- поручика, в 1900-м - штабс-капитана. В 1906 году Сосламбек Бекбузаров уже капитан, командир пулеметной роты. К этому времени он уже имеет награды - ордена Св. Станислава и Св. Анны 3-й степени.
Где бы ни служил Бекбузаров, его всегда отличали исключительная честность и уважительное отношение к солдатам. Его дочь Тамара пишет в своих воспоминаниях о том, как возмущенный отец посадил на трое суток ефрейтора, который избивал солдата.
Вообще о Тамаре Бекбузаровой (в замужестве Гойговой) нужно сказать особо. Человек интересной судьбы, она написала воспоминания, которые имеют большую ценность для изучения нашей истории. К сожалению, они не публиковались.
По этим воспоминаниям, когда штабс-капитан Бекбузаров служил в 46-й Днепропетровской дивизии в городе Проскурове, в его полк попал подпоручик Александр Куприн. Отношения между ними не сложились. У Куприна была манера играть роль разочаровавшегося в жизни человека. Как-то в присутствии дам Куприн сказал: «Я так устал жить, что, будь у меня сейчас револьвер, я без всяких раздумий покончил бы счеты с жизнью».
Оказавшийся рядом Бекбузаров в ответ на это положил на стол свой браунинг: «Если дело стало за револьвером, я одолжу тебе свой». Оставаясь в душе простым горцем, штабс-капитан Бекбузаров не любил громких слов.
Видимо, обида на него и заставила знаменитого писателя изобразить своего Бек-Агамалова в «Поединке» чуть ли не дикарем. Хотя он и отдал ему должное как храброму офицеру, великолепно владеющему оружием. После опубликования «Поединка» Сосламбек Бекбузаров выезжал в Гатчину с целью вызвать автора повести на дуэль. Но Куприна не нашел.
Кроме Тамары, у Бекбузарова было еще две дочери - Лида и Нина. Два мальчика умерли в детстве. (Старшая дочь Лида во время Второй мировой войны ушла на фронт сестрой милосердия и пропала без вести.)
На второй день войны 1914 года вместе со своим 48-м Одесским полком ушел на фронт к тому времени уже подполковник Бекбузаров.
За мужество, проявленное в первые месяцы войны, Сосламбек Бекбузаров был награжден орденом Св. Владимира 3-й степени и двумя Георгиевскими крестами. Вскоре он получает звание полковника и назначается командиром Кубанского казачьего полка. Под его командованием этот полк участвует в осаде Перемышля, а позже в Брусиловском прорыве. За участие в этом прорыве он награждается Золотым Георгиевским оружием.
13 января 1917 года Сосламбек Бекбузаров получает звание генерал-майора и назначается начальником дивизии.
В этой должности и застала его революция. Восставшие солдаты убили своих офицеров. Но проживший тяжелую жизнь генерал-майор Бекбузаров пользовался их авторитетом. Совет солдатских депутатов вынес такое решение: «Бекбузарову мы верим. Он из угнетенных царизмом горцев». Более того, Совет оставил его в должности начальника дивизии и наградил солдатским Георгиевским крестом «За личную храбрость».
Но в армии Сосламбек Бекбузаров уже не остался. Летом 17-го года он ушел в отставку и вернулся на Кавказ. Поселился с семьей во Владикавказе.
В 19-м, когда деникинцы после ожесточенных боев заняли плоскостную Ингушетию, он был назначен Правителем Ингушетии. Вскоре, когда каратели решили сжечь села Сурхахи, Экажево и Насыр-Корт, Бекбузаров отказался подчиниться приказу и выступил против. Его сместили. Следует заметить, что дочь Правителя Тамара была партизанской связной.
После установления советской власти на Кавказе Бекбузаров остался в Ингушетии. Совесть его чиста, он не совершил никаких преступлений и надеялся тихо дожить свой век.
Вначале его никто не трогал. До 1928 года он жил во Владикавказе, затем поселился в родном Кескеме. В 1929 году в соседнем кабардинском селении Курп вспыхнуло антисоветское восстание. Обвинив в связях с восставшими, Бекбузарова арестовали. В 1930 году «тройка» коллегии ОГПУ приговорила его к ссылке.
Под Мурманском есть маленькая железнодорожная станция Майгуба. На этой станции по дороге в ссылку скончался от воспаления легких генерал-майор Бекбузаров, кавалер орденов Св. Станислава, Св. Анны, Св. Владимира, награжденный тремя Георгиевскими крестами и Золотым Георгиевским оружием.
Реабилитирован Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года (посмертно).


Ч. Манолис

Магомедовна
04.02.2009, 00:33
Слов нет, великое спасибо. Наверно, сегодня буду сидеть долго в виртуальном мире. Сил не хватает, чтобы просто скачать и лечь спать. Читательный запой - такое бывает:)

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:33
Генерал Укуров: на службе Отечеству

Будущий генерал-майор, кавалер многих высших воинских наград России Тонта Наурузович Укуров родился 17 мая 1865 года в высокогорном ингушском селе Хьули. Он очень рано лишился родителей. Воспитывал мальчика дядя Гуд-Хаджи. Он-то и определил мальчика на учебу в г. Владикавказе.
Из-за какой-то вражды семья Укуровых была вынуждена переехать в село Кескем к родственникам по материнской линии. В годы учебы во Владикавказе Тонта каникулы проводит у своих родственников в Кескеме. Затем он поступает в Ставропольское реальное училище. По окончании его поступает в Московское техническое юнкерское училище по 2-му разряду. В июле 1887 года, окончив юнкерское училище, поступает на военную службу согласно поданному на Высочайшее имя прошению и зачислен приказом в Крымский полк на правах вольноопределяющегося 1-го разряда.
Из полка Укуров командируется в Московское техническое училище для прохождения курса наук. Приказом по училищу он производится в 1888 году в унтер-офицеры. Высочайшим приказом, состоявшимся 10 августа 1889 года, произведен в подпоручики с переводом в 44-й Камчатский полк. Тонта Укуров неоднократно избирался членом и председателем полкового суда. Это свидетельство высокого уважения нашего земляка сослуживцами.
В 1891 году Тонта Укуров назначается исполняющим должность заведующего полковой учебной командой.
В 1894 году 1 августа произведен в поручики, а в 1900 году 30 июля - в штабс-капитаны. Занимал в полку разные должности. В мае 1904 года назначен на должность командира 9-й роты, а 13 мая 1907 года произведен в подполковники.
В 1907 году назначен командиром 2-го батальона 44-го пехотного полка. В октябре 1913 года произведен в полковники со старшинством.
С началом Первой мировой войны Тонта Укуров принимает непосредственное участие в военных действиях. 24 августа 1914 года, временно командуя полком, захватил сильно обороняемую противником западную часть деревни Заберже и мыс к северу от нее, удержал их, несмотря на сильнейший огонь и атаки противника, зачастую сам переходя в контратаку. 26 августа 1914 года в лесном бою при селе Заберже тяжело ранен в левое бедро, вследствие чего у Укурова была ампутирована нога.
Полковник Тонта Укуров не успел прослужить в чине полковника и 5 лет. Поэтому в свет 11 августа 1915 года под № 247 за подписью генерала от инфантерии Поливанова появляется следующий документ:
«Командующий 9-й армией ходатайствует о награждении полковника 44-го пехотного Камчатского полка Укурова в изъятие из прав чином генерал-майора при увольнении его со службы.
Полковник Укуров на действительной службе состоит 28 лет, в чине полковника 4 года и 7 месяцев. До настоящей войны в походах и делах против неприятеля не находился.
За отличие в делах против австро-германцев награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом и Георгиевским оружием.
26 августа 1914 года в лесном бою при селе Заберже тяжело ранен в левое бедро, вследствие чего была ампутирована нога. По закону полковники награждаются при отставке чином генерал-майора по прослужении в чине полковника не менее 5 лет.
Полковник Укуров, как не прослуживший в настоящем чине пяти лет, права на награждение при отставке чином генерал-майора не приобрел, ходатайство о сем повергается на Всемилостивейшее Вашего Императорского Величества благовоззрение во внимание боевых заслуг названного штабс-офицера и тяжелого его ранения, препятствующего продолжать ему службу.
Благоугодно ли будет Вашему Императорскому Величеству Высочайше соизволить на увольнение полковника Уку-рова за болезнию от службы с награждением, вне правил, чином генерал-майора, мундиром и пенсией.
Генерал от инфатерии Поливанов».
На докладе собственною Его Величества рукою написано: «Согласен».
К выходу на пенсию генерал-майор Тонта Наурузович Укуров имел следующие награды:
1897 год - Серебряная медаль в память царствований Александра III;
1901 год - орден Святого Станислава 3-й степени;
1905 год - орден Святой Анны;
1911 год - орден Святого Станислава 2-й степени;
1913 год - орден Святой Анны 2-й степени, светло-бронзовая медаль в память 300-летия царствования Романовых;
1914 год - орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом;
1914 год - орден Святого Владимира 3-й степени;
1915 год - Георгиевское оружие.
Последнюю награду Тонта Укуров получил за бой 24-26 августа 1915 года у села Заберже.
После выхода на пенсию Тонта Укуров принимал активное участие в создании в мае 1917 года «Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана» вместе с Г. Ахриевым, братьями Джабагиевыми, Т. Эльдерхановым и другими горскими интеллигентами.
В течение марта-апреля 1917 года в национальных районах Северного Кавказа возникли местные органы демократического самоуправления - окружные национальные исполкомы. Председателем Ингушского национального комитета был избран авторитетный генерал Укуров.
К сожалению, о дальнейшей жизни генерала Укурова мы располагаем лишь отрывочными сведениями.
Умер он в 1934 году, похоронен в селе Инарки.
Жизненный путь генерала Укурова, 28 лет честно и с достоинством прослужившего в рядах российской армии, является примером для подрастающего поколения.

С. Хамчиев

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:35
Генерал Мальсагов: сын Ингушетии и России

Генерал царской армии Сафарбек Мальсагов прожил достаточно долгую жизнь. Однако вторая половина отпущенных ему судьбой 76 лет жизни вобрала в себя столько горьких и драматических событий, что их трагизм становится вровень с ранней смертью обоих его детей - сына и дочери.
В начале его жизни ничто не предвещало столь незаслуженно тяжкого ее конца. Родился Сафарбек 26 июля (по старому стилю) 1868 года во Владикавказе - административном центре Терской области. Происходил он из семьи, основатели которой за многолетнюю службу России были причислены к сословию потомственных дворян Терской области. В детстве и в юности жизнь его шла по заведенному тогда среди людей его сословия образцу.
Среднее образование получил во Владикавказском реальном училище. По-видимому, 17-летний Сафарбек не испытывал серьезных сомнений и в выборе дальнейшего пути. Самым естественным его продолжением была военная карьера: среди ближайших его родственников было много военных, в том числе и дослужившихся до командных должностей в гвардии и в царском конвое.
Однако путь к военной карьере в то время лежал через службу рядовым в армии. Поэтому в 1885 году через три месяца после окончания реального училища он поступает рядовым на правах вольноопределяющегося в 45-й драгунский Северский полк. Через год сдал вступительные экзамены и был зачислен на учебу в престижное Елисаветградское кавалерийское юнкерское училище. Окончив его в числе лучших по первому разряду, он был определен на службу корнетом в 9-й драгунский Елисаветградский полк.
Вскоре С. Мальсагов был переведен в г. Темир-Хан-Шуру (ныне г. Буйнакск) поручиком Дагестанского конного полка.
Здесь он встретился со своим земляком - поручиком того же полка Асламбеком Котиевым. Военная судьба обоих будет связана практически неразрывно вплоть до конца лета 1919 года. В службе Сафарбек был старателен.


Круг обязанностей и увлечений молодого офицера был многогранен: командир сотни, член, а впоследствии председатель полкового офицерского суда. Привлекался к помощи органам управления Дагестанской области в организации переписи населения, уточнении сырьевых ресурсов края. Увлекся стрелковым спортом и несколько раз получал призы на окружных стрелковых соревнованиях. В 1904 году становится подполковником того же Дагестанского конного полка, приравненного по своему военному статусу к драгунским полкам русской кавалерии.
Вот некоторые сведения из служебной аттестации Сафарбека Мальсагова. В 1907 году был командирован в Тифлис для участия в комиссии по пересмотру положения о полку. Состоя помощником командира полка, подполковник Мальсагов не раз командовал полком во время отсутствия командира. Во всех этих случаях подполковник Мальсагов исполнял обязанности командира весьма успешно, как о том свидетельствуют приказы по полку. В 1909 году производится в полковники.
Как нетрудно предположить, жизнь этого человека вошла в прочное и хорошо накатанное русло, впереди его ждали должность командира полка, обычная служба, отставка и в общем-то обеспеченное и спокойное завершение жизни среди родных и близких.
Да, это так. Однако привычный и размеренный образ жизни был нарушен, когда в 1911 году ему предложили вступить в командование Осетинским конным дивизионом. У этого двухсотенного дивизиона, созданного летом 1890 года по ходатайству осетинского общества и поддержанного терской администрацией, сложилась непростая история. В 1897 году дивизиону было вручено знамя и он начал продвигаться к статусу частей регулярной кавалерии русской армии. Дивизион, как и Дагестанский конный полк, был зачислен в состав 3-й Кавказской казачьей дивизии. Но в период революции 1905-1907 годов в дивизионе произошли серьезные брожения, усмиренные жестко, с применением вооруженной силы. В последующие несколько лет сознательно насаждавшиеся не просто жесткая, а жестокая муштра и палочная дисциплина, проводившиеся без учета национально-психологических особенностей личного состава, почти вконец расстроили эту воинскую часть.
Накануне вступления полковника С.Т. Мальсагова в должность командира Осетинского конного дивизиона в газеты страны просочились сведения о порядках, царивших в нем. Даже привычная ко многому российская общественность была ошеломлена этими известиями. Кроме ставшего почти привычным явлением мордобоя, краж конского фуража и жалованья у всадников, нередки были случаи изощренного издевательства над подчиненными. Выяснилось, что за провинности всадников заставляли бегать впереди лошади, подстегивая уставших ударами нагаек, по нескольку часов скакать на неоседланных конях. Бывали случаи смерти нижних чинов от таких форм обучения военной службе.
Немало усилий приложил новый командир, чтобы выправить положение. Постепенно сложился хорошо подготовленный офицерский состав, группа требовательных и справедливых унтер-офицеров. Войсковая часть целенаправленно проходила школу воинской подготовки. Хорошие отношения установились с властями и населением Ставрополя - бессменного места дислокации дивизиона все предвоенные годы.
С самого начала Первой мировой войны дивизион в составе 3-й Кавказской казачьей дивизии был выдвинут на передовую линию. Уже 5 августа 1914 года дивизия прибыла на Юго-Западный фронт и была включена в состав войск 8-й армии генерала А. А. Брусилова. Кавказцам поручили обеспечивать тесную связь между 3-й и 8-й армиями на их стыке.
На австро-германском фронте с новой стороны стали раскрываться военно-организаторские способности С. Т. Мальсагова. Достигший почти пятидесятилетнего возраста, он, как и возглавляемая им часть, впервые участвовал в боевых действиях. И командиру и дивизиону вместе предстояло доказать, насколько подготовлены они к главному делу своей жизни - испытанию войной.
Буквально с колес, после высадки 5 августа в Шепетовке, 3-я Кавказская казачья дивизия совершила форсированнный конный переход и была введена в наступательные бои, развернувшиеся на пространстве между Львовом и Тернополем. В результате этих боев 8-я армия вступила в Галицию и к концу года вплотную подошла к стратегически важному городу - Перемышлю.
За отличия в этих и последующих боях полковник Мальсагов в январе следующего года был назначен командиром 1-го Дагестанского конного полка, втрое превышавшего по численности состав Осетинского конного дивизиона. В этом полку прошла основная часть его воинской службы, здесь его знали и уважали. Поэтому новый командир был встречен с энтузиазмом.
Из-за отсутствия материала нет возможности сколько-нибудь подробно осветить основные вехи боевого пути славного сына Ингушетии и России. И тем не менее расскажем об этом хотя бы коротко.
После затяжных и неудачных боев весны-лета 1915 года русская армия с изнурительными боями отступила от Пере-мышля. 8-й армии с большим трудом удалось отбить натиски врага и закрепиться на реке Буг. При этом отступлении пространственный разрыв между 3-й и 8-й армиями, в который устремились значительные австро-германские силы, в течение девяти дней оборонялся силами лишь трех кавалерийских соединений. Одним из них была сильно поредевшая в боях 3-я Кавказская казачья дивизия, вторым - бригада, которой временно командовал полковник Мальсагов.
Степень измотанности кавалерии была столь высока, что всадники приспособились использовать для отдыха всякую удобную минуту. Ни одно самое красочное описание военно-походной жизни не в состоянии конкурировать с описанием обыденных сцен, запечатленных очевидцами. Подобный эпизод зорко выхватил командир одной из казачьих дивизий. На коротких привалах ему нередко приходилось наблюдать следующую картину: спешившись с коня, всадник застывал стоя с вытянутой рукой, державшей повод. Он продолжал спать в таком положения, не замечая, что лошадь давно вырвала поводья и поблизости мирно щиплет траву.
Летом и осенью 1915 года войска Юго-Западного фронта продолжали отступление на линию Пинск - Луцк - Черновцы. В начале августа 3-я Кавказская казачья дивизия, приданная для усиления 24-му армейскому корпусу, принимала участие в жарком кавалерийском деле у украинской деревни Ракитно.
В полдень командир дивизии получил приказ поддержать наступление пехотных полков, окопавшихся в непосредственной близости от передовых германских позиций. Кавалерии предписывалось обрушиться на левый фланг противника, имея задачей не только сбить германцев с позиций, но и расстроить их тыловые коммуникации.
Прежде чем выйти на исходные рубежи для атаки, полкам дивизии пришлось проскакать четыре версты по низистой лощине под артиллерийским огнем. Уже в пути их настигла просьба командира 48-й пехотной дивизии по возможности ускорить атаку. Было ясно, что ситуация становится критической. На марше принимается решение начать конную атаку немедленно.
Конные батареи, быстро выехав на позиции, открыли беглый огонь как по окопам, на которые должна была вестись атака, так и по цепям противника, наступавшим на позицию русской пехоты. Почти одновременно с этим с левого фланга конную атаку начали четыре сотни 1-го Кизляро-Гребенс-кого полка. 1-му Дагестанскому конному полку было приказано, прикрываясь лесом, развернуться в линию, принять вправо от кизляро-гребенцев, перейти в строй для разомкнутой атаки и неожиданно навалиться на врага, отвлеченного атакой четырех казачьих сотен.
Конную атаку шести дагестанских сотен лично возглавил полковник Мальсагов. Когда они достигли первого ряда окопов, опомнившиеся немцы успели перенести на атакующих мальсаговцев огонь тяжелой и полевой артиллерии. Изрубив передовые цепи, дагестанцы под залповым ружейным и пулеметным огнем проскочили и вторую линию окопов, уничтожая артиллерийские и пулеметные расчеты и не отвлекаясь на преследование пустившихся в паническое бегство отдельных групп германских пехотинцев. Здесь дагестанцы соединились с кизляро-гребенцами. Совместную атаку не остановила и цепь пулеметов, выявившихся на третьей линии обороны противника. Только начавшееся наступление успевших подойти свежих сил противника заставило командира дивизии отдать приказ об отходе. Но к этому времени части русской пехоты, получившие, благодаря действиям кавалерии, столь необходимую передышку, успели привести себя в порядок и занять позиции для надежной обороны.
По словам очевидца, впечатляющим был сам отход кавказцев с поля жаркого боя. «Они шли спокойным шагом, - пишет он. - Скакали только лошади убитых и раненых, оглашая тоскливым ржаньем затихающую после боя равнину».
Что и говорить, события, о которых рассказывается, из наиболее ярких боевых эпизодов Первой мировой войны. Приятно сознавать, что столь выдающуюся роль в них играл сын нашего маленького народа.
Да, это было суровое испытание не только мужества и стойкости, но и командирского таланта Сафарбека Мальсаго-ва. Кавказцы в этом сражении понесли тяжелые потери. В дивизии было много погибших, общее число выбывших из строя достигло 323 человек. Многие продемонстрировали образцы отваги и мужества. Громкую и заслуженную славу среди боевых товарищей обрел и полковник Мальсагов. Воодушевляя подчиненных личным примером, командир появлялся в самых опасных местах. В середине боя близко разорвавшимся снарядом под ним убило верного боевого коня, привезенного на фронт с родного Кавказа. Но оглушенный взрывом полковник не покинул поля боя. В той, ставшей впоследствии знаменитой, конной атаке он был словно заговорен. До конца боя под ним был сражен еще один конь. Словно из описания средневековой хроники, командир, «с коня на конь пересядоше», продолжал бой и вышел из него без единой царапины. За героизм и мужество, проявленные в этот день, он был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом.
Тяжелыми и упорными выдались для русской армии бои осени 1915-го - зимы 1916 годов. Войска Юго-Западного фронта, уступив противнику все завоевания 1914 года, к весне закрепились на собственной российской территории. Весь этот период 3-я Кавказская казачья дивизия, не зная отдыха, несла авангардную сторожевую службу, ее части и подразделения занимались тактической разведкой. Периодически вводимая в состав различных конных и армейских корпусов, дивизия участвовала и в упорных боях. Полковник Мальсагов в эти месяцы кроме вверенного ему полка временно командует различными бригадами своей дивизии. Отмечая его заслуги, командир 4-го конного корпуса в декабре 1915 года в приказе по корпусу писал: «Вспоминая работу отважной бригады полковника Мальсагова в боях у Белой Воли и на позициях у Тиховиж и на Струцени, рад от лица службы выразить признательность доблестному полковнику Мальсагову, командирам полков, офицерам, а лихим казакам и всадникам - мое горячее спасибо».
Весной 1916 года Юго-Западный фронт возглавил долго командовавший 8-й армией популярный в войсках генерал А. А. Брусилов. В течение двух месяцев, тщательно подготовив войска, добившись максимально возможного обеспечения всем необходимым, он в конце мая по приказу Ставки двинул фронт в наступление. После пятнадцати месяцев горьких неудач войска Юго-Западного фронта в течение первых же дней наступления добились ошеломляющего успеха. Уже к 10 июня было взято в плен 4013 офицеров и около 200 000 солдат, огромное количество вооружения и боеприпасов, военной техники.
Накануне этого наступления, вошедшего в мировую военную историю как «Брусиловский прорыв», С.Т. Мальсагов был произведен в чин генерал-майора со старшинством с 31 октября 1915 года.
В наградном представлении о его заслугах было сказано лаконично и емко: «Целым рядом упорных, продолжительных боев доказал свою храбрость, решительность и отличное знание военного дела, а также умение руководить действиями отряда из трех родов оружия. 6 августа лично вел в атаку 1-й Дагестанский конный полк, где под ним убито две лошади. В сентябре и октябре того же 1915 года временно командовал 2-й бригадой 3-й Кавказской казачьей дивизии в составе войск 4-го конного корпуса, неоднократно получая похвалу за свою выдающуюся отличную работу».
В дни знаменитого наступления войск Юго-Западного фронта 3-я Кавказская казачья дивизия по-прежнему оставалась в составе 4-го конного корпуса. Корпус оперировал на направлении Рафаловка-Ковель. В ходе боев за мощную укрепленную крепость Ковель дивизия несла сторожевую службу, обеспечивала связь между войсками, обходившими этот город с правого фланга. Громких дел не имела, но беспрестанно была занята работой незаметной, но очень необходимей для общего успеха дела.
Однако когда обстановка на фронте стала приобретать характер позиционной войны, чаще стали возникать бои тактического плана. Эти бои не оказывали сколь-либо заметного влияния на положение воюющих сторон, но воинам, в них участвовавшим, собственной жизнью приходилось рисковать точно так же, как и при стратегическом сражении.
Одним из таких боев в конце августа 1916 года руководил генерал С.Т. Мальсагов. У галицийского села Непле в сложном положении оказались два пехотных полка 46-го армейского корпуса. Стремительной конной атакой 1-го Дагестанского и 1-го Кизляро-Гребенского полков, которую он лично возглавил, генерал Мальсагов отбросил наступавшие цепи противника. При этом было уничтожено более двухсот австрийских солдат, захвачены пленные и богатые военные трофеи.
Командирский талант и личная отвага генерала были замечены в серьезной военно-исторической литературе. Эта атака, в числе 12 наиболее громких дел русской кавалерии (кстати, как и две атаки - мая 1915 и июля 1916 годов Ингушского конного полка), была описана генералом П. Н. Красновым в своем тактическом этюде о конных атаках за три первых года мировой войны.
«Все это,- писал он,- должно быть... изучено, разработано в стройную теорию для блестящего доказательства, что и в теперешних условиях войны конная атака кавалерии не только возможна, но всегда влечет за собою блистательный успех для атакующей части и такое поражение и расстройство неприятельских войск, какого никогда ему не нанесет ни артиллерийский огонь, ни атаки пехоты, ни газы, ни аэропланы».
На исходе 1916 года генерал С. Т. Мальсагов утверждается в должности командира 1-й бригады 3-й Кавказской казачьей дивизии. В его подчинение перешли одни из лучших полков кавказских казачьих войск- 1-й Екатеринодарский и 1-й Кизляро-Гребенский. Весной 1917 года он вновь замечен военным руководством и назначается командиром отряда, состоявшего из частей трех родов войск и действовавшего на правом фланге 8-й армии.
Весна 1917 года, как известно, период прогрессирующего разложения российской армии. Упадок дисциплины, дезертирство, митинговщина и прочие несовместимые с армейскими порядками явления принимали в войсках повсеместный характер. В таких условиях русская армия, созданная Петром I, готовилась к последнему в своей славной и великой истории наступлению. Назначенный незадолго до этого командующим Юго-Западным фронтом Л.Г. Корнилов ищет опору в надежных частях, стараясь воздействием их примера возродить воинский дух, порядок и дисциплину в войсках. До сих пор недостаточно привлек к себе внимание в российской военной истории тот факт, что в числе немногих частей и соединений армии, сохранивших достаточную боеспособность в этот период всеобщего развала и хаоса, подавляющее большинство составляли казачьи части и национальные полки.
Ход и итоги последнего наступления российской армии подтвердили это наблюдение многих очевидцев. Начавшееся с обнадеживающих успехов, июньское наступление вскоре застопорилось. Отряд генерала С.Т. Мальсагова, состоявший из его бригады, трех стрелковых полков, Осетинской пешей бригады и артиллерийского дивизиона, взаимодействуя с частями 16-го армейского корпуса, 19 июня захватил населенные пункты «Драгон и Хутана на левом берегу р. Бестшица Солотвинская и продолжает преследование врага», - сообщалось в оперативной сводке штаба Юго-Западного фронта.
Но уже в первых числах июля проявляются симптомы назревающей катастрофы. Во многих населенных пунктах перед своим отступлением германско-австрийские войска преднамеренно оставляют заполненные винные склады. Перепившаяся и дезорганизованная армия втянулась в грабежи. Первые её соприкосновения с перешедшим в контрнаступление противником повлекли беспорядочное отступление к государственным границам России. В этих условиях отряд генерала Маль-сагова в отведенном ему районе оперативного действия вместе с казачьими полками обеспечивает порядок и дисциплину, защищает местное население от грабежей и насилий озверевшей солдатской массы.
Войну генерал Мальсагов завершил на Западном фронте, куда осенью были переведены некоторые казачьи кавалерийские соединения. Начав войну почти в пятидесятилетнем возрасте командиром двухсотенного Осетинского дивизиона, он завершил ее в чине генерала, командуя отдельным отрядом. Только за военный период он был награжден орденами Святого Станислава и Святой Анны всех степеней, орденами Святого Владимира 3-й и 4-й степеней с мечами и бантом. Последнюю награду получил 14 ноября 1917 года. Был представлен к награждению Золотым Георгиевским оружием. Предстоит еще выяснить (впрочем, как и многое другое из его жизни) результаты прохождения этого представления через соответствующие инстанции.
Генерал Мальсагов практически до последнего дня существования старой армии не покинул фронта. Лишь к лету 1918 года попал он на Кавказ.
Добрался до Дона, затем до Екатеринодара. А в Ингушетии к тому времени установилась советская власть, искренне и активно поддерживаемая практически всем народом, чуть позже эта поддержка выразится в ожесточенном всенародном сопротивлении ингушей деникинским войскам, двинувшимся на нее с трех сторон. Итоги этого неравного противостояния: героическое сопротивление закончилось гибелью, увечьями сотен и тысяч мирных жителей. Были почти уничтожены селения Долаково, Кантышево, Базоркино, Кескем, Сагопши...
Ожесточенное оказанным сопротивлением, деникинское командование в ультимативной форме предъявило требование выплаты немыслимо большой контрибуции в денежной и иной форме. Кроме того, Ингушетия обязывалась выставить полностью экипированных за счет населения несколько конных полков. В это время, после долгих колебаний, генерал С. Т. Мальсагов принял предложение занять должность Правителя Ингушетии.
Труднейший, можно сказать, трагический выбор! С одной стороны обманутый большевиками народ, с другой - человек, понимающий всю гибельность для своего народа, для России в целом большевистского беспредела...
В жизни генерала словно повторялась судьба его прямого предка Марзагана, его сыновей и внуков Сурхо, Чожа, Гаити, на рубеже XVIII и XIX столетий выдвинувшихся в первые ряды людей из многих ингушских фамилий, определявших будущее своего народа. Теперь, в столь тяжкий для своего народа час, боевой генерал принимал на себя тяжелейшую ношу ответственности за его судьбу.
Тогда, в марте 1919 года, он не мог не знать, что деникинское командование искало только лишь мало-мальски основательного повода, чтобы обрушить карательные акции на Ингушетию за ее объективно пробольшевистские позиции (это другой вопрос, почему ингуши за год до этого столь единодушно поддержали большевиков). Анализ деятельности кратковременного пребывания заслуженного генерала в должности Правителя Ингушетии дает основания сделать ряд выводов об избранных им приоритетах в своей работе.
Прежде всего С.Т. Мальсагов окружил себя надежными соратниками. Его помощником по военной части был назначен полковник Мустаби Мусиевич Куриев. Человек, сам пробивший себе дорогу в жизнь, в неполные 14 лет оставшийся круглым сиротой, Куриев не только дослужился до должности начальника крупного отряда пограничной стражи в Туркестанском военном округе, но и помог выйти в люди девятерым своим младшим братьям. Зрелыми и ответственными людьми были остальные помощники С. Мальсагова.
Первым делом он попытался успокоить взбудораженное общественное мнение. Исключил режим политической митинговщины. Для водворения общественного порядка способствовал созданию дисциплинированного Шариатского полка во главе с известным и уважаемым богословом Тарко-Хаджи Гардановым.
Все это позволило практически искоренить общественную преступность в Ингушетии. Достигнув состояния относительного спокойствия в Ингушетии, генерал основные усилия обратил на восстановление хотя бы минимального экономического благополучия разоренных военными действиями земляков. Если принято судить о пользе деятельности того или иного государственного деятеля по реальным результатам, то в его актив можно занести многое. Так, ему удалось предотвратить даже начало сбора огромной контрибуции, наложенной белыми на все ингушское население. Это спасло от полного разорения большую его часть. При нем не были пересмотрены итоги решенного по инициативе большевиков явочным порядком осенью 1918 года земельного вопроса.
Однако была проблема, которую он решить не мог. Это вопрос о выставлении ингушами конных полков для белой армии. Генералу удалось лишь уменьшить их число с четырех полков до двух. Также дважды он добивался отсрочки выполнения этого требования. Назначен был и последний для этого срок - четвертый день после праздника окончания мусульманского поста. Часть селений удалось склонить к выставлению всадников. Большинство же селений, подогреваемых тайной агитацией большевиков, отказывалось от этого. Тогда генерал решился на последний шаг. Вблизи крепости Назрань у кургана «Гоше кашамаш» был созван народный съезд. В момент, когда, казалось, общественное согласие почти было достигнуто и съезд склонялся принять решение в пользу выставления полков, пришло провокационное известие о том, что на станции Назрань идет насильственная погрузка всадников в эшелоны.
В действительности это было не так. Жители сел Долаково, Кантышево, Базоркино, наиболее пострадавшие от февральского вторжения деникинцев, по здравом размышлении добровольно выставили положенное им по общественной раскладке число всадников.
Но тот, кто в преднамеренно искаженной форме донес до съезда это известие, до тонкости знал свое подлое ремесло. События на съезде вышли из-под контроля. Несколько десятков конников понеслись на станцию. В возникшей стычке один из офицеров был убит, арестованы командиры бригады и полков, мобилизованные разошлись по своим домам.
На следующий день на Ингушетию двинулись белогвардейские войска: пехота, кавалерия, артиллерия. Ингуши, по общему признанию, оказали героическое сопротивление. Был достигнут момент высшего национального единения. Однако исход противостояния был предрешен. Несопоставимо неравны были силы, и именно об этом неустанно предупреждали Правитель Ингушетии и его соратники. В итоге боев к предыдущим невзгодам добавились сотни новых погибших. Был разорен Насыр-Корт, дотла сожжены Экажево и Сурхахи.
Была надежда на возвращение большевиков, о скорейшем приходе которых молились чуть ли не в каждом доме и во всех мечетях. Забегая вперед, отметим, что совсем неискушенные в политических играх ингуши были сильно изумлены переменами, произошедшими в поведении большевиков весной и летом 1920 года. Победители-большевики 1920 года разительно отличались от большевиков 1918 года, когда они, нуждаясь в опоре и поддержке, были щедры не только на обещания, но и некоторые из своих посулов выполняли тут же, без проволочек.
Однако летом 1920 года они не только не освободили от продразвестки бездомных жителей Экажево и Сурхахи, но даже отказали им в отсрочке поставок продуктов, вплоть до грецких орехов и пчелиного меда.
После антиденикинского восстания июня-июля 1919 года С.Т. Мальсагов вынужден был подать в отставку со своего поста. Однако от дел не отошел. Непонятый и фактически отвергнутый у себя на родине, он, несомненно, пережил глубокую душевную травму. Однако не замкнулся в мире личных чувств и переживаний. Следующий его шаг подтверждает, что в его лице ингушский народ имел зрелого и ответственного политика, преданного интересам своего народа. Через своих фронтовых товарищей он добивается для себя нововведенной должности - представителя Ингушетии при штабе Добровольческой армии и выезжает в Екатеринодар. Мы не знаем, чем конкретно занимался генерал при штабе белых. Но, зная его по предыдущим делам, имеем основания полагать, что и на этом месте он был полезным для своего народа. В любом случае, этот шаг - свидетельство цельности его натуры.
Поэтому вполне объяснимо на первый взгляд нелогичное поведение его политических противников, которые ни в годы Гражданской войны, ни позже не бросили ни единого упрека в адрес генерала С.Т. Мальсагова.
Те же немногие, которые находили изъяны в его делах и решениях того времени, осмыслив прошлое и изучив его уроки, спустя десятилетия на страницах эмигрантской печати приносили искренние извинения «достопочтенному генералу».
Мы знаем, что Сафарбек Мальсагов, как и миллионы россиян, покинул Родину, не смирившись с победой большевиков. Но мы ничего не знаем о его жизни в эмиграции.
После окончания войны Сафарбек Таусултанович эмигрировал во Францию. Более пятнадцати лет прожил во Франции, практически полностью отошел от политической жизни.
Как вспоминает дочь В.-Г.Э. Джабагиева - ныне здравствующая Тамара Виссан-Гиреевна, генерал очень бедствовал, перебивался случайными заработками. Держался с достоинством и, как свидетельствует периодика того времени, был очень уважаемым в кругах кавказской и русской эмиграции. Его судьба - еще одно подтверждение старой истины, что подлинное служение общественному долгу, как правило, не ведет к сытости и благополучию, но избавляет в старости от душевных мук и страданий за допущенные ошибки.
На исходе жизни судьба вознаградила его за совершенный им милосердный поступок. Когда-то осенью 1917 года на Западном фронте генерал спас от солдатской расправы жизнь семьи и имущество одного из потомков древнего польского аристократического рода - графа Пусловского. Спустя двадцать лет граф разыскал С. Т. Мальсагова в Париже и деликатно, но настойчиво уговорил одинокого» генерала остаток жизни прожить в его семье. Здесь, как говорят, он нашел покой и уют, подолгу работал в богатой библиотеке хозяина усадьбы. В начале Великой Отечественной войны твердо отсек всякие попытки уговорить его сотрудничать с фашистским режимом. Однако, участвуя в работе различных организаций Международного Красного Креста, делал многое, чтобы облегчить существование советских военнопленных. Скончался в злополучном 1944 году и был похоронен на Татарском (мусульманском) кладбище г. Варшавы.
Конечно, сегодня доподлинно никому не известно, какие мысли одолевали этого человека, когда в далеком 1920 году он навсегда покидал Родину. Но, по всей видимости, они были схожи с последним образом родной Ингушетии, сохранившимся через десятки лет в памяти его однополчанина, педагога и боевого офицера Магомета Чориевича Котиева, в 1916 году сменившего в Осетинском конном полку своего погибшего в бою брата - ротмистра Зубаира Котиева. Поздней осенью 1920 года, спасаясь от неминуемой гибели, Магомет Котиев уходил в Грузию. Поднявшись на вершину горы, с южной стороны взметнувшейся над древним Джейра-хом, он оглянулся на Родину. С этой вершины в ясную погоду, говорят, наша Ингушетия видна невооруженным глазом от края и до края. В 1969 году, вспоминая этот день, М.Ч. Котиев писал: «Я в последний раз окинул взором Ингушетию: она была вся белая под снегом».
Только человек, безмерно любящий свой родной край, может десятки лет, до самой смерти, хранить и лелеять в самых сокровенных глубинах души столь волнующе чистый образ Родины. Видимо, такой тональностью были окрашены воспоминания об Ингушетии и Сафарбека Таусултановича. Основанием такому заключению служит его последняя воля, выраженная в форме уверенной надежды, что рано или поздно среди его фамильных потомков вырастут люди, которые перевезут его останки на Родину и предадут их родной земле.
Все это, как мне кажется, лично меня приближает к пониманию таинственной сути языческих молений наших предков. Становится понятнее, почему наши далекие предки в своих обращениях к Всевышнему раньше хлеба насущного, как высшей милости, просили у него не лишать их своей Родины, дать право и возможность жить и умереть на родной земле. Уж так устроены мы, ингуши, что нет нам нигде ни покоя, ни счастья на этой огромной земле, кроме как здесь, у себя дома. И тянется это из седых глубин древности.
Можно не сомневаться, что в славной фамилии Мальсаговых найдутся те, кто исполнит последнюю волю этого выдающегося человека.
Сегодня мы на государственном уровне не просто воздаем должное одному из достойных сыновей Ингушетии и России, но и, хочется надеяться, одновременно подводим существенную черту под пройденным нашим народом сложным и тернистым путем. Жизнь этого человека дает нам наглядный урок того, что суровая школа государственного становления и развития народа требует подчинения личных интересов интересам общественным не только от отдельного человека, но, по меньшей мере, от большинства народа. Кому же, если не нам, и когда же, если не сегодня, осмыслив и поняв все это, работать во благо своей республики?
Примиряя в своем нынешнем сознании исторических деятелей прошлого, стоявших на различных политических и иных позициях, мы должны не в очередной раз сводить счеты с прошлым, а извлекать уроки из этого прошлого. Доказано, что это не только самое трудное, но и самое необходимое занятие для народа, который действительно желает иметь будущее.

Т. Муталиев,
доктор исторических наук

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:39
ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ О ГЕНЕРАЛЕ САФАРБЕКЕ МАЛЬСАГОВЕ

Сводка Иностранного отдела ВЧК о ходе передислокаций Русской армии в Сербию и Болгарию, о французской, английской и русской контрразведке и по другим вопросам

Иностранный отдел ВЧК №541
24 января 1922 г. Сов. секретно
Заслуживает доверия

Информсводка № 9
Иностранного отделения ОО СКВО (Особый отдел Северо-Кавказского военного округа.
- Сост.)
За кордон
...Комитет освобождения горских народов Северного Кавказа

Заслуживает доверия. Выясняются дополнительные данные.
В Константинополе (Стамбул.- Сост.) находится Национальный комитет "Освобождения горских народов Северного Кавказа", главными членами которого состоят: 1) генерал Бекович-Черкасский, 2) полковник Хобаев (правитель Осетии), 3) Копев (присяжный поверенный). Этот коми¬тет ведет политическую работу на территории Северного Кавказа и Закавказья с целью свержения власти Советов. Имеет резиденции —
организации в Тифлисе и в Батуме, имеет связь с горцами — повстан¬цами.
Пользуется поддержкой Кемаль-паши. Этим комитетом сформирова¬на конная дивизия из горцев, находящаяся в распоряжении командо¬вания Ангорского правительства (Турецкого – Сост.) и расположенная на границе Турции и Совроссии. Эту дивизию комитет имеет право при начале восстания на Кавказе выдвинуть на поддержку восставшим.
Связь с резиденциями комитет имеет единоличную, посредством по¬сылки агентов. Из русских на службе у них находится капитан Крав¬ченко, при поездках в Тифлис для проживания там и для поездок по Кавказу доставал документы или через мадам Лолуа (женщина, жи¬вет в Тифлисе), или через секретаря некоего присяжного поверенного Рохлина, служащего в Тифлисе в каком-то крупном советском учреж¬дении, имея секретаря Вениамина (фамилию пока выяснить не уда¬лось). У этого "Вениамина" хранятся по сию пору вещи капитана Кравченко. Мадам Лолуа знает Кравченко под этой же фамилией.
К этому комитету имеют отношение: 1) генерал Нзоро, бывший на¬чальник Кабардинской конной дивизии, 2) генерал Халилов (прави¬тель Чечни), 3) генерал Мальсагов (правитель Ингушетии). 4) Али-хан Кантимиров, дипломатический представитель в Константинополе от горских народов, 5) Бекир Сами-паша, он же Бекир-Бей Кондухов, бывший министр внутренних дел Ангорского правительства, 6) Томби Клекоев, лидер партии независимых горцев.
Из всех перечисленных лиц возможно склонить на службу Соврос¬сии полковника Хобаева... Карьерист, нечист на руку и пользуется ре¬путацией темного политического дельца, ловящего рыбу в мутной во¬де.
Привлечь на службу можно вполне капитана Кравченко только лишь с полным забвением прошлых дел и получением службы.

Из книги: Русская военная эмиграция 20-х - 40-х годов. Т. 1. Изд-во "Гея", М., 1998, с. 549 - 550.

-----------------------

Рассказ-реляция Дженнет Джабагиевой-Скибневской
К графам Пусловским прибыл Созерко Мальсагов в начале 1926 го¬да после побега из Соловецких лагерей (в мае 1925 г.). У графов Пусловских было имение в местности Трубно около Хелмна (Торунское воеводство). Созерко Мальсагов знал, что у графов Пусловских про¬живает его родственник, двоюродный дядя Сафарбек Мальсагов. Ге¬нерал царской армии во время Первой мировой войны принимал уча¬стие в боях на территории Пруссии. Был командиром какой-то боль¬шой военной части царской армии во время боев на Польском побере¬жье Балтийского моря (1915—1916 гг.). После очередного боя взял усадьбу Пусловских — вместе со своими солдатами оказался в поме¬стье Трубно около Хелмна. В усадьбе увидел портрет красивой жен¬щины, о которой потом рассказывал. Это был портрет графини Пусловской. Генерал Сафарбек Мальсагов приказал своим солдатам не поджигать усадьбу (приказ был уничтожать все) и все имущество: ме¬бель, произведения искусства, художественные изделия. Велел отдать на сохранение местным жителям — крестьянам из местности Трубно. Царский генерал решил остаться в Польше. Владельцы Трубно графы Пусловские во время войны уехали во Францию и не спешили на Ро¬дину, узнав, что происходит в России. Тем более, что у них были мно¬гочисленные владения за границей, в том числе и на Французской Ри¬вьере. После войны вернулись в Польшу и нашли свое имение в Труб¬но в полной сохранности: уцелело имущество, о котором позаботились Сафарбек Мальсагов и жители — крестьяне.
После гражданской войны в России, царский генерал - уехал на За¬пад; оказался во Франции, в Париже, где устроился простым рабочим на чулочном заводе, приклеивал ярлыки к упаковкам. Графы Пуслов¬ские, вернувшись в Польшу, решили пригласить к себе Сафарбека Мальсагова. Стали его искать, спрашивали у всех, искали во многих странах и, наконец, нашли в Париже и привезли к себе, в Трубно, где устроили на правах члена семьи, а не убогого родственника. Это был гордый, исполненный чувства личного достоинства офицер, и никакой милостыни он бы не принял. Выдающаяся личность! В польской ар¬мии никогда не служил, был уже немолодым человеком. Но после пе¬реезда в Польшу не переставал заниматься своим делом.
У Пусловских было два сына, и Сафарбек Мальсагов обучал их вер¬ховой езде, был учителем джигитовки, занимался с молодыми людьми. Пусловские приглашали его везде с собой. Был у них в Варшаве, свой особняк на ул. Аллее Уяздовске, в этом особняке он тоже проживал с Пусловскими; бывал с ними в театре, на концертах, на приемах, в гос¬тях... Это была многолетняя, красивая дружба.
О пребывании генерала Сафарбека в Польше знал его родственник Созерко Мальсагов, который после побега из Соловецких лагерей в мае 1925 года прибыл в Польшу и стал искать своего двоюродного дя¬дю. Они встретились в 1926 году.
В сентябре 1939 года, когда на польском побережье появились не¬мецкие войска и стали быстро занимать польские земли, продвигаясь на Восток, Пусловские решили бежать за границу, взяли с собой по¬жилого генерала. Но он, оказавшись на южной границе, отказался от дальнейшей поездки: не хотел быть обузой своим друзьям и вернулся обратно. Чувствовал, что не в состоянии пересечь границу через горы и не хотел подвергать опасности своих друзей. Они дали ему полно¬мочия следить за их имуществом и жить в их особняке в Варшаве. Но когда немцы появились в столице Польши, его выгнали оттуда, а са¬ми заняли дом Пусловских. Сафарбеку некуда было деваться, и тогда я стала им заниматься. Но это было недолго, и Сафарбека Мальсаго¬ва опекал один из администраторов графов Пусловских в Варшаве. Однажды, во время обеда, Сафарбек сидел за столом, а позади на сте¬не висел большой портрет кого-то из семьи Пусловских. Висел этот портрет на этом месте лет двадцать и вдруг неожиданно упал — пря¬мо на голову сидевшего за столом Сафарбека Мальсагова. Удар был сильный, наступило повреждение черепа, и Сафарбек оказался в боль¬нице. Не потерял сознание и рассказывал о себе и своей семье на Кав казе невообразимо трагические вещи. Все это подтвердил Созерко Мальсагов, а также знакомые и родственники на Кавказе. Хотел рас¬сказать мне все, чтобы ему было легче умирать...
15.02.1992 г.
Рукопись. Личный архив составителя

------------------------------

Свидетельства

Додов Амир-Али, житель сел. Пседах Малгобекского района Республики Ингушетия, узник концлагеря в г. Варшаве в 1941 г.:
"...Я обязан жизнью генералу Сафарбеку Мальсагову. Я лежал в госпитале в г. Варшаве, куда попал из концлагеря, там со мной нахо¬дился тоже узник концлагеря Нальгиев Махмуд из сел. Али-Юрт Назрановского района. Он первым мне рассказал о генерале Сафарбеке Товсолтановиче Мальсагове. Из рассказа я узнал, что Сафарбек ра¬ботает в Международном Красном Кресте на ответственной должнос¬ти и очень много помогает заключенным из Советского Союза. Сафар¬бек часто навещал больных в госпитале, где я лично с ним познако¬мился. Это был не просто генерал и не просто человек: он был краси¬вый, стройный, точно святой — внешне и внутренне, очень благород¬ный человек. Он безмерно любил свой народ, родной Кавказ. Дай Аллах тебе, дорогой Сафарбек, рая на том свете..."

* * *

Муцольгов Уматгири, узник концлагеря в г. Варшаве в 1941 г., жи¬тель сел. Сурхохи Назрановского района Республики Ингушетия:

"Благодаря генералу Сафарбеку Мальсагову не расстреляли и не со¬жгли в печах концлагерей десятки тысяч военнопленных из Советско¬го Союза. Сафарбек, хотя и был преклонного возраста, занимал ответственный пост в Международной Организации Красного Креста и Красного Полумесяца, постоянно был в лагерях, облегчая участь военнопленных, встречался с немецким начальством. Я уверен, что он работал в Международной организации только ради того, чтобы помогать своим зем¬лякам из России.
Он говорил на немецком, английском и французском языках, лучше любого из нас знал родной ингушский язык и наши обычаи, читал Ко¬ран. Он действительно был святой человек..."

* * *

Кодзоев Бисолт, бывший узник Варшавского концлагеря, житель сел. Насыр-Корт, Назрановского района Республики Ингушетия:

"В Варшаве в концлагере содержалось много выходцев с Кавказа, в том числе казаки и представители горских народов. Сегодня из тех че¬ченцев и ингушей в живых осталось только трое.
Десятки тысяч пленных, уроженцев от Ростова до Дербента и Баку, обязаны жизнью генералу Сафарбеку Товсолтановичу Мальсагову. Работая в Международном Красном Кресте, представительство кото¬рого находилась в Варшаве, он ко всем пленным землякам из Рос¬сии, независимо от их национальности, относился, как отец к своим де¬тям.
Мне известно, что до войны, в 1936 году, С.Т. Мальсагов сделал завещание своему племяннику Созерко Артагановичу Мальсагову: "Если я умру, Созерко, найди где хочешь дубовую доску, закажи из нее гроб и похорони меня в этом гробу". На это Созерко ответил: "Са¬фарбек, у нас, вайнахов, по мусульманским обычаям не хоронят в гро¬бу, почему ты мне делаешь такое завещание?" "Дорогой Созерко, ра¬но или поздно, я уверен, наши с тобой братья, когда мы покидали род¬ной Кавказ они были удалые молодцы, никогда наши кости не оста¬вят лежать в чужой стране, в чужой земле. Найдутся потомки, кото¬рые перевезут останки в родную Ингушетию и похоронят на родовом кладбище в Альтиево".
И сегодня пророческие слова нашего отца, брата - генерала Сафарбека — сбылись. Вот он, дубовый гроб, стоит в селении Альтиево, вот они, потомки, которые исполнили завещание своего великого земляка. Большое вам спасибо! Дай Аллах Рая тебе, наш дорогой Сафарбек!
Я еще на Кавказе, в Ингушетии, много слышал о генерале Мальсагове, но лично встретился с ним в Варшавском концлагере в конце 1941 года. Это было так.
Меня вместе с другими заключенными повели на расстрел. Завели в сырое подвальное помещение, раздели догола, завязали глаза, поста¬вили к стенке, потушили электричество. Через несколько мгновений должна была прозвучать команда, и наши трупы отправили бы в кре¬маторий. В этот момент внезапно загорелся свет, и я услышал привет¬ствие на родном языке: "Ассалам алейкум". Затем на ингушском, а по¬том на русском языке человек представился: "Я генерал Сафарбек Товсолтанович Мальсагов". После этого я ответил: "Сафарбек, по на¬шим обычаям не положено голым отвечать на "Ассалам алейкум", это является большим позором, но лучше бы вы увидели мой труп, чем оголенное живое мое тело". Сафарбек подошел ко мне, похлопал по плечу: "Ничего, это наш вайнахский эздел (этикет), но здесь другая ситуация". После этого он прошел в другую комнату, там находился начальник лагеря, и говорил с ним на повышенных тонах. Немецкий генерал извинился перед Сафарбеком, потом отдал приказ всех отпра¬вить в лагерь, расстрелы отменить.
Я как-то спросил Сафарбека: "Почему вы, Вассан-Гирей Джабагиев, Тапа Чермоев эмигрировали именно в Польшу? Есть страны в Ев¬ропе более красивые — Франция, Швейцария". На что он ответил: "Отсюда ближе к дому, когда, дай Аллах, придется возвращаться. Каждое утро после утренней молитвы мы выходим на террасу и дол¬го стоим, дышим воздухом, который принес ветер из России и с Кав¬каза. Сюда эти ветра доходят, мы их чувствуем по запаху, а в другие страны, что дальше расположены, эти ветра не доходят". Как-то нас, всех заключенных, построили и объявили, что едет вы сокое начальство из Международной Организации Красного Креста.
Издалека я увидел приближающихся нескольких человек в граждан¬ской одежде, их окружали немецкие генералы, офицеры.
Когда вплотную приблизились, я узнал генерала Сафарбека Мальсагова, Джабагиева Вассан-Гирея и Тапу Чермоева бывшего до рево¬люции нефтепромышленником в Грозном.
Когда они подошли, Сафарбек как старший из троих сначала поздо¬ровался по-вайнахски: «Ассалам алейкум», а потом по-русски: «Здрав¬ствуйте». После этого они прошли по рядам, возле каждого заключен¬ного останавливаясь и здороваясь за руку, расспрашивали всех, отку¬да родом, как зовут, как здоровье, чем болеет, как относятся в лагере надзиратели и начальство и т.д. Этот обход продолжался с утра до по¬зднего вечера. Потом накрыли столы от имени наших гостей. Мы от¬дохнули, угощались до утра. Утром они помолились, попрощались, и перед отъездом, обращаясь ко всем заключенным, Сафарбек сказал та¬кие слова: "Мы сегодня увидели, поговорили и пообщались со всеми представителями России и родного Кавказа. Сегодня, если даже уме¬реть, то и не жалко. Мы на короткий миг почувствовали дыхание да¬лекой, но близкой Родины. Спасибо вам за общение". Обнялись поч¬ти с каждым из нас и уехали..."

---------------------------
Из книги: Ингушетия и ингуши. Том II. М., 2002 г.

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:41
«НО ВСЕ-ТАКИ... ВПЕРЕДИ ОГНИ!» (АДЕЛЬ-ГИРЕЙ ДОЛГИЕВ)

Ранним утром 12 апреля 1869 г. из ворот Петропав¬ловской крепости выехала закрытая полицейская каре¬та и, минуя центр столицы, направилась к Московскому вокзалу Николаевской железной дороги.
Между сумрачными жандармами сидел сухощавый молодой человек с высоким лбом и правильными черта¬ми лица. Невольным спутникам предстоял дальний путь.
В дорожной сумке жандармского унтер-офицера ле¬жал секретный пакет. Чинам тайной полиции столицы предписано было доставить бывшего студента юридиче¬ского факультета Петербургского университета, «опас¬ного преступника, покушавшегося на ниспровержение существующего строя», А.-Г. Долгиева в жандармское управление Терской области.
На всем пути следования жандармы бдительно «опе¬кали» своего подопечного. Подорожная и сопроводитель¬ный документ, подписанный самим генерал-адъютантом Треневым, оберполицмейстером Санкт-Петербурга, ма¬гически действовали на смотрителей почтовых станций, Путники без задержек получали возможность следовать по предначертанному маршруту.
В описываемое время железнодорожное сообщение составляло еще привилегию незначительной части Рос¬сии. Северный Кавказ не был соединен с Москвой.
Как ни торопились жандармы, как ни подгоняли ямщики коней, до Владикавказа, административного центра Терской области, молодой горец имел возможность не раз мысленно проследить свой короткий жизненный путь.
Думается, что любознательный читатель тоже хотел бы побольше узнать о герое нашего очерка.
Имя Адиль-Гирея Долгиева до настоящего времени еще остается мало известным широкому кругу. В ску¬пых и отрывочных сведениях сообщается, что он был уча¬стником «Нечаевского дела», Нечаевского процесса (1).
Выдавая себя за представителя несуществующего «Всемирного союза», С. Нечаев создал тайную организа¬цию анархистского толка. Называлась она «Народная рас¬права» и состояла из небольших кружков. От членов орга¬низации Нечаев требовал беспрекословного подчинения, в деятельности своей не останавливался перед крайними средствами. Так, вместе со своими сообщниками в Москве он совершил убийство ни в чем не повинного сту¬дента И. Иванова. Трагедия эта произошла в гроте Пет¬ровской академии 21 ноября 1869 г.
На смерть Иванов был осужден только за недоверие к сомнительным заявлениям С. Нечаева, «за отступни¬чество». Однако больше всего руководитель организации боялся разоблачения своих действий перед студенче¬ской массой.
Естественно, что Нечаеву не удалось подчинить сво¬ему влиянию все студенческое движение, так как рас¬крылся провокационный характер его действий.
Следует сразу отметить, что А.-Г. Долгиев, как и боль¬шинство революционно настроенных студентов, не при¬мыкал к кружкам, основанным анархистом С. Г. Неча¬евым, не разделял его тактики и программы. Нет ника¬ких документальных данных, подтверждающих, что Долгиев, как и большинство студентов-кавказцев, обучавшихся в то время в учебных заведениях Москвы и Петербурга, вхо¬дил в какой-либо из нечаевских кружков.
Акт убийства Иванова царское правительство исполь¬зовало для расправы над участниками революционных выступлений студенческой молодежи в 1868—1869 гг. Оно организовало в этих целях громкий судебный про¬цесс, придав ему сугубо уголовный характер.
Как известно, А. Герцен относился отрицательно к деятельности Нечаева; Бакунин называл его политиче¬скую программу «Катехизисом абреков». П. Лавров, В. Засулич, М. Натансон и другие участники революци¬онного движения также отрицательно относились к Не¬чаеву и его кружковцам. В. Засулич, участница событий, находившаяся под следствием по Нечаевскому делу, от¬мечала: «Нечаев не был продуктом нашей интелли¬гентной среды. Он был в ней чужим»(2).
К. Маркс и Ф. Энгельс резко критиковали Нечаева и называли его программу «образчиком казарменного ком¬мунизма»(3). А.-Г. Долгиев был арестован в Петербурге в начале марта 1869 г. К следствию и суду в период подготовки и проведения «Нечаевского процесса» не привлекался. Одна¬ко Адиль-Гирей не избежал серьезных репрессий.
Он был выслан на родину, туда, где у южного склона Малокабардинского хребта раскинулось село Дахкильг-Юрт, ныне Долаково. Вокруг него лежат тучные черно¬земные поля, богатые пастбища, вдали темнеет густой лес. Еще недавно там пролегала старинная дорога «Эрси-никъ» («Русская дорога») - путь, идущий от крепости Моздок до Владикавказа, затем по Дарьяльскому ущелью в Закавказье - до Тифлиса. Благодатные места уже давно привлекали сюда горцев-хлебопашцев и скотоводов.
В Дахкильг-Юрте в крестьянской семье Олмаза и Изи Долгиевых родился сын, нареченный Эдал-Гиреем (Адиль-Гирей).
Мы можем теперь сказать, что уточнить год рождения Адиль-Гирея пока не представляется возможным. По од¬ним сведениям, он родился в 1845 г., по другим - в 1847. По документам Петербургского университета и материа¬лам столичной тайной полиции значилось, что Долгиев родился около 1850 г.
Биографический словарь деятелей революционного движения России 60-х гг., охватывающий период от пред¬шественников декабристов до конца деятельности «На¬родной воли», также указывает, что Адиль-Гирей родился «около 1850 г.»(4).
Его однокашник по Ставропольской гимназии, извест¬ный ингушский просветитель и этнограф Чах Ахриев также родился в 1850 г. Учитывая, что и гимназисты, и его сокурсники по университету - ровесники, правиль¬нее будет считать год рождения А.-Г. Долгиева где-то между 1848 и 1850 гг.
У него было три брата: Бунахо, Джанчор и Эсто. Все они были старше Адиль-Гирея. Судьба их сложилась по-разному.
Бунахо с помощью дяди Уцига Малсага приобщился к военной службе. Уцига Малсаг - Малсаг Уцигович Дол¬гиев - штаб-ротмистр русской армии пользовался репу¬тацией храброго офицера, его подвиги отражены в уст¬ном народном творчестве. По его ходатайству Буна-хо был переведен из Ейского казачьего полка в состав Ин¬гушского дивизиона Терско-Горского конно-иррегуляр-ного полка в чине майора. В 1877-1878 гг. он участво¬вал в освобождении Болгарии от турецкого ига.
Вступил «охотником» — добровольцем — в тот же ди¬визион и другой брат - Джанчор. Ратные подвиги брать¬ев Долгиевых, их храбрость и мужество были отмечены военными наградами.
Эсто умер рано.
О детских годах Адиль-Гирея осталось мало свиде¬тельств. Его юность прошла среди сверстников в родном ауле. Народные песни и сказания проникали в душу мальчика, пробуждая любовь к отчему краю, к его мно¬гострадальному народу и героической истории. В ран¬ний период жизни Адиль-Гирея семья Олмаза Долгиева ничем не отличалась от большинства других сельских семей; жизнь ее протекала в борьбе за существование. Кукурузный чурек, кружка молока составляли обычный завтрак и ужин. В памяти его сохранились события, про¬исходившие в те годы в родном крае.
Вслед за жестоким подавлением восстания ингуш¬ского крестьянства в мае 1858 г., известного как «Назрановское возмущение», целый ряд аулов насильствен¬но выселяется, а жители сгоняются с насиженных зе¬мель. Одновременно производится раздача земельных угодий местным феодалам, прислужникам царизма.
Так, западнее Дахкильг-Юрта осетинский алдар Ду¬даров получил от царского правительства 5500 десятин земли и поселился здесь со своими подвластными, осно¬вав село Толста-Юрт (современное селение Зилга). На левом берегу Камбилеевки получил земли Алдар Тхостов, которому наместник Кавказа отвел 1150 десятин. Одним росчерком пера удостоился 2800 десятин земли в местности Сут-Кох, что южнее названного выше села, полковник Мусса Алхастович Кундухов(5).
Таким образом, крестьяне Дахкильг-Юрта, Той-Юрта, Черки-Юрта (Дахкильг-Юрт, Той-Юрт, Черки-Юрт -это со¬временные селения Долаково, Кантышево и Верхние Ачалуки в Назрановском и Малгобекском районах Чечено-Ингушской АССР.) и других поселений лишились пахотных земель, сенокосов и лесов, которыми они еще недавно пользовались.
В 1861 г. в России было отменено крепостное право. Вступление страны на интенсивный путь капиталисти¬ческого развития, осуществление в стране буржуазных реформ, несмотря на их половинчатый характер, играли прогрессивную роль в развитии горских народов. Они также втягивались в русло рыночных отношений. Шла ломка патриархальщины.
Образную картину этих явлений дал демократ Алихан Ардасенов: «Ингуша, чеченца, осетина в особенно¬сти можно видеть теперь, так сказать, на всех перекрест¬ках жизни, ищущих всюду работу - приложения для своих рук. При этом они не брезгуют никакой должностью, их можно видеть в гостиницах, трактирах, в пере¬дней барина, на вокзалах железных дорог и канцеляриях, в ямщиках, в магазинах в качестве мальчиков»(6).
Капитализм нуждался в грамотных людях, образо¬ванных чиновниках, переводчиках, знакомых с местны¬ми условиями и бытом коренного населения. В этих це¬лях на Северном Кавказе создавались первые школы. Одним из первых учебных заведений в крае была Став¬ропольская мужская гимназия. В первые годы своего существования она, по словам Г. А. Лопатина, окончив¬шего ее, ученика Чернышевского, первого переводчика «Капитала» на русский язык, члена Генерального Сове¬та I Интернационала, по качеству даваемых своим вос¬питанникам знаний и действовавшим в ее стенах нра¬вам походила «больше на бурсу Помяловского, чем на что-либо другое»(7).
В конце первой половины прошлого столетия при Ставропольской гимназии было открыто подготовитель¬ное отделение с пансионатом для детей горцев. Одним из первых учащихся из числа чеченцев и ингушей в этой гимназии стали Чах Ахриев, Адиль-Гирей Долгиев и Инал Бекбузаров. Здесь они начали овладевать «кяхат-мотт» — «языком бумаги» — российской грамотой.
Кстати, за первые 50 лет существования гимназии, кроме них, ее закончили еще шесть их земляков: Садул Ахриев, Асланбек Базоркин, Пшемахо Дахкильгов, Кураз Мальсагов, Сай Мальсагов и Тонта Укуров.
Период притока первых горских юношей в Ставро¬польскую гимназию совпал с деятельностью в ней про¬грессивного педагога и замечательного организатора учеб¬ного дела Я. М. Неверова. Его усилиями при гимназии были открыты два новых дополнительных класса: уни¬верситетский - для подготовки после гимназии к по¬ступлению в высшее учебное заведение; педагогический -для подготовки младших учителей гимназий, смотрите¬лей и учителей уездных училищ.
Горская молодежь жадно впитывала зерна просве¬щения, принимала активное участие во всех внеклас¬сных мероприятиях гимназии. Их успехи поощрялись педагогами. В частности, высоко ценил их старания пре¬подаватель русской словесности Ф. В. Юхотников.
Как показало дальнейшее, благотворное влияние на Ч. Ахриева, А.-Г. Долгиева, несомненно, оказали про¬грессивные, передовые педагоги, сотрудничавшие с Я. М. Неверовым и приобщившие своих питомцев к пе¬редовой русской культуре.
Вопреки устремлению официальных «столпов просве¬щения» Ставропольская гимназия способствовала форми¬рованию демократической интеллигенции из представи¬телей горских народов, таких, например, как Адиль-Ги¬рей Кешев — адыгский просветитель, Паго Тамбиев — первый собиратель фольклора адыгов, Казн Атажукин -кабардинский просветитель, Иналук Тхостов, Джантемир и Гуцыр Шанаевы - осетинские этнографы, Башир Дал-гат и Гаджи-Мурад Амиров - дагестанские просветите¬ли, Чах Ахриев - первый этнограф и просветитель ин¬гушского народа, Адиль-Гирей Долгиев - активный уча¬стник революционного студенческого движения, первый учитель Ингушетии.
В Ставропольской гимназии позднее учились осно¬воположник осетинской литературы поэт Коста Хетагуров, писатель Инал Кануков, народоволец М. Ф. Фро¬ленко и другие.
В последние годы учебы в гимназии А.-Г. Долгиев решает продолжить образование в университете. Зару¬чившись поддержкой сельского схода, Адиль-Гирей об¬ращается с прошением к властям Терской области об оказании ему помощи в поездке на учебу в Петербург и установлении стипендии.
Администрация области отказала в ассигнованиях на стипендию, но «милостиво» выделила из штрафных сумм 30 рублей на дорожные расходы(8). Ни отец, ни брат Бу-нахо, который и сам еще не встал на ноги, не могли оказать ему материальной помощи.
Страстное желание получить высшее образование и стремление принести пользу своему народу стали тем стимулом, который помог молодому горцу преодолеть все трудности и стать студентом юридического факультета Петербургского университета (Вплоть до Великой Октябрьской социалистической револю¬ции на Кавказе не было высших учебных заведений. Первый уни¬верситет был открыт в 1918 г. в Тифлисе).
Столица произвела на Долгиева оглушающее впечат¬ление. Многоэтажные каменные дома, великолепные мраморные дворцы на набережной Невы, золотом отли¬вающие церковные купола, ажурные решетки и скверы с невиданными фонтанами и статуями, блеск мундиров на Невском проспекте, поток экипажей ошеломили и как бы придавили его.
Но Петербург был двуликим: один - бюрократический, официальный, монархический, другой - демокра¬тический, революционный, где ковались мужественные
революционеры.
Знакомство с однокашниками, поиски жилья и за¬работка, дороговизна жизни быстро отрезвили Адиль-Гирея. Он на опыте узнал, что большинству студентов приходится существовать грошовыми уроками, ночной корректурой и другими нелегкими работами, поглощав¬шими почти все свободное время.
Жизнь показала ему, что студенты из простого на¬рода ведут нищенский образ жизни и от недоедания бо¬леют. Не имея средств на лечение, нередко умирали его друзья. Тиф, чахотка и другие заболевания были посто¬янными спутниками студентов из народа. Даже жан¬дармы вынуждены были признать, что жизнь и быт студентов являли «истинно потрясающие примеры ни¬щеты».
Адиль-Гирей быстро приобщается к студенческой жизни, связывается с кавказским землячеством, участву¬ет в кружках и сходках студентов.
Студенчество неустанно устраивает всевозможные вечера и концерты в пользу своих землячеств и, по сло¬вам Л. В. Успенского, «особенно старались всегда кав¬казцы».
Учебу Долгиев сочетает с работой над расширением своего кругозора, читает произведения Чернышевского, Добролюбова, Герцена, Белинского, становится и актив¬ным читателем журнала «Современник». Под их воздей¬ствием он начинает проникаться идеями русских рево¬люционных демократов, критически относиться к окру¬жающей действительности.
В университете он все больше и больше втягивается в водоворот идей, волновавших тогда передовую русскую интеллигенцию и студенчество. В активную борьбу вклю¬чалась, как наиболее восприимчивая, студенческая моло¬дежь - «самая отзывчивая, - как определил В. И. Ленин, - часть интеллигенции»(9).
Общественная деятельность Долгиева началась в одну из самых напряженных и сложных эпох истории рус¬ского общества прошлого столетия. Героическую борьбу против царской камарильи и императора Александра II вели тогда группы самоотверженных борцов, стремивших¬ся подорвать ненавистный строй произвола и насилия, поколебать его путем террора, уничтожения царских сатрапов.
В. И. Ленин назвал эту борьбу «отчаянной схваткой с правительством горстки героев»(10).
Мировоззрение А.-Г. Долгиева складывалось в годы бурного кипения и борьбы вокруг центральной пробле¬мы эпохи - проблемы коренного общественно-полити¬ческого преобразования и участия в этом преобразова¬нии передовых слоев народа.
К этому времени в освободительном движении Рос¬сии наметился еще больший подъем. Он ярко проявился в виде новой волны студенческих выступлений 1869 г. «Сходка следовала за сходкой»(11). Стало одним из люби¬мых и декламировалось как гимн стихотворение Н. П. Ога¬рева «Студент».
По словам В. Г. Короленко, позже увлекшегося на¬родническим движением и не раз отбывавшего ссылки и тюремные заключения, в 70-х гг. юные кадры укра¬инской и кавказской молодежи влекло в общерусское движение его «широкой демократичностью, отсутстви¬ем национализма, широкими формулами свободы»(12). На¬расхват читался «Современник». Очень образно, эмоцио¬нально писал об этом в своих воспоминаниях один из участников студенческого движения Нико Николадзе: «Если бы ты знал, читатель, какое тогда было время, с каким нетерпением и жаждой мы, молодежь, ожидали того счастливого дня, когда выйдет книга любимого жур¬нала, с каким восхищением и поспешностью, с какой жаждой и неутолимостью принимались мы за чтение... как билось тогда наше сердце, как волновалось чувство и горел разум!»(13).
Коллективные чтения запретных книг, диспуты, об¬мен мнениями и горячие споры пробуждали стремление принять активное участие в борьбе против социальной несправедливости, расширяли горизонты и обществен¬ные интересы молодежи.
Политические выступления студентов подготавлива¬лись в трудных условиях «белого террора», когда Россия переживала страшную реакцию, последовавшую после известного покушения Каракозова на Александра П.
В сложившейся обстановке петербургское студенче¬ство стремилось сделать для революции «хоть что-либо малое», доступное. Студенчество устраивало тайные сход¬ки, организовывало подпольные библиотеки, служившие местом хранения и распространения нелегальной лите¬ратуры и прокламаций.
С 6 марта 1869 г. студенты университета, Медико-хирургической академии и Технологического института стали собираться на сходки, где и произносили страст¬ные речи, требуя свободы собраний, права создания сту¬денческих организаций. В первых рядах столичной мо¬лодежи выступали и студенты с Кавказа.
Почуяв серьезную опасность, правительство прини¬мает ответные меры: массовые обыски и аресты студен¬тов. «Беспорядки», по официальной терминологии, охва¬тили все высшие учебные заведения столицы, получили широкий отзвук в университетах и институтах Москвы, Казани, Киева, Харькова и других городов.
Студенты Петербургского университета разослали своих депутатов по всем университетам страны с целью организации всеобщей поддержки их выступлений и протеста против произвола царских властей.
На пороге 70-х гг. царское правительство оказалось перед лицом событий, нарастание которых таило серьез¬ную угрозу. Все настойчивее звучали в прокламацион¬ных листовках призывы к демократической интеллиген¬ции окунуться в гущу народной жизни и органически слить «вопрос русской молодежи» с «вопросом русской земли». Действия студенческой молодежи в одном из докладов III отделения квалифицировались как замысел, направленный на «ниспровержение существующего строя»(14).
В ночь с 13 на 14 марта были произведены поваль¬ные аресты студентов Медико-хирургической академии, а утром ее уже закрыли. В субботу 15 марта в Петербург¬ском университете появилось воззвание, призывающее студентов выступить с протестом в знак солидарности со студентами-медиками, требующее немедленного осво¬бождения арестованных и открытия Медико-хирургичес¬кой академии.
Студенческие волнения не только выражали протест против наступления административных и полицейских властей на права молодежи. Студенты выдвигали и политические требования. При аресте активного участни¬ка студенческих волнений Ф. В. Волховского среди других бумаг полиция обнаружила у него прокламацию, озаглавленную «Программа революционных действий».
О размерах студенческого движения в те дни гово¬рит и такой факт. В отдельных сходках, например, в той же академии участвовало 1500 человек из 2000 ее пи¬томцев.
Активное участие в выступлениях студентов универ¬ситета и медиков принимал и Адиль-Гирей Долгиев. Жизнь вписывала новые страницы в его биографию. Несмотря на массовые репрессии, волнения в универси¬тете и Технологическом институте продолжались.
20 марта в университет пожаловал сам Трепов, обер-полицмейстер Петербурга. Вожаки движения были аре¬стованы еще ранее и заключены в Петропавловскую кре¬пость и на гауптвахту.
В эти дни только из одного университета было исклю¬чено 38 студентов, в том числе 14 кавказцев. По распоря¬жению Трепова многих арестовывали и без суда и след¬ствия высылали в административном порядке под надзор полиции: 24 марта С. Зарипова - в Тифлис, 26 марта И. Измайлова - в Эривань, Н. Кипиани, Д. Сулханашви-ли - в Тифлис, И. Бекбузарова - во Владикавказ, 27 марта Ф. Бебурашвили, В. Джапаридзе - в Кутаис, Павла и Ва¬силия Шавердовых, Н. Орбелиани, А. Саражишвили, В. Семибратова, Л. Мгебришвили - в Тифлис, М. Лунке-вича — в Эривань. Арестованный в первые дни студенче¬ских выступлений Адиль-Гирей Долгиев был заключен в один из казематов Петропавловской крепости.
По высочайшему повелению была наряжена военно-следственная комиссия, которую возглавил начальник секретного отделения охранки действительный статский советник Колышкин, взявший под свою «опеку» наибо¬лее активных участников студенческих волнений.
Царская охранка доносила: «Раскрытие политиче¬ского дознания 1869 г. свидетельствует, что пропаган¬да начинает приносить и в России свои отравленные плоды»(15).
И не случайно публицисты официального толка пре¬дупреждают правительство о том, что «люди, вызыва¬ющие баррикады, не так опасны, как эти юноши, работа¬ющие втихомолку над перестройкой общественных отно¬шений, над изменением коренных оснований современ¬ного порядка».
А. Герцен говорил о них, что это «фаланга героических молодых людей», которые «в двух шагах от Зимне¬го дворца образовали несколько политических обществ, направленных против царизма»(16).
Основоположники марксизма отмечали, что энергич¬ный протест студентов Петербургского университета «был перенесен на улицу и вылился во внушительные манифестации ».
После, почти месячного следствия «за принятие уча¬стия в преступных замыслах против священной особы». Адиль-Гирей из каземата Петропавловской крепости был выслан под строгий надзор полиции в Терскую область. Одновременно он был лишен права поступления в выс¬шие учебные заведения.
В сопроводительном документе за № 3414 санкт-пе¬тербургский полицмейстер Трепов предписывал: «Под¬чинить Долгиева на месте высылки надзору без права отлучки с места жительства»(17).
Начальник главного управления наместника Кавка¬за барон Николай в мае 1869 г. в секретном документе за № 242 также требовал учредить за А.-Г. Долгиевым полицейский надзор с воспрещением покидать место по¬селения.
По прибытии во Владикавказ Адиль-Гирей был сдан жандармскому капитану «в исправном виде», а затем водворен в родной аул, где должен был жить постоянно.
Началось томительное существование под недремлю¬щим оком местного пристава. Попытки поступить на службу, найти применение своим знаниям в крае, где особенно нуждались в образованных людях, не увенча¬лись успехом.
Время уходило на составление бесконечных проше¬ний, ходатайств о разрешении поступить на какую-либо работу.
Наконец, уже после снятия полицейского надзора, Долгиеву удается устроиться учителем в Назрановскую горскую школу, открытую 14 февраля 1868 г. для «вольноприходящих» учеников.
Под эту первую в Ингушетии школу было отведено помещение пересыльной тюрьмы Назрановской крепо¬сти. Учились в ней только мальчики. Только один раз было допущено отступление от этого принципа. Помощ¬ник учителя Зязиков попросил поместить его двух дево¬чек в школу, директор разрешил, выставив жесткие ус¬ловия их содержания в изоляции от мальчиков. На первых порах школа испытывала большие за¬труднения. К тому же местное духовенство всячески ста¬ралось насадить в школе порядки, существовавшие в ре¬лигиозных медресе.
В тяжелые годы становления первой школы в Ингу¬шетии Адиль-Гирей Долгиев, поборник просвещения своего народа, борется за создание нормальных условий для учебы детей.
Почувствовав к себе гуманное отношение, чуткая детвора тянется к новому учителю, свое любопытство и бесчисленные «как» и «почему» адресует к нему. А он все свои силы и знания отдает им, старается посеять интерес во впечатлительной детской душе, пробудить любовь к чтению, знакомит ребят со сказками и доступ¬ными для их понимания произведениями Пушкина, Лермонтова, Толстого и других писателей, стремится приобщить учащихся к передовой русской культуре.
Адиль-Гирей обращает внимание на физическое раз¬витие ребят. По своей инициативе он ведет уроки гим¬настики, привлекает учащихся к уходу и обработке школьного сада.
В физических упражнениях он использует нацио¬нальные виды борьбы, подвижные игры, поднятие тя¬жестей и устраивает народные танцы. Все это поднима¬ло настроение ребят и, конечно, способствовало их фи¬зической закалке.
Река Сунжа, в которой были естественные запруды, служила местом для обучения мальчиков плаванию. Мо¬лодой учитель пробуждал в детях любовь к природе, в свободное время организовывал походы по близлежа¬щим местам, одновременно рассказывал им об истори¬ческих событиях, происходивших в крае, прививая им интерес к истории.
А.-Г. Долгиев часто встречается с родителями своих питомцев и привлекает их внимание к необходимости больше уделять времени детям, поощрять их стремление к учебе, обращать внимание на соблюдение ими личной гигиены.
В начале февраля 1870 г. он выступил во Владикав¬казской газете «Терские ведомости» со статьей «Несколь¬ко слов о Назрановской горской школе»(18). В ней он ука¬зал, что дети целый год, не взирая ни на какую погоду, приходили в класс, делая по десяти верст в один конец. Подчеркивая стремление ингушских ребят к учебе и лестно отзываясь о них, Долгиев отмечал, что усердие мальчиков выказывалось и в их успехах. «В самое ко¬роткое время мальчики, особенно старшего отделения, выучились весьма правильно читать по-русски и бывали в состоянии сознательно передавать многое из прочитан¬ного». Чтобы уяснить высказывание Долгиева, необхо¬димо вспомнить, что в те годы ингуши, как и все горцы, почти поголовно были неграмотными, дети поступали в школу без всякой подготовки. По-русски им не с кем было обмолвиться словом.
Ингушская детвора должна была, как писал Долгиев, «удовлетворяться тем, что дает им чтение и объяснение книг», и главным неудобством «служила и будет служить невозможность одновременного усвоения рус¬ского языка практически и теоретически».
Тем не менее, ученики назрановской школы за ка¬кие-нибудь полтора года «оказали в практическом зна¬нии русского языка такие значительные успехи, что не¬которым удавалось перевестись во Владикавказскую ре¬альную прогимназию». В период его деятельности в школе изменилось от¬ношение преподавателей и смотрителя к ученикам: «Гру¬бые наказания, вроде драния ушей, таскания за волосы и т. п. совершенно устранены, на учеников стараются действовать не угрозами, а добрыми наставлениями». Та¬кое обращение с учениками их воспитателей Долгиев считал самым верным средством, благотворно действу¬ющим на нравственное воспитание питомцев школы.
У этой единственной на всю Ингушетию школы были и влиятельные противники и злопыхатели, считавшие, что подобные учебные заведения «не могут приготовить обучающихся в них детей к чему-нибудь полезному и из них будут выходить люди, способные сделаться только «переводчиками на базаре».
Адиль-Гирей Долгиев решительно выступал против тех, кто старался приостановить обучение подрастающе¬го поколения.
Взгляд ингушского крестьянства на образование, как он справедливо отмечал, изменился, и оно чувствует «не¬обходимость знания русского языка, грамоты».
Одновременно Долгиев отчетливо понимал, что при существующем строе детям горской бедноты после окон¬чания школы путь к высшему и среднему специально¬му образованию закрыт. Поэтому он настойчиво советует в процессе учебы прививать учащимся навыки реме¬сел: токарного, столярного, бондарного дела и изучение основ садоводства и овощеводства.
Он справедливо отмечал, что изучение ремесла име¬ет важное значение, так как «большинство учеников, лишенных средств продолжать учебу», с помощью при¬обретенных в школе практических навыков могут сде¬латься, если не самостоятельными мастерами, то, по край¬ней мере, хорошими домохозяевами, что «полезно и для ебя и для народа»(19).
Сказанное свидетельствует о том, что Долгиев еще 1-0 лет назад считал необходимым сочетать теоретическую учебу с производственным обучением.
Занимаясь преподавательской работой в назрановской школе, Адиль-Гирей включается и в общественную деятельность. Здесь необходимо коротко сказать о «Тер¬ских ведомостях», первой официальной газете Терской области, издание которой началось во Владикавказе в январе 1868 г.
Ее первым редактором был Адиль-Гирей Кешев, уро¬женец адыгейского аула Кечев. Он с отличием окончил в 1858 г. Ставропольскую гимназию, учился на Восточном факультете Петербургского университета, был участником студенческого движения 1860-1861 гг. В 1867 г. был при¬числен к гражданскому управлению Терской области во Владикавказе и вскоре стал редактором «Терских ведомо¬стей». Умер А. Г. Кешев в 1872 г.
Прогрессивный для своего времени деятель, он ста¬вил перед сотрудниками газеты широкие просветитель¬ские задачи для освещения жизни многонациональной Терской области.
А. Г. Кешев сумел привлечь и сплотить вокруг газе¬ты лучшие силы местной прогрессивной интеллигенции. В ней сотрудничали кабардинский просветитель К. Атажукин, осетинский этнограф И. Тхостов, знаток этно¬графии и истории ингушского народа Ч. Ахриев, просве¬титель А.-Г. Долгиев, осетинские авторы Б. Гатиев, И. Шанаев, общественный деятель кабардинец Д. Кодзоков, А. Прянишников, Н. Семенов, А. Косташ, Водарский и другие(20).
Позже на ее страницах выступали историк-этнограф С. Туккаев, публицист Г. Цаголов, поэт К. Хетагуров. Кстати, когда позже «Терские ведомости» скатились в лагерь оголтелой реакции, Коста Хетагуров дал газете меткое прозвище - «Мерзкие ведомости».
Авторский состав «Терских ведомостей» во главе с Кешевым смотрел на образование и просвещение гор¬цев, как на необходимый и неизбежный фактор, кото¬рый должен вывести народы Терека на путь прогресса и культуры.
Следует упомянуть и о том, что в «Терских ведомо¬стях» были опубликованы интересные статьи Ч. Ахриева «Об ингушских кашах», «Присяга у ингушей», «О характере ингушей», «О ингушских женщинах», «Этнографический очерк ингушского народа» с прило¬жением его сказок и преданий и другие материалы,
Периодически газета выходила и под редакцией А.-Г. Дол-гиева, К. Атажукина, Водарского. Так, в 1870 г. Адиль-Гирей подписывал «Терские ведомости» два раза в мае, весь октябрь и ноябрь, а в 1871 г. в марте и апреле – пять раз(21).
Редактировать газету Долгиев мог только при усло¬вии полного доверия такого прогрессивного деятеля, ка¬ким был его тезка Кешев. И, главное, он имел необходи¬мые знания и способности организатора и публициста, чтобы пользоваться авторитетом среди своих коллег в редакции.
Как видим, он был первым из чеченцев и ингушей редактором газеты.
В то же время Долгиев упорно добивается возможно¬сти продолжения учебы в высшем учебном заведении. Его многочисленные прошения, адресованные местным властям - начальнику Терской области, в Главное уп¬равление наместника Кавказа и самому наместнику, на протяжении длительного времени оставались без ответа. Наконец, 21 декабря 1871 г. начальник III отделения своим отношением за № 377 информировал Военное ми¬нистерство о том, что Долгиев освобожден от политиче¬ского надзора.
Тогда он начинает ходатайствовать о восстановлении или принятии его на юридический факультет Петербург¬ского университета, где он учился до ареста и высылки из столицы.
Министр просвещения царского правительства Делянов признал «невозможным согласиться на дозволе¬ние Долгиеву вновь поступить в число студентов какого-либо из наших университетов»(22).
Борьба с царскими мракобесами, закрывшими доступ в высшие учебные заведения, продолжалась долго. По¬пытка поступить в Институт горных инженеров также не увенчалась успехом. Наконец, после продолжитель¬ных мытарств Адиль-Гирею Долгиеву разрешается въезд в Петербург. А осенью 1873 г. ему удается поступить в Медико-хирургическую академию.
В академии Адиль-Гирей опять-таки не удовлетво¬ряется одной учебой, Он снова принимает активное уча¬стие в студенческих кружках, знакомится с народничес¬ким движением. В его рядах нашел он свое место, когда петербургское студенчество снова забурлило в горячих сходках и протестах. Студенты-кавказцы понимали не¬обходимость единения с революционной Россией, клас¬совой солидарности с ее трудовым народом. Об этом об¬разно писал однокашник А.-Г. Долгиева, участник сту¬денческого движения И. С. Джабадари: «Мы решили работать в России рука об руку с русскими, глубоко убеж¬денные, что если нам когда-нибудь суждено победить, тем самым мы победим и на Кавказе. Завоевав свободу народу русскому, тем самым завоюем ее и для народов Кавказа. В нашем лице мы вносили в общее дело рус¬ской свободы и скромную лепту Кавказа; не сепаратизм, а совместная работа - вот был наш лозунг»(23).
Волнения на этот раз возникли в Медико-хирурги¬ческой академии, превратившейся «в центр политиче¬ской агитации»(24).
Петербургские власти, имевшие большой опыт в по¬давлении студенческих «беспорядков», принимают же¬стокие меры против «крамольников».
Когда начались очередные репрессии, Адиль-Гирей Долгиев был арестован вторично и снова выслан в Тер¬скую область под надзор полиции.
«Жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко, - писал Короленко, - ...Но все-таки... все-таки впереди - огни...». Дорогу, как говорили мудре¬цы, указывает свет, который сияет впереди.
...В конце 70-х гг. на Северном Кавказе начались активные выступления горского крестьянства против са¬модержавной политики царского правительства. В этой обстановке местные власти предпринимают меры к изо¬ляции политически «неблагонадежных». А.-Г. Долгие¬ва снова высылают, теперь уже в Закавказье. В Тифлисе он недолго работает в железнодорожной библиотеке. Вечно преследуемый, гонимый, разлученный с родными, бед¬ствуя, он заболевает и умирает вдали от родного края.
Память об одном из активных участников революци¬онных выступлений студенчества Петербурга, прогрес¬сивном деятеле, учителе, отдавшем свою жизнь борьбе за счастье трудового народа и его светлое будущее, жива и поныне.
Его имя навечно занесено в книгу «Деятели револю¬ционного движения России. Биобиблиографический сло¬варь», где в 106 столбце написано: «Долгиев Адиль-Ги¬рей. Род. ок. 1850 г. Студ. СПб. ун-та. За участие в студенческих беспорядках арестован и заключен в Пет-роп. крепость; 12 апр. 1869 г. выслан в Терскую обл. В декабре 1871 г. освобожден из-под надзора; в мае 1872 г. получил разрешение приехать в Петербург и в авг. 1873 г. поступил в Мед.-хир. ак-мию»(25).
На багряном знамени революции есть и капли кро¬ви участников революционных выступлений студенче¬ства, в рядах которых был и наш земляк Адиль-Гирей Олмазович Долгиев.
Вглядитесь в черты лица этого борца, просветителя -и вы навсегда запомните и высокий лоб мыслителя, и серьезный взгляд печальных и мудрых глаз, смотря¬щих далеко вперед и, кажется, видящих будущие бои и потери, страдания и свершения, а за ними... впереди -огни революции, которая принесет народу долгожданную и завоеванную им самим свободу.

Шукри Дахкильгов


Примечания.

1.Очерки истории ЧИАССР. Грозный, 1967. Т. 1. С. 298.
2.Засулич Н. Нечаевское дело. Группа освобождения труда. М., 1924. № 2. С. 233.
3.Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 411, 414 и др.
4.Деятели революционного движения в России. Био¬графический словарь. М., 1928. Т. 1. Ч. 2. С. 106.
5.АКАК. Тифлис, 1868. Т. 6. С. 555; Кокиев Г. Крес¬тьянская реформа в Северной Осетии. Орджоникидзе, 1940. С. 183; ЦГАСОАССР, ф. 32, оп. 1, д. 253. л. 11; там же, ф. 233, оп. 1, д. 10, л. 60.
6. В. Н. Л. (Ардасенов А.). Переходное состояние гор¬цев Северного Кавказа. Тифлис, 1896. С. 35.
7.Герман Александрович Лопатин (1845-1918). Ав¬тобиография, показания и письма. Пг., 1922. С. 8.
8.ЦГА СОАССР, ф. 12, оп. 7, д. 333, лл. 9-11.
9. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 19. С. 121.
10. Там же. Т. 5. С. 39.
11.Чудновский С. Из дальних лет // Былое. СПб. Вып. 9. С. 235.
12.Короленко В. Г. Собр. соч. В 10 т. М., 1956. Т. 10. С. 436.
13.Мегрешвили Г. И, Грузинская общественно-эконо¬мическая мысль (во второй половшие XIX в.). Тифлис, 1960. С. 302.
14. Сватиков С. Г. Студенческое движение 1869 г.: Исторический сб. СПб, 1907. С. 231; Каторга и ссылка. М., 1924. № 3/10. С. 107.
15.Каторга и ссылка. М., 1924. № 3/10. С. 121.
16.Герцен А. И. Собр. соч. В 30 т. М., 1956. Т. 7. С. 253, 338.
17.ЦГАОР. Ф. 109, оп. 1869, ед. хр. 44, ч. 2, лл. 217, 217 об., 218.
18.ТВ. 1870. 12 февр.
19.Там же.
20.Хоруев Ю. В. Печать Терека и царская цензура. Орджоникидзе, 1971. С. 26, 27.
21.ТВ. 1970. № 32; 1871. № 17, 20, 21, 30, 31, 33; 1872 № 27-35,42,43,45, 46; 1873, № 3,21-23, 24-26.
22.ЦГИА ГССР, ф. 7, оп. 8, д. 112, л. 12 об.
23. Былое. СПб., 1907. № 9/21. С. 185, 186.
24.Ткаченко П. С. Студенчество Медицинской акаде¬мии в общественном движении 60-х гг. XIX века // Советское здравоохранение. 1974. № 1. С. 71; В. И., 1975. № 12. С. 194.
25.Деятели революционного движения в России... Указ. соч.

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:43
Заам Яндиев (1890(?) -1939)

Родился в семье бедняка-крестьянина в с. Экажево. Юношей уехал из родного дома на Украину, в г. Бердянск, где недолго перебивался случайными заработками.
В декабре 1912 года после убийства жандармского вахмистра был арестован вместе с родным братом и еще несколькими ингушами. Не¬справедливое судилище приговорило брата Заамы — Генардуко — к повешению, замененному восемью годами каторги. В каторжной тюрь¬ме тот через год умер от чахотки.
Заам был освобожден из-под стражи и уехал в Харьков, позже ус¬троился работать грузчиком на Цибулевском сахарном заводе. Здесь он становится активистом-забастовщиком, что привело к новым арес¬там. Но грянувшая война с Австро-Германией изменила его жизнь.
Заам ушел в армию, был зачислен в учебную команду 8-го кавале¬рийского полка в г. Ново-Георгиевске. Через полгода в чине младше¬го унтер-офицера он был отправлен на австрийский фронт.
Воевал в кавалерийском полку при знаменитом брусиловском наступ¬лении. Под городом Станиславом сумел грамотно и мужественно пе¬рехватить командование эскадроном (после ранения командиров) и обеспечить победу. За что был награжден Георгиевским крестом чет¬вертой степени и произведен в прапорщики.
1917 год Заам Яндиев встретил на империалистическом фронте, сра¬зу же поддержал большевиков и был избран на солдатском митинге командиром 41-го стрелкового Сибирского полка и членом полкового комитета. При активном участии Заама 41-й полк в полном составе снялся с фронта и ушел в Симферополь. В Крыму Заам наладил связьс революционными моряками и установил контроль за продвижением в Севастополь грузов для флота по железнодорожной линии.
Полк, руководимый Яндиевым, принял активнейшее участие в Сева¬стопольском восстании моряков против контрреволюционного Крым¬ского правительства: захватил симферопольский арсенал, арестовал офицеров.
Примерно в это время Заам стал членом компартии и до лета 1918 года ведет в Крыму подпольную борьбу с немецкой армией, оккупи¬ровавшей Крым.
Летом 1918 года З.Яндиев через Керчь уезжает на Северный Кав¬каз, где становится одним из виднейших участников борьбы за Совет¬скую власть.
В Ингушетии, охваченной пожаром революции, З.Яндиев создает свой конный отряд из экажевцев, который вел успешные партизанские бои: за Владикавказ, Пседах, Сагопши, Кантышево, Долаково.
Особо отряд Заама отличился в жесточайших битвах с белыми при знаменитой защите Экажево и Сурхохов.
З.Яндиев был не только прирожденным искусным военачальником, но и незаурядным и убежденным оратором, страстно и успешно высту¬павшим на бесконечных митингах, сходах, сходках, собраниях.
Легендарный отряд конников Яндиева насчитывал 550 сабель. В са¬мый разгар гражданской войны на юге России отряду Заама поруча¬лось проведение специальных военных операций: перевозки целых со¬ставов боеприпасов, например из Астрахани. Или сопровождение стра¬тегического запаса денежных средств Кавкрайкома. Это были личные поручения таких большевистских гигантов эпохи, как Киров и Орджо¬никидзе.
За безупречно выполненную операцию по перевозке денег Заам Ян-диев был награжден Реввоенсоветом XI Армии именным маузером.
В составе XI Армии отряд З.Яндиева участвовал в наступлении и захвате Порт-Петровка в конце 1919.
После этого выдающегося боя отряд Яндиева был переформирован в 1-ый Ингушский кавалерийский полк. Ингушский полк в составе конного корпуса Жлобы воевал против Врангеля в.Крыму и отличился своей храбростью при взятии Перекопа.
Чуть позже, в сентябре 1920 года полк ингушей под командованием Яндиева громил отряды Махно на Украине.
В декабре 1921 года 1-ый Ингушский полк вернулся в Ингушетию с фронтов гражданской войны, и З.Яндиев был награжден орденом
Красного Знамени.
После отгремевших боями 20-х годов Заам Яндиев работал, как и многие незаурядные ингуши, принявшие большевизм, на различных от-ветдолжностях в Чечено-Ингушетии. Последние годы жизни жил в г. Грозном, где и умер.

Марьям Яндиева

Рукопись. Личный архив составителя.

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:46
НАМ ЕСТЬ С КОГО ДЕЛАТЬ ЖИЗНЬ (ЗАКА ЗАУРОВИЧ АУШЕВ)

Селения Сурхахи и Экажево за стойкость и мужество, проявленные их жителями в борьбе с деникинцами, в свое время были награждены благодарственными грамотами ВЦИК. В период культа личности эти грамоты были уничтожены и преданы забвению, как и другие свидетельства героических дел ингушского народа. Но как ни сильны были демоны зла, а истина, спустя много лет, была восстановлена.
На собрании трудящихся Назрановского района, которое состоялось в 1962 г., первый секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС Трофимов вновь вручил эти грамоты представителям не покорившихся белогвардейцам сел.
Грамоту селения Сурхахи получил участник гражданской войны, удостоенный почетного звания «Красный партизан», почитаемый всеми Зака Заурович Аушев, знакомый читателям по книге Б. Зязикова «Девять дней из жизни героя» как Зака Мухиевич.
После вручения грамоты Трофимов обратился к Заке Зауровичу: «Расскажи, дед, как ты жил раньше и как сейчас живешь». Ожидаемого ответа партийный руководитель не получил. Зака вышел на трибуну и сказал: «Я при царской власти жил хорошо и сейчас живу неплохо». Собравшиеся не удержались от смеха: «Да, старик не собирается кривить душой».
«Суровый, немногословный Зака», - читаем мы у Багаудина Зязикова. Кто же он, этот суровый Зака?
Зака Заурович Аушев родился в 1876 году в с. Сурхахи в семье одного из семи сыновей Анзора. Анзор Аьшкорович Аушев был человеком сказочной силы, в один присест мог выпить большую чашку топленого масла.
У каждого рода есть свои герои, рассказы о которых передаются из поколения в поколение. Иначе и быть не может. Примеры славной старины воспитывают сегодняшних сынов Ингушетии, а память о мужестве наших предшественников на этой древней земле дает нам сознание собственного высокого предназначения.
У земли ингушской всегда были герои. Вне всякого сомнения, к ним относится и Зака Заурович Аушев. Очень часто, прислушавшись к разговору стариков, можно услышать: «Как говорил Зака Заурович...» Его высказывания, мудрые изречения стали крылатыми. Приведу некоторые из них: «1овдал саг дукха ле ма велахь, хаза ца дезар хозаргда хьона», «1овдал саг г1улакха ма вахийталахь: из г1улакх цхьаккха ца водаш хургдолаш дале а моллаг1а вахача в1ашкадоаг1аргдоацача доаккхаргда хьона цо». Устами вот таких людей и создан народный фольклор. Все наши пословицы, которые учат нас жить, которыми мы украшаем нашу речь, делаем ее более убедительной, конечно же, имеют своих конкретных авторов.
- Годы учебы в Орджоникидзевском педтехникуме не столько пополнили багаж моих знаний, сколько беседы с Закой Зауровичем, говорил 80-летний Сосурко Беков из селения Верхние Ачалуки.
Безудержная смелость, унаследованная от своих предков, повела Заку Зауровича роковым для сурхахинцев летом 1919 года в логово деникинцев. Штаб Деникина стоял в Беслане. Оттуда пришла депеша: «Если не будет создана добровольческая армия, Ингушетию сотрем с лица земли».
- Ингушской добровольческой армии не бывать! - таковым было решение ингушей.
- Ждите наступления, - пригрозили белогвардейцы.
- Когда нам ждать вас? - спросил Зака.
- Военный секрет, - ответили ему.
- Надо готовиться, - обратился Зака к односельчанам. - Экажевцы тоже с нами.
Был создан шариатский полк во главе с Нальгиевым Магомедом Эльбердовичем. Туда входил и Зака Заурович. Сурхахинцы поклялись стоять насмерть. На рассвете село разбудил походный марш. Белогвардейцы окружили с. Сурхахи плотным кольцом. Поджигая дома, враг стал продвигаться к центру села. Все мужское население яростно сопротивлялось, а женщины и дети ждали исхода сражения. Неожиданно пришел на помощь со своей сотней Хизир Орцханов, разбил с южной стороны белогвардейское окружение и дал возможность людям найти в горах спасение от неминуемой гибели. А мятежное село было сожжено белогвардейцами дотла...
За это и было награждено с. Сурхахи грамотой ВЦИК, которую повторно вручили Заке Зауровичу за год до его кончины. Ему было тогда 86 лет.
Осенью 1918 года бичераховцы совместно с белоосетинами взяли г. Владикавказ. Ингушам же Бичерахов говорил: «Куда вы лезете, ингуши, та власть была наша, если победу одержат Советы, и они будут наши».
В ту тревожную осень в ингушские села из Владикавказа прибыл гонец с сообщением, что ингуши - борцы за новую жизнь блокированы в подвале Симоновского дома. На зов откликнулись партизанские отряды со всей Ингушетии. Зака Заурович тоже участвовал в операции по освобождению пленников. Он с конницей из 25 человек в числе первых пробился к осажденному дому со стороны Молоканской слободки, уничтожив броневик, преграждавший им путь. Огромный подвал, длиной в 40 метров, где находилось около 100 ингушей, был полностью залит водой. Освободители подоспели вовремя...
Ни одно важное событие не только в Сурхахах, но и в Ингушетии не проходило без участия Заки Зауровича.
Идрис Зязиков обратился к народу с просьбой изгнать с ингушской земли инородных преступников, которые, находясь в Ингушетии под видом кунаков, вместе с нашими совершали набеги у себя дома, выражаясь современным языком, были наводчиками. В комиссию, созданную для борьбы с этими бандитскими элементами, входил Зака Заурович. К началу гражданской войны в Ингушетии было 500 кровников. Это была внушительная цифра. Зака был также членом примирительной комиссии.
В сожженные и разоренные села от правительства поступила помощь. Распределительная комиссия тоже не обошлась без Заки Зауровича.
Закончилась гражданская война. Новая власть, которую стойко защищали ингуши, вернула им родные села, отнятые царизмом после Кавказской войны. Но ингуши не решались обживать их заново. Сурхахинцы заявили: «Если поедет Зака Аушев, поедем и мы». По просьбе односельчан и С. Орджоникидзе Зака Заурович с семьей переезжает в Ахки-Юрт (с. Сунжа). Прожил он там до 1934 года. Борца за Советскую власть, когда началась коллективизация, хотели раскулачить: вступать в колхоз Зака не пожелал. Оставив дом, он переселился в г. Орджоникидзе, где и находился до 23 февраля 1944 года...
Зака Заурович Аушев не утратил былой авторитет и в ссылке. Он был старшим над спецпереселенцами, а комендатура часто по его просьбе выдавала им разрешение на выезд из области.
Однажды сын Заки был задержан за хранение огнестрельного оружия, но он упорно отрицал свою принадлежность к найденному пистолету. «Твой отец сказал бы правду», - внушал ему начальник НКВД. Многие знали о принципах этого мужественного человека, один из которых - в любых обстоятельствах быть правдивым до конца. В доме произвели обыск и в толстой книге обнаружили специальный тайник для хранения пистолета. За заслуги отца с сыном обошлись мягко: присудили всего лишь полтора года тюремного заключения.
Много лет до революции проработал Зака в Баку в лесничестве, владел русским и татарским языками. Обладал дипломатическим талантом. У него был особый дар притягивать к себе людей.
85-летний житель с. Сурхахи Магомед Аушев вспоминал: «Это было в годы нашей депортации. Как-то поехали мы с Закой в Ташкент. Оставив отдыхать его в сквере, я отлучился по делам. По возвращении увидел его в окружении ребятишек».
Суровость и мягкость, взаимодополняя друг друга, сосуществовали в нем. Это был органичный сплав цельной, сильной и незаурядной личности.
Есть очень интересный момент в его частной жизни, вызывающий у одних сегодня некоторые споры, у других - восхищение. Зака жил и трапезничал только в комнате, отведенной для гостей. Никто из членов семьи при нем не садился. Но все же деспотом он ни в коем роде не был. Это была очень красивая субординация, воспитывающая у детей трепетное отношение к отцу. К сожалению, утерянная ныне исключительно по вине самих отцов.
Нам всем хорошо известно, что многие раздоры даже между родственниками чаще всего бывают из-за наследства, особенно из-за земли, порой даже нескольких ее метров. Дочери его любимого дяди Алихана отдали Заке Зауровичу землю отца не раздумывая, а он завещал своим сыновьям почитать их как его родных сестер. Последние это завещание исполнили. Вокруг этих людей живших по законам чести, царили красота и кристальная чистота.
Это были красивые люди. Красивы были их поступки, их дела и слова.
«Такого аккуратного и культурного человека я еще не встречал, - говорил Сосурко Беков. - Для него мелочей не было ни в чем: в пище, которую он употреблял, в одежде, в том, как он сидел, стоял или ходил. Как бы его ни упрашивали хозяева, свою обувь он оставлял за порогом дома, куда он приходил в гости».
Ну, как тут не вспомнить слова А. П. Чехова: « В человеке должно быть все прекрасно...»
Те, кто бывал с Закой Зауровичем на свадьбах, торжественных мероприятиях и видел как он вел в танце девушку, отмечают, что «суровый» Зака, у которого была своя мелодия (к сожалению, не удалось установить, какая именно), танцевал очень изящно. По просьбе стариков он часто выходил повторно в круг и радовал их сердца и взоры чарующим исполнением своего танца.
Довольно часто Заке Зауровичу люди поверяли самое сокровенное. Интересный случай рассказал мне один старик. У него не ладились отношения со снохой и он приехал из соседнего района, преодолев несколько тысяч километров (это было в годы нашей депортации), за помощью к Заке. Зака Заурович, не откладывая поездку, собрался вместе с ним в дорогу. Его слова, полные мудрости в духе народной дипломатии, имели положительное воздействие на молодую женщину: «Ты очень умная и добропорядочная. Я знаю, что весь дом держится на тебе и очень удивлен, что тобой допущена такая оплошность». Впоследствии она стала в этом доме одной из самых уважаемых снох.
Как-то к Заке Зауровичу обратился за советом молодой человек, у которого украли засватанную им девушку.
- Оставь,- сказал он, - значит не судьба.
- Но надо мною будут смеяться, - возразил юноша.
- Скажи, что я так сказал, и никто тебе слова не скажет, - успокоил его Зака.
Самая сложная, казалось бы, неразрешимая ситуация отступала перед авторитетом Заки Зауровича. Народ верил в мудрость и надежность своих славных сыновей. А они этой верой дорожили больше жизни.
У нас богатая история. Нужно только знать ее. Каждому из нас есть с кого делать жизнь. Нужно только хотеть этого.

М. Ялхароева

Газета «Ингушетия» 27 сентября 2005 г. № 106/1370

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:48
ИНГУШСКИЙ МЫСЛИТЕЛЬ XX ВЕКА ВАССАН-ГИРЕЙ ДЖАБАГИЕВ

На историческом, культурном фоне Просвещения Северного Кавказа особо выделяется фигура ингушского просветителя, социального мыслителя, крупного политического и общественного деятеля, экономиста-аграрника, социолога, публициста, ученого Вассан-Гирея Ижиевича Джабагиева (1882-1961), чье творчество – универсальное, беспримерное по многообразию тем, сюжетов, проблем – вышло за рамки Северного Кавказа, получило общероссийский и мировой резонанс. Впервые о Джабагиеве и его трудах заговорили лишь на исходе ХХ века. Большая часть трудов просветителя, представленная на французском, польском, турецком языках, не переведена и до сих пор недоступна исследователям. Наследие ингушского просветителя возвращается в родную культуру благодаря усилиям современных исследователей. М. Яндиева, Б. Газиков, А. Мальсагов проделали немалую работу в архивах и библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Грузии, Польши, Германии, Турции, Франции, в Библиотеке Конгресса США по выявлению, систематизации фактических данных о жизни и деятельности В.-Г. Джабагиева и его трудов. Работы М. Яндиевой [1] явились первой попыткой исследования многогранного и, поистине, энциклопедического наследия В.-Г. Джабагиева.

Вассан-Гирей Джабагиев родился 3 мая 1882 года в селе Насыр-Корт в семье полковника царской армии, полного георгиевского кавалера Ижи Джабагиева. Успешно окончив Владикавказское реальное училище, Вассан-Гирей поступает на сельскохозяйственный факультет Дерптского политехнического института, а затем продолжает образование в Германии в Йенском университете, где изучает естественные науки, земледелие и экономику сельского хозяйства. По завершении учебы В.-Г. Джабагиев, став экономистом в области земледелия, получает возможность применения своих знаний в научной и практической деятельности в годы службы в департаменте земледелия Министерства земледелия и государственных имуществ России. Основную работу В.-Г. Джабагиев совмещает с активным сотрудничеством в целом ряде общероссийских и региональных средств массовой информации, таких как «Санкт-Петербургские ведомости», «Россия», «Сельскохозяйственное образование», «Ежегодник департамента земледелия», «Земледельческая газета», «Правда», «Горская жизнь», «Каспий» и др. В «Земледельческой газете» В.-Г. Джабагиев вел отдельную рубрику «Отклики печати», в которой представлял читателям обзор наиболее интересных переведенных им материалов сельскохозяйственных журналов и газет Англии, Франции, Германии и знакомил российских специалистов с европейским опытом.

На сегодняшний день в изданиях периода 1905-1917 гг. обнаружено более 150 работ просветителя (и это лишь часть его доэмигрантского наследия) самого различного содержания: по аграрной, экономической политике России, стран Европы (Нидерландов, Германии, Боснии и Герцеговины), США, по вопросам международной политики Англии, Турции, Персии, культурной политики скандинавских стран, мусульманского просвещения, реформирования ислама, внешней и внутренней политики России и особенно – политического и гражданского устройства северокавказского региона. Вот краткий перечень его работ: «Разбой и ингуши», «Мусульмане в России», «Британская миссия в Кабуле», «Что нужно Кавказу?», «Ингуши и грамотность», «Император Вильгельм и ислам», «К англо-турецкому конфликту», «К вопросу о высших учебных заведениях на Кавказе», «Ислам, прогресс и конституция», «Султан Абдул-Гамид», «По поводу польской политики Пруссии», «Инородцы и Россия», «Персия и конституция», «Сельскохозяйственная агентура в США», «Низшее сельскохозяйственное образование в Германии», «Высшие народные школы в скандинавских странах» и многие другие.

После Февральской революции 1917 года В.-Г. Джабагиев, наряду с другими видными общественно-политическими деятелями Северного Кавказа: Тапой Чермоевым, Басиятом Шахановым, Пшемахо Коцевым, Нажмутдином Гоцинским, Нухбеком Тарковским, Рашидханом Каплановым, Баширом и Абдусаламом Далгатами – принимает горячее участие в создании суверенного государственного образования Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917-1918), который позднее стал называться Горской Республикой (1918-1920). Вместе с северокавказскими лидерами он провел I съезд горских народов Кавказа, подготовил политическую платформу, конституцию, проект реформ земского самоуправления, местного суда, школьного образования [2]. Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана В.-Г. Джабагиеву виделся составной частью будущей Российской Федеративной Демократической Республики. Он занимал пост главы парламента этого Союза (Горской Республики). В 1921 г. правительство Горской Республики доверило В.-Г. Джабагиеву, спикеру парламента, представлять северокавказское государство на Версальской конференции. Во Франции он узнает о стремительной оккупации Южного и Северного Кавказа частями Красной Армии и принимает решение не возвращаться в Россию.

С 1921 года и до конца жизни (1961) В.-Г. Джабагиев жил и работал в эмиграции: во Франции (1921-1927), Польше (1927-1936), Германии и Турции (1936-1961). В эмиграции, как отмечает М. Яндиева [3], ингушский мыслитель занимался литературной, журналистской, политической деятельностью в таких изданиях, как «Кавказский горец» (Прага), «Горцы Кавказа» (Париж), «Кавказ» (Париж, Берлин), «Прометей» и «Обозрение Прометея» (Париж), «Объединенный Кавказ» и «Свободный Кавказ» (Мюнхен), «Газават» (Берлин), «Северный Кавказ», «Исламское обозрение» и «Восток» (Варшава). В 1967 году в Стамбуле, уже после смерти В.-Г. Джабагиева, вышло в свет его фундаментальное историческое исследование «Взаимоотношения России и Кавказа».

Особо следует отметить тот факт, что во время Второй мировой войны В.-Г. Джабагиев, будучи уполномоченным Международного Красного Полумесяца, спас от верной гибели десятки и сотни пленных ингушей, чеченцев, грузин, черкесов, осетин и представителей других народов. Исследователи М. Яндиева и Б. Газиков доподлинно установили, что В.-Г. Джабагиев принимал активное участие и сотрудничал во многих политических и общественных организациях, партиях, союзах в Париже, Стамбуле, Мюнхене, Берлине, Варшаве, Праге: в Народной партии горцев Кавказа, в Комитете освобождения горских народов Северного Кавказа, Комитете за независимость Кавказа, в Парламенте Горской Республики в эмиграции, Комитете Конфедератов Кавказа, Союзе политических организаций Северного Кавказа, Азербайджана и Грузии, в Движении «Прометей» (межнациональное общественно-политическое объединение государственных деятелей Северного Кавказа, Закавказья, Туркестана и Украины), Северо-Кавказском антибольшевистском национальном объединении.

В статьях и публикациях, посвященных анализу экономики, аграрного сектора, жизни и быта крестьянства России, В.-Г. Джабагиев, так же как и Ч. Ахриев, ратует за осуществление разумных реформ. Проблемы сельского хозяйства, стоявшие перед земледельцами горной и равнинной Ингушетии и поднимавшиеся Ч. Ахриевым в 70-е годы XIX века, оказались характерными для всего российского крестьянства и оставались актуальными вплоть до начала XX века. Это видно из специальных работ В.-Г. Джабагиева, обнаруженных исследователем Б. Газиковым в Российской национальной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина: «К аграрному вопросу. Земельная и земледельческая реформы», «Наш экспорт сельскохозяйственных продуктов», «Сельские дополнительные школы в Германии», «Начальная школа и сельскохозяйственные знания», «Агрономическая помощь хуторянам», «Зимние курсы в Нидерландах», «Преподавание сельского хозяйства в народных школах Боснии и Герцеговины», «Наши учителя земледелия» и других. Заслуживает внимания тот факт, что две работы В.-Г. Джабагиева – «Свободная земельная собственность и техника сельского хозяйства в Европе» и «Промышленная сушка картофеля», вышедшие отдельными изданиями в 1915 г. в Петрограде, были признаны классическими трудами в области земледелия и приобрели широкую известность как в России, так и в Европе. Особенность трудов В.-Г. Джабагиева, посвященных экономике сельского хозяйства, в их ярко выраженном просветительском характере и пропаганде земледельческой культуры на научной основе, стремлении приобщить население страны к передовым технологиям и формам ведения хозяйства. Самым наболевшим вопросом аграрного сектора России ингушский просветитель В.-Г. Джабагиев считает почти полное отсутствие у крестьянского населения России «сельскохозяйственного образования, сельскохозяйственной подготовки, практической или теоретической» [4].

Взгляды первого ингушского просветителя Ч. Ахриева нашли свое дальнейшее развитие и углубление в научной и практической деятельности В.-Г. Джабагиева, но на более высоком уровне и в гораздо большем масштабе. В трудах В.-Г. Джабагиева аграрная политика и состояние сельскохозяйственной экономики России освещаются на фоне развитых стран Европы (Германии, Великобритании, Швеции, Норвегии, Нидерландов) и США. России для повышения эффективности сельскохозяйственного труда необходимо было перенять положительный опыт передовых стран, начав с просвещения российских крестьян, отлученных от современных агрономических знаний: «Какой громадный, жгучий, злободневный интерес составляет во всей России вопрос об улучшении сельскохозяйственной техники в деревне, известно каждому из нас без особых разъяснений» [5]. Практическое решение этой архиважной проблемы В.-Г. Джабагиеву виделось в открытии специальных учебных заведений типа земледельческих школ, сельскохозяйственных зимних школ, как в Германии, в развитии института странствующих агрономов, организации передвижных выставок, в увеличении количества показательных полей, складов орудий, машин и семян, расширении мелкого кредита. Удобный график занятий, минимальная плата за обучение или же вообще ее отсутствие стимулировали бы интерес крестьян к образованию, просвещению вообще, считает В.-Г. Джабагиев: «Только широким развитием сети начальных и низших сельскохозяйственных школ всех типов и порядков и возможно вступить в борьбу с темнотой и убожеством нашего крестьянства» [6].

В работе «Низкие и высокие цены на хлеб» («Санкт-Петербургские ведомости». 1907) В.-Г. Джабагиев проанализировал «одну из печальных истин суровой действительности» – ситуацию с неурегулированными ценами на хлеб: «Давно и всем хорошо известно, что у нас в России, стране всевозможных крайностей, цены на хлеб стоят низкие, когда продает убогий землепашец и покупает богатый спекулянт. Высоки же они, напротив, тогда, когда продает биржевик и покупает голодающий крестьянин» [7]. Несправедливая система цен крайне болезненно сказывалась на российском крестьянстве: приводя хозяйства к разорению, она обрекала его на голод и нищету. Отсюда такое социальное последствие, как пьянство, которое «растет вместе с нищетой, недоедание, худосочие, слабосилие, нравственная приниженность и тупость российских крестьян» [8].

Причины бедственного экономического положения российского крестьянства, страдающего от низких урожаев и острого малоземелья, автор усматривает в неразумной аграрной политике страны: «В первую очередь дайте крестьянину возможность сбывать по человеческим ценам продукты своего хозяйства, спасите его от клещей нужды и когтей спекулянта» [9]. В качестве выхода из сложившейся ситуации автор предлагает покрыть «всю Россию сетью кредитных учреждений», выделить для этой цели деньги каждой губернии, замечая попутно: «Ведь достало же правительство 2000 миллионов (подразумевается сумма в 2 млрд. руб. – Р.У.) для войны с Японией. Употреби мы эти миллиарды для подъема нашего народного хозяйства, при распределении их среди всех губерний и областей империи на каждую пришлось бы очень много» [10]. Всякого рода нововведения (типа индивидуализации крестьянской земельной собственности), принятые без знания экономики, сельского хозяйства России, без учета национальных особенностей характера русского крестьянина, В.-Г. Джабагиев считает опасными для развивающейся страны: «Русский крестьянин, в массе своей совершенно не созревший морально для роли свободного собственника и крепкого хозяина, привыкший к мелочной хозяйственной опеке и регламентации со стороны общины, не в силах будет удержать в своих руках земельную собственность: легкомыслие, склонность к пьянству, один-два неурожая, задолженность и еще многое другое явятся для него побудительными причинами для отчуждения земельного владения, для пролетаризации себя и своей семьи» [11].

Непродуманные, а где-то и несвоевременные меры в российской земельной политике, по мнению В.-Г. Джабагиева, становятся социально опасными источниками, провоцирующими «так называемые аграрные беспорядки, выродившиеся повсюду в дикий разгул страстей, в насилие, в самовольные захваты чужого добра и имущества, в пожары и прочее» [12]. Верно отмечено ингушским просветителем – история «как древнего, так и нового времени» показывает, что такого рода события и являлись предтечей всех «крупных политических и социальных переворотов и революций» [13]. Действенным механизмом в осуществлении земельных реформ, популяризации сельскохозяйственных знаний он считает средства массовой информации, однако они отличались равнодушием и безучастностью: «Наши газеты уделяют мало (или, вернее, совершенно не уделяют) внимания вопросам народного хозяйства. Иначе обстоит дело за границей, где каждая провинциальная газетка старается дать читателю пищу в этом отношении» [14].

В аграрных работах В.-Г. Джабагиева предпринята серьезная попытка исследования причин «затяжного сельскохозяйственного кризиса» России. Они содержат глубокий анализ несостоятельной по сути социально-экономической политики страны, чреватой серьезными социальными потрясениями основ государства. В.-Г. Джабагиев призывает не пренебрегать уроками истории социально-экономического развития более цивилизованных стран и народов: «Тогда только окончательно мы избавимся от земельного, умственного и желудочного голода, тогда только исчезнет навсегда аграрный вопрос, тогда только расцветет и укрепится промышленность, а не будет прозябать в теплицах покровительственной политики, тогда только мы избегнем экономического завоевания и эксплуатации России иностранцами, тогда только установятся в обществе здоровые социальные отношения, а вместе с тем создадутся условия, необходимые для правильного и спокойного духовного прогресса» [15].

В.-Г. Джабагиев предстает в специальных трудах по аграрным проблемам России не только как ученый, но и как яркая, энциклопедически образованная личность с неординарным мышлением, собственной позицией, продуманной точкой зрения по самому широкому кругу вопросов, выходящих за пределы экономической проблематики.

Публицистическое наследие В.-Г. Джабагиева, как и других деятелей северокавказского просветительства – балкарцев Басията Шаханова, Мисоста Абаева, чеченцев Ахметхана и Исмаила Мутушевых, Ибрагим-Бека Саракаева, карачаевца Ислама Карачайлы (Хубиева), осетина Ахмета Цаликова – отличается полемичностью и постановкой острых социальных и политических проблем. В.-Г. Джабагиевым затронут разноплановый круг проблем: освещение текущих международных событий, вопросов внешней и внутренней политики России, реформирования ислама и просвещения ингушского народа и народов Северного Кавказа. Взгляды северокавказских просветителей начала XX века во многом созвучны взглядам их предшественников – деятелей просвещения 50–70-х годов XIX столетия. Характер деятельности и творчества и тех, и других определялся прежде всего действительностью и реалиями самой жизни кавказских народов. Самые жгучие, наболевшие проблемы, характерные для XIX века, оставались актуальными вплоть до начала XX века. Этим и объяснялось сходство задач, освещаемых северокавказскими просветителями второй половины XIX и начала ХХ века.

В.-Г Джабагиев, работая и постоянно находясь в Петербурге, тщательно отслеживал центральную и региональную периодическую печать, которая с завидным постоянством создавала образ горца-грабителя, убийцы. Официальной печати России с ее тенденциозностью, предвзятостью, необъективностью в освещении реальных событий жизни ингушей и других горских народов В.-Г. Джабагиев противопоставил глубокий и трезвый анализ явлений общественной жизни ингушского народа. Публицистика В.-Г Джабагиева эмоционально напряженная, острая, полемичная. В своих выступлениях В.-Г. Джабагиев на основе большого фактического материала разоблачает беспочвенность всякого рода надуманных обвинений. Так, в статье «Разбой и ингуши» («Санкт-Петербургские ведомости». 1905) он полемизирует с автором одной из таких публикаций в газете «Новое время», посвященной разбою в Терской области и утверждавшей, что корни этого явления надо видеть не в том социальном гнете – безземелье, налоговом бремени, правовом беспределе, притеснениях со стороны власти, – под которым горцы (а в данном случае ингуши) находились всегда, а в их органической потребности быть разбойниками, передающейся по наследству.

Трагическим наследием прошлого, определявшим тяжелое положение ингушей, порождавшим массу негативных социальных последствий, всегда было малоземелье. Хронический земельный голод был той язвой, которая разъедала социальный организм ингушского общества. В.-Г. Джабагиев рисует картину: обездоленные, ограбленные властью, лишенные последнего клочка земли, люди поставлены на грань выживания. Автор приводит материалы особого совещания при Владикавказской думе «по охране города от воровства и разбоев», на котором было заявлено, что «преступные наклонности туземного горского населения обусловливаются его безземельем и непосильной тяжестью налогов в размере 100 тысяч рублей в год с 40 тысяч жителей» [16]. Взамен же власть дала Ингушскому округу с населением более 40 тысяч человек одну-единственную школу на 75 учеников. В.-Г. Джабагиев ссылается на корреспонденцию в газете «Русские ведомости», в которой освещалось собрание гласных – представителей города Владикавказа – при городской голове, выразивших единодушное мнение, что «все усиливающиеся грабежи – результат своеобразного управления краем. Администрация Кавказа и, в частности, Терской области своим произволом выводит из терпения не только туземцев, но и русских: распоряжаясь налогами с населения, она не дает населению ни дорог, ни больниц, ни размежевания земель» [17].

Именно от этого «своеобразного управления», а вернее, произвола со стороны властных структур и предостерегал еще в 70-е гг. XIX в. Ч. Ахриев. Об учете же «местных условий», «народного характера», к которому он призывал в своих очерках, не могло быть и речи. В.-Г. Джабагиев, уличая корреспондента «Нового времени» и источник его информации – областной комитет Терской области – в дезориентации читателей относительно распределения земель в Ингушетии, показывает истинное положение дел: 48 тысяч ингушей имеют во владении лишь 76 тысяч десятин земли, а 20 тысяч кабардинцев, живущих в Ингушетии, – 149 тысяч десятин. Отсюда понятно, восклицает В.-Г. Джабагиев, что «кабардинцы как народ зажиточный не поставляют в области разбойников!» [18]. Неразумная налоговая политика также немало способствовала разорению ингушских семейств. «Не боясь впасть в преувеличение», В.-Г. Джабагиев отмечает, что 40-48 тысяч ингушей платят 100 тысяч рублей денежного сбора, что намного больше, чем уплачивают, к примеру, 100 тысяч осетин или 200 тысяч чеченцев. Перечислив все виды взимаемых с ингушей налогов, он выделяет среди них «столь же чрезвычайные, как и необычайные – расходы на содержание казачьих команд, ставившихся постоем по селениям на экзекуции».

В.-Г. Джабагиев проделал большую работу по исследованию причин крайне бедственного и невыносимого положения соотечественников, которое и толкало их на разбои, грабежи. Удивляет В.-Г. Джабагиева позиция редакции газеты «Новое время», сожалеющей, что к побежденным (т.е. горцам. – Р.У.) не применяли принципа «Горе побежденным!», вследствие чего «выросшие за нашей теплой пазухой народности, нам подвластные, чувствуя себя оперившимися, начинают без малейшего сознания рвать грудь их вскормившего и выхолившего русского народа» (цитация из «Нового времени»).

Как на деле шел процесс «вскармливания» и «выхоливания» ингушей В.-Г. Джабагиев показывает в своей статье «Доверенные лица ингушского народа перед лицом представителя наместника Его Императорского Величества на Кавказе» («Санкт-Петербургские ведомости». 1905). Ингуши, доведенные до отчаяния произволом военных чиновников, делегировали представителю наместника на Кавказе докладную записку. В этой петиции ингуши выразили свои требования о выделении их в отдельный округ, отмене всех ограничений, ущемляющих их «в правах политических, гражданских и религиозных», решении земельного вопроса, введении обязательного начального образования с преподаванием родного языка, преобразовании единственного Назрановского горского двухклассного училища в профессиональное заведение. В.-Г. Джабагиев, освещающий эту встречу в газете «Санкт-Петербургские ведомости», иллюстрирует отношение властей к жителям Ингушетии на примере действий атамана Сунженского отдела генерал-майора, о котором достоверно было известно, что «он поощряет умышленно разбои и грабежи среди ингушей, что он вооружает преступных людей, обезоруживает мирных людей, что он натравливает казаков на ингушей» [19]. Данное высокое лицо практиковало ночные обыски, во время которых «казаки держат себя крайне вызывающе по отношению к ингушам», оскорбляют женщин, отбирают скот и лошадей и присваивают их себе. Дошло до того, что по инструкции этого атамана «казачье население … при каждом удобном случае расстреливает их (т.е. ингушей. – Р.У.) где попадется: на дорогах, в степи, за работой, в лесу и селениях» [20]. Автор статьи утверждает, что «разоблачения эти достаточно серьезны и сенсационны, чтобы посадить на скамью подсудимых любого администратора в более или менее благоустроенном государстве» [21].

Касаясь темы более чем своеобразного и тенденциозного освещения российской печатью тяжелого быта горцев, балкарский просветитель Басият Шаханов пишет: «Разбой делают нашей профессией, на нас самих хотят смотреть как на людей с атрофированным нравственным чувством, с которыми ничего уже поделать нельзя, кроме разве попытки «обезвредить»… Газеты заполнены сочувственными статьями, посвященными не только русскому мужику, но и чухнам, латышам, зырянам. Но много ли до сих пор занималась печать кавказским горцем? Какие известия, кроме разбоев, какие статьи, кроме требований строгих кар для обуздания «головорезов», помещаются в большей части печати по так называемому «туземному вопросу»? А как живется этому «головорезу», дурно ли, хорошо ли, что толкает его порой на преступления, чем облегчить его положение – до этого им нет дела!» [22]. Прежде всяких мер и реформ, говорит Б.Шаханов, «надо похлопотать о признании за ним (т.е. горцем. – Р.У.) права называться человеком» [23].

Возможно, видя весь этот правовой беспредел и беззаконие, безнаказанность военных и гражданских чиновников, пользующихся неограниченной властью, В.-Г. Джабагиев стал задумываться над проблемами автономии Кавказа в составе России как об одном из путей выхода из сложившейся ситуации. В своей работе «Что нужно Кавказу?» («Санкт-Петербургские ведомости». 1905) В.-Г. Джабагиев выражает радикальные взгляды по этому вопросу. События, происходившие в Гурии, Баку, Эривани, Шуше, стали причиной серьезной обеспокоенности автора по поводу сохранения мира на всем Кавказе: «Теперь примирение немыслимо. Благоприятный момент упущен, потому что страсти разыгрались, а крайние агитаторы и революционеры сделали уже свое дело… Под шумок армяно-татарских столкновений медленно, но верно созрела опасная идея» [24]. Одной из причин обострения стал тот факт, что «русские чиновники бессознательно, но систематически восстановляли против себя даже наиболее консервативные туземные элементы», которые «уже слишком изверились в благодетельной силе паллиативов». Практик и глубокий знаток политических, экономических, социальных и правовых реалий кавказской жизни, В.-Г. Джабагиев усматривает причины кризисной ситуации, сложившейся на Кавказе, в серьезных издержках национальной политики Российской империи: «Опыт целого века показал уже достаточно наглядно, что Россия не умеет управлять Кавказом, что она не умеет ориентироваться в местных условиях, не умеет примирять этнографические и религиозные противоречия. У нее не хватает ни инициативы, ни желания изучать и знакомиться ближе с подвластными народами: она занималась и занимается только внешней муштровкой, без всякого воздействия культурными средствами» [25].

Вслед за Ч. Ахриевым В.-Г. Джабагиев отстаивал принципы гуманного отношения к особенностям национального характера горских народов и постепенного, последовательного проведения реформ. Социальные же корни проводимой репрессивной политики он усматривал в особой этике, которая «организованной системой подкупов, взяточничества, доносов и протекционизма, окончательно разъела страну в нравственном отношении» [26]. Управленческие формы администрирования, сложившиеся на Кавказе в результате колониальной политики, «неизбежно засасывали каждого нового человека и вырабатывали из него чистый тип местного администратора. Натуры же, не подчинившиеся закону приспособления к среде, немилосердно выбрасывались вон» [27]. Трезвый реалист и тонкий аналитик, В.-Г. Джабагиев очень хорошо представляет себе цену, которую придется заплатить империи, десятилетиями державшей подвластных ей горцев в экономической и политической кабале: «То неудовольствие, та желчь, которая в течение десятков лет накапливалась в душах туземцев, в настоящее время готова вырваться наружу и зажечь страсти» [28].

Выход из этой ситуации В.-Г. Джабагиев видит в «даровании Кавказу автономного самоуправления», которое станет действенным средством «против нашей хронической болезни – административного, а отсюда и культурно-хозяйственного неустройства» [29]. Только автономия, подразумевающая мирное, равноправное, демократическое сосуществование всех народов Кавказа, могла дать практически полезные результаты, открыть совершенно новые перспективы в решении давно назревших острых политических и социально-экономических проблем. Обязательным условием при реализации этой идеи, по мысли В.-Г. Джабагиева, должно было стать сохранение «целости и единства нашего великого отечества», с которым Кавказ «не хочет окончательно разрывать». Непререкаемой истиной признает просветитель тот факт, что именно Россия «дала ему уже начатки культуры и промышленного прогресса» и что он, Кавказ, не способный «к отдельному политическому сосуществованию», хочет лишь «освободиться от русского чиновничества, чуждого ему по духу, воспитанию, крови и симпатиям; он хочет свободно, всей грудью, вздохнуть от векового кошмара, хочет свободно развиваться, хочет свободно пользоваться всеми своими богатыми дарами природы и свободно же принять участие в общей культурной работе человечества» [30].

Как нельзя более точно сумел В.-Г. Джабагиев выразить чаяния народов Кавказа и определить магистральную линию его дальнейшего развития и приобщения к мировой цивилизации, в практической реализации которой кавказская интеллигенция видела «залог мира и спасения своей родины». Автор осознает всю ответственность и сложность такого шага для власти: «бюрократии необходимо подписать себе смертный приговор и отречься раз и навсегда от излюбленных заветов и приемов» [31]. Принцип права кавказских народов на автономию действительно требовал от многонациональной России большой самоотверженности, на которую В.-Г. Джабагиев и уповал: «Правда, трудно согласиться на это требование державе, которая мечом и кровью завоевала свою богатую провинцию, но это необходимо во имя величия и великодушия русского народа» [32].

Приветствуя конструктивные шаги, предпринятые вначале российским правительством в решении этой проблемы, В.-Г. Джабагиев задает закономерный вопрос: «отчего временное совещание с представителями народа не сделать долговременным, постоянным органом, сеймом, палатой, думой?»[33]. Ограничение паллиативами, а то и полнейшее бездействие характеризовали российское правительство, которому во избежание социальных взрывов просто крайне необходимо было, по мысли В.-Г. Джабагиева, «пойти навстречу обществу и тем самым внушить населению Кавказа доверие к благожелательству и готовности власти всеми мерами способствовать умиротворению и культурно-гражданскому процветанию» и которому «Кавказ тогда безусловно ответит на доверие доверием же» [34]. Как настоятельное веление времени звучат слова ингушского просветителя, актуальные по сегодняшний день: «Пора осознать, что не следует напрасно вызывать излишние жертвы и растрачивать безумно народные силы на бесплодную борьбу. Наше отечество и так уже достаточно истомилось во внутренних и внешних испытаниях»[35].

Проблема политического устройства Кавказа поднималась на самых разных уровнях властных структур России. С тревогой и настороженностью встретил В.-Г. Джабагиев тот факт, что вопрос об автономии Кавказа, требующий самого серьезного подхода и тщательнейшего изучения, разработки, стал главным пунктом предвыборной агитации кадетов. Отмечая важность знания особенностей Кавказа, В.-Г. Джабагиев предостерегает автономистов из центра: «Как за деревьями не видно леса, так и за автономией не видели национального вопроса, очень острого на Кавказе, забывая, что она (автономия. – Р.У.) должна решить сразу два вопроса: вопрос децентрализации и вопрос национальный, причем решение первого еще не решает второго»[36].

В.-Г. Джабагиев считает, что «не всякая автономия будет хорошей для него (Кавказа. – Р.У.), что иная автономия может только попортить все дело, обострив еще более национальный антагонизм», потому как важно выяснение прежде всего «такого кардинального пункта – должен ли Кавказ как нечто целое, однородное, неделимое в социально-историческом отношении получить одну автономию с одним представительным учреждением или он должен быть разделен на две или целый ряд самостоятельных национальных территорий. Грузинскую, армянскую, татарскую, чеченскую, аварскую, осетинскую и пр.» [37].

Осознавая сложность этого вопроса, В.-Г. Джабагиев обеспокоен предвыборным ажиотажем по поводу автономий северокавказских народов и не уверен, смогут ли депутаты от думской партии автономистов «удовлетворительно решить вопрос о кавказской автономии, наконец, имеют ли они право браться за него, не спросясь самого населения – в его массах, в его недрах» [38]. В.-Г. Джабагиев придерживается убеждения, что если затея автономистов ограничится лишь бесплодными дебатами и пустыми разговорами, лучше даже и не пытаться принимать какие-либо меры по реализации их программы, так как «автономная конституция – такая вещь, которая не может меняться при каждом желании и каждый год: она проникает до самых корней социального быта» [39].

Проблема существования горских народов в географическом, экономическом, политическом и социокультурном пространстве России является частью более масштабной проблемы – бытия «инородцев» (как тогда их называли) в империи и ее отношения к ним. В.-Г. Джабагиева настораживали публикации в средствах массовой информации, распространявшие в обществе настроения нетерпимости к иноверцам и «инородцам», идеи неприятия других культур. Под эгидой борьбы с анархистами и социал-революционерами в газетах призывали бороться и со «вступившими с ними в тесный союз инородцами», задавшимися целью захватить господство в России или же образовать в его пределах собственное государство. Статья В.-Г. Джабагиева «Инородцы и Россия» («Санкт-Петербургские ведомости». 1907) явилась своего рода опровержением подобных обвинений, содержавшихся в одной из публикаций «русского конституционалиста» в газете «Санкт-Петербургские ведомости». Четко выстраивая свои контраргументы, В.-Г. Джабагиев убедительно показал трагическое положение представителей национальных меньшинств, волею политических судеб и исторических обстоятельств оказавшихся в России: «Окраины России, вместо того чтобы мечтать о собственных государствах и господстве над русским народом, спят не на развалинах России, а на развалинах собственного благополучия – спят тяжелым, кошмарным сном» [40].

Обделенные вниманием со стороны государства, сталкиваясь постоянно с ограничением своих политических и гражданских свобод, народы эти тем не менее всегда стояли на защите интересов России, почему В.-Г. Джабагиев недоумевает: «Отчего русские люди не хотят вникнуть в трагическое положение тех лиц, которые отдали свои силы и свою жизнь на служение русского народа, обманывая себя тем, что служат они Российской империи, ибо до сих пор Россия была отечеством и матерью только для православных русских? Отчего не хотят понять далее, что посвятившим себя русской службе инородцам тяжело, невыносимо тяжело мирить в себе служебный долг с оскорбляемым на каждом шагу самолюбием?» [41].

В.-Г. Джабагиев настолько точно и тонко отмечает наиболее характерные национальные черты народов, населяющих империю, их исторические заслуги в прошлом и настоящем, что остается только поражаться его широкой эрудиции, глубине познаний в истории, географии, социологии, политических и экономических проблемах современной России. Кажется, никто не выпал из поля зрения просветителя: поляки, крымские, оренбургские и остальные татары, туркмены, евреи, сарты, киргизы, остзейские немцы, латыши, эсты, финны, шведы, армяне, азербайджанские турки, кавказские горцы, грузины. Долгом настоящего патриота считает В.-Г. Джабагиев пресекать всякого рода попытки сеять вражду, семена ненависти между российскими народами и призывает поэтому «истых патриотов», не понимающих, что расшатывают своей деятельностью и без того неустойчивую государственную систему, способствовать «объединению не одних православных и великороссов, а всех верных сынов отечества без различия веры и крови» [42]. Такая позиция видится ингушскому просветителю «истинным, здоровым патриотизмом, а не узким племенным и вероисповедным эгоизмом» [43].

«Только одна искренняя готовность идти на взаимные уступки и выработать modus vivendi на основах общегосударственных интересов способна сплотить Россию в однородный, моральный организм» [44], – заключает В.-Г. Джабагиев статью, посвященную проблемам межнациональных отношений. Реалии современной жизни показали правоту слов ингушского просветителя, трезвого мыслителя и аналитика, уже тогда обозначившего основные векторы политического, социально-экономического, культурного развития многонациональной России и населяющих ее народов.

Рукет Угурчиева

Примечания:

1. Яндиева М.Д. По кодексу чести. Ингушское зарубежье // Новости Грозного. – 1991. – 2 сентября; Она же. Возвращенное имя // Сердало. – 1992. – 18 июня; Яндиева М.Д., Мальсагов А.А. Общекавказская государственность: вчера, сегодня, завтра // Сердало. – 1999. – № 51-56; Яндиева М.Д. Вассан-Гирей Джабагиев: возвращение забытого имени // Материалы Международной научной конференции «Исмаил Гаспринский – просветитель народов Востока». - М.: 2001; Она же. О Вассан-Гирее Джабаги // Ас-Алан. – 2001. – №2 (5). Яндиева М.Д., Газиков Б.Д. Ингушская политическая публицистика 50-х гг. В.-Г. Джабагиев на страницах журнала «Свободный Кавказ». – Назрань - Москва, 2003.
2. Яндиева М.Д., Мальсагов А.А. В Северокавказском Союзе // Ингушетия и ингуши. – Назрань-Москва, 2001. Т.II С. 16.
3. Яндиева М.Д. Вассан-Гирей Джабагиев: возвращение забытого имени // Материалы Международной научной конференции «Исмаил Гаспринский – просветитель народов Востока». – М., 2001. С. 183.
4. Джабагиев В.-Г. Низшее сельскохозяйственное образование в Германии // Санкт-Петербургские ведомости. 1906. №282.
5. Там же.
6. Джабагиев В.-Г. Низкие и высокие цены на хлеб // Санкт-Петербургские ведомости. 1907. №250.
7. Там же.
8. Там же.
9. Там же.
10. Там же.
11. Джабагиев В.-Г. К вопросу об индивидуализации крестьянской земельной собственности // Санкт-Петербургские ведомости. 1908. №278.
12. Джабагиев В.-Г. К аграрному вопросу. Земельная и земледельческая реформы // Санкт-Петербургские ведомости. 1907. №242.
13. Там же.
14. Джабагиев В.-Г. К аграрному вопросу. Низкие цены на хлеб и борьба с ними // Санкт-Петербургские ведомости. 1907. №244.
15. Джабагиев В.-Г. Низшее сельскохозяйственное образование в Германии // Санкт-Петербургские ведомости. 1906. №282.
16. Джабагиев В.-Г. Разбой и ингуши // Санкт-Петербургские ведомости. 1905. № 117.
17. Там же.
18. Там же.
19. Джабагиев В.-Г. Доверенные лица ингушского народа перед лицом представителя наместника Его Императорского Величества на Кавказе // Санкт-Петербургские ведомости. 1905. № 156.
20. Там же.
21. Там же.
22. Шаханов Б. Избранная публицистика. – Нальчик: Эльбрус, 1991. С. 74, 47-48.
23. Там же. С. 74.
24. Джабагиев В.-Г. Что нужно Кавказу? // Санкт-Петербургские ведомости. 1905. № 236.
25. Там же.
26. Там же.
27. Там же.
28. Там же.
29. Там же.
30. Там же.
31. Там же.
32. Там же.
33. Там же.
34. Там же.
35. Там же.
36. Джабагиев В.-Г. Кавказ, автономия и национальный вопрос // Санкт-Петербургские ведомости. 1906. № 120.
37. Там же.
38. Там же.
39. Там же.
40. Джабагиев В.-Г. Инородцы и Россия // Санкт-Петербургские ведомости.1907. № 224.
41. Там же.
42. Там же.
43. Там же.
44. Там же.

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:49
ОН БЫЛ РОДОНАЧАЛЬНИКОМ ИНГУШСКОЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКИ (ИБРАГИМ АБДУРАСКИЕВИЧ ОЗДОЕВ)

Кому в нашей республике не известно имя ученого, педагога, автора многих учебников ингушской грамматики Ибрагима Абдураскиевича Оздоева. Он был не только основоположником ингушской грамматики, но и родоначальником ингушской филологической науки. Родился Ибрагим Абдураскиевич в с. Плиево в 1905 г. в обычной крестьянской семье со средним достатком. Родители - отец Абдураска Тепсиевич и мать Елтаз Мурцалиевна были неграмотными. Жили обычной горской жизнью, почитая все обычаи, честно трудясь. Понимая, что светлое будущее детей только в образовании, в знаниях, они делали все возможное, чтобы дать им образование. В их семье было пятеро детей. Братья Ибрагима, Абукар и Джабраил, выбрав профессию военного, стали кадровыми офицерами. А сестры - Дугурхан и Маликат, закончили гимназию. Помимо светского образования отец научил их читать Коран. И дал строгий наказ своим детям - верой и правдой служить Аллах1у и своему народу. Что только таким путем служения Всевышнему и своему народу человек может быть счастлив. Впервые с азами грамоты Ибрагим Абдураскиевич знакомится в восемнадцатилетнем возрасте, став учеником школы-интерната в с. Барсуки. Тяга к знаниям у парня была настолько высока, что программу семилетки он освоил за пять лет. В то время профессия учителя была очень нужна и почитаема в селе. Среди населения учитель пользовался особым уважением. Поэтому, по окончании интерната, в 1928 году, Ибрагим Абдураскиевич поступает учиться в Ингушский педагогический техникум в г. Владикавказе, где он снискал всеобщее уважение среди преподавателей и товарищей-студентов. После окончания учебы И.Оздоева оставляют при техникуме преподавателем родного языка. В эти годы его друзьями по техникуму стали еще совсем молодые Идрис Базоркин, Салман Озиев, Дошлако и Орцхо Мальсаговы, которые впоследствии стали известными писателями, учеными, общественными деятелями. Очень скоро, оказав высокое доверие, Ибрагима избирают руководителем комсомольской организации техникума, а заодно и членом бюро ингушского обкома комсомола. Владикавказский педагогический техникум был тогда одним из передовых учебных заведений Кавказа, способным дать прочные и глубокие знания. Ибрагим Абдураскиевич и его преподаватели чувствовали, что для такого одаренного молодого человека этого мало, поэтому его посылают на курсы подготовки аспирантов, затем - в аспирантуру Центрального научно - исследовательского института. И там он получает знания у выдающихся ученых с мировыми именами, как языковед Н.Ф. Яковлев, историк А.А. Таха-Годи, Е.Н. Медынский. Читал лекции и нарком образования СССР Луначарский. Первым шагом в серьезную науку стала написанная в те годы будущим ученым диссертация "Работа учителя родного языка". Научные знания, накопленные в Москве, оказались очень востребованы на родине И.Оздоева, где так не хватало не только ученых-педагогов, но и просто педагогических кадров. Работал в аппарате ОблОНО, сначала работал в методкабинете, в последующем - директором педлаборатории ОблОНО. А в 1938 году И. Оздоеву доверили возглавить вновь открывшийся Чечено-Ингушский институт усовершенствования учителей. Под его руководством и при его непосредственном участии начали составляться учебные планы и программы для сельских школ, издаваться учебники, учебные пособия по ингушскому языку. В целом, говоря о деятельности Ибрагима Оздоева, нужно отметить, что, более полувека он посвятил ингушскому языку. При этом, не имея ни одного административного взыскания, более десяти поощрений и награждений за добросовестный труд. Не прерывал он свою преподавательскую деятельность и в годы сталинских репрессий в 1944 г. В 1940 году И.А. Оздоева назначают инструктором Чечено-Ингушского обкома ВКП(б), а через некоторое время его переводят на должность заведующего сектором Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, русского языка и литературы. Здесь он полностью в своей стихии, но с ней очень скоро пришлось расстаться… Началась Великая Отечественная война, и Ибрагим вместе с братьями Абукаром и Джабраилом добровольцем уходит на фронт. После краткосрочных курсов политруков в Ростове-на-Дону его направляют комиссаром батареи 225-го отдельного кавалерийского полка. Участие Ибрагима Абдураскиевича в Великой Отечественной войне, его непризнанные подвиги, как и всех его земляков-вайнахов - тема особая и трагичная. Тот период его жизни малоизвестен. Только в 1975 году, 19 апреля за №92 в газете "Грозненский рабочий" полковник в отставке П.Филлиппов скромно отмечает: "…В схватке под Тундутово, например, отличились командир эскадрона старший лейтенант Дзабиев, политруки Сопаев и Оздоев…" В 1946 году он возвращается к семье в Казахстан, в поселок Урицк. Отца уже не было в живых и оба брата - Абукар и Джабраил - пропали без вести. Ему разрешили работать учителем. И здесь он, поражавший масштабом научной мысли даже московских профессоров, работает техником-плановиком автороты. Когда наступил долгожданный 1957 год, Ибрагим Оздоев в числе первых вернулся на родину. Спустя более четверти века, заново подготовил и защитил в институте языковедения академии наук Грузинской ССР диссертацию по филологии. Один в соавторстве с другими учеными издает более тридцати крупных работ по языковедению, и среди них такие как "Краткий русско-ингушский словарь", Справочник общественно-политических терминов, Орфографический словарь ингушского языка. Апогеем творчества ученого стал 1980 год. Он ознаменовался выходом в свет русско-ингушского словаря, начатого в 1965 году. В словарь вошел основной и едва ли не полный лексический состав ингушского языка, который является своеобразным путеводителем для всех, кто хочет в совершенстве владеть грамотным письмом и разговорной ингушской речью. Ибрагим Абдураскиевич Оздоев был награжден почетной грамотой Президиума Верховного Совета ЧИАССР, орденом Отечественной войны II степени, медалью "За доблестный труд". Какими бы орденами и медалями ни награждали Ибрагима Абдураскиевича Оздоева, они все равно в полной мере не отразят его вклад в развитие науки и просвещения. До последних дней своей жизни, до 1983 года, Ибрагим Оздоев считал: любовь и уважение народа превыше всех наград.

Р. КАРТОЕВА

Газета «Сердало» № 135 (9734) 10 октября 2006 года

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:50
У ИСТОКОВ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ ИНГУШЕТИИ (1926 – 1936 гг.) (АЮП БАЗИЕВИЧ БУЗУРТАНОВ)


Есть в мире люди, которые каждым словом, каждым своим поступком работают на свою биографию, отшлифовывают ее, чтобы она выглядела как можно красивее. Но тому человеку, о котором я хочу рассказать в данной статье, было не до этого. Он жил в эпоху, когда лучшие сыны народа думали о судьбе своего отечества, о его прошлом, настоящем и будущем, они исподволь готовили те перемены в обществе, которые мы имеем сегодня.
И основная, самая сложная, миссия легла на плечи учителей. Эти лучшие учителя, обучившие грамоте наших отцов стояли у истоков становления просвещения в Ингушетии.
Используя архивный материал Государственной Архивной службы РИ, хотел бы познакомить читателя с именем Аюпа Базиевича Бузуртанова, человека, отдавшего свои лучшие годы жизни ради становления и развития народного образования.
Конечно, быть первым нелегко, но представьте себе, насколько трудно быть первым там, где ты первопроходец, зачинатель нового. Именно таким учителем и был А.Б. Бузуртанов. Это другое время и в чем-то отличная от нынешних общественных ценностей жизнь, но в ней отражены исторические особенности, характеристики прошлого, которые имеют важное значение для беспристрастного исследователя.
Думаю, всегда необходимо вспомнить тех, силами которых был заложен фундамент, на который сегодня закладывается по кирпичику, наше будущее.
Ниже приведена статья "Наши лучшие учителя", которая была опубликована в 1936 году в журнале "Северо-Кавказкий учитель" за № 8-9.
В 1897 году среди ингушского населения Северного Кавказа было всего лишь 4,03 процента грамотных, да и то за счет офицеров царской армии, мулл и пр.
В 1926 году в Ингушетии насчитывалось уже 8,8 процента грамотных, в 1930 году 17,7 процентов, а в 1936 году свыше 90 процентов грамотных.
От четырех до девяносто процентов грамотности - таков грандиозный культурный путь, пройденный ингушским народом после раскрепощения его Великой Социалистической Октябрьской Революцией.
С этим историческим путем ингушского народа тесно связан жизненный личный путь А.Б. Бузуртанова, одного из лучших учителей Чечено-Ингушской АССР (выделено мною - М.Т.).
Первое яркое воспоминание Аюпа Базиевича о своем прошлом относится к годам его обучения в Назрановской двухклассной горской школе для мальчиков. Эта школа организована была царским правительством с русификаторской целью специально для ингушей. Обучение в школе проводилось на русском языке учителями-ингушами.
Аюп Бузуртанов поступил в Назрановскую горскую школу 9-летним мальчиком в 1906г. Совершенно не зная русского языка, он с большим трудом овладевал грамотой.
Учитель часто выходил из себя, обзывал учеников "пастухами", "лудильщиками", "навозом", и жестоко бил их. Возмущенные ребята решили отомстить учителю, и на одном из уроков в 3 классе в учителя полетели вдруг со всех сторон корки хлеба, комки бумаги, огрызки яблок и пр. Дело окончилось тем, что несколько ребят были исключены из школы, некоторых учитель сильно побил, а Аюп отсидел 7 дней в школьном карцере.
По окончании в 1911 году Назрановской горской школы родители отправили Аюпа к родственникам в г. Шахты Азово-Черноморского края.
Здесь Аюп полгода работал сторожем и коногоном в шахте, а затем сбежал в Тбилиси. Здесь он прожил два года, работал в госбанке посыльным и одновременно готовился к поступлению в гимназию.
В 1914 году он выдержал экзамен в 5-й класс 2-й Тбилисской мужской гимназии, проучился Аюп там полгода и в 1915 году поступил рядовым (всадником - М.Т.) в Ингушский конный полк.
Пять лет Аюп Базиевич провел в огне империалистической, а затем гражданской войны. В 1919 году он был мобилизован в войска белых но через две недели убежал оттуда и скрылся в горах. В 1920 году, после ухода белых, Аюп Базиевич возвратился в свое родное село и здесь занимался сельским хозяйством. В конце 1922 года Аюп Базиевич поступил литературным сотрудником и переводчиком в редакцию областной ингушской газеты. Одновременно с работой в редакции проходил практику для подготовки учителей в г. Орджоникидзе.
С 1923 года Аюп Базиевич начинает свою учительскую деятельность. Два года он работает учителем опорной ингушской школы в г. Орджоникидзе. Затем областные организации командируют его преподавателем в национальную Кавалерийскую школу в город Краснодар. Здесь по совместительству с работой в Кавалерийской школе Аюп Базиевич обучался в Кубанском педагогическом институте.
В 1927 году А. Бузуртанов был отозван областными организациями из Краснодара и назначен заведующим Насыр-Кортовской начальной школы.
1931-1932 годы Аюп Базиевич служит по призыву в Красной армии и в 1933 году вновь возвращается в Насыр-Кортовскую школу. С этого времени Аюпа Базиевич Бузуртанов беспрерывно работает в школе.
Когда приходится оценивать работу Аюпа Базиевича Бузуртанова, то прежде всего вспоминается его неустанная борьба за всеобщее обучение. Начиная с первых дней своей работы в школе, Аюп Базиевич уделяет этому вопросу неослабленное внимание.
Еще в 1927 году, в первом году своего заведывания Насыр-Кортовской школой, А.Б. Бузуртанов вовлекает в свою школу всех детей, обучавшихся в местной арабской школе. Сам Аюп Базиевич рассказывает об этом так: "У меня училось в школе около ста ребят, а у муллы 77. Выступить против муллы прямо я тогда не решался. Решил действовать через своих ребят. Подружился с тремя ребятами-главарями. Повел с ними такой разговор: "Вот вы, ребята, учитесь в арабской школе, выучите в ней Коран, а куда вы пойдете потом? Если вы учились в советской школе, то по окончании ее могли бы учиться дальше, могли бы стать инженерами, врачами, учителями" … Как бы между прочим я дал каждому из ребят тетрадь, ручку и карандаш… Так беседовал я с ребятами не один раз. И однажды один из них, Арчаков, привел ко мне из арабской школы почти всех ребят. Учителя ласково встретили ребят, усадили их за чистенькие парты, выдали сразу учебники, тетради, карандаши. Начались занятия"
В 1933 году Аюп Базиевич Бузуртанов первым в области добился всеобуча. Для этого весь педколлектив школы и актив родителей был поставлен на ноги. Закон о всеобуче разъяснен был во всех колхозах, доведен был до каждого двора. Лично сам Аюп Базиевич обходил свыше сотни наиболее отсталых семей. Учитывая особое упорство родителей в отношении посылки в школу девочек, А.Б. Бузуртанов организовал при школе отдельные классы для девочек.
В результате все дети школьного возраста были охвачены школой.
Не успокаиваясь на этом первом успехе, Аюп Базиевич усиленно работает над тем, чтобы предупредить отсев учащихся за школой до полного окончания курса в ней. С этой целью он создает все необходимые условия для нормальной работы в школе. Школа полностью обеспечивается топливом, учебниками, письменными принадлежностями. Помещение школы ремонтируется, обставляется новой мебелью. При школе организуется физико-биологический кабинет и столярно-слесарская мастерская на 30 человек. И все это делается за счет средств самого населения.
Успехи школы становятся широко известными. За образцовую подготовку к новому учебному году школа получает республиканскую премию в 10.000 рублей и краевую премию в размере 3.000 рублей. Награждается и Аюп Базиевич. Он получает премию Наркомпроса в 500 рублей и премию крайисполкома в 300 рублей.
Одним из главных затруднений на пути всеобуча в Ингушетии являлось отсутствие необходимых кадров учителей-ингушей. Это обстоятельство грозило срывом всеобуча в области. Необходимы были срочные и исключительные мероприятия. И. А.Б. Бузуртанов находит такие мероприятия. В течение летних каникул 1933 года он лично организует и проводит месячные курсы для подготовки учителей. Занимается на курсах целыми днями, стремится передать слушателям все необходимые на первых порах навыки и знания. В результате область получает 11 новых учителей.
С начала учебного года Аюп Базиевич находит новую форму подготовки учителей. Он организует первую в области вечернюю школу для учителей, заведует этой школой и преподает в ней родной язык, математику и методики преподавания этих предметов. В вечерней школе обучается без отрыва от производства 22 учителя селений Насыр-Корт, Гамурзиево и Альтиево. Многие из этих учителей после обучения в вечерней школе дали прекрасные образцы работы и выдвинулись в число передовых учителей области. Таковы, например, Могушков Султан, Могушков Мурцал, Ильясов Мухажир и др.
Нерушимым правилом Аюпа Базиевича, как заведующего школой, является постоянная забота его об учителе. Все учителя его школы имеют удобные квартиры в специально арендованном школой доме. Все учителя обильно снабжаются продуктами из пришкольного хозяйства.
Еще большее внимание уделяет Аюп Базиевич руководству учебной и воспитательной работой каждого учителя. Он принимает самое активное участие в составлении учителями конкретных планов уроков, руководит изучением учителями методик преподавания, систематически посещает уроки учителей и дает по ним конкретные указания. Каждый учитель в любое время может обратиться к Аюпу Базиевичу за помощью и советом и всегда получить от него исчерпывающее инструктирование. Это создало Аюпу Базиевичу законную славу среди учителей, славу прекрасного товарища, чуткого и опытного руководителя, умелого воспитателя учителей.
Постановлением республиканского жюри социалистического соревнования на лучшую постановку преподавания родного языка между учителями начальных школ РСФСР в 1935-1936 учебном году Аюп Базиевич Бузуртанов отмечен в числе лучших учителей, "показавших на основе социалистического соревнования прекрасные образцы педагогической работы".
Одной из первых в крае Насыр-Кортовская школа включилась в социалистическое соревнование. Под руководством А.Б. Бузуртанова педколлектив школы тщательно разрабатывал конкретные мероприятия по улучшению преподавания родного языка по каждому классу школы. Все учащиеся школы были снабжены необходимыми письменными принадлежностями: тетрадями, ручками, чернилами. По каждому классу разработаны систематические перечни видов письменных работ учащихся.
На методических совещаниях педколлектива школы обсуждены были методические приемы отдельных видов письменных работ.
На всех уроках установлен тщательный контроль за каллиграфией и орфографией учащихся. Для отстающих учащихся организованы были дополнительные занятия во внеурочное время и т.д. В результате всех этих мероприятий грамотность учащихся Насыр-Кортовской школы за один только прошлый учебный год резко повысилась. К концу года 1, 2 и 4-е классы школы дали 100-процентную успеваемость, а во 2-м классе только один из учащихся был оставлен на повторительный курс.
В новом учебном году школа не ослабляет своего внимания родному языку и одновременно добивается коренного улучшения постановки преподавания арифметики.
Наряду с повышением качества учебной работы А.Б. Бузуртанов уделяет неослабное внимание и вопросам внеклассной воспитательной работы среди учащихся, вопросам культурного досуга ребят.
Благодаря личному старанию Аюпа Базиевича, при школе создана специальная детская библиотека, в которой насчитывается более 1000 книг на родном и на русском языках. Библиотека производит не только выдачу книг учащимся, но и большую работу по изучению читательских интересов ребят и рекомендации им книг для чтения. Все учителя школы практикуют специальные беседы с учащимися о прочитанных ими книгах, а библиотекарь школы периодически проводит специальные конференции читателей по тем или иным наиболее заинтересовавшим ребят книгам. В школе хорошо работает литературный, хоровой, драматический и физкультурный кружки. Имеется несколько комплектов шахмат, шашек, домино, есть волейбол, городки. Каждую неделю перед выходным днем школа устраивает художественные вечера детской самодеятельности.
Словом, школа создала все необходимые условия для того, чтобы ребята могли культурно, весело и радостно провести свой досуг.
И заслуга в этом принадлежит опять-таки, прежде всего, А.Б. Бузуртанову
Аюп Базиевич умеет чутко подойти к ребятам, подметить их индивидуальные интересы и знает, как эти интересы удовлетворить, направить их по пути здорового веселья и радости ребят, по пути их коммунистического воспитания.

М. ТАМБИЕВ,
специалист ГАС РИ

Газета «Сердало» № 135 (9734) 10 октября 2006 года

CAUCASIAN
04.02.2009, 00:55
КОЛЕСО ЖИЗНИ

…В который раз, побывав в горах, побродив среди сохранившихся и разрушившихся башен, после долгих дум в одиночестве среди остатков пустынных каменных строений, он записал в блокноте:
"Однажды вырвавшись на простор людям некогда оглянуться, вернуться к святыням своих предков. Не так уж и много нужно, чтобы построить хотя бы забор вокруг своих башен. Но нам недосуг… Не в лучшем положении находятся башенные поселения в горной Ингушетии, ожидая, что потомки, наконец, обратят внимание на их состояние. Не могут же люди забыть память о своих предках".

Магомед-Башир Цицкиев всегда, с болью, тревогой и надеждой говорил об истоках ингушского народа, напоминая всем о важности сохранения культурного наследия. В своих статьях и телевизионных передачах он просвещал поколение молодых, чтобы помнили о славном прошлом, не потеряли в наш стремительный и беспощадный век, свое национальное достояние. Достояние, которое является значимой частью мирового культурного наследия.
Он не сделал блестящей карьеры, хотя мог сделать это легко. Он не был "разрекламированным" журналистом и общественным деятелем, которых, увы, хватает. Он был достойным человеком, многое пережившим и сохранившим честное имя. Этого достаточно для благодарной памяти всех живущих.

Цицкиев Магомед-Башир Уциевич родился 22 августа 1936 года. Педагог, журналист. В 1957 году зачислен на работу учителем Джейрахской семилетней школы, 1965 г. - учитель истории Джейрахской школы, затем директор Краснооктябрьской средней школы. В 1971 году зачислен литработником отдела партийной жизни редакции газеты "Сердало". Работал в 1972 году заместителем начальника Северо-Кавказского зонального управления "Спортлото". Через три года, сменив ряд рабочих мест, Магомед-Башир Уциевич преподавал историю в СШ №42 г. Грозного. В 1981 г. он на должности заместителя директора Грозненского государственного цирка. С 1984 по 1987 гг. работал на различных должностях в редакции газеты "Сердало".
В 1990 году стал учредителем и главным редактором газеты "Эхо гор". Через три года М-Б. Цицкиев назначен директором Национального природного парка РИ. В 1995 году работал ст. госинспектором Госкомитета по экологии и природным ресурсам РИ в Джейрахском районе. В 2000 году - заместитель директора музея-заповедника РИ. В последние годы работал консультантом отдела по работе с национально-культурными центрами, общественными и религиозными организациями со средствами массовой информации Министерства по связям с общественностью и межнациональным отношениям Республики Ингушетия.
Член Союза журналистов СССР с 1981 года, неоднократно награждался грамотами, премиями, объявлялась благодарность за добросовестный труд и творческую инициативу. В 2005 году Магомед-Баширу было присвоено звание "Заслуженный работник культуры Республики Ингушетия". Он автор буклета "Эгикал", более двадцати фильмов о горной Ингушетии, его рубрика "Истоки" на телевидении и в газетах - одна из самых любимых у телезрителей и читателей республики. Среди неопубликованных остались буклет "Эбан", посвященный родным горам, и книга "Кровавый ноябрь", с документальной точностью повествующая о трагических днях осетино-ингушского конфликта 1992 года.

Магомед-Башир словно предчувствовал как это важно, и, наблюдая, как порою коротка память людей, как изменчива позиция отдельных людей, завел своего рода дневник. Это записи о событиях, которые оказались для него наиболее важными, порою тяжелейшим испытанием. Читая несколько раз страницы этой пожелтевшей тетради, каждый раз невольно откладывал ее в сторону - тяжело представлять все, что он видел, выстрадал и пережил. Он писал так честно, не скрывая истинных чувств, что невольно представляешь своих родных и близких, свою жизнь. Читая записи Магомед-Башира Уциевича Цицкиева, каждый ингуш поймет, насколько непростыми были испытания, выпавшие на его долю и насколько они сфокусировали в себе нашу прошлую и настоящую историю, нашу, одну на всех, биографию... Это та боль, те потери и обретения, с которыми мы сталкиваемся в настоящей жизни. За всеми этими констатациями, за его свидетельствами - жизнь очень хорошего человека. Лучше всего о нем, как личности, поведают его воспоминания.

Его дневник начинается словами: "Бисмиллахьи ррохьмани рахьим. Болх Даьлийга ба вай! …Я, Цицкиев Магомед-Башир Уциевич, 1936 г. рож. Давно хотел запечатлеть все, чему я был свидетелем в этой жизни, что считал хорошим и достойным для нормального человека, а что было неприемлемым для меня…"
Первым делом он написал о незабываемом испытание, выпавшем на долю ингушского народа во время депортации в Казахстан:

1944 г. с. Чернореченск, 23 февраля
Накануне вечером с работы пришел мой отец. После ужина сказал моей матери:
- Завтра утром нас выселяют. Куда и зачем не знаю. Не ложись спать. Собирайся в дорогу.
Мать ничего не поняла, осталась в полном недоумении. Отец пошел к старшему брату Осману, предупредить его. Здесь был и мой дедушка Т1ох. Осман остался крайне недоволен сообщением своего брата:
- Мне стыдно за тебя. Нельзя в люди выйти. Верующий в Аллаха не будет вести такие разговоры. Какая ссылка? Ты думаешь, о чем говоришь?
Отец вернулся домой, но и жена ничего не сделала, ничего особенного, чтобы собраться в дорогу.
Отец увидел, что его словам никто серьезного значения не придает… Высшая власть в доме была в лице дедушки, и он сказал:
- Не говори лишнего! Что ты выдумываешь? Какая ссылка?
И отец молча, не раздевшись, лег в постель.
Рано утром 23 февраля в дверь грубо постучали.
- Ну вот, - сказал отец, - началось! Теперь постарайтесь держаться, будьте мужчинами!
Отца увели. Увели и дядю Османа, "отмечать" торжества, посвященные Красной Армии. Какие были торжества, мы узнали потом - им нужно было изолировать мужчин от семей, т.е. от возможного сопротивления.
Дома двух братьев - отца и дяди Османа - стояли рядом. Окно нашего двора выходило во двор брата. Что с нами происходит, я тогда не понимал. Занимался, как обычно, детскими забавами, шумели и играли. И вдруг крик матери:
- Пожалуйста, не стреляй! Мать стоит у окна и душераздирающе кричит:
- Не стреляй, пожалуйста!..
Но выстрел раздался. Оказывается Забрат - жена дяди Османа (мы дети любовно называли ее Баба-Нани), задержалась со сборами. А задача военным Кремлем была поставлена жестокая: "Выселять немедленно! Нельзя дать опомниться ингушам-зверям!"
И раздался выстрел. Пуля пробила сердце Бабы-Нани, ранила детей и разбила оконное стекло.
Дедушка был в другой комнате, когда раздался выстрел. Узнав что произошло, он молча взял длинный кинжал в черных ножнах и через задние дворы начал пробираться к дому старшего сына. Мы все набросились на него, крича:
- Дедушка! Дади! Не ходи туда, тебя убьют!
Он стоял разъяренный. Он точно знал, что убийцу нельзя упускать, но не знал, что делать с нами. Рушился мир. Рушились все человеческие понятия.
К обеду после этих событий вернулись отец и его брат. Отец, не заходя домой, пошел к брату, где на веранде лежала убитая наповал нани. Вокруг возились дети, мокрым платком они вытирали лоб и звали мать:
- Нани, что с тобой? Нани, встань…
Увидев все это, он воскликнул:
- Она же женщина! Как можно!
Окружавшие его солдаты, щелкнув затворами винтовок, сурово окрикнули:
- Нам жаль тратить на тебя патроны, а то мы и тебя рядом положили бы.

Так закончилось мое детство. Так началась наша депортация. Я понятия не имел, что обозначает "депортация". Но потом узнал все сполна. По-видимому, у каждого ингуша была своя депортация, но было общее для всех: ссылка, лишение Родины, земли предков. Кому-то она была нужна больше, чем нам…"

Спустя много-много лет Магомед-Башир вместе с сыном убитой солдатами тети Забрат (Баба-Нани) получил разрешение, в сопровождении автоматчиков, посетить ее могилу в Чернореченске. Он пишет об этом: "… мы прошли через бурьян человеческого роста. Одна Баба-Нани ни тогда, ни позже не рассталась с родной землей. Захотела бы она проделать тот путь, которые проделали ее близкие? Не знаю.
Но знаю другое, что даже могила не должна быть в одиночестве. Села Чернореческого давно нет. Здесь, где были дома, выросли многометровые деревья - осины, бурьяном заросла и дорога. Только память людей еще жива…"
Магомед-Башир запечатлел в своих записях события и эпизоды жизни в Казахстане, которые глубоко врезались в память. Маленький спецпереселенец, как это свойственно всем детям, в деталях запомнил все трудные испытания, которые ему довелось наблюдать и испытать. Он запомнил, как он любил говорить, каждый круг колеса жизни:
"…Я был закутан в одеяло, как и другие мои братья и сестры. Я видел снег, рога, волов. Нас куда-то везут. Холодная казахстанская зима - условия концлагерей, холод и голод. Помню, уже летом мы собирали траву. Варили суп из травы, какой-то скользкий. Многие люди ловили грызунов и ели, но мы нет - не могли".
Магомед-Башир говорил о том, что когда-нибудь будет написана правдивая книга обо всем, что пришлось нашему народу пережить в ссылке. А сам он не брался за этот труд, потому что полагал: другие знают все обстоятельства лучше. Детство его и его ровесников было таково, что на первом месте стояла борьба за кусок хлеба, за выживание. Позже, многократно вспоминая эти годы своей жизни, он отметит: "Главное для человека - не сломаться в испытаниях жизненного пути, не потерять честь и достоинство".
________________________________________

Из воспоминаний М-Б. Цицкиева

КОРОЧКА ХЛЕБА

"В школу я ходил в другое село - Досовка, в 5 километрах от нас. Одеться было не во что. Мать для меня сшила штаны из овечьей шкуры. А одежда из мешковины считалась - высший сорт. Но такая одежда была редко у кого. Затем я учился в 8 классе в райцентре Орджоникидзевкая. Жил у родственников по материнской линии - Майсиговых.
Расскажу курьезный случай. Я всегда был голоден. Тем более у чужих. Однажды вернулся со школы. Но есть нечего. Тоши - хозяйка дома, сказала, что поставила печь хлеб, показала на часы, когда будет готов, и пошла к соседям. Стрелки движутся очень медленно, и мое терпение подходит к концу. Тогда я потихонечку встал и продвинул стрелки "ходиков" на 20-30 минут вперед. В это время хлеб должен быть испечен.
Побежал к хозяйке и сказал, что время подошло. Она прибежала, начала вытаскивать кочергой формы с хлебом и, посмотрев, удивилась: не испеклись! Наверное, огонь был слаб! Придется ставить обратно.
Но при этом, увидев мой голодный взгляд, отломила корочку. Что за вкус! Что за запах был у этой корочки!!!…"

Он любил стихи Джамалдина Яндиева, особенно эти строки:
Я славлю могущество молний…
И нежную хрупкость цветка...

Находил в этом контрасте образов некоторое напоминание о жизненном опыте. О жизни вообще и своей конкретно: пришлось пережить резкие повороты судьбы и обрести редкие минуты успокоения и счастья. И еще, может потому, что жизнь его не баловала, он любил повторять другие стихи Д. Яндиева:
…Я бы юных сил кипенье
Поседевшим возвратил,
Всех, не знавших пресыщенья,
Я бы вывел из могил.
Он любил перечитывать любимых авторов, вновь возвращаться в мир литературы, размышлений и раздумий. Повести Эрнеста Хемингуэя, "Буранный полустанок" Чингиза Айтматова, "Из тьмы веков" Идриса Бозоркина - эти книги часто были рядом с ним. Он любил читать и любил облекать в слово увиденное и услышанное, то, что сам пережил. Магомед-Башир был, при всей своей немногословности, прекрасным рассказчиком и собеседником, емко и точно повествующим о событиях и людях. Отличала его любовь к людям, нежное и трогательное отношение к детям, родственникам, соседям и знакомым.
________________________________________

Из воспоминаний М-Б. Цицкиева

Поездка за лесом

В Казахстане, где мы жили, не было не только леса, но даже и кустарника. Кругом, куда не кинь взгляд, степь, да степь. Летом ковыль, как море, плещется по горизонту, а над ним плывет волнами марево, почему-то вызывая грусть и зовя в даль. Но куда? Незнаю. Чувствую только, в этих краях мы не дома, мы чужие. Это чувство перешло к нам, детям, от наших родителей…
Вторая поездка за лесом, без отца. Мне было 12-13 лет. Я тогда попросил отца отпустить меня. Ехали многие Цицкиевы. Эта поездка запомнилась навсегда. В обед, когда все отдыхали, я должен был отогнать быков на водопой, а затем, через 2-3 часа, пригнать. Все было ничего, но летом (июнь-июль - это самый трудный период) на животных нападает овод, по-простому "гез". Не дай Бог! Это страшно. Быки, задрав хвосты, несутся как бешеные к воде или просто по полю. Бывало, в упряжке они ломали ярма и арбы.
А я должен был их напоить, дать попастись и в установленный срок пригнать. Сколько мне пришлось гнаться за ними, плакать. Когда мы вернулись через 10-12 дней, меня трудно было узнать. Исхудал, весь в царапинах, под носом кровоподтеки. Со мной даже брезговали садиться покушать.
Когда мы вернулись, прежде всего я зашел к отцу в мастерскую. Он работал плотником в колхозной мастерской. Отец увидел меня и сказал:
- Да, тебя неплохо "отремонтировали".
Затем, со слезами на глазах отвернулся. Больше в лес я не ездил.
________________________________________

Из воспоминаний М-Б. Цицкиева

Зали - Залихан

(1932 - 2004 г. 26 июля)
Ушла из жизни Зали - старшая сестра в нашем доме. Нас было в семье три сестры и три брата. Зали была для нас целый мир. Она была для нас отцом и матерью. В 13 лет она начала работать в колхозе. Это было в Казахстане, в колхозе "Искра", куда нас сослали в 1944 году.
Тогда каждый выживал, как мог. Время было послевоенное, голодное. Отношение к нам, ингушам, было открыто враждебное: спецпереселенцы, враги народа.
14-летняя девочка вставала на рассвете, в промерзлую весну 1945 года, шла на колхозное поле. В плуг запрягали две пары коров и начинали пахать. Сквозь хмурое казахстанское небо проблескивало иногда солнце, затем начинался мокрый снег. Тощие, голодные животные не могли тянуть плуг, падали в борозду. Но останавливать пахоту нельзя было. Появлялся бригадир, на коне, сытый, и начинал орать, а иногда не гнушался, мог и ударить еле стоявших на ногах девочек, в порванных платочках.
Видя это, мужчины, мальчишки плакали навзрыд. Они были бессильны…

Зали, Дала гешт долда хона. Ялсамала совг1ат хилда1а мел хьигача къих.

День сегодняшний
…Я, в основном, писал о былом, опуская сегодняшний день. Неправильно. Нужно было запечатлеть, что происходит на твоих глазах. Сегодня я и моя семья живет в с. Армхи. Здесь мы с апреля 1998 года. Живем в вагончике, сделали пристройку и ванную комнату. Хотя и нет дворцов, душа чувствует себя уютно…
Нет отбоя от гостей. Многих интересует, как же я, который "прошел Крым и Рим", смирился с такой обстановкой? А извольте, в чем смысл?! Во дворцах? В набитом желудке? Человек в этом мире песчинка… Человек, прежде всего, как бы ни мыслил он, не больше и не меньше, чем то, как Всевышний определил его судьбу. А что происходит сегодня?"

И дальше, в этих размышлениях, Магомед-Башир вновь вернулся к теме Пригородного района. События, которые там произошли в 1992 году и позже, до самой смерти не отпускали его. Он раз за разом возвращался в те трагические дни. Как все нормальные и честные люди, он особенно тяжело переживал сам факт того, что кому-то удалось противопоставить один народ другому народу.
Он вернулся одним из первых в родные места, в Чернореченск, в родные Армхи, где всегда жило его сердце. Он впитал в себя, как и тысячи его ровесников, великую надежду на возращение к этим местам. И это поколение ингушей несло и сохраняло эту надежду, и когда все вроде бы удалось, жизнь стала налаживаться, можно было мечтать о добром будущем для себя и детей. Но случилась беда. Магомед-Башир оказался в гуще этих событий, очевидцем самых страшных ее картин. Ему довелось побывать не только с этой стороны осетино-ингушского конфликта, но и в Грузии, Чечне, быть свидетелем деятельности такого странного образования как бывшая Конфедерация народов Кавказа и многого другого. Он запечатлел в своих воспоминаниях то, что действительно происходило на деле, не приукрашивая и не обеляя никого. И стремился сохранить после себя имена людей, место событий, объяснить поступки и причины произошедшего в прошлом и настоящем. Эти записи требуют детального изучения, и, несомненно, должны быть сохранены, как один из документов нашей истории. Прошлое можно переписать, но изменить - невозможно.
М.-Б. Цицкиева в 1974 году исключили из рядов КПСС - дело по тем временам крайне серьезное. Человек практически лишался после подобного события всякой возможности продолжить нормальную жизнь. Перед ним фактически закрывались двери для карьерного роста, учебы, продвижения по службе. Он оказывался, что называется, за бортом жизни. Во всяком случае, в том ее представлении, которое тогда в стране всячески пропагандировалось. Магомед-Башир, вспоминая о тех событиях, говорил друзьям:
"Зимой 1973 года, 16-19 января, в г. Грозном состоялся большой митинг ингушского народа с требованием вернуть Пригородный район по принадлежности. Митинг разогнали, и более активных участников исключили из партии и выгнали с работы. В том числе оказался и я. Был исключен из партии и освобожден от работы в редакции "Сердало". Была маленькая справка из КГБ, где говорилось: " В тесном кругу, среди близких заявлял: "Цель и смысл моей жизни является возвращение ингушских земель по принадлежности" и так далее.
В 1974 году, в феврале состоялось партийное собрание, где обсуждался мой вопрос. В редакции работали все ингуши и обсуждали мой вопрос ингуши, члены КПСС. До начала партийного собрания, в коридоре, все они говорили что я - "герой", на правильном пути. На заседании все они, за исключением двоих, проголосовали за исключение меня из рядов КПСС. Боялись, чтобы не навлечь на себя и тени национализма. И после изгнания меня, выходили опять в коридор и предлагали вместе поужинать в одном ресторане. На что я ответил:
- Не утруждайте себя. Идите к своим женам. А я как-нибудь разберусь.
После этого были мои обращения в ЦК КПСС о моем восстановлении. В этот период я ездил на заработки в Сибирь - Кемеровская, Иркутская, Новосибирская области. Какие это поездки?… Подъем -6 ч. утра, отбой - 24.00, у тебя нет никаких сил и чувств - размозженный в кровь палец не болит. Все это было. Заканчивая, скажу, не надо бояться трудностей, но не надо сходить и с ума. Сохранить человеческое лицо и достоинство при любых обстоятельствах - это самое главное, на мой взгляд.
По возвращении из сибирских поездок меня не допускали к творческой работе. Трудился на разных работах в Грозном. Наконец, через 7 лет я вернулся в редакцию "Сердало".

Под рубрикой "Истоки" Магомед-Башир публиковал прекрасные статьи о наших горах, башнях, святых для каждого ингуша местах. Его статьи и темы, как озарение тьмы веков, это и заклинание помнить о своих корнях: "Хьарп - корабль среди облаков", "Эбан - расстрелянный аул", "Край башен", "Фалхан. В солнечном краю", "Потомки Маго" (о башенном комплексе Салги), "Ураган в горах" и многие другие. Сотни статьей посвятил он этой теме, но всегда, при необходимости, освещал и другие темы: об участниках Великой Отечественной войны, тружениках села и города, судьбе достойного человека. Ему были близки хорошие люди, где бы и кем бы они ни были. В жизни его были тяжелые потери и удары: на море трагически погиб сын Аслан, высокий красавец, надежда отца. Трижды, начиная с 1944 года, его депортировали из родного села, круша в душе всякую надежду на справедливость. Только-только налаживалась жизнь, и все приходилось начинать вновь, с нуля. И всякий раз он находил в себе силы жить и творить, отстаивать свою точку зрения. А это никогда не было простым делом, ведь помимо самого себя, человеку надо позаботиться о доме, семье, сегодняшнем и будущем дне своих родных и близких. Мы же, которое поколение, переживаем эпоху перемен - череду испытаний.
Кто-то очень циничный и равнодушный сказал: "Незаменимых людей нет". Это ложь вселенского размера. Настоящие люди незаменимы и неповторимы. С уходом Магомед-Башира Цицкиева, быть может, оборвалась одна из ныне редких золотых нитей, связывавших многих из нас с теми самыми истоками. Мы живем в среде, которая поглощает нас пустыми заботами и обыденным трудом и нас всегда спасало обращение к народной памяти, которое создавал в своей работе М-Б. Цицкиев. В горы, в гости к нему приезжали десятки и сотни людей, чтобы самим, воочию увидеть сердце Родины, сердце Ингушетии - ее башенные комплексы и величественные горы. Он же был очень радушным и гостеприимным хозяином. Это радушие и доброжелательность отличали его всегда и проявлялись им по отношению к человеку любого возраста, чина и звания.
Поразительно просты и ясны слова из его завещания (васкет). Он попросил: "Не оплакивайте того, кто во власти Всевышнего. Забота и внимание нужны человеку, когда он жив. Пусть будут счастливы все живущие после нас".
Ничто не проходит бесследно, и добрые дела каждого человека остаются в нашей благодарной памяти. Магомед-Башир Цицкиев пришел в мир в пору, когда первый урожай в саду радовал людей, и все кругом утопало в зелени, было пронизано живым, веселым перезвоном летнего утра и ночи. Он умер зимой, 14 февраля 2006 года, когда вдруг ударили необычно сильные морозы, и жизнь словно замерла. Огромные скалы, лес темным частоколом стоящих на отлогих склонах гор - все тогда застыло в безмолвии. Казалось, это любимые горы простились с ним.

Я.Султыгов.

Сердало № 73 (9762) 31 мая 2006 г.

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:01
ДОШЛУКО МАЛЬСАГОВ: "УЧИТЬСЯ У УСТНОЙ НАРОДНОЙ СЛОВЕСНОСТИ"


Славный сын ингушского народа Дошлуко Дохович Мальсагов (1898-1966) был, как известно, выдающимся лингвистом, литературоведом, педагогом, поэтом и драматургом. Менее известен, профессор Д.Д.Мальсагов как фольклорист. Между тем, он был одним из тех, кто стоял у истоков зарождения ингушской фольклористики, внес неоценимый вклад в дело записи, популяризации и изучения ингушского фольклора.
Д.Мальсагов родился в селе Гамурзиево в семье прапорщика русской армии, ветерана русско-турецкой войны 1877-1878 г.г. Данный факт помог ему, как сыну ветерана, получить образование в царской России. В 1918-1920 г.г. он принимает активное участие в Гражданской войне, дважды (под Долаково и Насыр-Кортом) был ранен. Научной деятельностью Д.Мальсагов начал заниматься, еще будучи студентом. После окончания Северо-Кавказского (Горского) государственного педагогического института (г. Владикавказ) был оставлен там же ассистентом кафедры языкознания, работал ученым секретарем Ингушского НИИ краеведения во Владикавказе. Преподавал он не только во Владикавказе, но и в вузах Ростова-на Дону, Грозного и Фрунзе.
За монографию "Чечено-ингушская диалектология и пути развития чечено-ингушского литературного (письменного) языка" ему в Институте востоковедения АН СССР была присуждена ученая степень кандидата филологических наук. В дальнейшем он становится первым профессором из числа ингушей.
В тридцатых годах во Владикавказе и Ростове-на-Дону выходит ряд работ Д.Мальсагова, посвященных ингушскому фольклору. Некоторые из них давно стали библиографической редкостью и, к сожалению, недоступны или труднодоступны для современных исследователей.
В названной выше монографии автор приводит ряд важных выводов и предложений, касающихся проблемы записи и изучения ингушского фольклора. Они, как справедливо пишет Д.Мальсагов, должны помочь, в том числе, и в изучении ингушского языка. Интересно анализирует автор, в частности, вопрос о причинах и условиях деградации жанра героико-эпических песен.
Анализируя в статье "Ингушская литература"1 творчество Т.Бекова, Х.-Б. Муталиева, С.Озиева, Х.Осмиева и других ингушских писателей, Д.Мальсагов призывает их шире использовать в своем творчестве достижения ингушского фольклора. "Изучение языка, стиля, формы народной словесности, - пишет он,- поможет ингушской письменной литературе в овладении родным языком и создании высших форм литературного творчества…Узнать, что поют и какие запросы к словесности имеют трудящиеся, и на основе этого знания дать им такие художественные произведения ...(которые будут им - М.М.) понятны и близки..,- это задача сегодняшнего дня ингушской литературы". При этом автор ставит в пример начинающим писателям и поэтам Тембота Бекова, который, по его словам, избрал в своем творчестве форму народного стиха и избежал этим "ошибки многих поэтов, старающихся втянуть свой стих в ямбы, хореи, анапесты, вообще в формы тонического стихосложения, не свойственного ингушскому языку". Призывая ингушских писателей и поэтов "учиться у устной народной словесности", Д.Мальсагов приводит примеры того, как творчески использовали достижения фольклора известные русские писатели, включая А.С.Пушкина. Далее он пишет: "Собственно, за примерами не надо было ходить в русскую литературу. Стоит сравнить только творчество Бекова с творчеством остальных наших поэтов. Стихи Бекова в ингушской литературе не выделяются ни строгим размером, ни богатством рифмы, ни интересной фабулой. Наоборот, они в этом иногда даже уступают стихам других авторов. И, несмотря на это, стихотворные произведения Бекова пользуются большой популярностью и охотно заучиваются наизусть в наших школах. Это обьясняется тем, что они приближаются к стихам устной народной словесности, приближаются к национальной форме… Творчество Бекова показывает, как много оно выигрывает при попытке использовать возможности устной поэзии. Поистине, нашим поэтам есть чему поучиться у фольклора. Картинность описания, меткая обрисовка характеров, смелые эпитеты и метафоры и, наконец, богатство мысли при сжатости изложения - особенности стихов ингушской устной поэзии". В подтверждение своих слов Д.Мальсагов приводит ряд примеров, в которых "слышится сильное влияние образного языка народной словесности", в том числе и отрывок из ставшего хрестоматийным стихотворения Тембота Бекова "Две эпохи"2:
Если нет на небе туч,
Не пойти дождю.
Если сердце без тоски,
Не заплачет глаз.
Будучи прекрасным знатоком ингушского языка и фольклора, Д.Мальсагов убедительно опровергает вывод Н.Яковлева об исчезновении в Ингушетии ингушских песен и замене их чеченскими. ""Последнему утверждению противоречат печатаемые Ингушским научно-исследовательским институтом ингушские песни, собранные Измайловым",- пишет Дошлуко Дохович в статье "О едином чечено-ингушском литературном языке"3. Более того, говоря об институте исполнителей ингушских героико-эпических песен, Д.Мальсагов отмечает, что был целый род Бисыркоевых, славившийся как прекрасные исполнители музыки и песен.4 Справедливости ради следует отметить, что к приведенному выше неверному выводу Н.Яковлева, ученого, стремившегося быть объективным и честным, могла подтолкнуть ничем не оправданная "мода" некоторых исполнителей использовать в ингушских песнях обильное количество чеченизмов.
Некоторые положения и выводы, сделанные Д.Мальсаговым в тридцатых годах прошлого века, остаются и сегодня более чем актуальными. В статье "К постановке изучения чечено-ингушского фольклора"5 он пишет: "В настоящее время перед всей ингушской общественностью стоит актуальная задача - развитие ингушского языка - языка, в основном сложившегося в эпоху дородового и родового строя и поэтому не отвечающего тем колоссальным запросам, котрые предьявляют к нему классовые интересы трудящихся в эпоху построения социализма. Коротко говоря, задача сводится к созданию литературного языка… Литературный язык должен быть воспринимаемым, понятным, родным для трудящихся". Далее автор приходит к замечательному выводу, который при всей своей очевидности сплошь и рядом игнорируется, причем не только в Ингушетии, но и, кажется, во всем мире: "Если же нужно изучать и развивать язык, то как можно при этом проходить мимо фольклора, т.е. суммы языковых богатств, накопленных устным народным творчеством во всей его истории? Ведь фольклор есть все, что имеется наиболее красочного, картинного и богатого в языке. Фольклор - поэзия и проза народного языка. И, конечно, тот, кто захочет овладеть языком, понять его богатство и структуру, все законы, все особенности его, должен изучить фольклор"6.
Как верно указывает Д.Мальсагов, для нас фольклор имеет большое значение не только в деле изучения ингушского языка и создания ингушской литературы, его знание необходимо и при изучении истории Ингушетии. Кроме того, он и сам по себе имеет большую художественную ценность. "Фольклор, - отмечает Д.Мальсагов, - часто сохраняет в себе те пережитки в языке, которых уже в разговорном языке не существует. В еще неопубликованных записях Измайлова7 есть целый ряд оборотов и слов, совершенно необъяснимых на основе данных современной разговорной речи ингушей. А если мы ознакомимся с детскими считалками, то они, с точки зрения современного ингушского разговорного языка, являются бессмысленными, хотя достоверно известно, что в основе их лежит определенный смысл"8.
Это, конечно, не значит, что мы должны замыкаться в родовой башне и "своем" фольклоре, наоборот, автор статьи предостерегает от этого, призывает "заимствовать достижения передовых народов". Он пишет также о необходимости изучения фольклора других народов: "Для истории бесписьменных народов…язык народа и его фольклор являются часто главным источником освещения его прошлого…Произведения фольклора могут пролить яркий свет на различные моменты истории. Сопоставляя произведения устного народного творчества чеченцев и ингушей с творчеством других народов, устанавливая между ними связь, прослеживая пути и этапы распространения "странствующих сюжетов", мы можем выяснить очень многое из неизвестного прошлого"9.
В двадцатых - тридцатых годах прошлого века остро стоял вопрос написания учебников для ингушских школ. Авторы таких учебников подчас пренебрежительно относились к произведениям фольклора. "Нашим авторам,- пишет по этому поводу Д.Мальсагов,- не приходит в голову обратиться к фольклору, хотя в нем они могли бы найти доступный детям материал из эпохи гражданской войны …и т.д. Наконец, фольклор даст целый ряд рассказов про животных, рассказов интересных и поучительных для советских школьников".
Один из главных выводов этой статьи сводится к тому, что всю работу по фольклору нужно проводить планово, вовлекая в нее всю общественность, в первую очередь, деревенскую интеллигенцию.
Интересно, что уже в то время автор обращает внимание на необходимость научного изучения ингушского нартского эпоса, который, по его мнению, должен стать в ряду с "величайшими памятниками человеческого гения"10. Как известно, вопрос о нартском эпосе среди кавказских фольклористов до сих пор считается одним из наиболее сложных. Д.Мальсагов не только сам интересовался этой проблемой, но и всячески помогал молодым исследователям этого жанра. В письме к Ахмету Мальсагову, в то время начинающему ученому, он пишет, что ингушские нартские сказания когда-то пелись. "…Это типические произведения, когда-то имевшие ритмический строй; их пели и рассказывали. Сказание о Колой Канте, сказание о Кинда Шоа, о Хьамсара Альбике имели ритмический строй, они пелись, а не рассказывались. Как это доказать?
1.Содержание их сложное, а не простое, как у сказок. В них много устойчивых выражений, эпитетов, сравнений и т.п., изобразительных средств, свойственных ритмическим сказаниям.
2.Упрощение строя, утрата многих поэтических особенностей, утрата ритма, естественно, наблюдаются и сегодня, если ритмическое произведение не поется, а рассказывается, то оно становится сказкой, героическим преданием или чем-либо в этом роде"11 .
Проблема, как известно, остается актуальной до сих пор.
В тридцатых годах большой резонанс, причем - не только в Ингушетии, вызвал роман Льва Пасынкова "Тайпа". Роман этот, в котором ингушский народ поливался грязью, переиздавался несколько раз многотысячными тиражами в центральных издательствах. Это произведение, по словам Д.Мальсагова, вызвало "страстный протест со стороны общественности того народа, к которому оно относится".12Особое возмущение вызывал тот факт, что в центральной печати ("Литературная газета" от 5-го января 1934 года, "Правда" от 5-го мая 1935 года и др.) появилось несколько положительных отзывов на этот грязный пасквиль. На его основе даже собирались снять художественный фильм.
Д.Мальсагов, приводя массу примеров из жизни и фольклора ингушей, подверг книгу Л.Пасынкова жесточайшей критике. Первой ошибкой автора этого романа Д.Мальсагов называет то, что "в его "Тайпе" нет тайпы". Другими словами, Л.Пасынков написал книгу якобы об особенностях ингушского клана (рода, фамилии), не имея представления о том, что же такое ингушский клан. В связи с этим Д.Мальсагов подробно, доходчиво, со знанием дела объясняет русскоязычному читателю, что такое ингушсий тайп, род, клан, фамилия.
Один из героев романа - Атигов, имеет огромные виноградные плантации в Арамхинском ущелье, что уже, мягко говоря, неправдоподобно. Кроме того, он является жестоким помещиком, который делает со своими слугами, т.е., представителями других ингушских тайпов все, что ему заблагорассудится. Вот как ведет себя один из слуг: "...Слуга Цогол ползает у ног господина, он говорит ему: "Я собака, твоя собака, собаку пинают, когда сердятся на господина". Атигов вызывает к себе другого ингуша и приказывает ему отдать в нукеры своего сына.
Другая героиня романа, Амина, "…родилась в конюшне, таков обычай этой страны". Автор где-то выискал "женскую половину кладбища". Человеку, мало-мальски знакомому с ингушами и Ингушетией, трудно не только комментировать, но даже читать всю эту несуразицу. "Таких бессмысленностей, - пишет Д.Мальсагов, - в романе Л.Пасынкова так много, что для перечисления их пришлось бы выписать, по крайней мере, одну треть романа. Все же считаем нужным указать, что Амина не могла быть ни змеиного, ни оленьего рода, потому что, вопреки утверждению Пасынкова, ни один ингушский род не ведет свое происхождение от змей, шакалов, оленей и прочих животных…"
Автор романа выводит ингушей, людей, создавших неповторимую башенную культуру, ленивыми дикарями. "Это тех тружеников, - пишет в связи с этим Д.Мальсагов, - которые обрабатывали каждый кусочек земли и которые еще в недалеком прошлом только благодаря каторжному труду не вымерли с голоду".
Не нужно быть большим знатоком нашего края, чтобы не возмутиться другой грубой ошибкой Л.Пасынкова - о положении горянки. Его героини то вовсе не считаются с мнением мужа, то являются в его руках бессловесным товаром. "Но беда в том, что ничего подобного в Ингушетии произойти не могло! …Прямой купли и продажи женщины в Ингушетии не происходило. Если за Атигова выдали бы девушку даже из самого захудалого рода, ему никогда не простили бы не только убийства ее, но и даже увечья. Несмотря на бесправие женщины, присутствовавшие на базаре посторонние люди никогда не позволили бы обидеть Амину или старуху, как это выведено в романе, - говорит Д.Мальсагов о положении ингушской женщины, - …для посторонних она (женщина) священна, посторонний никак не мог безнаказанно обидеть ее". Горянка была, конечно, бесправной, но автор романа не заметил особенностей, своеобразия этого бесправия.
Самым большим дефектом романа "Тайпа" Д.Мальсагов совершенно справедливо называет неверное изображение участия ингушского народа в Гражданской войне. По Пасынкову выходит, что ингуши поголовно воевали против советской власти. В действительности же, и это признают не только друзья ингушского народа, но и его недруги, ингушские партизаны сыграли решающую роль в деле установления советской власти на всем Северном Кавказе. В статье Д.Мальсагова приводятся убедительные доказательства этого.
Был подвергнут критике и псевдофольклорный материал, приведенный в книге Л. Пасынкова13. Для такого прекрасного знатока ингушского фольклора как Д.Мальсагов не составило особого труда доказать, что приведенные в романе песни невозможны в Ингушетии "ни по форме, ни по содержанию".
Статья "О некоторых непонятных местах в "Слове о полку Игореве"14 является одной из самых известных работ Д.Мальсагова. Она получила высокую оценку известных советских ученых, включая академика Д.Лихачева, профессора Л.Булаховского и других. Подчеркнем, что именно прекрасное знание ингушского языка и фольклора позволило Д.Мальсагову сделать ряд научных открытий, связанных со "Словом…" Для иллюстрации этой мысли ограничимся одним примером, возможно, и не самым удачным. "Расшифровывая" одно из непонятых слов, а именно - женское имя Хоти, автор убедительно доказывает, что оно является ингушским по происхождению и переводится как "посвященная" или "суженая". Он пишет, что до середины 19-го века ингуши посвящали покойнику жену и коня, которые, по поверьям, должны принадлежать ему на том свете. "...Будет принадлежать покойному и женщина, если даже она и выйдет еще раз замуж за другого, - пишет Д.Мальсагов,- …Однажды к Хамбору за советом обратился один ингуш. Он должен был разделиться с двумя братьями; все братья были женаты, но он - старший брат - взял жену покойного самого старшего брата, и его женитьба не вызвала никаких расходов, женитьба же младших братьев обошлась очень дорого. При делении общего имущества младшие братья не захотели учесть расходы на свои свадьбы, ссылаясь на то, что все три брата женаты и нечего считать убытки на женитьбы.
Хамбор ответил так: "Скажи своим братьям: мы все умрем. Ручаетесь ли вы, что на том свете наш старший брат не отберет у меня свою жену, ведь она его хоти (цунна хетаяь)? Вы, все братья, на том свете будете с женами и только один я - без жены".
Младшие братья, услышав такое рассуждение, согласились выделить старшему брату средства на женитьбу, чтобы он на том свете не остался холостым".
Поэма Д.Мальсагова "Арамхи", давно вошедшая в школьные учебники по ингушской литературе, написана на фольклорной основе. Прекрасно владея обоими языками, русским и ингушским, он был замечательным переводчиком. Им переведены на ингушский язык произведения М.Горького, И.Крылова, М.Лермонтова, Н.Гоголя и других русских и советских писателей. На высоком уровне переведены им на русский язык и ингушские народные песни, записанные Д.Измайловым. Во всех его переводах чувствуется фольклорный "дух", фольклорный язык, прививается любовь к народному языку. Много и со знанием дела записывал Д.Мальсагов и сами фольклорные произведения, большинство которых также вошло в школьные учебники и с удовольствием заучивается детворой.
Конечно, не со всеми выводами Д.Мальсагова мы можем согласиться. Так, например, в уже упоминавшейся нами работе "О некоторых непонятных местах в "Слове о полку Игореве" автор говорит о наличии "в ингушской христианской терминологии русских слов - "Маьтар Даьла" - "Матерь Божья", "божолг" - "божий хлебец". Попытки увязать название священной ингушской горы Мятт-лом с индоевропейским "мать" встречаются и у других авторов. Они, на наш взгляд, лишены оснований. Это слово, очевидно, связано с ингушским моттиг, мотт, мата (место, родной уголок, место отдыха, место стоянки, плоская вершина и т.д.). Исконно ингушским словом следует считать и слово божолг, о чем убедительно говорится в позднейших исследованиях15. Но приведенные примеры никак не могут умалить роли и значения того огромного вклада, который он внес в развитие ингушеведения, в том числе и в развитие ингушской фольклористики.
Нам всем нельзя забывать в каких неимоверно тяжелых условиях работал этот великий подвижник. Работая бескорыстно, ради блага ингушского народа. Народа, который всегда будет помнить своего славного сына Дошлуко Мальсагова.

М.А.Матиев,
кандидат филологических наук, зав. отделом фольклора ИНИИГН

БИБЛИОГРАФИЯ
1 Мальсагов Д.Д. Ингушская литература //Журнал "Революция и горец", Ростов-на-Дону, 1933, №1-2, с.97-103.
2 Т.Беков. Избранное (на инг. яз.). Грозный, 1973, с.17.
3 Мальсагов Д.Д. О едином чечено-ингушском литературном языке// Журнал "Революция и горец", Ростов-на-Дону, 1933, №5(56), с.32-38.
4 Мальсагов Д. Современное состояние искусства в Ингушетии //Журнал "Революция и горец", №2-3, Ростов-на-Дону.
1932, с.100.
5 Мальсагов Д.Д. К постановке изучения чечено-ингушского фольклора // Журнал "Революция и горец", Ростов-на-Дону, 1933, №5(56), с. 58-64.
6 Там же, с.60.
7 Имеется в виду Дзарахмет Измайлов, записавший в двадцатых годах прошлого века ряд ингушских народных песен; позже они были опубликованы в сборниках ингушского фольклора (см.: "Вайнаьха багахбувцам", Владикавказ, 1932; и др. издания).
8 Мальсагов Д.Д. К постановке изучения чечено-ингушского фольклора // Журнал "Революция и горец", Ростов-на-Дону, 1933, №5(56), с. 60.
9 Там же.
10 Там же, с.62.
11 Д. Д. Мальсагов. Избранное, Нальчик, 1998, с.403
12 Мальсагов Д.Д. Этнография ингушей в романе Л.Пасынкова "Тайпа" //Дошлуко Дохович Мальсагов "Избранное", Нальчик,1998, с.40.
13 Мальсагов Д.Д. Пасынкова "Тайпа" яхача романах// "Ц1е сийгаш" яха г1алг1ай говзамеча йоазоний сборник. Орджоникидзе,1931, с.75-77. Цит.: Дошлуко Дохович Мальсагов. Избранное, Нальчик, 1998, с.214.
14 Мальсагов Д.Д. О некоторых непонятных местах в "Слове о полку Игореве" //Известия ЧИНИИИЯЛ, Грозный, 1959, т.1, вып. 2.
15 Дахкильгов И.А. Древнеингушский культ пастушьего божества // Современные подходы в исследовании проблем истории и языка ингушского народа. Магас, 2002, с.18-21.

Сердало № 39 (9561); 19 апреля 2005 года

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:09
ТВОРЧЕСТВО ХАДЖИ-БЕКИРА МУТАЛИЕВА

I. Поэтические произведения
Х.-Б. Муталиев родился в 1910 году в селении Экажево в семье крестьянина-бедняка. Четырнадцати лет он научился грамоте на родном языке в Назрановской сельской школе. Для создания национальных педагогических кадров в 1924 г. в г. Орджоникидзе был открыт ингушский педагогический техникум, у комплектованный лучшими педагогическими кадрами. Особенно выделялись долго работавшие в этом техникуме преподаватели родного и русского языков Т. Д. Беков и В. К. Абрамова, которые привили студентам любовь к зарождающейся родной и русской литературе. Из этого культурного очага вышли все ингушский советские поэты и писатели среднего поколения, которые сыграли позднее большую роль в деле осуществления культурной революции в Ингушетии.
Первый этап формирования и развития ингушской советской литературы относится к середине двадцатых годов. Писатели старшего поколения - А. X. Гойгов, 3. К. Мальсагов, Т. Б. Беков - положили начало ингушской прозе, драматургии и поэзии. В их произведениях отражена беспросветная жизнь обездоленной женщины-горянки, бедняка-горца дореволюционного времени и зарождение новой, счастливой жизни после Октябрьской революции. В произведениях этих писателей, как например в пьесе «Месть» 3. К. Мальсагова, в рассказах «Сон горянки», «Хани» А. X. Гойгова, в стихах «Две эпохи» («Ши зама»), «Расстрел рабочих на Лене» («Лене болхлой боабар») Т. Д. Бекова, реалистически изображена современная действительность и изменения в экономике и психологии ингуша после Октябрьской революции.
Второй этап развития ингушской литературы (вторая половина двадцатых и начало тридцатых годов) связан с бурным ростом индустрии и коллективизацией сельского хозяйства, когда в обстановке напряженной классовой борьбы, трудящиеся Ингушетии, перестраивая экономическую жизнь, сметая все отжившее, ведя неустанную борьбу с адатами и пережитками старины, неуклонно двигались вперед по пути создания национальной по форме и социалистической по содержанию культуры.
Особенно заметны были в этот период успехи в деле создания художественной литературы в жанре поэзии. Появля ется группа молодых пролетарских писателей, как Ах. Озиев С. Озиев, Х.-Б. Муталиев, И. Базоркин, которые, используя опыт старшего поколения, продолжали работу над дальнейшим развитием ингушской литературы. Из их среды Х.-Б. Муталиев стал выделяться классовой заостренностью и современностью тематики в поэтическом творчестве.
В 1926 году Х.-Б. Муталиев поступил в педагогический техникум и уже в 1928 году в областной газете «Сердало» начал публиковать первые стихи на родном языке.
В 1930 году Х.-Б. Муталиева принимают в Ингушское литературное общество, а с 1934 года он состоял членом Правления Союза писателей Чечено-Ингушской АССР. С восстановлением ЧИАССР Х.-Б. Муталиев вновь активно включается в работу Союза писателей, состоит членом правления и литкон-сультантом.
В 1957 году поступает на высшие литературные курсы в Москве, но по болезни оставляет учебу. В декабре 1958 года он в качестве делегата участвует в работе первого съезда Союза писателей РСФСР.
Под руководством опытного преподавателя родного языка Т. Д. Бекова Х.-Б. Муталиев быстро усвоил формальные особенности ингушского стихосложения и стал в ряды первых ингушских поэтов-новаторов.
Формирование и развитие ингушской поэзии под влиянием чечено-ингушского фольклора и поэзии русских классиков (А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова, В. В. Маяковского и др.) - самостоятельная тема. Данная работа не ставит задачу полностью раскрыть пути влияния этих поэтов на творчество Х.-Б. Муталиева, но их роль и место в молодой ингушской поэзии будут кратко охарактеризованы ниже.
О творчестве Х.-Б. Муталиева написано немало критических статей и рецензий в различных сборниках и газетах. Правда, они касались, главным образом, его поэзии, в то время, как он является автором также и прозаических, и драматургических произведений. Им же собрано и опубликовано много песен устного народного творчества, ему принадлежат переводы стихов, поэм и сказок классиков русской поэзии и писателей народов СССР.
Мы попытаемся в настоящей статье дать анализ всей деятельности Х.-Б. Муталиева.
Тематика творчества Муталиева весьма разнообразна: его волнуют темы, отражающие социальные преобразования в нашей стране, задачи, выдвигаемые Коммунистической партией и советским правительством, над реализацией которых трудится наш народ. С самого начала своей поэтической деятельности Муталиев отражал в своем творчестве героические будни трудящихся, строительство социализма в нашей стране. Коллективизации сельского хозяйства и индустриализации страны посвящены его стихи: «Октябрца», «Хьалхара колхоз», «Са лоалахо», «Эса ЧIоже»; лирические стихи о В. И. Ленине («Ленинах», «Ленин», «Ленина мавзолее», «Ленина мотт»); стихи на смерть С. М. Кирова и С. Орджоникидзе («Дув», «Виц-лургвац и др.). Борьбе за новый быт и культуру посвящены его произведения: «Касттанана», «Керле хьаьший», «Дахчан кад», «Метро чу», «Москве вода»). Поэт славит родину - («Даьхе», «Ез хьо сона», «Хьо са даьхе», «Даьхе бахьан» и др.), активно выступает против пережитков капитализма в сознании людей («Кхелахо», «Кьамаьлда цун», «Керда хьаьший», «Нанеи Iоьи», «Культармейцаш», «Теша»); много пишет произведений о Гражданской войне («Ваьха юрта», «Са хьаша», «Бирса ди», «Кун-тий пхьа»).
Серьезное место в его творчестве занимают произведения об Отечественной войне. Это и понятно: поэт стремится художественным словом отразить ратный подвиг народа, ставшего на защиту великих завоеваний Октябрьской-социалистической революции от оголтелых фашистов («Аратекхаб бIехал» «Даь-хенга», «Пемахочун сурт», «Лаьча», «22-гIайюнь» и др.). Много у Муталиева стихов, посвященных дружбе и миру между народами и славным советским юбилеям-. Много писал поэт для детей и на бытовые темы.
Характерная особенность творчества Муталиева - жизнеутверждающая, оптимистическая современность. Для его поэзии характерны свежие ритмы, рифмы, образы, в чем, несомненно, сказывается благотворное влияние русской поэзии, обогатившей нашу молодую литературу опытом борьбы за подлинную народность.
Герой поэзии Муталиева предстает перед нами при чтении стихов как активный строитель социализма, как советский человек-патриот.
Стихотворение «Даьхе» - «Родина» (перевод Б. Дубровина) по силе выраженных в нем чувств и образности одно из лучших его произведений.

А если с меня ты потребуешь мало,
Такую я жизнь
Не возьму,
Не приму.
Когда не боролось,
Когда не пылало,
Мне было бы сердце мое ни к чему!

Горящее сердце - символ борьбы за счастье и свободу людей - основной мотив этого стихотворения.
Другое стихотворение «Даьхе баьхан» («Ради Родины») -это гимн труду, Родине, ее молодости, ее солнцу. В этом стихотворении язык, ритм, образность достигают высокой степени, и слова его звучат жизнерадостностью, бодростью. В то же время это своеобразный отклик на «Вакхическую песню» А. С. Пушкина.

Родины песни
Всех песен звончей!
Сегодня поэт
Созывает друзей.
Хватает молодости
У нас у всех,
Поднимем бокалы
За жизнь и смех.
Выше бокалы
За труд и горенье,
За потомство –
За новое поколенье!
Перевод Вл. Гордиенко

Муталиев любит нашу родную столицу Москву. В стихотворении «Гостинице» («В гостинице», перевод В. Л. Соколова) он говорит:

Девушка, постойтей Что ж это за речи:
«Без командировки Вас не пропишу»?
Но ведь я годами ждал с Москвою встречи,
Но ведь я Москвою и вдали дышу,
Я москвич душою, мне нужна Москва!..

Проникновенны, мелодичны строки стихотворения «Еду в Москву» («Москве вода», перевод Ходосова).

Немало поездов стальных
Бежит, белея дымным следом.
Сегодня я с одним из них
В Москву, в Москву учиться еду!
И, удаляясь от меня,
Скрываются родные горы,
И, вдаль заветную маня,
Столбы мелькают на просторе.

Русскую девушку смущает круглая шапка горца, она удивленно смотрит на нее, но поэт гордо говорит:

Эта шапка сквозь бои прошла, сквозь беды,
От мороза и от зноя берегла,
А теперь в Москву со мною в дни победы,
Словно память о горах пришла.

Горская шапка (Теша). Перевод Олендерс

Стихотворение «Мавзолей Ленина» по его идейности, образности и искренности чувств является лучшим из цикла стихов сборника «Бирса ди».

И как будто вздыхает земля,
Соболезнуя скорби народной,
Что в палатах родного Кремля
С нами Ленин не будет сегодня.
Но великую партию нам
Дал, как силу могучую, Ленин,
И ее самым верным сынам
Он доверил судьбу поколений.

Перевод Т. Ходосова

Такими лирическими строками поэт заканчивает свое стихотворение, созданное после посещения Мавзолея Ленина.
Суровы и лаконичны слова «Клятвы», написанной поэтом на смерть С. М Кирова:

Взмахнула смерть своим крылом холодным.
Сказать «он умер» в силах мы едва.
И невозможно слез сдержать народных,
И.очень трудно подобрать слова...
Рабочий класс в суровом карауле.
Держава и печальна, и строга.
Пусть слезы класса превратятся в пули
И поразят - не пощадят врага.

Перевод В. Гордиенко

Бодро звучат слова стихотворения «Молодость» («Кьонал», перевод Т. Ходосова):

Молодости - юности,
Радостной, красивой,
Трудности не в трудности,
Все ей в жизни нравится,
Все ее волнует;
Хоть куда отправится,
Небеса штурмует.

У Муталиева нередки краткие изречения-афоризмы. Большинство их имеет глубокий смысл. В одном афоризме обобщенную мысль о стремлении достичь желаемого он выражает так:

Желаемого не достигнешь ты,
Говорил он,
Просто только желая,
Добьешься желаемого тобой.
Говорил он,
Если насмерть будешь биться за него.

Подстрочный перевод О. Мальсагова

В стихотворении «Са лоалахо» («Мой сосед», перевод М Слободского) поэт, рассказывая о бедняке, который, вопреки кулацкой агитации, вступает в колхоз и там находит свое счастье, говорит:

А теперь беды вчерашней
Уж давно не виден след,
Подходя к колхозной пашне,
Улыбается Ахмед:
- Я беды узнал немало.
Не войдет в колхоз беда.
Злись, кулацкий подпевала!
Мир мой здесь и навсегда.

Муталиев любит свой родной край, высокие горы, буйные реки, энергию которых советский человек использует на благо горцев, которые долгие века пользовались только светом лучины.

Словно зверь укрощенный, смирилась,
Покорилась нам Асса отныне.
Вместо свечек
Ингушские сакли
Озарил электрический ток.
По дороге промчится машина -
Горца сын восседает в кабине.
А отец его в прежние годы
Оседлать только ослика мог.

В долине Ассы (Эса - ЧIоже). Перевод А. Кафанова

Большое идейное содержание заложено поэтом в стихотворении «Деревянная чаша» («Дахчан кад», перевод Н. Аса-нова). В лирических тонах здесь дана картина уходящей старины и ее спутника - нищеты. Деревянная чаша долго служила дедам, но под натиском нового века она ушла в забытье. Однако поэт не хочет оставить ее в бездействии, она превращается в хороший экспонат музея.
Обращаясь к ней, автор говорит:

Ты поведай
Свободному юному миру
О проклятой неволе
Прошедших веков,
И всей грубой правдой резьбы
Агитируй
За цветущую родину
Большевиков.

Наряду с охарактеризованными выше стихами, Х.-Б. Му-талиевым написано немало других хороших стихов на самые разнообразные и актуальные темы: «Аьшк мо дIаотга» - «Стой, как железо»;. «Нигат да са» - «Моя клятва», «Ара таькхаб бIе-хал» - «Выползла змея»; «Даьхненга», - «Родине»; «Ираз дола бер» - «Счастливый ребенок»; «ЙиIий илли» - «Девичья песня»; «Посте» - «На посту»; «Майрахой» - «Удальцы»; «Се ца воалаш» - «По необходимости» и др. Если проследить поэтическую продукцию, выпущенную Чечено-Ингушским издательством, начиная с тридцатых и кончая пятидесятыми годами, то заметим, что Х.-Б. Мутэлиев является составителем или участником всех, вышедших за эти годы, литературных сборников, в которых довольно широко представлено его творчество, например: «Сборник стихов», 1931 год - составитель, «Даьхе», 1934 год - автор, «На посту», 1939 год - автор, «Ингушский фольклор» (на ингушском языке), 1940 год-составитель, «Весна», 1956 год-участник, «Радость сердца», 1957 год-участник, «Стихи», 1957 год - автор, «Волны Аргуна», 1957 год (на русском языке) - участник, «Чечено-Ингушская антология» (на русском языке), 1958 год-участник, «Репертуарный сборник», 1958 год -участник, «Даьхе», 1958 год - составитель, «Суровый день», 1958 год - автор.
Такая творческая активность выдвинула тов. Муталиева в число ведущих поэтов Ингушетии.
Его стихи в переводе на русский язык печатались также в периодических журналах «Дон», «Дружба народов», «Поэзия горцев Кавказа», в газетах «Грозненский рабочий», «Комсомольское племя» и т. д. Стихи его на родном языке публиковались в газете «Сердало», в учебниках и хрестоматиях. Х.-Б. Муталиев, как поэт, известен во многих братских республиках Советского Союза.
Наиболее полно представлено его творчество в сборнике стихов «Бирса ди», изданном в Грозном в 1958 году. В нем помещены стихотворения и поэмы, в том числе около двадцати нигде ранее не напечатанных новых произведений. Большинство их написано в 30-е и 40-е годы, но есть и стихи, написанные и после восстановления Чечено-Ингушской республики.
3. К. Мальсагов в своей рецензии на сборник стихов «Даьхе» Муталиева, анализируя этапы развития народной поэзии чеченцев, писал, что новая социалистическая эпоха должна создать новый поэтический стиль взамен старой «илли» (песни). Поэтическое творчество Т. Б. Бекова служит промежуточным, переходным этапом от старой народной формы «илли» к новой форме стиха, над созданием которой плодотворно потрудились поэты Муталиев, Салман Озиев, Ахмет Озиев и др. Они, по существу, являются теми новаторами формы ингушского стихосложения, которой пользуется большинство наших писателей в настоящее время. Основой для ингушской формы стиха послужила русская силлабо-тоническая система стихосложения, в ее различных вариациях, применительно к особенностям нашего языка в соответствии с содержанием произведения. Следует отметить, что из ингушских поэтов Х.-Б. Муталиев, не довольствуясь достигнутыми результатами ингушского стихосложения, упорно продолжает искать лучшие формы своего стиха.
Муталиевский стих отличается большим разнообразием. Излюбленной формой его стихотворений является 4-стопный хорей со строфой из четырех стихов.
В сборнике «Бирса ди» третья часть стихотворений написана этим размером, правда, в них не всегда выдерживается принятый первоначально ритм.
X.- Б. Муталиев умело использует строфику, учитывая, что форма и содержание взаимно связаны. Он создает легкие, очень удобные для чтения стихи, но рифма в них часто нарушается.

Нагахь санна
Хебалуча мордий
ПайМа еш со хуле,-
Хьайна
Кьа ма лоапалда Ia:
«УнахцIена вац»,- аьле
ХIама а дац из
Со вахара морзалонах
Визар мара,-
Коммунизман кхоана
XI аи чо боацаш
Висар сона ловлга мара.

Также хорошо по содержанию и форме стихотворение «Ара техаьб бIехал»:

XIaa!
Хинна белам беддаб
КIайтий юхь тIар.
Тахан kIантий
Аьшках бича
Санна ба.
Ловзар дац из
Бомабаш легар,
Доазув тедар.
Тахан царна
Духьал латар
Сийлахь-доккха
Декхар да.

Тепло, просто и хорошо написаны стихи:

Хьачуваьлар,
Хьаша хинна,
Из са цIагIа,
ДIадахача са даьй деной
Дийна теш,
Цунна шаьра
Тахан санна
ДагадоагIа
Ше со хьийстаь,
Доккхий мехкаш Хьувзадеш».

Са хьаьша (Мой гость)

Х.-Б. Муталиев, как отмечалось выше, стремится найти в поэзии свой стиль, свой почерк. В этом отношении интересна его попытка использовать язык и форму басенного жанра, например в стихотворении «Барт эгIар»:

Хьуна йисте,
Сийнача баь тIа
Маьлха дийнахь
Кхо уст хиннаб
Бажаш боаллаш.
Хьн чур кьайлаг!
Царга хьежаш
Довна дагахь
Меца бертий хиннай ягIаш,
Бийсан фос ца нийслуш лийнна,
Ч1оаг1а б!арз а енна.

Анатолий Васильевич Луначарский пишет:
«Как будто немного иначе обстоит дело относительно вкуса и стиля. Тут, казалось бы, художник сам должен быть своим собственным руководителем. Однако же бывает зачастую, что, вследствие незаконченного образования и вследствие особенностей умственного склада, художник обладает замечательной творческой фантазией, но критиковать сам себя не умеет. В саду его буйно растут всевозможные метафоры, но среди них много таких, которые следовало бы выполоть.
Да, мы знаем художников, которые сами себе портят неполнотой своего вкуса, незнанием всех приемов своего великого ремесла, недостаточным историко-литературным образованием, иногда даже просто неполным владением своим собственным чудесным национальным языком».
Мы привели такую большую выдержку из высказываний А. В. Луначарского, являющегося большим авторитетом в марксистско-ленинском литературоведении, считая, что эти мысли в значительной степени можно отнести к творчеству Х.-Б. Муталиева.
В настоящее время требования к чечено-ингушской литературе со стороны общественности значительно повысились. Поэтому литературная критика, наряду с оценкой положительных сторон творчества авторов, должна также вскрывать их недостатки, беспощадно браковать безыдейные, малохудожественные, сырые произведения, повышать чувство ответственности у авторов за качество своей работы. Надо призвать писателей работать над повышением своего культурного уровня, над изучением приемов своего ремесла. Ни издательство, ни отделение Союза советских писателей Чечено-Ингушетии, нам кажется, по-настоящему еще не предъявляют к писателям высоких требований. Поэтому у нас иногда публикуются сырые произведения, в которых не разрабатываются большие темы современности. Авторы, пишущие много лет, не растут и, удовлетворенные первыми успехами, перестают работать над собой. Все это отражается на качестве ингушской литературы и в какой-то степени относится также и к творчеству Х.-Б. Муталиева.
Его наиболее крупные произведения, как «Кунтий пхьа», «Бирса ди», написанные им за последние три года, т. е. после 1956 года, содержат крупные недостатки. Прежде всего о наименовании самого сборника «Бирса ди» - «Грозный день».
Нам кажется, что не следовало давать название поэмы «Бирса ди» всему сборнику, в котором много радостных, победных, жизнеутверждающих стихов.
Переходя к разбору поэм Х.-Б. Муталиева, надо сказать, что содержание их в какой-то степени связано с темой Гражданской войны, например: «Керда хьаьший», «Бирса ди», «Кунтий пхьа».
Вполне понятны причины обращения поэта к тематике Гражданской войны, к периоду славных героических дней борьбы ингушского народа под руководством Коммунистической партии за Советскую власть, за социализм. Но за сорок лет социалистического строительства в нашей стране перед т. Муталиевым должны были возникнуть и другие не менее важные и актуальные вопросы современности. Поэма Х.-Б. Муталиева «Кунтий пхьа» посвящена борьбе с обычаем кровной мести, но решение этого вопроса он связал с патриотической настроенностью участников Гражданской войны. Если бы герои поэмы Харам и Кунта не столкнулись на позициях в бою с общим врагом революции, неизвестно, чем бы кончилась эта встреча для кровников.
Для ясности наших требований к поэме сперва познакомимся кратко с ее содержанием.
В первой части автор пытается изобразить картину тяжелого положения ингушей до Октябрьской революции, попутно идиллически описывая жизненные идеалы крестьян.
Далее описывается бой с деникинской армией. Старик Кунта - руководитель отряда партизан на передовых позициях среди сражающихся. У него две заботы: одна -борьба с дени-кинцами, другая - кровничество. Здесь в бою может появиться его кровник Харам - сын убитого им человека; с ним опасно встречаться. Тут картина прерывается... Автор перенесет нас к далекому прошлому Кунты. Жаркое лето. Кунта пасет стадо коров, отбывая очередь. Скотина у реки на водопое. Кунта устал, он засыпает. Просыпаясь, видит: кто-то гонит впереди одну корову из его стада. Чтобы напугать грабителя, Кунта хватается за оружие, вор, опережая его, стреляет первым, но не попадает. Кунта стреляет и убивает грабителя. Вот эта картина убийства всплывает в памяти старого Кунты в бою.
Вслед за этой картиной рисуется его сороколетнее мытарство, приводятся длинные сентенции о том, как это кровничество разоряет людей, портит их нравы.
Видения исчезают и неожиданно перед Кунтой появляется, целясь в него, Харам. Кунта бросает винтовку и подставляет обнаженную грудь для выстрела. Пораженный поступком Кунты, Харам опускает винтовку и говорит, что перед лицом общего врага революции безвозмездно прощает Кунте кровь отца, и они вместе бьются с белогвардейцами.
После окончания Гражданской войны и умиротворения в крае односельчане приглашают Серго Орджоникидзе на той (угощение) по случаю безвозмездного примирения кровников. Серго доволен поступком Харама и рассказывает ингушам о радостной жизни при Советской власти.
Но частный случай примирения кровников в период Гражданской войны не решает задач сегодняшнего дня. Обычай кровной мести продолжает существовать и теперь, хотя в отношении людей к адатам произошли значительные изменения в соответствии с социально-экономическим и политическим переворотом, происшедшим в жизни ингушского народа. В поэме «Кунтий пхьа» не вскрываются изменения, происшедшие во взглядах и действиях людей после революции, но длинно и нудно описываются переживания героя, которые ничем не связаны с современностью. Автор, идеализируя наше прошлое, становится на путь романтизма, и романтизм этот нельзя назвать революционным - это просто отход от метода социалистического реализма, о чем будет сказано ниже.
Нас интересуют действия и поступки главного героя поэмы, психологическая мотивировка его поступков. Дело в том, что высокому идейному содержанию произведения должны соответствовать высокие требования к его форме, стилю, языку. Кунта по существу является обывателем с мелкособственнической крестьянской идеологией. В поэме нет волнующих картин, в ней нельзя найти яркого действия, если не считать то место, где Кунта, прощенный Харамом, с несвойственным ингушам криком «вуроI» бросается на белогвардейцев. С врагами революции тогда дралась вся ингушская бедняцко-середняцкая масса, и порыв Кунты мало кого вдохновляет.
Автор, характеризуя материальное положение Кунты в связи с обычаем кровной мести, говорит:

Небо нищего не кормит,
Богача не тронуть плачем,
И на хлеб не заработать
Между пулей и ножом.
Может быть, уйти отсюда,
Бросить все к чертям собачьим
И за Тереком бурливым
Жить веселым грабежом.

Прощенная кровь. Перевод С. Виланского и Я. Серпина

Хотя здесь прямо не утверждается, что он занимается открыто грабежом, но по ходу действия поэмы возможность таких поездок за Терек не исключена, и эту раздвоенность надо строго осудить.
Какие же цели преследовал Кунта в жизни?

Ему, бедняку, хотелось,
Чтобы каждая весна была полна,
Чтобы клочок его земли
Осенью давал в сапетку зерно.
Чтобы гости дорогие
У него могли собираться,
С ним трапезой щедрой,
Радость искренне деля,
И жена бы ловко крутилась вокруг
стола.
Что своими руками обработал сам,
Хотя бы половину отдавали ему.

Подстрочный перевод О. А. Мальсагова

Идеал сытости и довольства крестьянина-собственника возводится поэтом в высший принцип жизни своего героя. А есть ли у Кунты более глубокие общественные интересы? Осознает ли он, чем вызвано его бедственное положение? Нет, до этого его сознание не поднимается.
Он не просит неположенного: Если иногда в городе Без причины его схватят за шиворот, Пусть власть остановит такого жандарма.
Других требований у Кунты нет.
Образ Кунты разрешен поверхностно, его нельзя считать положительным героем современности, характер его статичен, он не изменяется в поэме по ходу действия, а художественная трактовка образа имеет серьезные недостатки: автор больше описывает и рассказывает о герое, чем показывает его. Рассказы о бесконечных засадах на Кунту, в которых нет ничего интерееного и поучительного, непомерно растягивают поэму и также ничего не дают для раскрытия и углубления основной идеи поэмы, т. е. пагубности кровной мести в условиях социализма. Биографическая справка об Орджоникидзе, механически вставленная в конце произведения, написана стихами ниже возможностей поэта. Кстати, о двух вариантах издания поэмы «Кунтий пхьа»: первый под названием «Даьхе» (подписан к печати 7/11-1958), второй - «Бирса ди» (подписан к печати 2/VII- 1958). Надо сказать, что первый вариант в композиционном отношении стоит значительно выше второго. Все дополнения, сделанные ко второму варианту, только снизили идейное и художественное содержание поэмы.
Поэма «Кунтий пхьа» состоит из 300 стихотворных строк. Это одна из самых крупных поэм Х.-Б. Муталиева. Но она уступает в художественном отношении другим произведениям Х.-Б. Муталиева. Поэма не блещет ни сюжетной занимательностью, ни идейным содержанием, ни богатством изобразительных средств.
Начинается поэма так:

Дукха а бирса шераш хьалха
Россен дегчу лоацабенна
Боалош бар Октябар наха
Лоамаш мукьадаха аьнна,-
ТIем тIа чIоагIбеннача наха.
Духьал увттабеш шоай накха
Лоамарошка аьнна даха,
Лоамарошта бокьо яккха.

Надо быть большим оптимистом, чтобы назвать приведенные стихи поэзией, еще трудней, судя по этим строкам, согласиться с тем, что «язык поэта чем дальше, тем больше совершенствуется (Вступительная статья к сборнику» «Бирса ди» Д. Д. Мальсагова «Муталиев Хьажбикара говзаме йоазош»). Надо прямо сказать, что из этих строк невозможно понять мысль автора.
Приведем примеры из поэмы, которые показывают небрежность, неряшливость, допускаемые поэтом в стихах, в языке. Поэт пишет:

KIантий денал юкье даьлар
ШерагI доаржденш ший ткьамаш.

Широко расправив свои крылья,
Джигиты показали мужество...

Пятью строчками ниже о тех же людях говорится:

Сонат теха хий мо мара
Даржа йиш йоашаш да денал.
Как плотиной задержанная вода,
Не может разлиться мужество джигитов.

Мужество джигитов то «широко расправляет свои крылья», то тут же... «не может разлиться». Только небрежностью можно объяснить такие противоречивые положения в поэме.
Часто для рифмы нарушается связь слов в предложениях:
Топий гIархан чIоагIал аьлча
ЦаIаш тIауд, ба легараш,
Листа - листа ювл гел чу
Шин oarIopa етта топаш

Ружейного залпа силу,
Одни подбегают, есть падающие,
Часто-часто раздаются в лощине
С обеих сторон выстрелы.

Подстрочник О. Мальсагова

Здесь вторая строка не связана с остальными и поэтому в предложениях нет законченной мысли. В одном месте мы читаем такой стих:

Патрон еллартопа юьхье...
(Патрон вложил в конец ружья...)

Это нелепость, так как патрон не вкладывают с конца дула винтовки, и это делается для того, чтобы найти к слову «юхье» рифму «тIехье». Допустимо ли по-ингушски такое выражение:

Шовзткъа шера ше цох иддар
Топ бе IотIахьежар тIера?
(...40 лет сам от него бежавший,
Винтовка в руках смотрела сверху...)

Нет, так у нас не говорят Допустима ли такая метафора:

Дегах хинна боага ала,
Ший маьречоа IотIахьежар?
(...Сердце, вспыхнувшее пламенем,
Смотрело сверху на своего кровника...)

Поэт не может похвастаться и музыкальностью своих стихов в поэме «Кунтий пхьа». Достаточно сказать, что в небольшом вступлении к поэме в четырех стихотворных строках встречаются слова, в которых шесть раз повторяется звук «ш», что не вызывается необходимостью звукоподражания.
Другая поэма Муталиева «Бирса ди» написана также после восстановления Чечено-Ингушской республики. Темой ее является эпизод опять-таки из Гражданской войны - нападение деникинской контрреволюционной банды на селение Экажево. В поэме нет отдельных героев, действует революционно настроенная масса народа, показан только один офицер -делегат, посланный командованием Белой армии с ультимативным требованием подчиниться ее силе и выставить в полном боевом вооружении для деникинской армии сотню бойцов. Но экажевцы отклоняют наглые требования контрреволюционеров. Народ не может изменить большевикам, и пьяный делегат едва уносит ноги от возмущенного народа.
Деникинцы открывают жестокий артиллерийский огонь по аулу Экажево.
Народ, вооружившись чем попало, стеной стал на защиту родного аула и отстоял свою свободу. Врагу не удалось поставить на колени ингушский народ. Его прогнали, и вместо добычи он уносит трупы своих солдат. Таково содержание поэмы.
В поэме «Бирса ди» еще отчетливее, чем в «Кунтий пхьа» вырисовывается узость мировоззрения автора в обрисовке крестьянских интересов, их нужд и чаяний.
Изучение и сличение произведений Муталиева последних лет с произведениями 30-х и 40-х годов с исчерпывающей полнотой подтверждают заключение о том, что ни идейное содержание, ни художественные достоинства не говорят о совершенствовании его творчества, наоборот, стихи первого периода написаны с большей тщательностью, любовью и знанием литературного ремесла, чем «Бирса ди», «Кунтий пхьа».
Возьмем стихотворение «Даьхе», написанное в 1938 году. Там мы читаем такие стихи:
«Родина» («Даьхе», перевод Б. Дубровина).

Теперь коммунизм - не кочующий призрак:
Идет,
Возрожденье народам суля.
Мне братьями стали
Друзья коммунизма,
Мне матерью-родиной
Стала земля.

В этих стихах поэт заявляет, что он считает родным двором своим - весь мир, а братом - коммунистическое племя.
А как выражена эта мысль двадцать лет спустя в поэме «Бирса ди»?
Крестьянская душа
Окружена своим двором-забором.
Покажи мне,
Дай посмотреть, мужчина,
На такого,
Чья душа не связана с двором-забором?
Из чрева матери не рождаются
Такие плохие люди,
Если бы и родились,
Они были противны.
Каждая коновязь во дворе
Для них мила,
Мила для них вишня в саду.
Своим потом сделанным,
Накопленным добром
Человек может гордиться.

Подстрочный перевод О. Мальсагова

По мнению автора, вся жизнь народа вращается вокруг собственного двора-забора. Поэт задает такой вопрос: «А есть ли такие уроды, которые не привязаны к своему двору, к своему вишневому дереву, к своей коновязи, к своему трудом накопленному добру?» Автор считает аномалией иное понимание законов человеческого общества, как право, основанное на принципах частной собственности.
Окружающая жизнь показана в поэме «Бирса ди» не методом социалистического реализма, а туманными приемами романтизма.
В чем же дело?
Прежде всего в том, что Х.-Б. Муталиев не продумывает глубоко написанное и тщательно не проверяет его. Он не ставит на широкое обсуждение общественности свои произведения, создает их келейно, полагаясь на свой опыт и свои способности.
Поэт может в своем произведении допустить художественный вымысел, но не может искажать исторические факты. Из истории Гражданской войны в Ингушетии известно, что Белая армия разгромила и сожгла дотла селение Экажево.
В своей же поэме «Бирса ди» поэт рисует не разгром села, а победу над контрреволюционерами.
Вызывает возражение механическое присоединение к поэме «Бирса ди» стихотворения «Ваьча юрта», написанного 20 лет назад и отдельно помещенного в этом же сборнике на странице 46, в котором правдиво рассказывается, как героически гибли экажевцы у кладбища, как сам поэт, будучи мальчиком, был напуган ружейной и артиллерийской пальбой, дымом сожженого аула. В этом стихотворении говорится и о тех, которые, отдав свои жизни, создали нам счастливое сегодня. Нет слов, эти стихи хороши, но на своем месте, т. е. стр. 46, и не надо было их повторно втискивать в поэму, т. к. они противоречат содержанию всей поэмы, говоря о разгроме экажевцев.
Вряд ли полезны и допустимы вульгарные, грубые речи о большевиках, которые автор вкладывает в уста деникинского офицера:

Столетиями стоявшее
Царское правительство
Хотят разбить те,
Кто чистил чужой навоз,
Те безбожники,
Которых называют
Большевистскими босяками.

Подстрочный перевод О. Мальсагова

Говоря о ритме и размере стиха поэмы «Бирса ди», надо сказать, что в основном он дактилистический, а конец совершенно иной, а именно 4-стопный хорей. Объясняется это тем, что в поэме механически объединены разновременно написанные стихотворения «Ваьча юрта» и поэма «Бирса ди».
Читая некоторые стихи этой поэмы, как например:

Парх эттар цу сарахь
Наьсар цу гел чу...
...Хиннараш, дийнараш
Бувца мотт боацча»...

невольно приходят на память бековские строки, очень схожие с первыми:

Парх даьллар цхьан юкъа цу Ленан АтагIе...
...Аьннар, дийцар доацаш, хьадувца
фуд аьлча.

Лене болхлой боабар

Говоря о языке Муталиева, следует отметить, что он часто употребляет слова, не вдумываясь в их подлинное значение, например:

Пенца, сийлен гурмат хинна
Бирса да хьа сурат уллаш.
ТIемхочун сурт

Нельзя сказать «гурмат хинна улл сурат» так же, как не дает никакого образа и такое сравнение:

Мелла аьлча, хьа са санна,
Аьттув болаш хилва хьо!

ГIув

Выражение «корка зиза теха гаьнаш» неправильно, потому что эпитет «корка» обозначает «хрупкий», «ломкий» и обычно употребляется в связи с дровами «корка дахча», а «корка зиза» не говорят. В данном сочетании слов следует подобрать эпитет не «корка зиза», а близкий к слову «нежный» («бешпелор»).
В поэме «Керда хьаьший» дана метафорическая фраза:

Керчу керчаш, кьаьна дозал,
Къоаналгахьа увзаш урхаш,
Юхатоха Iерт-кха къонал,-

которую А. В. Луначарский посоветовал бы основательно выполоть от сорняка. В стихотворении «Ваьча юрта» слово «фос» неправильно употреблено в сочетании таких слов:

Сийлен фос я йохаргйоацаш,
Даьша вайна йитаъ фос,
Даьхе яха цIи а йолаш,-
Маьлха санна леп цун бос.

«Фос» обозначает военную добычу. «Фос екъа» говорят также при дележе награбленного имущества. Какое понятие Муталиев вкладывает в выражение «даьша вайна йитаь фос» неясно.
В стихотворении «Москве» поэт говорит:

В Москве
Люди протискиваются к двери.
Тише.
Спокойно, Стойте,
Как на земле святых,
Шагаю я
Осмотрительно.

Подстрочный перевод О. Мальсагоеа

Сравнение - «шайхий лаьтта санна ког аз хьожаш ловз»-для людей, не переживших религиозных чувств на землях Мекки и Медины, вряд ли что-нибудь даст. Вероятно, Х.-Б. Муталиев хочет сказать, что Москва - земля обетованная. И в этом случае выражение «шайший лаьтта» не оправдано.
В заключение несколько слов об организации печатания сборников произведений Х.-Б. Муталиева.
В 1957 году в г. Алма-Ате был издан сборник Х.-Б. Муталиева под названием «Стихи», тиражом в 1500 экземпляров, в котором 49 стихотворений.
Ровно через год издается новый сборник того же автора «Бирса ди» и в этот сборник включается 45 из вышеназванных 49. Спрашивается, была ли надобность в переиздании этих стихов, в то время как все они неоднократно печатались в сборниках «БIаьсти», «Даьхе», «Дега гIоз» и др ? Думается, в этом не было необходимости. Наоборот, «работа» по переизданию мешала тов. Муталиеву серьезно сосредоточиться над новыми современными темами и совершенствовать свое поэтическое мастерство.
Автор нередко меняет названия стихов и поэм без какой-либо необходимости, так например в сборнике «Даьхе», издания 1948 года, помещена поэма «Пхьа битар», она же в сборнике «Бирса да», изданном в том же 1958 году, называется «Кунтий пхьа». Возникает вопрос, которое же название автор думает сохранить в литературе?
Стихотворение «В гостинице» из сборника «Бирса ди» помещается в сборник «Стихаш» под названием «Московски гостинице», «Ленина каш та» переименовано в «Ленина Мавзолее», «Ваьча юрта» в сборнике «Волна Аргуна» называется «Экажево», «Башир» - «Ираз дола бер», «Теша» - «Горская шапка» (на русском языке). Поэма «Беглец», переведенная Муталиевым на ингушский язык, помещена в сборнике «Стихаш» без фамилии автора - М. Ю. Лермонтова; вольно или невольно это может ввести читателя в заблуждение и он подумает, что поэма относится к оригинальным произведениям Муталиева.
Во многих стихах не указывается дата написания их, что затрудняет изучение творческого роста поэта, а в целом эти недочеты создают путаницу при составлении библиографии о его творчестве.



II. Прозаические произведения

Основной жанр творчества Х.-Б. Муталиева - поэзия, но он пишет и прозой. Так, например, в 1930 году им написаны рассказы «Мать и дочь», «Большевики идут», «Комсомолец спас» и пьесы «Культармейцы», «Око за око, зуб за зуб», а в 1958 году к 40-летию Октябрьской революции - очерк из истории Гражданской войны в Ингушетии под названием «Памятные для врага дни».
Тематика этих произведений - борьба со старым бытом и классовая борьба с кулачеством.
Так в рассказе «Мать и дочь», появившемся в печати в период коллективизации сельского хозяйства и ликвидации кулачества, говорится о том, как кулак Хусейн в личных интересах хочет выдать свою племянницу Хани, вопреки ее желанию, за 60-летнего кулака Джебраила. Возмущенные мать и дочь обращаются за содействием в женотдел, и брак расстраивается. Женщин направляют учиться на курсы горянок, а кулаков отдают под суд. О решении суда они узнают из газеты «Сердало», читать которую они научились не так давно, что было для того времени уже достижением.
В художественном отношении рассказ этот написан слабо. Но в период, когда ингушская проза только зарождалась, такие рассказы и очерки делали полезное дело, призывая к борьбе за новые передовые идеи, за раскрепощение женщин.
В очерке «Памятные для врага дни» автор, в форме воспоминаний старого партизана Гагиева, рассказывает о героической борьбе и смерти 25 экажевцев, оставшихся в сожженном белобандитами родном ауле.
В этом небольшом очерке освещается одна из героическихстраниц борьбы ингушской бедноты против контрреволюционных деникинских банд в 1919 году.
В рассказе «Большевики идут», переизданном в сборнике «Даьхе» в 1958 году, описывается подготовка детей селения Экажево к торжественной встрече большевиков-победителей на ст. Назрань.
Муталиев пишет хорошие детские стихи, и в этом рассказе все наиболее художественно ценные места относятся к описанию детских игр и развлечений. Автор умеет с легким юмором осудить или одобрить поступки детей, например, рассказывая о детях, которые лазили по чужим садам за фруктами, Х.-Б. Муталиев высмеивает подобное «геройство».
Автор остро чувствует и видит родную природу, находит нужные краски для художественного изображения явлений весны.
Об умении Муталиева занимательно рассказывать о детях и их изобретательности говорит и данный рассказ, по которому можно восстановить широко распространенную раньше игру - бросание трости, похожую на современный вид спорта - метание копья. Но наряду с этим следует отметить и недостатки рассказа: в нем нет занимательных сюжетных ситуаций, образы детей не индивидуализированы, много авторских рассуждений, а сорокалетний Анзор, сам по себе интересный тип юродивого-шута, не характерен для детской среды и механически вставлен в рассказ.
В 1950 году Х.-Б. Муталиев написал пьесу в 3 действиях под названием «Культармейцы». Само название говорит о содержании и идее пьесы - культурной работе среди населения.
Эта тема в период реконструкции промышленности и коллективизации сельского хозяйства, ожесточенной классовой борьбы на фронте коллективизации и культурной революции была весьма актуальна и современна.
Известно, что среди части населения Ингушетии до сих пор сильны адаты, предрассудки. Хотя враждебных классов уже нет, но влияние мулл и разных знахарей иногда еще имеет силу. Поэтому отдельные вопросы, поднятые в пьесе «Культармейцы», не потеряли своего значения и поныне.
Центральное место в пьесе занимает знахарка Изихат, которой отведено все 2-е действие. Случай, описанный в пьесе; взят из жизни. В двадцатых годах в Ингушетии жила известная еще с дореволюционного времени знахарка по имени Хьежа Аминат - «Видящая Аминат». Считалось, что она дружит с джинами (духами). К знахарке обращались люди с различными просьбами, большей частью об исцелении от болезней. Изихат давала лекарства, изготовленные ею якобы при помощи «добрых джинов». Обходились эти лекарства беднякам очень дорого. Успех знахарки следует объяснить темнотой населения и отсутствием для него в дореволюционное время медицинской помощи - в то время на всю Ингушетию была одна частная лечебница в гор. Владикавказе. Естественно, в этих условиях население вынуждено было обращаться за помощью к проходимцам-шарлатанам.
После Октябрьской революции положение резко изменилось; открылись школы, бесплатные больницы, избы-читальни, клубы, началось всеобщее обучение детей и взрослого населения, и круг деятельности знахарей и мулл значительно сузился.
Пьеса начинается с того, что в комнату Хамзата подбрасывают письмо с предъявлением к культармейцам требования немедленно покинуть аул. Тут же враждебные элементы совершают нападение на активистов и одного из них ранят. Но культармеицы не испугались и в ответ на эту вылазку решают разоблачить знахарку и кулаков. Такова завязка.
Во втором действии раскрывается образ знахарки Изихат. Она хитра, быстро ориентируется в обстановке, в ней много наглости и в то же время вкрадчивости. Ее улыбка обворожительна, особенно при виде приношения за шарлатанство. Приведем одно место из пьесы.
В комнату входит женщина, держа за руку маленького мальчика. За ней задом пятится другой мальчик, лет 7-8, который за рои; тянет козу. Изихат встает, с улыбкой приветствует гостью и говорит: «За все страдания человека в этом мире Бог воздаст ему на том свете сторицей». Произнося имя Бога, она начинает петь молитву - зикр, двигаясь по кругу, постепенно убыстряет темп и жестом приглашает следовать за собою клиентку; бедная мать пускается за ней в пляс, вымаливая сыну исцеление от туберкулеза. Тем временем старший мальчик обводит козу вокруг больного брата. Эта сцена напоминает известную картину художника X. 5. Ахриева - «Беснующиеся мюриды-зикристы».
Наконец, Изихат, тяжело дыша, произносит «С Божьей помощью джины согласились отпустить мальчика. Поверь, Забанта они много потрудились из-за твоего мальчика. А теперь иди домой... зарежь козу; ноги и голову заверни в шкуру и зарой в землю, мясо принеси обратно сюда. Сегодня ночью мне надо этим мясом угостить джинов»
Забанта, собираясь уходить, благодарит: «Пусть Аллах вознаградит тебя раем за труды твои ради моего мальчика».
В этот же «приемный день» к Изихат один за другим являются посетители: кто с жалобой на лихорадку, кто просит спасти телят от мора и т. д.
Живодан образ девушки Маржан, приехавшей издалека в надежде приворожить любимого человека.
Наконец, приходят и культармеицы, сперва Хамзат и Ид-рис вместе, за ними Султан; один притворяется больным, другой-безнадежно влюбленным. Всем обещана помощь, нужны только средства; ей обещают все, что она потребует.
В конце действия все трое культармейцев являются снова к ней, раскрывая себя, разоблачают ее проделки. Изихат вынуждена навсегда отказаться от своего шарлатанского ремесла.
В третьем действии, без какой-либо связи со вторым, даются образы антисоветски настроенных кулаков, ставших на путь заговора и убийства культармейцев.
В период коллективизации в ингушских селах шла острая классовая борьба между бедняцко-середняцкой частью крестьянства и кулачеством; показать эту борьбу художественными средствами было в то время актуальной задачей драматургии.
После Октябрьской революции в ингушской литературе появилось несколько пьес: «Поминки» А. Гойгова (на русском языке), «Похищение девицы» и «Месть» 3. К. Мальсагова. «Сальхат» - «Борьба в ауле» О. Мальсагова, «Перелом» Д. и О. Мальсаговых, «Знахарка» Б. X. Дахкипьгова.
Все они вместе, каждая по своему, решали общую для данного периода тему -борьбу нового, прогрессивного со старым миром капитализма. Можно ли сказать, что названные выше драматические произведения продолжают сохранять актуальность, действенность в наши дни, что их будут с интересом смотреть сейчас? Нет. Обо всех пьесах этого сказать нельзя.
Правда, пьеса «Месть» 3. Мальсагова актуальна и на сегодня. Есть сцены и в других пьесах, где весьма удачно схвачены отдельные моменты жизни, но в целом они устарели и представляют только историко-литературный интерес.
В разбираемой пьесе Х.-Б. Муталиева. как указывалось выше, поднято много важных вопросов, но решаются они поверхностно. О них автор только говорит, а не показывает в действии, конфликт между старым и новым разрешается без внутренней борьбы, чисто внешними средствами. В пьесе нет сквозного действия, образы кулаков схематичны.
Все эти недочеты следует отнести за счет малоопытности автора, впервые работавшего в драматургии, имеющей свои специфические особенности. В то же время необходимо отметить, что в пьесе «Культармеицы» есть и удачные, интересные сцены, показывающие, что Х.-Б. Муталиев может плодотворно работать и в драматургии.



III. О переводах Х.-Б. Муталиева

За годы Советской власти на ингушский язык переведено много произведений русской художественной классики. Большая работа по переводам с русского языка на ингушский принадлежит Х.-Б. Муталиеву, который перевел и издал многие поэмы и стихи. В 1937 году им издан сборник переводов произведений А. С. Пушкина: «Сказка о царе Салтане», «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Цыганы», «Не пой, красавица...», «Казак», «Туча», «Осень», «Зима», «Конь», «Чаадаеву», «Зимний вечер», «Зимняя дорога».
В 1939 году был выпущен сборник стихов К. Хетагурова в переводе Х.-Б. Муталиева и Дж. Яндиева.
В 1940 году Муталиев издал сборник переводов поэм и стихов М. Ю. Лермонтова: «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», «Беглец», «Бородино», «Прощай, немытая Россия», «Завещание», «В альбом» и др. В 1940 году также изданы переводы произведений Н. А. Некрасова: «Мороз - Красный нос», «Арина, мать солдатская», «Забытая деревня», «Перед дождем», «Плач детей», «Мужичок с ноготок», «Утро», «Свобода», «Колыбельная песня», «Тройка», «Катерина», «Песня» и др.
Тогда же Муталиев перевел «Что такое хорошо и что такое плохо» и другие произведения В. Маяковского.
В 1938 году Муталиев переиздал с некоторыми изменениями и дополнениями сборник переводов под названием «Фаьлгаш» - А. С. Пушкина. В этот сборник не вошли переводы А. С. Пушкина, помещенные в сборник издания 1937 года, «Послание в Сибирь», «Не пой, красавица...», «Казак», «Туча», «Осень», «Зима», «Конь», «Чаадаеву», «Зимняя дорога», но зато он пополнен новыми переводами: «Сказка о золотом петушке», «Сказка о попе и работнике его балде».
Приведенный выше перечень произведений, переведенных, поэтом на родной язык, говорит о большой работе, которую проделал Х.-Б. Муталиев.
Говоря о качестве Переводов, следует отметить, что Муталиев хорошо владеет родным языком, постоянно совершенствует стихотворную форму и достигает больших результатов в кратком, ярком и образном выражении мыслей. Прекрасным примером, как надо переводить поэтические произведения русской литературы, служит сборник «Фаьлгаш» - А. С. Пушкина, издания 1958 года.
В этом сборнике Муталиев отобрал все лучшее, что ему удалось ранее перевести из Пушкина и, в самом деле, они сделаны хорошо. Перевод стихотворений «Зимний вечер», «Бесы»,«Птичка», «Узник» и сказок надо отнести в целом к большой удаче поэта.
Из многообразной системы русского стихосложения хорей является для ингушского языка наиболее приемлемым размером, соответствующим просодическим свойствам ингушского языка, где ударение неподвижно и стоит на первом слоге.
Муталиев перевел эти стихи, сохранив размер и ритм подлинников, написанных 4-стопным хореем, поэтому их по справедливости считают самыми лучшими из всех поэтических переводов на ингушском языке.
Однако наряду с хорошими переводами имеются переводы, сделанные Муталиевым наспех, малохудожественные переводы периода 1937-1939 гг., когда Х.-Б. Муталиев только начинал эту работу.
Вообще говоря, сделать хороший перевод с поэтических произведений русских классиков на ингушский язык задача нелегкая, а отсутствие в ингушском языке многих слов и выражений, обычных в русском языке, ставит перед переводчиком много дополнительных трудностей.
Поэт-переводчик не ремесленник, он должен творчески вникать в идейное содержание и формальные особенности переводимого произведения, а это возможно только после затраты большого труда.
Х.-Б. Муталиев в литературе не новичок. Он работает на этом поприще уже 30 лет, и поэтому мы вправе предъявлять к нему повышенные требования. Нельзя допускать небрежности в работе, имеющей большое значение в развитии национальной литературы, надо тщательно отделывать каждую строчку перевода, не спешить печатать все, что вышло из-под пера. Тогда и результаты будут иные. Разберем, например, перевод Муталиевым стихотворения «Бородино».
Прочитаем первую строфу:

Алал, воти, цIерал йоагаш лаьтта
Москва француэашта хозахета
Россес енна хург ма яц.
Ма лаьттадий цига дукха тIемаш,
Дувцаш да уж, чIоагIа хиннад, яхаш.
Бородино из ди дагадоагIаш
Росси хозахета яц!

В этой строфе несколько предложений, плохо связанных между собой синтаксически. Предложения в отдельности также не имеют законченной мысли. Слова расставлены внутри предложения в таком порядке, что в них не ясно то, что так просто и образно выражено в подлиннике: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?» и т. д. В подлиннике первое предложение вопросительное, два других - восклицательные, а в переводах этих интонаций нет, и смысл каждого предложения искажен, а последнее выражение «Бородино из ди дагадоагIаш России хозахета яц» -представляет набор слов без связи и смысла.
Другое место:

Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки –
Французы тут как тут.

Переводится так:

Iуйро сийрдаяьхар йоккхий топаш
Цу хьук сийна дагIа уж бовхьамаш,
Уж французаш - кхаьча бар.

По-ингушски не говорят «Iуйро сийдраяьхар», а последняя строка ничем не связана по смыслу с предыдущей. Кроме того, неправильно переведен ряд слов, например, «Кивер - кий («Кивер» - слово не русское, оно не выражает в нашем понимании понятие шапки, его следовало просто заимствовать). «Избитый» переводится «ийтгIа», что значит рваный, а надо сказать: «аьта». «Юноша-воин» дважды переводится словосочетанием «кьаьна тIемхо», т. е. «старик-воин».
Есть целые строфы, искаженные при переводе, например:

И скрылся день; клубясь, туманы
Одели темные поляны
Широкой белой пеленой;
Пахнуло холодом с востока,
И над пустынею пророка -
Встал тихо месяц золотой!

Ди дIадахар; дохк тIахьайзар
Боадо аренаш чулаьцар
Денал котдоаккхаш оапал.
Лоаман аре чIогIа къаьгар,
Шорто сийрда бутт хьалоаблар...

Лермонтов. Беглец

Из всей строфы только последняя строка соответствует подлиннику, а остальные строки надуманы или искажены.
Очень неудачно переведена Х.-Б. Муталиевым поэма «Мцыри» М. Ю. Лермонтова.
Начнем с эпиграфа к этой поэме:
«Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю»,- переведено Муталиевым как «Мерз модз кIезига диа ла со». Если сделать обратный перевод, то будет следующее:

Я умираю, поев мало сладкого меда.

Нельзя все понимать буквально. В лермонтовском эпиграфе герой умирает, мало пожив на свободе, мало изведав сладость жизни вообще. Переводчик не потрудился понять скрытый смысл эпиграфа к «Мцыри», поэтому перевод его - «Мерз модз кIезига диа ла со» - совершенно неточен. Столь же неправильно переведены следующие строки из первой главы «Мцыри».

И ныне видит пешеход
Столбы обрушенных ворот
И башни и церковный свод.

Перевод:

ХIанэа а, хьажча лоамал дехьар,
Цу Иашлочоа гуш хул цигар
Тиш а денна, мелхар дагIа
Iоаяьннача вортай бIоагIий.

Для сохранения ритма к слову «Нашлочоа» добавлено указательное местоимение «цу», что придает определенность действующему лицу, в то время как в подлиннике говорится о пешеходе вообще; для сохранения ритма в слове «ворота» опущена гласная «о», чем нарушается правописание этого слова. В подлиннике сказано: «Столбы обсушенных ворот» а переведено: «Тиш а денна, малхар дагIа... б1оагIий», что значит: «столбы постарели, грустны».
Еще более искажено следующее четырехстишие:

Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.

Перевод:

Бакъда, бац хIанз дикаш деха
ЛоIаме кIур цу кIал бувлаш
Вайна дуIаш деш, инокаш
Ха яхача хана доахаш
Илеш дслаш, хилац хозаш.

В стихотворной речи допускается инверсия, т. е. перестановка слов, меняющая в стилистических целях только оттенки слов, но допускать перестановку в такой степени, что ничего нельзя понять, как это сделано в данной строфе, никуда не годится.
Неясность смысла в приведенных строках объясняется не только инверсией, но также и неправильным пониманием сочетания слов «кадильниц дым», переведенных как «лоIаме кIур», т. е. «свободный дым», что далеко не одно и то же, а слово «кадильниц» выпало совершенно.
Как отмечалось выше, в сборник «Фаьлгаш» - А. С. Пушкина, издания 1958 года, вошли лучшие переводы Х.-Б. Муталиева, но и тут встречаются слабые места, правда, немного, и они не так заметны.
Возьмем, например, первые две строчки стихотворения Пушкина «Узник»:

Сижу за решеткой в темнице сырой:
Вскормленный в неволе орел молодой...

Перевод:

Укх тIынча набахта гIоврел чухь со вагIа:
Из кьона ва аьрзи, есарийла хьалкхийна...

Во-первых, очень неудачно взято слово «тIынча», оно трудно для произношения, кроме того, оно неточно выражает понятие «сырой», во-вторых, «гIовраш» не значит «решетки», а запоры для ворот и дверей.
Но главное заключается не в этих словах, а в другом, и это очень важно для понимания смысла стихотворения в целом, а именно: в первой строке подлинника подлежащее подразумевается - узник, во второй строке подлежащее - орел тот же узник. В муталиевском переводе в первой строке подлежащее - со (узник), как и у Пушкина, но во второй строке подлежащее - аьрзи, но уже не узник, а птица - орел, что противоречит подлинному тексту. Некоторые пушкиноведы считают опиской поэта написание в рукописи слова «в неволе», в то время как следовало писать «на воле», но и в этом случае перевод «из къона ва аьри» не соответствует тексту пушкинского стиха.
Стихотворение «Бесы» в целом переведено удачно, но в некоторых строках ритм стиха нарушается вследствие того, что расстановка и подбор слов в стихе происходит без учета ударности и долготы гласных звуков в этих словах.
Слово «барин» неправильно переведено на ингушский язык словом «аьла», обозначающее «князь», а барин не всегда мог быть князем.
В заключение необходимо отметить, что данная работа не претендует на полноту оценки всей литературной деятельности Х.-Б. Муталиева. Особенно недостаточно разработан нами раздел о стихотворных переводах поэта.

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:10
КОГДА ЖИЗНЬ – ПОДВИГ (ОРЦХО МАЛЬСАГОВ)

Одним из незаслуженно забытых имен в истории ингушской литературы является имя известного ингушского прозаика, драматурга, литературоведа и литературного критика Орцхо Артагановича Мальсагова, жизнь которого ознаменовалась многими важными событиями.
Родился он в 1897 году в селении Альтиево Назрановского района в семье безграмотного крестьянина-середняка, который в 1878 году за храбрость в войне с турками на Балканах был произведен в прапорщики милиции. Выдержав вступительный экзамен, в 1908 году он поступил в первый класс Воронежской военной гимназии, которую и закончил с отличием в 1916 году. В самом начале 1917 года он поступил в Михайловскую артиллерийскую школу в городе Петрограде и вскоре в чине прапорщика был направлен в 77-ю артиллерийскую бригаду, которая базировалась в г. Казани. В самый разгар империалистической войны он воевал против Германии, однако сразу же после Октябрьской революции, т. е. в начале 1918 года, вернулся на родину и принял активное участие в революционном движении и Гражданской войне на Северном Кавказе. Так, в 1918 году на съезде ингушского народа в крепости Назрань он был избран военным комиссаром Ингушетии, принял активное участие в организации красных партизанских частей, артиллерийских, пулеметных и бомбометных команд, сам же обучал их, руководил боями против контрреволюции.
В 1919 году на очередном съезде ингушей, который проходил в бывшем Уваровском саду в селении Базоркино, по рекомендации Серго Орджоникидзе он был избран в члены Комитета Обороны и назначен командующим Долаковским участком фронта, перед которым стояла цель дать отпор надвигающимся с севера деникинским полчищам генерала Шкуро. Здесь он был тяжело ранен.
Но вот отгремела Гражданская война, и в марте 1920 года на всей территории нашей республики была установлена Советская власть. Со свойственным ему вдохновением он и теперь находится на передовой, участвует в восстановлении разрушенного Гражданской войной народного хозяйства.
Так, с 1920-го по 1924 год он работает управляющим отделом Северокавказского потребительского общества, а потом преподавателем рабфака и Ингушского педагогического техникума.
Затем же, решив пополнить свое образование, он в 1929 году заканчивает Северо-Кавказский педагогический институт, а в 1933 году и аспирантуру. Поэтому вполне естественно, что в начале своей творческой деятельности он выступил с литературоведческими и критическими статьями, в частности в 1927 году в газете «Сердало» опубликовал статью «Молодые побеги», посвященную анализу литературы тех лет, а в 1933 году отдельным изданием вышла его книга «Библиографический справочник по ингушской литературе».
А в 1930 году отдельной книгой вышла написанная Орцхо Мальсаговым пьеса «Салихат». По своим жанровым признакам, как и пьесы 3. К. Мальсагова, она относится к бытовой драме. Главной ее героиней, как об этом нетрудно догадаться из названия пьесы, является молодая горянка Салихат. Основной конфликт пьесы разворачивается на событиях, которые возникают из-за того, что Салихат однажды вечером против ее воли была похищена молодым человеком из их села неким Бази. Всполошившимся по этому случаю ее родственникам, в частности ее отцу Эльберду и старшему брату Лорсу, на второй день удается забрать девушку у похитителей и вернуть домой. Но тут же перед ними встает вопрос: что делать дальше? Обсудив создавшееся положение, отец и мать Салихат настаивают на том, чтобы вернуть ее похитителю, предварительно взяв с него большой калым. Такое свое решение они объясняют тем, что это делается якобы не ради денег и богатства, а из-за боязни кровопролития, которое может произойти на этой почве. Тем более что старший брат девушки - Лоре настаивает на том, чтобы убить похитителя, считая, что «только так они смогут смыть этот позор», который нанесен его родственникам и семье.
«Я знаю как поступить, - заявляет Лоре.- Я отдам ее за хорошего человека. Правда, у него есть две жены. Главное, что он не побоится мести со стороны родственников Базм!»
Итак, будучи ярым приверженцем старины, старший брат Салихат, Лоре, весьма уверен в том, что самый лучший выход из создавшегося положения заключается в том, что он убьет похитителя или выдаст сестру за первого попавшегося человека, лишь бы тот не побоялся мести со стороны родственников похитителя.
Главное для Лорса - смыть позор, якобы нанесенный его семье. Он вовсе не задумывается над тем, что может последовать за этим, и в частности над тем, как же потом сложится жизнь его сестры.
Но вот о нависшем над его сестрой несчастье узнает ее младший брат Мурад, который в то время учился на рабфаке в городе Орждоникидзе, образ которого, кстати, во многом схож с образом Мухтара из пьесы «Похищение девушки» 3. К. Мальсагова. Приехав домой и ознакомившись с обстановкой, он, Мурад, не соглашается с мнением старших, идет против решений как отца, так и брата. Он не может и не желает признавать их мнения о том, что не надо в данном случае считаться с желанием и интересами сестры, что ее права можно игнорировать. Будучи достаточно образованным человеком, он прежде всего хочет видеть в ней равноправного члена семьи и общества, с мнением и желанием которого надо считаться.
Таким образом, возникает конфликт между старым и новым пониманием места женщины в жизни, который уже носит не узкосемейный, а общественный характер - между приверженцами прошлого и носителями нового.
Ту самую мысль, которую высказала в пьесе 3. К. Мальса-гова «Похищение девушки» своей матери девушка Калимат, здесь высказывает своему старшему брату Лорсу Мурад: «Ведь выйти замуж и жить, за кого бы она не вышла, должна Салихат!».
Теперь Мурад хочет узнать мнение своей сестры, желает ли она вернуться к своему похитителю Бази или нет. Лоре же и слышать об этом не хочет. Он не поддерживает и предложение Мурада разрешить ему взять сестру с собой в город учиться, а дело о ее похищении передать в суд.
Однако это только еще более усиливает желание Мурада бороться за попранное достоинство своей сестры. Но для того чтобы узнать ее мнение, надо вызвать ее на откровенность. Узнав же, что она не любит Бази и не желает выходить за него замуж, Мурад вскоре увозит свою сестру в город учиться.
Мучительно тяжелым был этот шаг для Салихат. Боязливо делает она его, но все же делает, ибо видит, что нашла для себя в своем младшем брате верную опору и поддержку.
Носители старых взглядов в конце пьесы терпят поражение. Мурад же и Салихат учатся, остаются жить и строить. В конце пьесы мы встречаемся с Салихат, когда она окончила мединститут и возвратилась в родное село врачом. Теперь это уже не та забитая и запуганная девушка, которая боялась «людского суда» за ее поездку в город на учебу, а вполне сложившийся человек с волевым характером, принимающий активное участие в общественной жизни. Характерно то, что теперь она уже сама борется против тьмы и невежества, за освобождение себе подобных.
Прослеживая развитие образа Салихат, драматург заставляет читателя проникнуться мыслью, что первые шаги к новому, конечно же, сопряжены с большими трудностями, что путь к нему лежит через многие муки и страдания, но они оправданы.
Основное достоинство данной пьесы Орцхо Артагановича Мальсагова в том, что если у 3. К. Мальсагова в образе Калимат только наметились черты пробуждающейся и требующей к себе человеческого отношения горянки, то Салихат у Орцхо Мальсагова завоевывает себе это право. Она уже стремится стать хозяйкой своей судьбы, своей мечты, своего счастья. Она уже принимает участие в строительстве новой жизни. Ведь всем известно, что не может произойти кардинального переворота, если громадная часть женщин не примет в нем значительного участия, что его успех в конце концов зависит и от того, насколько в нем участвуют женщины.
Таким образом, поднятая еще в 1923 году в своей пьесе «Похищение девушки» Заурбеком Мальсаговым тема равноправия женщины-горянки получила свое дальнейшее развитие в пьесе Орцхо Мальсагова. Именно в ней впервые в ингушской драматургии не только мыслится, но и намечается путь к раскрепощению женщины-горянки через образование, через ее широкое участие в общественной жизни.
Не случайно и то, что, как одна из лучших ингушских пьес того времени, данная пьеса Орцхо Мальсагова ставилась и после восстановления автономии чеченцев и ингушей, то есть в ноябре 1959 года, в дань открытия Назрановского народного театра, где присутствовал и сам автор.

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:17
ЗАУРБЕК КУРАЗОВИЧ МАЛЬСАГОВ


Выдающийся ингушский просветитель и ученый-энциклопедист Заурбек Куразович Мальсагов родился 3 июня 1894 г. в г. Темир-Хан-Шуре (ныне г. Буйнакск) в семье полковника царской армии. Среднее образование он получил в г. Благовещенске Амурской области, где в то время служил его отец Кураз Мальсагов.
Активную деятельность гражданина, патриота и ученого начал уже в 1918 г., когда принял участие в известных августовских боях с белогвардейцами, наступавшими на г. Владикавказ. Был дважды ранен в них боях.
Основные вехи короткой, но весьма интенсивной профессиональной и человеческой жизни З.К. Мальсагова таковы:
1920 г. — работа в системе народного просвещения.

1921 г. — разработка проекта ингушского алфавита на латинской основе, который был затем принят.

1923 г. — член ревкома и народный комиссар просвещения Горской Республики.
В том же, 1923 году основал ингушскую национальную газету "Сердало"и явился ее первым редактором.

1924 г. — заведование Ингушским областным отделом народного образования.

1925 г. — выход в свет его классической работы "Грамматика ингушского языка".

1926-1930 годы — учеба в Ленинградском университете на факультете языкознания и материальной культуры по специальности иберийско-кавказская лингвистика и арабский язык.

С 1930 г. и до смерти (14 мая 1935 г.) — директор Ингушского, а затем Чечено-Ингушского научно-исследовательского института исто¬рии, языка и литературы, член комиссии Академии наук СССР по изучению племенного состава РСФСР, член-корреспондент централь¬ного бюро краеведения, а также доцент (заведующий чечено-ингуш¬ским отделением) Горского педагогического института в г. Владикав¬казе.
Все эти годы (начиная с 1924 года) он бессменный председатель Ингушского литературного общества.
За сухим перечнем дат и событий стоит сорок один год напряжен¬нейшего интеллектуального, духовного и нравственного труда З.К. Мальсагова. Он был великим тружеником-интеллигентом, позна¬вавшим и открывавшим мир каждое мгновение, которое ему даровала судьба, как будто зная, что жизнь отмерена недолгая. И потому каждый день он жил и трудился, как в последний, жадно впитывая в се¬бя и щедро отдавая своему многострадальному народу накопленное за годы духовной деятельности богатство ума и сердца.
Главнейшие пласты плодотворной творческой деятельности З.К. Мальсагова следующие. Это, прежде всего, его фундаментальные научные исследования в кавказоведении, в общем и в развитии вайнахской лингвистики в частности. Именно Мальсаговым в научный оборот введены сами понятия "вайнахский народ", "нахские языки", получившие впоследствии плодотворное развитие в деятельности грузинской лингвистической школы и школы профессора Ю.Д. Дешериева.
Будучи учеником академиков Н.Я Марра и И.Ю. Крачковского, со¬ратником и другом академика А.Н. Генко, Заурбек Куразович Мальсагов так же, как и последние, являл собой уникальный тип ученого-энциклопедиста, соединившего в своей исследовательской методологии знания не одной, а нескольких родственных наук, изучающих историю и культуру человечества. Изыскания в лингвистике, этнографии, фоль¬клоре позволили Мальсагову заложить еще в 20-х годах основы современного вайнахского языкознания. Могучий и перспективный рост зачатков многих гуманитарных наук и направлений, начавшийся в эти годы в молодом ингушском государстве, был трагически для последующей истории ингушского народа искусственно прерван геноцидной сталинской национальной политикой, определившей ингушей в качестве «нелюбимого» народа.
Универсализм мышления и профессиональная осведомленность в истории и этнографии народов Кавказа и Средней Азии позволили Мальсагову создать ингушский алфавит на латинской основе, который явился впоследствии "схемой для конструирования алфавитов ряда других горских народов".(1) В частности, алфавит З.К. Мальсагова "был применен и при создании чеченской письменности". (2) В 1925 году З.К. Мальсагов написал основополагающую в иберийско-кавказской лингвистике работу "Грамматика ингушского языка" с приложенным к ней первым ингушско-русским словарем, вобравшим в себя 3500 слов. 1926 году "Грамматика" увидела свет на ингушском языке (перевод ¬был осуществлен самим Мальсаговым), что также было впервые, Такие разделы этой работы, как "Фонетика", "Глагол", "Имя существительное" и, наконец, сам ингушско-русский словарь актуальны и сегодня.
Грамматика ингушского языка" включает в себя девять разделов подробным анализом каждого: 1) азбука и произношение; 2) слово и речь; 3) имя существительное; 4) имя прилагательное; 5) глагол 6) имя числительное; 7) местоимение; 8) инфинитивы; 9) неизменяемые слова.
"Грамматике" Мальсагова прилагается еще и раздел "Ингушские пословицы", вобравший в себя перлы ингушского национального фольклораа. Написанные латинским шрифтом, переведенные на русский с и скрупулезно разобранные с точки зрения грамматических категорий, эти пословицы были подобраны ученым так, чтобы явить просвещенному и просвещаемому миру органичный и высокодуховный пласт ингушской народной культуры с ее могучими нравственно-этиче¬скими нормами (например, "Учись так, словно никогда не умрешь", "Живи, всегда готовый к смерти", или "Красота до полудня, доброта до смерти", или "Плохие потомки любят говорить о предках" и т.д.). В эти же годы Мальсаговым написаны работы, проложившие магистрали многим плодотворным направлениям в вайнахском языкознании (ингушском и чеченском). Это такие работы, как "К вопросу о класс¬ных элементах в нахском языке", неоконченные "Записки по бацбийскому языку". "Ауховский (аккинский) диалект", "Общечеченская
шсьменность".
Как ученый-фольклорист З.К. Мальсагов оставил нам бесценную работу "Чеченский народный стих", впервые сообщенную им на заседании Ингушского научно-исследовательского института 14 апреля [935 г. в г. Орджоникидзе.
Это первое исследование в области чечено-ингушского фольклора, 'Проведенный Мальсаговым анализ стихосложения героико-исторических песен "илли" можно считать классическим. Им было установлено, что "илли" в ритмическом отношении родственны русским диалектным стихам типа лермонтовского стихотворения "Тучи", Указание на эту родственность помогло в выявлении основных принципов чечено-ингушского стихосложения и открыло возможность восприятия опыта
русского стихотворства".(3)
Именно 3. Мальсагов ввел в литературоведческий обиход в качестве жанровых такие понятия, как "назма", "дзикр", "илли", "йир", семантически и структурно проанализировав каждое из них, выявив при том и теоретически объяснив такое явление в чеченском народном тихе, как стопа.Сам подход и методология научных исследований Мальсагова в лингвистике и литературоведении говорят об универсальности его мышления, охватывающего проблему и явление во всем масштабе и многомерности. Выражаясь современным понятием, он умел увидеть каждое изучаемое им научное явление или факт "голографически", тем са¬мым предвосхищая современные исследовательские методики. Не менее важной в подвижнической творческой жизни Заурбека Куразовича Мальсагова была его культурно-просветительская деятель¬ность, которой он отдавал много своих сил и знаний. В 1923 г. он основал ингушскую газету "Сердало" и стал первым редактором этого политического и культурного национального очага. Начав работать в системе народного образования в 20-х годах, З.К. Мальсагов подготовил почву, а позже эффективно развил деятельность по созданию учебных пособий на ингушском языке. Им самим были написаны и при его активнейшем участии вышли в свет буквари для детей и книги для чтения, арифметический задачник и т.д. Мальсагов тем самым начал подлинную цивилизованную национализацию ингуш¬ской школы и образования вообще.
С этой деятельностью вплотную связывается им в эти годы и весь¬ма плодотворная работа в конференциях и съездах, посвященных про¬блемам горской культуры, составной частью которой являлась, по мне¬нию Мальсагова, самобытная и демократическая по своей сути куль¬тура ингушского народа.
Будучи директором Ингушского научно-исследовательского институ¬та, Мальсагов привлек лучшие интеллектуальные силы своего времени к проблемам изучения быта, антропологии, истории, археологии Ингу¬шетии. Достаточно сказать, что с начала 20-х годов 1935 год (самое плодотворное десятилетие в науке и культуре Ингушетии за все мно¬гострадальные времена советского режима) в республике работали та¬кие научные корифеи, как Л. Семенов, Н. Яковлев, Г.Мартироснан, Христианович, Бунак, И.Щеблыкин и другие, оставившие фундамен¬тальные исследования по истории, антропологии, археологии, этногра¬фии, хозяйственной жизни ингушского народа. Координатором и активным участником всех серьезных научных проектов этого времени был Заурбек Куразович Мальсагов. Потомкам еще предстоит оценить згу сторону поистине титанической деятельности Мальсагова. О том, что Мальсагов мыслил перспективно, угадывая многое на десятилетия вперед, говорит его труд "Культурная работа в Чечне и Ин¬гушетии в связи с унификацией алфавитов". (Владикавказ, 1928 г.), На этой работе хотелось бы остановиться подробнее.
Выдвинув в качестве основополагающего историческое и этнолингви¬стическое единство вайнахов (считая наречиями ингушское, чеченское, мелхинское), Мальсагов назвал их единый язык "нахским языком", а "территорию, занятую им (т.е. языком — М.Я) — Нахистаном".
Унификация чеченского и ингушского алфавитов в будущем, по мне¬нию ученого- патриота и мыслителя, должна была привести к общей и единой культурно-просветительской и образовательной деятельности вайнахов, строящих свою государственность. Мальсагов дал подробный анализ этой единой культурно-просветительской деятельности, пере¬числив по степени важности все моменты этой работы в издательской, школьной, краеведческой сферах.
Особое значение З.К. Мальсагов придавал роли газет, журналов, альманахов, изданию словарей и т.д.
Любому здравомыслящему человеку очевидно внятен вывод этой ра¬боты Заурбека Куразовича Мальсагова: "От литературной обработки наречий необходимо перейти к разработке общего письменного языка, от разобщения — к объединению".
...Прежде чем говорить о Мальсагове-драматурге и авторе оригинальных пьес на ингушском языке, необходимо отметить его за¬слуги в создании той культурной почвы, на которой пышным цветом' расцвел в самом начале 20-х годов сначала самодеятельный, а потом и профессиональный ингушский театр. Достаточно сказать, что в 1921 году во Владикавказе выдающийся русский писатель Михаил Булгаков специально для ингушской самодеятельной труппы написал в соавтор¬стве с А.Г. Гойговым пьесу "Сыновья муллы" (подробно об этом в ра¬ботах булгаковедов Л. Яновской, М. Чудаковой, Г. Щедродаровой и др.). Пропагандистская по сути, не ставшая событием в творчестве русского писателя, пьеса эта заметно оживила тяжелые будни города, находящегося, как и вся Россия, в огне гражданской войны. (Пьеса прошла трижды при полном аншлаге). Ингушская интеллигенция во главе с З.К. Мальсаговым, А.Г. Гойговым и другими сумела создать в это время в г. Владикавказе свое¬образную культурную ауру, облегчившую жизнь многим (и Булгакову, в том числе), перенести невыносимые тяготы тогдашнего бытия. Сочи¬няя пьесы, ставя их, общаясь на заседаниях Ингушского литературно¬го общества, духовно страждущие люди имели возможность набрать в легкие свежего воздуха культуры, духовности. Именно в это время в городе Владикавказе, Булгаков диктовал на машинку своих бессмерт¬ных "Турбиных ... (печатала "Дни Турбиных" жена Заурбека Куразовича Мальсагова — Тамара Тонтовна, сыгравшая в пьесе Булгако¬ва "Сыновья муллы" одну из главных женских ролей).
З.К. Мальсагов написал две пьесы на ингушском языке — "Похи¬щение девушки" (1923 г.) и "Месть" (1927 г.). Само название этих произведений говорит о социальной заданности и политической направ¬ленности. Они не могли и не стали собственно литературным событием. Но важны, во-первых, как первый драматургический опыт, от¬крывший путь развития ингушского драматического искусства вообще, во-вторых, "национальное искусство слова обогатилось новым жанром, утвердились нормы формирующегося литературного языка". (4) Эти пьесы по существу стоят у истоков профессионального ингуш¬ского театра. Как пишут вышеупомянутые авторы, «прорвалось веками сдерживаемое стремление народа к свету и знаниям. Наблюдалось бур¬ное развитие различных форм творческой самодеятельности, в частно¬сти, литературной и театральной. Не случайно, почти все зачинатели северокавказских... литератур внесли свой вклад в развитие театраль¬ной самодеятельности, а в дальнейшем и в становление профессиональ¬ного театра... Горская театральная самодеятельность опиралась на ус¬тойчивые национальные традиции и имела глубокие демократические истоки. Их можно проследить в массовых танцах и всякого рода со¬ревнованиях. Элементами театрализации были сильно насыщены сва¬дебные, похоронные и другие обряды, народные соревнования спортивого характера: скачки, разного рода состязания…». Игровую энергию народа первый ингушский драматург подключил к цивилизованным формам театрального лицедейства. Пьесы 3. Мальсагова, затем 0. Мальсагова, А. Дахкильгова, Х.-Б. Муталиева и других ингушский самодеятельный театр играл бессчетное количество раз в 20-е годы во Владикавказе, Грозном, Гамурзиево, Назрани, Кантышево. И это на фоне разрухи, бесконечных национальных про¬блем и конфликтов, насаждаемых большевиками на всем пространстве Кавказа.
...З.К. Мальсагов оставил нам профессиональные переводы стихо¬творений Лермонтова. Он блестяще перевел на ингушский язык не¬сколько шедевров русского классика. После него остались и дневники, которые тоже требуют своей расшифровки. Нам вообще еще многое предстоит открыть и освоить в литературном наследии великого гума¬ниста, ученого и просветителя.


Марьям Яндиева-Албагачиева

Примечания:
1. Семенов Л., Литературная энциклопедия. М., 1932, т. 6, с.747
2.Мальсагов А.У., Туркаев Х.В., Писатели советской Чечено – Ингушетии, Грозный, 1969, с.66
3.Корзун В.Б., Оздоева Ф.Г. З.К. Мальсагов. Избранное. Грозный, 1966.
4. Корзун В.Б., Оздоева Ф.Г. З.К. Мальсагов. Избранное. Грозный, 1966,с

Газета "Сердало", 1994, 1 июня.

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:19
МОЕ СЕРДЦЕ НАВСЕГДА ОТДАНО НЕБЕСАМ (МУССА СУЛТАНОВИЧ МАЛЬСАГОВ)


Моё сердце навсегда отдано небесам - говорит Мусса Султанович Мальсагов, первый и пока, вероятно, единственный из ингушей авиационный и ракетный конструктор, когда он рассказывает о своей работе, такой трудной и безмерно ответственной.

Родился Мусса Султанович в 1937 году в с. Альтиево Назрановского района. Совсем маленьким мальчиком Мусса узнал, что такое бомбардировки и даже научился отличать немецкие самолеты от советских, истребители от бомбардировщиков.

Прекрасно помню немецкий истребитель, подбитый нашими зенитчиками и упавший в районе водонапорной башни на железнодорожной станции Назрань, вспоминает он. Помню, как я и другие мальчишки из близлежащих домов, забравшись в кабину этого Юнкерса, откручивали какой-то прибор.

Наши земляки на фронтах показывали образцы мужества. Война, придвинувшись вплотную к Ингушетии, откатилась назад на запад. Но и оттуда она продолжала посылать очередные похоронки. Нежданно ингушей настигла новая беда. Слова Муссы Султановича проникнуты болью и грустью: Помню 23 февраля 1944 года трагический день для ингушского народа. Всех мужчин в возрасте от 15 лет и старше собрали в районе сельсовета и там их взяли под охрану сотрудники НКВД. К нам во двор въехал автомобиль с солдатами под командованием офицера. Солдаты начали грузить в машину наш нехитрый скарб. Офицер, войдя в одну из комнат дома, где в это время бабушка совершала намаз, увидел висящие на стенах портреты моих дядей красных командиров и застыл, как вкопанный. Он не мог понять, кого и за что пришел выселять. Бабушка, закончив намаз, потянулась к дедовскому кинжалу, готовая сражаться за своих внуков и свой дом, если понадобится. Но, увидев, как этот офицер похож на ее старшего сына, беспомощно опустила руки. А капитан обнял ее крепким, теплым объятием, как обнял бы собственную мать, и бережно усадил на стул. К обеду, когда все машины были загружены и в них были усажены дети и женщины, мужчины присоединились к семьям. Длинная вереница грузовиков потянулась к железнодорожной станции. Погрузили нас в вагоны-пульманы, в народе их зовут телятники.

Дороги, дороги. Немало их выпало на долю Муссы. Но эта была самой долгой. Цепкая память Муссы Султановича выхватывает из прошлого запомнившиеся подробности: Пять вагонов из нашего поезда выгрузили на полустанке близ городка Тобол, Кустанайской области, погрузили на сани, отвезли в с. Федоровка и поселили в клубе. Наша семья была одной из них. В 1945 году дед добился разрешения на переезд семьи на железнодорожную станцию Кушмурун, где мы прожили до 1957 года. В1947 году Мусса пошел учиться в 1-й класс. Почти всех своих учителей Мусса Султанович помнит до сих пор и испытывает к ним благодарность, независимо от того, как они относились лично к нему. Он благодарен педагогам за то, что они привили ему любовь к наукам и научили преодолевать трудности на тернистом пути познания. Очень благосклонно к нам, детям-ингушам и чеченцам, относились преподаватели, вернувшиеся с фронта. А преподаватели из местного населения, хотя многие они были из раскулаченных, переселенных с Украины в 30-е годы, и считавшие, что их обидели несправедливо, встретили нас в штыки, отказывались с нами заниматься, не пускали в школу, - вспоминает Мусса.

Как и многие мальчики и девочки из ингушских семей, Мусса почти не знал русского языка. Освоить азы русской грамоты и полностью выполнить программу начальной школы ему помогла замечательная учительница Раиса Солтамурадовна Ахматова - его первый классный руководитель.

В конце 40-х в школе появились преподаватели из контингента ученого мира Москвы и Ленинграда. Сегодня каждый старшеклассник знает нашумевшее в сталинские годы ленинградское дело, разоблачение антипартийной группы "Красной звезды" и другие скоросуды, когда за попытку критики культа личности людей расстреливали, сажали в тюрьмы, ссылали в Сибирь, Северный Казахстан и другие "курорты" страны. Талантливые ученые, принципиальные люди, не перестававшие твердо и наивно верить в коммунистические идеи, оказывались в числе самых главных "врагов народа". Но как много эти "враги" дали маленькому Муссе, его сверстникам, всем, кто хотел и был способен овладевать науками. В памяти навсегда остались Токер Борис Израилевич, профессор ЛГУ, будущий создатель различных видов ракетного топлива, преподававший Муссе математику с 6-го по 10-й класс, Штенфельд Евгений Петрович, профессор, заведовавший кафедрой физико-технического факультета МГУ, немец по национальности, увлекательно и легко обучавший законам физики, Александров Анатолий Павлович, бывший ректор Ленинградского Государственного университета, преподававший школьникам Конституцию СССР, математику и другие предметы. Многие годы Мусса поддерживал связь со своими бывшими учителями и друзьями по школе. Многих уже давно нет в живых. Но и сейчас Мусса Султанович Мальсагов говорит: "Светлая память и царствие небесное им за то, что они приняли учеников-ингушей как своих родных. Благодаря их сердечному отношению, многие закончили школу, стали настоящими людьми, независимо от того, как сложилась их судьба".

В1955 году приказом министра образования Казахской ССР Муссу Мальсагова по результатам экзамена перевели из 8-го класса в 10-й, и школу он закончил в 1956 году, на год раньше положенного срока с одним из лучших результатов; всего две четверки в аттестате.

К этому времени часть осужденных сталинизмом была реабилитирована. В 1955 году А.П.Александров вернулся в свой родной вуз и возглавил его. Заботясь о будущем отечественной науки, он стремился собрать в университете талантливую и трудолюбивую молодежь. Одним из первых он позвал к себе Муссу Мальсагова. Да и сам Мусса очень хотел продолжить учебу в Ленинградском Государственном университете у любимого учителя. Но осуществить это было очень непросто. Мусса, как все представители репрессированных народов, жил по особым законам, - законам для спецпереселенцев. Даже после ХХ съезда КПСС, осудившего культ личности Сталина, ограничение передвижения и другие запреты с этих беззаконно выселенных людей не были сняты. Мои обращения во все инстанции: НКВД, ОВД, МГБ, райкомы партии и комсомола с просьбой о разрешении выезда в г. Ленинград для обучения были безуспешными. "Я вынужден был отправить телеграмму в адрес Президиума Верховного Совета на имя К.Е Ворошилова с изложением своей просьбы", - рассказывает Мусса Султанович. Все это было связано с тем, что без разрешения соответствующих органов в железнодорожной кассе не давали билет на проезд. Не дождавшись ответа из г.Москвы, я обратился к своим одноклассникам русской национальности с просьбой приобрести мне билет в кассе и помочь сесть в поезд. Если бы меня засек представитель МВД, меня могли задержать.

Все прошло прекрасно. С помощью друзей Мусса без проблем отправился в путь. А ответ с разрешением на выезд все же пришел, хотя и через неделю после его отъезда. Но если бы М.Мальсагов дожидался его получения, то опоздал бы с подачей документов в вуз. Поездка через всю страну, тем более через Москву в Ленинград, для юного спецпереселенца была, по признанию самого Муссы Султановича, похожа на детектив. Билет билетом, но если спросят паспорт. В кармане два листочка бумаги с фотографиями в анфас и профиль, как в деле заключенного, и зловещим предписанием: проживает в Казахской ССР, Кустанайской области, Семиозерском районе, ст. Кушмурун. Вот такая свобода передвижения. Как говорили в народе "от семафора - до семафора",- грустно шутит Мусса Султанович. Но чтобы с такими бумагами от затерянного в степях Казахстана полустанка до северной столицы - невероятно!

Невероятно, но факт. Прибыв в Ленинград, Мусса прямиком отправился в университет. В приемной комиссии его уже ждали и сразу отвели в кабинет ректора. Анатолий Павлович Александров, человек опытный, забрал документы М.Мальсагова и выдал ему справку, заменявшую паспорт. Если бы не предупредительные действия этого мудрого человека, то любой случайный досмотр мог быстро переместить будущего студента из стен "Альма-матер" в застенки НКВД.

После успешной сдачи экзаменов Мусса Султанович Мальсагов был зачислен студентом механико-математического факультета ЛГУ. Он начал учиться легко и охотно, но закончить университет ему не удалось. В октябре 1956 года из дома пришла весть о том, что отец болеет и по состоянию здоровья уволился с работы. Семья и так жила небогато, а теперь девять душ остались без помощи. Родные гордились тем, что их сын и брат студент престижного вуза и уговаривали его продолжать учебу. Но Мусса вернулся в Кушмурун и устроился работать электриком в паровозное депо.

В декабре того же года, по заданию райкома комсомола, вместе со многими другими сверстниками он был переброшен в погрузочную контору для оказания помощи целинникам в разгрузке сельскохозяйственной техники. Это была тяжелая работа, от которой многие отказывались. Мусса же трудился в несколько смен. Проработав там до июня 1957 года, Мусса заслужил свою первую награду медаль "За освоение целинных и залежных земель". Материальное положение семьи заметно поправилось и юноша снова задумался об учебе. В июле 1957 года он приехал в Москву и сдал документы на физический факультет Московского физико-технического института, располагавшегося в Долгопрудном. Этот вуз вырос на базе бывшего факультета МГУ и имел очень высокий статус. Заведующим одной из кафедр там был один из самых любимых учителей М.Мальсагова - физик Евгений Петрович Штенфельд. Именно по его совету Мусса выбрал этот вуз. Вновь успешная сдача экзаменов и зачисление в студенты. За учебу Мусса взялся с усердием человека, наконец, приблизившегося к осуществлению долгожданной мечты.

8 августа 1957 года. На стадионе "Лужники", открытом 1 августа к Всемирному фестивалю молодежи, проходит встреча по футболу между сборными Бразилии и СССР. Мусса среди счастливчиков, сумевших попасть на этот знаменитый матч. Но недомогание, которое он старался не замечать на душном, многоголосом стадионе, свалило его с ног. В тяжелом состоянии "Скорая помощь" доставила его в больницу. Диагноз - двустороннее воспаление легких.

После длительного лечения догнать сокурсников, занимавшихся по очень интенсивной программе, было невозможно. Да и здоровье требовало серьезного укрепления. Муссе пришлось взять академический отпуск. В это время первые ингушские семьи вернулись и обживались на родной земле. Среди них была и бабушка Муссы Суми с младшими внуками. (Отец привез их в Ингушетию и вернулся, чтобы завершить дела). Вот к ним в родное село Альтиево и отправился Мусса поправить здоровье, увидеть родные улочки, вдохнуть манящий воздух свободолюбивого Кавказа. Прибыв на родину, М.Мальсагов сразу стал на учет в комитет комсомола и вслед за этим получил повестку в военкомат.

Мусса Султанович вспоминает: "На приеме у военного комиссара г.Назрани полковника Белова представил документы о том, что я студент МФТИ и имею право на отсрочку". Никогда не забуду слова этого полковника: "Вы, ингуши, никогда не любили службу в армии и всегда уклонялись от этой обязанности". Эти слова задели меня за живое, и я попросил отправить меня на службу срочно. Это он успешно и сделал, выдав мне повестку прибыть на сборный пункт 8 октября в 10.00.

Осенний призыв 1957 года. Срочная служба в армии длится три года. Впервые ингушей и чеченцев призывают в советскую армию после выселения. Мусса Султанович помнит всех земляков, которые призывались и служили вместе с ним. Среди них были Гиреев, Аушев, Албогачиев, Зурабов и другие. Всего 8 ингушей. В городе Грозном к ним присоединили пятерых чеченцев. Поезд снова вез Муссу на восток. В конце октября он с товарищами оказался в Туркмении, в городе Мары, где и началась его служба. После присяги его направили на высокогорную точку ПВО, на стыке границ СССР, Афганистана и Ирана. В июле 1958 года его перевели на центральный командный пункт в г.Мары, оператором на РЛС по обеспечению радиосвязи на участке от г.Баку до г.Алма-Аты, что свидетельствовало о признании его профессионализма. Но и как хорошего студента, его тоже ценили. В декабре 1957 года в часть, где он служил, пришло письмо от ректора МФТИ, что как студент вуза М. Мальсагов должен быть уволен из рядов СА и возвращен к месту учебы за государственный счет. Муссу вызвали к командиру части и вручили приказ об увольнении. Тогда Мусса Султанович рассказал командиру о своем разговоре с военным комиссаром г.Назрани и твердом решении отслужить в армии. "Я уже дал присягу, а ингуши никогда клятву не нарушают", - сказал он. Мусса чувствовал в тот момент ответственность не только за собственную честь, но и за честь сотен ингушских солдат и офицеров, павших смертью храбрых на полях Великой Отечественной войны. Приказ был отменен и солдат продолжил свою службу.

1мая 1960 года. В праздничный день границу пересек самолет-разведчик У-2, управляемый Пауэрсом. Об этом событии сегодня известно всем. Но мало кто знает, что 9 апреля того же года было совершено первое и безнаказанное нарушение воздушной границы СССР. Достать У-2 в Первомай стало делом чести для советских войск ПВО. За непосредственное участие в уничтожении этого противника Мусса Султанович Мальсагов был награжден орденом "Боевого Красного знамени" и досрочно демобилизован из рядов СА для поступления в вуз.

Прибыв в Москву, он сдал документы в МАИ на факультет "Летательные аппараты". Все экзамены сдал на "отлично" и набрал 30 баллов из 30-ти возможных. При конкурсе 12 человек на 1 место и действии унизительного циркуляра - принимать в вуз не более 2% представителей национальных меньшинств - это было единственной надеждой попасть в элитное учебное заведение страны.

Вручая студенческий билет, начальник отдела кадров МАИ Калоев недоброжелательно сказал Муссе: "Ты первый ингуш в этом вузе со времени его основания в 1938 году". Шестидесятые годы двадцатого столетия, прозванные в народе годами "оттепели", знали множество нововведений. Среди них были как разумные и спасительные для истерзанной войной и опустошенной физически и морально сталинским режимом страны, так и граничившие с абсурдом. Среди множества хрущевских экспериментов был и такой: студенты вузов должны были совмещать учебу с работой на производстве.

М.Мальсагова, в числе других, распределили на Тушинский машиностроительный завод в сборочный цех, где он должен был работать слесарем на сборке продукции Министерства обороны СССР. Не забывая об учебе, Мусса трудился на совесть. Он выполнял план на 200-250 %. Его имя вскоре было занесено в Книгу Почёта г.Москвы. В годы, когда всей политической жизнью страны руководила компартия, когда не быть в ее рядах означало отказаться от всякой карьеры, когда вступить в нее предлагали лучшим труженикам, Мусса Султанович был принят в члены КПСС парторганизацией МАИ почти единогласно. Только один человек проголосовал "против" - тот самый Калоев из отдела кадров.

На этот раз Мусса закончил учебу в институте, да еще как - получил красный диплом по специальности "инженер-механик летательных аппаратов". Еще будучи студентом он начал работать на кафедрах института у заместителей С.П.Королева, Мишина и Бертинова, а дипломную практику проходил в конструкторском бюро завода, генеральным конструктором которого был Павел Осипович Сухой - дважды Герой Социалистического Труда, член ЦК КПСС.

П.О. Сухой стал руководителем дипломного проекта М.Мальсагова. Именно Павел Осипович предложил как тему проекта попробовать разработку фронтового истребителя-бомбардировщика с вертикальным взлетом. Этот проект послужил в дальнейшем основой для работы над СУ-24. На защите диплома у Госкомиссии к Муссе вопросов не было; все было изложено крайне ясно и обосновано. Только Павел Осипович спросил: "А мог бы рассказать спецчасть проекта на родном ингушском языке". И Мусса рассказал, вызвав восхищение своего учителя. Тот искоса укоризненно поглядывал на некоторых своих сотрудников еврейской национальности, как бы говоря: "Вот посмотрите, он один на весь институт, а вас на каждой кафедре по несколько человек. А вы могли бы так". Мусса Султанович никогда не определял отношение к людям по их национальной принадлежности. И тогда и сейчас он дружен с людьми разных народов и вероисповедания. А среди евреев было много ученых, которые помогали ему во многих вопросах. Просто этот случай запомнился ему надолго. А, может и помог не забыть, что он ингуш.

П.О. Сухой предложил М.С. Мальсагову остаться работать в КБ в отделе фюзеляжа. Предложение было принято с благодарностью, и жизнь Муссы Султановича на долгие годы оказалась связана с конструированием военных самолетов. Мусса Султанович рассказывает: "В 1963 году в институте был организован отряд будущих космонавтов. Желающих было много, но по состоянию здоровья прошли только 10 человек, в том числе и я. В течение двух лет я прошел полную подготовку под руководством космонавта Комарова. В 1964 году, при зачислении в основной отряд космонавтов, мандатная комиссия отчислила меня из отряда. Мотивировали тем, что в анкете я не указал, что мой дед был кулаком".

Дело в том, что в период создания колхозов в каждый сельсовет спускались нормы и планы с указанием количества кулаков, середняков и бедняков на каждое село. Но реальность нормам не соответствовала. Советские и партийные чиновники, в страхе оказаться зачисленными в "саботажники партийного курса" зачастую записывали в кулаки людей случайных, стараясь выбирать тех, кто по их мнению не будет мстить. Как многие невинные люди, попали в "лаки"дедушка Муссы и его брат Гуди - оба всю гражданскую войну воевавшие за власть Советов, командиры партизанских отрядов Красной Ингушетии. До сих пор Мусса Султанович удивляется и не может понять, как эти сведения могли попасть в комиссию. Ведь даже сейчас все архивы отвечают на запросы о тех годах, что документы не сохранились. Не стоит говорить о тягостности этого момента. Но Мусса выдержал этот очередной удар судьбы и не сломался. Он продолжал работать в КБ, принял непосредственное участие в разработке истребителей СУ-7, СУ-9, СУ-15, Т-100 (прототип ТУ √144) и других самолетов.

Воктябре 1967 года во время израильско-египетской войны многих специалистов КБ Сухого, Микояна и Яковлева направили в Египет и Ливан для оказания помощи в обучении летного состава и наземных служб армий этих стран. Среди командированных, был и Мусса Мальсагов. Он оказался в г.Джибуте вместе с несколькими дагестанцами. Обидно было побывать рядом со святыми местами, известными всему миру и не увидеть их. Мусса и его друзья-дагестанцы обратились к военному командованию Саудовской Аравии с просьбой о помощи в посещении Мекки. Арабы с удовольствием помогли братьям-мусульманам посетить святыни. Государственное задание было успешно выполнено и М. Мальсагов вернулся к обычной жизни.

Талант и усердие в работе, доброта и уважительность в отношениях с коллегами сделали Муссу Султановича одним из самых авторитетных людей в КБ. Об этом свидетельствует тот факт, что в 1967 году парторганизация, в которой было более 500 человек, выбрала его своим руководителем. В 1968 году Мусса Султанович закончил аспирантуру при КБ, защитил кандидатскую диссертацию с присвоением звания "кандидат технических наук ".

За годы работы в КБ М.С. Мальсагов получил более 10 авторских свидетельств за новшества в проектировании истребителей. Среди них две награды международной авиационной выставки в Ле Бурже (Франция). Это: " Торсионная уборка створок фюзеляжа при изменении стреловидности крыла ", изобретение до сих пор находящееся на вооружении; и 2- "За оригинальность исполнения конструкции системы охлаждения камер сгорания двигателей при полете истребителей на скоростях 3МАХ"( 1МАХ скорость света).

Самолеты - это самая большая любовь Муссы Султановича. Но в конце 60-х годов началось повальное увлечение ракетостроением. "Я поддался этой болезни, - рассказывает Мусса Султанович, - о чем сожалею до сих пор ". Но кто знает, может это было предопределено. Может не случайно маленький Мусса видел, как зенитчики сбивают вражеский самолет, и восхищался ими? В конце 1969-го года его пригласили в НИИ КБ ракетно-стартовых систем, где он проработал до пенсии. Уже в 1970 году он руководитель испытаний на полигоне Капустин Яр, а в 1972-м - член Государственной комиссии по приему на вооружение ракетных комплексов. С начала 1974-го года Мусса Султанович головной технический руководитель летных испытаний ракет для атомных подводных лодок стратегического назначения, с 1975-го года он ответственный представитель Генерального конструктора на Тихоокеанском флоте, наблюдающий за эксплуатацией ракетных комплексов на атомных подводных лодках. В 1981-м году Мусса Султанович окончил шестимесячные курсы Академии Генерального штаба МО СССР и получил звание полковника. В том же году был направлен уполномоченным от Военно-промышленной комиссии при ЦК КПСС и СМ СССР на ракетно-техническую базу ТОФ и возглавил государственный надзор за эксплуатацией ракетных комплексов. Мусса Султанович один из ветеранов Службы гарантийного и авторского надзора за эксплуатацией баллистических ракетных комплексов морского базирования (СГАН), образованной более 30-ти лет назад. За многолетнюю трудовую деятельность он был неоднократно награжден грамотами, премиями, памятными подарками.

О вручении ему медали "Oсвоение целинных земель " и ордена " Боевого Красного знамени" уже сказано выше. В 1976-м к ним добавилась медаль "За трудовое отличие", в 1977-м медаль " За доблестный труд" - "За непосредственное участие в операции по обезвреживанию радиоактивного изделия, в 1979 году - "За участие в обеспечении постоянной технической готовности стратегических комплексов морского базирования" - Почетной грамотой Главнокомандующего ВМФ СССР.

В 1981-м году Родина отметила М.С.Мальсагова присвоением ему звания "Лучший инженер КБ", а в 1982-м он стал "Лучшим инженером отрасли". Следующую награду наш земляк получил в 1985-м году - это была медаль " Ветеран труда". Возраст позволял уйти на пенсию, но Мусса Султанович продолжал трудиться и получать заслуженные награды. В 1987-м году он получил медаль "Заслуженный машиностроитель" и его имя занесли в книгу "Почетных работников Министерства транспортного машиностроения". В 1989-м году Муссу Султановича награждают медалью Генерального конструктора Государственного ракетного центра им. В.П.Макеева, а в 1991-м Президиум Совета Федерации космонавтики вручает ему медаль им. С.П.Королева. С 1993 года Мусса Султанович Мальсагов пенсионер. Он продолжает активно трудиться и закономерно продолжает получать награды.

В 1995 году он получил медаль имени Г.К.Жукова, а в 1996-м орден "300 лет Военно-морскому флоту России". В 1997-м медаль "300-летие Андреевского флага России" была вручена М.С.Мальсагову к его 60-ти летнему юбилею.

В 1998-м году Муссе Султановичу присвоено звание "Заслуженный испытатель ракетно-космической техники" с вручением соответствующей медали. В том же году в Москве вышла в свет книга Н.С.Кожухова и В.Н.Соловьева "Комплексы наземного оборудования ракетной техники (1948-1998 гг)", посвященная 50-летию конструкторского бюро транспортного машиностроения. Среди консультантов, которых авторы благодарили за оказанную помощь, был Мусса Султанович Мальсагов. На 142-143 страницах этого издания есть маленькая информация о нашем земляке и его фотография. Это было одно из первых упоминаний в печати об ингушском ученом. Активным, полным сил и желания работать вступил Мусса Султанович в 21 век. Уже в 2001 году Президент РФ объявил ему "Благодарность за непосредственное участие в выполнении специального задания ".Есть в копилке наград Муссы Султановича и особо любимая - именной морской кортик, на лезвии которого выгравировано "Ракетчик Мальсагов М.С.", а на футляре красуется надпись "Мальсагову М.С. - Заслуженному испытателю ракетно-космической техники". Этот ценный подарок получен совсем недавно - 18 декабря 2003 года к 30-летию Службы ГАН (гарантийного и авторского надзора за эксплуатацией комплексов морского базирования). При этом в приказе командующего Тихоокеанским флотом имя Мальсагова М.С. стоит первым, и он единственный из всех награжденных получил столь ценный подарок. Мусса Султанович Мальсагов испытывал надежность сложной техники, а жизнь испытывала на прочность его самого. Чтобы добиться результата в работе, он был вынужден почти всю жизнь провести вдали от малой Родины. Но он не забывал семью, своих родителей, братьев и сестер. При любой возможности старался навещать дом и могилы погибших на Великой Отечественной войне дяди Ахмеда и дяди Магомеда. Говорят, что каждый мужчина должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Дом Муссы Султановича крепок не только стенами, но и дружной семьей. Сад разбить он тоже успел. Но главное его дерево - это творческая работа изобретателя, которая продолжает давать плоды. И сына он тоже вырастил.

Александр Муссаевич Мальсагов родился в 1968 году, окончил школу в 1985 году и по стопам отца отправился учиться в МАИ на факультет космонавтики. Специализировался на кафедре "Жизнеобеспечение космических и летательных аппаратов". Как и отец он совмещал учебу с работой научным сотрудником. Получив диплом в 1991-м году, остался работать на родной кафедре. Окончив аспирантуру, был избран доцентом кафедры и проводил большую работу со студентами филиалов МАИ на ракетных полигонах Байконур, Плесецк и Свободный. За успехи в творческой работе Советом Федерации космонавтики и Росавиакосмоса награжден медалью отрасли. В середине 90-х годов отношение к космонавтике стало недопустимо пренебрежительным. От безденежья и отсутствия перспективы молодые ученые уезжали за границу или уходили в коммерческие структуры. Александр сначала перешел работать в академию "Новые технологии", в отдел под руководством академика В.Адамовича. Написал десяток научных статей и выполнил компьютерное оформление книги В.Адамовича "Жизнь вне Земли". В 1997 году его пригласили работать в Совет Федерации в качестве консультанта внеэкономических связей с Юго-Восточной Азией. А в 1998 году - начальником отдела компьютеризации и информации одного московского банка, где он продолжает трудиться в настоящее время. У Татархана Мальсагова было три сына. Двух из них унесла война. У третьего - Султана тоже три сына и у каждого из них есть свои сыновья. Род Мальсаговых продолжается. И пусть он и все ингушские фамилии, и все люди, которые хотят жить честно и мирно, множатся и здравствуют вечно. Пусть никто не теряет безвременно своих сынов и дочерей. Пусть в их двери не постучится страшное слово война. Мусса Султанович всю свою жизнь служит именно этому. И хотя он прожил её вдали от родных мест, его сердце всегда с Ингушетией. Сегодня он говорит всем нам: Перед Аллахом и своей совестью я честен в том, что где бы я ни был, никогда честь рода Мальсаговых не ронял и старался достойно представлять ингушский народ. Желаю своему народу благополучия, мира, мудрости наших стариков.


З. Плиева

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:21
НА ОСТРИЕ СУДЬБОНОСНЫХ БАТАЛИЙ (ИНАЛУК ГАЙТИЕВИЧ МАЛЬСАГОВ)


Иналук Гайтиевич Мальсагов является первым председателем Ингушского областного исполкома. Но к этому он пришел через огромную общественно- политическую работу, которую он провел в Ингушетии. Иналук Мальсагов входил в основное руководящее революционное подпольное ядро Ингушетии, которое состояло кроме него из Ю. Албогачиева, М. Алиева, М. Банхаева, Г. Ахриева, И. Зязикова, Б. Кастоева, Э. Чабиева, З. Яндиева и других.
После образования Горской Социалистической Советской Республики Иналук Мальсагов был избран заместителем наркомзема республики.
В декабре 1923 года состоялся IV съезд Советов Горской Республики, на котором И.Мальсагов выступил уже в качестве народного комиссара земледелия. Он подробно остановился на землеустроительным работах, на агропомощи, на мероприятиях по улучшению животноводства, организации птицеводного и пчеловодного хозяйств, на деятельности отдела защиты растений, на состоянии и перспективах сельского хозяйстве, на лесном хозяйстве республики.
Несмотря на крайне затруднительные материальные условия Горской Республики, в области землеустройства и создания условий для развития сельского хозяйства было, в общем, проведено в жизнь много важнейших мероприятий, хотя отдельные округа, например, Назрановский, сильно пострадавшие во время гражданской войны, требовали более широких работ по восстановлению народного хозяйства.
На состоявшейся 23 декабря 1923 года первой сессии Центрального исполнительного комитета Горской ССР был избран президиум ЦИКа Республики и сконструирован Совет народных комиссаров, где Иналук Мальсагов вновь был утвержден народным комиссаром земледелия.
Вскоре Горская Республика распалась на составлявшие ее автономные области — Ингушетия и Северная Осетия, Сунженский округ и город Владикавказ. И.Мальсагов стал председателем Ингушского областного ревкома. Предстояла огромная работа по формированию органов власти, разделу имущества, предприятий, зданий, проведению границ между вновь образованными национально-территориальными объединениями. И здесь наиболее ярко проявились опыт, знания, организаторские способности и умение отстаивать свою точку зрения Иналука Гайтиевича Мальсагова.
Комиссию Юго-Восточного крайкома партии по рассмотрению хозяйственных спорных вопросов между частями Горской Республики возглавлял член бюро крайкома РКП (б) Мышкин, от Ингушетии в ее состав входили Идрис Зязиков и Иналук Мальсагов.
На очередном заседании бюро Юго-Восточного краевого комитета партии 27 июня 1924 года был рассмотрен доклад этой комиссии о распределении промышленных предприятий между частями Горской Республики и принято постановление утвердить его со следующими поправками: "...Вопрос о Крахмальном заводе Владикавказа передать местной паритетной комиссии для вторичного рассмотрения.
...Вопрос о "Кавцинке" отложить". Предприятия местного значения были закреплены за автономными областями, округом и городом Владикавказом, на территории которых они находились.
Из предприятий республиканского значения, которые находились во Владикавказе, Иналуку Мальсагову вместе с Идрисом Зязиковым удалось отстоять: одну из трех типографий, кожевенный завод, две из четырех действующих мельниц, арендованный лесопильный завод Кроляна, один из мыловаренных заводов, Симоновский кирпичный завод. Из спорных предприятий один крахмальный завод был передан Ингушетии, другой — городу Владикавказу и Сунженскому округу. По последнему заводу особое мнение имел член комиссии от Осетинской области К.Бутаев, настаивавший на передаче Северной Осетии второго крахмального завода. Для решения этого вопроса была создана подкомиссия из трех человек. В ее состав был включен и Иналук Мальсагов.
На следующем заседании комиссии по вопросам Горской Республики 28 июля 1924 года было принято постановление о закреплении за областными исполкомами зданий в городе Владикавказе. За Ингушетией были определены здания, в которых ранее располагались центральный исполнительный комитет Горской Республики, народный комиссариат земледелия и народный комиссариат юстиции, Назрановский окружной исполком, дом Экажева, дом Тангиева, бывшая семинария Терского войска, совпартшкола, племхоз, дом Замкового, Горский техникум, больница Митника, занятая кассой соцстраха, при условии возвращения последнему затраченных сумм на восстановление здания.
В связи с реорганизацией Горской ССР, автономные образования, выделившиеся из него, не имели возможности быстро провести выборы органов власти, и этот пробел был устранен крайкомом партии. Бюро Юго-Восточного крайкома РКП (б) на своем заседании 1 июля 1924 года рассмотрело вопрос о составе ревкомов Осетии, Ингушетии и Сунженского округа в связи с реорганизацией Горской Республики и приняло постановление: "Утвердить Совет национальностей до выборов Советов под председательством Мамсурова в составе председателей ревкомов, секретарей Оргбюро автономных областей, города и Сунженского округа и одного беспартийного от каждого объединения, всего 13 человек".
Там же был утвержден состав бюро крайкома партии по вопросам Горской Республики в составе И. Зязикова — секретарем, членами бюро Мамсурова, Такоева, Иналука Мальсагова, Микунова и Долгова.
Оргбюро Ингушской автономной области был утвержден в составе Зязикова Идриса (секретарь), Банхаева Мажита, Льянова Хусейна, Мальсагова Иналука, Горчханова Али.
Председателем ревкома Ингушетии был утвержден Иналук Гайтиевич Мальсагов, его заместителем — Альдиев, членами ревкома — Ю.Албогачиев, З. Мальсагов, И. Зязиков, Ахриев, Кузьгов, Досхоев.
Для разрешения оставшихся спорных вопросов и подготовки материалов для представления в ЦИК СССР и во ВЦИК, бюро Юго-Восточного крайкома РКП (б) 17 июля 1924 года, рассмотрев вопрос "О создании комиссии по территориальному размежеванию и имущественному разделу Горской Республики" утвердило эту комиссию под руководством председателя Терского окружного исполнительного комитета, члена крайисполкома и ВЦИК тов. Карклина. В состав комиссии также вошли председатели ревкомов Ингушетии Мальсагов И., Осетии — Такоев, Сунженского округа — Кольбус и г. Владикавказ — Микунов.
Это решение с просьбой об утверждении было направлено во ВЦИК, который образовал Центральную комиссию по разделу бывшей Горской Республики между новыми автономными образованиями оставив Карклина членом этой комиссии и утвердив ее председателем Степана Николаевича Извекова — члена ВЦИК РСФСР и ЦИК СССР и включив в ее состав еще четырех представителей каждого из ревкомов (от Ингушетии — Идрис Зязиков).
8 августа 1924 года ВЦИКом РСФСР была утверждена Инструкция с длинным названием: "Инструкция для Особой Смешанной комиссии, образуемой во исполнение Постановления Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета от 7 июля 1924 года из представителей заинтересованных сторон, под председательством специального уполномоченного ВЦИК члена ВЦИКа и ЦИКа СССР тов. Извекова Степана Николаевича для установления границ автономных областей Северной Осетии и Ингушетии, Сунженского округа и г. Владикавказа и их административного деления и для разрешения всех споров, возникающих из распределения учреждений и предприятий бывшей автономной Горской Советской Социалистической Республики между автономными областями Северной Осетии и Ингушетии, Сунженским округом и г. Владикавказом".
Образование этой комиссии предусматривалось из представителей Северной Осетии, Ингушетии, Сунженского округа и г. Владикавказа — по 2 представителя с решающим голосом.
Созыв комиссии возлагалось на Извекова С.Н., который заблаговременно ставит стороны в известность как о назначении представителей, так и явке их в назначенное время и в определенный назначенный пункт. После вручения повесток никакие обжалования со ссылкой на то, что представители той или другой стороны не участвовали в работе комиссии, приниматься во внимание Центром не будут.
Порядок работы предусматривал, что до начала рассмотрения вопроса, председатель комиссии тов. Извеков ставит стороны в известность о целях и задачах порученной комиссии работы, предлагая им своевременно подготовить материалы по разрешению вопросов, составляющих предмет суждения Комиссии. В основу решения комиссии должно быть положено постановление ВЦИК от 7 июля 1924 года и принцип национально-политической целесообразности.
При разрешении вопросов комиссия должна руководствоваться статистическими данными народонаселения, национально-бытовыми особенностями, населяющих бывшую Автономную Горскую Республику народностей и характера сложившихся между последними взаимоотношений.
По инструкции комиссия была обязана всемерно стремиться к такому разрешению всех спорных вопросов, чтобы не было в будущем никаких оснований для споров и трений между вновь образованными территориально-государственными единицами на национальной почве. Не ограничиваясь представленными объяснениями и материалами, она должна была, посредством представленных сторонами вопросов способствовать выяснению существенных для разрешения дела обстоятельств и подтверждению их доказательствами, оказывая сторонам активное содействие к ограждению их прав, законных интересов.
Стороны обязаны добросовестно пользоваться способами защиты своих интересов. Всякие же заявления и злоупотребления, имеющие целью затянуть или затемнить процесс разрешения вопроса, немедленно пресекаются председателем Комиссии.
Всем государственным учреждениям было предписано оказывать в обязательном порядке всевозможное содействие как уполномоченному ВЦИК, так и Особой Смешанной Комиссии в целом.
Совещания и решения Комиссии должны были быть зафиксированы в форме протокольных постановлений. В случае несогласия одной стороны с решением Комиссии, недовольные члены ее не имеют права покидать работу Комиссии, а должны представить свои особые мнения, о чем оговаривается в протокольном постановлении.
На границы, спроектированные Комиссией, составляются вполне ясные чертежи.
По окончании работы Комиссии ее председатель обязан был представить все производство с жалобами на ее действия (если таковые окажутся) и своим по ним мотивированным заключениям на окончательное рассмотрение и решение Президиума ВЦИК через отдел Национальностей ВЦИК.
Такие строгие требования инструкции были не случайны. Работа ранее существовавших комиссий на межобластном, краевом уровнях желаемых результатов не дала. А надо было заканчивать процесс упразднения Горской Республики и полноценного образования автономных областей, округа и города.
Комиссии удалось существенно продвинуть решение этих вышеуказанных проблем. Она проработала одну неделю без выходных и перерыва.
Первое ее заседание состоялось 20 августа 1924 года в присутствии всех ее членов, на которое были вынесены следующие вопросы:
— Заслушивание протоколов предыдущих комиссий по разделу бывшей Горской Республики, как ведомственных, так и предревкомов
— О промышленных предприятиях
— О представлении помещений под учреждения автономных областей
— Текущие вопросы
— Об установлении административных границ между автономными областями.
В ходе первого заседания удалось принять конкретное решение только по двум из пяти вопросов повестки дня: первое — все постановления комиссии как ведомственных, так и предревкомов были утверждены, за исключением тех вопросов, которые остались спорными и должны быть рассмотрены на заседаниях Центральной Комиссии. Второе — о предоставлении помещений для некоторых учреждений вновь образованных автономных областей, а также школ города. В виду отсутствия в городе свободных и в то же время подходящих помещений для размещения учреждений для вновь образованных автономных областей, а главное школ, которые в случае не представления им помещений, должны будут закрыться, а также, принимая во внимание вообще острую нужду в свободных помещениях, тогда как Военведом занимаются ряд зданий, как бывших школьных, так и других с большой площадью под некоторые штабы воинских частей, освобождение которых этими штабами дало бы возможность ликвидировать образовавшийся кризис, а потому просить Президиум ВЦИК вынести постановление о понуждении Военного ведомства освободить здания бывшей второй женской Гимназии, женской прогимназии, Мещанского училища и бывшего Атаманского дворца от занимающих их штабов воинских частей.
Второе заседание Центральной комиссии было назначено на следующий день в часов вечера с повесткой дня: "О промпредприятиях и об установлении административных границ между автономными областями и г. Владикавказом".
По первому вопросу тов. Карклин внес предложение о разделении спорных предприятий следующим образом:
— комбинат промпредприятий бывший Проханова — целиком передать г.Владикавказу;
— Первый крахмально-паточный завод — Осетии;
— Второй крахмально-паточный завод — Ингушетии;
— Сельско-хозяйственные мастерские — Ингушетии;
— Кирпичный завод — бывший Симонова — Осетии;
— Промышленно-художественная школа — г. Владикавказу. Это предложение было единогласно утверждено.
Кроме того был рассмотрен и утвержден окончательный список промпредприятий, передаваемых автономным областям и г. Владикавказу согласно постановлений комиссий, как ведомственных, предревкомов, так и Центральной.
Согласно утвержденного списка предприятий, передаваемых Ревкомам от Управления местного хозяйства Горской ССР, Ингушскому ревкому было передано 11 действующих предприятий с основным капиталом в 749259 рублей 49 копеек и одно недействующее предприятие с основным капиталом в 718 рублей 13 копеек, Осетинскому ревкому — 26 действующих предприятий с основным капиталом в 426 021 рубль 70 копеек и 13 недействующих предприятий с основным капиталом 422293 рубля 17 копеек.
По вопросу об установлении административных границ между автономными областями и городом Владикавказ было принято постановление: "В виду того, что обсуждение этого вопроса может быть проведено только после осмотра этих границ (спорных) комиссией на месте, разрешение этих вопросов отложить до следующего заседания, предложив всем предревкомам представить подробную докладную записку по земельному вопросу с приложением карт и планов к этой записке всех земель подлежащих разделу. Карты и докладные записки должны быть представлены в двух экземплярах к следующему заседанию, которое было назначено на воскресенье 24 августа 1924 года в 12 часов дня.
Очередное заседание комиссии началось с обсуждения первого вопроса об установлении административных границ между автономными областями и г. Владикавказ, после чего было принято постановление следующего содержания: "Центральная Комиссия, заслушав заявления представителей всех Автономных единиц: Осетии, Ингушетии, Сунженского округа и г. Владикавказа на земли, которые по их предположениям должны входить в состав областей и города и благодаря чему можно будет установить административные границы, постановляет в виду резко расходящихся требований каждой Автономной единицы и от которых каждая сторона отказаться не может, данный вопрос паритетным образом разрешить нельзя, а потому:
1) Перенести рассмотрение этого вопроса в Президиум ВЦИК с просьбой о назначении специальной Комиссии из представителей Наркоматов, как Центральных, так и краевых, а именно: Наркомзема, Наркомвнудела, Уполнаркомзема, Уполномоченного края и представителя Президиума ВЦИК под председательством последнего. Комиссия должна будет произвести обследование на месте всех требований Автономных единиц и там же окончательно решить вопрос о землях и установить точные границы между новыми Автономными Областями.
2) Впредь до решения вышеозначенной Комиссией вопрос о границах, запретить всем заинтересованным ревкомам заселять новые спорные районы и вообще переселять граждан, т. е. оставить существующее фактическое положение".
И здесь согласно Инструкции особое мнение выразил Председатель Ингушского ревкома Иналук Гайтиевич Мальсагов: "Не согласен с последними словами пункта 2, а именно: т.е. оставить существующее фактическое положение".
Вторым вопросом на этом заседании стоял о назначении смешанного состава Ревкома сел. Балта из представителей Ингушского и Осетинского населения. Этот вопрос был перенесен на следующее заседание Центральной Комиссии и при этом в протоколе было отмечено заявление представителей Осетинской Области, что в состав Ревкома сел. Балта уже входит представитель Ингушского населения, который состоит заместителем Председателя Ревкома.
На это заседание Центральной комиссии ее членами от каждой из автономных образований были представлены проекты границ и объяснительные записки к ним, причем никто не хотел никому ничего уступать, а, наоборот, под разными благовидными предлогами пытались хоть что-то, но отобрать или сохранить ранее отобранное, если даже это было сделано временно.
Составленный И. Мальсаговым для представления комиссии по разделу Горской Республики проект границы между Ингушетией и Северной Осетией выглядел в следующем виде: "Проектируемые постоянные границы Ингушетии с Осетией рассекаются землями города Владикавказа на две части: 1-ая южная часть от границы Грузии на юге, до юго-западного граничного угла земель города Владикавказа, 2-ая часть от северо-западного граничного угла земель города Владикавказа до юго-восточного граничного угла Малой Кабарды (юго-восточный угол надела Кабардинского селения Исламова на р. Курп, севернее лесной курпской дачи).
В первой части, на юге, начиная от границы с Грузинской Республикой, граница Ингушетии с Осетией должна идти в северном направлении по вершинам хребта, расположенного почти параллельно руслу р. Терек, в 3-4-х верстах западнее этой реки и охватывающего район селений Ларс, Чми, Балта с запада и примыкает к южному граничному углу бывшего частно-владельческого участка "А-3", включая в состав Ингушетии район селений Ларс, Чми, Балта. От последнего пункта (А-3) граница Ингушетии и Осетии поворачивает на северо-запад, идет совпадая с западными границами участков А-3, 3-1 и далее по речке Черный Архон, служащей северо-западной и северной границей тех же участков, а также участка М-3, северозападной границей участка П-2 до юго-западного угла земель города Владикавказа, где смежество с Осетией в этой части заканчивается. Далее идет смежество по южной границе городских земель по направлению на восток до реки Терека, включая в состав Ингушетии Редантский район, состоявший из бывших частно-владельческих участков, общая площадь которых равняется 2928 дес., из коих земель сельско-хозяйственного назначения около 1000 дес., а остальные представляют собою лес с кустарником и неудобные земли.
Вторая часть областных границ Ингушетии по смежеству с Осетией, начинаясь от северо-восточного угла первой группы бывших частно-владельческих садов (ныне земли города Владикавказа) граница идет в северном направлении до северо-западного угла бывшего частно-владельческого участка Газданова (Г-1), совпадая с прежними границами со стороны Осетии земель Немецкой Михайловской Колонии, а со стороны Ингушетии первоначально совпадая с границами бывшего дополнительного надела станицы Тарской (переданных Ингушетии Центром РСФСР), а затем границами бывших частно-владельческих участков 2-й — 3-й группы садов Шанаевского (Ш-1) и Газдановского (Г-1).
Далее, от северо-западного угла участка Газдановского областная граница поворачивает на Восток и совпадая с южными границами юртового надела осетинского селения Ольгинского, смежного с границами бывших частно-владельческих участков Г-1 и Б-1 доходят до р. Камбилеевки, примыкая к юго-западному граничному углу сел. Базоркина включая в состав Ингушетии группу частно-владельческих участков, 2-3-ю группу садов (55 дес.), Шанаевский (Ш-1-30 дес.), Газдановский Г-1-20 дес., Монастырский Э-1-120 дес. и Итальянский С-1-120 дес., а всего 345 десятин.
Далее, от юго-западного угла земель селения Базоркина (Б-8) граница областей идет в северном направлении руслом реки Камбилеевки до юго-западного угла земель селения Долакова. Отсюда граница отходит от реки Камбилеевки на правый (восточный) ее берег и идет по восточной границе земель Ингушских селений Долакова и Кантышева до южных границ Курпской Лесной дачи, именно до северо-восточного угла земель осетинского селения Батакаюрт (Владимирского), по плану "Б-7". Здесь граница областей идет на запад около 7 верст по хребту, отделяющему Курпскую Лесную дачу от земель селения Батакаюрт и доходит до тригонометрического пункта "Курп".
От этого последнего граница идет в северо-западном направлении руслом реки Курп, пересекающей Лесную дачу в названном направлении и выходящей из леса около юго-восточного угла земель сел. Исламовского (И-10) Малой Кабарды, являющегося смежным с юго-западной границей участка "К-80", принадлежащего Ингушетии. Здесь смежество Ингушской области с Осетинской областью оканчивается".
Вместе с Иналуком Мальсаговым этот документ подписал и секретарь Ингушского оргбюро РКП (б) Идрис Зязиков. Ими же подготовлена объяснительная записка к проекту установления областных границ между Ингушской и Осетинской областями. Подробное объяснение существа вопроса с фактами, историческими выкладками, ссылками на высказывание людей, проживающих в оспариваемых местностях настолько интересно, что является актуальным и в современной истории Ингушетии, поэтому считаю целесообразным привести ее с незначительными сокращениями.
"Район с.с. Ларс-Чми-Балта и Редант, ныне оспариваемый Осетией, задолго еще до покорения Кавказа русскими был населяем Кабардинцами. Последние были вытеснены оттуда в нынешнюю Малую Кабарду Ингушскими племенами Мецхальского и Джераховского Общества, пришедшими из верховьев р.Асса и бассейна р. Кистинки.
Эти пришельцы осели не только в упоминаемом здесь районе левого берега р. Терека, но также и на правом берегу. На левом берегу осели преимущественно ингуши-мецхальцы и на правом — джейраховцы. Среди мецхальского ингушского племени были две большие фамилии Хутиевых и Дударовых, из коих первые жили в районе нынешних селений Ларс, Чми и Балта, а вторые (Дударовы) проживали оседло в с. Ляжг мецхальского Общества. Исторические памятники — каменные башни Хутиевых и поныне сохранились в с. Ларс (Мамата-Гала), а башни Дударовых и посейчас в с. Ляжг. К концу Кавказских войн Дударовы и Хутиевы поменялись своими землями и недвижимым имуществом: Дударовы перешли на жительство в район с. Ларс-Чми, а Хутиевы в с. Ляжг. Дударовы, оказавшие услуги русским во время войны за покорение Кавказа, близко стояли к тогдашней русской администрации, от которой они узнали о предстоящем строительстве Военно-Грузинской дороги, и легко устроили обмен своих земель с Хутиевыми. Таким образом, в районе с. Ларс-Чми хозяевами положения стали Дударовы, продолжавшие оказывать всяческое содействие делу укрепления здесь царской власти. Последняя в благодарность за это не только закрепила за ними Ларские земли, но наделила их еще новыми земельными участками, в вечное, потомственное владение в районе Балта, а позднее и в Реданте. Конечно, возвеличенные царскою властью Дударовы сами своих земель не обрабатывали, а стали жить на правах помещиков, сдавая их в аренду своим сородичам Ингушам. Живя среди последних, у которых не было привилегированных сословий, Дударовы стали искать привилегированного положения в соседнем Осетинском народе и они добились своего: тагаурские алдары (осетинские князья) преподнесли им титул "Тагаурских алдаров". С этой поры Дударовы стали родниться с Алдаровыми. В то же время царское правительство производило многих из Дударовых в офицерские чины до генеральских включительно. В землях у них недостатка не было: частично они их продавали, а остальные сдавали в аренду ингушам, жившим на их землях, а также ингушам-горцам Джейрахского и Мецхальского обществ из с.Длинная Долина, Фуртауг, Озми, Джейрах, расположенных смежно с их владениями на правом берегу р. Терека. Некоторые из этих ингушей оседло воссели на земли Дударовых, платя ежегодную арендную плату, а другие выкупая сначала небольшие, а позднее и более крупные земучастки (от 1 до 20 и более десятин), как например в Редантском районе.
В шестидесятых годах царское правительство, учитывая важное стратегическое значение Ларских земель, замыкающих узкий проход в ущелье р. Терека, выменяло их у помещиков Дударовых на триста десятин земли на плоскости в районе с. Шанаево. Здесь Ларские Дударовы образовали свой фамильный поселок под названием Новый Ларс, на месте которого сейчас с. Новый Батако-Юрт. После переселения Ларских помещиков Дударовых на плоскость Дударовы владельцы земель Чми-Балта оставались там и сдавали свои земли в аренду Ингушам вплоть до революции. Доказательством к этому служит то обстоятельство, что из всей удобной пастбищной и луговой земельной площади в пользование ингушей к моменту революции находились все 611 десятин. Это же положение не изменилось и до сих пор, несмотря на все усилия Осетинского Округа укрепиться в этом районе. Что же касается населения района Балта — Чми — Ларс то таковое в течение десятков лет было исключительно Ингушское. Вкрапливание в этот район одиночных граждан других народностей начинается только с того времени, когда одна из оседлых поселившихся Ингушских фамилий Дударовых сделалась по воле царского правительства помещиками, а по воле осетинских алдар тагаурскими алдарами. Но и при этом ингуши остаются в этом районе преобладающим населением, и такое положение сохраняется по сей день несмотря на вынужденный под напором добровольческой армии уход оттуда в 1919 году части Ингушей, а также несмотря на все попытки Осетинского Округа, особенно усилившиеся в 1923 году, выжить из этого района ингушское население.
Так, к 1917 году, т.е. к моменту революции:
в с. Ларс: грузин — 2 двора, осетин — 1, ингушей — 1, других наций — 1
ИТОГО: 5 дворов;
в с. Чми: грузин — 3 двора, осетин — 11 дворов, ингушей — 12 дворов, других наций — нет
ИТОГО: 26 дворов;
в с. Балта: грузин — нет, осетин — 5 дворов, ингушей — 26 дворов, других наций — нет
ИТОГО: 31 двор
В 1920 году, т.е., ко времени 2-го прихода Соввласти:
в с. Ларс: грузин — 8 дворов, осетин — 2двора, ингушей — 1 двор, других наций — 1 двор
ИТОГО: 12 дворов;
в с.Чми:
грузин — 7 дворов
осетин — 6
ингушей — 5
др. наций — 1
ИТОГО: — 19 дворов
в с.Балта: Грузин — нет
осетин — 6 дворов
ингушей — 26
др.наций — 1
ИТОГО: 33 двора.
К августу 1924 года, т.е. ко времени распада Горреспублики:
в с. Ларс: грузин — 12 дворов
Осетин — 5 дворов
Ингушей — 1
Др. наций — 1
ИТОГО: — 19 дворов
в с. Чми:
грузин — 5 дворов
осетин — 6
ингушей — 5
др. наций — нет
ИТОГО: — 16 дворов
в с. Балта:
грузин — нет
осетин — 11
днгушей — 29
др.наций — нет
ИТОГО: 40 дворов.

Из всего этого ясно, что, во-первых, землепользование в этих районах находилось и продолжает находиться главным образом в руках ингушей и второе, население в нем преимущественно ингушское, которое, как и проживающие там Дударовы, стремится присоединиться к Ингушской Автономной области. Поэтому становится совершенно не понятным требование представителей Осетинской Автономной области включить Балтинский район в состав Осетинской Автономной области. Такие требования нам более непонятны и абсурдны, что этот район 1) совершенно оторван от Осетии, ближайшие населенные пункты которой, сел. Саниба Санибакского ущелья и с. Кобан Кобанского ущелья, находятся, если считать по прямой линии, на расстоянии 12-16 верст от Военно-Грузинской дороги и к тому же отделены сплошным горным массивом, 2) в смысле расширения земельной площади ее не имеет никакого значения и 3) эти требования базируются исключительно на том, 1 — что Редантско-Балтинский район входил в территорию Осетии и 2 — Военно-Грузинская дорога соединяет Осетинскую Автономную область с Южной Осетией, с которой первая якобы должна объединиться. Принадлежность этого района до революции в административном отношении к Осетии ни в коем случае не может явиться основанием для включения его в Осетинскую Автономную область после революции и при Советской власти. Такого взгляда держались недавно и сами осетинские работники, когда разбирался в Центре вопрос о Лескене и Урухе, принадлежавших при царице Кабарде. Что же касается до того, что Военно-Грузинская дорога крайне необходима для соединения с Южной Осетией, заслуживает еще менее внимания, ибо для осуществления желаний округлить и расширить Осетию ни в коем случае не могут быть забыты или отодвинуты весьма важные и насущные интересы Ингушской народности, несколько лет отражавшей удары казачье-осетинской контрреволюции, также как и интересы закрепления в последней Советской власти. Тем более в этом нет необходимости поскольку Военно-Осетинская дорога является наиболее удобной связью между Северной и Южной Осетией.
А интересы Ингушской Автономной области и политические и хозяйственные, не в пример Осетинской, очень тесно связаны со всем Балтинско-Редантским районом и Военно-Грузинской дорогой.
Помимо фактического пользования Ингушами пастбищными и луговыми землями названного района, помимо наличия в нем преобладающего ингушского населения, Военно-Грузинская дорога, пролегающая через этот район, имеет для Ингушетии громадное значение, хотя бы по одному тому, что эта дорога — 1) является главным и единственным путем связывающим Джераховские и Мецхальские горные общества и горные пастбища общего пользования всего Ингушского народа с плоскостной Ингушетией, 2) территория правобережной горной Ингушетии не кончается на линии ларских земель на левом берегу р.Терека, а тянется вдоль правого берега р.Терека на юг в ущелье р.Кистинки, где имеются лучшие во всей Ингушетии горные пастбища под названием Кистинка, куда единственный удобный доступ только по Военно-Грузинской дороге, 3) остающиеся в горах на жительство горцы Джейраховского и Мецхальского общества имеют свои пахотные земельные наделы на плоскости (в верстах 12 к северу-востоку от г.Владикавказа) и главным путем сообщения для них с этими землями служит также Военно-Грузинская дорога, 4) последняя также является единственным удобным путем сообщения между ингушским населением левобережных хуторов: Льянова, Попова и с.Балта и правобережных хуторов: Мамилова, Томовых, Чернореченского, с.Длинная Долина, Фуртоуг, Джейрах, В. и Н. Эзми, Мецхаль, Ляжг и другие, и наконец, дорога эта имеет жизненное значение для горцев Джейрахского и Мецхальского общества, как единственный удобный путь, связывающий их с культурным и административным Центром — городом Владикавказом.
Этим, в первую очередь, и объясняется та упорная борьба, какую вела горная Ингушетия с момента революции вплоть до 1920 года за этот район. Окруженная со всех сторон, как и плоскостная Ингушетия, казачье-офицерской контрреволюцией, широко поддержанной Осетией, она в течение всего периода гражданской войны, заняв Военно-Грузинскую дорогу, начиная с Ларса и кончая Редантом, вела ожесточенную борьбу, бок о бок с Советской властью, с наступавшей реакцией, и этим еще теснее связала себя с этим районом.
Все это не могло не вызвать и не упрочить в Ингушских массах сознание, что этот район принадлежит только им, конечно, если представители Осетинской Автономной области, только потому, что этот район по воле царских чиновников искусственно был когда-то отнесен к Осетии, считают себя вправе претендовать на него и теперь, то неразрывная хозяйственная связь Ингушетии с этим районом, закрепленная кровью ее сынов, павших в дни гражданской войны в борьбе с белыми бандами и Деникинской армией, выступавших значительное число раз в союзе со значительной частью осетин на защиту Отчизны, дает ингушским массам все права требовать от Советской власти, чтобы он был включен в Ингушскую Автономную Область, и эти права нисколько не умаляются тем обстоятельством, что села Балта, Чми и Ларс, вопреки протесту Ингушского исполкома, ГорЦИКом были временно, впредь до установления административных границ между Осетией и Ингушетией, отнесены в 1923 году к Осетинскому округу.
Из всего этого должно быть ясно, что отторжение от Ингушской Автономной области Балтинского района и присоединение его к Осетии создало бы большие трудности в деле советского строительства Ингушетии, подорвало бы всякое доверие масс к местным работникам и чрезвычайно обострило бы отношения между ингушами и осетинами. Есть еще одно очень важное обстоятельство, говорящее о целесообразности присоединения района Военно-Грузинской дороги к Ингушетии — это интересы спокойствия Военно-Грузинской дороги. Один факт, что последняя облегается ингушскими аулами и легко доступна со стороны Ингушетии, говорит уже о том, что спокойствие на ней может быть обеспечено только административными органами Ингушской Автономной области.
В силу всех изложенных выше соображений мы решительно настаиваем на отнесении к Ингушской Автономной области сел Балта, Чми, Ларс, вместе с Военно-Грузинской дорогой.
Заканчивая на этом настоящую докладную записку, мы считаем необходимым указать на всю неотложность быстрейшего установления твердых постоянных границ и, особенно в этом районе, между Осетией и Ингушетией.
Благодаря начавшимся преследованиям ингушей, живущих в Балте, со стороны председателя местного Ревкома, угрозам по адресу осетин и грузин, изъявивших желание присоединиться к Ингушетии, наконец, чисто погромного выступления землемера Абаева против ингушей там создалась напряженная атмосфера чреватая большими осложнениями.
Что же касается Редантского района, состоящего из хуторов исключительно с ингушским населением — Редант, Льянова и Попова, со всеми частновладельческими участками, то об основаниях обязательности его оставления в составе Ингушетии говорить не приходится.
Трудовое ингушское население издавна осело здесь и земли бывших частновладельческих участков этого района, с утверждения земорганов, в порядке социалистического землеустройства, переданы этому населению. Земли эти, бывшие когда-то помещичьими, перекупались трудовыми ингушами горных обществ Джерахского и Мецхальского, начиная с 1884 г. и к 1916 г. ими было скуплено 1476 десятин, по преимуществу, земель сельскохозяйственного назначения с лесами. Редантский район находясь у самого выхода Военно-Грузинской дороги из ущелья реки Терека на плоскость, как бы замыкает вход в это ущелье, являлся и является основной базой охраны Военно-Грузинской дороги до границ с Грузинской Республикой, как показал опыт гражданской войны.
Поскольку в силу вышеуказанных условий не может быть речи об отторжении от Ингушетии Редантского района, как это проектирует Осетия, поскольку для целостности охраны района этой дороги — Балта-Чми-Ларс, не представляющего ценности в сельскохозяйственном отношении, необходимо в интересах большого политического и экономического его значения для Ингушетии, объединить в одно целое с Редантским районом.
В частности, претензии Осетии на бывшие частновладельческие садовые участки — Уланова, Зейдлица и Мамацева, расположенных в северовосточном углу Редантского района Ингушетии, совершенно не имеет под собой никакой почвы. До революции эти сады принадлежали русским гражданам, а по смежности с ними с южной стороны имелись и имеются сейчас мелкие ингушские трудовые сады граждан братьев Джамбулатовых, Гулиева Эльмурзы, Льянова, Зориевых и др., что касается осетинских прав на эти сады, то к ним никакого касательства никогда ни один осетин не имел ни до революции, ни после нее. Если Осетия свои притязания на эти сады основывает ссылкою на фактическое использование ею этих садов в течение последних 2-х лет, то это использование было самозахватническое: Горнаркомземом никогда эти сады не передавались Осетинскому округу и числятся до сих пор в фонде Горнаркомзема (что видно из прилагаемой копии коллегии ГНКЗ от 11 мая 1923 г. за №20). До распада Горской Республики Ингушский Округ полагал, что эти сады, как находящиеся в фонде Наркомата Земледелия ГССР, состоят в пользовании Осетинского Окрисполкома на арендных началах. Сады эти, будучи с четырех сторон окружены землями Ингушетии, а именно — с востока, юга и запада и только с северной стороны примыкая к черте городских земель, а от ближайшей границы Осетии находясь в расстоянии около десяти верст через полосно, естественно составляют неразрывную часть Ингушских земель Редантского района, в свою очередь составляющего неотъемлемую часть Ингушской области. Следующая заявка Осетинской Автономной области на участки Монастырский, Итальянский, Газданова и Шанаева, а также сады второй и третьей группы также ни на чем не обоснована. За много лет до революции ингуши-горцы главным образом Мецхальского общества, в поисках утоления земельного голода, покупали в этом районе земельные участки размером от одного до трех и более десятин. Так как земли этой было недостаточно под полеводство, то эти горцы каждый на своем купленном участке насадили фруктовые сады и возвели хорошие жилые и хозяйственные постройки. Таким путем образовалась группа садов под названием Второй и Третьей группы.
Эти же горцы-переселенцы ежегодно, как для себя, так и для своих родственников, спускавшихся с гор к посевному сезону, арендовали земли на соседних частновладельческих участках, Монастырском и Итальянском через ингушей, живших на этих участках в качестве охраны, также как арендовали их на двух соседних мелких участках — Шанаевском и Газдановском.
Женский монастырь, которому принадлежал участок под названием "Монастырский" и "Итальянский" хуторок, которому принадлежал участок под названием "Итальянский", за недостатком сил и средств не могли сами обрабатывать все свои земли и сдавали их в аренду ингушам. Так продолжалось до революции и после революции вплоть до 1919 года, пока эти ингуши потерпев в 1919 году поражение в борьбе с добрармией, спасая свою жизнь, не ушли в горы. После их ухода имущество их было расхищено осетинами, примкнувшими к добрармии, дома и постройки разобраны, а сады срублены.
Здесь необходимо указать, что снос построек осетинами Ольгинского села продолжался вплоть до 1923 года, несмотря на все протесты Ингушского Исполкома. Естественно, что ингуши после такого разгрома не могли восстановить свои разгромленные хозяйства и вернуться на старые места. Но несмотря на это аренда и пользование участками — Монастырским, Итальянским, Шанаевским, Газдановским и землями садов 2 и 3-й группы находились фактически, как и до революции, вплоть до 1923 года в руках ингушского населения, а часть Монастырского и Итальянского участка к востоку от Ольгинской дороги, по проекту межселеннего землеустройства 1923 года, утвержденного Коллегией ГНКЗ от 14-IV-1923 года, даже состоит в юртовых наделах хуторов Баркинхоева, Ахушкова и Чермоева. На всех оспариваемых Осетией участках никогда не было трудового землепользования осетинского народа, а потому захватническая политика, один из излюбленных приемов Осетии в земельных вопросах, ни в коем случае не может служить основанием для присоединения этих участков к ней, тем более, что в случае отхода этих земель к Осетии, ингушские хутора Ахушкова, Баркинхоева и Чермоева, согласно вышеупомянутому проекту межселеннего землеустройства, имеющее в своем пользовании половину земельных участков Монастырского и Итальянского, остаются без земли и компенсировать эти хутора вблизи, не только по смежеству, но и черезполосно Ингушетия не может, за неимением фондовых земель ближе 50-60 верст и то в безводном первом районе, откуда граждане бегут за отсутствием воды и в силу систематических неурожаев. Указание же Осетинской АО, что эти участки ей необходимы для увеличения земель Михайловской Колонии неверно и это видно хотя бы из того, что Осетинский Округ хотел основать на этих землях новый поселок "Кермен". Но даже если это было бы и так, то увеличение земель Михайловской Колонии может быть произведено с таким же успехом за счет земель близлежащих осетинских аулов, как например, Ольгинского, имеющего душевую норму в 2,68 дес, в то время как ингушские аулы не только в этом районе, но и во всей третьей волости, имеют только по одной десятине на душу, согласно проекта межселенного землеустройства, утвержденного ГНКЗ 14-IV-1923 г.
На основании вышеизложенного и принимая во внимание, что земли этих оспариваемых пяти участков, площадью 345 дес. до 1923 года постоянно находились в трудовом пользовании ингушского народа и расположены не только по смежеству с землями Ингушской области, но почти половина их в данный момент на законном основании (проект межселенного землеустройства) находится в юртовых наделах Ингушских хуторов Баркинхоева, Ахушкова и Чермоева и что с отходом этих земель должны выселить уже десятки лет существующие 3 названных выше хутора, которые так же как и вся Ингушетия в 1919 году упорно боролась за Советскую власть, Ингушская АО настаивает на включение в ее состав всех пяти бывших частновладельческих участков Монастырского, Итальянского, Шанаевского, Газдановского и садов 2 и 3-й группы.
Далее, поскольку леса составляли общее государственное достояние, постольку Осетия и Ингушетия в вопросе о своих общих границах доходя с юга до Курпской лесной дачи, считают здесь законченным свое смежество.
В настоящее время с открытием работ по выделению лесов местного значения и необходимости положения областных границ через лесные массивы, естественно возникает вопрос о разграничении между соседними, примыкающими к лесу областями, о разграничении Курпской лесной дачи, почему Ингушская область вносит на утверждение Комиссии проект областных границ этой дачи. Как видно из прилагаемого чертежа Курпская лесная дача, в восточной своей части, начиная на юге от тригонометрического пункта "Курп" (расположенного в верховьях реки Курп) и далее на восток до восточной своей оконечности, расположена к северному скату горного хребта; который своей вершиной служит северной границей юртового надела Осетинского селения Владимирского (Батако-юрт), Ингушских бывших частновладельческих участков Мальсаговых, смежных с наделом Ингушского селения Долакова. На востоке названная лесная дача граничит с юртовым наделом селения Сагопши (Ингушского); на севере — с наделами селения Пседах и селения Кескем, вплотную подходя к этим последним селениям, затем на северо-западе граничит с Ингушскими землями бывших участков Базоркинских и Кусовских, составляющих фактическое трудовое пользование Ингушских Кескемских хуторов и так доходит до реки Курпа, где река Курп, на северной опушке Курпской лесной дачи является границей между Ингушетией и Малой Кабардой (надел с. Исламова); западнее реки Курп на протяжении около семи верст, Курпская дача граничит с Малой Кабардой смежно с наделом Исламова, а в остальной своей части она окружена землями Осетии, включая до первоначально упомянутого тригонометрического пункта "Курп".
Считаясь с исторически сложившимся тяготением населения к Курпской лесной даче, обусловленному географическим положением населенных пунктов и дачи и топографией местности, Ингушетия считает необходимым утверждение областных границ по смежеству с Осетией в районе Курпской дачи по следующим линиям: 1) областная граница, идущая с юга по границе юртовых наделов с.Долакова (Ингушетия) "Д-3" и с.Батакоюрт (Осетия) "Б-7" , подходит к южной границе Курпской дачи у Юго-Западного углового пункта участка "М-3", "Б-5", поворачивает здесь на запад, идя вершиною хребта, служащей северной границей юртовых земель Осетинского селения Батакоюрт (Б-7), расположенного к югу от этой линии в 6 верстах и южною границей лесной дачи, тянущейся по северному скату этого хребта.
Пройдя на запад и юго-запад по хребту верст 7, граница подходит к тригонометрическому пункту "Курп". Здесь граница Ингушетии и Осетии сходит с хребта в северо-западном направлении по реке Курп, берущей начало у вышеназванного тригонометрического пункта и в указанном направлении пересекает Курпскую дачу, выходя из леса между надельными землями хутора Кусова (Ингушетия) и с.Исламова (М.Кабарда).
Из общей площади Курпской лесной дачи в 11079 дес. Ингушским проектом границ Ингушетии отводится 4300 дес. лесной площади, которая более чем на 2/3 состоит из кустарниковой поросли по порубке, произведенной за последние годы.
На представленный Иналуком Гайтиевичем Мальсаговым проект границы свое видение предлагает в объяснительной записке в Центральную Комиссию по разделу Горской Республики Осетинская сторона к вопросу об установлении границ между Северо-Осетинской и Ингушской автономными областями: "Приступая к разрешению вопроса об установлении границ между Осетинской и Ингушской Областями надлежит прежде всего в кратких словах остановиться на степени земельного обеспечения той и другой области.
В процессе революции Ингушетия путем выселения казачьих станиц и прирезок из Сунженского Округа увеличила свой земельный фонд на 30 000 десятин, чем доведен душевой надел на плоскости до 1,98 десятин удобной земли. Осетия же потеряла из своего трудового земельного фонда многие тысячи десятин земли, отошедшие к Кабардинской Области, поселила на своих трудовых землях многие тысячи беженцев из бывшей белой Грузии, Кабарды и других мест, а также урезала на 25 000 десятин плоскостные наделы для удовлетворения безземельных горцев, стихийно спустившихся с гор и потребовавших от Советской власти земли на плоскости, как единственного средства спастись от голодной смерти. Вследствие этого душевой надел плоскостной Осетии уменьшен до 1,29 десятин.
При таких условиях всякая попытка дальнейшего отторжения из Осетинской Области земельных угодий в сторону Ингушетии представляется совершенно немыслимой и может вызвать тяжелые последствия. Помимо указанного положения, которое должно быть положено в основание разрешения вопроса о границах притязания Ингушетии не имеют оснований ни экономических, ни жизненно-практических.
Осетинская Автономная область, проектируя границы со стороны Ингушетии, кладет в основу своих соображений исключительное желание достигнуть установления таких очертаний двух вновь народившихся национальных объединений, которые в равной степени для обеих сторон отвечали бы вкоренившимся в сознание народных масс взглядам и исторически сложившимся освоениям своих территорий. Только путем обоюдного удовлетворения обеих сторон не будут нарушены дружественные отношения двух соседних народностей, при котором будет возможно дружественное сожительство соседних национальностей.
Единственно отвечающей интересам и чаяниям населения, по мнению Осетинской Области, являлась бы граница, проложенная в следующем порядке:
Начиная с юга, от границы Грузии (Дарьяла) и до земель города Владикавказа границею должна служить река Терек. На протяжении всей истории Осетии и Ингушетии границею между ними служила здесь эта река. Изменение границы в этой части будет означать нарушение прав одной из национальностей. Только оставлением здесь освященной веками прежней исконной границы реки Терек совершенно одинаково были бы обеспечены интересы обеих сторон.
На этой точке зрения единогласно (за исключением голосов Ингушских представителей), стояли все члены Особой междуведомственной комиссии по установлению границ между Осетинским и Ингушским Округами в 1923 году.
Представители Ингушетии предлагают установить в этой части границы не по Тереку, а по хребту, расположенному на территории Осетии. Таким проложением должна отойти часть горной Осетии в Ингушетию. Мы не видим в таком проекте никакого основания. Наоборот, подобным проложением в корне нарушаются принципы национальной политики. Главнейшая ошибка, которая будет сделана таким подходом, заключается в том, что от осетинского народа будет отторгнута площадь в 8000 десятин.
Для ингушей эта площадь особой ценности не представляет, так же как их не могут интересовать пастбища и сенокосы этой полосы, ибо в горах Ингушетии этого рода угодий имеется на душу 10,35 десятин, не говоря уже о том, что земельная обеспеченность Ингушетии значительно выше, нежели в Осетии, как указывалось выше.
Другой нужды изменять границу также нет.
Дорожными путями горная Ингушетия обеспечена вполне. Она имеет связь с г. Владикавказом двумя дорогами, идущими по территории Ингушетии: одна через бывшую ст. Тарскую (ныне с.Ангушт) и другая по правому берегу Терека.
Расположенные по правому берегу Терека ингушские хутора: Чернореченский и Длинная Долина имеют связь с плоскостной и горной Ингушетией исключительно дорогами на том же берегу Терека.
Нельзя упускать из виду того важного обстоятельства, что тех многочисленных селений, которые мы видим населенными на старых картах, в горах Ингушетии теперь не существует, так как после поселения горцев на землях бывших казачьих станиц, в горах всей Ингушетии остается лишь 3800 душ.
Если на левом берегу Терека на территории Осетии и проживает ничтожное количество ингушей, то это явление случайное. Ингуши поселились здесь самовольно во время революции, когда из сел. Балта, под опасением разгрома, бежало 40 дворов осетин. От селений Балта, Чми и Ларс ведут дороги, связывающие все селения горного Тагаурского общества Осетии с Военно-Грузинской дорогой. Весною, когда горные реки Кобанского ущелья переполняются, единственными путями для жителей являются дороги, ведущие к Балте, Чми и Ларсу, через которые они могут иметь доступ на плоскость.
Проживающие несколько ингушских дворов в Редантском районе, также не могут составлять значительного повода для отнесения этого района к Ингушетии, чем создается уродливое вклинивание.
При установлении границ немыслимо задаваться целью проложить их таким образом, чтобы на каждой территории не осталось ни одного жителя другой национальности. В Кабарде есть села чисто осетинские, есть на 50 процентов населенные осетинами. Проживают осетины и в пределах Грузии отдельными селениями. Отчего же не может находиться в составе Осетии ничтожный клочок земли, заселенный несколькими дворами ингушей, как Редантский участок или селение Балта, которое заселено ингушами. Есть ли из-за этого надобность создавать искусственные, нежизненные границы.
Но главнейшая тяжесть последствий, которые будут вызваны проложением границы по проекту ингушей, заключается в том, что осетинский народ должен уменьшить площадь своих земель. Многолетние ожидания Осетии получить земельное удовлетворение закончилось тем, что смягчить земельный голод возможно лишь путем выселения части населения за пределы Осетии, т.е. идти на такой шаг, который коренным образом противоречит политике национальных объединений. Земли, которые имел осетинский народ в Кабарде, им безвозвратно потеряны. Претензии, предъявленные к Кабарде на эти земли остались без удовлетворения. После всего этого, если осетинскому народу еще придется отдать часть своих земель Ингушетии, то недовольство осетин можно себе отчетливо представить. С первых же шагов автономности создастся сильнейший антагонизм, который гибельным образом будет иметь отражение на всех сторонах жизни двух народностей.
Оттого, что несколько ингушских семей останутся в пределах Осетии для ингушского народа ущерба не создается, но когда будет произведена отрезка от осетин, ожидавших многие годы прирезки, то понятно насколько в политическом отношении это явится вредным.
Всякая отрезка, хотя бы и не ценных земель вызовет сильное возмущение со стороны осетинского населения и послужит к сильнейшему дискредитированию деятельности партийных и советских работников.
На основании приведенных соображений Осетинская Автономная область решительно настаивает на оставлении границы в южной части до земель г.Владикавказа по реке Терек.
Что касается группы бывших частновладельческих участков "Итальянский", "Монастырский" и другие, то Осетинская Область, учитывая, что ничтожная площадь, которую они занимают (340дес), не может сколько-нибудь заметно влиять на общее земельное обеспечение Осетии или Ингушетии, но в этом месте, как в Пригородном районе имеет значение в решении вопроса два обстоятельства: первое — это выпрямление границ и второе — пути сообщения. С отнесением этой группы участков к Ингушетии создалось бы вклинивание ингушской территории в осетинскую и этим самым часть дороги крупного движения, идущей через осетинское селение Ольгинское в г.Владикавказ, оказалась бы на территории Ингушетии. Охрана дороги перешла бы частью в руки ингушей, проезжают же по ней исключительно осетины. Создается недопустимое положение, равносильное полному закрытию дороги. Кроме того, земли эти являются единственным фондом для смягчения острого малоземелья прилегающей немецкой колонии Михайловской, душевой надел которой не превышает 0,5 дес. Вместе с тем нет и никаких оснований у ингушей притязать на эту группу участков. Если в числе частных собственников и находились до революции несколько богатых ингушей, то они получили полное земельное удовлетворение с прочими земледельцами ингушами. В этом районе из территории Осетинского Округа уже перешли после революции к Ингушетии частновладельческие участки. Поэтому Осетинская область находит необходимым отнести эту группу участков к Осетии как находившуюся всегда в Осетинском Округе и проложить здесь границу по Восточным межам участков Итальянского и Монастырского.
В части установления границ по смежеству с землями г.Владикавказа необходимо принять во внимание следующее. В 1920 и 1921 годах промышленность города Владикавказа находилась в полном упадке. Весь рабочий элемент города, а также нахлынувшие беженцы из голодных губерний, были устремлены в то время к земле. Квартировавшие в городе войсковые части также требовали предоставления выгона для выпаса своего скота и огородов для обработки. Учитывая нужды, которые вследствие этого испытывал город в земле, Осетинский Окружной Земотдел пошел ему навстречу и вырезал от селения Гизель 495 дес. пахотной земли. Эти 495 дес. являлись единственным местом, во всем Гизельском юрте, годным для культуры картофеля, но, тем не менее, Осокрземотдел пошел на эту болезненную для гизельцев меру, единственно учитывая нужду городского пролетариата и частей Красной Армии и голодающих беженцев.
В настоящее время, когда промышленность города стала на ноги, рабочие к земле тяги не имеют, так как находят приложение своему труду в промышленности, и прежняя нужда города в земле миновала.
Между тем, чисто земледельческое население с Гизель испытывает острый недостаток в пахотных угодьях, поэтому город должен возвратить ту землю, которая была ему прирезана от Гизели. В целях же установления наиболее удобных в смысле землепользования границ Осетинская Область считает целесообразным вырезать из городских земель площадь, компенсирующую прежние 495 дес, проложив в западной части границу прямой линией от юго-восточного угла б. Гизельского юртового надела в северо-западном направлении до углового пункта Гизельской межи, находящегося на юго-восточной границе участка X-I.
Кроме того, Осетия считает справедливым вновь устанавливаемыми границами отнести группу садовых участков к Осетинской Области, изъяв таковые из ведения города. Все перечисленные участки в прежнее время входили в состав Осетинского Округа и только со времени революции эти сады поступили как национализированные в ведение города. До настоящего времени, когда город Владикавказ входил в состав Горской Республики, вопрос об этих садах поднимать не было надобности, но теперь ввиду выделения города в самостоятельную единицу Осетия считает справедливым передать ей эту группу участков. Сады эти имея промышленное значение могут служить подкреплением скудных ресурсов Осетинской Области. Город же при своей значительно широкой промышленности не понесет от этого никакого ущерба для своего хозяйства. Вместе с тем в этой части будет также спрямлена граница, приняв форму наиболее отвечающую удобствам землепользования, уничтожая существовавшее вклинивание. Таким образом, в районе описанной группы садов граница должна пройти начиная от юго-западного угла участка С-5 на восток по южной меже этого участка до юго-восточного угла его и далее по восточным межам этой группы участков на север. Далее от этой точки необходимо провести прямой линией на юго-восточный угол участка Монастырского с целью уничтожения северного клина городских земель, врезающегося между землями Осетии и Ингушетии. Уничтожение этого клина путем изъятия его из пользования города, признается целесообразным самими представителями города.
Что же касается вопроса о землях по реке Курп, выделенных согласно постановлению ВЦИКа в пользу б. Горской Республики, а также землях так называемой Алханчуртской долины, то таковой должен рассматриваться особо вне зависимости от установления границ.
Осетинская Область считает эти земли общим земельным фондом, подлежащим распределению между Осетией и Ингушетией в зависимости от степени обеспеченности землей той или другой стороны".

В объяснительной записке к проекту установления административных границ между Автономным Сунженским округом и Ингушской Автономной областью, составленной Землеуправлением Автономного Сунженского округа говорится:
"Для приведения в исполнение постановления ВЦИК от 7.07.1924 года "Об упразднении Горской ССР" расчлененной по национальному признаку и установлении границ между Сунженским Автономным Округом и Ингушской Автономной областью, Земуправление Сунженского округа полагает целесообразным установить между вышеуказанными административными единицами окружную границу, установленную Смешанной Комиссией при бывшем Горнаркомземе, утвержденную ГорЦИКом от 5.05.1923 года №25 и проложенную уже в натуре, но с нижеследующими изменениями:
1) для удовлетворения потребностей в строительном материале станиц Сунженского округа необходима прирезка леса за проложенной окружной границей в 1923г. прежде входящего в большей своей части в надел станицы Фельдмаршальской Сунженского Округа, а поэтому необходим отвод участка в количестве около 1000 дес. С изменением границы от пункта обозначенного под названием "Волчьи ворота", при южном угле дачи надела станицы Нестеровской прямой линией границу проложить в северо-западном направлении на пункт называемый "Гора недоступная", находящийся на северо-западном углу дачи бывшего Терского Казачьего войска, откуда прямой линией в западном направлении по продолжении линии и между пунктами "Санун" и "Недоступная" до реки Ассы и далее границу установить вниз по течению р. Ассы до её встречи с установленной окружной границей. Отграничиваемый вышеописанными линиями к Сунженскому Округу лесной участок находится в общегосударственном фонде и при установлении окружных границ, как лес общегосударственного фонда не принимался во внимание.
2) В южной части надела ст. Карабулакской на правой стороне р. Сунжи границу установить по первому постановлению ГорЦИК, т.е. старую административную границу Сунженского отдела, так как, во-первых, подвигать границу к самой станице не целесообразно, а во-вторых площадь участка в 106 дес. находилась в постоянном трудовом пользовании граждан ст. Карабулакской Сунженского Округа и, в-третьих, приближение границы под станицу создало уже массу недоразумений на почве как ограблений, так и других причин. В остальном же установленную границу между Сунженским округом и Ингушетией в 1923 году оставить без изменений.
Что же касается претензий со стороны Ингушской Автономной Области за земли Сунженского Округа за проложенной окружной границей, утвержденной ГорЦИКом от 5.05.1923г. №25, то таковые Сунженское Окрземлеуправление считает не заслуживающими внимания по нижеследующим данным: землепользование ингушей ни в какой форме и никогда не простиралось за проведенную окружную границу и с проведением таковой в пользу Ингушетии из Сунженского Округа отграничена даже около 8602 дес. пашни (в районе станицы Ассинской 903 дес, ст. Фельдмаршальской — 299 дес, ст. Слепцовской и Нестеровской — 250 дес, Троицкой — 1100 дес, ст. Карабулакской — 2590 дес. и ст. Вознесенской — 1462 дес.) бывшие в трудовом пользовании населения станиц Сунженского Округа и никогда не сдававшихся казаками в аренду. Кроме этих земель Ингушетии передано по праву прежней аренды около 1600 дес. пашни и сенокоса. Надельный лес с полянами, а также кустарник по сенокосу станиц Сунженского Округа при отграничении их в Ингушетию в расчет не принимался и значительная часть их попала в границы Ингушетии без всякого учета. Начиная с 1920 года для удовлетворения землей Ингушетии Управлением Землеустройства Горнаркомзема производилось несколько ежегодных повторных отрезок без землеустроительного плана работ, без учета населения, таксации земли и съемки ее и вследствии того, что эта отграничиваемая земля часто оказывалась излишней для селений Ингушетии, то граждане этих селений сдавали ее в аренду и принимали к себе на жительство других ингушей из многоземельных районов Ингушетии (как пример можно указать хутора Бамут и Алхасты с населением из Кескемского района). С проведением же окружных границ между Сунженским и Ингушским Округом в 1923 году Ингушетия, получая значительную прирезку от Сунженского Округа, таковыми границами была вполне удовлетворена и предоставленные ей 350 дес. земли ни один покосный сезон в 1922 г. на местности называемой "Лычевый Курган" обещала освободить, признавая целесообразным оставить их за Сунженским Округом, так как 350 дес. покоса отделяются от ингушских селений лесным массивом. В настоящее время лес в пределах Сунженского округа, как бывший надельный признан лесом местного значения и передан населению Сунженского Округа, так что вопрос об оставлении в этой части для Ингушетии 350 дес, как вкрапливающихся в земли казаков, сам собой отпадает и тем более в условиях Горской особенности. Во всех же прочих участках, на которые претендует Ингушетия не было даже и временного пользования. Отвод земель в южной части Сунженского округа лишил прилегающие станицы лучших частей земельных наделов и не дает возможности удовлетворить землей нужду этих станиц из наделов соседних станиц, расположенных по реке Сунжа, так как наделы последних станиц тянутся длинною (около 25 верст) узкой полосой от станиц на север через безводную Алханчуртскую долину и если в дальнейшем в южной части округа отрежут для Ингушетии хотя бы незначительную площадь, население южных станиц Сунженского Округа придется удовлетворять землей черезполосно со станицами по реке Сунжа за 25-30 верст в безводной Алханчуртской долине.
На претензию Ингушетии на надельную землю станицы Карабулакской Сунженского Округа с западной стороны, нужно отметить, что эти земли фактически используются населением ст. Карабулакская и дальнейшее передвижение границ на восток лишит возможности использовать северную часть надела станицы, расположенную за хребтом гор в безводной долине, так как река Ачалук доходит своим течением только до установленной прежде границы округа. В районе ст. Вознесенской Сунженского Округа претензия Ингушетии также не основательна, так как к этому району примыкает многоземельный Кескемский район Ингушской автономной области, и ингуши здесь не только не распространяли своего пользования на казачьи земли, но даже не использовали своих. Производя отграничение участков Старицких площадью 135 дес. в пользу Ингушетии, тем самым лишают казачье население пользоваться имеющейся там водой, что очень важно для безводного Вознесенского района в условиях Горской особенности.
На претензию представителя Северной Осетии в распределении земельного фонда Алханчуртской долины, находящегося в пределах Сунженского Округа, нужно прежде всего отметить, что такового фонда никогда не существовало и часть Алханчуртской долины, расположенной в Сунженском Округе (долина простирается на восток в Чечню и на запад в Ингушетию) представляет из себя северную часть наделенных земель ст. Слепцовской, Троицкой, Карабулакской и южную часть надела ст. Вознесенской, до революции запахиваемых населением этих станиц и если со времени революции население этих станиц в силу многих причин не запахивало их полностью, а использовало как сенокос, но во всяком случае нельзя считать их фондами Горской Республики.
Население Сунженского Округа исключительно занимается сельским хозяйством и перспектив к развитию промышленности, кроме переработки продуктов сельского хозяйства, в дальнейшем мало. Так как округ расположен в полосе засушливой с бедной почвой, то урезка земли для Ингушетии с более богатой почвой и влажным климатом может лишить Сунженский Округ основного источника средств к существованию.
На основании существующих законоположений в РСФСР и приведенных в настоящей записке доводов Сунженское Земельное Управление надеется на разрешение этого вопроса путем оставления уже проведенных окружных границ с прирезкой леса и закреплении 106 дес. земли в районе ст. Карабулакской.
Однако, столь подробные объяснительные записки сторон, заинтересованных в разделе Горской Республики, не способствовали скорейшему решению проблем установления административных границ, а наоборот, усугубили положение, переложив рассмотрение этого вопроса очередной комиссии.
Последнее заседание Центральной Комиссии Извекова было посвящено попытке разрешить проблему селения Балта. Заслушав предложения представителей Ингушского Ревкома об изъятии сел. Балта из административного управления Осетии и передачи его в ведение Ингушетии и предложение члена Крайисполкома Карклина: «Организовать в сел.Балта смешанный ревком следующим образом: председатель ревкома — осетин, заместитель его — ингуш, 3-й член ревкома — грузин, оставив в административном подчинении у Осетинской Автономной Области. Кроме того, предложить Осетинскому и Ингушскому Ревкомам принять все меры к устранению недоразумений, о которых было заявлено представителями Ингушетии», комиссия приняла и утвердила предложение Карклина.
Однако, представители Ингушетии И. Мальсагов и И. Зязиков вносят в соответствии с Инструкцией особое мнение следующего содержания: «Соглашаясь с предложением тов. Карклина — представителя Крайкома — перенести вопрос об установлении административных границ и разрешении земспоров между автономными областями Осетии и Ингушетии с Сунженским Округом и г. Владикавказом в центр, мы представители Ингушской автономной области категорически возражаем против даже временного оставления сел. Балты, как это предлагает по формальным причинам тов. Карклин и Извеков — представитель ВЦИКа в Осетинской Автономной Области и настаиваем на включении его в Ингушскую автономную область и назначения там Ревкома в составе: одного ингуша, одного осетина, одного грузина. Основание к этому следующее: 1) Селение Балта преимущественно населено ингушами, требующими включения их в Ингушскую Автономную Область; 2) Селение Балта с момента революции вплоть до 1923 года управлялось Ингушским округом; 3) При установлении ГорЦИКом в 1923 году временных административных границ сел. Балта было отнесено к Осетинскому Округу вопреки протеста Ингушского Округа; и 4) Благодаря провокационным выступлениям землемера Абаева, призывавшего к изгнанию ингушей из всего Балтийского района, недопустимому поведению председателя Балтийского Ревкома по отношению к проживающим там ингушам и усиленной работе, ведущейся среди осетин и грузин Балтийского района сопровождающейся угрозами по адресу грузин выселить их в случае несогласия их присоединиться к Осетии, в сел. Балта создалась напряженная атмосфера, перекидывающаяся и в другие Ингушские районы и чреватая осложнениями — отношений между ингушами и осетинами».
В адрес членов ВЦИК Извекова и Карклина поступило заявление уполномоченных граждан сел. Ларс, Чми, Балта и Редантского района А.Хутиева, Э.Льянова, Э.Томова и Б.Цицкиева: «Приводя нижеследующие основания, мы, нижеподписавшиеся представители, обращаемся к Вам с убедительной просьбой о признании нашего района за Ингушской Автономной областью.
1. Местность, населенная нами, прилегает к Военно-Грузинской дороге и является стратегическим пунктом для всего края, а потому во всех исторических войнах служила ареной наиболее кровавых столкновений. В период гражданской войны все усилия контрреволюционных банд Соколова, Беликова и Деникина были направлены на эту местность, но мы все, от мала до велика, отрезанные отовсюду, без какой-либо помощи со стороны стали на защиту священных заветов Ленина, несмотря на гибель многих наших сынов и братьев в неоднократных сражениях отстояли ее и тем спасли жизнь десятков тысяч красноармейцев и их комсостава. Очевидцами этой непосильной, но победной борьбы являются товарищи Орджоникидзе, Фигатнер Цинцадзе, Квиркелия, Ливандовский и многие другие.
2. Громадным большинством живущих здесь являемся мы — ингуши. Нас приблизительно 750 душ: если сюда прибавить полуингушей Дударовых, Кундуковых, Кубатиевых, сражавшихся бок о бок с нами, сроднившихся с нами, то получится круглая цифра около 1000 душ.
Неоднократное заявление грузин, живущих в Ларсе, о их желании перейти в Назрокруг дает нам уверенность, что и они с радостью присоединятся к нашему голосу. Осетин же здесь живущих всего около 200 душ; т.е. в пять раз меньше.
3. С начала революции вся эта местность считалась за ингушами, и только месяцев 10 тому назад третья часть этого района совершенно непонятным образом была перечислена за Владокругом.
4. За десятки и сотни лет нашей жизни в этом районе, родном нашем, труды многих поколений вложенный на создание образцовых хозяйств и вообще на улучшение этой местности — каналы, дороги и так далее.
5. Переход дороги к осетинам отрежет Ингушетию от горных пастбищ.
6. Охрана дороги, что является одним из важнейших моментов, может нести только тот, кто сроднился с ней, кому дороги ее интересы, на кого можно рассчитывать в тяжелые времена, а наше прошлое в достаточной степени говорит за нас. О какой-либо охране со стороны осетин не может быть и речи, ибо они совершенно отрезаны от нее.
Мы верим, что местность, освященная нашею кровью в защиту дела пролетариата, не будет Соввластью отнята от нас. Все права на нее имеем мы, и только мы».
Здесь же были утверждены окончательные списки домов города Владикавказа, подлежащих передаче автономным областям. На этом Центральная Комиссия посчитала, что ею разрешены все вопросы, подлежащие обсуждению и работу комиссии считать законченной, хотя протокол заседания не подписали члены этой комиссии, представители Ингушского Ревкома Иналук Гайтиевич Мальсагов и Идрис Бейсултанович Зязиков.
По итогам работы комиссии член крайисполкома, председатель Терского окружного исполкома Карклин направил письмо в Юго-Восточный крайисполком в котором говорится: «Направляю Вам материалы Центральной комиссии по разделу имущества бывшей Горской Республики, где я участвовал в качестве представителя Края, на основании телеграфного предписания тов. Позерн.
Все вопросы разрешены единогласно, кроме границ и организации временного Ревкома в Балте, т.к. вопросы границ вообще на практике редко разрешаются единогласно (наша комиссия считалась Паритетной), вследствие этого нам пришлось эти вопросы оставить для другой комиссии.
О Ревкоме. При особом мнении остался Ингушский Ревком, желая, чтобы ему уже теперь была бы передана вся власть в Балте.
В итоге прошу принять следующие решения:
1) одобрить проделанную работу,
2) просить ВЦИК срочно создать комиссию из представителей центра и края по рассмотрению и разрешению вопросов о границах.
3) предложить Окрвоенкому т. Муралову освободить занимаемые помещения, которые необходимо отвести под учреждения и школы.
4) пришлось обследовать первый Ингушский район для того, чтобы убедиться насколько он пострадал от засухи. В итоге имею следующие определения: кукуруза погибла на 2/3. Помощь в семенах и в мелиоративном кредите крайне острая. Вношу предложение поручить комиссии по борьбе с засухой обсудить и принять ряд мер помощи».
Жизнь в Ингушетии продолжалась. Своевременно созывались заседания Президиумов и Пленумов Ревкома автономной области под председательством Иналука Мальсагова, на которых рассматривались важные социально-экономические и политические вопросы.
На Пленуме областного ревкома 1 октября 1924 года были утверждены планы работ на 1924-25 год, представленные Ингпланом, где предусматривалось по здравотделу — устройство в Джейрахе Дома отдыха, организация курорта.
В дорожном строительстве по дорогам областного значения был утвержден план постройки дороги: — Тодзын-Юрт-Мужичий — хутор Датых протяженностью 18 верст, признав ее имеющей крупное экономическое значение ввиду того, что она связывает районы месторождений соли, нефти, угля и других ископаемых, а потому послужит к развитию промышленности Области;
— Владиквказ-Длинная Долина-Мецхал, протяженностью 17,5 верст, признав эту дорогу необходимой как ввиду ее экономического значения, так и вследствие соображений обеспечения местному населению безопасности от дикого воинственного племени — хевсуров, проживающего в пределах границ Ингушетии с Грузией и причиняющего большие убытки соседнему ингушскому населению своими набегами, сопровождаемыми грабежами и убийствами;
— Владикавказ-Базоркино-Ачалуки, признав ее необходимой как магистраль и одну из крупнейших дорог, связывающих между собой наиболее населенные пункты Ингушетии.
По рапорту председателя Назрановского окружного ревкома о снятии с должностей председателей сельских ревкомов за различные недостатки в работе были освобождены: председатель ревкома сел. Гамурзиево Костоев и на его место назначен Мартазанов М.М.; предревкома селения Барсуковского Ужахов и на его место назначен Хабриев Гойсултан; предревкома с. Сурхахи Хамхоев и на его место назначен Куртоев Ахмет; предревкома селения Альтиево — Хаштыров был освобожден по болезни, на его место назначили его заместителя Мальсагова Шахмурзу. Предревкома селения Насыр-Корт Дидигов был оставлен в должности со строгим предупреждением.
Буквально через несколько дней внимание всей общественности Ингушетии было приковано к нападению ингушей на хевсур. Учитывая, что эта была ответная мера на систематические набеги хевсур на своих соседей горцев-ингушей, сопровождавшиеся грабежами, угоном скота и т.д., власти Ингушетии, прежде всего председатель Ингушского Областного ревкома И.Мальсагов вместе с председателем Ревкома Горного Округа Льяновым приняли решение не возводить это событие в ранг чрезвычайного происшествия, а дать возможность самим соседям разобраться в ситуации, прийти к разумному решению спорных вопросов.
Вместе с тем И. Мальсагов не собирался пускать эту проблему на самотек, а взял его под свой личный контроль, образовав и направив в Горный район специальную комиссию Ревкома области по расследованию нападения горцев-ингушей на хевсурцев в составе представителя Ингушского областного ревкома Костоева, начальника Ингушского отдела ГПУ Макарова и старшего следователя Ингушского областного суда Ужахова, которая выехала по направлению к Горному Ингушскому району.
В докладе комиссии говорится: «Отъехав от селения Ангушт приблизительно версты 2-3, по дороге нам встретились 5-6 небольших гурт, как мелкого, так и крупного рогатого скота, сопровождаемые пешими и верховыми вооруженными гражданами ингушами. После опроса чей скот и откуда гоните, одни откровенно сознавались и говорили, что гонят из селение Пуй по разрешению тов. Льянова, а часть скрывала и заявляла, что гонят свой скот с гор, с пастбища. Характерно отметить случай, что встретившийся гр. из селения Ангушт Гойсултан Хушев, разодетый в хевсурской одежде — в красной рубахе и брюках из простой материи, категорически заявил, что скот и указанный оригинальный костюм принадлежит ему, но впоследствии на месте в селении Пуй выяснилось, что указанный гражданин этот цветной костюм добыл у хевсурцев, а также и скот. По прибытии в местность, населенную гражданами Царинского и Хамхинского обществами, никакого сборища на месте застать не удалось и население отнеслось к нам недоверчиво и на предложение комиссии, где пребывают пленные, граждане указывали на населенные пункты Пуй, Карта и др., где они не оказывались, на категорические требования, где же, наконец, пленные граждане заявили: «В виду того, что Горское и Грузинское Правительства в течение 7-8 лет к нам не приезжали и не расследовали систематические притеснения, сопровождавшиеся грабежами, угонами скота и убийствами нас со стороны хевцурцев, а потому вышеуказанные обстоятельства заставили нас пойти на Хевсуретию данным походом, и мы отказываемся от настоящего следствия и данный конфликт разрешите нам уладить самим путем создания народного мира, для какой цели нами уже отпущены 6 человек пленных, которые должны передать населению Хевсуретии, чтобы они выделили делегатов, для переговоров по заключению твердого народного мира. Пленных мы вам не покажем и не дадим, в виду того, что данные пленные хорошо раньше жили с нами и знают многих, как участников последнего налета на Хевсуретию, так и граждан данного района непричастных к этому, а потому вы, как власть, можете использовать пленных, которые могут выдать участников.
Когда Комиссия употребила все меры к тому, чтобы показали ей пленных, дабы убедившись, что они живы, сообщить для успокоения грузинской власти. Граждане заявили, что пленные перекинуты в Царинское Ущелье и туда ехать опасно, так как там выставлены посты и вас не пропустят, а мы отказываемся Вас сопровождать туда, так как не желаем рисковать. Если Вы действительно правительственным путем желаете расследовать дело, то начните следствие с места происшествия, где отсутствует всякое влияние Советской власти».
В виду создавшихся вышеизложенных обстоятельств Комиссия решила выехать в город Владикавказ для доклада.
Однако, реализовать свой замысел Иналуку Гайтиевичу Мальсагову не удалось. В это дело вмешался Юго-Восточный крайком партии, придав конфликту политический и межнациональный характер и возведя в ранг межкраевого конфликта. Высказывались предложения по проведению военной операции в Ингушетии.
Была образована комиссия в составе члена бюро крайкома РКП (б) Гикало и представителя ГПУ края Миронова, которые выехали в Тифлис, где встретились с Г. Орджоникидзе — секретарем Закавказского крайкома партии.
О состоявшемся разговоре с Г. Орджоникидзе рассказал Гикало во время переговоров его и Миронова по прямому проводу из Владикавказа с членами бюро Юго-Восточного крайкома партии Колотиловым и Евдокимовым: «...Мы в Тифлисе говорили только с тов. Орджоникидзе. В предварительных переговорах выяснилось, что ЗАкрайкомом (Закавказский крайком РКП(б) — А.Я.) в данное время от вопроса столкновения ингушей с хевсурами стараются отделаться. Думаю, что правильно поступает Орджоникидзе заявив, что они считают совершенно не нужным постановку этого вопроса в ЗАкрайкоме по тем соображениям, что вопрос чрезвычайно маленький и касается по существу своему только Ингушетии и Грузии. На наш вопрос, чем же объясняется энергичное вмешательство Реввоенсовета Кавказской Вооруженными силами, тов. Орджоникидзе объяснил, что по видимому здесь произошло простое недоразумение вследствие неправильности информации как со стороны ингушских товарищей, так и местной Душетской власти Закавказской краевой власти. Существенно из переговоров следующее: они отказываются от каких бы то ни было операций военного порядка в Ингушетии по условиям местного порядка вернее климатическое закрытие дорог снегами и т.д.
Они отказываются от мысли провести какую-либо операцию сейчас и в Хевсуретии. Вопрос с Ингушетией считают необходимым решить нам самим еще даже если потребуется операция в Хевсуретии по соображениям политического характера, то они не возражают, чтобы эта операция проводилась нашими частями под руководством Председателя Исполкома Душетского уезда в этом районе, т.е. в Хевсуретии. Это заявление в окончательном виде в результате наших собеседований с тов. Орджоникидзе.
Результаты Казбекского совещания следующие.
Нам по-видимому удалось достигнуть такого настроения, что хевсуры временно успокоились в надежде на мирное решение вопроса власти.
Правда, этому способствуют и климатические условия, в силу закрытия дорог снегом ожидать за зиму каких-либо вооруженных выступлений с той или другой стороны почти не приходится.
На совещании мы создали комиссию с представителями от хевсур — 3 и от ингушей — 3 под председательством нейтрального лица, в частности, военкома Казбекского отряда. Комиссия собирает заявления по Хевсуретии и Ингушетии о количестве пострадавших лиц от бандитизма, убитых, количество угнанного скота и т.п. Сегодня мы проезжали Казбеки и полагаем, что эта комиссия временно даст передышку воинственным настроениям обеих сторон.
Дальше, сегодня же днем мы устроили заседание с ингушским Оргбюро, некоторые из наших пунктов обвинения Оргбюро принимает, по части же конкретных мероприятий по ликвидации столкновения Ингушский ревком заявил следующее: награбленное должны вернуть к вечеру в воскресенье, в случае если властям этого сделать не удастся, они поставят вопрос перед нами о помощи Красной Армии.
С арестом же главарей дело обстоит так: их немедленный арест осуществить практически невозможно, потребуется некоторое время и чекистский подход к тому, чтобы их изъять. С этим их последним соображением по учету обстановки мы соглашаемся.
Эту информацию мы со своей стороны считаем, что на предложение ЗАкрайкома в лице Орджоникидзе согласиться можно, только при условии если это понадобится после исчерпания всех мирных возможностей, т. е. в воскресенье.
На предложение Ингушского оргбюро полагаю также необходимым согласиться, так как все меры принуждения и давления мы полагаем провели и большего пока требовать от них невозможно...»
По докладу этой комиссии 23 октября 1924 года бюро Юго-Восточного крайкома партии приняло постановление:
«а) Признать, что Ингушское Оргбюро не приняло достаточных мер к предотвращению и скорейшей ликвидации нападения со стороны горцев-ингушей на хевсур.
б) Констатировать недопустимо халатное отношение отдельных представителей Оргбюро и Советской власти Ингушетии (т.т. Мальсагова и Льянова) к этому событию в смысле не принятия скорых и необходимых мер к предотвращению нападения и его ликвидации, почему вынести этим товарищам выговор с предупреждением в дальнейшем.
в) Предложить Ингушскому Оргбюро перебросить тов. Льянова в другой горный район, подвергнув дисциплинарному взысканию.
г) Считать необходимым до устранения допущенных ошибок и окончательной ликвидации нападения и во избежание их повторений с какой бы то ни было стороны, предложить Ингушскому Оргбюро провести следующие практические меры:
1. Арестовать руководителей нападения и поставить показательный судебный процесс над ними.
2. В кратчайший срок (дав 2 дня после приезда тов. Зязикова в г. Владикавказ) закончить возвращение награбленного имущества и скота, учитывая, что около 60 процентов по заявлению Ингушских властей уже возвращено.
3. Признать необходимым организацию пограничной охраны, поручив Ингушскому Оргбюро разработать план и представить в край.
4. Поручить Оргбюро обследовать вопрос о границах с Хевсуретией и представить по этому вопросу свои соображения на предмет окончательного урегулирования спорных вопросов.
5. Необходимые взаимные претензии ингушей и хевсуров удовлетворить, поручив осуществление этого вопроса Ингушскому Оргбюро и в случае недоговоренности с Грузинскими властями вопрос перенести в Край».
По обсуждению этого вопроса под председательством И. Мальсагова 3 ноября 1924 года состоялся пленум Ингушского областного ревкома.
По докладу Иналука Мальсагова «О ликвидации нападения ингушей на хевсур» пленум принял постановление: «Снять председателя Ревкома Горного округа тов.Льянова с должности и подвергнуть в административном порядке аресту на 7 суток. По отбытии наказания перебросить тов. Льянова Председателем Ревкома Ачалукского округа, а Предревкома последнего округа Муталиева, перебросить в Горный округ. Предложить Начальнику Административного отдела арестовать главарей нападения на хевсур и дело передать прокуратуре для привлечения их к ответственности. Признать необходимым срочно организовать пограничную охрану и поручить тов.Мальсагову И. и Албагачиеву Ю. по вопросу смешанной охраны договориться с Грузсовнаркомом.
Предложить Земуправлению в недельный срок представить в Ревком проект установления земельных границ между Грузинской Республикой и Автономной Областью Ингушетии».
Здесь же было принято постановление командировать представителей Ингушского Ревкома Мальсагова Иналука и Албогачиева Юсупа в Тифлис поручив им:
а) от лица Ревкома и населения Ингушетии выразить благодарность Заксовнаркому и тов. Орджоникидзе за принятое шефство над Ингушской Автономной Областью;
б) поставить перед Грузсовнаркомом вопрос об удовлетворении ингушей-горцев потерпевших от нападения хевсур, а также разрешить вопрос о создании смешанных постов на границе между Ингушетией и Хевсуретией.
Но за неделю до этого под председательством Анастаса Микояна состоялось заседание бюро Северо-Кавказского крайкома РКП (б) (Юго-Восточный край был реорганизован и преобразован в Северо-Кавказский край — А.Я.), на котором в числе других был рассмотрен вопрос «По поводу постановления бюро крайкома РКП (б) по Хевсурскому вопросу от 23 февраля 1924 года» и принято постановление: снять выговор с т.т. Мальсагова и Льянова, ограничившись предупреждением; считать возможным отменить пункт постановления Бюро, обязывающий Ингушский обком устроить показательный суд, при условии если он найдет это целесообразным, передав вопрос ему на окончательное разрешение.
До начала заседания этого бюро крайкома РКП(б), членам крайкома была роздана записка А. Микояна следующего содержания: «За Ингушскую историю был вынесен выговор Мальсагову и Льянову, было предложено устроить показательный суд над многими ингушами. Ингуши этого не понимают. Буча идет большая. Грузия никаких претензий не имеет, а мы своих же строго наказываем. Они были у меня... По-моему надо амнистировать». Что и было сделано на заседании бюро.
Через месяц бюро Северо-Кавказского крайкома РКП(б) рассматривал уже по докладу А. Мальсагова вопрос «О заселении осетинами спорных участков Ингушетии». Своим постановлением бюро крайкома предложило Осетинскому обкому категорически воспрепятствовать заселению спорных участков Осетинской и Ингушской автономных областей впредь до разрешения вопроса ВЦИКом.
22 декабря 1924 года во Владикавказ прибыла комиссия, образованная постановлением Президиума ВЦИК, которую возглавлял член ЦИК СССР Ш. Элиава, для определения границ между четырьмя новыми административными образованиями бывшей Горской Республики: Владикавказский округ, Сунженский округ, автономная область Осетии и автономная область Ингушетии. Проработав напряженно в течение недели, комиссия выполнила поставленную перед ней задачу и представила итоговые документы в Президиум ВЦИК, ЦИК СССР и Северо-Кавказский крайисполком.
Надо отметить, что проекты административных границ, представленные комиссии Иналуком Гайтиевичем Мальсаговым и Идрисом Бейсултановичем Зязиковым, были приняты за основу и прошли без существенных изменений. Редантский район, селения Балта, Чми, Ларс были вновь включены в состав Ингушкой автономной области.
Выделившейся в самостоятельную область Ингушетии необходимо было развиваться. Много было жизненно важных вопросов, особенно социально-экономических, которые требовали безотлагательного, первостепенного решения.
На одном из декабрьских заседаний Ингушского облревкома И. Мальсаговым был поставлен на рассмотрение актуальный вопрос «О развитии сети почтовых учреждений в Ингушетии». Принятым постановлением предусматривалось просить Крайисполком ходатайствовать перед центром о принятии всецело на госбюджет средств связи между округами Ингушетии по трактам Владикавказ — Аки-Юрт и Назрань — Средние Ачалуки.
Планировалось принять участие в установлении связи по трактам внутри округов по следующим маршрутам:
1. Ачалуковский округ: Средние Ачалуки — Нижние Ачалуки — Сагопши — Пседах — Кескем.
2. Назрановский округ:
— Назрань — Кантышево — Далаково
— Назрань — Насыр-Корт — Экажево — Сурхахи
— Назрань — Альтиево — Гамурзиево — крепость Назрань — Барсуки — Плиево — Яндырка
3. Горный округ:
— Владикавказ — Шолхи — Ахки-Юрт — Таузен-Юрт — хутор Мужичий — Галашки
— Ахки-Юрт — Шолхи — Ангушт
— Ахки-Юрт — Яндиевские хутора — Базоркино.
На выполнение этого постановления Ревкомом был дан десятидневный срок.
Для сравнения можно привести пример из новейшей истории Республики Ингушетия, где почти за десятилетний период существования не удалось установить устойчивую телефонную связь между этими же населенными пунктами.
Много было проблем в Ингушской автономной области, которые невозможно было решить собственными силами и средствами. Часть из них приходилось выносить на разрешение в Крайисполком.
Блестящая возможность появилась у Ингушского Ревкома рассказать о своих проблемах руководству края.
Секретарь Северо-Кавказского крайкома РКП (б) Анастас Микоян практиковал в своей работе такую форму руководства, как выезды в автономные области, округа, города. Польза от этих поездок для последних была в том, что они не оставались безрезультатными. Итоги этих поездок в обязательном порядке рассматривались на заседаниях бюро, секретариата крайкома или президиума крайисполкома.
В начале января 1925 года А. Микоян вместе с председателем Северо-Кавказского крайисполкома Н.Б. Эйсмонтом побывали во Владикавказе, Ингушской автономной области.
Иналук Гайтиевич Мальсагов извлек из этой поездки максимально возможную пользу для нашей области.
На состоявшемся заседании Большого Президиума Северо-Кавказского краевого исполнительного комитета 13 января 1925 года по докладу тов. Эйсмонта о поездке его и тов. Микояна по краю и об утверждении мероприятий по Автономным Областям и Округам края были приняты нижеследующие постановления.
О бюджетах Северо-Осетинской и Ингушской автономных областей:
1. Принимая во внимание, что Центром урезаны не только бюджеты, первоначально представленные Северо-Осетинским и Ингушским Ревкомами, но также и бюджеты, рассмотренные и одобренные Крайисполком и достаточно уже им урезанные, и что при рассмотрении бюджетов Северо-Осетинской и Ингушской автономных областей Крайисполкомом исходил из тех же принципов, как и при рассмотрении бюджетов автономных областей, уже входящих в состав Северо-Кавказского края, утвержденных Центром без всяких сокращений, признать необходимым настаивать перед Центром на увеличении бюджетов Северо-Осетинской и Ингушской автономных областей до размеров, установленных Крайисполкомом; поручить тов. Эйсмонту при предстоящей поездке его в Москву провести этот вопрос через Совнарком РСФСР.
2. В случае отклонения Совнаркомом испрашиваемых цифр бюджетов Северо-Осетинской и Ингушской автономных областей, внести вопрос об отпуске средств на нужды строительства, предусмотренные теми бюджетами во внебюджетном порядке;
— О выпуске Ингушским винокуренным заводом спирта в продажу: Поручить тов. Эйсмонту при предстоящей поездке его в Москву выяснить в ВСНХ вопрос о возможности представления Ингушскому винокуренному заводу права выпуска на Владикавказский рынок своей продукции сверхпланового задания Госспирта.
— О заготовке кожсырья в Ингушской автономной области: Предложить тов. Лаврову в недельный срок представить заключение по ходатайству Ингушского Облревкома о передаче ему на контрагентских началах заготовки кожсырья в пределах Ингушской автономной области.
— Об организации Ингушского Пайторга: Поддержать перед Центром ходатайство Ингушского Облревкома о предоставлении ему безвозвратной субсидии на организацию Ингушского Пайторга
— Об оказании помощи разоренным деникинцами аулам Экажева, Сурхахи, Кантышева и Долакова и хутору Кескемскому Ингушской автономной области: Принимая во внимание особые революционные заслуги населения аулов Экажева, Сурхахи, Кантышева и Долакова и хутора Кескемского Ингушской автономной области, почти совершенно разрушенных белогвардейцами за сопротивление и находящихся в полуразрушенном состоянии еще и до сих пор, за неимением возможности подняться на ноги без помощи извне, признать необходимым:
а) отпустить Ингушскому Облревкому для вышеуказанных аулов и хутора из фонда помощи пострадавшим от стихийных бедствий 15000 рублей на оказание помощи названным аулам;
б) довести норму бесплатного отпуска леса населению названных выше аулов и хутора до 1-го куба на каждый двор;
в) отпустить каждому из названных выше аулов и хутору по одному трактору с рассрочкой платежа на 4 года, отнеся разницу между стоимостью нормального кредита и стоимость 4-летнего кредита на средства Крайисполкома, за счет фонда помощи пострадавшим от стихийных бедствий;
г) предложить имеющему быть открытым Ингушскому Областному отделению Севкавсельхозбанка оказывать сельскохозяйственный кредит названным выше аулам и хутору в первую очередь; предложить правлению Севкавсельхозбанка выделить своему Ингушскому отделению необходимые для этого кредитования дополнительные суммы.
— Об отпуске Автономным областям края средств на детское питание:
1. Отпустить из краевого резервного фонда на детское питание Чеченскому облисполкому, Северо-Осетинскому Ревкому и Ингушскому Облревкому по 15000 рублей каждому...
2. Предложить комиссии по борьбе с последствиями неурожая перевести 50 процентов указанных выше сумм в распоряжение подлежащих исполкомов немедленно.
— Об отмене продажи Управлением Северо-Кавказских железных дорог оборудования 2-х шерстяных фабрик, прибывших в адрес Северо-Осетинского и Ингушского Ревкомов за неоплату тарифов:
1. Предложить Уполнаркомпути отменить назначенную Управлением Северо-Кавказской железной дороги продажу с торгов прибывших в г. Владикавказ для Северо-Осетинского и Ингушского Ревкомов оборудования двух шерстяных фабрик за неоплату причитающихся за провоз оборудования железнодорожных тарифов и сборов и выдать означенное оборудование фабрик адресатам по принадлежности, получив с них плату лишь за тариф, по соглашению с ними, наличными деньгами или же краткосрочными обязательствами.
2. Предложить Уполнаркомпути принять необходимые меры к снятию всех начислений за неуплату тарифа, хранение груза на станции и прочих железнодорожных сборов.
В автономных областях Ингушетии и Северной Осетии, Сунженском округе и городе Владикавказ, выделившихся в самостоятельные административно-территориальные единицы в январе 1925 года прошли выборы Советов.
Первое заседание пленума Ингушского облисполкома, состоявшееся 31 января, было посвящено выборам в исполнительные органы власти Ингушетии. Был избран узкий Президиум Ингоблисполкома из пяти человек, среди которых Иналук Гайтиевич Мальсагов был избран председателем областного исполкома. Его заместителями были избраны Султан Альдиев и Али Горчханов, секретарем Президиума — Магомед Ахриев, пятым членом малого Президиума был избран секретарь обкома партии Идрис Зязиков.
Здесь же были утверждены заведующие отделами облисполкома: Альдиев Султан — местхозом, Горчханов Али — финотделом, Саутиев Муса — земотделом, Чабиев Эглау — начальником ЦАУ, Тулатов — заведующим здравотделом, Мальсагов Заурбек — заведующим отделом народного образования, Хамхоев Хизир — заведующим Собесом, Цокиев Газимагомет — инспектором труда, Албогачиев Юсуп — уполномоченным РКИ.
Через пять неполных месяцев этот состав облисполкома отчитывался уже о проделанной работе на заседании второго пленума исполкома автономной области Ингушетии.
Пленум начал свою работу 20 июня в 6 часов вечера. Регламентом было предусмотрено проведение утренних заседаний с 6 часов утра до 3 часов дня и вечерних — с 6 часов до 9 часов вечера.
В повестку пленума было вынесено 11 вопросов, из которых по трем докладывал И. Мальсагов.
В своем отчетном докладе о работе Президиума областного исполкома Иналук Мальсагов отметил, что в Ингушской автономной области имеется благоприятная политическая обстановка для развертывания и усиления работ по всем линиям советского строительства: здоровый национальный подъем, нормальные взаимоотношения с соседними народностями, все усиливающаяся тяга к школе, подъем трудовой энергии, значительное сокращение бандитизма, доверие массы к власти.
Несмотря на сравнительно короткий промежуток времени (с августа месяца 1924 года) и тяжелые материально-финансовые условия, Ингушская автономная область достигла значительных результатов в области школьного и лечебного дела, с успехом провела кампании и посевную, и по сельскохозяйственному налогу, начала и наметила работы по обводнению и орошению подготовила и приступила к проведению землеустроительных работ и по отводу населению лесов местного значения, положила начало агрономической и ветеринарной помощи, подготовила и частично приступила при активной поддержке самого населения к дорожному строительству, положила начало правильному кредитованию крестьянских хозяйств и развитию торговли, пустила в ход и подняла производительность отошедших к Ингушской автономной области промышленных предприятий, разработала и представила в Центр проект развития и расширения местной промышленности, несмотря на тяжелое положение кооперации, сумела поддержать ее и дать правильное направление к ее оздоровлению и укреплению и, наконец, сделала заметные достижения в области укрепления и приближения власти к населению.
По докладу председателя исполкома И. Мальсагова второй пленум Ингушского облисполкома поручил Президиуму:
— Закончить к сроку, установленному первым областным съездом Советов, проведение межселенного землеустройства и отвод населению лесов местного значения.
— Намеченную в текущем году школьную сеть осуществить не позже 1 октября сего года.
— Решительно настаивать перед Центром об ускорении проложения границ между Сунженским Округом и Ингушетией, на основе состоявшегося соглашения при Комиссии под председательством тов. Элиава.
— Принимая во внимание, что постановлением ВЦИК от 21 июля 1924 года по вопросу о границах между Кабардой и Ингушетией далеко не обеспечиваются интересы последней, так как согласно этому постановлению должны отойти к Кабарде земли, находящиеся в трудовом пользовании ингушей, Пленум поручает Президиуму исполкома настаивать перед Президиумом ВЦИК о пересмотре этого постановления.
— Учитывая большую культурно-экономическую отсталость Ингушской области и дефицитность бюджета, поставить перед Центром вопрос о пересмотре бюджета в смысле более полного удовлетворения жизненных интересов Ингушской области.
— Продолжить и углубить работу по укреплению низового советского аппарата, намеченные перевыборы закончить не позже 5 июля 1925 года.
— Отмечая возможность усиления грабежей и воровства в Области, а также растущее недовольство населения против недостаточно сильных мер власти поручают Президиуму Ингушского областного исполкома:
а) усилить работу по борьбе с грабежами карательных и судебно-следственных аппаратов;
б) настаивать перед Центром об организации тройки по борьбе с бандитизмом.
— Придавая политическое значение заселению ингушей в городе Владикавказе, Пленум поручает Президиуму исполкома поставить перед городской властью вопрос об отводе на окраине города участка земли под заселение ингушей, а также о немедленном освобождении от квартирантов немуниципализированных домов принадлежащих гражданам ингушам.
— Отмечая тяжелое положение жителей разоренных белыми аулов и хуторов, Пленум обязывает Президиум Исполкома через Край и Центр принять меры к оказанию им помощи, главным образом селам Экажево и Сурхохи.
Скоро должен был состояться III Пленум Северо-Кавказского крайисполкома, на котором с отчетным докладом о работе Ингушского облисполкома планировалось выступление Иналука Гайтиевича Мальсагова. Проект резолюции предстоящего доклада был утвержден на втором Пленуме Ингушского облисполкома, в котором, в частности, говорится:
«...Однако, несмотря на благоприятные условия и достигнутые результаты в работе, Пленум Северо-Кавказского Крайисполкома находит:
1. Что хозяйственные и культурные нужды Ингушской автономной области далеко неудовлетворительны.
2. Что в результате империалистической и особенно гражданской войны и без того хозяйственно и культурно отсталая Ингушская автономная область пришла еще в больший упадок (1/4 хозяйств Области подверглась полному уничтожению), посевная площадь сократилась но 50 процентов.
3. Что до момента выделения из Горской республики Ингушетии в Автономную Область в ней не была проведена сколько-нибудь заметной работы — не была оказана совершенно помощь хозяйствам, разрушенным во время борьбы с белыми, ничего не было сделано в области школьного, лечебного и дорожного строительства, а также почти ничего не было сделано в Области поднятия и улучшения сельского хозяйства.
4. Что бюджет бывшего Назрановского Округа ныне Ингушской автономной области составлял в 1922 — 1923 годах 50 копеек на душу населения и 1924 году 1 рубль 20 копеек.
5. Что несмотря на достижения при автономном существовании Ингушетии в области школьного и лечебного дела, школьная сеть в Ингушской автономной области при 97 процентов безграмотного населения охватывает лишь 11 процентов детей школьного возраста. Лечебная же сеть не охватывает двух округов с населением в 33 тысячи душ при сильно развитых социальных болезнях (сифилис и туберкулез), без значительной единовременной помощи Края и Центра не может подняться.
6. Что сельское хозяйство Ингушской автономной области, без реальной помощи аулам, разоренным белыми, без помощи Ачалуковскому округу на борьбу с периодически повторяющейся засухой (орошение Алханчурской долины), без поддержки кооперации путем отпуска ссуды и увеличением кредита на землеустройство и без справедливого определения границ с соседними областями не может подняться.
7. Что усиление общего товарооборота не может быть без организации самостоятельных контор Хлебопродукта, Госторга, а также без организации с помощью Центра Ингпайторга.
8. Что без проведения заявки Ингушской автономной области, принятое Президиумом ВСНХ на расширение и укрепление местной промышленности, которая при наличии природных богатств имеет все данные на расширение и может подвести значительный фундамент для дальнейшего хозяйственного развития Ингушской области.
Принимая во внимание все вышеизложенное, Пленум Северо-Кавказского Крайисполкома постановляет:
1. Работу, проведенную и проводимую Ингушским областным исполкомом, признать вполне удовлетворительной.
2. Отметить, что в Ингушской автономной области имеется благоприятная политическая обстановка для развертывания и усиления работы по всем линиям Советского строительства.
3. Признать необходимым за счет края и Центра в 1926-1927 годах обеспечить Ингушскую область школьной и лечебной сетью до положения русских областей Края, путем отпуска на это целевых средств
4. Поручить Крайисполкому возбудить перед Центром ходатайство об отпуске долгосрочного кредита на восстановление разрушенных белыми аулов и на устройство переселенцев с гор, с расчетом на 6000 дворов.
5. Признать необходимым включение Ачалуковского Округа в число засушливых районов с распространением на него всех мероприятий по борьбе с засухой, о чем Крайисполкому возбудить перед центром ходатайство.
6. Учитывая невозможность разрешения в Ингушской автономной области земельного вопроса без обводнения Алханчуртской долины и принимая во внимание что эта работа, затрагивающая интересы ряда областей имеет государственное значение, поручить Крайисполкому принять меры для включения ее в план ближайших работ по восстановлению сельского хозяйства Края.
7. Поручить Крайисполкому возбудить ходатайство перед Центром об отпуске государственных средств для землеустройства бедняцких хозяйств, а также об отпуске единовременной ссуды для усиления кредита кооперации.
8. Обязать Крайисполком с нового бюджетного года начать широкое экономическое обследование для составления плана развития хозяйства Ингушской автономной области.
9. Принимая во внимание, что начатая в Ингушской автономной области культурно-хозяйственная работа далеко не может уложиться в рамки бюджета, принятого на 1924-1925 годы, поручить Крайисполкому пересмотреть бюджет Ингушской автономной области в сторону его максимального увеличения.
10. Отмечая всю важность сохранения добрососедских отношений поручить Ингушскому облисполкому принять все меры к их укреплению и через Крайисполком ускорить установление границ (с Осетией, Кабардой и Сунжей), обеспечивающее эти отношения.
Отметим сразу, что не все проблемы поднятые Иналуком Мальсаговым на III Пленуме Северо-Кавказского Крайисполкома, вошли в постановление Пленума. Часть из них вообще была исключена, а по некоторым вопросам были приняты более мягкие формы изложения. Вместе с тем основные проблемы, о которых говорил И. Мальсагов были приняты и в последующем реализованы в Ингушской автономной области.
Самым больным вопросом для Иналука Гайтиевича был вопрос о границах. Хотя комиссией тов. Элиава и было принято окончательное решение по ним, неприятие этой комиссией предложенного Ингушской стороной варианта по границам с Кабардой никак не устраивало И. Мальсагова, не давало ему покоя.
Им опять был вынесен этот вопрос на заседание малого Президиума Ингушского облисполкома 9 сентября 1925 года, где было принято постановление: «Принимая во внимание то, что согласно постановлению ВЦИК от 21 июля 1924 года по вопросу об установлении границ между Кабардой и Ингушетией земли, в течение ряда лет находившиеся в фактическом пользовании у трудового населения Ингушетии переходят к Кабарде и что проведение границы в натуре согласно этого постановления сорвет землеустройство в Ингушетии, возбудить ходатайство перед ВЦИКом о приостановлении работы по проведению границы и о пересмотре постановления от 21 июля 1924 года. Для подготовки материала и составления докладной записки по вопросу о границе между Кабардой и Ингушетией выделить комиссию и составе т.т. Албогачиева, зам. Земуправлением Саутиева и председателя Ачалуковского Окрисполкома Яндиева. Комиссии закончить работу не позже 20 сего месяца и материал предоставить в Президиум на рассмотрение».
В целях осуществления контроля за расходованием выделяемых Президиумом Ингоблисполкома денежных средств, по предложению И. Мальсагова на заседании большого Президиума областного исполкома 6 октября 1925 года была организована ревизионная комиссия при Президиуме Ингоблисполкома.
Здесь же был рассмотрен вопрос о введении обязательного Государственного страхования в Ингушетии и принято постановление:
« — Признать необходимым ввести во всех селениях Ингушской Автономной Области с 1 октября сего года обязательное страхование во всех его видах, а именно:
1. страхование строений от огня
2. страхование рогатого скота и лошадей от падежа
3. страхование посевов от градобития
— Просить Владикавказкую Контору Госстраха возбудить соответствующее ходатайство перед Краевой Конторой Госстраха.
— Просить Крайисполком о распространении страхования рогатого скота от падежа и посевов от градобития на Ингушскую Автономную Область и об установлении льготных окладов страховых премий.
— Ходатайствовать перед Госстрахом о выработке для Ингушской автономной области в виду ее тяжелого экономического положения особо льготных тарифов страховых премий и о приостановлении населению рассрочек платежей.
— Предложить окружным Исполкомам и сельсоветам провести кампанию широкого оповещения населения о задачах и целях постановления государственного страхования.
— Считать принципиально важным и необходимым проводить агитационные кампании для вовлечения широких масс в операции по добровольному страхованию строений, скота и посевов, как более выгодные для крестьянства».
На этом заседании Президиума облисполкома был рассмотрен еще очень важный для экономики Ингушетии вопрос, озаглавленный «Предложение Президиума Северо-Кавказского крайисполкома о передаче Сунженскому Округу 40000 рублей, получаемых Ингушетией от Грознефти согласно постановления СТО от 16 марта 1925 года». По настоятельному требованию Иналука Гайтиевича Мальсагова было принято следующее постановление: «Принимая во внимание а) что Вознесенские промыслы Грознефти граничат непосредственно с Ингушской Автономной Областью, б) что без хорошо организованной охраны со стороны Ингушской Автономной Области невозможна нормальная и полная охрана Вознесенских промыслов, а также борьба с преступлениями туземцев на территории промыслов, в) что при установлении в центре существующих форм распределения нефтеотчисления, представитель Сунженского Округа тов. Микунов полностью признал право Ингушетии на долю нефтеотчисления, настаивать перед Центром об оставлении в силе постановления СНК РСФСР от 19 декабря 1924года и постановления СТО от 16 марта 1925 года».
31 марта 1926 года на заседании бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП (б) был заслушан доклад Ингушского обкома партии. Обстоятельный доклад, с которым выступил секретарь Ингушского обкома партии Идрис Зязиков, дополнил своим выступлением член бюро обкома ВКП (б), председатель Ингушского облисполкома Иналук Гайтиевич Мальсагов.
После обсуждения доклада бюро крайкома партии приняло постановление:
«а) Поручить комиссии в составе товарищей Коршунова (председатель), Зязикова, Мальсагова, Вальяна, Саркиса, Новикова, Алексеевой, Шульмана и Евсеева на основе обсуждения составить резолюцию по докладу Ингушского обкома и внести на утверждение Бюро;
б) Ввиду единогласного решения Ингушского Облкома и личного желания тов. Мальсагова перейти на другую работу перевести тов. Мальсагова для работы в Крае;
в) Предложить Ингушскому Облкому обсудить вопрос о возможности перевода тов. Зязикова на работу председателем Облисполкома;
г) Обязать товарищей Зязикова и Мальсагова и всех членов партии-делегатов Областного съезда советов на съезде не выступать по вопросам личного порядка и не дискредитировать ответственных руководителей области;
д) Считать правильным решение Облкома, что до своего отъезда тов. Мальсагов должен сделать отчетный доклад Исполкома на Областном съезде советов;
е) Представителем Крайисполкома на Областной Ингушский съезд советов командировать тов. Одинцова».
Буквально через день — 2 апреля 1926 года, на бюро Северо-Кавказского Крайкома партии его секретарем Анастасом Микояном выносится на рассмотрение вопрос «О работе тов. Мальсагова» и принимается постановление: «Назначить тов. Мальсагова заместителем председателя Северо-Кавказского Госплана и по совместительству членом Президиума и заместителем председателя краевого Совета сельхозкооперации».
На новом месте работы Иналуку Гайтиевичу предоставлялась возможность оказывать помощь в становлении молодой Ингушской автономной области, этим он непременно пользовался.
На смену И. Мальсагову председателем Ингушского облисполкома был утвержден его заместитель, заведующий областным финансовым отделом Али Иссаевич Горчханов.
Иналук Гайтиевич Мальсагов долгое время проработал за пределами Ингушетии на различных ответственных должностях. Через 14 лет он вернулся на родную землю, но уже в Чечено-Ингушетию, где его назначают председателем райплана Пригородного района.
В последующем И. Мальсагову пришлось пройти все испытания, которые выпали на долю его народа. Вместе со всеми ингушами и чеченцами в феврале 1944 года Иналук Гайтиевич Мальсагов был выслан в Среднюю Азию, где за год до начала восстановления справедливости — получения разрешения на возвращение на Родину, умер в г. Джамбуле.


А. ЯНДИЕВ

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:22
НАГРАДА ЗА ОТВАГУ (ЭЛЬМАРЗА ДУДАРОВИЧ ГУЛИЕВ)

Эльмарза Дударович Гулиев родился в 1872 году в селении Плиево Назрановского округа Терской области. С 12 лет находился у грузинского князя Орбелиани в городе Кутаиси.
С достижением возраста Эльмарза Гулиев вступил в русскую армию. Будучи офицером царской армии, был отправлен на Русско-японскую войну, куда добирались два с половиной месяца на кораблях через Черное и Средиземное моря, через Атлантический, Индийский и Тихий океаны. За участие в военных действиях был награжден Георгиевским крестом (из слоновой кости). Также в ходе военных действий на Дальнем Востоке принимал участие в вызволении из плена российских пленных.
После окончания войны возвратился в Грузию, откуда был переведен по службе во Владикавказ.
В 1907 году женился на Плиевой Салихат Хаджиевне, уроженке села Плиево. От этого брака имел пятерых сыновей и троих дочерей. Семья проживала во Владикавказе на улице Редантской, 9.
В начале Первой мировой войны Эльмарза Гулиев, в числе первых, отправился на фронт в составе «Дикой» дивизии. За мужество и отвагу, проявленные в боях, был награжден четырьмя Георгиевскими крестами, не считая множества железных крестов. Ему было присвоено звание полковника царской армии.
Затем он перешел на сторону революции и принял участие в гражданской войне на Северном Кавказе. Был награжден военным оружием - маузером. Награду вручил С. Орджоникидзе.
В первые годы становления советской власти Эльмарза Гулиев был назначен на должность начальника милиции республики. Впоследствии по состоянию здоровья вышел в отставку.
В 1944 году, как и все ингуши, был выслан в Северный Казахстан. В 1947 году его не стало. Похоронен в городе Алма-Ата.
Вспоминает Гелани Товботович Куштов, 1928 года рождения, проживавший до трагедии 1992 года в городе Орджоникидзе:
«Из рассказа матери могу вспомнить следующее: Гулиев Эльмарза служил у грузинского князя Орбелиани, который являлся великим князем Грузии и одновременно командующим кавказским военным корпусом. Эльмарза был в чине полковника и самым приближенным и доверенным человеком у князя и его семьи. В 1908 году князь попросил Эльмарзу подобрать человека для службы управляющим его семейным имуществом и нескольких населенных пунктов, хозяином коих он являлся. Эльмарза порекомендовал на эту должность моего отца Куштова Товбота Джамботовича, 1876 года рождения, который исполнял эту службу до 1922 года, т.е. до установления советской власти в Грузии. После чего князь эмигрировал в Турцию и предлагал Эльмарзе и отцу переехать с семьями с пожизненным обеспечением. Эльмарза с отцом отказались и переехали жить в Орджоникидзе.
Хочу особо отметить, со слов матери, каким мужественным, порядочным и честным человеком был полковник Гулиев Эльмарза, который воевал вместе с другими достойными сынами Ингушетии под командованием князя Орбелиани во время войны 1914 года. У полковника Гулиева Эльмарзы была именная позолоченная сабля, подаренная командующим за военные заслуги».
В настоящее время у Эльмарзы Дударовича Гулиева 38 внуков: 19 мальчиков и 19 девочек - все они живы и здоровы. В честь Э.Д. Гулиева названы улицы в городе Карабулаке, в селах Плиево и Альтиево.

А. Сампиев
Газета «Голос Назрани». 1996, 25 апреля

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:24
ТАРКО – ХАДЖИ ГАРДАНОВ

Живы в памяти народной образы тех, кто отдавал свои силы и энергию борьбе за свободу народа, кто не жалел для этого жизни своей. Таким знают в народе Тарко-Хаджи Гарданова.
Своеобразен его путь в революцию. Т.-Х. Гарданов имел духовное образованние, после паломничества в Мекку стал хаджой.
Победу Октябрьской революции он встретил с радостью и надеждой. Лето 1918 года. Сход в селении Кескем (ныне Инарки). Сюда съехались жители других селений Алханчуртской долины. Присутствовали на сходе и посланцы Серго Орджоникидзе, который в то время находился во Владикавказе.
Это было трудное время. Бичераховцы стремились ворваться во Владикавказ и Грозный.
- Мы не пропустим их, - заявил Тарко-Хаджи.
Его поддержали все присутствующие на сходе. В ингушских селах начали формироваться партизанские отряды. Руководителем их стал Т.-Х. Гарданов.
Надежно охраняли партизаны дороги, идущие из Моздока, где орудовали бичераховцы. К Тарко-Хаджи подсылались сельские богачи и муллы, члены национального Совета, те, кто пользовался царской милостью, кто жил без нужды. Просили его вернуть людей, которые несут охрану дорог: «Белые обещали, что не тронут наши села, пройдут своей дорогой». Не принял Тарко-Хаджи их предложений, надежно преградили дорогу белым партизаны.
После разгрома бичераховщины Моздокский горком РКП(б) обратился к жителям Алханчуртской долины с просьбой прислать на помощь партизанский отряд. Партизаны, не мешкая, откликнулись и на эту просьбу.
Спустя пятьдесят лет председатель Моздокского городского комитета РКП(б) В. Протасов написал в своих воспоминаниях:
«На одном из заседаний городского комитета РКП(б) я как председатель комитета РКП(б) поднял вопрос о необходимости срочно создать воинскую часть, которая была бы в состоянии обеспечить охрану советских учреждений и служить опорой на случай заговоров, белогвардейских восстаний, внезапных нападений. Раздумывать было некогда, нужен был немедленный и положительный выход из сложного и опасного положения. В качестве резерва, из которого можно было почерпнуть такую воинскую силу, я предложил ингушские аулы Кескем, Пседах и Сагопши...
На следующий день, часов в 10-11, в низине Терека я увидел конный отряд численностью в 300 хорошо вооруженных всадников...
С приходом ингушского партизанского отряда в Моздок наше положение намного улучшилось - трудящиеся вздохнули спокойнее...».
В Моздоке партизаны несли охранную и оборонительную службу и покинули его после отхода РВС 11-й армии. Это было в начале 1919 года. Над Терской областью нависла новая опасность - наступала армия Деникина.
Командир белогвардейской дивизии Султан Келеч-Гирей обратился к жителям Алханчуртской долины с предложением пропустить его войско на Грозный. На встрече с генералом вместе с Тарко-Хаджи присутствовал Эдалби-Хаджи Хамчиев из Кескема и другие старики.
Гарданов ответил решительным отказом, его поддержали и другие. Тогда белогвардеец пошел на хитрость:
- Вы мусульмане, и мы мусульмане, нам не хочется воевать с вами.
- Мы мусульмане, - сказал Тарко-Хаджи, - но мы за Советскую власть и защищаем ее от врагов, кто бы они ни были.
Генерал обвел стариков недружелюбным взглядом, задумался.
- Я уйду, - пригрозил он, - но придет такая сила, которая раздавит вас.
Султан Келеч-Гирей уехал в Малую Кабарду, где стояла его дивизия. И повел ее в обход Алханчуртской долины.
И пришла та сила, о которой зловеще говорил генерал. В один из февральских дней с запада стали доноситься пушечные выстрелы: белые вели наступление. Первыми встретили врага жители Кескема. Шестеро из них, охранявшие проход в долину, были убиты деникинцами.
С минарета сагопшинской мечети над селом разнеслись призывные слова Т.-Х. Гарданова. Жители тотчас же собрались на сельской площади. Многие были в боевом снаряжении.
- Люди! Вы слышите выстрелы? - обратился Тарко-Хаджи к собравшимся. - Это деникинцы идут на нас. Хотят вернуть в наши села царские порядки.
- Не бывать этому! - раздались возгласы на площади. Прошло совсем немного времени, и конница понеслась по долине на запад, где уже кипел бой. Впереди всех на сером коне мчался Тарко-Хаджи.
Жители Кескема и Пседаха, возглавляемые Мусаипом Алироевым и Эдалби-Хаджи Хамчиевым, мужественно сдерживали натиск деникинцев.
Многие полегли на поле боя. Но вот раздался клич Гарданова. Он выхватил свою длинную шашку, ринулся с фланга, а за ним партизаны. Дрогнули белые. А когда с юга, со стороны леса, вступили в бой кабардинские партизаны, белые повернули назад и побежали, усеивая снежное поле телами убитых.
Потерпев неудачу в Алханчуртской долине и потеряв надежду пройти по ней, деникинцы избрали другой путь. Спустя несколько дней, пополнив ряды, они двинулись вдоль железной дороги Прохладный-Беслан. Но и здесь против них неприступной стеной стали партизаны из селений Долаково и Кантышево. Долаковский бой с участием не только жителей ингушских селений, но и защитников Советской власти других национальностей продолжался несколько дней. Партизаны мужественно сдерживали натиск врага. Силы были, однако, неравными. Гарданов ушел в горы, не прекратив борьбы.
Близ селения Гамурзиево собрался съезд ингушского народа. Обсуждался ультиматум Деникина, требовавшего выставить ему в помощь ингушский полк. Единодушия на съезде не было. Тарко-Хаджи призвал съезд отвергнуть требования деникинцев.
Спустя много лет известный революционер, бывший в то время председателем Ингушского ревкома, Эгло Чабиев в своем воспоминании напишет так об этом:
«Начались разногласия.
- Нас задавят. Партизаны в ответ:
- Тогда наденьте женские платки...
Кто-то сообщил, что полк уже грузится. Партизаны поскакали на станцию и начали выталкивать людей из вагонов...
Эту ночь Тарко-Хаджи провел под охраной Бексултана Костоева и Мурада Алиева. На второй день он приехал ко мне в Назрань. Туда же в Назрань приехал и Шахмурзиев (начальник округа. - А. Б.). Он вызвал стариков и сказал: «Если ровно в двенадцать часов дня эшелоны не двинутся, то камня на камне не останется от Назрани...»
Отвергли ингуши ультиматум деникинцев, и точно в назначенное время начался бой...
В Мужичах и других селениях Ассиновского ущелья находились большевики, временно отступившие в горы. Тарко-Хаджи пробыл с ними недолго, отправился в Ведено. О том, с каким заданием большевиков он уехал туда, стоит рассказать подробнее.
Трудную задачу выполнял он в Ведено, где Узун-Хаджи создал «Северо-Кавказский эмират», своеобразное самостоятельное шариатское государство. Узун-Хаджи был врагом большевиков, но он противостоял Деникину. Поэтому в тот момент большевикам было выгодно сотрудничество с ним, ведь он преграждал деникинцам путь в горы. Задача Тарко-Хаджи состояла в том, чтобы не дать Узун-Хаджи оторвать горцев от Советской власти. «Пусть они пока входят в его войско, стоят против Деникина, - говорили ему большевики. - В нужный момент они должны быть готовы на защиту Советской власти».
Вот какую ответственную и трудную задачу выполнял Гарданов в «эмирате» Узун-Хаджи. Нужно сказать, эмир в начале питал к нему полное доверие. Если бы не так, разве Узун-Хаджи сделал бы его председателем военного совета?
О важности задания, которое Гарданов выполнял, находясь в Ведено, свидетельствует и такое его письмо:
«Дорогой товарищ Гикало! Получил от вас письмо и деньги, за которые премного благодарен и должен послать бы раньше вам деньги, так как вы гости наши. Мы должны были бы делать все, что нужно для вас. Не забуду то, что вы писали мне. Я стараюсь скорее прибыть с уполномоченными Ингушетии. Я с нарочным послал письмо Эгло Чабиеву с просьбой экстренно прибыть к вам, а от вас ко мне. Чабиев должен прибыть через 6 дней, не позже, тогда мы поговорим и сделаем, что нужно в пользу народа. Еще раз благодарю вас за то, что вы не забываете меня, старика. Поклон вам и вашим товарищам... Что будет нового, прошу сообщить мне. Я вас считаю за родного брата.
Дорогой Гикало, пока здесь, слава богу, дела идут хорошо.
Остаюсь ваш председатель военного Совета Тарко-Хаджи».
На деньги, присылаемые Н.Ф. Гикало, покупалось оружие и патроны, формировалось войско из местных чеченцев. Это войско вначале входило в эмират, но впоследствии должно было уйти в Шатой и влиться в группу повстанческих войск, возглавляемую Н.Ф. Гикало.
Вслед за кабардинцами и балкарцами горцы стали группами переходить к Гикало, с каждым днем редело войско эмирата, приближая его к полному краху.
В один из вечеров в Ведено прибыл Заам Яндиев. Тарко Хаджи был знаком с этим энергичным и смелым человеком. Это его отряд налетел в прошлом году на эшелон на станции Назрань и распустил мобилизованных деникинцами ингушей.
З. Яндиев прибыл из Астрахани от С. М. Кирова. Долгий и очень трудный путь пришлось ему пройти, чтобы добраться сюда: по Каспийскому морю до Баку, оттуда - в Тифлис, а дальше - горными тропами через Ингушетию в Ведено.
- Киров благодарит тебя, - сказал Заам. - Он знает, что ты выполняешь очень трудную задачу. Но уже осталось немного времени, и 11-я армия пойдет в наступление.
З. Яндиев протянул Тарко-Хаджи золотые часы:
- Подарок от Кирова.
В следующий свой приезд в Ведено З. Яндиев привез Тарко-Хаджи очень радостную весть. Он получил письмо от Гикало с предписанием привести свой отряд в полную боевую готовность и выступить через Кескем, Вознесенскую на соединение с красными войсками, наступающими от Святого Креста на Георгиевск.
- Все мои 1800 партизан готовы, - говорил Заам, - и ждут приказа.
Получив ответственное задание, Заам уехал, чтобы лично с Гикало обсудить все вопросы, связанные с его выполнением...
Среди многих материалов, касающихся деятельности Т.-X. Гарданова, привлекает к себе внимание его выступление на III съезде народов Терской области. Вот выдержка из него: «Вместо царя и бронированного кулака мы, горцы, видим в лице России освободительницу, которая разрубила оковы рабства и дала возможность горцам получить свои права».
Заслуги Т.-Х. Гарданова отмечены государством, его имя окружено почетом, им названы улицы в Грозном и Малгобеке. В центре с. Сагопши ему был поставлен памятник. В 1942 году во время боев у села памятник был разрушен. Теперь он восстановлен.

А. Боков
Газета «Грозненский рабочий». 1998, 5 ноября

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:24
ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ДЕЛУ РЕВОЛЮЦИИ (ЮСУП ТОХОВИЧ АЛБОГАЧИЕВ)



Мужественно сражался за установление Советской власти в России известный революционер Юсуп Тохович Албогачиев. Друг и соратник Г.К. Орджоникидзе и С.М. Кирова, старейший большевик Чечено-Ингушетии, он всю свою жизнь посвятил борьбе за счастье народа.
Его детство прошло недалеко от Назрани, в красивом ингушском селе Экажево.
Отец, старый Тох Албогачиев, и его сыновья считались лучшими кузнецами в селе. С утра до вечера вместе с отцом работал в кузне и Юсуп. Он еще мальчиком показал себя любознательным и трудолюбивым, старательно познавал профессию отца, проявлял живой интерес к окружающей жизни. В мастерской отца всегда было много народу, к ним шли с заказами не только их односельчане, но и люди из окрестных сел. Мастерская и ее работники были известны всюду как хорошие специалисты кузнечного дела.
Разговор в кузне всегда был интересным. Он касался их жизни, политики и будущего. Юсуп с детства запомнил беседы старших, так как они в основном шли о проблемах их жизни и постоянных притеснениях трудового крестьянства со стороны чиновников местной и российской администрации.
Эти беседы для Юсупа не проходили даром, они обогащали сознание мальчика. Однажды в их кузне побывал гость из Тифлиса. Его беседа оказала большое влияние на дальнейшую судьбу Юсупа. Гостем был Алиханов Шама, культурный человек, в совершенстве владевший кузнечным и токарным делом. Видя, с каким азартом и желанием работает в кузне Юсуп, он, обращаясь к его отцу, сказал:
- В большом городе хорошо обучают этой профессии, ты бы послал мальчика учиться. Пришли Юсупа ко мне в Тифлис! Он поступит в ремесленную школу, а потом р в ремесленное училище.
Прислушавшись к совету гостя, отец отдал Юсупа в единственную тогда в Ингушетии горскую начальную школу при крепости. В 1902 году Юсуп успешно закончил учебу в начальной школе. Вскоре он поедал продолжать учебу в Грузию. Алиханов оказался верен своему слову. Он устраивает Юсупа в Тифлисскую ремесленную школу. По окончании этой школы Юсуп поступает учиться в ремесленное училище. В 1908 году Ю. Албогачиев, успешно закончив ремесленное училище, трудоустраивается.
Юсуп часто наведывал Алиханова Шама. Повзрослевший уже юноша до глубокой ночи беседовал со своим опекуном. Его интересовало все, что касалось жизни людей, незаметно развивалось в беседах его политическое мировоззрение. Высокообразованный по тому времени Алиханов Шама оказывал большое воздействие на рост самосознания подростка, на его становление как личности. Это было время, когда сильно обострились социальные противоречия.
Идеи революции 1905 года в России подхватили рабочие Закавказья. В том же году произошла первая рабочая стачка Закавказского вагоноремонтного завода, в которой участвовали Алиханов Шама и учащиеся ремесленного училища, в том числе и 17-летний Юсуп Албогачиев. Так складывался и укреплялся характер молодого человека, формировалась цель его жизни.
В 1908 году, имея уже некоторый революционный опыт, Юсуп принимает активное участие в революционных событиях всей страны. В этом же году он вступает в ряды большевистской партии (партбилет № 0054649). И с этих пор считает своим священным долгом отдавать себя полностью борьбе за светлое будущее своего народа.
Став профессиональным рабочим, кузнецом и токарем, Юсуп Албогачиев трудится на заводах и в мастерских, ведет агитацию среди рабочих, участвует во всех политических стачках и забастовках. Он своим чистосердечием, стремлением к равноправию, оказанием бескорыстной помощи завоевывает авторитет среди товарищей. Его начинает преследовать за политические убеждения царская администрация. По этой причине Албогачиев вынужден часто менять места трудовой деятельности. В связи с обострившимися репрессиями в 1908 году он оставляет ремонтные мастерские в Тифлисе и два года работает на Краматорском машиностроительном заводе. Участвует в стачке рабочих завода. Появилась угроза из-за этого попасть в тюрьму, и Юсуп возвращается опять в Ингушетию. Здесь он трудится несколько лет в родном селе вместе с отцом, ведет среди населения агитационно-просветительную работу.
В 1912 году, когда спала волна реакции в царской России, Албогачиев работает токарем Керченского рельсопрокатного завода. Условия жизни и настроения рабочих Керчи ничем не отличались от общероссийских. И Албогачиев Юсуп становится в первые ряды революционного движения рабочих Керчи. Снова успешно уходит от преследований жандармов. Однако в Грозном, куда он прибыл из Керчи, революционное движение рабочих приняло еще больший размах, чем там. Юсуп работает токарем на Грозненских нефтяных промыслах. Там он знакомится с Андреем Афанасьевичем Вожовым, Степаном Степановичем Бутенко и другими. Два года Юсуп ведет активную агитационно-массовую работу среди заводчан. Он являлся одним из организаторов забастовок на 15-м участке промыслов в 1915 году. Благодаря четкой организации, смелым и настойчивым действиям рабочих, по многим позициям требования забастовщиков были удовлетворены.
Уже шла мировая война, и любое выступление рабочих расценивалось как попытка разрушить государство. С участием Юсупа Тоховича Албогачиева, братьев Бутенко - Степана и Николая, Андрея Вожова рабочий комитет организовал новые выступления рабочих в защиту своих прав и улучшения условий труда. После этого выступления начались репрессии. Пришлось уйти в подполье С. Бутенко и А. Вожову, отказался от брони и ушел на фронт Н. Бутенко, а Албогачиев тайно уехал в Баку.
Устроившись там на сталелитейном заводе, Юсуп знакомится с видными деятелями большевистской партии Степаном Шаумяном, Алешей Джапаридзе и Мешадием Азизбековым. Под их руководством он ведет агитационно-пропагандистскую работу среди рабочих, распространяет литературу марксистского содержания. Степан Шаумян и Мешади Азизбеков высоко ценили Албогачиева и поручали ему самые ответственные задания.
В 1916 году с активным участием Албогачиева в Баку была проведена массовая забастовка. Были арестованы многие ее организаторы. Еле вырвался из-под ареста и Юсуп Албогачиев. Он едет на Украину в Екатеринослав (теперь Днепропетровск). Там он устраивается токарем на трубопрокатном заводе.
Начались события февраля 1917 года, и Албогачиев срочно возвращается на родину, в Ингушетию. Под руководством С.М. Кирова он включается в революционную борьбу. Чтобы не быть обнаруженным администрацией, он работает слесарем, чинит подводы и плуги, а сам продолжает вести агитацию среди трудящихся, разъясняя им политику буржуазной власти и призывая их свергнуть ее. Вскоре имя Юсупа Албогачиева приобретает известность не только среди трудовой массы Ингушетии, но и Осетии.
В 1919-1920 годах Ю. Т. Албогачиев устанавливает связь с подпольным Кавказским комитетом и много раз по поручению его через горную Хевсуретию пробирается на связь к Серго Орджоникидзе, который скрывался в те годы в Тбилиси. Оттуда он переправляет сюда деньги, оружие, продовольствие и революционную литературу.
Прошли годы напряженной борьбы за утверждение Советской власти. Уставший от войн, разрухи и голода народ приступил к мирной созидательной жизни. Возвращается в ритм мирной жизни и Юсуп Албогачиев. Он трудится на различных постах партийной и советской работы. Вот некоторые даты из его трудовой биографии: 1920 год - председатель Ингушского ревкома, 1922 год - ответсекретарь Назрановского окружкома ВКП(б), 1923 год - председатель Владикавказского окружисполкома, 1924 год - председатель Ингушского областного суда...
В 1924 году старейший большевик Ингушетии Ю. Т. Албогачиев едет в Москву делегатом XIII съезда партии от парторганизации Ингушетии.
До конца своей жизни Ю. Т. Албогачиев оставался верным сыном своего народа.

Б. Чахкиев
(Газета «Сердало». 1987)
Перевод с ингушского С. Шадиева

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:26
ЮНКЕР МИЛИЦИИ – ПОЛНЫЙ ГЕОРГИЕВСКИЙ КАВАЛЕР (АРЧАКОВ АРЧАК ГАКИЕВИЧ)

Дорогой читатель! Мой рассказ о моем земляке - моем односельчанине, прапорщике русской армии, участнике первой мировой войны, полном кавалере Георгиевских крестов и других наград - Арчакове Арчаке Гакиевиче.
Родился Арчак 4-го марта 1890 года в селе Насыр-Корт Назрановского округа Терской области в обеспеченной семье Гаки Арчакова - офицера Терской постоянной милиции, по некоторым сведениям участника русско-японской войны. Два его сына - Арчак и его брат Аламбек - оба учились во Владикавказском военном училище.

Когда началась первая мировая война, навязанная Германией России, император Николай Второй, по опыту прошлых войн, обратился к сынам Кавказа принять участие в этой войне против общего врага. На этот призыв откликнулись все кавказские народы. Были созданы Дагестанский, Ингушский, Кабардинский, Татарский, Черкеский и Чеченский полки, которые потом, объединенные вместе, стали называться Кавказской Туземной конной дивизией, которая в скором времени за мужество, отвагу и решительные действия на фронте в народе получила очень емкое и громкое имя: "Дикая Дивизия".
Война уже шла, а формирование ингушского конного полка только началось. А. Арчаку - сыну Гаки Арчакова - очень хотелось быстрее попасть на войну. Посоветовавшись с отцом и получив от него разрешение, Арчак уехал в Дагестанский полк, где служили другие ингуши, знакомые его отца. Отец предварительно дал на это свое согласие, более того, даже похвалил сына за стремление быстрее попасть на фронт, и проводил его с благословением.
В Дагестанском полку его встретили с радостью. Арчак попал в 3-ю сотню Дагестанского конного полка 27 июля 1914 года. Через неделю, уже 4 августа, ему пришлось принять участие в боевых действиях. В этом своем первом сражении с врагом Арчак Гакиевич показал себя очень умным, хладнокровным, мужественным, отважным и решительным всадником, хорошо разбирающимся в условиях боя и великолепно владеющим конем, винтовкой, шашкой и кинжалом. Не прошло и одного месяца, как он появился в полку, но уже 25 августа получил чин младшего урядника, успел завоевать авторитет и уважение в сотне. Через два дня после получения звания младшего урядника - 27 и 28 августа - пришлось участвовать в очень трудных и кровопролитных сражениях с неприятелем. И здесь Арчаков показывает примеры отваги и непреклонного мужества. Мужественные поступки отличают его в разведке - он уходит на задания добровольным охотником. И здесь Арчак совершает смелые и отчаянные подвиги.
День ото дня растет опыт и авторитет Арчака Арчакова. Скоро слава отчаянного воина гремела на весь военный корпус. Незаурядных и славных подвигов немало в боевой биографии Арчака Арчакова. Доказательством тому являются награждения его Георгиевскими крестами и медалями.
Приказом по конному корпусу от 20 января 1916 года "За отличия, оказанные в делах против неприятеля 7 сентября 1914 года" его награждают Георгиевским крестом 4-й степени под номером 25345 и Георгиевской медалью 4-й степени под № 242958. Тем же приказом по тому же конному корпусу от 20 января 1616 года за № 1002 "За отличие, оказанное им в делах против неприятеля 27 - 28 августа 1914 года" он получает Георгиевский крест 3-й степени за №29398. Приказом по войскам IX армейского корпуса от 24 августа 1915 года за № 245 "За отличия - как сказано в том приказе, - против неприятеля 23 апреля 1915 года" Арчакова награждают Георгиевским крестом 2-й степени за № 30100.
Приказом по войскам III армии Западного фронта от 17 декабря 1915 года за № 708 за боевые подвиги и бесстрашное поведение во время конной атаки у деревни Ракитно, Арчак получает уже последний Георгиевский V крест 1-й степени за № 9836 и таким образом за боевые заслуги в течение года он становится полным кавалером Георгиевских крестов.
29 марта 1916 года Арчакова награждают приказом по 3-й Кавказской казачьей дивизии Французской бронзовой медалью, а также от того же числа марта 1916 года он получает звание юнкера милиции.
Награды на войне даются не просто, их надо завоевать храбростью, личным мужеством и решительными боевыми действиями и самоотверженными героическими подвигами в битве с врагом. А таких заслуг и подвигов на долю Арчакова Арчака Гакиевича выпало немало. Как всадник, он сражался с врагом на коне, добровольцем уходил в самые опасные разведки - во вражеские военные тылы - и с огромным риском для жизни добывал очень важные и необходимые на данный момент разведданные, которые очень помогали полку, корпусу, армии проводить военные операции со знанием обстановки и силы врага и с малыми потерями для наших войск. И очень часто эти разведданные приходилось добывать в жарких боевых схватках. И главное, из всех невероятных ситуаций Арчак умел выходить победителем.
Очень жарким и кровопролитным было сражение конной атаки на позиции германцев у деревни Ракитно, за которое Арчак Гакиевич получил Георгиевский крест 1-й степени, становясь, таким образом, как я сказал выше, полным кавалером Георгиевских крестов. Об этом бое Арчак часто рассказывал своим друзьям и однополчанам. Конь Арчака давил под собой врага, а всадник рубил их шашкой, колол кинжалом, расстреливал метким выстрелом из винтовки. И всегда, рассказывая об этом сражении, Арчак Гакиевич любил декламировать своего любимого поэта Михаила Юрьевича Лермонтова:
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась - как наши груди;
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…
- А что это был за бой, я добавлю, - продолжал Арчак. - В этом бою я был ранен в пятку левой ноги, но узнал об этом гораздо позже, когда закончилось это жестокое сражение, и я слез со своего любимого коня Лом, что в переводе на русский - Лев. Меня зовут черный вепрь, а коня именем царя зверей - Лев.
Появление на поле его серо-пятнистого коня германцев и австрийцев бросало в дрожь, но удивлялись и радовались удали, отваге и мужеству своего сослуживца всадники дагестанского полка. Действительно, Арчак был вепрем, а его конь - львом, и это звучало гордо.
Знакомясь с послужным списком Арчакова Арчака Гакиевича, я вспомнил слова Г. Коллонтай, сказанные ею о героизме, и отношу их к Арчаку: "Героизм - это действие, основанное на добродетели, когда обязанность оказывать помощь ближним или всему обществу сталкивается с обязанностью сохранения нашей жизни и когда мы первую ставим выше второй или выполняем ее с опасностью для жизни.
Нет иного более благородного дела в моральном порядке, чем героизм, почему он считается высшей добродетелью. В нем любовь к себе уступает место любви к ближнему или к целому обществу; в нем мы благо человеческого рода ставим выше своего собственного".
Эти слова подтверждают героизм и достоинство, и рапорт командира 3-й сотни Дагестанского конного полка Ротмистра Федорова, в котором он просит командира полка за подобный героизм представить юнкера Арчакова Арчака к офицерскому званию - прапорщик. Приведем его:
"Прошу вашего ходатайства о производстве юнкера Арчакова Арчака в прапорщики. Юнкер Арчак Арчаков при объявлении мобилизации поступил охотником (т.е. добровольцем - Б.А.) в полк простым всадником и в текущую кампанию был два раза ранен, награжден четырьмя Георгиевскими крестами, двумя Георгиевскими медалями и Французской военной медалью. Почти всю кампанию юнкер Арчаков исполнял обязанности в сотне младшего офицера, и ему всегда поручались ответственные посты и задачи, как бывшим командиром сотни, ныне умершим от ран, подполковником Бутаевым, так и мною, и всегда все поручения юнкер Арчаков исполнял с редкой добросовестностью. Служа примером храбрости и мужества своим подчиненным, будучи очень строг и требователен на службе, юнкер Арчак Арчаков сумел заслужить уважение и любовь нижних чинов. Все нижние чины сотни всегда охотно идут с ним в бой и на самые рискованные разведки. Окончив всего 3 класса гимназии, но будучи очень грамотным, обладая природным умом, юнкер Арчак Арчаков, неустанно работая над своим самообразованием и развитием, добился того, что по своему умственному развитию стал наравне с людьми, получившими более солидный образовательный ценз.
Все вышеперечисленное дает мне основание просить Вашего ходатайства о производстве юнкера Арчака Арчакова в прапорщики.
Я глубоко убежден, что награждение юнкера Арчакова офицерскими погонами не только не ослабит его рвение к службе, но еще во много раз увеличит, и Русская Армия в его лице приобретет вполне достойного офицера.
Командир сотни Ротмистр Федоров".
Вслед за этим рапортом к командиру Дагестанского полка пошло второе прошение о ходатайстве в присвоении Арчакову этого офицерского звания. На этот раз № 15 от 11 сентября 1916 года писал уже исполняющий обязанности командира сотни поручик Хабаев, которое он передавал командиру полка с деревни Рафаилова. В своем прошении Хабаев писал:
"Доношу, что согласно донесению командира 3-й сотни Ротмистра 15 сего августа юнкер Арчак Арчаков был выслан с разъездом на высоту 791 для обеспечения правого фланга южной стороны. Вначале самого подъема разъезд наткнулся на противника, но, продолжая двигаться с боем, юнкер Арчак Арчаков отбросил противника с высоты 791 на высоту 1095 и успех над противником был одержан благодаря смелым и энергичным действиям юнкера Арчака Арчакова, который воодушевил подчиненных примером личной храбрости и распорядительностью.
11-го сего августа юнкер Арчак Арчаков был выслан согласно донесения корнета Котиева (тоже ингуш - Б.А.) взводом на разведку высоты (номер высоты не читается - Б.А.), занятой противником силою в одну роту. Обойдя эту высоту по реке Быстрица, юнкер Арчак Арчаков смело двинулся на эту высоту в тыл противника и, обнаружив противника, завязал перестрелку с ним. Противник, видя перед собой наступающую 3-ю сотню и в тылу у себя взвод юнкера Арчака Арчакова, в замешательстве стал быстро покидать высоту …54 и одновременно высоту …3, благодаря чему дивизиону удалось занять высоты эти без потерь.
Считаю долгом донести об этих лихих разведках юнкера Арчака Арчакова и как имеющего четыре степени Георгиевских крестов, прошу представить к производству в прапорщики. Требования, которые можно к нему предъявить к присвоению ему офицерского звания, вполне усвоены им благодаря …боевой, практической подготовке.
Вр. командующий 3-й сотни поручик Хабаев".
По всей вероятности, Арчак Арчаков получил звание прапорщика, но утверждать пока я не берусь, потому что документов, подтверждающих это, не найдено. И это сегодня не столь важно, кроме любопытства более подробно знать о его службе и продвижении его по служебной лестнице.
Арчаков Арчак был неординарной личностью во всем: и в жизни, и на войне, и в отношениях с людьми, и в обыденной бытовой жизни. В нем не было ни капли зазнайства, чванливости, себялюбия, но смел и отважен он был до самозабвения. Конем, оружием в боях и сражениях он владел великолепно. Смотря на него в бою, восхищались и удивлялись друзья его джигитовкой на коне. Воюя в Дагестанском конном полку, он приобрел такую славу, что однажды, во время похода против австралийцев в Галицию и осады крепости Перемышль целая группа офицеров из разных частей фронта, проходя через опасные участки фронта, пробралась в Дагестанский полк, чтобы увидеть и познакомиться с таким легендарным человеком. Слава по фронтам шла о нем, как о человеке огромного роста и силы, чуть ли не как о знаменитом фольклорном герое.
Когда эта группа пришла в 3-ю сотню, Арчака не было на месте, но через некоторое время в помещение, где сидели гости, вошел обыкновенный человек в черкеске, в кавказской мохнатой шапке, стройный, красивый, с типичными кавказскими усами, с тонкой девичьей талией, невысокого роста молодой человек и представился:
- Уважаемые господа офицеры, мне сказали, что вы ждете меня. Я Арчаков Арчак Гакиевич. Чем вас заинтересовала моя личность?
Установилась немая сцена. Перед ними стоял молодой человек обыкновенного роста, с острыми горящими глазами и такой завораживающей улыбкой. - - Вы с дороги, наверно, проголодались, я закажу обед, там продолжим беседу.
- Нет, нет, - сказал один из офицеров, - старший из присутствующих, - нас накормили хорошо. По всему фронту о вас идет такая слава, и мы решили, оказавшись поблизости, заехать и лично познакомиться с вами и рассказать о вас своим товарищам, коллегам.
Встреча с вами нас удивила. О вас говорят, как о человеке огромного роста, с необыкновенной силой, как о легендарном фольклорном герое. Ваше имя наводит страх на наших врагов. Я смотрю на вас и ничего необыкновенного в вас не вижу. Вы такой же человек, как и мы все, очень приятный, очень приветливый молодой человек. Откуда у вас такая отвага, как вы сумели завоевать такую славу, или вы бессмертны? Ответ Арчака Гакиевича Арчакова был лаконичным:
- Почему это я бессмертный. Я смертен, как и все люди на земле. Я не отважнее других, и слава моя, о которой вы говорите, я бы не назвал это славой, просто я исполняю свой долг солдата и защитника родины, честь и достоинство моего народа, семьи. Такое воспитание мы получаем дома с детства…
Закончилась первая мировая война. Еще до ее окончания забурлила, закачалась вся Россия. Пала царская власть. Одних это радовало, а других - печалило. По всей Российской стране все завертелось и закружилось, как в сумасшедшем танце. Эти события всколыхнули и Кавказ.
Ингуши приняли самое активное участие в этих революционных событиях и гражданской войне. Принимали здесь участие и многие бывшие всадники ингушского конного полка, в том числе и Арчак Арчаков. Активное участие в этих событиях принимал друг и товарищ Арчанова - тоже полный Георгиевский кавалер - Местоев Хаджи - Мурат Вагапович. Для друзей это была настоящая война, как говорили: война за счастье и свободу.
Во всех тех сражениях, которые проходили в Долаково, Кантышево, Насыр-Корте, Экажево, Сурхохи, Кескеме принимали участие немало воинов русско-японской 1904 - 1905 г.г. и первой мировой войн. Их военный опыт, их воинская закалка и смекалка помогали горцам приобщаться к боевым действиям. Они учили этих крестьян беречь себя, вести правильно огонь по врагу, как можно искуснее, чтобы самим остаться в живых и нанести больше урона врагу.
Самыми горячими и кровопролитными были бои за село Долаково, которые продолжались много дней. В схватках за это село белые бросили все свои отборные силы. Стреляла артиллерия, строчили пулеметы; защитники вели беспрерывный ружейный огонь. В один из дней таких сражений наступил такой момент, что защитники села не могли поднять даже голову. Казалось, кончилось все - деникинцы победили. Это был самый трагический момент для защитников села. И вдруг среди этого кромешного ада на бруствере появилась, как ангел небесный, девушка вся в белом с задорной игрой на гармонике, прекрасная и гордая как кавказская лань. Это была бравурная музыка, зовущая в бой с врагом. Иногда в эту музыку вкрадывались танцевальные ритмы коней. Многие джигиты были на таких конях. Услышав ритмы своей мелодии, кони Арчака Арчакова и Хаджи-Мурата Местоева выпрямили груди, закусили удила и пошли выделывать танцевальные па. Мгновенно прекратилась стрельба со стороны белых. Танцующие кони, девушка в белом, играющая на своей гармошке эту бешеную маршевую музыку. Это была великолепная музыка Фатимы Мальсаговой из песни "Мы победим".
- Нет, други мои, этот народ не будет побежден, - сказал бравый старый солдат с пышной бородой. - Вот это девка, вот это героиня!..
- Да, это Жанна д,арк, Орлеанская дева! - добавил молодой с озорными усами офицер. - И такая картина в этом кромешном аду, в этом безжалостном бою…
- Впервые вижу, как танцуют кони, - воскликнул безусый солдат, весь израненный и в бинтах, с перевязанной головой и проступающим через бинт огромным красным пятном и смотрел на все это зачарованно, забыв о своей боли и ране.
- Ах, эта зараза, смотри, как она ведет себя, поднимает дух своих ингушей на бой, я ее сейчас, - сказал один из офицеров с обвислой губой и кривым ртом - прицелился, чтобы выстрелить в эту девушку, но другой старый солдат с сабельным шрамом на лице прикладом своей винтовки выбил из рук офицера его винтовку, но выстрел все-таки прозвучал и пуля пошла высоко вверх, а потом этот старый солдат строго и ненавидящим взглядом посмотрел на того офицера и сказал:
- Ты не офицер. На женщину, на девушку, какой бы она ни была, наводить оружие, сколько в тебе подлости и ненависти к этим людям, они защищают себя, свою родину, а ты пришелец…
Эта картина с играющей на гармошке девушкой - вся в белом - и танцующих лошадей заворожили всех: и наступающих и защищающихся. Это было что-то необыкновенное, даже такое невозможно было прочесть в сказке…
- Да кто же эта девушка, этот ангел небесный играет эту музыку? Она зовет нас на подвиг и вдохновляет, - бросил один из братьев этой девушки, не ведая, что она его родная сестра.
- Абукар, что, не узнаешь нашу сестру Бохи? - воскликнул второй брат этой девушки Хизир. А в то время Арчак Арчаков сказал своему другу Местоеву Хаджи-Мурату:
- Клянусь, мой друг, если она и я - мы останемся живы, женюсь только на ней.
- Разреши мне быть твоим свояком. А я женюсь на ее сестре, если она у нее есть, - добавил Местоев…
И в этот момент в эту установившуюся тишину, в этот перерыв боя, вызванный увиденной картиной, с тыла белых загремело ингушское "Вурро!" Белые оказались в кольце двух огней. Это было нападение ингушей с Пригородного района на белых. В атаку шел кабардинский отряд Бетало Калмыкова, грозненских красных курсантов. Закипел кровавый бой. Теперь в роли обороняющихся оказались деникинцы. Ингушское "Вур-р-ро!" и возгласы кабардинцев и "Ура" красных курсантов заполнили всю окрестность. Закипел страшный и жестокий бой. Сотнями падали убитые с той и с другой стороны. Не умолкая играла гармонь, звуки ее доносились далеко вокруг.
На этот раз победа оказалась на стороне защитников Долаково…
Закончилась гражданская война. Начали строить новую жизнь. Арчак занимал разные должности. Он великолепно владел немецким, французским, армянским и, как племянник, и осетинским языками. Был он очень музыкален. Играл почти на всех музыкальных инструментах. Очень хорошо играл в шахматы, был отличным математиком. Математика, физика, геометрия были его любимыми предметами… прежде всего нужно было выполнить когда-то данную клятву: жениться на той девушке в белом и с гармошкой. Она оказалась жива и родом из Котиевых с села Плиево, звали ее Бохи. Клятву Арчак выполнил. Их свадьба состоялась в 1922 году. Выполнил свое обещание стать свояком Арчака и Хаджи-Мурат Местоев. Он женился на свояченице Арчаковой Нате. Так что оба друга и оба военных товарища выполнили данные обещания - жениться на двух сестрах. Зажили они как друзья, как свояки, родственники.
В 1927 году Арчака направили в Киев - курсы красных командиров, закончив курсы, служил. Скоро оставил военную службу и перешел работать во Владикавказский центральный банк, по всей вероятности, руководителем банка, как рассказывают родственники. Ни один документ не проходил без его подписи. Этот вопрос сейчас выясняют внучатые племянники: Точиев Тамерлан и Эсмурзиев Руслан.
По их рассказам, этот период жизни был для семьи Арчака и Бохи самым счастливым и спокойным: все вместе. Нет командировок, постоянных разъездов. Но эта спокойная и счаливая жизнь продолжалась недолго: в 1933 году Арчака Гакиевича Арчакова не стало. На его похоронах было огромное количество людей. Вся улица Куйбышева, на которой жил Арчаков, была заполнена людьми. Видно, что он был любимым и уважаемым человеком. Жена его Бохи осталась одна с детьми. Во Владикавказе она жила до 1941 года, до начала войны…
В 1944 году в день всенародного праздника - день Советской Красной Армии - вместе со всем ингушским народом Бохи, тяжелобольная, была выслана в Казахстан, где и умерла в 1947 году.
У Арчака не было сыновей, были только одни дочери. Таким образом, у Арчака нет потомков по мужской линии. Его наследники - от дочерей. Их очень много. Одних внуков и внучек у него 23 человека, а про правнуков и правнучек говорить не приходится…
Ингуши хорошо помнят 23 февраля 1944 года - день выселения ингушей в Казахстан и Киргизию. Для многих ингушей этот день стал вдвойне и втройне трагичным, потому что без всяких на то причин солдаты и офицеры Советской Армии расстреливали женщин, детей, стариков. Таким же трагичным оказался этот день и для семьи Гаки Арчакова. В этот день был убит второй сын Гаки - Аламбек. Вот как рассказывает об этом очевидец и свидетель гибели Аламбека Гакиевича Арчакова - Абадиев Аламбек Ахметович, автор этих слов, ныне покойный. Эта моя запись из моего архива имеется в "Белой книге", изданной в городе Алма-Ата в 1991 году (стр.145 - 146): "22 февраля еще с обеда солдаты начали обходить ингушские дома и сообщать, что завтра, 23 февраля, в честь дня Советской Армии все ингуши мужского пола от 16 лет приглашаются в 6 часов утра на митинг, посвященный этому празднику. В районе урочища речки Назранки. Никто не подозревал и не подумал, что это за митинг зимой в 6 часов утра, почему в открытом месте, да еще у речки. Я с братом тоже пообещал посмотреть митинг и услышать, что там будут говорить взрослые. И что это за важное сообщение хотят нам объявить. Народу на площади было много. Было холодно. Люди стояли полукругом. Скоро подъехала машина с раскрытыми бортами. На нее взобрались какой-то генерал, Газдиев Ахмед Магиевич. Вокруг ингушей поодаль стояли солдаты, вооруженные до зубов разным стрелковым оружием: винтовками, автоматами, ручными и станковыми пулеметами. На берегу со стороны школы было тоже много солдат вокруг мелкокалиберных пушек и станковых пулеметов. Генерал начал речь, а Газдиев Ахмед переводил эту речь. С первых слов генерала и перевода Ахмеда по ингушской группе прошел глухой стон. Сразу стала известна роль митинга. Рядом с генералом и Ахмедом стояла Лида - русская - ветеринарный врач. Видно, она была приглашена, чтобы проверить достоверность перевода речи генерала Ахмедом Газдиевым и слышать о чем будут говорить ингуши, она владела ингушским языком чисто и основательно, работая столько лет вместе с ингушами ветеринарным врачом района. Ахмед переводил: "Нас выселяют, но неизвестно куда, но, как говорит генерал, в такие же теплые места, как наш Кавказ, выселяют без срока возвращения". Потом, как из рога изобилия, посыпались обвинения, за которые выселяют ингушей, одно обвинение нелепее другого. Сказать какое-либо слово ингушам не разрешалось. Генерал говорил, как на судебном процессе, даже хуже. По кругу пошли разговоры: вот тебе праздник Красной Армии, вот тебе митинг в честь этого праздника.
Осознав всю трагедию своего положения, ингуши-кровники стали искать своих кровников, обниматься с ними, прощать им кровь брата, отца, родственника. Это был старый дедовский обычай прощения крови, когда на Ингушетию, на его народ наваливалась огромная беда. Вынужденные отправиться в неизвестность, в дальнюю дорогу, не зная, придется ли еще раз встретиться, эти кровники выполняли эту старую традицию своего народа, да и просто прощались друг с другом, не ведая: придется ли еще раз встретиться. И в этот момент, когда ингуши обнимали друг друга, раздалась пулеметная очередь, стреляли прямо в толпу со стороны. Ранили Арчакова Аламбека Гакиевича, разбили ему коленную чашечку левой ноги. Люди перевязали ему рану башлыком. Упал раненный в грудь Абадиев Юсуп Рахманович, на месте был убит Куркиев Зовли Иналкович. Его унесли и похоронили во дворе их дома. Без врачебной помощи и ухода, подъезжая к Ростовским Сальским степям, умер Арчаков Аламбек, и его вынуждены были оставить там же - рядом с железнодорожными путями. Юсуп Абадиев выздоровел. Жил в Кустанайской области, работал в Узбекистане и там умер.
У его дочерей выросли дети, у них выросли свои дети. Они несут славу своего деда по матери.
Счастья вам, радости и благодатной жизни, дорогие мои из племени Арчаковых, Местоевых, Хашагульговых, что продолжают добрые дела Арчака Гакиевича Арчакова.

Б.АБАДИЕВ

Сердало № 79 (9768) 10 июня 2006 г.

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:27
ИСТИННЫЙ ПАТРИОТ СВОЕГО НАРОДА

"Достойные мужчины - опора народа", - говорят в народе.
Тамерлан Муталиев. Педагог, историк-профессионал, архивовед, общественный деятель, учёный, профессор, Человек - таким он останется в памяти людей.
Тамерлана Хаджибикаровича Муталиева знали и уважали не только в республике, но и далеко за её пределами, как учёного, общественного деятеля, человека неиссякаемой энергии, трудолюбивого и чуткого, с развитым чувством долга и патриотизма. Все свои знания и огромный труд вложил Тамерлан Хаджибикарович в просвещение ингушского народа. Он не знал на этой работе ни отдыха, ни усталости.
Тимурлан Хаджибикерович родился в 1946 году в сел. Ворошиловка Ворошиловского района Киргизской ССР, где его семья оказалась в годы депортации чеченского и ингушского народов в 1944-1957гг.
Отец Тамерлана был известным ингушским поэтом, членом Союза писателей СССР с 1934года. Поэт всем творчеством и мыслями был связан с народом. Он был в числе тех, кто в тяжёлые годы депортации помогал народу не усомниться в том, что народ вернётся на свою историческую Родину.
Не задумывался тогда Хаджи-Бикар над тем, что рядом с ним, уже с раннего возраста пытливый ум его сына - Тимурлана ищет ответ на вопрос: "Почему народ здесь, а не на своей Родине, о которой с тоской вспоминают взрослые?" И уже спустя годы, этот мальчик напишет: "..Только человек, безмерно любящий свой родной край, может десятки лет, до самой смерти, хранить и лелеять в самых сокровенных глубинах души столь волнующе чистый образ Родины." (Т.Муталиев. Генерал Мальсагов: сын Ингушетии и России. //Возвращение к истокам. Саратов, 2000.С. 147)
Семья Муталиева Хаджи-Бикера в числе первых ингушей, выезжавших из Киргизии, возвратилась на Родину в 1957году.
Школу Тимурлан закончил в 1964г. в г.Грозном. После окончания школы он поступил учиться на химический факультет МГУ, но любовь к истории и огромное желание узнать историю своего народа определило его дальнейший выбор. Он поступает на исторический факультет Московского государственного педагогического института им. В.И. Ленина., затем переводится на заочное отделение ЧИГПИ.
Свою трудовую деятельность Тамерлан Хаджибикарович начинает в редакции газеты "Сердало" корреспондентом, зав. отделом культуры. Здесь стали проявляться его страстные патриотические чувства, его желание сказать правду об историческом пути своего народа.
В 1979 году успешно кандидатскую диссертацию, и с июня 1981г. начинает работать в Чечено-Ингушском госпединституте.
Ассистент, старший преподаватель, доцент кафедры, декан факультета, проректор по научной работе.
С особой заботой относился Тамерлан Хаджибикарович к студентам, развивая в них чувство гордости и непреклонного желания учиться.
Возрождение ингушской государственности в 1992 году Тамерлан Хаджибикарович принял с особым воодушевлением и все свои знания и опыт стал вкладывать в её развитие.
С июня 1993г. работал Министром образования и науки Ингушской Республики. С марта 1996 года стал руководителем Государственной архивной службы РИ. Тамерлан Хаджибикарович является основателем Архивной службы Республики Ингушетия. По крупице собирая исторические факты, сведения, документы, создавая базу архивной службы, Тамерлан Хаджибикарович особое внимание уделял молодым специалистам, понимая, что это крайне необходимо для обеспечения качественной работы Архивной службы.
В октябре 1997года Муталиева Т.Х, назначают директором Ингушского научно-исследовательского института гуманитарных исследований им. Ч.Ахриева. Время его работы в этой должности положительно сказалось на организации и качестве научной работы института.
Сложность работы не расслабляла Тамерлана Хаджибикаровича. С присущей ему энергией работал он и в должности ректора Ингушского государственного университета. Назначение профессора Муталиева Т. Х. на должность ректора было воспринято учеными и профессорско-преподавательским составом с вдохновением и надеждой за судьбу университета и рост нового поколения ученых. Всю энергию своей души вкладывал новый ректор в работу. Он был требовательным к себе, что позволяло быть требовательным к коллегам и студентам. Он умел быть рядом и впереди, умел понять, подсказать, помочь.
Воплощению планов истинного патриота своего народа, учёного-историка, общественного деятеля Тамерлана Хаджибикаровича Муталиева помешала продолжительная тяжёлая болезнь.
На каком бы ответственном участке не находился Муталиев Т.Х., он не прекращал исследовательскую работу по изучению истории ингушей, постоянно работал в этом направлении.
Вспоминая своего научного руководителя, преподаватель ИнгГУ Яндиева Т. говорит, что именно Тамерлан помог ей определиться с темой научной работы. Истинный патриот своего народа, Т.Муталиев всё время думал о том, как незаслуженно забыты подвиги героев ингушей, участвовавших в Великой Отечественной войне. Не было вопроса в истории народа, по которому нельзя было бы найти в нём интересного собеседника.
Заканчивая исторический факультет СОГУ, помню, как я с гордостью читала статьи историка Муталиева Т.Х., была благодарна ему за его труд историка, патриота и мужественного человека. Такие же мысли охватывали и многих моих коллег. "Для меня эта была легендарная личность", - с тоской вспоминает сегодня своего научного руководителя кандидат исторических наук Матиев Т.Х.
Будучи ректором ИнгГУ, Муталиев Т.Х., почувствовав научные способности в выпускнике ИнгГУ предложил Матиеву Т. писать научную работу именно по истории ингушей конца Х1Х-ХХвв. И Матиев Т. написал и защитил кандидатскую диссертацию, где у истоков его научных исканий стоял Историк Муталиев Т.Х.
Муталиев Т. был исследователь, помогавший в становлении научных личностей. Никогда не навязывая своего мнения, он помогал самим находить единственно верные решения.
Тимурлан Хаджибикерович не мог спокойно говорить о том, что пропускал через свою душу. Искренность, мужество и честность были качествами его характера. Таким же оставался и в своих научных исследованиях, добиваясь основательности и глубины.
Перу историка - Тамерлана Хаджибикаровича Муталиева принадлежат многочисленные научные статьи, касающиеся судьбы своего народа: "Ингушский дивизион" в русско-турецкой войне 1877-1878гг.; "В одном строю.Чеченцы и ингуши в русско-турецкой войне"; "Из истории русско - чечено - ингушского боевого содружества в 16-17веках"; "К вопросу о возникновении ингушских поселений в междуречье Терека и Сунжи в VIIIвеке"; "Тотальная депортация - заключительный акт исторической трагедии народов"; "Истоки народной трагедии"; "Документы и материалы по истории государственности ингушского народа"; "Проблемы духовного возрождения народа и обезличенность истории Ингушетии"; "Роль духовно-нравственных ценностей ингушского народа в социально-экономическом развитии республики" и многие др.
Тамерлан Хаджибикарович Муталиев - была личность общественно-значимая, с богатым внутренним миром и огромным багажом знаний.
Буквально слившись с ритмом истории своего народа, чувствуя его пульс, незадолго до смерти, он искренне призывал: "Примиряя в своём нынешнем сознании исторических деятелей прошлого, стоявших на различных политических и иных позициях, мы должны не в очередной раз сводить счёты с прошлым, а извлекать уроки из этого прошлого. Доказано, что это не только самое трудное, но и самое необходимое занятие для народа, который действительно желает иметь будущее.." (Т.Муталиев. Генерал Мальсагов: сын Ингушетии и России. //Возвращение к истокам. Саратов, 2000.С. 147)
Он был человеком требовательным, особенно к людям любознательным и способным. Он старался помочь таким людям раскрыться, т.е. создавал условия, посильные ему. Ценил в людях преданность и трудолюбие. Всегда был готов прийти на помощь, что ему очень часто удавалось.
Те люди, которые соприкасались с ним, по роду своей деятельности, будут всегда вспоминать его теплым словом. На первый взгляд очень суровый человек, на самом деле очень чуткий к проблемам своих подчиненных.
Люди, знавшие Муталиева Т.Х. вспоминают его истинно человеческие качества, которые он не скрывал. Он дорожил людьми. Бывший научный сотрудник НИИ Имагожева Т.сегодня вспоминает, как она однажды пропустила несколько дней по болезни матери. Придя на работу, всё не могла собраться мыслями, чтобы зайти к руководителю и объяснить причину своего отсутствия. И в это время, зашёл в кабинет сам Муталиев Т.Х., и, спросив о состоянии здоровья матери, сказал: "Как ты могла сегодня прийти? А если ей понадобится твоя помощь? Работа у нас будет всегда, а мать, родители - это святое!"
Такое отношение к жизни многого стоит.
Годы всё дальше и дальше отдаляют нас от той трагической даты, когда не стало Тамерлана. Уже сегодня, изучая его жизнедеятельностью, горячий патриотизм, невольно вспоминая эпизоды общения с ним, понимаешь: он торопился жить. Он как будто бы боялся не успеть. Он сделал для республики всё что мог, но хотел и желал ещё больше. Он сгорел на высоком поприще историка-исследователя.
Заботливый родитель, хороший руководитель, историк-учёный Тамерлан мечтал о главном, чтобы знали все о том, какой это хороший и мужественный народ - ингуши! Он горел этим призванием! Рассказывая об историческом прошлом своего народа, он говорил о том, какими мы должны быть сегодня. Какими не быть не имеем права!
Муталиев Т. вызывал чувство гордости за историческое прошлое, знал, что это помогает в жизни, вдохновляет на новые добрые дела во имя народа. Подтверждением тому, являлись и его телепередачи "Ретроспектива", которые транслировались по ГТРК Республики Ингушетия. В них учёный с глубоким знанием дела, профессионально, в доступной для телеаудитории форме раскрывал тайные тропы истории ингушского народа, и характеристику легендарных исторических личностей с гордостью заканчивал словами: "Мы потомки таких людей!".
Самую высокую оценку деятельности человека даёт народ. За выдающиеся заслуги перед народом Республики Ингушетия, огромный личный вклад в развитие истории и культуры ингушского народа Тамерлан Хаджибикарович был награждён орденом "За заслуги" в мае 2002года Президентом Республики Ингушетия М.М. Зязиковым.
Тамерлан Хаджибикарович оставил богатое научное наследие, которое и после его смерти будет служить его народу. Интеллигентный, глубоко порядочный человек Тамерлан Хаджибикарович Муталиев дал достойное образование и воспитание своим детям, воспитал не одно поколение молодых учёных и остался в памяти многих людей истинным патриотом своего народа.

Дзарахова З.М.Т.,
кандидат исторических наук

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:34
ОТЕЧЕСТВУ ВЕРНО СЛУЖИЛ (ГУДА АМИЕВИЧ ГУДИЕВ)


Каждая встреча с исследователем Берснаком Газиковым доставляет огромное удовольствие. Во-первых, он "заваливает" тебя информацией, раздобытой им самим и различных архивах страны и даже зарубежья. Во-вторых, становится приятно, что есть среди нас люди, бескорыстно работающие над воссозданием нашей истории. Хотя их бескорыстие не должно бы беспредельным. Государственные органы не могут оставаться безучастными в их работе и должны оказывать им реальную поддержку, так как они занимаются, в конце концов, общенациональным делом. И, конечно, нас радуют встречи с Берснаком еще и потому, что каждый раз он проявляет готовность сотрудничать с нами, с прессой.
Материал, который мы предлагаем вашему вниманию, предполагался подать в ином виде. Но решили опубликовать его без существенного редакционного вмешательства. Даем документы, которые красноречивее любого комментария. "Послужные списки" поручика третьего драгунского полка Гуди Амиевича Гудиева, который в 1920 году в звании ротмистра был градоначальником города Баку и который, как сообщала тифлисская газета "Вольный горец" от 28 июня 1920 года вместе с председателем горского парламента Рашидханом Каплановым был арестован красными. Арест Гудиева вызвал в Ингушетии волнения. Как писали газеты, свыше 12 тысяч ингушей, то есть преобладающее большинство взрослого населения Ингушетии, обратились с настоятельной просьбой вернуть Гуди Амиевича во Владикавказ. Их просьба отчасти была выполнена. Гудиева привезли во Владикавказ, но с коварными намерениями. 6 сентября тот же "Вольный горец" сообщил о расстреле Капланова и Гудиева. В вынесении смертного приговора участвовал А. Андреев, ставший впоследствии первым секретарем Северо-Кавказского крайкома партии. Тот самый Андреев, который приложил страшную руку в решении вопроса с Владикавказом и в лишении нас государственности. Кстати сказать, Андреев в свое время благодаря Гудиеву был избавлен от смертной казни. Но 6 сентября 1920 года подлость оборвала жизнь благородства. Но не победила!
Публикуемые нами документы -еще одно свидетельство того, что ингуши верой и правдой служили Отечеству и никогда не кичились этим. Сухой язык документов, конечно, не может передать всю отвагу и мужество Гудиева, его высокий воинский профессионализм. Что, например, скрывают фразы из "Послужного списка" "самостоятельно взял Чандятунь" или "разновременно выполнял особо важные разведки по приказанию главнокомандующего". Примечателен в этом смысле очерк "В когтях у японцев", опубликованный в 1907 году во втором и в третьем номерах журнала "Вестник русской конницы". В нем рассказывается о горстке храбрецов разведчиков, которые под руководством некоего ротмистра Дроздовского и корнета Гудиева, творили в тылу японцев чудеса храбрости. Здесь Гуди Амиевич Гудиев показан отважным и весьма сообразительным офицером. И по всей видимости, за эту вылазку, которая осуществлена "по приказанию главнокомандующего", ему присуждается один из пяти орденов, перечисленных в публикуемых нами послужных списках. Этот материал также представлен нам Берснаком Газиковым.
Интерес вызывают и приказы градоначальника г. Баку ротмистра Гудиева, опубликованные в 1919 году в официальном отделе газеты "Азербайджан". По ним становится ясно, что в подчинении ротмистра Гудиева служили даже полковники. Упоминаются в них и ингушские фамилии. Например, в приказе от 23 сентября 1919 года говорится:
"Обязанности начальника сыскной полиции временно, до особого моего распоряжения, возлагаются с сего числа на временно исправляющего должность пристава 4-го участка Дибирова. Временное исправление должности пристава 4-го участка возлагаю на помощника пристава Албогачиева.
О чем объявляется по бакинскому градоначальству для сведения, и кого касается исполнения".


ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК
3-го ДРАГУНСКОГО ПОЛКА
ПОРУЧИКА Г.А. ГУДИЕВА
(14 января 1909 г.)
Младший офицер поручик Гуда Амиевич Гудиев родился 12 февраля 1880 г. Сын юнкера милиции Терской области. Вероисповедания магометанского.
Воспитывался во Владикавказском реальном училище и окончил по 1-му разряду курс в Елисаветградском кавалерийском юнкерском училище.
Имеет ордена: святой Анны 4 ст. с надписью "За храбрость"; святого Станислава 3 ст.; святой Анны 3 ст. (оба с мечами и бантами); святого Станислава 2 ст. с мечами и святого Владимира 4 ст. с мечами и бантом.
Жалование — 960 руб. в год (квартирные и фуражные — по положению).
8 службу вступил 20 февраля 1900 г. на правах вольноопределяющегося 2-го разряда по образованию в 45-й драгунский Северский полк. В полк прибыл 17 апреля 1900 г.
5 августа 1900 г. командирован в Елисаветградское кавалерийское юнкерское училище и по выдержании вступительного экзамена зачислен юнкером общего младшего класса — 1 сентября 1900 г.
30 августа 1901 г. переведен в старший класс.
Произведен: 28 сентября 1901 г. в полковые унтер-офицеры, 22 ноября 1901 г. — в ефрейторы училища, 16 февраля 1902 г. — в портупей-юнкера.
9 июня 1902 г. "за отличные успехи в науках и в строевом образовании" удостоен награждения почетным оружием.
1 августа 1902 г. окончил училище по 1-му разряду с переименованием в эстандарт-юнкера. 24 февраля 1903 г. учебный комитет Елисаветградского кавалерийского юнкерского училища "за отличные успехи в науках и в строевом образовании" наградил Г.А.Гудиева премией имени генерал-адъютанта Д.А.Милютина.
1 апреля 1903 г. произведен в корнеты с переводом в 50-й драгунский Иркутский полк (старшинство — с 1 сентября 1902 г.).
Отправился к новому месту службы — 17 апреля 1903 г. С 17 июня по 6 июля 1903 г. исполнял должность хозяина офицерского собрания полка.
6 февраля 1904 г. командирован в Читу в распоряжение наказного атамана Забайкальского казачьего войска.
9 июня 1904 г. переименован в хорунжие с переводом во 2-ой Аргунский полк Забайкальского казачьего войска младшим офицером 3-й сотни.
7 сентября 1904 г. командирован в разведсотню особой важности при штабе Манчжурской армии "для разведок особой важности".
16 февраля 1905 г. назначен начальником четырехсотенного туземного конного отряда.
25 июня 1905 г. прикомандирован к штабу тыла армии.
11 сентября 1905 г., по расформировании отряда, прибыл в отдельный дивизион разведчиков.
7 октября 1905 г., в связи с расформированием дивизиона, откомандирован на Кавказ.
Награды: ордена святой Анны 4 ст. с надписью "За храбрость" — 4 июня 1904 г. — святого Станислава 3 ст. с мечами и бантом — 12 ноября 1904 г.; святой Анны 3 ст. с мечами и бантом — 11 февраля 1905 г.; святого Станислава 2 ст. с мечами — 22 февраля 1907 г.; святого Владимира 4 ст. с мечами и бантом — 2 октября 1905 г.
25 декабря 1905 г. назначен и. д. адъютанта управления инспектора Терской постоянной милиции. 3 февраля 1906 г. утвержден в должности с переименованием в корнеты и зачислением по армейской кавалерии.
6 мая 1907 г. произведен в поручики со старшинством с 1 сентября 1906 г.
22 декабря 1908 г. переведен в 3-й драгунский Новороссийский полк.
14 января 1909 г. прибыл в полк.
С 4 ноября по 23 декабря 1908 г. находился в отпуске.
Недвижимого имущества не имеет.
Наказаниям и взысканиям не подвергался.
Участвовал в русско-японской войне 1904 — 1905 гг. со 2-м Аргунским казачьим полком в отряде генерала П.К. Ренненкампфа — с 24 февраля по 7 сентября 1904 г.
За время пребывания в отдельном дивизионе разведчиков при главнокомандующем всеми сухопутными и морскими силами, действующими против японцев, для разведок особой важности с 12 сентября 1904 г. по 7 октября 1905 г. участвовал: в боях на р. Шахз с 24 сентября по 4 октября 1904 г.; в набеге конницы под началом генерал-лейтенанта, генерал-адъютанта П.И. Мищенко на Инкоу с 26 декабря 1904 г. по 5 января 1905 г., в боях под г. Мукденом с 12 по 26 февраля 1905 г.
Самостоятельно взял г. Чандятунь с боя — 28 апреля 1905 г.
Разновременно выполнял особо важные разведки по приказанию главнокомандующего.
Женат на девице ингушского племени Кали Касбулатовне Льяновой (вероисповедания магометанского). Детей нет. (Не можем утверждать, что на снимке, публикуемом нами, ротмистр Гуди Гудиев изображен с женой Кали. Снимок Б. Газикову передал Батажев Магомед, на что сам Берснак просил указать. — Ред. "Ангушта")

ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК ПОРУЧИКА ГУДИЕВА ГУДИ АМИЕВИЧА ОТ 27 ЯНВАРЯ 1910 г.
(ДОПОЛНЕНИЯ ПО СРАВНЕНИЮ С П/С ОТ 14 ЯНВАРЯ 1909 г.)
НАГРАДЫ: Почетное оружие — шашка за отличные успехи в науках и в строевом образовании.
ПРОХОЖДЕНИЕ СЛУЖБЫ:
Назначен заведовать обучением разведчиков во 2-м эскадроне — 25 января 1909 г.
Временно командовал 2-м эскадроном: 10 — 26 нюня и с 30 сентября по 22 октября 1909 г.
Назначен обучающим в школе подпрапорщиков — 20 октября 1909 г. Тогда же принял должность заведующего оружием в полку. 27 ноября 1909 г. отчислен от должности обучающего в школе подпрапорщиков.
1 февраля 1910 г. получил аттестат в том, что как исполнительный и усердный в службе (обер-офицер) при отличном поведении достоин допущения к приемному экзамену для поступления в Императорскую Николаевскую военную академию.
25 февраля 1909 г. у Г.А. Гудиева родился сын Ахмед.

ОТ РЕДАКЦИИ:
Очень надеемся на то, что у этой истории будет продолжение. Ждем родственников Гуди Гудиева, которые помогли бы нам составить рассказ о славном сыне нашего народа.


ОН БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ ВЫСОКОЙ ЧЕСТИ
Материал о бакинском градоначальнике ротмистре Гуда Гудиеве, опубликованный в прошлом номере, еще верстался, когда к нам в редакцию пришел увлеченный нашим изданием читатель Аюп Хусейнович Экажев. Разговорились. Мы поделились содержанием предстоящего номера. И когда речь зашла о готовящейся публикации про Гуда Гудиеве, Аюп Хусейнович оживился.
— В нашем доме очень много рассказывали об этом человеке. Отец и дед мой были знакомы с ним, — начал А. X. Экажев. — Конечно, мне трудно будет восстановить в деталях некоторые эпизоды. Но в память врезался рассказ отца о событии 1920 года.
— Впрочем, все по порядку. Мой дед Абдула Саадал-хаджиевич был преуспевающим коммерсантом. Ему часто приходилось выезжать за пределы Ингушетии. В 1905 году он со своим зятем Толдиевым Саад-хаджи жил даже в Америке, куда приехал после своего пребывания в китайском городе Харбин. Вдоволь поскитавшись по чужбине, они вернулись домой. В 1915 году к нему обратился Гапур Ахриев с предложением поехать с ним в Баку по очень важным делам. Так уж случилось, что эта поездка затянулась надолго. Родные деда, конечно, были обеспокоены. Ведь время было тревожное. Мой прадед Саадал-хаджи поручает отцу поехать в Баку, разыскать Абдулу и выяснить причины его невозвращения домой. Отец, кстати, по тем временам был грамотный человек. Он окончил Владикавказское реальное училище. И вот он отправляется в Баку. Но по дороге с ним случилась напасть. На железнодорожной станции в Махачкале при обыске у него украли деньги. Оказаться в чужом городе без гроша в кармане — не шуточное дело. Отец в расстроенных чувствах ходил по перрону вокзала, не зная, как выкарабкаться из этой неприятной ситуации. И вдруг встречает двоюродного брата Багаудина Экажева и его друга генерала Солсбека Бекбузарова. Они-то и помогли отцу решить возникшие финансовые проблемы. И он благополучно добирается до Баку, разыскивает своего отца. Но тот не мог возвращаться домой — должен был решить кое-какие дела. Беспокоиться причин не было, и поэтому было решено устроить моего отца на работу дежурным на станции Баланджары, под Баку.
...Однажды, во время вечернего дежурства, мой отец увидел, как английская вокзальная охрана ведет двух арестованных. В одном он узнал своего односельчанина отважного Заама Яндиева, а вторым, как позже выяснилось, был Анастас Микоян. В руках у Заама Яндиева и его попутчика были чемоданы. Выбрав удобный момент, когда охрана договаривалась о том, как переправить задержанных, Заам Яндиев, узнавший моего отца, произнес: "Придумай что-нибудь, чтобы избавить нас от этих вещей, — имея в виду чемоданы. — Это очень опасный для нас груз". Отец пускает в ход всю хитрость, приглашает английских охранников в ресторан, а кассиру поручил, чтобы тот поставил чемоданы у себя в кассе. В помещение кассы никто кроме начальника и дежурного станции входить не имел права. Таким образом, Яндиев и Микоян были спасены от расстрела. Позже узнал, что чемоданы эти были битком набиты подпольной литературой, направляемой из Астрахани в Баку. Кстати, этот эпизод описывает Анастас Микоян в своих мемуарах "Мой XX век", изданных в 1999 году. Правда, в своих воспоминаниях он не называет Заама Яндиева и не останавливается на подробностях своего избавления от неминуемого наказания.
Что касается Гуды Гудиева, то его расстреляли не во Владикавказе, о чем со ссылкой на тифлисскую газету "Вольный горец" пишет "Ангушт". После поражения меньшевиков Гуда Гудиев был арестован. И в Баку состоялся судебный процесс. По делу проходил еще какой-то адмирал — армянин (видимо, это и был упоминавшийся в "Ангуште" Рашидхан Капланов — ред.). Когда последнее слово было предоставлено адмиралу, он сказал, что как адмирал царской армии не намерен просить последнее слово у босяков, у которых нет чести и совести. Гуда Гудиев тоже не дрогнул на суде и поддержал адмирала. В этот же день оба были расстреляны.
Мой дед Абдула и отец, выбив через Серго Орджоникидзе разрешение, специальным вагоном привезли труп Гуды Гудиева на Родину, где он и был похоронен.
Именно этим поездом и приехали домой после долгих скитаний мой дед с отцом и наш зять Толдиев Саад-хаджи.
От отца и деда я много раз слышал отзывы о ротмистре Гудиеве, как о мужественном и порядочном человеке, для которого честь была превыше всего. Весть о его расстреле действительно взбудоражили тогда "красную Ингушетию".

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:42
УЗНИК № 51898

Ветераны... В почетном слове этом — колючие ветры военных дорог и горечь утрат, солдатские раны и солдатская память. Но есть у этого слова еще одно особое значение — неподвластные времени бодрость духа и оптимизм! Такие они люди, наши ветераны, вынесшие на своих плечах все тяготы, трудности и лишения, которые пришлось испытать и преодолеть стране и всему многонациональному народу страны.
Из выписки документов Международной службы розыска Бад Арользен, 9.07.2001 г.:
"Фамилия: Баркинхоев. Имя: Хасан. Имена родителей: Суси и Губани. Место рождения: с. Кантышево Назрановского района Республики Ингушетия. Дата рождения: 8.09.1913 г. Мусульманин. Местожительство: Калитинская степь Киевской области. Арестован в Соловинках 9.09.1943 г. Кем не указано. Доставлен в концлагерь Дахау лагерный № 51898 госполицией Киева. Категория: арест политический, бывший военнопленный, Переведен: в концлагерь Дахау (команда Коттерн) 7.09.2944 г. 4-6.12.1944 г. переведен в концлагерь Бухенвальд, лагерь № 101066, где еще значился до 23.03.1945 г.
Примечание: заключенные концлагеря Бухенвальда были освобождены американскими войсками 13.04.1945 г.
Зав. архива К.Мешкат. Печать зав.архива Г.Вильке".
Вот такой документ и еще с десяток других копий, справок, тетрадей с воспоминаниями Хасана Сусиевича Баркинхоева мне были доверены сыном, Магомедом Хусеновичем Баркинхоевым, который занимается сбором информации и архивных документов, касающихся периода нахождения своего отца в немецком плену...
Всю жизнь ему снился один и тот же сон: он стоит в окопе под Киевом и слышит грохот тяжелых танков с немецкой свастикой. Гул и рокот моторов тисками все сильнее и сильнее сдавливает уши, и тяжелая махина вот-вот раздавит, расплющит его в лепешку. "Стреляй! Стреляй!" — кричит он в отчаянии, но его уже никто не слышит.
Вот и той ночью он проснулся в холодном поту и, сидя на топчане, глядел в слабо освещенное луною окно, слушал, как оглушенно бьющееся сердце возвращается к нормальному ритму. "О, Аллах, когда это кончится!" — подумал он и, встав, открыл оконную форточку. Хасан Сусиевич вышел во двор дома и сел на скамейку.
Несло предрассветным холодком и едва уловимым запахом набухающихся почек. Перед окном в небольшом саду чернел куст ягоды. В прошлом году он принес его с базара и посадил. Куст переболел и в этом году должен был зацвести.
"Вот опять весна, — о чем-то сожалея подумал он. — Нынче она пришла рано".
За рекой слышался перестук колес пассажирского поезда. А где-то вдали начинали постепенно гаснуть огни большого города. Посидев еще немного на скамейке, он вернулся в комнату, боясь простудиться.
Хасан Сусиевич лег поудобнее, но сон не шел. Мысли его перескакивали с одного на другое, обрывались. Он думал то о настоящем, то о прошлом. Скоро День Победы и вряд ли о нем вспомнят в военкомате, в Совете ветеранов республики. Он с горечью вспоминает о том. как по совету своего родственника написал письмо президенту республики об оказании материальной помощи. "Всем дают машины, а о тебе забывают". — говорил родственник. Не мог он объяснить, что воевал на фронте не за награды, а выжил в концлагерях только по велению свыше. Да и никогда не просил, даже в трудные годы депортации. Узнику лагерей смерти работа в шахте была противопоказанна. но он пошел работать на горнообогатительный комбинат, на иглецкую шахту "Центральная" проходчиком, чтобы не просить у государства. А тут с этим письмом неприятность вышла.
Он гнал от себя эти невеселые мысли, но справиться с ними не мог. Так было каждый раз. когда просыпался и подолгу думал тяжкие думы пожилого, давно страдающего бессонницей человека.
Хасан Сусиевич повернулся на правый бок. чтобы его "мотор" работал свободно, без нагрузки, и попытался уснуть. Он задремал, но вскоре опять встрепенулся. Его настиг все тот же сон: грохот, трупы и крематории...
"Неужели это было со мной? — в который раз спрашивал себя. — Неужели это был я?"
Из воспоминаний Хасана Сусиевича:
В первый день Великой Отечественной войны он призвался в действующую армию из села Кантышево. Службу проходил в 641 стрелковом полку, который формировался в городе Грозном.
Боевое крещение Хасан Сусиевич получил на Украине, у населенного пункта Бердичи. Затем другие бои, но особенно памятны остались ему сражения за с. Марьяновка. Село несколько раз переходило из рук в руки. Более недели, несмотря на превосходящие силы, противник не мог сломить сопротивление мужественных бойцов. В этих боях в числе многих других сложили свои головы односельчане Хасана — двоюродные братья Ахмед и Алаудин Гасаровы.
Сильные бои шли и в селах Оксоверовка, Васильково и Дарница. Наседавшему противнику оказывалось яростное сопротивление. Однако 19 сентября 1941 года остатки полка были окружены фашистами и взяты в плен. Так Хасан Баркинхоев оказался в плену у немцев.
Вначале военнопленные находились в Ростове, а через некоторое время их отправили в сортировочный лагерь Житомира.
Все ужасы плена перенес Хасан на различных этапах. Глубокие рубцы остались не только на его теле, но и на сердце. В лагерях на работу и обратно военнопленных гоняли эсэсовцы в сопровождении овчарок. За малейшее нарушение расстреливали на месте. Особенно запомнился Хасану один случай, когда расстреливали 700 мирных жителей. Последними остались трое: мальчик лет шести, мать ребенка и дедушка мальчика. Их раздели до нижнего белья и подвели к глубокому рву, который был завален трупами. Мальчик страшно закричал и побежал в сторону леса. Один из фашистов побежал за ним, но не догнал. Тогда пустили овчарку, которая придушила свою жертву. Фашист-эсэсовец притащил его и тоже бросил в ров.
Вместе с Хасаном в лагере были его односельчане: Махти Картоев, Ахмед Кодзоев и Умар Берсбекович (фамилию он не запомнил). Договорившись с лагерным врачом за определенную сумму, были освобождены по состоянию здоровья и попытались перейти линию фронта, но потерпели неудачу и вернулись в Гребеньковский район Киевской области. Здесь жандармерия направила его и односельчан в хозяйство "Табор" на работу, где было еще человек 40 военнопленных — армян и русских.
В конце 1942 года в этих местах появился отряд партизан, командиром которого был Калашников (имя не помнит). К Хасану часто в ночное время (он работал сторожем) наведывались разведчики-партизаны. Он давал им сведения о наличии военнопленных, живой силы и техники врага, помогал материально. Один раз переодетые в немецкую форму на немецком транспорте партизаны взяли 12 баранов и быка. Это было весной 1942 года. Калашников при последней встрече предупредил Хасана. что скоро приедет и увезет всех военнопленных в партизанский отряд. Но все повернулось иначе. 16 августа 1943 г. всех военнопленных арестовали, обвинив их в помощи партизанам, и отправили в Киев, где они находились до 1 октября 1943 года. Чего только не довелось испытать за три месяца пленным. Фашисты издевались над ними, пытаясь что-либо узнать о партизанах. Наконец их погрузили в эшелоны и повезли в Германию в концлагерь Дахау. Здесь их одели в полосатую робу и почти больше года держали на принудительных работах в шахтах и каменоломен. А в начале 1944 года отправили в Бухенвальд.
Из беседы с Х.С.Баркинхоевым:
"Нет слов и никакой возможности описать то, что я там увидел. В концлагерь Бухенвальда за сутки пригоняли больше тысячи людей. От холода, голода и нечеловеческих мук узники умирали, словно зимой мухи. Утром трупы можно было увидеть везде, куда ни посмотришь. В крематории не успевали сжигать мертвых и они длинными штабелями лежали на специальных вагонетках. Был там и "завод" по сдиранию кожи с заключенных. Узники называли этот "завод" "воротами ада". Никто из заключенных не видел; что там внутри до освобождения Бухенвальда. В середине августа 1944 года налетели американские самолеты и разбомбили военный завод, расположенный рядом с лагерем.
Нам, узникам, стало известно, что наши войска наступают всем фронтом. Об этом нас информировали немецкие политические заключенные, работавшие на военных заводах, куда пленным других национальностей доступ был закрыт. Немецкие политзаключенные снабжали нас кое-каким оружием. Я физически был крепче остальных, и мне тоже было вручено оружие. А вооружали нас тайно для того, если фашисты захотят перед отступлением уничтожить весь лагерь.
11 апреля 1945 года в 4 часа вечера американские войска освободили Бухенвальд. Это был незабываемый радостный день не только для наших военнопленных, но и для узников, представляющих многие народы мира, особенно для самих немцев. Нам была дана свобода, о которой мы уже даже не могли мечтать..."
Из тетради сына, Магомеда Баркинхоева:
"В конце мая 1945 года все бывшие узники Бухенвальда получили документы за подписью советского и американского представительства. Их довезли до того места, где стояли советские войска. Отсюда Х.С. Баркинхоев вместе со всеми добрался до Варшавы, а из Варшавы до города Ковеля".
Из открытки послевоенных лет:
"... поздравляю тебя с Днем Победы и желаю тебе, во-первых, здоровья и, во-вторых, счастья — ты его мало видел в своей жизни. А еще. чтобы ты жил много тысяч лет, потому что таких людей мало, если бы таких людей было больше, мир был бы другим..."

Алаудин АРЧАКОВ,
член Союза журналистов России

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:43
Репрессивная машина 30-х годов вынудила его стать беглецом, но не сломила

Недавно перечитывал А. Авторханова о репрессиях, творившихся в отношении чеченского и ингушского народов. Один эпизод, описанный им, имел прямое отношение к семье моего отца Хусена Абдуловича Экажева. Мы теперь все знаем, что с назначением в Ингушетию в качестве руководителя Черноглаза во всю мощь заработала репрессивная машина. Новый первый секретарь Ингушского обкома партии в 1930 году, проявив беспредельный цинизм, создал в Ингушетии "Союз безбожников Ингушетии" и учинил расправу над "реакционной" частью духовенства. Многие мечети закрывались, их превращали в клубные и другие учреждения. Летом 1930 года начальник Назрановского районного НКВД Иванов прибыл в селение Экажево и потребовал от местного руководства и духовенства переоборудовать сельскую мечеть под зерносклад. На возмущение верующих отвечал чванливо грубо. И поплатился за это. Он был убит.
В ответ пошли массовые репрессии. Многих расстреляли без суда и следствия. В числе расстрелянных был и уважаемый в селе человек — дядя моего отца. В то время отец мой работал руководителем крупной транспортной организации во Владикавказе. Прослышав о расстреле дяди, он сумел узнать о месте, где он был убит. Выяснилось, что трупы расстрелянных экажевцев не были даже захоронены и были свалены где-то на окраине города. Отец вместе с водителем отправился на поиски дяди, чтобы вывезти его труп и по-человечески захоронить. С огромным трудом ему удалось, во-первых, разыскать среди десятков расстрелянных людей труп дяди, во-вторых, опознать изувеченного пытками и разложившегося родственника. Убедившись в том, что в таком состоянии его невозможно куда-либо везти и осознавая всю степень риска этого мероприятия, отец отказался от своей затеи.
Однако факт посещения отцом трупной свалки стал достоянием органов НКВД. На следующий день после этого в кабинет Черноглаза, в котором находился Али Горчханов, начальник областного НКВД со страшной фамилией Погиб (за точность фамилии не ручаюсь) докладывал первому секретарю обкома партии об этом случае. Черноглаз особо не среагировал на информацию главного чекиста. Но тот не собирался уходить без индульгенции на арест моего отца. "Как прикажете поступить"? — спросил Погиб. "Арестовать и расстрелять", — отрезал командным голосом Черноглаз.
И как знать, может, так оно и случилось бы, если бы не Али Горчханов. Под каким-то предлогом он сумел покинуть кабинет Черноглаза.
Сделал он это с намерением предупредить отца об опасности. При выходе из здания обкома партии Али столкнулся с моим отцом, уже поднимавшимся по лестнице. "Не медля ни минуты, ты должен покинуть Ингушетию. Дано указание арестовать тебя и расстрелять", — успел сказать Горчханов.
Отец тут же развернулся и ушел. К семье — к жене и двум дочерям — заезжать было крайне рискованно. Через знакомого сумел передать моей матери, чтобы не беспокоилась, сообщил, что при возможности семью заберет туда, куда забросит его судьба. Место, чтобы скрыться от преследования, долго выбирать не пришлось. В предреволюционные и в послереволюционные годы он работал на железной дороге в Азербайджане. Отправился в город Ганджу, известный в советские времена как Кировабад. Спустя какое-то время перевез мою мать с двумя девочками на руках. Местом моего рождения как раз и был этот город. Время было тревожное, а для отца еще и опасное. В любой момент могли нагрянуть чекисты и забрать "врага народа". Опасность заключалась еще в том, что "на след вышли" некоторые родственники отца. А раз так, то при определенной проработке операции беглец мог попасть в сети энкэвэдэшников. Отец принимает решение покинуть Азербайджан. И в глубокой тайне перебирается в Туркмению. Здесь до 1938 года наша семья и скрывалась от неминуемой расправы над отцом. Когда бури репрессий относительно стихли, отец "осмелился" вернуться на Родину. Вот так жестоко обошлась с ним судьба, вернее, репрессивная машина, во всю мощь работавшая в годы сталинской тирании. Будучи мужественным человеком, отец был задавлен этой машиной, но не сломлен. Он был до наивности верен партии. Но эта партия вынудила его многие годы жить в условиях постоянного ожидания наказания. Его бегство не было трусостью. Это был своего рода протест против произвола, протест, на который не каждый бы решился.

Аюп ЭКАЖЕВ, г. Карабулак

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:46
И НЕ ПРЕРВЕТСЯ СВЯЗЬ ВРЕМЕН (АЛБАСТ ЦЕХАРОВИЧ ТУТАЕВ)

К большому сожалению, ингуши сегодня мало знают об Албасте Цехаровиче Тутаеве, современнике Чаха Ахриева, который по крупицам собирал материалы об ингушах, об их родословии, обычаях, традициях, вероисповедании, башенных комплексах и т.д. Я часто спрашивал себя, как мог этот обширный материал остаться за пределами внимания ингушских историков, журналистов. "Ведь должны же труды самобытного ингушского этнографа где-то находиться?" — задавался я вопросом. И вот недавно мне крупно повезло. В разговоре с племянником Идриса Базоркина Алаудином Мурадовичем Базоркиным узнал, что его отец — Мурад Муртузович — еще в 1934 году, будучи кандидатом исторических наук, переписал объемный (800 рукописных листов в 10 толстых тетрадей) труд Албаста Цехаровича, представляющий, как мы его сегодня называем, полевой материал — записи рассказов цепких на память ингушских стариков. И потому, что эти рассказы воспроизводили неписаную нашу историю 17-18 веков, наш быт далекой старины, записи Албаста Тутаева уникальны сами по себе. Некоторые фрагменты многогранного материала этнографа А.Ц.Тутаева будут мною использоваться в моей работе то ли в изложении, то ли в виде цитат.
Но прежде хотелось бы сказать несколько слов о самом Албасте Цехаровиче Тутаеве и его близких. В начале 60-х годов 19 века в числе первых поселенцев с. Насыр-Корт были два брата Цезнито и Цехар. До этого они жили в основанном ими недалеко от с. Даби-Юрт (Нижние Ачулуки) хуторе Тутаевых. Военная администрация того времени, дислоцировавшаяся в крепости Назрань, разрешило Тутаевым поселиться в Насыр-Корте. А один из братьев — Цезнито был назначен интендантом царских войск. За эту службу Цезнито неоднократно поощрялся.
Интересная деталь — из шести дочерей Цезнито четыре служили врачами на фронтах Великой Отечественной войны. В памяти народной останется подвиг старшей из них, кандидата медицинских наук Асият Тутаевой, попавшей в руки немцев и казненной ими в Ленинградской области.
Об Албасте Цехаровиче Тутаеве, племяннике Цезнито нам известно меньше. Знаем только, что он дослужился до звания штабс-капитан. Занимался этнографией. Составил на ингушском языке лунный календарь. Брат Албаста Заурбек после Владикавказского реального училища учится в Санкт-Петербурге. Но за революционную деятельность был отчислен. Активно участвовал в гражданской войне. Был на ответственных должностях в Ингушской автономной области. В 1937 году подвергся репрессии.
Что касается подлинных записей А. Ц. Тутаева, с которых я начал свое повествование, то они хранились сначала в Ингушском, а после — в Чечено-Ингушском научно-исследовательском институте истории, языка и литературы. Однако после нашего возвращения из ссылки они исчезли. Есть предположение, что перед депортацией вайнахов тутаевские тетради, осознавая их ценность, взял и сохранил до нашего возвращения известный наш земляк, брат Жанеты Зязиковой Идрис Хантыгов. В период бомбежки Грозного российскими войсками в 1996 году Идрис Хантыгов погиб.
Вспомнил Идриса Хантыгова. И почему-то захотелось сделать некоторое отступление от темы изложения. В период своей работы заведующим кафедрой физики в Грозненском нефтяном институте я хорошо знал Идриса. Его дочь училась в нашем институте, а затем занималась наукой с доцентом Ножай Тепсаевым. Идрис Хантыгов был высоко интеллигентным, всесторонне образованным человеком. Все, кто знал его, отмечали в нем неподдельный патриотизм. Думаю, правильно буду понятым, если скажу, что такие люди, как он, формируют нравственный стержень нации, определяют ее честь. Они умеют вовлекать в круг своего общения людей, подобных себе. В моей памяти навсегда останутся встречи с замечательным человеком и патриотом, старшим братом моего незабвенного друга Мурада Дидигова Зелимханом, которые, как правило, проходили с участием Идриса Хантыгова. Вообще, мне повезло на дружбу и товарищество с настоящими ингушами. С теплотой вспоминаю своих коллег по нефтяному институту, больших моих друзей, безвременно ушедших в благословенный мир — доцентов кафедры физики Хаматхана Гадоевича Баркинхоева и Данила Османовича Ахриева. Кстати сказать, Хаматхан Гадоевич и Султан Магомедович Мальсагов, ныне работающий заведующим кафедрой информатики Ингушского госуниверситета, были первыми среди ингушей кандидатами физико-математических наук.
Вспоминая об этих людях, ловлю себя на мысли о том, что общение с Идрисом Хантыговым, Зелимханом Дидиговым и другими помогало нам преодолевать трудности того, не очень благожелательного для нас периода нашего становления в нефтяном институте. Как тут не вспомнить телеграмму Зелимхана Дидигова, полученную мною в связи с выходом в 1968 году в зарубежном журнале моей статьи "Физика твердого тела". "Надо же, — подумалось мне тогда, — живет в Грозном, мог поздравить по телефону или устно при встрече. А он умудрился отстучать поздравление телеграммой". Теперь же я нахожу в поступке Зелимхана Дидигова мудрость старших братьев — другая форма поздравления не сохранилась бы в памяти, а телеграмму храню как дорогую реликвию среди старых писем. Да и потом — это было не просто поздравление, а выражение чувств радости и, если хотите, гордости за, пусть и незначительные, успехи ингушей, отлученных сталинским произволом от нормальных процессов самосовершенствования. Ведь все, чего достигали мы, было результатом неимоверных усилий над обузданием обстоятельств, в которых оказался наш народ. Многие из нас жаждали знаний, понимая, что только через образование можно обрести поруганное равноправие среди наших народов. Не всем, правда, удавалось утолить эту жажду. Но в нашей семье культ знаний был возведен на очень высокую высоту. В период нашей ссылки отец, Уматгирей Хасботович, отбывал свой восьмилетний срок по политической 58-й статье. Мать, Хава Исаевна, оставшаяся одна без мужа, приложила все усилия к тому, чтобы все пятеро ее детей занимались в школе и продолжали вузовское образование. Из далекой Тайшетской тюрьмы отец писал нам: "Учеба! Еще раз учеба! Знание — это ваше светлое будущее. Держитесь, преодолевая невзгоды и трудности до моего возвращения!" В 1947 году на имя матери приходит письмо из другой области Казахстана от не очень близкого нам троюродного дяди Салмана Озиева, ныне здравствующего столетнего патриарха ингушской поэзии и словесности, человека, посвятившего всего себя делу прозрения ингушского народа и сегодня активно работающего над проблемами генеалогии таргимхоевских фамилий. Я часто привожу своим студентам в высокой степени мудрые слова из того полувековой давности письма, обращенные к нам, детям: "Ученье в молодости — резьба на камне. Ученье в старости — затея на песке". Сегодня, когда образование утрачивает престижность, а нравственность стало делом второстепенным, эти слова имеют особый смысл.
Да простит меня читатель за столь просторное отступление от упомянутых в начале записей Албаста Тутаева. Но выхваченные памятью эпизоды той далекой поры в связи с упоминанием Идриса Хантыгова всколыхнули воспоминания о былых временах, которые запали в душу как пора наших дерзновений. На эти дерзновения нас настраивали старшие товарищи. По возвращению из ссылки я перевелся из Казахского госуниверситета в Грозненский нефтяной институт. Здесь, в Грозном, мне часто приходилось по разным поводам общаться с дядей Дошлоко. Почетной для себя я считал миссией привозить его к нам домой или же отвозить к себе обратно. Дошлоко Дохович Мальсагов в то время руководил Чечено-Ингушским НИИ истории, языка и литературы. Будучи сам высокообразованным человеком, Дошлоко Дохович усиленно добивался открытия при Чечено-Ингушском пединституте национального факультета. В этом вопросе ему активно помогали Халид Ошаев и мой старший брат Алихан, работавший в то время на кафедре иностранных языков. Активность, которую он проявлял в решении данной проблемы, свидетельствовала о его искреннем желании дать возможность чеченцам, ингушам наверстать упущенное за годы ссылки в сфере образования. Все встречи с Дошлоко Доховичем лично мне давали возможность прочувствовать важность получения знаний. Они, эти встречи, безусловно, сыграли существенную роль в моем становлении. Кстати, о способности Дошлоко Мальсагова заражать людей желанием учиться сегодня можно часто услышать от бывших его студентов. Тогда, после нашего возвращения из ссылки, такой настрой был нам, молодым, очень нужен. Нам нужен был ориентир, к которому мы бы стремились. Таким ориентиром и были для нас старшие товарищи.
Сегодня, работая над новой книгой о далеком и не очень далеком прошлом нашего народа, я убеждаюсь в том, что силу ингушам давали авторитетные люди. Они своим поведением, действиями завоевывали авторитет среди ингушей и сами в любых ситуациях оставались ингушами. Как бы пафосно это не звучало, еще более двух столетий назад авторитетные ингуши закладывали для нас наш сегодняшний день. И вполне логично, чтобы мы знали о них как можно больше. Их жизнь, их дела — наше прошлое, которое в большей мере не по нашей вине остается мало изученным. Буду рад, если новая книга, работа над которой только начинается, хотя бы в мизерной доле выполнит эту задачу.

Ахмет Мальсагов,
профессор

CAUCASIAN
04.02.2009, 01:48
БОЛЬШИЕ ГЕРОИ МАЛЕНЬКОЙ СТРАНЫ (ЗААМ ИСЛАМОВИЧ ЯНДИЕВ)

Мы сразу же приносим извинения читателю. Публикуемый очерк Александра Рогова о славном сыне ингушского народа Заме Яндиеве издавался брошюрой оргкомитетом издательства Союза советских писателей в 1933 году в Орджоникидзе. Но сама брошюра по вполне понятным причинам была отовсюду изъята. Недоступность к памяти, как мы убеждаемся, была возведена в ранг государственной политики. Организатор ингушского музея краеведения Туган Хаджимохович Мальсагов незадолго до своей смерти сумел отыскать эту брошюру. Судя по библиотечному формуляру, брошюру он получил на короткое время и наспех перепечатал ее. Внук Тугана Мальсагова, директор музея Магомед Сагов представил нам одну из многих копий, сделанных с этой перепечатки. И поэтому в отдельных местах текст очерка трудноразборчивый. Такие фрагменты мы будем воспроизводить курсивным набором или же отбивать многоточием.
Дважды Краснознаменцу бывшему командиру 1-го красного Ингушского партизанского отряда, возглавившему вооруженную борьбу Ингушского народа с контрреволюцией в Гражданскую войну на Северном Кавказе б. командиру Ингушской кавалерийской бригады, славно дравшейся за Перекоп, Заме Исламовичу Яндиева — моему куачу.

Ингушский аул Экажево был бедным аулом. Не было земли, кукурузу было сеять не на чем, урожая, которые давали "поля", измерявшиеся аршинами, хватало на два месяца жизни, а остальные десять месяцев, каждый год, жить было не на что. А неподалеку от аула ингушская земля стояла пустой, она теперь уже была казачьей, и казаки полностью ее обрабатывать не могли. По стоявшим пустым полям пышно разросся бурьян, чертополох, крапива, куриная слепота, другая сорная трава.
Большая просторная казачья хата. Окна заставлены фикусами, геранями, луковицами. Вверху чижик беспрестанно чирикает да чистит о жердочку то лапки, то клюв. На пол из клетки часто летят брызги и шелуха от конопляного семени. На кипельно-белых стенах пестрые, яркие картинки важных усатых генералов, атаманов, вахмистров. На большой русской печи калачиком свернувшись мурлыкает себе под нос монотонную песню огромный жирный кот, сладко щуря глаза. У стены, завешанной большим ковром, по которому развешаны седло, шашка, кинжал, винтовка, пояс в серебряном наборе и казачье седло с подпругами и стременами, на тахте лежит огромный рябой пожилой казак с серебряной серьгой в левом ухе, рыжий, с длинными усами, сросшимися с бородой, и курит, закрыв глаза, длинный чубук. Дым вьется кольцами, поднимается по потолку и тает, делая воздух в хате теплым.
У печи, гремя каганками, возится крепкая, здоровая молодая казачка — ухватом ловко вытаскивает чугунки, идет пар, жарко, она разомлелась и по щекам расплылись крупные вишнево-красные пятна. От печи пахнет крепким русским борщом, жирно приправленным старым салом.
В голубую крышу неба убегает грязными клочками дым, он поднимается густым столбом из трубы хаты. По чисто голубому небу грязными овчинами разбросаны клочки туч, облака. Снаружи хата как невеста убрана и чиста, выбелена мелом, а завалинка — желтой глиной, и лежит вокруг хаты, как кружево вокруг платья. Здоровая желтая дворовая собака, с огрызком вместо хвоста, залаяла и кинулась к воротам. Казак приоткрыл один глаз, потом другой, запыхтел чубуком. Собака лаяла.
— Марина, подикась, выглянь.
Отодвинув подальше от огня ухватом чугун, та опустила подол, подогнутый за пояс, и вышла.
— Пошел, Барбос, пошел... Тебе кого надо?
У ворот стоял человек в рваной черкеске, с палкой в руках.
— Наш хочит хозяин видайт, — ответил он.
— Подожди, узнаю пускать чи нет. Выпущенная собака, пенясь от злости грызла ворота, с которых сыпались стружки.
— Иван Трофинович, там до тебя пришел гололобый человек, вероятно ингуш...
— Пусти, пущай идет.
Человек в рваной черкеске робко вошел в хату, несмело переступил порог и в нерешительности остановился.
— Ну заходь, да говори чего хочешь.
— Нам Яндиев, Экажевский аул, земли нет, кукуруза сеит нет, земля надо.
— Ага, арендовать землю хочешь? Это можно. У меня пустуют шесть десятин. Условия знаешь какие? Две десятины обрабатываешь — урожай с них весь мне, а с третьей — себе весь забираешь. Снимаешь урожай — магарыч, по два ведра чихиря с десятины. Согласны?
— Да, наш соглашайт, — развел руками болезненно сморщившись Яндиев.
— Тебе сколько десятин надо?
— Нам один десятин, вам два.
— Ладно, приходи завтра, пойдем обмеряем землю. Проводи его, Марина от Барбоски, а то порвет. Он гололобых, да еще оборванных не любит.
Аул. Сакля была каменная. В щели дул ветер и оттого в ней всегда было холодно. По середине сакли на цепи свисал котел, в котором готовилась пища на огне костра, который разжигался тут же под котлом. В сакле стоял удушливый чад, смрад, дым, от которого было тяжело дышать, и все было закопчено, черно, грязно. Все убранство и имущество состояло из нескольких одеял, подушек, сложенных горкой, да дешевеньких ковров в кунацкой и кумгане.
Сегодня все встали рано. Заам, Генардуко и отец Ислам, захватив с собой острую железную палку, размоченную и набухшую кукурузу, кусок черствого сискала и сыра, ушли в поле, которое вчера получил Ислам Яндиев, вымеренным у казака в аренду.
В поле перед работой отец и два сына сняли черкески, разостлали их, сняли мачи и начали благодарить Аллаха за то, что он не забыл бедняков Яндиевых и помог им у казака получить в аренду землю.
Сделав утренний намаз, приступили к севу. Отец шел по полям с железной палкой, ею он пробовал землю — одна от другой примерно в пол-аршина. Шедший за ним Генардуко бросал в землю кукурузу, а замыкавший шествие Заам зарывал семена, загуртовывая землею.
За день, — когда он угасал, и солнце уже устало опускалось за Казбек, — они бросали работу шесть раз. Каждому мусульманину надо делать пять намазов в день, пять раз вспоминать Аллаха, молиться ему, просить его. Пять раз за день они бросали работу для того, чтобы сделать намаз. Так правоверным велел Аллах!
Шестой раз это было перед обедом, когда солнце забралось так высоко, что дальше не поднималось, а стало медленно-медленно опускаться, отец вынул черствый кукурузный хлеб с фунт, несколько щепоток соленного сыра и разделил это на три равные части, пригласив сыновей подкрепиться. По два раза в день — всего укусить для того, чтобы закончить "подкрепление", а потом, подтянув пояса потуже... в нее падало кукурузное зерно, засыпавшееся вслед землею.
Вернулись с поля вечером все усталыми, злыми, потому что сильно хотелось есть и... сразу легли спать. В сапетке оставались считанные зерна кукурузы, а до нового урожая ждать очень много и долго. Каждый раз, когда мать брала из сапетки кукурузу, она тяжело-тяжело вздыхала и когда молола кукурузу на муку, то обращалась с ней как с золотом, стараясь не терять ни одной крупицы. Надо было жестоко экономить, тянуть, недоедать. Ночью в сакле долго ворочались люди — не могли уснуть. Они часто вставали, пили воду, изредка прислушиваясь к храпу женщины — воровливо оглядываясь, бросали в рот сырую кукурузную муку, приготовленную на завтрашний хлеб. В сакле было холодно, в щели дул ветер, зло свистевший на горевший костер, от которого не было тепло. Люди ежились под овчиной. Голод гнал ингушей из аулов, которые были без земли и в которых существовать, - жить было нечем. Голод разбросал ингушей по необъятной России. Да, но давно с партией молодых ингушей-экажевцев ушел искать счастье, искать кусок хлеба Эский Яндиев. Ингуши разъезжались по русским городам, всем чужие, никому не нужные, знавшие по-русски несколько слов — устраивались сторожами, чернорабочими и за кусок хлеба гнули спины. Зоркость, ревностное отношение к порученному делу сложили ингушам славу "хороших сторожей", помещики, фабриканты, заводчики, хозяева предпочитали ингушей русским, платили им на целковый-два дороже в месяц. Русский сторож всегда был если не непосредственным вором, то соучастником, прежде. А ингуш, не понимавший по-русски, исключал возможность соучастия, сам был честным. Это учитывали хозяева, помещики, фабриканты, заводчики и ценили честность ингушей. Эский Яндиев прислал письмо. Судьба закинула его в Бердянск, там он устроился сторожем при конторе лесопильного завода Матиаса. Жизнь была сносная. И сейчас в письме кто-то по просьбе неграмотного Эския Яндиева хвалил эту жизнь. Самое главное это то, что жалованья хватало на хлеб и еще даже оставалось по праздникам на обед с мясом, на мясные котлеты и даже на табак. Сейчас уже два дня мать Яндиевых ходила с невысыхающими глазами.
Собирался уезжать любимец Генардуко. Ему надоело ложиться голодным спать пораньше и работать с пустым, все время так сердито урчащим и безотлагательно требующим пищи животом.
Утром рано мать сложила в хурджин десяток вареных яиц, мелко порезанную курицу, занятую у соседей, и кусочек хлеба. И когда светлое утро заглянуло в окно сакли, он простился с матерью, отцом, братьями и запылил по дороге от аула. Давно уже Генардуко скрылся за поворотом дороги, а мать все стояла, окаменев, глаза бесцельно смотрели куда-то далеко-далеко вперед и ничего не видели, по мокрым щекам беспрестанно катились соленые капли, а сердце почему-то так больно сжалось, что даже дышать было трудно.
Генардуко не стало. Он ушел. Материнское чувство подсказывало, что она не увидит больше его. Глаза у матери не высыхали несколько дней. Скоро пришло письмо из Тифлиса, оно рассказало, что он, Генардуко, познакомился со студентами, с рабочими, с людьми, которые борются за таких бедняков как Яндиевы и которых за это сажают в тюрьмы.
В 1908 году Тифлисская подпольная организация была провалена. Генардуко, которому удалось избежать ареста, хорошо запомнил полицмейстера, ожесточенно разбивавшего на улице о камни типографскую скоропечатную машинку "Американку". Генардуко бежал в Бердянск...
Торжествовавшая черная реакция, раздавившая первую революцию, забросала тюрьмы политическими. Люди чахли по сырым камерам тюрем. Оставшиеся на воле товарищи чем только и как только могли помогали заключенным, их семьям, посылали им передачи, подкупали тюремную администрацию, вырывали на волю из тюремных когтей царской России людей, боровшихся против ига царизма. Вся эта борьба, помощь передачами, помощь семьям, подкупы — требовали средств, требовали денег. Генардуко, приехавший в Бердянск, вошел в подпольный революционный кружок.
Бердянск был удобен для террористической деятельности, для раздобывания средств. Здесь орудовали крупнейшие лесопромышленники, хлебопромышленники, имевшие свои экспортные конторы, здесь были отделения крупнейших банков: Коммерческого, Международного, Санкт-Петербургского и других.
Власти ищут Генардуко в Ингушетии, в ауле Экажево. Семью хотят взять в заложники. Заама, предупрежденный об этом, отправляет мать с младшим сыном в горную Ингушетию, сам получил от старшины Экажевского аула Муталиева Берснуко подложные документы, уехал к брату Генардуко в Бердянск.
Самое большое и красивое здание в городе Бердянске принадлежало Санкт-Петербургскому международному коммерческому банку. Саженные окна, зеркальные стекла, вращающиеся двери, солидный швейцар, обшитый с ног до головы золотыми галунами, паркетные полы, огромные зеркала, безшумно скользящие клерки в зеленых фирменных сюртуках — создавали впечатление иностранного банка.
Иностранцы были частыми гостями тут, оформляя сделки, векселя, платежи по экспортным, хлебным, зерновым операциям.
Стояла глубокая осень. Желтые, тяжелые, набухшие от дождей листья ветром разбрасывались по тротуарам, мостовым. С утра шел дождь, сопровождавшийся сырым ветром, было ненастно, небо брови насупило, тучи вот-вот угрожали хлынуть сильнейшим проливным дождем.
К Санкт-Петербургскому международному коммерческому банку одна за другой подъезжали извозчики-пролетки, лихачи, изредка брызгая останавливался авто. К 11-ти часам к банку подошло четыре человека. Трое из них остались у подъезда, а четвертый зашагал в банк.

— Сабурдел, — остановили его трое.
После двухминутного разговора он вошел в банк. Двое остановились у входа и принялись усердно читать на боковых золотом сверкающих вывесках у входа перечисление операций, который производит банк. А четвертый начал ходить по тротуару взад, вперед. У окошечка, охваченной толстой решеткой, артельщик банка получал толстые пачки кредиток, которые он, не проверяя, складывал в большой кожаный саквояж. К решетке подошел человек — один из четырех, небыстрым легким движением руки, в которой был зажат мел, оставил на спине пальто у артельщика крест и сейчас же вышел из банка.
Разобранными рессорами тарахтела пролетка, мысленно артельщик уже подводил итоги, на сколько сегодня ему удастся обсчитать, как вдруг у поворота в портовую улицу из-за угла выскочили четыре человека с револьверами, один из них схватил лошадь под уздечку и направил револьвер на извозчика, двое — на пролетку, связывали артельщика, заткнуть ему рот, а четвертый уже уносил, сгибаясь под тяжестью ноши, саквояж с деньгами. Все это произошло так внезапно и неожиданно, что ни извозчик, ни артельщик не успели даже вскрикнуть. Еще мгновение, и нападавшие скрылись. Как бы замывая следы, по крышам, мостовым тротуарам барабанил сильный дождь с градом. Молния разрезала подступившую как раз темноту.
На другой день газета "Бердянские новости" сообщала:
«ДЕРЗКОЕ ОГРАБЛЕНИЕ»
«Вчера около 12 часов дня на артельщика Санкт-Петербургского Международного Коммерческого банка напали вооруженные злоумышленники и ограбили его среди белого дня. Артельщик отделался легким испугом. Злоумышленники переговаривались на гортанном кавказском наречии. Ведется срочное следствие».
* * *
Утром к банку подошли двое, один вошел в банк, там долго расхаживал, присматриваясь к людям, к их делам, прислушиваясь к разговорам.
Огромные часы пробили 12 раз, наполняя банк мелодичным четвертным боем. У кассы стоял, отдуваясь, пыхтевший сигарой крупный хлебопромышленник Матвеенко и жаловался:
— У меня завтра крупный платеж в 8 часов утра, банк открывается в 10 часов. Приходится брать на квартиру такую сумму, а сейчас это, сами знаете, небезопасно, — и обернулся.
Как раз в эту минуту рука с мелом прошлась по рукаву его пальто.
— Вы мне, господин кассир, дайте, пожалуйста, крупной купюрой, чтобы не навлекать подозрение.
— Хорошо, господин Матвеенко, — заблестела угодливая спина кассира.
С распухшим портфелем вышел Матвеенко из банка, сел в пролетку ожидавшего лихача. Сытые кони крепко рванули с места на рысях и скоро скрылись за поворотом. Вслед за лихачом галопом поскакала, пенясь худая, серая извозчичья лошадь, колеса дребезжали от бешеной езды и, казалось вот-вот отскочат, а пролетка, в которой сидели два человека и торопили извозчика, рассыплется вдребезги.
Лихач остановился у особняка. Извозчик с двумя седоками поехал легкой рысью дальше и, завернув за угол, скрылся. Его остановили. Он несказанно удивился, когда ему бросили золотой, снял шапку, для чего-то почесал голову, чмокнул и заворожено посмотрел на портрет Николая, глядевшего на него с десятки, потом, когда он оторвался, чтобы поблагодарить щедрых пассажиров, их уже след простыл. Минут 5 он еще глядел на ладонь с блестевшей десяткой, не в состоянии выйти из оцепенения, — полтинник-десять рублей не шутка. Да, такие пассажиры бывают не каждый день и обрадованный таким случаем, извозчик галопом погнал свою клячу к харчевне выпить по такому случаю. Лошадь удивленно оглядывалась, поворачивая за дугу голову на расходившегося и никогда не гонявшего прежде ее хозяина.
Вечером люстра залила голубым светом гостиную особняка Матвеенко. В мягком кожаном кресле сидел сам Трофим Васильевич, выпивая коньяк, сдобренный жженым сахаром, и посасывая лимон, посыпанный густо сахарной пудрой. Напротив сидела его супруга, грузная, одиннадцатипудовая Дарья Прокофьевна, цедившая сквозь зубы горячий шоколад.
— Ты, Триша, на ночь положи револьвер и деньги под подушку.
— Ничего, пусть только сунутся, я им покажу, — храбрился Триша.
Часы пробили одиннадцать...
Оторвав на календаре листок 30-го января 1912 года, понедельник, супруги отправились в спальную комнату. Две никелевые кровати, поставленные рядом, высились высоко взбитыми перинами и огромными подушками. На стенах, увешанными коврами, висели в тяжелых золотых рамах дорогие картины с изображением голых женщин, целующиеся парочки. Жалобно скрипели пружинные сетки под улегшимися тушами. Свет погас.
На улице стояла черная январская ночь. Крупными хлопьями падал снег. Было морозно.
К дому с разных сторон подошли шесть крадущихся теней. Они немного посовещались и разбились на три группы: двое пошли к дверям парадным, двое полезли на крышу с целью проникнуть на чердак и оттуда — в дом, и двое перелезли высокие железные ворота во двор. Получилось так, что всем одновременно, сразу с трех сторон, удалось проникнуть в дом.
В гостиной, когда шли ощупью в темноте, зацепились и свалили безрукую статуэтку Венеры. Наделали шуму. В спальне вспыхнуло электричество, заполнив комнату мягким красным светом. Там завозились, послышалось шепотом перепуганное:
— Триша, я боюсь, наверное, грабители...
— Ту, дура, стреляй, а не хныкай, — храбрил Триша Дарью Прокофьевну, а у самого тряслись кальсоны.
Разом дверь распахнулась, и в нее вскочило четыре человека. Безостановочно и бешено в них посыпались выстрелы с двух кроватей. Один из четырех жалобно простонал, грохнулся на толстый мягкий ковер, обливая его кровью, другой схватился за кисть правой руки. Двое выстрелили только по разу, и кровати смолкли, перестали сыпать смертью.
Стало тихо, тихо... Звенели пружины матрацев. В комнате пахло гарью, и стоял дым. Хлебопромышленник лежал, свесившись головой на пол, которую он прикрывал подушкой. В головах кроватей, на простыне горкой лежали пачки крупных кредиток. Его жена уткнулась в подушку, разбросав руки, в правой руке блестел никелем «Велладах».
Кредитки по карманам. Убитого — на плечи. Свет потух...
Около кухни в комнате для прислуги лежали перевязанные повар, кухарка, горничная. По улице быстро шли пять человек. Двое из них несли шестого. Светало... Падал снег... Было тихо...
* * *
— Я вам говорил, господин полицмейстер, что это дело рук ингушей. Особенно подозрительный Генардуко Яндиев; нигде не работает, чем живет, что делает?
— Да, вы, пожалуй, правы. Придется всех переловить и административно выслать. Запишите в приказе: ежедневно с 10 вечера до 6 утра по городу рассылать конные разъезды, пешие патрули, увеличить постоянные посты, через день устраивать обвалы. Город объявить на положении усиленной охраны. К участию в поимке грабителей привлечь жандармского вахмистра Осадчего, занимающегося активно разработкой сведений об ограблениях по поручению жандармского ротмистра Кузуба.
— Есть, господин полицмейстер! — Вызвать ко мне Осадчего. Жандармского вахмистра Осадчего ингуши, жившие в Бердянске, знали хорошо. Знали его по мату, красной бычьей шее, рябому лицу, серебряной серьге, болтавшейся в правом ухе, красному носу, синей жандармской форме, резко отличавшейся от полицейской, и зуботычкам, которые он щедро раздавал направо и налево ингушам при частых облавах и обысках у них. Как только в городке случалась кража, ограбление, Осадчий с полицией являлся к ингушам, обыскивая их, бил, арестовывал, отбирал оружие. Дома и на службе Осадчий часто говорил, что ингуши точат на него зубы и хотят его убить.
Генардуко с товарищами выслеживали Осадчего.
Однажды, это было в конце октября. Осадчий вышел из театра и по дороге домой заметил, что за ним следят два ингуша. Он тогда вернулся, зашел в полицию и попросил помощника пристава дать ему сегодня в провожатые двух городовых и одного выделить для постоянного сопровождения домой. И с тех пор, каждый раз, как только приходилось возвращаться вечерами домой, он подходи к постовому городовому Филиппу Павленко, и тот, имея на то приказание, каждый раз уходил с поста сопровождать до дома Осадчего.
И всегда он справлялся у городового:
— Как у тебя револьвер, исправный?
— Так точно, Ваше благородие, — отвечал заученной фразой городовой.
— Ну держи его наготове, вытащи из кобуры...
За огромным штабелем досок и реек, за большою горой пыли и опилок сидели шесть человек и внимательно слушали горячо говорившего молодого студента.
Он был не высок ростом, смугл, говоря зажигался и все время рубил воздух рукой.
Слушали его внимательно.
Он говорил о необходимости осторожности в работе, задачах, стоявших перед рабочим классом на это время, временами в подтверждение сказанного вынимал из кармана замусоленную книжку, на погнутом кожаном переплете которого было выдавлено «Карл Маркс» и читал оттуда выдержки.
Слушатели, которым надо было передавать слышанное от студента рабочим заводов, портовым грузчикам, засыпали докладчика вопросами.
— Товарищи, нашей организации грозит провал, и его готовит нам жандармский вахмистр Осадчий. Мы должны его убрать, иначе нам всем грозит виселица или, на лучший конец — вечная каторга, Сибирь. Поэтому, как мы решим с Осадчим?
— Да как решим, — заговорили сразу все, — убрать с нашей дороги, и все. А кому это провести в жизнь — бросим жребий.
В шапку упало восемь папирос, одна надорванная в гильзе. Она решала. Потянулись руки к шапке. Быстро разобрали папиросы.
Надорванную вынул Генардуко.
— Хорошо это будет сделано... По одному разошлись в разные стороны и перелезли через забор.
Ночь спустила черную завесу на землю.
В декабре полицией было отдано распоряжение о задержание всех безработных «инородцев кавказского происхождения», и в том числе Генардуко, который ввиду указаний агентуры обращал на себя особое внимание полиции.
Утром 4 декабря 1912 г. Генардуко был доставлен в полицию.
— Мне с ним надоело нянчиться, — стучал кулаком по столу полицмейстер Андреев, — понаехали черт знает откуда — с Кавказа, растут кражи, грабежи, убийства, неприятность за неприятностью, этак не только нельзя мечтать о повышении по должности, а это придется сшить, — и он похлопал себя по серебряным полицейским погонам с красным кантом. Всех вышлю к себе домой, на Кавказ, а тебя вышлю, разбойника, первым, завтра же, давай сюда твой документ.
Генардуко протянул паспорт.
— Молись своему Аллаху, что ты ни разу не попался в разбоях, а то я тебя запрятал бы так, чтобы уж никто не увидел.
Генардуко ушел. Было 2 часа дня.
А в 5 часов 30 минут...
По Лазаревской улице шагал вахмистр Осадчий. Перед тем, как ему свернуть на мещанскую улицу, его быстро нагнал человек в черном пальто и в барашковой шапке и, выстрелив два раза сзади в голову из нагана, кинулся бежать по Жуковской улице, закрывая свое лицо руками.
Через 5 минут учитель Нагорный, наткнувшийся на труп жандарма, позвонил из аптеки в полицию.
На другой день «Бердянские новости» сообщили:
«Вчера, 4 декабря 191 2 г., в шестом часу вечера на Лазаревской улице выстрелом из револьвера убит жандармский вахмистр Таврического губернского жандармского управления Стефан Осадчий. Прибывший на место происшествия судебный следователь обнаружил труп Осадчего, лежавшим на Лазаревской улице у забора дома Чинардиной в сорока саженях от аптеки, находившейся на углу Мещанской и Лазаревской улиц. Труп, одетый в форменную одежду, лежал на спине. Около головы большая лужа крови; на месте правого глаза зияла большая рана. При судебно-медицинском вскрытии трупа было обнаружено на затылке, справа, ниже бугра затылочной кости, круглое отверстие с ровными, слегка вдавленными краями, диаметром в 8 миллиметров. К месту происшествия прибыл жандармский ротмистр Кузуб, отобравший бывшие при убитом бумаги, полицмейстер Андреев и судебные власти. Как сообщил нашему сотруднику в жандармском управлении, приступив к розыску убийц Осадчего и выяснив мотивы этого убийства, ротмистр Кузуб на основании указаний агентуры твердо установил, что убийство Осадчего — дело рук местной революционной организации г. Бердянска. Приняты срочные меры к поимке убийц. Следствие ведется внеочередным порядком».
А ночью 4 декабря полицмейстер постановил арестовать Генардуко Яндиева, родственника его Зама Яндиева, служившего сторожем при конторе Долл Орес и дававшего приют Генардуку Яндиеву, а также служащих сторожами на заводе Матиаса ингушей Султана, Гусейна Акиевых, Садулаева и Гагиева, сторожей на заводе Гриевса — Абаса и Абдулу Гандалоевых, Дашколоева, Умарова и Хатагульгова.
В ночь на 5 декабря все они были арестованы и доставлены в полицейский участок. Тут всех продержали 4 дня и передали в распоряжение жандармского управления. Допрос оценил лично сам ротмистр Кузуб. Он «допрашивал» «беспристрастно». Перед началом допроса у него было правило ударить два-три раза ручкой «нагана» по зубам. И когда допрашиваемый собирал на полу рассыпавшиеся зубы, начинался допрос.
Генардуко Яндиев не признавался и никого не выдавал.
Кузуб допытывался больше всего о революционной организации. Он дружески хлопал по плечу Генардуко, выбив до этого три зуба, угощал его дорогой папиросой и говорил:
— Я знаю, ты храбрый человек, хороший ингуш. Ты работал в революционной организации. Сейчас ты проиграл, но не все. Ты можешь еще выиграть. Тебя повесят, — и он выжидающе посмотрел в глаза, какое впечатление на Генардуко произведут эти слова. — но я тебя могу спасти. Ты только скажи, кто состоит в революционной организации. И все. Даже если захочешь, будешь работать у нас. Ну, выбирай жизнь или петлю.
Генардуко, стиснув зубы, молчал.
Молчал семь дней на 30 допросах, сыпались удары нагана в голову, зубы. Но Генардуко молчал. Он ходил по камере, как ходят по клетке только что пойманные звери, еще не потерявшие надежду вырваться на волю. Сидевшие с ним хныкали, ругались, плакали, просили его сознаться, и Генардуко, наконец, в ответ на приставание Султана Акиева сознался в убийстве жандарма Осадчего.
В этот день ротмистр Кузуб, наконец, заполнил протокол допроса, который он порывался заполнить не менее 30 раз, но Генардуко молчал и писать было нечего. Особенно много не пришлось писать и сегодня. Генардуко сказал, что ни в какой организации он не состоял, жандарма Осадчего убил он, но «без заранее надуманного намерения», а просто в запальчивости и раздражении. И все.
Всех ингушей выпустили, а Генардуко остался...
«Обвиняется Генардуко Исламов Яндиев, 28 лет, происхождения из жителей аула Экажевского Назрановского округа Терской области, в том, что 4 декабря 1912 г. в городе Бердянске, состоявшем на положении усиленной охраны, выстрелил около шести часов вечера на Лазаревской улице вахмистра Таврического губернского жандармского управления Стефана Осадчего, служебная деятельность которого возбуждала его, Яндиева, недовольствие в Осадчего, произвел два выстрела, повлекших мгновенную смерть, на основании ст. 279 XII кн. С.8.II 1869 г. и то, что город находился на положении усиленной охраны предать Одесскому окружному суду»...
Суд был «скорый, правый и милостивый»...
...«Казнить через повешение»...
Обжалованное решение было заменено 8-ю годами каторги. Но до каторги не дошел Генардуко. Жандармское управление, узнав об отмене смертной казни, добились перевода Генардуко в Харьковскую тюрьму... А там, ночью в одиночную камеру к нему приходили два жандарма. Ни воды, ни есть Генардуко не давали. Скоро Генардуко стал харкать кровяными сгустками, а наступившая скоротечная от сырости, голода, ежедневных зверских побоев смерть вычеркнула его из жизни.
На этом жандармское управление не успокоилось. Оно начало искать в Ингушетии мать и брата Генардуко — Заама. И когда жандармы искали мать в Ингушетии, она была в Харькове...
Харьковское городское кладбище, зима покидала большими сугробами.
Стояла черная, густая, напряженная ночь...
Полночь. Давно отзвонил кладбищенский сторож в разбитый надтреснутый колокол на часовне.
А четверо мужчин и с ними старушка с фонарями рыли большую могилу. Земля замерзла, лопаты отскакивали от нее. Приходилось землю долбить кирками.
На могиле сидела с мокрыми щеками, заплаканными глазами старуха-ингушка. Трое мужчин работали, четвертый в серой шинели тюремного надзирателя говорил ей:
— Видите ли, он, Генардуко, ваш сын, умер сам, своей смертью, а хоронили его с семью повешенными и шестью расстрелянными. Их 14 сразу. Опознаете вашего сына — берите, пожалуйста, — сказал надзиратель, шелестя в кармане кредитками, полученными от старушки, и вырученными ею за проданную корову.
Ингушка, не понимавшая по-русски, кивала молча головой, а по щекам неудержимо бежали. одна нагоняя другую, соленые капли.
После прорубленной мерзлой земли стало возможным уже рыть землю и бросать ее лопатами наверх. Скоро забелело что-то среди черной земли. Вытащили первый труп — старуха к нему кинулась, четыре фонаря окружили мертвеца, освещая его.
— Дац, Генардуко...
На всех четырнадцати трупах, вытащенных и осмотренных, ингушка не признала своего сына, а он был тут же и лежал крайним к ее ногам. Его первым бросили обратно в могилу торопившиеся зарыть могилу люди. Надзиратель ушел, ушли двое рабочих. Остались мать Генардуко и ингуш, приехавший с нею. Старуха плакала, в глазах у нее стояла картина проводов на заработки Генардуко; десяток вареных яиц, курица, занятая у соседей, и хурджин, пестрый, красивый хурджин. А он, молодой, бодрый, шагает по пыльной дороге от Экажевского аула в неизвестность.
На кладбище шло утро...
Генардуко уже не было... Надо было скрываться, и Заами уезжает в Киевскую губернию и поступает чернорабочим на Цыбулевский сахарный завод.
1914 год пришел с империалистической войной.
Травли и поиски семьи Яндиевых в Ингушетии жандармерией не прекращались.
И когда на полях фронтов империалистической бойни показались дымки разорвавшихся снарядов, по всем городам России запестрели бумажники: они объявляли, что все скрывающиеся от преследовании полиции, жандармерии, изъявившие теперь желание идти добровольно на фронт, тем самым теперь искупают вину перед государством, и они, идущие на защиту веры, царя и отечества, будут прощены, а преследование прекращено. Быть на нелегальном положении, жить с фальшивыми документами, каждую минуту ждать ареста и смерти было очень тяжело. Заама прочитал такое объявление у себя на Цыбульском сахарном заводе, где его застала война, и подал местному воинскому начальнику прошение, в котором рассказал, что он скрывается, живя по подложному документу, объяснил свою вину, павшую на него через брата и просил отправить его на фронт.
Прошение Заама было разобрано, и он принят на воинскую службу.
Скошенными колосьями налились люди. Машина войны была прожорливой и ненасытной, она требовала много человеческого мяса. И мясо это ехало... под сплошные стоны и вопли деревень, городов, ехали в красных телячьих теплушках, пьяное, плачущее под надрывающиеся до хрипоты гармоники и обреченными голосами пело, визжало, кричало.
...«Последний нынешний денечек»...
На фронт шли беспрерывно эшелоны свежего мяса, одетого в серое.
Заама попал в учебную команду 8 запасного кавалерийского полка в город Ново-Георгиевск, а через шесть месяцев поезд его уже уносил, гремя на стыках, на Австрийский фронт в чине младшего унтер-офицера.
9-я действующая армия выдерживала с трудом борьбу немецкой железной дивизией, которая как железо была неуязвима и приносила большие потери 9 русской армии.
Это было под Станиславом... Неудержимо было шествие немецких железных фланг, шедших всегда грозно, тяжело, монолитно, несокрушимо. Готовилась жесточайшая бойня, страшное, которого так боялись солдаты, немецкое наступление. Командование 9 армии решило предупредить немцев и... не все ли равно — быть разбитым при наступлении или, сидящим в окопах, пойти в наступление. Командование армии, разработав стратегический план наступления, всем штабом «отошло на заранее приготовленные исходные позиции», а солдаты, мясо, завернутое в серое, должны были идти на пули, штыки, гранаты, картечь, бомбы и газ немецких железных фаланг.
Ночь буркой укутало небо...
Кавалерия должна была частью идти первой, частью прикрывать наступление пехоты. Было двенадцать часов ночи, когда на рысях вышел эскадрон грузина Думбадзе. Вместе с эскадроном, не отставая от него, грязными овчинами по небу рыскали тучи...
Эскадрон, пехота тронулись... Шли тихо, а там все-таки почувствовали, забегали огни немецкого прожектора, щупают эскадрон, щупают пахоту, идущую густой цепью... И началась канонада... Треск пулеметов, гул орудий, шипение огнеметов, учащенная винтовочная стрельба превратили спавшее тихим сном до того поле в настоящий ад...
Думбадзе; шедший впереди эскадрона, сразу качнулся назад в седле, схватившись обеими руками за правый бок, обмяк и осунулся с лошади, подхваченный ординарцами. Эскадрон шел крупной рысью. С левого фланга выскакивает Заама Яндиев.
— За мной, ребята у-р-р-р-р-р-р-а...
Загудела земля... вот и проволочное заграждение, люди спешивались и режут проволоку, а свинцовый горячий пулеметный дождь косит и косит их...
Есть проход, и эскадрон по трупам бросается в него...
Два первых окопа немецкой железной дивизии взял Заама Яндиев со своим эскадроном в плен до прихода пехоты, та помогла только обезоружить и взять трофеи.
«За боевые отличия под Станиславом, за взятие 2 окопа немцев железной дивизии в плен, за принятие командования эскадроном в момент убийства командира эскадрона Думбадзе младший унтер-офицер Заама Яндиев производится в чин прапорщика с представлением к награде Георгиевским крестом 1 степени»...

газета "Ангушт"

CAUCASIAN
04.02.2009, 10:58
АЛИ ХАШАГУЛЬГОВ – НАЦИОНАЛЬНОЕ ДОСТОЯНИЕ

Есть люди, о творчестве которых мы с уверенностью говорим, что это гордость народа, его национальное достояние. Эти слова в полной мере относятся к Али Хашагульгову – человеку достойному, чтобы его творчество знали не только у нас в республике.
24 июля А.Т.Хашагульгову исполнилось бы 63 года…
Хашагульгов Али Татарович родился 24 июля 1943 года в с. Яндаре ЧИАССР (ныне Республика Ингушетия), а уже в 1944 году был депортирован вместе со своим народом в далекий Казахстан.
В 1957 году семья Хашагульговых вернулась на Кавказ. «Долго мы были в пути, – вспоминал впоследствии Али Татарович. – Помню, в декабре в поезде написал поэму, которая называлась «На Родину». Закончил ее в январе, когда приехали. В школу не ходил, у нас не было разрешения на проживание. В шестом классе научился писать на ингушском языке. Переводил Лермонтова, Пушкина, Никитина, Хетагурова. Писал стихи на русском и ингушском языках».
Вернувшись на Кавказ, поэту и художнику показалось все лучше и сказочней того, что было в воображении.
Он думал, что теперь можно рассказать все. И первыми его темами стали контрасты недавнего прошлого с тем, что есть сейчас. Ему хотелось кричать и живописать о мраке чужбины, но петь можно было не обо всем.
В 1961 году Али написал первую картину масляными красками, называлась она «Рубка леса». Писал романтические поэмы. Отрывки многих из них сохранились. Али Хашагульгов не только много и плодотворно занимался творчеством, писал стихи и картины, но и изучал философию. Неудивительно, что картины, написанные кистью этого талантливого человека, имеют глубокую философскую мотивацию.
В 1962 году Али окончил первый курс института в Ростове и вечернюю среднюю школу рабочей молодежи. Утром – в институт, после обеда – на работу, а вечером – в школу.
В 1963 году Али арестовали. Судили, дали лагерный срок. В день ареста вышел альманах «Утро гор» с первой публикацией его стихов. Был в неволе в Мордовии. «Интерес» КГБ к нему не угасал почти 30 лет. Слежка была снята только в 1991 году.
В 1983 году состоялась его первая выставка живописи. Об Али Татаровиче как о художнике много и плодотворно пишет исследователь и почитатель его творчества Хава Хазбиева. «Живопись для Хашагульгова – это возможность сотворчества с природой, сопереживания с ней. Краски нужны природе, чтобы творить, созидать - точно так же использует их Хашагульгов. Он дает возможность увидеть горы так, как никто другой. Впечатление, будто эти каменные гряды живут, растут, мыслят – подобно живым существам…».
В Государственном музее изобразительных искусств Республики Ингушетия в 1998 году состоялась авторская выставка «Дыхание гор». В экспозиции было представлено свыше 100 живописных произведений художника. Это были работы, входящие в живописный цикл, над которым художник работал в последние годы.
Живопись Али Хашагульгова всегда вызывает живой интерес зрителя. Государственный музей изобразительных искусств РИ часто использует произведения Али Хашагульгова из фондов музея в различных тематических стационарных и выездных выставках. Чаще всего на его работах изображены родные горы Ингушетии, природа и древние памятники. В его картинах нет действия, сюжета. Создается впечатление гор, плывущих в тумане. На картинах очень мало четко выраженных предметов, сложная техника выполнения. Гармоничное слияние двух жанров, поэзии и живописи, позволили художнику создать свой, неповторимый стиль. Зрителю раскрывается иносказательный смысл, характеризующий индивидуальность художника.
Работы А.Т.Хашагульгова представлялись на различных выставках:
1983 год - первая персональная выставка в г. Назрань, которая прошла с большим успехом, вызвав широкий зрительский интерес и признание таланта автора;
1989 год - персональная выставка в г.Грозном;
1994 год – выставка работ художников Ингушетии в Сунженском районном Доме культуры Республики Ингушетия;
1995 год - выставка работ ингушских художников в Совете Федерации Федерального Собрания РФ;
выставка работ ингушских художников «Искусство Ингушетии» в Государственном музее изобразительных искусств Республики Ингушетия;
1996 год - выставка в Доме актёра г.Москвы;
1997 год - выставка в редакции газеты «Новое время» в г.Москве;
выставка работ ингушских художников на Днях культуры Ингушетии в г.Москве;
1998 год - авторская выставка «Дыхание гор» в Государственном музее изобразительных искусств Республики Ингушетия;
выставка работ художников Ингушетии в г. Уфе;
выставка в Музее Востока в г.Москве;
2001 год - выставка живописных работ «Моя Ингушетия» в Государственном музее изобразительных искусств Республики Ингушетия;
2005 год - выставка «Современное искусство художников Ингушетии» в Северо-Кавказском филиале Государственного музея Востока в г. Майкоп;
2006 год – выставка произведений художников Ингушетии в г.Магас.
Работы художника хранятся в Государственном музее изобразительных искусств Республики Ингушетия, а также в частных коллекциях в России и за рубежом.

«В жизни немногословен, скромен, неприхотлив, любящий отец, воспитатель-философ, круг друзей ограничен. Не любил говорить о себе. Но весьма интересно говорил об истории, литературе, искусстве. По-детски радовался, когда его произведения волновали зрителя, читателя». Таким знали Али Татаровича его современники.
17 ноября 1999 года тяжелая болезнь оборвала жизнь поэта и художника Али Хашагульгова.
Указом Президента Республики Ингушетия от 24 июня 2002 года Хашагульгов Али Татарович награждён орденом «За заслуги» (посмертно).

Ася ЕВЛОЕВА,
сотрудник Государственного музея изобразительных искусств РИ

CAUCASIAN
04.02.2009, 11:01
СВЕТ НЕПОГАСШЕЙ ЗВЕЗДЫ

Даже коротких упоминаний об этом человеке вы не найдете ни в одном известном сегодня широкой публике источнике, ни в тех многочисленных исторических исследованиях, опубликованных за последние годы и заметно раздвинувших горизонты наших познаний о прошлом ингушского народа.
Так уж получилось, что образ героя моего сегодняшнего очерка долгое время жил лишь в памяти его прямых потомков. Да и то вся информация о нем носила, в силу сложившихся обстоятельств, весьма условный характер и по существу не имела никакого документального подтверждения. А между тем, биография этого человека была самым тесным образом связана с героическими и легендарными событиями, оставившими неизгладимый след на страницах истории государства Российского, а в последующем и со становлением ингушской государственности в начале прошлого века – тем самым периодом, который определил небывалый взлет национального и политического самосознания ингушей, став подлинным ренессансом нации в культурном, социальном и экономическом развитии.
Среди тех, кто оказался на самом острие тех бурных созидательных процессов, стремительно преображавших облик Ингушской автономной области, был и он – Солтаби Томарзиевич Саутиев.
Когда гибнут звезды…
В далеком 1887 году в селении Инарки в семье уважаемого в округе человека Томарзы Саутиева случилось прибавление. На свет появился мальчик, которого нарекли старинным ингушским именем Солтаби…
Во все времена так было: рождение сына – рождение новых надежд. И потому приход в этот мир будущего мужчины всегда окружен особой радостью. Конечно, для потомственного крестьянина Томарзы, человека сурового, который никогда не демонстрировал напоказ своих чувств, внешне вроде бы ничего не изменилось. Принимая поздравления многочисленной родни и соседей, он оставался по-прежнему невозмутимым. Но где-то в глубине его сердца в тот миг затеплилась, наверное, мечта увидеть своего сына достойным и сильным мужчиной. И этим мечтам суждено было сбиться. Да так, как никто и не мог представить себе в то время!
Глухая российская окраина жила своей обыденной жизнью. Крестьянский вековой уклад жизни инаркинцев, казалось, ничто не могло поколебить. Короткие праздники сельчан сменялись долгими трудовыми буднями. Но было все-таки в этой обыденности что-то необыкновенное. Какая-то удивительная аура окружала Инарки с самого начала. Село, словно отмеченное Божьим перстом, подарило миру много известных имен, прославивших эту благодатную землю и фамилии его основателей, поселившихся здесь несколько веков назад.
Отцовские думы крестьянина Томарзы о будущем новорожденного сына вряд ли были устремлены к заоблачным высотам. Человек практичный, он не предавался пустым мечтам. Но, передав со временем Солтаби свою силу характера и умение прочно стоять на ногах и не прогибаться перед жизненными трудностями, он выполнил главный отцовский долг. Выпустив своего сына в большую самостоятельную жизнь, он снабдил его силой духа, присущей цельным натурам. А для таких натур не существует ни недостижимых высот, ни непреодолимых испытаний…
Короткая, но яркая жизнь Солтаби Саутиева, вместившая в себя заметные вехи в истории его страны и его собственного маленького народа, напоминает собой полет сгорающей в небе звезды. Она также чарующе красива и восхитительна. Но если звезды погибают, не затронув равновесия, установленного в мироздании, то трагически оборвавшаяся жизнь Сотаби Томарзиевича стала прологом неисчислимых бедствий, обрушившихся на его семью. В этих бедствиях чудом уцелеют лишь трое его детей. На их глазах один за другим будут уходить в мир иной близкие и дорогие им люди, оставляя после себя холодную пустоту, которую невозможно чем-то заполнить. Им, этим безгрешным и чистым созданиям, некогда окруженным трепетной любовью и вниманием взрослых, предстояло познать всю горечь сиротства и до дна испить горькую чашу страданий и боли, пройти сквозь лишения и беды. Но вопреки всему они, уцелевшие дети Солтаби Саутиева, вырастут в жестоком мире, сохранив в своих неожесточившихся сердцах ту маленькую толику тепла, которую они успели впитать в себя.
Это холодный свет небесных звезд не греет. А для детей, к которым была так жестока и немилосердна судьба, светили другие звезды – близкие, теплые, родные. Вынужденные рано взрослеть и всего добиваться в жизни самостоятельно, дети Солтаби всегда помнили о своем происхождении и каждый свой шаг соизмеряли с тем, получил бы он родительское благословение или нет. Слишком рано потеряв своих родителей, они инстинктивно возвели их в эталон, к которому каждый из них стремился всю свою жизнь. И это была единственная спасительная соломинка, отчаянно ухватившись за которую они когда-то смогли выплыть из захлестнувшей их пучины и пристать к твердому надежному берегу…

Зов родной земли
Отрывая сегодня заново имя Солтаби Томарзиевича Саутиева, сразу же сталкиваешься с очевидным фактом – информация об этом человеке крайне скудна, что, кстати, делает вполне оправданным тот горячий профессиональный интерес, который испытывает к его фигуре известный ингушский краевед Берснако Газиков. Тем не менее, уже имеющийся фактологический материал красноречиво свидетельствует, что фигура С.Т. Саутиева весьма значительна и когда-нибудь наверняка займет соответствующее и положенное ей место в национальной истории ингушей. Пока же всем нам остается лишь сожалеть о том, что величины подобного масштаба, способные достойно украсить собой пантеон памяти любого народа, для нас едва не оказались навсегда утраченными. Конечно, истоки этого страшного беспамятства лежат в том времени, когда ингушский народ, оболганный и обвиненный сталинщиной во всех смертных грехах, был на долгие годы отлучен от своих исторических корней и жестоко лишен возможности даже прикасаться к своей истории…
Перипетии судьбы Солтаби Саутиева, выходца из ингушского села Инарки, не раз кардинально менявшиеся декорации жизненной драмы этого человека, без всякого преувеличения, могли бы послужить сюжетом захватывающего исторического повествования. При этом, художественность такого повествования стала бы отнюдь не плодом фантазии его автора, а простым изложением реальных событий, в которых существовал реальный, а не выдуманный герой.
На стыке двух веков прожил свою короткую жизнь Солтаби Томарзиевич, сумевший найти свое место в двух, совершенно разных эпохах. Он был одним из немногих ингушей, получивших в то время высшее образование, что впоследствии открыло ему дорогу к такому жизненному успеху, о котором, казалось бы, сельский мальчишка, сын простого крестьянина не мог и мечтать. Но ни слава, ни положение в обществе, которое он займет со временем, никак не отразятся на его добром, открытом характере. В любое время двери дома С.Т. Саутиева всегда будут открыты для тех, кому понадобится его помощь, поддержка и содействие. Эта его постоянная готовность помочь любому обратившемуся к нему человеку, станет отличительной чертой Солтаби Томарзиевича, добрая молва о которой недолго переживет и самого героя моего очерка.
Ратные пути-дороги водили С.Т. Саутиева по всему белому свету. В годы первой мировой войны он в составе русского экспедиционного корпуса находился в Африке, принимал участие в совместных боевых действиях союзников на германском фронте. Мужество и героизм молодого офицера-ингуша не раз служили примером для его сослуживцев. Эти качества настоящего воина, а также умелое командование подчиненными в 1914 году были отмечены «Золотой короной» - наградой английской королевы. Случилось это после успешного взятия союзническими войсками одного из населенных пунктов.
Солтаби Томарзиевич наверняка сделал бы блестящую военную карьеру, однако 300-летнее правление дома Романовых уже приближалось к концу и царская Россия стояла на пороге кровавых братоубийственных потрясений.
Когда в стране, интересы которой Солтаби отстаивал с оружием в руках, случился октябрьский переворот, русский экспедиционный корпус в полном составе ушел в Турцию. Большинство из тех, кто оказался здесь, так больше никогда и не увидели свою Родину. Их пристанищем так и остались на всю жизнь чужие земли и чужие страны. Спокойную и безоблачную жизнь обещал «берег турецкий» и Солтаби Саутиеву. Не остался в Турции незамеченным этот высокий подтянутый красавец. Пришлись здесь по нраву и его стать, и бесстрашная натура… По семейному преданию турецкий паша даже предлагал ему в жены свою дочь.
Но разве могло что-то отвратить верное сердце горца от его Родины? Какая сила была бы в состоянии заглушить неумолчный зов родной земли, живущий в нем? Солтаби, презрев все опасности, преодолев массу самых разных препятствий, в 20-х годах вернулся в Россию. Конечно, это была уже совсем другая страна, терявшая свою державность и вековые духовные ориентиры. Но именно ее выбрал С.Т. Саутиев. Слишком горек оказался для таких, как он хлеб тихой и спокойной чужбины. Тщетны были уговоры его друзей, пытавшихся отговорить Солтаби от возвращения. Им он дал ясно понять, что скорее предпочтет встретить смерть на Родине, чем прожить долгие безрадостные годы вдали от нее.
И надо сказать, что это был выбор сильного человека. Ведь он действительно возвращался в страну, где вот уже на протяжении нескольких лет все развивалось по какому-то неведомому и непредсказуемому сценарию…

Возвращение легенды
Вся последующая жизнь Солтаби Томарзиевича Саутиева была до конца связана с дорогой его сердцу Ингушетией. Без остатка посвятив себя высокому служению родной земле, он преуспел в области народного образования. Известно, что в годы становления ингушской государственности С.Т. Саутиев руководил ингушским педагогическим техникумом в городе Владикавказ, а затем работал в управлении системы просвещения Ингушской автономной области. Позже, после объединения Ингушетии с Чечней, профессионализм, блестящий опыт руководящего работника, глубокое знание существующих проблем и прекрасные организаторские качества Солтаби Томарзиевича в полной мере проявились и во время его работы в Народном Комиссариате образования Чечено-Ингушской автономной области.
Профессиональная деятельность С.Т. Саутиева снискала ему широкое признание и авторитет. Много лет спустя, его дочь Зара Солтабиевна услышала из уст известного ингушского писателя И.М. Базоркина весьма показательную в этом смысле историю.
В 30-х годах во Владикавказе проходил слет писателей Северного Кавказа. Солтаби Томарзиевич оказался в числе тех руководителей, кто был приглашен на него. Выступление Саутиева настолько захватило присутствующих, что сразу стало одним из самых ярких событий форума. Восхищенный им писатель Фадеев, возглавлявший московскую делегацию, заявил с трибуны съезда: «Народ, у которого есть такие сыновья, может считать себя великим».
Между тем молодые осетинские и ингушские писатели затеяли между собой спор, кто же по национальности этот удивительный человек. Так как каждый хотел видеть его своим, дело едва не дошло до ссоры. Находившаяся поблизости Агния Барто, став свидетельницей этих горячих разборок, попыталась остудить пыл горцев: «Ну, разве имеет значение его национальность? Им должен гордиться каждый – это ведь самородок Кавказа»…
И все же позже молодые писатели нашли возможность задать волнующий их вопрос самому С.Т. Саутиеву, признавшись, что его появление на съезде вызвало столь жаркие дебаты в кулуарах.
Солтаби Томарзиевич, с интересом оглядев молодежь, произнес: «Я – ингуш, а вот ссориться вам, друзья, совершенно не следует…»
Из таких вот маленьких бытовых зарисовок для Зары Солтабиевны, никогда не видевшей своего отца, и складывался его образ. До последнего времени многочисленные запросы в различные архивы страны относительно каких-то подробностей судьбы этого человека положительных результатов не принесли.
И все же несколько лет назад у детей и внуков Солтаби Томарзиевича появилось на руках первое документальное подтверждение, красноречиво свидетельствующее о незаурядности этой личности. Краевед Берснако Газиков, известный своим пытливым умом и настойчивостью, работая в архивах Москвы и Санкт-Петербурга, обнаружил учебники, созданные С.Т. Саутиевым в 30-х годах прошлого столетия и предназначенные для школ Ингушетии. Первой посчастливилось прикоснуться к памяти своего предка его внучке Патимат Саутиевой, которая сегодня работает в Централизованной библиотечной системе Малгобекского района. Уже через нее ксерокопии, привезенные Берснако Газиковым, попали к Заре Солтабиевне.
- Я преклоняюсь перед этим замечательным энтузиастом и безмерно щедрым душой человеком, - говорит сегодня З.С. Саутиева-Кодзоева. – Благодаря ему, отец живой легендой наконец-то вернулся к нам из прошлого.
Никто, кроме Берснако, не смог бы совершить это благое и великое дело. Наша признательность просто не знает границ…
Сегодня Зара Солтабиевна бережно хранит эти дорогие реликвии: изданное в 1931 году Ингушским издательством «Сердало» (г. Орджоникидзе) пособие по методике для ликвидаторов безграмотности «Будем все грамотными», написанное С. Саутиевым в соавторстве с Д. Мальсаговым, и «Книгу для чтения в начальной школе» на ингушском языке, увидевшую свет в этом же издательстве в 1933 году.
Между тем, сам Берснако Газиков намерен продолжить свои поиски, связанные с именем С.Т. Саутиева и дальше. Есть уверенность, что многие «белые пятна» в биографии Солтаби Томарзиевича со временем будут исследованы им до конца. Для нашего народа, по крупицам восстанавливающего сейчас свою недавнюю историю, это, безусловно, станет важным событием. Такие люди, как С.Т. Саутиев, составляющие, вне всякого сомнения, золотой фонд нации, заслуживают того, чтобы навсегда оставаться в народной памяти. Сопричастность к великим событиям прошлого, горячий патриотизм, несгибаемая воля и мужество делают их бессмертными…

Обреченные на смерть
В 1926 году С.Т. Саутиев, будучи уже состоявшимся в жизни человеком, женился на 17-летней Ханифе Магомедовне Бекбузаровой. Его избранница происходила из уважаемой в Ингушетии семьи. Отец Ханифы Магомед Иналович Бекбузаров, сын царского офицера, долгий период времени работал в администрации Терской области, был образованным и интеллигентным человеком. Мать – Кущи (Екатерина) Базоркина, дочь генерала Бунахо Базоркина, тоже получила блестящее образование, окончив сначала Ставропольскую гимназию, а затем и Киевский университет. Там, в Киевском университете, и произошло знакомство родителей Ханифы, положившее начало большой и светлой любви. Они сразу пришлись по нраву друг другу – мужественный горец и нежная горянка, официально носившая титул одной из красивейших девушек Северного Кавказа.
Такой же безоблачной, счастливой складывалась семейная жизнь у Солтаби и Ханифы Саутиевых. В 1927 году появился на свет их первенец Руслан. Следом появились на свет Сергей, Аза, Султан и Атарбек. Казалось, ничто не могло разрушить эту семейную идиллию, созданную теплом любящих сердец. Однако судьба уже уготовила им страшный удар – приближался 1937 год, вошедший в историю нашей страны как пик жесточайших сталинских репрессий.
Конечно, ингушская руководящая элита не могла не понимать, что над ней готовится кровавая расправа. И надо отдать должное мужеству этих людей, до последней минуты служивших интересам своего народа.
Много лет спустя Руслан Солтабиевич, тогдашний десятилетний мальчишка, в обязанности которого входило обслуживать за столом мужчин, приходивших в отцовский дом, будет вспоминать одну из последних встреч обреченных на гибель людей. Навсегда в его памяти врежутся непонятные им тогда слова Идриса Бейсултановича Зязикова: «Нам с вами, братья, осталось уже недолго…»
Вскоре последовали повальные аресты. В одну из ночей «черный воронок» въехал и во двор дома №4 по улице Коминтерна (ныне эта владикавказская улица носит имя Джанаева). На утро соседи узнали, что минувшей ночью в их доме охранка арестовала сразу троих: ингуша, осетина и поляка. Ингушом был С.Т. Саутиев…
Скорая на расправу «тройка» припомнила Солтаби Томарзиевичу и его службу в царской армии. Не мудрствуя лукаво, заплечных дел мастера приписали Саутиеву участие в белогвардейском движении, в котором тот никогда не был, и членство в бухаринско-зиновьевском блоке. По сфабрикованному от начала и до конца обвинению Солтаби Томарзиевич в начале 1938 года был расстрелян.
Его знаменитый дядя Мусса Саутиев, сам чудом избежавший смерть, тоже находился в это время в камере смертников. О судьбе этого несломленного человека, впоследствии погибшего в депортации, мой коллега Азмат-Гирей Угурчиев писал в материале «Главнокомандующий», опубликованном в «Сердало» в рублике «Славные сыны Ингушетии». В этом материале тоже нашел отражение один потрясающий эпизод, рассказанный мне Зарой Солтабиевной Саутиевой. По какому-то необъяснимому наитию Мусса Темуркоевич, не ведая, что произойдет с ним самим, в расстрельную ночь, оборвавшую жизнь Солтаби, увидел вещий сон. Ему приснился его племянник, одетый в белую рубашку. Вдруг откуда-то прогремел выстрел и на ослепительно белой ткани заалело пятно крови. Мусса в ужасе проснулся и рассказал о содержании увиденного им сна своему сокамернику мулле. Тот немедленно причитал заупокойную молитву, а потом тихо сказал: «Скорее всего, этого человека уже нет в мире живых…»
Спустя несколько дней после гибели Солтаби Томарзиевича, 27 декабря 1938 года на свет появилась его дочь Зара. Впереди эту малютку поджидало много ужасных потерь, цепь которых началась еще до ее рождения…

Родник доброты и нежности
Сталинская депортация ингушского народа забросила семью С.Т. Саутиева в далекий казахстанский город Павлодар. Здесь на нее обрушились новые несчастья. Сразу же ушла из жизни Ханифа Магомедовна. Осиротевших детей взяла под свою опеку их бабушка Кущи Базоркина-Бекбузарова.
Под конец жизни этой удивительной женщине, генеральской дочери, возвышенной и утонченной натуре, довелось пережить всю земную скорбь, пройти через невероятные лишения и испытать крайнюю нужду. Тяжкий жребий выпал на ее долю. В депортации за короткое время Кущи Бунахоевна похоронила двух дочерей и троих сыновей, один из которых, кстати, фронтовик, был комиссован из армии с восемнадцатью (!) боевыми ранениями. Проводила она в последний путь и троих любимых внуков – Сергея, Азу и Султана Саутиевых.
Но в живых оставались еще трое детей Солтаби Томарзиевича и Ханифы Магомедовны. А потому, почерневшая от непомерного горя бабушка Кущи каким-то невероятным усилием воли заставила себя жить дальше. И хотя ее подточенного утратами здоровья и тающих на глазах сил хватило ненадолго, последние капли тепла из своего рвущегося на части сердца она успела без остатка отдать Руслану, Атарбеку и Заре.
Когда Кущи Бунахоевна умерла, эти дети сами, без какой-либо помощи взрослых – рядом в тот момент никого не оказалось! – предали земле ее тело…
Так их осталось трое из некогда большой и счастливой семьи. Теперь ответственность за младших полностью легла на неокрепшие еще плечи Руслана.
- Благодаря ему, мы и выжили, - вспоминает сегодня Зара Солтабиевна. – Больше ведь позаботиться о нас с Атарбеком было некому. Вскоре после смерти бабушки, Руслан заколотил досками двери и окна землянки, в которой мы жили, и увел нас подальше от этого гибельного жилища, где встретили свой последний час девятеро близких нам людей. Немного позже Руслан начал было учиться на 3-годичных финансовых курсах. Но почти сразу суровая действительность вынудила его навсегда проститься с мечтой об учебе. Чтобы прокормить нас, он стал работать. Трудился брат до изнеможения – за кусок хлеба ингушам в ту пору приходилось биться что есть сил.
А Руслан ведь был еще совсем юным тогда… Видно, передался ему с кровью и твердый характер отца…
Когда в конце 50-х годов Саутиевы вернутся, наконец, на Родину, судьба подарит Руслану Солтабиевичу радость отцовства в счастливом браке с красивой и скромной ингушской девушкой Софьей (Соной) Ахмедовной Матиевой. Шестеро детей будут у этой замечательной пары.
К сожалению, коротким оказался земной век, отпущенный Р.С. Саутиеву. В 1979 году, когда его младшим дочерям–двойняшкам Патимат и Эсет едва исполнится по семь лет, он уйдет из жизни, навсегда оставив о себе добрую память в сердцах всех, кто знал его. Рано овдовевшая Софья Ахмедовна самостоятельно поднимет и воспитает детей. И никогда в жизни ей не придется краснеть за них. Сегодня для постаревшей матери, чья жизненная ноша была совсем не легкой, повзрослевшие дети – и гордость, и отрада. Вот только двоих сыновей отнял у нее жестокий рок. И эта боль всегда живет в сердце С.А. Саутиевой…
Как все-таки часто перекликаются женские судьбы! На материнскую долю порой выпадают страшные испытания. Слезы обесцвечивают прекрасно-лучистые глаза наших матерей. Но до самого последнего часа в них живет теплый свет неземной доброты. И никто на целом свете больше не будет любить нас так сильно, как любили и любят нас они - наши матери…
- До самой смерти нашей бабушки, - рассказывает Зара Солтабиевна Саутиева, - я, оставшись без матери совсем еще несмышленышем, была уверена, что она нам мама.
Столько тепла, заботы и ласки мы получили от нее! Я до сей поры так и не могу понять до конца, где черпала силы эта мужественная и мудрая женщина, разом потерявшая всех своих детей. Ее чистый и светлый образ всегда будет окружен для меня ореолом святости…
Доброта, словно родник, обязательно пробивает дорогу к свету, сколько не громозди преград и завалов на ее многотрудном пути. Ее целительная сила столь велика, что даже в самое жестокое время способна преображать окружающий безумный мир, смягчать черные тона, а то и вовсе вытеснять их сочными яркими красками. Для детской души, открытой и ранимой, очень важно впитать в себя этот животворящий свет. Впитать, чтобы не ожесточиться, чтобы, со временем окрепнув, продолжить извечный бой Добра и Зла, когда на чаше весов дорога каждая частица любви, участия и понимания. Выстоять в этом бою – значит, не сломаться, а победить – все ровно, что допеть до конца неспетую твоими предшественниками песню…

Письмо из прошлого
Однажды Руслан, не помня точно адреса, по которому проживала прежде, до депортации, их семья, следуя какому-то внутреннему голосу, привел Зару в один уютный Владикавказский дворик.
Сестра видела, как светлело его лицо, когда он, много лет спустя, узнавал давно казалось бы позабытые приметы короткого беззаботного детства. Руслан стоял посреди этого двора, растерянный и счастливый одновременно, оглядываясь вокруг и улыбаясь, а Зара внимательно наблюдала за ним, и молчала, боясь вспугнуть это грустное мгновение встречи с потерянным детством.
Наконец, на молодых людей обратили внимание сидевшие на лавочке старушки и с любопытством поинтересовались, кого ищут они здесь. Когда Руслан и Зара сбивчиво объяснили им в чем дело, старожилы дома сразу вспомнили семью Саутиевых. Осетинки тетя Женя и тетя Тереза, не пряча слез, рассказали Руслану и Заре, как был арестован их отец, поведали о том, что происходило здесь 23 февраля 1944 года, в день выселения ингушского народа.
- Оказалось, - вспоминает Зара Солтабиевна, - что тетя Тереза бросила в кузов полуторки, где мы, маленькие дети, жались в испуге к нашей маме, свое теплое стеганое одеяло, которое помогло нам потом согреться. Что-то несли из своих квартир и другие соседи, которых грубо отгоняли от машины солдаты НКВД. Выяснилось, что много позже, узнав о возвращении ингушей на Родину, бывшие соседи долго пытались узнать что-то о нашей судьбе, искали нас, да так и не нашли…
Этот тихий дворик Руслан и Зара покидали в тот день счастливыми! Они шли по улице родного города Орджоникидзе, плача и радостно улыбаясь, как если бы после долгой разлуки судьба подарила им неожиданную встречу с родителями…
В 1962 году Зара Солтабиевна поступила в Грозненское педагогическое училище.
И сразу обрела надежных старших товарищей в лице его преподавателей, многие из которых прекрасно помнили ее отца и многим были обязаны ему.
- Ты, девочка, не смотри на нас такими удивленными глазами, - сказал ей директор училища И. Ибрагимов. – Для нас твой отец сделал немало доброго. И скажу тебе самое главное. Никогда не разделяя никого по национальностям, он безмерно любил свой ингушский народ и жил мечтой, чтобы у этого народа была светлой судьба и широкой дорога…
За годы учебы в Грозном Заре Солтабиевне довелось познакомиться со многими яркими представителями научной интеллигенции, и еще не раз она слышала теплые отзывы о своем отце – Солтаби Томарзиевиче Саутиеве.
Так он возвращался к ней через время и пространство, преодолеть которые способны только те из смертных, кто при жизни был щедр душой, добр к окружающим и праведен в своих помыслах и поступках.
Зара в 1961 году вышла замуж за молодого офицера Заурбека Кодзоева. Спустя несколько лет свое образование она продолжила уже в Красноярском педагогическом институте – военная служба позвала Заурбека в Норильск.
В 1972 году семья Кодзоевых вернулась во Владикавказ. Здесь, в средней школе №26, Зара Солтабиевна в течение двух десятков лет преподавала детям русский язык и литературу, следуя отцовской стезе. Педагогический талант, прекрасное знание предмета, чувство такта, добрый открытый нрав снискали ей любовь воспитанников и уважение коллег.
С этой школой связана еще одна знаковая встреча, прозвучавшая долгим реквиемом по страшной человеческой трагедии минувших лет. Как-то раз завуч школы Валентина Васильевна Македонова случайно увидела у Зары Солтабиевны старую семейную фотографию (сегодня она впервые публикуется в нашей газете) и на какое-то мгновение лишилась дара речи. Лишь спустя время, потрясенная женщина смогла объяснить, что узнала на пожелтевшем снимке свою подругу детства Азочку Саутиеву (на фотографии эта милая девушка обнимает за шею отца).
Из далекого Казахстана Аза написала подруге во Владикавказ детским, неустоявшимся почерком совсем недетское письмо.
«Милая Валечка! Это страшная жизнь.
Вокруг одни смерти. Недавно мы наткнулись на мерзлую картошку и это был праздник, потому что кушать нечего…»
Старенькая мама В.В. Македоновой – Мария Федоровна – позже рассказывала Заре Солтабиевне, как эта маленькая девочка, приходя к ним в дом после ареста отца, каждый раз успокаивала ее: «Тетя Мария, вы меня не бойтесь. Моего папу не арестовали – он непременно вернется…» Ведь ребенок не мог не замечать, что многие взрослые, раньше норовившие и по головке погладить, теперь шарахались от него, как от прокаженного. Животный страх поселил в душах людей кровавый 1937 год…

Мария Федоровна вспоминала, как Аза садилась за их семейный рояль и звонким, чистым голоском пела песню «Летчик набирает высоту», объясняя потом, что эту песню очень любит ее папа. Или с чувством декламировала строки из любимого стихотворения отца: «Сижу за решеткой в темнице сырой…»
…Аза погибла в первый год депортации. Чистого и безгрешного ангела, которому не нашлось места на земле, сошедшей с ума, приняли небеса. И толи слезы это были, толи капли первого весеннего дождя?…

На разбеге времени
Что-то неладное происходит в умах и душах людей, если ни пример семьи, о которой было рассказано в этом очерке, ни сотни и тысячи других подобных примеров до сих пор не могут убедить кого-то, что ставить памятники Сталину – значит, глумиться над памятью миллионов безвинных жертв этого кровавого палача.
Предательство совести и справедливости, предательство человеческого достоинства, парад на непогребенных костях – ведут к истончению Божественной сути миропорядка.
А за этим – только новые катаклизмы, безжалостно уничтожающие природную соразмерность и гармонию.
Известно, что сон разума порождает чудовищ. Но не менее страшен кошмар беспамятства. Он выворачивает наизнанку мораль и зажигает ложное солнце, вслед за которым стройные колонны вновь пойдут на погибель…
Осенью 1992 года, спасаясь от вооруженного шабаша, семья Кодзоевых была вынуждена покинуть родной город Владикавказ и искать пристанища в соседней Ингушетии. Им, как и всем ингушам, изгнанным той осенью из Северной Осетии, на первых порах пришлось нелегко. Но эти люди не привыкли жаловаться на трудности. Благо, что они вышли живыми из той вакханалии беспредела.
В настоящее время Кодзоевы живут в Малгобеке. Зара Солтабиевна уже на заслуженном отдыхе, а вот ее супруг – Заурбек Алиханович – полковник в отставке, является помощником начальника Управления по гражданской обороне, пожарной безопасности, предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций Республики Ингушетия.
Все складывается удачно и у их детей. Старший сын Кодзоевых – Мурат – работает сегодня главным специалистом по мобилизационной работе малгобекской городской администрации. В свое время он, кстати, был секретарем одного из райкомов комсомола города Владикавказ. Измаил – младший сын Зары Солтабиевны и Заурбека Алихановича – несмотря на молодость, преуспел на юридическом поприще. Он заместитель прокурора Малгобекского района. Вышла замуж и воспитывает троих замечательных детей всеобщая любимица Зарета. За ее плечами – экономический факультет Горского сельскохозяйственного института.
Живет в Малгобеке и Атарбек Солтабиевич Саутиев. В прежние годы он трудился на различных должностях в Северной Осетии, в том числе был заместителем начальника РО «Сельхозтехника» Моздокского района. У него пятеро сыновей и четыре дочери. Все они тоже давно стали взрослыми и каждый нашел свою дорогу в жизни.
Дети и внуки Зары, Атарбека и безвременно ушедшего из жизни Руслана не забыли о своем славном предке Солтаби Томарзиевиче Саутиеве.
Не забыли и по праву гордятся им.
Сколько бы десятилетий не пронеслось над исстрадавшейся землей Ингушетии, она всегда будет помнить светлые имена своих сынов и дочерей, предано любивших ее до самого последнего вздоха. Только такая любовь могла сохранить на этой земле непотускневшие до сей поры представления о горском достоинстве и чести, которые служат надежным ориентиром для нового поколения, пришедшего на смену тем, кто когда-то, оказавшись в расстрельных списках, на лагерных нарах и в ссылке, не успел довести до конца начатое великое дело.
На этом разбеге времени, устремленном в будущее, подвиг отцов продолжается в их сыновьях…

А. ГАЗДИЕВ

CAUCASIAN
04.02.2009, 12:05
ХЬАЛХАЛАЬТТАЧАРЕХ ЦАI (ГОЙГОВ СИПСОЙ IАДДАЛ-ХЬАМИД)


Вай мехка совети Iаьдал оттадара тIатеIIа къахьийгачарех а, хIаьта цул тIехьагIа Мальсагов Кураза Зоврбикацеи Беков ДордагIа Темботацеи цхьана гIалгIай литература дегIадоаладара къахьийгачарех а, цун лард еллачарех а цаI хиннав Гойгов Сипсой Iаддал-Хьамид.
Из ваьв 1896 шера 5 ноябре ГIалгIай мехка Наьсарен районе уллача Дошлакъий-Юрта. Дилла а харцо ювцача нахаца къувсаш, къахьегамхой бокъо яккха гIерташ царца дов лоаттадеш хиннав хургволча йоазонхочун да. Цар шийна хьалха даьча таIазарах кхера ца луш, юха а юха а царца къовсаш, ше ма дарра бакъдар царга дIаоалаш хиннав Сипсо. Кхыча хьаьналча къахьегамхой санна, дукха бIаьхий хиннабац цун боахам, оагIора а даьнна хиннад Дошлакъий-Юрта хи йистерча берда тIа дагIаш дола цун цIа.
Цигача дIаяхай хургволча йоазонхочун Гойгов Iаддал-Хьамида бер дола ха. Вахар мелла хала дале а, ший ханарча берашца ловзаш чIоагIа самукъадоалаш хиннад Iаддал-Хьамида. ЧIоагIа хозахеташ юрта гаьна йоацача хьунагIа а, хи тIа а ухаш хиннаб уж. ДIахьежача дукха гаьна доацаш гуш долча лакхача лоамаша а, сийнача сигалено а чIоагIа дог гIоздоахаш хиннад кIаьнка. ХIаьта тIехьагIа, ше воккха хилча, ший дуккхача произведенешка Iалаьмате хоза сурт гойташ яздаьд цо царех.
Геттара дукха уйла тIаозаш хиннай кIаьнка цун дас а, нанас а, юртарча боккхийча наха а дувцача хабараша, цар доахача гIалгIай турпала а, исторически а, лирически а иллеша, дувцача тамашийнача фаьлгаша, наьрт-орстхоех долча дувцараша. Цу хана Iемар из говзача деша мах а, чам а бовза. Циггача байза а байзар, беза а белар цунна гIалгIай багахбувцам. Белгала цу хана дега чу дувшарах тIехьагIа дика литературни тоадаь дIаяьздир цо царех дикагIдараш, къаьстта "Нана-есар" яха легендеи, "Тутмакх" яха иллийи.
Къахьегамхошта долча дикагIча даькъага сатувсаш волча Сипсойна чIоагIа ловра ший воIага эрсий дешар Iомадайта. Из бахьан долаш йоккхача халонца 1905 шера Наьсаре кхо класс а йолаш йилла хиннача школе деша вохийт цо Iаддал-Хьамид. Цхьаккха вахара бокъо а йоацаш ваьхача Сипсой геттара хала вIаштIехьадоал из гIулакх: юртарча писара котами ахчеи дала дезаш хул, иштта кара хIама яла езаш нийслу юртарча моллана а, Буро тIа справка луча лора а. Дика хьал хилац деша вахача кIаьнкага а. Бахьан долаш а, доацаш а берашта етташ хиннаб цу школера хьехархой а, доккхагIдола бераш а. "Лай", "вир", "жIале кIаза", яха дешаш мара хозаш хиннадац юххьанца денз вIалла эрсий меттах кхеташ а доацача берашта. Цул совгIа, хьехархоша дилла шоай коа-карта цхьацца балхаш де, говрашка, доаханга хьежа ухийташ хиннаб уж. Геттара бакъдола хоза сурт оттадеш яздаьд Iаддал-Хьамида цох лаьца ше 1936 шера язъяьча "Сомавалар" яхача повеста тIа.
Цу хана баьхача къеча къахьегамхой кхыдола бераш санна, Iаддал-Хьамид чIоагIа деша безам болаш хиннавале а, уж цхьацца хIамаш бахьанце чIоагIа гоама хиннад кIаьнка цу школе деша ахар. ХIаьта вахарца из массаза а нийслуш ма хиллара, наг-наггахьа цу тайпарча школе а нийслуш хиннаб башха дика, мегаргбола нах. Белггала царех хиннав цу школа кхоалагIча класса хьехархо хинна эрсе Николай Иванович.
Денгара-денга тIатеIIа къахьегарца цун дика вIаштIехьадаьннад зIамигача кIаьнка книжкаца бола безам совбаккха, цунна эрсий цIихезача йоазонхой - А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. А. Некрасова, Л. Н. Толстоя говзаме йоазонаш довзийтара а дукхадезийтара а. Хетарах, тIехьагIа Гойгов Iаддал-Хьамидах цIихеза йоазонхо хилара дикка доккха маIан долаш хилар из гIулакх.
Иштта хьахилар Гойгов Iаддал-Хьамида дIахо дешарца бола безам. Из бахьан долаш 1911 шера дика дешаш из школа чакх а яьккха, Новочеркасск яхача городе йилла хиннача Донской юкъерча училище деша вода из.
Цига а дика дешарах цун аьттув баьлар кхы дIахо а ший сакхетам лакхбе. ХIаьта 1914 шера из училище а яьккха, Шанявске цIерагIча Московски сайранарча халкъа университете дешаотт из. Белгалла цигача довз цунна эрсий цIихезача революционни демократий В. Г. Белинске, Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевске, Г. В. Плеханова йоазонаш, хьалха латтача эрсий культура дик-дикагIча источникех кхет из. Геттара тIавийрза а, боккхача безамца а деш цо Кавказа халкъий исторех дола тохкамаш. Циггача дайзар, ала мегаргда, Гойгов Iаддал-Хьамида дунен бакъдар, цу хана тIавийрзар из ший халкъо кортамукъале лохаргйола наькъаш лахара.
Бокъонца къахьегама халкъа оагIонгахьарча къовсаме дакъа лацара дагахьа 1917 шера февральски буржуазно-демократически революци хилча кастта университетера дешар а дита, ший Даймехка цIавера из. ХIаьта цу къовсамо дIадех цунгара цIе партизан а волаш Къилбаседа Кавказе советий Iаьдал оттадара массехк шера къахьегар, ший халкъ кердача вахара тIадехаш йола произведенеш язъяр. Белггала цу шерашка гойт цо йоккха майрал, денал. Цу хана цо язъяь произведенеш йийшачунна дика хоалу из мел денал долаш а, мел лакха сакхетам болаш а саг хиннав.
1918 шера бIаьсти Къилбаседа Кавказе кхаьчача Серго Орджоникидзес тIадилларах цо дакъа лаьцар гIалгIай революцен группаши партизаний отрядаши вIашагIтохаш. ХIаьта цул тIехьагIа бе герз а доаллаш ХIирашкахьеи Черсашкахьеи белогвардейцаш бохабеш, царех латаш хилар из.
1918 шера октябре Серго Орджоникидзе рекомендацех РКП /б/ мугIарашка дIаийцар Гойгов, хIаьта цхьаькха цхьа бутт баьлча Къилбаседа Кавказерча РКП /б/ лоамарой организацен Президиума членалла хержар. Цул тIехьагIа дукха ца говш из хьожаву Буро тIа эрсий меттала арадувла доладеннача "Горская беднота" яхача газета редакторалла.
1919 шера Терски областе Советий Iаьдал цхьан юккъа ийшача хана, Серго Орджоникидзе керте латташ хиннача советско-партийни болхлой йоккхача группаца Буро а йита, гIалгIай лоамашка гIолла дIавахав Гойгов. "Коммуниста йоазонаш", "Эссаца урагIа", "1-9 феврале", "Мишта йоагайир деникинцаша Экажкъонгий-Юрти СурхотIеи" яхача очеркаш тIа хьахьекхай Гойгов Iаддал-Хьамида из къовсама юкъ.
Цу шера март бетта Кавказа лоамий лакхача довкъаш тIа гIолла Серго Орджоникидзес Тифлисе вохийт из шийца зIамиго коммунистий группа а йолаш РКП /б/ Кавказски комитетаца бувзам оттабе аьнна. Граждански тIема ала лотабеннача ДаьгIастане, нохчийи, гIалгIайи лоамашка гIолла хьабенаб Гойгова кулгалдеш йолча группа юхайоагIаш баь никъ. Из хала никъ беча хана Гойгова яздаь дневник 1995 шерага кхаччалца долаш дар Шолжа-ГIалий тIа баьхача цун дезало лелаяьча архиве.
1919 шера июле Терски областа РКП /б/ къайлагIара комитет вIашагIкхийттачул тIехьагIа Гойгов Iаддал-Хьамид цун Президиума членалла хорж. Цу деношка а, цул тIехьагIа а Нохч-ГIалгIай мехкеи Черсашкахьеи Наркомпрода керте а латташ, керда Iаьдал чIоагIдара ший беррига низи хьинари дIа а телаш, юкъ-юкъе яздеш хиннад Iаддал-Хьамида. Из бахьан долаш цIихезача большевика Гойгова 1аддал-Хьамида даь говзаме йоазош цо леладаьча доккхийча гIулакхех дизза долча вахарцара хьадоагIар да аьнна ала доагIа.
Хиланза ца доалаш художественни низ бола дош эшар цунна, керда Iаьдал чIоагIдара тIехьа лоаттабеча къовсаме ира герз из хиларга хьежжа. Из бахьан долаш вIалла ца ховш хинна хIама дацар цу ханара цун дукхагIйола произведенеш тIема хьисаперча публицистикана тара хилар а, 20-ча шерашка эрсий меттала арадувлаш хиннача дуккхача прогрессивни чулоацам болча газеташ тIа уж кепаетташ араювлар а.

* * *
Дикка лоарх1аме никъ баьб, дег1аденад вай г1алг1ай литература. Х1аьта х1анз а бокъонца техка даьннадац цун дег1адара чоалхане наькъаш. Кхы д1ахо а гучадаха а гулде а дезаш да из дег1адоаладеш къахьийгарий йоазонаш, белгалла из литература д1адоладаьрий, цун лард елларий. Х1аьта царех ца1 ва Гойгов 1аддал-Хьамид а.
Укх т1еххьарча шовзткъа шу гаргга йолча хана Москверча а Санкт-Петербургерча а дуккхача йоккхача библиотекашка а архивашка а къахьегарах г1алг1ай литература дег1адара истори техкарашта гучаяьннай шоай наьна меттала дешар а йоазув а доацача хана Гойгов Iаддал-Хьамида эрсий меттала язъяь дуккха а говзамерча литературан произведенеш. Х1аьта цу хана цо царна кепаетташ хиннай Къулбехьарча Россе арадувлаш хиннача тайп-тайпарча прогрессивни периодически изданешка.
"Гойгова эггара хьалха язъяьча литературни произведенеех ларх1а еза "Эссах ураг1еи", "1918-ча шера июли" яха ши очерки, "Даьг1астен лоамашка г1олла" яха дневника хьисапе д1аяьздаь йоазуви", - яхаш яздора 1961 шера Гойгов 1аддал-Хьамида говзамеча йоазоний тохкам баьча литературоведа В. Б. Корзуна. Х1аьта цигга цо цхьаькха а хоам бора - йоазонхочун дукхаг1йола произведенеш цу хана бокъонца гулъянза хиларах. Кастта уж леха а леха, царна к1оарга 1илман тохкам ца бича цхьанна а тайпара в1ашт1ехьа дацар Гойгов Iаддал-Хьамида литературни говзал дег1аяра никъ гучабаккха а, цу замах духхьал эрсий меттала хьахинна долча г1алг1ай литература бена чоалхане никъ бовза а.
Из бахьан долаш Гойгова язъяь хинна произведенеш лохаш дуккхача шерашка 1илманхоша даьча тохкамаша хьахьекхар В. Б. Корзуна белгалъяь хинна очеркаш язъелехьа а /керттерча даькъе Гойгова уж 1927 шера язъяьй/, Гойгов 1аддал-Хьамида кхы а дуккха лоарх1аме дола литературни йоазонаш даь хинналга. Белггала царех ларх1а йоаг1а Буро т1а 1918 шера арадувлаш хиннача "Халкъа 1аьдал" яхача Терски халкъий Совета газета т1а араяьнна цун "Г1алг1ай къам. Кортамукъале бахьан лайна 1азап" яха очерк.
Бакъдолча художественни сурташца хьахьокх цу т1а автора г1алг1ай халкъо б1аьшеренашка лайна халонаш, цунна т1алаьтта доккха 1азап. Йоазонхочун говзамерча йоазоний мах геттара лакхлу цо ший произведенена юкъе каст-кастта художественни параллелизма говзаме приемаш юкъекхувларах. Къилбаседа Кавказа геттара хозача 1алама сурт дилларца (лакха, кура Бешлоам, низ бола сиха Тийрк), автора хьахьокх мел царна тара доацаш хиннад паччахьа замах г1алг1ай къахьегамхой вахар. Белггала къаьга сурт оттадеш ювц цо паччахьа 1аьдала чиновникаша з1амигача къама т1алоаттаяь халонаш.
Цу тайпара ший очеркаца Гойгов 1аддал-Хьамида вайна дика хьагойт мишта дег1адера къизача паччахьа 1аьдалцара г1алг1ай моастаг1ал, дагадохийт массайттазза а г1алг1ай къахьегамхоша цунна яь духьале. Х1аьта цудухьа цхьаккха а шеко йоацаш баьлар йоах йоазонхочо беррига г1алг1ай къахьегамхой кердача 1аьдала оаг1орахьа, из даккхара д1аделар йоах ший дик-дикаг1болча къонгий вахар.
Цу замах Къулбехьарча Россе эрсий меттала арадувлаш хиннача тайп-тайпарча периодически изданешка, къаьстта ц1ихеза революционер Габиев Са1ид редактор а волаш Буро т1а 1918 шера 27 октябре хьалхара номер араяьннача Къилбаседа Кавказа коммунистий орган хиннача "Революционни лоамаро" яхача газета т1а вайна корайоаг1а Гойгов 1аддал-Хьамида говзамерча йоазонашта дикка тара а йолаш, к1ала "Агсиго-Черный" яха псевдоним а латташ йола литературно-публицистически жанрах язъяь кхы а цхьа иттех очерк. Шоаш тайп-тайпарча, цу хана ч1оаг1а лоарх1амерча темашта хетаяь хиларга хьежжа, цар ц1ераш укх тайпара я: "Къилбаседа Кавказерча лоамарой хинна Союз ( из в1ашаг1йоллари, цун болхи, йохари), "Кортамукъаленга кхачара г1алг1ай халкъо бихьа никъ", "Г1алг1ай мехка хинна школаш", "Къоалаш д1адахар", "Бицбеннараш", "Г1алг1ай коммунистий сотня", иштта кхы д1ахо а. Царна к1ал ший тайпан ц1и а ца язъеш, Гойгов 1аддал-Хьамида "Агсиго-Черный" яха ший псевдоним увттаяьй: А (бдул) -Г (амид) -Си (псоевич) -Го (йгов). Х1аьта "Черный" яхача дешо белгалдеш хиннад из къахьегамхоех хьавалар.
Цар автор бокъонца Гойгов 1аддал-Хьамид волга къаьстта бакъду "Кортамукъаленга кхача г1алг1ай халкъо бихьа никъ" яхача очерко. Дикка теркам бича гучадоал, из очерк цхьан х1аман ши дакъа долаш санна хьалха вай йийцача Гойгов 1аддал-Хьамида "Г1алг1ай къам. Кортамукъале бахьан лайна 1азап" яхача очерка ч1оаг1а тара хилар.
Хьалхарчун санна цун керттера чулоацам а ба къизача паччахьа 1аьдало Къилбаседа Кавказа лоамарошта т1алоаттаяь хало гойтар, из бахьан долаш шоай Даймохк а бита, кортамукъаленга сатувсаш дуккха г1алг1ай Туркий мехка д1абахар, х1аьта ца болхаш бисараш цо етташ, 1етташ, шоай лаьтташ т1ара лелхабеш, дунен т1арча парг1атонех баьха хьувзабар. Дуккхазза а из хьал ца ловш паччахьа 1аьдала духьалбийлар г1алг1ай, йоах авторо, бакъда низ к1езига хиларах, массаза а эшар, х1аьта а цар ц1аккха а дог диллацар кортамукъаленахи парг1атонахи. Белггала из дар г1алг1ай къахьегамхой юххьанца денз шоашта лаьттеи, кортамукъалеи, паргIатои лургъя яхаш дIакхайкадаьча Советий 1аьдалгахьа бовлар. Цул а совг1а, цу очерка цхьаццадола доакъош вай лакхе йийцача очеркацара хьаийца да. Х1аьта цхьатарра ба очеркий мотт, фразеологически обороташ, тематика, композици, стиль.
Цу очеркий автор Гойгов 1аддал-Хьамид волга бакъду цхьаькха цхьан белгалоно а - вай лакхе ц1ияьккхача произведенешта юкъейоаг1аш йола "Г1алг1ай мехка хинна школаш" яха очерк цул т1ехьаг1а ший "Сомавалар" (1936 шу) яхача повеста юкъеяхийтар авторо.
Д1аяхача 1азаперча паччахьа замах яздаь ца 1еш, Гойгов 1аддал-Хьамида лоамарошта парг1ато йоаккхаш латтача "кердача заманна" а хетаяь хинний ший цхьайола произведенеш. Царех ларх1а езаш я "Къилбаседа Кавказерча лоамарой Союз" (из в1ашаг1йоллари, цун болхи, йохари), "Бицбеннараш", "Г1алг1ай коммунистий сотня", "Къоалаш д1адахар" ц1и йола очеркаш.
Царех хьалхарча очерка т1а Гойгова дувц йоккхача Россе февральски буржуазно-демократически революци хинначул т1ехьаг1а Къилбаседа Кавказе эттача г1улакхех, Къилбаседа Кавказе дахача халкъий Союз е дагахьа Буро т1а съезд в1ашаг1тохар. Шерипов Асланбекацеи Ахриев Г1апурацеи цхьана Гойгов 1аддал-Хьамид а хилар цу съезде.
Цу очерко дика гойт вайна цу замах Гойгов 1аддал-Хьамида сакхетам сиха дег1абар, цу хана лийннача чоалханерча г1улакхех из дика кхеташ хилар.
Серго Орджоникидзес могаварца ше "Горская беднота" яхача газета редакторалла хьожавича язъйир Гойгова "Бицбеннараш" яха очерк. Вокхарна юкъе а дика лакха лоарх1ам болаш я из. Цу т1а ше мел дувцачун керттера ма1ан а деш Гойгова т1ахьех лакхарча кхетамца бола парте викалаш лоамарошта юкъе оагIув хьаллаца малав дIахайтара агитаци шераг1а йоаржаяра, къеча наха шоай моастаг1а малав, доттаг1а малав д1ахайтара.
1919-ча шера Деникина х1алакьяьча г1алг1ай юрташкара экономически а политически а хьал дувцара хетаяь хиннай Гойгов 1аддал-Хьамида "Кортамукъа лоамаро" ц1и йолча газета т1а кепатеха "Г1алг1айче (тха корреспондентагара)" аьнна корта а болаш йола йоккха очерк. Цун хьалхарча даькъанна к1ала латт "Кара" яха подпись. Хетарах, из а Гойгова псевдоним хиннай, хIана аьлча цу деша ма1ан де вай делча, "Кара" яхар туркий дош да, эрсий меттала даьккхача из да йоазонхочун вай хьалхаг1а "Агсиго-Черный" хиннай аьнна белгалъяьча псевдонима шоллаг1а дакъа.
Вай лакхе мел йийца боккхача маьхе йола художественно-публицистически очеркаш Гойгова 1аддал-Хьамида язъяь хиннай белггала 1918-1919-ча шерашка, вешта аьлча Къилбаседа Кавказе советий 1аьдал ч1оаг1далалехь, цига къиза граждански т1ом лаьттача хана. Х1аьта цу г1улакхо ч1оаг1а лакхбу цу произведеней мах а, лоарх1ам а. Вайна ч1оаг1а дега тоам бу цу произведеней идейни а художественни а мах лакха хиларо, цар цу халача хана парг1атонга кхачара д1адоладаь г1улакх д1ачакхдаккхара нах т1ахьехаш къахьегаро, цар къахьегамхой оаг1ув хьаллоацаш хиларо.
Х1аьта а царех цхьайола произведенеш ешача хана вайна гучадоал цу хана язде д1аволалуш мара ца хиннача Гойгов 1аддал-Хьамида йоазонашца цхьаццадола кхоачамбоацараш а нийслулга. Бокъонца 1о а хайна йоазув де йиш йоацаш, цу шерашка Гойгов ший беррига низ т1абахийта къахьегаш вар Г1алг1ай мехкара а, Къилбаседа Кавказера а деникински бандаш аракховсара. Цудухьа цу шерашка цо даьча цхьадолча йоазонашца бокъонца дег1авенача воккхача йоазонхочун говзал ца гой а, вай ала йиш я, цу бирсача замах Гойгова язъяьча очеркаша дикка совъяьккхар цун говзал. Из иштта хинналга вайна хьагойт цо цул т1ехьаг1а яздаьча дувцараша, белггала 1925 шера Краснодареи Ростовеи арадаьннача цун "Беспросветный путь", "Кровь за кровь" яхача къаьсттача книжкаша, 1926 шера язъяьча "Джан-Гирей" яхача повеста.
Юххера а, массехк шера дуккха ц1ий 1оухийташ т1ом баьчул т1ехьаг1а, 1920 шера март бетта х1анзарча Нохчий а Г1алг1ай а мехка ерригача территоре т1а Советски 1аьдал бокъонца д1аэтта даьлар. Граждански т1ема доакъашхо, эггара хьалхарча г1алг1ай коммунистех ца1, ч1оаг1аг1а болча революционерий -Шерипов Асланбекеи, Гикало Николаеи, Ахриев Г1апуреи соратник хинна Гойгов 1аддал-Хьамид Г1алг1ай ревкома членалла хорж, х1аьта цул т1ехьаг1а а шийх массаза а доаллаш хиннача хьинарцеи, деналцеи, кхерама т1ехьашка ца воалаш, к1аьдвалар фуд ца ховш веррига а ше д1алу цо шийна т1адилла г1улакх кхоачашдара. Граждански т1емои интервенцеси бохабаь халкъа боахам юхаметтаоттабеш хул из. Иштта цо болх бу тайп-тайпарча боахамеи административнии культураи организацешка, Г1алг1ай облисполкома культураи искусстваи отдела кулгалду, боккха партийнии паччахьалкхени болх лелабу. Юххера а, из ва городе Баку М. Ф. Ахундова ц1ераг1ча операи балетеи х1анзарча театра здане чу 1920 шера сентябре хиннача Малхбоален халкъий цхьоалаг1ча съезда делегатех ца1.
Ховш ма хиллара, съезда болх чакхбаьнначул т1ехьаг1а, Къулбехьарчеи Малхбоалехьарчеи йистошка даьхача 38 халкъа викалех латта делегаци Москве В. И. Ленин волча хьийха хилар. "Малхбоалехьара халкъаш дахара моттигашкарча РКП /б/ декхарех" дола дош дувцаш РКП /б/ ЦК Политбюро заседани хилар. Делегацена юкъе г1алг1ай халкъа викал вар Гойгов 1аддал-Хьамид. Укхаза б1аргавайра цунна Владимир Ильич Ленин, х1аьта цун кулг а лаьцар цо. Цигача ше вахарах а, шийна цигача дайначох а лаьца язъйир цо, хьалхаг1а язъяьча ший дукхаг1йолча произведенешца нийсйича дневникови йоазув а доацаш, йоазонхочун б1арго керттерча г1улакхий ма1ан къаьггача сурташцеи, ма дарреи хьалоацаш а хилар гойташ йола "В. И. Ленин дагавохарах" яха очерк.
Ший юххьанцара дешаш д1адолалушшехьа а цу т1а хьаьналча къахьегамхоша баьчча ваь хьалхаваьккхача Ленина сурт-сибат гойта г1ерт автор: "Массехк минот яьннача г1олла тхо долча хьачуваьлар юкъерча дег1ара, к1айяла йолаенна лоацца тесса модж а йолаш вола къонах. Из вар Владимир Ильич. Б1убенна г1а боаккхаш хьат1а а вена, массане а кулг лоацаш моаршал а хаьтта, ший председательски моттиг д1алаьцар цо".
Белгалде доагIа В. И. Ленин шийна б1аргавайнеи цунга ладийг1аи волча Гойгова вай г1алг1ай литературе духхьашха цун образ хьакхелла хилар, из керда 1аьдал хьакхеллар хиларах тарра, из национальнии интернациональнии позицешкара хьахьекха хилар, юххьанце а денз из чоалхане а бехктокхаме а декхар кхоачашде цун дика аьттув баьнна.
Х1аьта белггала лакхара говзал йола ший произведенеш Гойгов 1аддал-Хьамида язъйир 1927-1939 шерашка. Къаьстта царех ларх1а еза "Серго" яха повесть. Г1алг1ай советски литература сихха дег1адена хилара дика тешал даь ца 1еш, цо х1анз а лоарх1аме дакъа лоац вай къонача тIехьен сакхетам совбаккхара.

* * *
Граждански т1ема хана Къилбаседа Кавказе Чрезвычайни комиссар волаш вайта хинна Серго Орджоникидзе валарах 1936 шера Москверча партийни издательства редакцес лаьрх1ар из дагавохарах дола сборник арахеца аьнна. Цу шера 16 июне издательствос каьхаташ дахьийтар Серго Орджоникидзеца цхьана Советий 1аьдал доаккхаш къийсача дуккхача нахага цох дола шоай дагалувцамаш язде аьнна. Цу тайпара каьхат дера Къилбаседа Кавказе Советий 1аьдал оттадеш дуккха а Сергойца цхьана тух-сискал декъаш, гаргга из вовзаш хиннача Гойгов 1аддал-Хьамидага а. Белггала т1аккха лаьрх1ар 1аддал-Хьамида цу дикача къонахчох, бакъволча турпалхочох повесть язъе аьнна. Х1аьта из бокъонца язъяь чакх а яьккха 1937 шера 4 октябре Москве д1аяхьийтар цо.
Серго Орджоникидзе керте а латташ, Къилбаседа Кавказе лаьттача граждански т1ема юкъе г1алг1ай халкъо лаьцача даькъана хетаяь я из ала доаг1а цу говзамеча литературни произведенех. Из бахьан долаш цу заман а, цу ханарча наьха а ма дарра бакъдола сурт гойта в1ашт1ехьадаьннад цун автора.
Керда 1аьдал даккхара лоаттабаьча т1ема ч1оаг1а хала а бехктокхаме а зама яр Серго Орджоникидзе Къилбаседа Кавказе кхаьча ха. Ший повеста т1а из дика гойташ волча Гойгов 1аддал-Хьамида иштта язду цох лаьца:
"Контрреволюце 1аьржа талг1еш етташ яр Дон, Кубань, Украина. Города т1ехьа город йоаккхаш, еррига х1ана яц аьнна Украина д1алаьцаяр немцаша. Ди дехача шоай г1ончашта Краснова, Корнилова хьаьнала къахьегача адамашцара нийсхал а йоахаш, ц1еша диза той дездеш бар оакхарой хьисапе бийрза инаралаш Дона станицашка, шерача аренашка, диза лаьттача Кубана кхашка. Кердаг1йолча техникаца кийчвенна моастаг1а дорхвенна т1авоаг1аш латтар. Советий 1аьдалгара позицеш цхьаннена т1ехьа шоллагIяр йолаш д1а а йоахаш".
Къулбехьарча Россе Чрезвычайни комиссаралла хьожаваь Серго Орджоникидзе цхьан фронтера вокхазахьа водаш, денна а бусса а сало1ам боацаш, къахьегамхой хьинар ураувттадеш лел. Эггара халаг1а моттиг мел эттача д1акхоачаш, моастаг1чоа меттахьа етташ топ а йолаш, хадданза партизанашта а, ц1еэскархошта а уллув волаш хьахьокх из Гойгова. Массанена а д1ахоз цун ч1оаг1а наьха дегаш ураувттадеш йола оаз: "Новкъостий! Болхлойи ахархойи класса г1улакх бахьан долаш г1овтта! Котдаргда вай, новкъостий!"
Ч1оаг1а йоаккхо ю Сергос ираз, парг1ато, лаьтта бахьан къахьегамхой ураовттабара, царга дилла а топаш, поатронаш, снарядаш хилийтара. Х1аьта а моастаг1а геттара т1ате1аш ва. Нийлхлуш латт г1ана т1ехьа г1а боаккхаш т1ехьашка дувлаш долча Ц1еча эскара доакъош. Геттара к1аьдбенна ба Украине а Ростове а моастаг1а кот а ваьнна хьаухаш бола ц1еэскархой. Уккхаза, Къилбаседа Кавказе, уж в1ашаг1а а теха, контрреволюце йохае декхар оттаду царна хьалхашка Сергос. Х1аьта цун из дика в1ашт1ехьа а доал берригача г1алг1ашеи Къилбаседа Кавказа къахьегамхошеи керда 1аьдал дика хьаллацарца.
Лоацца аьлча, геттара дика а хоза а даьхкад Гойгов 1аддал-Хьамида тайп-тайпарча халкъех баьннача дуккхача наьха сурт-сибаташ. Белггала вай дег чу дувшаш хьакхеллад цо Шерипов Асланбека, Албогачиев Ювсапа, Орцханов Хизара, Муталиев Са1ида, Калмыков Бетала, Гастиев Андрея, Дьяков Александра сурт-сибаташ. Шоай са а дег1 а ца кходеш кердача 1аьдала викалаш хинна моастаг1чох латаш гойт уж автора. Х1аьта шоаш ма барра хьахьекхаб автора хьаьналча къахьегамхой моастаг1ий а. Шоаш хьалхе а баьча соцамах г1алг1ай халкъ харцахьарча новкъа даккха а, эрсий къаман викалашца гоамал оттае а г1ерт уж, бакъда цох х1ама хилац.
Повеста эггара керттера турпал волаш чакхвоал Серго Орджоникидзе. Белгалде доаг1а цун оамалаш цу замах хиннача бакъболча къахьегамхой викалий оамалаш я аьнна. К1оаргга хьаькъал а, дика дог а да цун. Дилла а къахьегамхошца ч1оаг1а бувзам болаш, ший Даьхен тешаме во1 а, визза патриот а ва из. Ден а бус къахьег цо къахьегамхошта нийса кхетам балара. Белгала из гучадоаккхаш да г1алг1ай къахьегамхой съезде цо деш дола къамаьл. Цхьабола нах духьала боллашехьа а, г1алг1ай къахьегамхой съезде къамаьл а дийя, бокъонца наьха уйла шийна т1аоз Сергос.

* * *
Тахан вай ч1оаг1а беза ларх1а безаш а, дагабоханза бита йиш йолаш а бац Гойгов 1аддал-Хьамида цу ханарча эрсий халкъа керт-керттерча йоазонхошца хинна бувзам. Бера хана денз х1ана дац аьнна дика йовзаш а, ч1оаг1а дукхаезаш а хиннав из эрсий литературе доккхий толамаш даьхача А. М. Горьке творчество. Х1аьта къаьстта цун безам т1аозаш хиннаб А.М. Горьке яздаьча "Лаьчах долча илле", "ДуIакхайкорах долча илле", "Йо1и 1оажали" яхача легенда, "Нана" яхача романа.
"Лаьчах долча илле" к1оарггача чулоацамах ше цецваларах, ше из юха а юха а деша безам боаг1аш хиларах, дуккхача хана денз цунна тарра хургйола произведени язъе г1ерташ хиннав Гойгов. Х1аьта А. М. Горьке творчествах дикка масал а эцаш, г1алг1ай багахбувцама иллей ларда т1а цо 1918 шера эрсий меттала язъяь хиннай доккха ма1ан долаш йола "Тутмакх" яха стихотворени. Цун лакхарча поэтически лоарх1амга хьежжа, из стихотворени шийна дукхаезаяларца, Серго Орджоникидзес цунна кепатохийта хиннай 1918 шера 27 феврале Владикавказе арадувла доладеннача "Революционни лоамаро" яьхача газета эггара хьалхарча номер т1а.
Иштта, А. М. Горьке дуккхача произведеней санна, лакхара граждански пафос йолаш, нах б1убенна кердача вахара т1абехаш я Гойгова кхыйола произведенеш а. Масала, "Г1алг1ай къам. Кортамукъале бахьан эза 1азап", "Бицбеннараш", "Къоалаш чакхдалар", "Коммуниста йоазонаш", "В. И. Ленин дагавохарах".
Х1аьта шийна дукхавезаш, ше лоарх1аш вола А. М. Горький б1аргаго а, цунца къамаьл де а, ладувг1а а в1ашт1ехьдаьнна хиннад Гойгов 1аддал-Хьамида. Цу хана Москвера Буро т1а командировке вена нийсвеннача, дуккхача хана денз В. И. Ленин а, 1905 шера денз А. М. Горький а вовзаш хиннача Я. С. Ганецкийца а, г1алг1ай автономни областерча кхыча бехктокхамеча болхлошца а цхьана из духьалваха хиннав Тифлисера ваьнна, 1928 шера Буро т1а воаг1ача Горькена. Казбеги яхача юрта хиннад цар в1ашаг1кхетар. Х1аьта цигача къамаьл даьчул т1ехьаг1а, шийна духьалбаьхкарашца цхьана сурташ дахийта хиннад А. М. Горьке. Х1анз а т1ехьа долаш да царех цхьа сурт. А. М. Горькена уллув латтараш ба Гойгов 1аддал-Хьамиди, цун сесаг Тамара Сослановнайи, Я. С. Ганецкийи. Буро тIа вIашагIкхийтта дуккха гIалгIай а хIирий а йоазонхой а болаш, А. М. Горьке аьлар цу хана ГIалгIай литературни общества председатель хиннача Гойгов Iаддал-Хьамидага:
"Оашош яздаьчох диках мел дар со волча хьадайта. Из деша а, цох сайна хетар ала а ха лохаргъя аз. Цул совгIа, Советий мехка мел дахача халкъий йоазонхой говзамеча литература произведенеш кепаеттаргйола къаьстта дола альманах арахеца лаьрхIад аз".
Тахан вай дикка деза лархIа дезаш да аьнна хетт Октябрьски революци хинначул тIехьагIа нийсса кхо шу а далалехьа, 1920 шера гурахьа цIихеза эрсий йоазонхо Александр Серафимович Буро тIа ваха вена хинналга а. ЧIоагIа бехктокхаме а хала а ха яр из, хIана аьлча 1920 шера март бетта мара бокъонца граждански тIом чакх а баьнна Советий Iаьдал оттанзар ерригача Къилбаседа Кавказе. ХIаьта йоккхача Россе лаьттача граждански тIем тIа массехк шера дакъалаьца эрсий цIихеза йоазонхо А. С. Серафимович Буро тIа ваха вар боккхача лоархIаме хилар цун ший творчество дегIаяра а.
Буро тIа вена нийсса цхьа бутт а балалехьа А. С. Серафимович хорж цу хана хиннача Терски облисполкома пропагандаи агитацеи отдела заведующелла, облревкома членалла, хIаьта цу хана арадувлаш хиннача "Коммунист" яхача газета редакторалла хьожаву. Цу бехктокхамеча балхашка хиларга хьежжа, из каст-кастта хул гIалгIай лоаман а, шаьрача ара а ухкача юрташка, цо дилла а оагIув хьаллоац керда Iаьдал чIоагIдара гIайттача къахьегамхой.
Иштта гIалгIай мехка боккхача лоархIаме бола партийни а журналистски а болх дIаболабаьча А. С. Серафимовича кастта доккха доттагIал тоссалу Мальсагов Кураза Зоврбикаца, Гойгов Сипсой Iаддал-Хьамидаца, Беков ДордагIа Темботаца.
ХIаьта А. С. Серафимович вовзар а, везар а геттара а боккхача лоархIаме хилар 1918 шера денз эрсий меттала тайп-тайпарча жанраех йола произведенеш язъе волавеннача Гойгов Iаддал-Хьамида вахаре. Эрсий воккхача йоазонхочунца дага а вувлаш, цо доккха новкъостал а деш язйир Iаддал-Хьамида 1920-1923 шерашка ше мел язъяь произведенеш. Къаьстта боккха лоархIам болаш я царех "Эсса юхе гIолла урагIа водаш", "ГIалгIай мохк", "Бераш довш латт", "Коммуниста йоазонаш", "Бийсанара рыцараш" яха очеркаш а дувцараш а.
Вай дегашта чIоагIа тоам беш да цу халача, бехктокхамеча замах, къаьстта 1920-1928 шерашка, гIалгIай йоазонхочо Гойгов Iаддал-Хьамидеи эрсечо Александр Серафимовичеи даь публицистически йоазонаш цар керттерча чулоацамга диллача дикка вIаши гарга долаш хилар. ХIаьта цун ший бахьанаш а да. Царех цаI да уж шаккъе а гIалгIай мехка гIолла дуккха а цхьана лийнналга. Масала, 1920 шера Назране хиннача гIалгIай къахьегамхой съезде цхьана дакъа лоацаш хилар уж, цига къамаьлаш а дир цар. ХIаьта цар шинне а яздаьд цу съездах. Бакъда, хьалхагIа яздаьр А. С. Серафимович ва. 1920 шера 24 августа арадаьннача "Правда" газета тIа "Кавказе" аьнна цIи а йолаш кепатехача ший очерка тIа дика говза сурт оттадеш А. С. Серафимовича дувц цу съездах, цун балха юкъе дакъа лоацаш хиннача нахах, хьахьокх Советий Iаьдал чIоагIдара уж бов безе а кийча болга.
"Хетаргахьа, вай берригача мехка а хургбац уж санна бирса Советий Iаьдал оттадара тIехьа бола къахьегамхой", - яздора из очерк чакхйоалаш А. С. Серафимовича.
Белгалде доагIа А. С. Серафимовича 1920 шера язъяьча цу очерках 1937 шера "Серго" яха повесть ше язъеш Гойгов Iаддал-Хьамида дика пайда ийцалга.
Серго Орджоникидзе сурт-сибат къаьстта дика хьакхоллара гIалгIай
йоазонхочунна дика гIо-новкъостал дир 1920 шера 27 августа "Правда" газета тIа араяьннача А. С. Серафимовича язъяь хиннача "Шозза вIашагIкхетар" яхача шоллагIча очерко а. Цу съезде Сергос даьча къамаьло наьха дегаш кхы а ураоттадаьлга, цар сакхетам совбаьккхалга гойт вайна эрсий йоазонхочо. Шоай классови моастагIа полковник Шахмурзиев хьа а лаьца, шоаш Iаьдалга дIалу цига гулбеннача къахьегамхоша. Къаьстта лоархIаме моттиг дIалоац цу эпизодо вай лакхе йийцача Гойгов Iаддал-Хьамида "Серго" яхача повеста тIа а.
Ше яздаь "АргIе улла город" яха книжка Гойгов Iаддал-Хьамида совгIата луш цун беттагаргаш тIа А. С. Серафимовича яздаьдар: "ЧIоагIа бакъахьа хетар сона, Iаддал-Хьамид, вожаш балхаш а дита, Iа бокъонца цIенхаштта йоазонхочун болх дIаболаборе".
Ала деза, административни балхаша Iаддал-Хьамида дукха низ а ха а дIалоацалга ховш, хIаьта творчески балха цо цIенхаштагIа уйла тIаяхийтар а, кхыметтел цунна цо ший беррига низ дIабалар а ловш яздаьдар уж дешаш эрсий йоазонхочо.
Дуккхача хана денз Гойгов Iаддал-Хьамид вовзаш а, лоархIаш а хиннача эрсий йоазонхочо М. О. Пантюхова белгалдеча тайпара, иштта ший йоазоний лакха мах беш моттиг нийсъелча, массаза а чIоагIа эхь-бехк леладеш саг хиннача Iаддал-Хьамида, вела а къеже, кулг тоссаш хиннад:
"Мичара вена йоазонхо ва со? Ялат Iалашдара фронтера мугIарера болхло ва-кх! Йоазонаш дар из-м мичча хана а цкъа де йиш йолаш гIулакх да. Тахан-м массарел а лоархIамегIа да къахьегамхой бузабелга".
Цул совгIа, дикка йоккха моттиг дIалаьцар гIалгIай йоазонхочун Гойгов Iаддал-Хьамида вахаре цо эрсий цIихезача йоазонхочунца Александр Александрович Фадеевца леладаьча доттагIало а. Вайна хIанз а дика йовзаши езаши я 1918 шера денз Гойгов Iаддал-Хьамида "Советски къулбехье" яхача газета тIа кепайийтта произведенеш. ХIаьта вай чIоагIа деза лархIа дезаш да царех цхьайола произведенеш дика тоа а еш кепаеттийтар цу шерашка цу газета партийни отдела заведующи волаш болх баь А. А. Фадеев хинналга. Къаьстта А. А. Фадеева ший кулгаца тоа а еш, 1924 шера цу газета тIа араяьнначарех я Гойгова "Лоаман юрта Iарбий хьужаре" яха очерк.
Ше Ростове массаза нийслу дилла а А. А. Фадеевца вIашагIкхетар ловш хиннав Гойгов. Дилла а из балха волча редакце а, цун цIагIа а дукхавеза хьаьша санна тIаэцаш хиннав Iаддал-Хьамид. Общественно-политически гIулакхех а, Къилбаседа Кавказе лоамароех болча къахьегамхошта хьалхашка латтача кердача декхарех а, советски йоазонхой кердача произведенеех а хулаш хиннад цар къамаьл. ХIаьта цунца къамаьл даьчул тIехьагIа дуккха а айлуш хиннаб гIалгIай йоазонхочун Гойгов Iаддал-Хьамида сакхетам.
Ростове ше балха волча хана массехказза Буро тIа а, Шолжа-ГIалий тIа а вена хилар А. А. Фадеев. Иштта цо дика новкъостал дир гIалгIай а нохчий а мехка эггара хьалха арадаьннача газетий болх дикагIа вIаштIехьа баккхара, хьагул а баь хьехамаш дир гIалгIай кхувш боагIача йоазонхоштеи журналисташтеи хьалхашка.
Белгалде доагIа, граждански тIема юкъе хьинаре дакъа лаьца волча эрсийи гIалгIайи шин йоазонхочун - Александр Александровича Фадеевеи Гойгов Iаддал-Хьамидеи дика барт товр шоайла вIаши. Цох лаьца массехк шу хьалха еннача Гойгов Iаддал-Хьамида сесаго Тамара Сослановнас каст-каста дагалувцар цкъа шоаш 1924 шера Ростове бахача хана Iаддал-Хьамида шийна совгIата коч эцарах шоаш вIалла ахча а доацаш биссар. "Хьо уккхаза хилалахь", - аьнна, А. А. Фадеев волча редакце дIачу а ваха, сиха цунга ше язъяь очерк дIа а енна, кара хьаийца ахча а дахьаш, шийна уллув А. А. Фадеев а волаш Гойгов юхаверзар.
А. А. Фадеевца цхьана "Советски къулбе" яхача газета тIа болх баь а, цул тIехьагIа Къилбаседа Кавказа пролетарски йоазонхой ассоциаце правлене председатель хинна а ва эрсий йоазонхо Владимир Петрович Ставский. Из а хиннав Гойгов Iаддал-Хьамидаца боккха бувзам болаш, каст-кастта гIалгIай мехка воагIаш, юххьанца денз говзамеча литературан йоазонаш де гIертача йоазонхошта хьехам луш а, новкъостал деш а.
Къаьстта цо новкъостал дарца 1925 шера Ростове а Краснодаре а эрсий меттала арадаьлар Гойгов Iаддал-Хьамида "Сердал йоаца никъ", "ЦIийна духьал цIий" яхаш дола ши книжка. ХIаьта цул тIехьагIа а цо новкъостал дарах Гойгова дуккха произведенеш арайийллар Ростове арадийнача "На подъеме" яьхача а, "На литературном посту" яьхача а журналаш тIа. Дикка лоархIам болаш дар царех В. Ставскес ший кулгаца тоадаь кепатеха "Нана-есар" яьха дувцари, "Джан-Гирей" яьха повести.
1928 шера 23 апреле ше Гойговга яздаьча каьхата тIа Къилбаседа пролетарски йоазонхой правлене председатель хиннача Владимир Петрович Ставске яздора:
"Моаршал да хьога, са веза новкъост Гойгов! 1928 шера 30 апреля Москве болх бе дIайолалу Ерригсоюзни йоазонхой конференци. Дика дар вай цигача цхьана даха вIаштIехьдаьлча. Тахан почтаца ахча дIадойт аз хьона. ХIанз арадоалаш долча "На подъеме" яхача журнала тIа кепатохаш я хьа "Нана-есар" яьха легенда. Цу журнала пхелагIча номер тIа кепатохаргйолаш я хьа "Джан-Гирей" яха повесть а. Мерза моаршал дойт аз хьога. Кастта вIашагIкхетаргда вай. Хьа В. Ставский".
ХIаьта В. П. Ставскес цу хана ше а язъйир гIалгIай вахарах лаьца йола массехк литературни произведени. Къаьстта боккха лоархIам болаш я царех 1927 шера "На подъеме" яхача журнала тIа араяьнна хинна цун "ГIалгIай лоамашка" яха очерк.
Иштта боккха бувзамаш болаш хиннав Гойгов Iаддал-Хьамид эрсий кхыболча йоазонхошца а. Масала, царех ва Михаил Булгаков, Николай Тихонов, Петр Павленко, Сергей Городецкий, Михаил Пасынков, Моисей Кац, Михаил Слободской.
Ала деза, цу хана эрсий цIихезача йоазонхошца иштта к1оарга бувзам хиларо гIалгIай кхувш воагIача йоазонхочунна Гойгова къаьстта дикка новкъостал дир цу замах тIехьадиссача гIулакхашца лира тIом лоаттабеш йола говзаме произведенеш хьаккхоллара. Каст-кастта А. С. Серафимовичаца, А. А. Фадеевца, В. П. Ставскеца дагадувлаш хиларах дIаволалу Гойгов Iаддал-Хьамид паччахьа заман къизал гойтара йола произведенеш язъярал совгIа, керда вахар чIоагIдара кIоарга чулоацам болаш дола говзаме литературни йоазонаш де а.
Иштта цIихезача эрсий йоазонхоша даь новкъостал бахьан долаш Гойгов Iаддал-Хьамида кастта вIаштIехьадоал тIехдика дувцараш яздарал совгIа, "Джан-Гирей", "Сомавалар", "Серго" яха повесташ язъе а.
Эрсий цIихезача йоазонхошца доттагIал леладаро чIоагIа новкъостал дир Гойгов Iаддал-Хьамида сакхетам сиха а, нийсача новкъа а дегIабара, цун произведеней чулоацам кIоарга а, хIаьта говзал лакха а хилийтара.
Юххера а ала доаг1а, тайп-тайпарча шерашка Гойгов Сипсой 1аддал-Хьамида язъяьча очеркийи, стихайи, дувцарийи, повестийи лакхара мах вай замах а бовнза болга, уж х1анз а т1ехьа боккхача маьхе я вай къона т1ехье хьалкхеяра.

МАЛЬСАГОВ АБУ

CAUCASIAN
04.02.2009, 12:07
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО А.-Г. С. ГОЙГОВА
(1896-1948)

У истоков ингушской советской литературы перед именами 3. К. Мальсагова и Т. Д. Бекова стоит имя писателя А.-Г. С. Гойгова. Это один из первых ингушских коммунистов, соратник Г. К- Орджоникидзе и А. Шерипова, участник гражданской войны на Северном Кавказе и видный советский деятель. Талантливый рассказчик, драматург и публицист, Гойгов писал на русском языке. Повести, рассказы, очерки, написанные им в 20-30-х годах и рассеянные по газетам и журналам того времени, до сего дня полностью не собраны, а некоторые, наиболее значительные его произведения не были опубликованы и подверглись расхищению.
Литературная критика не баловала писателя своим вниманием. Первым откликом, видимо, следует считать рецензию Лиина(1) (на ранний вариант повести Гойгова «Джан-Гирей»), опубликованную в октябре 1925 года во владикавказской газете «Власть труда». Рецензент считал, что повесть является «ценным вкладом в национальную литературу Союза» и что образ основного героя повести, юноши-ингуша Джан-Гирея, нарисован «цельно, жизненно и правдиво». В заключение рецензент советовал писателю обратить свое внимание на «медленно, но революционизирующийся аул», то есть на явления живой советской действительности.
В 1928 году о Гойгове писал В. Ставский в журнале «На литературном посту».
Более широкую оценку раннего творчества Гойгова мы находим в статье Д. Мальсагова «Ингушская литература» (1933). Критик рассматривает его творчество на фоне всей молодой ингушской литературы и констатирует: «Гойгов первым из ингушей в послереволюционный период выступил в художественной литературе, он самый плодовитый из ингушских писателей...»(2). Но в статье содержатся и некоторые ошибочные суждения. Без всяких к тому оснований Гойгов обвиняется в великодержавном шовинизме.
За последующую четверть века в печати появилось лишь две статьи о жизни и творчестве Гойгова.(3)
Не следовало бы вновь говорить о неправомерности отождествления языка с национальной формой. Но к этому побуждает все еще бытующее в некоторых национальных республиках и областях неправильное отношение к местным писателям, создающим произведения на русском языке. Оно имеет место и в отношении к творчеству Гойгова, который длительное время оставался за пределами ингушской литературы, а также С. Арсанова, И. Базоркина и других.
Известно, что даже при очень хорошем владении родным языком можно написать отнюдь не национальное по содержанию и духу произведение. Национальная специфика, национальные характеры и образы, вся идейно-эмоциональная атмосфера, общественно-бытовая и природная обстановка могут быть с успехом раскрыты и писателем, создающим произведение о жизни и борьбе своего народа на другом языке, хотя, понятно, что такое произведение не станет вкладом в разработку национального литературного языка. Разве мало известно нам удачных произведений такого рода и замечательных переводов!
Обращение к русскому языку, языку межнационального общения и единения народов нашей страны, для Гойгова, как и для других представителей младописьменных народов, было (и остается сейчас) явлением вполне закономерным. Более того, в годы Октябрьской революции и в начале 20-х годов иной возможности для ингушского писателя вообще не существовало, так как только в 1923 году была создана ингушская национальная письменность и начата разработка ингушского литературного языка.
Все это доказывает, что произведения Гойгова, как на русском языке, так и в переводах на ингушский и чеченский язык, должны занять принадлежащее им место в истории чечено-ингушской литературы. А для этого прежде всего надо познакомить с ними современного читателя.

Абдул-Гамид Сипсоевич Гойгов родился 5 ноября 1896 года в селении Гамурзиево Назрановского района Ингушетии. Его отец, крестьянин-середняк, жил в постоянном конфликте с сельскими богатеями. Как праздника ожидал этот «бунтовщик» очередную сельскую сходку, где он отважно воевал словом с кулаками, самовольно пасшими стада баранты на общественных землях. «Выходя из нашей покосившейся сакли, - вспоминает писатель об отце в повести «Пробуждение», - всегда немногословный и угрюмый, он со двора уже отдавал матери распоряжения по хозяйству, словно надолго отлучаясь».
Чаще всего отца за бунтарские речи арестовывали после сходки и сажали в кутузку при сельском управлении.
Отец верил в справедливость царя и в существование справедливых законов для бедняков. Он вынашивал мечту отдать сына учиться. «Станешь грамотным,- говорил он ему, - будешь писать жалобы, и мы покажем тогда нашим душителям. Прогоним их баранту на земли помещиков».
Живой, смышленый, ловкий мальчик - таким предстает перед нами будущий писатель в ранние годы. Его пища - «кусок сухого чурека». Его одежда - «штанишки неопределенного цвета» и «изодранная в лохмотья рубашонка». Его облик - «босые ноги, потрескавшиеся от росы, грязи и солнца, голая, гладко выбритая головка с лицом, обтянутым пергаментной кожей».
Отец сделал попытку устроить сына в единственную тогда на всю Ингушетию Назрановскую школу, куда принимали по 30 ингушских детей в год. В первую очередь зачисляли детей кулаков, овцеводов, мулл, торговцев, а оставшиеся места распределялись по жеребьевке. Одну курицу вручил отец сельскому писарю, петуха мать отнесла мулле, самодур-старшина вынудил дать рубль, второй рубль взял за справку о привитии оспы владикавказский врач. Таким способом были собраны все необходимые документы и, самое главное, достался счастливый жребий.
В 1905 году Абдул-Гамид стал учеником трехклассной Назрановской школы. «Средневековый застенок милостью учителей-варваров» - так охарактеризовал он позднее эту школу. Обучение с первого дня велось на русском языке, которого дети совершенно не знали. Учителя-ингуши из среды кулацкой интеллигенции истязали и на каждом шагу избивали детей палками, так как считалось, что «бить учеников положено аллахом». «Навоз», «мусор», «собачий сын» - иных обращений к себе ученик не слышал. Учителя заставляли детей работать на себя, воровать с полей кукурузу.
Такова была школа, куда он пришел, «чтобы постичь великую тайну» царских «справедливых для бедняков законов». Но в первый же день маленький Абдул-Гамид был избит до крови старшими учениками и учителем. И, как рассказывает он, «я возненавидел всей силой своей ребячьей души еще недавно так желанную школу, ту школу, которая в моей детской фантазии занимала большое и светлое место».
Поистине страшную характеристику старой горской школы находим мы в автобиографической повести Гойгова «Пробуждение»: «Никогда нa протяжении трехлетней учебы в школе я не только не читал книг, но и учебник редко брал в руки. Как и большинство учеников, я ненавидел книги так же, как и школу...»
Но и среди учителей этой горской бурсы встречались хорошие люди. С большой любовью и теплотой вспоминает Гойгов об учителе старшего отделения Николае Ивановиче, который терпеливо и настойчиво вытравлял ненависть к школе и неприязнь к книге, пробуждал влечение к знаниям и знакомил с русской классикой. «Благодаря Николаю Ивановичу, - пишет Гойгов, - я на всю жизнь самозабвенно полюбил книгу. Руководимый его теплой отеческой рукой, я пересмотрел свой недолгий жизненный путь и, Жестоко осудив себя за казавшиеся мне ранее невинными проступки, начал новую, осмысленную, подлинно трудовую жизнь».
По окончании школы в 1911 году он поступил в Донское среднее сельскохозяйственное училище в Новочеркасске. А в 1914 году продолжил свое образование в Московском вечернем народном университете имени Шанявского. В этот период у него пробудился интерес к исторической науке, в частности к истории Кавказа. Он приобщается к лучшим ценностям передовой русской культуры. «Читая книги революционеров-просветителей и писателей-гуманистов, - вспоминает он, - вглядываясь в жизнь трезвыми глазами, освобожденными от тлетворного влияния глашатаев антинародных идей - духовенства, кулаков и прочих прислужников царя и капитала, я понял сущность жизненной правды.
Она, эта жизненная правда, привела меня на заре установления Советской власти на Северном Кавказе в ряды великой партии Ленина».
События Февральской революции 1917 года заставили Гойгова прекратить учебу и вернуться на родину, чтобы принять участие в борьбе на стороне трудового народа. Эта борьба оставила в биографии Гойгова - бойца, писателя, коммуниста - самые прекрасные страницы.
Весной 1918 года он по заданию прибывшего на Северный Кавказ Г. К. Орджоникидзе организует революционные группы и партизанские отряды из ингушей, с оружием в руках громит белогвардейцев в Осетии и Кабарде. Огромная энергия, решительность и преданность Гойгова делу революции привлекают внимание Г. К. Орджоникидзе. В октябре 1918 года по его рекомендации Гойгова принимают в ряды РКП (б), через месяц избирают членом президиума Северо-Кавказской горской организации РКП (б), и вскоре он был назначен редактором владикавказской газеты «Горская беднота».
В период временного поражения Советской власти в Терской области в феврале 1919 года Гонгов с большой группой советско-партийных работников, возглавляемой Г. К. Орджоникидзе, покинул Владикавказ и ушел в горы Ингушетии. Этот период борьбы описан Гойговым в очерках: «Записки коммуниста», «Вверх по Ассе», «1-9 февраля», «Как деникинцы сожгли селение Экажево и Сурхохи» и др.
В марте этого же года Орджоникидзе посылает его с небольшой группой коммунистов через заснеженные перевалы Главного Кавказского хребта в Тифлис для установления связи с Кавказским комитетом РКП (б). «В продолжение целого года, - пишет Гойгов в своем дневнике о работе группы, - в условиях тяжелых лишений, претерпевая гонения со стороны грузинских меньшевиков, она изо дня в день вела работу, направленную на восстановление Советской власти в родных краях».
Обратный путь группы Гойгова пролегал через Дагестан, охваченный пожаром гражданской войны, через горные районы Чечни и Ингушетии. Сохранился дневник Гонгова, в который он день за днем заносил впечатления от этого тяжелого и опасного перехода.
После образования подпольного Терского областного комитета РКП (б) в июле 1919 года Гойгов становится членом его президиума.
В эти дни и позднее, возглавляя Наркомпрод в Чечено-Ингушетии и в Кабарде, отдавая все силы советскому строительству, он урывками продолжал писать. Хорошо его знавший старый коммунист М. О. Пантюхов так рисует внешний облик Гойгова начала 20-х годов: «Это был большой и сильный человек, на редкость неразговорчивый и на первый взгляд даже мрачноватый. Черный, как головня, с жесткой щетиной иссиня-черных волос на голове . Бороду он брил ежедневно, очень тщательно, оставляя на верхней губе щеточку усов». М. О. Пантюхов отмечает его «умные, внимательные глаза с теплым взглядом. Трудно забыть и его улыбку - широкую, добродушную, стиравшую с лица нелюдимость и суровость»(4)
Этого скромного, застенчивого, необычно работоспособного, привлекательного человека хорошо помнят все, кто с ним встречался. Его произведения высоко ценили А. С. Серафимович, В. И. Ставский и другие писатели. Когда они и другие ближайшие друзья настойчиво советовали ему целиком отдаться литературному творчеству, «Абдул-Гамид, - вспоминает М. Пантюхов, - в этих случаях растерянно улыбался и досадливо отмахивался:
- Ну какой же я писатель! Скажут тоже! Я работник хлебного фронта... Это потом когда-нибудь можно сделать, а сегодня важнее накормить народ... Еще не время садиться за писанину».
Прошло некоторое время, и А. Серафимович написал на экземпляре своей книги «Город в степи», подаренной Гойгову: «Пора менять амбар на музу». Но работа в области сельского хозяйства и снабжения по-прежнему отнимала массу сил и времени.
В 1920 году Гойгов участвовал в работе съезда народов Востока в Баку и в составе делегации съезда посетил В. И. Ленина на его квартире в Москве, имел счастье пожать ему руку и слушать его выступление.
Гойгов был также знаком с М. Горьким. Сохранилась фотография, на которой запечатлена группа горцев, встречающих Горького на станции Казбек Военно-Грузинской дороги во время его поездки в 1928 году. Рядом с Горьким стоят Гойгов и его жена Тамара Сослановна.
Литературное творчество Гойгова - прямое и естественное продолжение его богатой событиями жизни. Художественное слово было для него необходимым орудием борьбы за утверждение завоеваний Советской власти. И не случайно многие его произведения отличаются боевой публицистической направленностью и увидели свет в газетах и журналах 20-30-х годов («Советский юг», «Горская беднота», «Адыгейская правда», «Сердало», «Власть труда», «На подъеме», «Горский вестник» и др.).
Проследить процесс формирования Гойгова как писателя пока еще трудно. Одно ясно, что он не миновал воздействия устного творчества ингушского народа. Об этом говорит написанная им легенда «Нана-пленница». Огромное воздействие оказала на него русская классика. Его любимыми писателями были Пушкин, Лермонтов, Салтыков-Щедрин, Горький, Серафимович, Фадеев, Катаев.
Особенно восторгался он, по свидетельству родных, произведениями Маяковского, видя в его общественно-творческой деятельности пример вторжения писателя в бурную современность.
Настойчиво работал он над произведениями классиков марксизма-ленинизма, читал и перечитывал В. И. Ленина. Это помогло ему занять верную позицию в оценке и раскрытии явлений действительности в публицистических и художественных произведениях, позицию, которая дает возможность говорить о Гойгове как писателе, внесшем значительный вклад в формирование ингушской литературы социалистического реализма.
Глубокое осознание путей развития революционной борьбы, верная оценка отдельных явлений утвердились в творчестве Гойгова не сразу. В своих произведениях он шел от изображения частных фактов и событий к широким картинам и объемным типическим образам. Вместе с этим совершенствовался и его язык.
Из наиболее ранних его произведений известен очерк «Вверх по Ассе», упомянутые дневниковые записки «По горам Дагестана...» и очерк «Июль 1918 года» о IV съезде народов Терской области. В дневниковых записках день за днем отмечается продвижение небольшой группы коммунистов по зимнему Дагестану, наводненному турками, разорявшими народ. Автора привлекает прежде всего судьба трудовых масс, рядового дагестанца, все проявления революционных сил и начал. В оценке явлений жизни он занимает позицию, характерную для сторонников социалистического реализма. Ценность усилий любого человека он определяет его отношением к судьбам трудового народа и его будущности, к судьбам социалистической революции.
Беглыми, мелкими штрихами создает он портреты и вскрывает суть характеров встречающихся людей. Вот группа прибыла в резиденцию местного бека: «Высокий статный старик с хищным суровым лицом, с бритой бородой и подстриженными усами ввел нас в большую комнату на втором этаже. Бека сопровождал неотлучно находившийся при нем его сын - красивый юноша лет шестнадцати, разительно похожий на отца. Угнетатель-отец и будущий угнетатель-сын ежеминутно отдавали распоряжения следовавшим за ними людям. Это были подчиненные бека. По их горестным, безразличным лицам, механическим движениям было видно, что все живое в них убито хищным ястребом-беком».
По этому небольшому отрывку можно судить о непримиримости автора к эксплуататорам, о его горячих симпатиях к угнетенным. Автор дважды подчеркивает хищность князя - «хищный ястреб-бек», его аристократизм и властность, находит точные слова для характеристики крепостных - «горестные, безразличные лица», «механические движения».
Таких ярких, мимолетных зарисовок, свидетельствующих об идейно-художественных позициях автора, в записках немало.
Написанные позднее публицистические статьи и заметки, зарисовки и очерки Гойгова также содержат живые картины, интересные наблюдения, богатый материал из истории гражданской войны на Северном Кавказе и первых лет становления Советской власти.
Писатель неустанно разоблачает мулл, их вредоносные проповеди, исламизм. Многие его произведения имеют острую антирелигиозную направленность - очерки «Арабская школа в ингушском ауле», «Маленькие мученики» (1922), «Маленький узник», рассказ «Ночные рыцари» (1923), «Месть Дербича» (1928), повесть «Пробуждение» (1936), фельетон «Святой воришка» и др.
Особое место в творчестве Гойгова занимают заметки и очерки, посвященные В. И. Ленину. В очерке «Аульные впечатления 25 января» (1924) он рассказал о том, как тяжело восприняли ингуши весть о смерти «великого отца угнетенных» В. И. Ленина. Гойгову принадлежит и очерк «Памяти В. И. Ленина» (1924), в котором он делится воспоминаниями о встрече с В. И. Лениным: «Через несколько минут к нам вышел среднего роста мужчина, плотный, с подстриженной бородкой, пронизанной легкой проседью. Это был Владимир Ильич. Твердой поступью подошел он к нам, поздоровался со всеми за руку и занял свое председательское место».
Это, пожалуй, единственный во всей чечено-ингушской литературе портрет В. И. Ленина, написанный автором на основе личного с ним знакомства.
О положении женщины-горянки в старом обществе и при Советской власти говорит он в статье «За новую жизнь» (1924) и «Из тьмы прошлого навстречу светлому будущему» (1927). В большом очерке «Этапы революции в Ингушетии»(5) Гойгов приводит интереснейший, полный живых фактов материал для истории революции и гражданской войны в Терской области.
На этом фоне стали появляться произведения с более широкими художественными обобщениями - рассказ «Беспросветный путь» (1922), «Ночные рыцари» (1923) (6), «Брат молит о мести» (1924), «Хани» (из эпохи гражданской войны), «Маленький узник» (об арабской школе), повесть «Джан-Гирей» (1925- 1928), рассказ «Месть Дербича» (1928), легенда «Нана-пленница» (1928), новелла «Сон горянки», рассказ «Проклятье прошлого» и др.
Наиболее значительными произведениями Гойгова являются повесть «Серго» (1936-1937) и мемуарная повесть «Пробуждение». Остается пока не обнаруженной утерянная пьеса «Поминки», которая многократно ставилась на сцене в городе Орджоникидзе в 20-30-х годах, и ряд других произведений.
Уже из сказанного видно, что творческое наследие Гойгова весьма многообразно в тематическом и жанровом отношении. Большинство произведений посвящено непосредственно событиям и явлениям советской действительности. Но он не забывает и о прошлом, старается показать истоки пережитков и предрассудков, отравляющих и сегодня жизнь чечено-ингушского народа.
Познакомился ближе с некоторыми из произведений, имея целью проследить историческое развитие ингушского национального характера в художественном его отражении.
Известно, что положение женщины в обществе дает очень много для понимания и характеристики всего данного общества. Не случайно образ женщины занял такое большое место в творчестве Гойгова. В рассказе «Беспросветный путь» автор прослеживает трудную жизнь рядовой женщины-ингушки. Айшет родилась и выросла в семье бедняка, в глухом горном ауле у верховьев бурной Ассы. Судьба Айшет типична для подавляющего большинства горянок в старом обществе. До замужества она безгласное существо в доме отца. Не спрашивая согласия, он отдал ее за калым в жены человеку, которого девушка никогда не видела. «Кончилось рабство детства, начинается рабство женщины».
Она становится «ходячей машиной гор». «И живет раба, заглушив все страсти, все желания. Волю, характер, ее «я» - все отнял у нее деспот-адат, оставив ей только одно право - угождать всем. Никто не думает о ней, не считается с ней, даже простого слова привета лишена она».
Бездетность, а затем рождение дочери навлекают на Айшет гнев мужа и его близких. Но вот умирает от тифа Осман и другие члены семьи. Однако молодая женщина не растерялась. Освободившись на короткое время от домашнего гнета со стороны мужа и его родственников, она буквально расцвела: «Освобожденная раба обновилась и телом. Прежде худая, изможденная, теперь она выглядит красавицей. Загорелое лицо типичной горянки, большие черные глаза под широкими густыми бровями, стройный стан и плавные движения тела... Все говорит о довольстве и счастье».
Но адат и шариат по-прежнему висят черной тучей над жизнью Айшет. По требованию родственников мужа мулла утверждает их приговор - разлучить мать с маленькой дочкой, которая остается в роду мужа, и разделить имущество семьи Османа. «Сегодня у нее окончательно отбирают ребенка. Целует Айшет малютку свою в последний раз, обнимает и ласкает ее...
- За что? - шепчет она, рыдая».
Впереди у обездоленной, потрясенной страшным горем Айшет все тот же беспросветный путь.
Автор хорошо знает жизнь и быт горных ингушей, реалистически точно их описывает, передает суровую красоту молчаливых и равнодушных к человеку гор. Горный пейзаж как бы обрамляет всю эту грустную историю.
В тесные рамки небольшого рассказа по существу вложена целая повесть. Мы видим Айшет подростком, ее отца Тегла, доставившего голодающей семье хлеб с плоскости. Затем следует ряд эпизодов из жизни Айшет. Ее злоключения и составляют сюжетную основу рассказа. Образ самой Айшет дан в развитии, постепенно выдвигается в ходе повествования на первый план.
Автор правдив в изображении беспросветного жизненного пути горянки. Но он обратил внимание читателя и на ее большие силы, до времени скованные адатом. Стоило женщине на короткий миг ощутить свободу, как засияли ее затуманенные вечным горем «большие черные глаза», распрямилась грудь, окрепли тело и воля. Но решиться на борьбу с адатом, на открытый протест Айшет еще не в состоянии.
Трагедию женщины, лишенной права на счастье личной жизни и попадающей в полную зависимость к собственному четырнадцатилетнему сыну, Гойгов с большой художественной силой раскрывает в рассказе «Проклятие прошлого. Обреченная на бесправное и бесцветное существование, молодая вдова также не в силах разорвать страшные путы адата.
Это было трудно сделать не только женщине, но и мужчине. Об этом говорит образ молодого горца из повести «Джан-Гирей». Джан-Гирей-молодой ингуш-бедняк из селения Кескем, расположенного в засушливой Алханчуртской долине. «Маленькие костлявые коровы и похожие на тощих собак овцы бродят по холмам, окружающим село, и щиплют горькую щетинистую траву. Из-под морд животных поднимаются вздуваемые дыханием фонтанчики бурой пыли, и кажется - дымится сожженная земля. Палящий зной выцветил все краски, и даже полоска леса на горизонте выглядит серой, как бы посыпанной пеплом».
На окраине села стоит развалившийся домик, во дворе - арба без колес, в бывшей конюшне хранится рухлядь. А вот и хозяин - Джан-Гирей, «молодой худощавый человек со смуглым горбоносым лицом» и «глубокими печальными глазами». «На нем коричневые подвернутые до колен штаны и белая бязевая рубаха. Обнаженные до локтей белые мускулистые руки и широкая грудь, виднеющаяся в вырезе рубахи, говорят о недюжинной силе».
Точные художественные детали воссоздают картину запустения и крайней бедности. Засуха и неурожай ввели в дом Джан-Гирея нужду и голод. Нечего делать «мускулистым рукам» юноши. И решает он, чтобы спасти больного отца, мать с малолетними детьми, уехать работать в Россию. Он знает русский язык - когда-то отец отдал его на год в семью русского друга, казака Ивана из соседней станицы. И хотя мулла со стариками осудили Иссу за связь с русскими, именно она открыла теперь для его семьи путь к спасению.
С большими трудностями юноша добирается до Москвы и поступает работать швейцаром гостиницы, а затем сторожем на небольшом заводе. Денежная помощь семье позволила восстановить разрушенное хозяйство. Между тем, Джан-Гирей полюбил белокурую русскую девушку Лиду, женился на ней и стал отцом двух детей.
Тоска по родному краю и категорические требования родных заставили его, хотя и не без колебаний, вернуться в Ингушетию. Но здесь он встретил всеобщее осуждение и отчужденность. Десятилетиями муллы вдалбливали в головы людей законы шариата - чуждайся иноверцев, особенно русских, не смей жениться на женщине иной национальности. Мать Джан-Гирея, старая Каси, обрушила на него страшные слова: «О, будь ты проклят, опозоривший мою седую голову!» Напрасно Лида, готовая ко всему, но не представлявшая себе всю жестокость местных нравов, взывала к ней: «Мама! Мама! Дорогая, родная, посмотри на наших внуков». В глазах матери и окружающих Лида была потаскушка, а ее дети - ублюдки. На них плевали, их били.
«Русский Джан-Гирей», как презрительно называли его односельчане, терзался в тисках мучительных противоречий: «Жена или ингуши?» Любовь к Лиде, матери его детей, боролась с боязнью стать отщепенцем среди ингушей. Адат взял верх: «Жалкий и униженный, Джан-Гирей покорился» и выполнил бесчеловечные требования неумолимой Каси. С помутившимся сознанием Лида, оторванная от детей, была посажена в проходящий поезд. Прозвучали ее последние слова, обращенные к Джан-Гирею: «Трус! Подлец! Будь проклят! - этот крик, в котором слились - боль, презрение и проклятие, всегда, всю жизнь звучал в ушах Джан-Гирея».
А детям было сказано, что мать умерла.
Повесть глубоко драматична. Стремление молодого ингуша к личному счастью встретило стену национальной ограниченности. Слишком сильным было противодействие со стороны защитников адата и шариата, а также одурманенных ими и фанатично настроенных людей.
Джан-Гирей не нашел в себе мужества отстоять личную свободу, хотя и сделал первые самостоятельные шаги, стремясь вырваться из паутины предрассудков. «В нем просыпалась злоба против них», - говорит автор об отношении Джан-Гирея к защитникам старых взглядов.
В повести хорошо показано классовое расслоение ингушей в предреволюционный период. Были и такие бедняки, как Джан-Гирей, и такие богачи, как его родственник купец Хасолт. Два мира, две морали, два взгляда на жизнь. Они ярко проявились в беседе ДжанТирея с Хасолтом, к которому он пришел, чтобы занять денег на поездку в Москву.
Автор подчеркивает, что, например, мулла Бексолт дружил с русским приставом; богатые ингуши, такие как Хасолт, жили и торговали в русских городах. В то же время и мулла и сельские богатеи всеми силами препятствовали установлению дружбы между рядовыми ингушами и русскими людьми. Так автор вскрывает классовую основу пропаганды национальной розни, жертвой которой стали Джан-Гирей. Лида, их дети и тысячи других людей.
Но художник показывает также и зарождение дружбы между людьми разных национальностей. Казачий патруль ограбил и избил отца Джан-Гирея Иссу. Один из казаков - Иван - оказал ему помощь, доставил домой. Между ними возникла большая дружба. Исса пришел к выводу, что «русские не все одинаковы». Немало друзей нашел в России и Джан-Гирей. Общение с простыми людьми привело его к мысли: «Есть хорошие люди, везде есть хорошие люди». Проявлением зарождающейся дружбы народов была и сама женитьба ингуша на русской девушке.
Так большое поле нашей страны постепенно засевалось зернами межнациональной дружбы, которые с победой социалистической революции дали мощные побеги, выдержавшие жестокие порывы социальных бурь. Ныне эта дружба с каждым днем крепнет и помогает искоренять пережитки несправедливых отношений, царивших когда-то в жизни наших народов, является основой и залогом новых успехов в строительстве коммунистического общества.
Повесть «Джан-Гирей» - новый шаг в творческом развитии писателя. Шире стал социальный фон, круг затронутых вопросов и тем, усложнилась система художественных образов, более уверенным стало повествование и более строгим язык.
Вначале автор знакомит нас с основным героем - Джан-Гиреем, условиями его жизни, затем раскрывает предысторию и вновь возвращается к настоящему времени.
Точные эпитеты («маленькие костлявые коровы», «горькая щетинистая трава», «белые мускулистые руки» и др.), наглядные сравнения, правдивые художественные детали («из-под морд животных вздымаются фонтанчики бурой пыли») говорят о выразительности и картинности языка повести.
Портрет Джан-Гирея дан в движении. При первой встрече с юношей, сидящим у полуразрушенной сакли, запоминаются его «глубокие печальные глаза». Но вот изменились условия жизни, расширился его кругозор, и это находит отражение в его внешности: «Затянутый в черкеску, стройный, со смуглым лицом и мягкой улыбкой...»
Несколько дальше в раскрытии ведущих черт национального характера идет автор в новелле «Сон горянки». Действие развертывается в глухом ущелье Ингушетии. Над горами ревет буря. В холодной сакле Габула, скорчась как ребенок, дрожит под жиденьким одеялом девушка-сирота Фатима. И снится ей страшный сон - ворвались похитители, скрутили ее, заткнули рот тряпкой и увезли в дом к неизвестному ей человеку. «Разошлись по домам похитители, оказавшие «услугу» соседу.
Мертвенно бледная, прикрывая прорехи лохмотьев, окутывавших ее молодое тело, ждет Фатима жениха, как мать ожидает смерть, готовую взять ее дорогого ребенка.
Чуть скрипя, открывается дверь. Нетвердой поступью, согнувшись под бременем шестидесяти лет, ввалился «молодой». Клином торчит козлиная бородка, черной ямой зияет беззубый рот, а в глубоких морщинах засели похотливые слезящиеся глазки.
Старик приказывает стелить постель. Но объятая ужасом Фатима не может сдвинуться с места. На нее обрушивается ругань и удар палки. А затем, в ответ на принуждение старика лечь рядом с ним, Фатима, схватив топор, убивает его и бежит домой. «Опасен путь ночью в горах. Там, где тропинка извивалась у скалы высоко над пропастью, Фатима поскользнулась и... проснулась. Это был сон, но в нем была жестокая правда проклятого прошлого».
Автор проявил себя подлинным мастером новеллы. Повествование предельно лаконично, сжато, отмечено трагедийностью. Стремительно развертывается сюжет, быстро сменяются яркие картины - описание бурной ночи, переживания Фатимы, печальная история ее сиротства, наконец, сцена похищения и неожиданная развязка. Ненависть и презрение к слугам адата, насильникам и оскорбителям толкают беззащитную девушку к стихийному протесту. Поступок Фатимы - яркий луч света в темном царстве адатов.
Гойгов убедительно показывает, что судьба женщины-горянки - будь то ингушка или осетинка, черкешенка или кабардинка - в условиях старого общества была одинаково тяжелой. Но еще тяжелее было, когда грубое насилие отрывало ее от родной среды.
В легенде «Нана-пленница» возникает овеянный романтикой образ плененной ингушами в набеге красавицы-осетинки Наны. По жребию она досталась одному из участников набега - Мочко, который сделал ее своей женой. Непреодолимая тоска по родине и стремление к свободе толкнули смелую женщину к побегу. Но она была схвачена и заточена мужем в темницу-башню, где и умерла, тоскуя по воле.
Обо всем этом рассказывает старец Эльмурза, сын Мочко, живущий в одиночестве в старой башне.
Лучше смерть, чем жизнь в неволе - этот завет гордых нартов воплощен в образе сильной, смелой и гордой женщины.
Язык этой легенды отличается напевностью, красочностью, повышенной эмоциональностью: «Воздух чист и прозрачен, как хрусталь», Нана - «красивая, как луч солнца». Последние слова Наны к Мочко в какой-то степени напоминают исповедь Мцыри - та же неукротимость могучей натуры, то же стремление к свободе.
Не смирение и рабскую покорность, а способность женщины-горянки, в частности ингушки, к бурному протесту, к страстной защите своих человеческих достоинств, к отстаиванию своей будущности, ее стремление к свободе и созидательному труду - вот что утверждает автор как ведущее начало ее национального характера.
Социалистическая революция создала условия для развития и утверждения этих лучших, ведущих черт национального характера, всех творческих начал освобожденного от гнета человечества.
В рассказе «Месть Дербича» автор создает образ бедняка Дербича, бывшего «временно-проживающего», который не имел раньше ни земли, ни лошади и батрачил на других. Теперь же, при Советской власти, он получил в сельхозкооперативе в кредит лошадь. Мулла и сельские богатеи издеваются над Дербичем - зачем ему лошадь, ведь он никогда не пахал.
Дербич сговаривается с тремя аульчанами о совместной пахоте, выращивает богатый урожай кукурузы и первым едет с «красным обозом» на элеватор. Ему вручают у сельсовета Красное знамя, и во главе сотен подвод он, гордо подняв это знамя, проезжает мимо дома муллы. «А из щелей ворот выглядывают острые, хищные глаза, провожая нескончаемую вереницу тяжело груженных подвод.
Ветер треплет красное полотнище, рвет в клочья тяжелые тучи. Рвется в клочья и сердце муллы, и жизнь кулаков, притаившихся, подобно раздавленным гадам, за крепким каменным забором».
Писатель убедительно показал ослабление позиций защитников старого в дни, предшествующие коллективизации. Такие труженики села, как Дербич и его товарищи, с открытым сердцем пошли навстречу призывам Советской власти, «своей кормилицы». Слова проклятия посылают они мулле и кулакам.
Насколько независимее и активнее Дербич в сравнении с Джан-Гиреем, который не осмелился перешагнуть через мораль шариата! «Далеко по селу, - говорит автор, - врываясь в закоптелые сакли и там жадно подхватываемые женщинами и детьми, неслись слова из речи секретаря ячейки: «Советская власть», «Коммунистическая партия», «Колхозы», «Социализм»... «Закат ему пошел», - говорит Дербич о мулле.
Этот закат для всего старого, отжившего начался в годы Октябрьской революции. Не случайно крупнейшее свое произведение - повесть «Серго» - Гойгов посвящает революционным событиям на Северном Кавказе. Героико-историческая по своему характеру, эта повесть была создана спустя полтора десятилетия после завершения описываемых событий, когда еще ярче выявилось все их огромное историческое значение. Большую помощь оказали автору многочисленные записи и заметки, сделанные им в самый разгар борьбы по ее горячим следам.
Повесть «Серго» по своей романтико-героической окраске, по интонации и языку несколько напоминает «Падение Даира» А. Малышкина. В повести Гойгова тот же широкий эпический размах в изображении смертельной схватки двух миров: «Черными волнами контрреволюции захлестывались Дон, Кубань и Украина. Немцы оккупировали Украину, занимая город за городом. В станицах, в обширных степях Дона, на тучных полях Кубани озверевшие генералы справляли кровавый пир, мстя трудовой массе за своих собратьев-неудачников - Краснова, Корнилова.
Вооруженный новейшей техникой враг яростно наступал, отвоевывая у Советской власти позицию за позицией.
Чрезвычайный комиссар Юга России бросался с одного фронта на другой. Сегодня он в Новороссийске ведет переговоры с германским командованием, завтра - в окопах лежит рядом с красноармейцем, посылая меткие пули во врага.
Везде звучал его громкий, уверенный голос:
- Победим мы, товарищи, и только мы!
Везде и всюду раздавался его мощный призыв. Вдохновленные бойцы Красной Армии шли на штыки, врукопашную. Беззаветно храбрые, они мужественно умирали за дело партии великого Ленина».
Образ воюющего за ленинскую правду трудового народа встает со страниц этой повести во весь свой гигантский рост. Народ гудит, бьется, митингует, сотни тысяч людей мечутся в поисках правды, многие падают сраженными, но миллионы рвутся вперед под Красным знаменем исторической правды.
Верно, показана в повести роль ингушского народа, выступившего в трудные дни на стороне коммунистов и тем самым ускорившего достижение победы.
Особенно интересен образ посланца Ленина Г.К. Орджоникидзе. Прибыв на Северный Кавказ, он становится признанным руководителем владикавказских рабочих, массы ингушей и беднейшего казачества.
Мы видим его в самой гуще жестоких сражений. Это - огневой, горящий мыслью человек. Автор намечает черты его внешнего облика - «огромную шевелюру», откинутую со лба назад, «орлиный взгляд», «высокую фигуру в черной бурке». «Его большая из-за копны кудрей голова прямо и гордо сидит на широких плечах, в его твердой походке чувствуется сила и уверенность. Правильный нос с маленькой горбинкой, красивого очертания губы с черными, как смоль, вьющимися усами, широкие брови и большие черные глаза сообщают его мужественному лицу выражение захватывающего веселья и одновременно грусти.
Широкие размашистые шаги, свободное движение рук гармонируют с необъятным простором полей, по которым идет этот высокий человек».
С трибуны, где он «как сеятель, размашисто» бросает в многотысячное скопище взволнованных людей слова революционной правды, Г. К; Орджоникидзе, зажав маузер в руке, устремляется в бой с белоказаками. Стратег и тактик, командир и воспитатель, человечный до нежности и сурово-непримиримый к врагам революции - таким предстает он в повести Гойгова, свидетеля и участника описываемых событий.
На страницах повести возникает также и образ А. Шерипова, председателя 4-го съезда народов Терской области во Владикавказе (10 июля 1918 года): «Медленно, кланяясь и улыбаясь, идет между рядами стульев уверенной походкой плотный, коренастый, невысокого роста человек. На нем зеленая военная гимнастерка, раскрытый ее ворот обнажает железные мышцы короткой шеи.
Он поднялся на сцену, где стоит стол для президиума.
Воцарилась тишина, как перед бурей».
Хотя А. Шерипов показан в повести эпизодично, его внешний облик, масштаб деятельности, многие присущие ему черты обрисованы с большой выразительностью.
В повести нет вымышленных образов. Г. К. Орджоникидзе, А. Шерипов, и Ю. Албогачиев, Б. Калмыков и А. Гастиев, М. Алиев и А. Дьяков, Хизир Орцханов и многие другие революционеры, а также главари вражеского лагеря - Джабагиев, генерал Фидаров, полковники Соколов и Беликов - все это лица, связанные с историей гражданской войны на Тереке. Но автор пользуется правом художника на домысел, когда показывает переживания Г. К. Орджоникидзе и его друзей, а также раскрывает взаимоотношения врагов революции, их внутренние побуждения и мысли.
Повести чужда сухая документальность. Вот как описывает автор пробуждение красных бойцов в степи после отступления: «Брезжит рассвет. Стремительно сорвавшись из-под куста, пулей пронесся жаворонок и запел свою звонкую песню. Подул холодный ветерок. Зашевелились, засуетились красные бойцы».
Часто в повествование включаются картины природы, всегда тесно связанные с событиями общественной борьбы. Вот созывается митинг ингушей, на котором должен решиться вопрос - идти им в бой с казачьими атаманами за отнятую землю или нет. Автор начинает главу пейзажем, в котором легко можно увидеть расстановку основных сил. «На ровном поле за селом Базоркино высится курган. С его верхушки ясно, как на ладони, видны и далекие ингушские села, что зелеными пятнами раскинулись на севере, где сквозь туманную пелену маячит Терский хребет, и казачьи станицы на юге, у подножия гор, и тучные поля, усеянные нескончаемыми копнами золотистой пшеницы, и город на западе, скрывшийся в черном дыму».
«Золотые копны пшеницы», выращенной казаками на когда-то отторгнутой у горцев земле, прежде всего и привлекают взоры ингушей.
Вся повесть - бурный всплеск революционной мысли - написана на высокой, звенящей ноте. Напряженность борьбы, острота смертельных схваток, быстрая смена эпизодов - все это находит отражение в своеобразной стилевой окраске.
«- Нет снарядов, - звонят Чрезвычайному комиссару. - Нет патронов, люди идут врукопашную, - докладывают ему.
- Держитесь, товарищи,-ответствует вождь, - все честное, все трудовое с нами, за наше правое дело!..»
В многоголосом людском потоке, увлекающем вперед, выделяются образы первых ингушских коммунистов и их сторонников - неустрашимого X. Орцханова, Юсупа Албогачиева, Сайда Муталиева и других. Они нашли свое место в революционных схватках за грядущий мир и счастье коммунизма. Здесь, в этой борьбе, впервые столь полно проявились все лучшие черты ингушского национального характера, сформировавшегося в своеобразных исторических условиях: безоглядная смелость и стойкость, но теперь - в бою с врагами трудящихся; стремление к свободе, но теперь - к свободе от всех форм социального угнетения; верная служба и гостеприимство, но теперь - только для революционного бойца независимо от его национальной принадлежности и многие другие. Так постепенно вырабатывались черты, слагающие единый советский национальный характер. Основная ценность творческого наследия писателя-коммуниста Гойгова в том и заключается, что он в определенной степени сумел уловить и запечатлеть в созданных им художественных образах эту перестройку национального характера на путях социалистической революции и вместе с тем - изменение облика всего ингушского народа. В этом мы видим главную его заслугу как советского писателя, внесшего большой вклад в разработку основ социалистического реализма в чечено-ингушской литературе.
Всегда живя в самой гуще революционной борьбы и практической созидательной работы, Гойгов находил для своих произведений глубоко жизненные темы, острые конфликты. Верная идейная позиция, высокие эстетические идеалы, к которым звал писатель своими творениями, позволяли ему не бояться драматических и трагических ситуаций.
Все это дает основание сделать вывод, что творческое наследие Гойгова является неотъемлемой частью чечено-ингушской литературы и продолжает сохранять и сегодня большое познавательно-воспитательное и эстетическое значение.


В. Б. Корзун.

1961 год


Примечания:
1. Лин. О повести Гойгова. «Джан-гирей» и «Власть труда». 1925, 25 октября, № 245
2. Д. Мальсагов. Ингушская литература. «Революция и горец». 1933, № 1-2, с.99
3. М. Пантюхов. Писатель Гойгов Абдул Гамид. Сердало. 1958, 16 марта; В. Корзун. Писатель, боец и коммунист (литературный портрет А. Гойгова) «Грозненский рабочий» 1960, 4 сентября, № 184
4. М. Пантюхов. Писатель Гойгов Абдул Гамид. Сердало. 1958, 16 марта (на ингушском языке)
5. Опубликован под псевдонимом «Хейр –Хаев» в журнале «Горский вестник», 1924, № 2, с. 35- 53
6. Впервые опубликован во владикавказской «Горская правда».1923, 18 февраля, № 39, подзаголовком «Очерки горского быта»

CAUCASIAN
04.02.2009, 12:45
ДЖЕМАЛДИН ХАМУРЗАЕВИЧ ЯНДИЕВ. «Я ВИДЕЛ РАДОСТЬ И БЕДУ…»


Жизнь, как и положено, идёт своим чередом и незаметно подвела нас к 90-летию народного поэта Ингушетии, выдающегося классика северокавказской поэзии Джемалдина Яндиева, несколько вытесненного из памяти россиян событиями последних десятилетий. Однако без имени Джемалдина Яндиева поэтическая карта России будет не просто неполной – ущербной, зияющей чёрной дырой недопустимого беспамятства, утратой волшебных открытий высокой поэзии.
Книги его произведений на родном языке и в лучших переводах на русский, воспоминаний о нём, личностной и творческой биографии впереди. А пока предлагаем вашему вниманию, дорогой читатель, краткие биографические сведения о поэте, несколько красноречивых документов из его жизни и подборку стихотворений в переводе на русский язык, ранее опубликованных и новых.

Феликс КУЗНЕЦОВ


Первый народный ингушский поэт. Член Союза писателей СССР с 1936 г. Председатель Союза писателей ЧИ АССР 1938–1944 гг. Кавалер ордена «Знак Почёта».
Автор 20 поэтических сборников на ингушском и русском языках. Переводчиками стихов Д.Х. Яндиева на русский язык в разное время были А. Тарковский, А. Гатов, С. Липкин, Н. Коржавин, Н. Асанов, Д. Голубков, С. Виленский, Олендер, А. Передреев, Б. Сиротин, А. Бояринов и другие.
Джемалдин Хамурзаевич Яндиев родился 20 октября 1916 г. в старинном ингушском селении Балта (ныне Пригородный район Северной Осетии) в крестьянской семье. Мать его умерла в 1920 г., отец – в 1950 г. в депортации в Казахстане.
Стихи начал писать ещё в сельской школе, которую окончил в 1925 г. В 1929 г. поступил в подготовительную группу индустриального политехникума г. Владикавказа и в 1936 г. получил диплом тепломеханика, но по специальности работать не пришлось. Он уже был известен как литератор, талантливый поэт. В 1934–1937 гг. учился заочно в Литературном институте им. М. Горького. С 20 декабря 1936 г. работает корреспондентом газеты «Ленинский путь», переводчиком ЧечИнгосиздата. Д.Х. Яндиев первым стал переводить на ингушский язык стихи и прозу М. Горького, Лермонтова, Пушкина, Маяковского и др. В 1936–1938 гг. работал ответсекретарём Союза писателей ЧИ АССР, с мая 1938 по февраль 1944 г. – председателем СП ЧИ АССР.
С первых дней Великой Отечественной войны до февраля 1944 г. ежедневно публиковал новые стихи о Родине и победе над фашистами, работал редактором ингушского вещания республиканского радиокомитета, зав. производством ЧечИнгосиздата. Лирика этого периода собрана в его книге «Сердце матери» (на ингушском языке, 1944 г.), многие стихотворения из неё стали народными песнями.
23 февраля 1944 г. вместе со всем своим народом – ингушами и чеченцами – депортирован в Киргизию и Казахстан. На жительство был определён как спецпереселенец вместе с семьёй в г. Фрунзе (Кирг. ССР). Писал стихи в стол, не имея возможности издавать их, зарабатывал на жизнь на незначительных хозяйственных должностях.
В 1956 г. Д.Х. Яндиев вместе со своим другом по судьбе и поэзии балкарским поэтом Кайсыном Кулиевым приезжает из ссылки в Москву на Высшие литературные курсы при Литературном институте им. Горького. После их окончания в 1958 г. возвращается на родину. Но не в родное селение, по которому тосковал все годы депортации, что отразилось в его стихах, а в Грозный. В отчий дом ходу не было – там жили чужие, враждебно настроенные люди.
После возвращения на родину Джемалдин Яндиев работает редактором на развивающемся телевещании в республике, литконсультантом в СП ЧИ АССР, принимает активное участие в литературной жизни республики и всей страны, переводит, пишет и издаёт стихи.
Такова внешняя биографическая канва, за которой скрывается трагическая творческая судьба выдающегося поэта Ингушетии середины XX столетия.
______

Правление Союза советских писателей СССР
Бюро национальных комиссий Материалы и переписка по ССП Чечено-Ингушетии

Что нужно сделать для Чечено-Ингушского союза?

Вот как распадается состав Союза писателей Чечено-Ингушетии по дарованиям:
Очень способные люди:
1. Джемалдин Яндиев (председатель Союза).
Почти сложившийся поэт, чувствуется некоторое влияние Есенина (повышенная метафоризация), зыбкость темы; нечёткий рисунок, расплывчатость и непоследовательность и вместе с тем большой лирический подъём, соловьиный голос. В Чечено-Ингушетии окружён любовью, всеобщим признанием. Очень молод, скромен… Ничем, кроме поэзии (я говорю о знаниях), не интересуется. В стихах разбирается хорошо. Ему очень вредит односторонность интересов. Ему нужно учиться, и – лучше всего – в нелитературном вузе.
Должен сказать, что Яндиев исполняет в союзе все обязанности (так было до осени 1938 г.) – начиная от председательских, кончая – секретарскими. Пишет он урывками, между двумя посетителями, м.б. – стихи его иногда слишком туманны.

20.XI.39.
А.Тарковский.
ЦГАЛИ. Ф.631. Оп. 6. Д. 541. Л. 16
---------------

В тридцать восьмом году я впервые приехал в Грозный – главный город Чечено-Ингушетии, чтобы начать работу над сборником переводов произведений тамошних поэтов. Как молоды тогда все они были! Как молод был и я! Председателем Союза писателей был Джемалдин Яндиев, и выглядел он так, словно происходил не от людей, а из племени орлов. Моё знакомство со страной началось с поездок верхом вместе с Джемалдином по лермонтовским горам Чечни и Ингушетии, с привалов на горных пастбищах у пастухов, знавших назубок стихи и Джемалдина, и его товарищей по Союзу писателей.
Однажды мы заехали с ним в аул (не помню, как он назывался), где жила одна из героинь его поэзии, бабушка Джемалдина. «Мне бабушка тихую песню свою напевала, на грудь мою слёзы роняя…»
Никогда – ни ранее, ни позднее – я не переводил ничьих стихов таким «чечено-ингушским» способом – между двумя поездками по горам, между двумя перевалами, у костров над сумасшедшими горными речками, торопясь «доперевести» каждое стихотворение…

Арсений Тарковский
Москва, 1965 год
---------------

29.04.1942 Вх.397
В Правление Союза
Советских пис. СССР
тов. Фадееву А. А.

Докладная записка

Прошло 9 месяцев Великой Отечественной войны. За это время Союз Пис. Чечено-Ингушской республики проделал некоторую работу, о чём мы хотели Вас осведомить. Возможно, Вы найдёте необходимым сделать соответствующие указания, которые помогут нам в работе.
Война застала нас в момент, когда мы готовили к выпуску первый номер альманаха чечено-ингушской литературы и развернули подготовительные мероприятия по сбору героического эпоса чечено-ингушского народа.
В первый же день мобилизации все члены Союза подали заявления о зачислении их в ряды РККиА. Однако добровольцев в армию не брали, и мы остались для работы на местах. В дальнейшем были мобилизованы два чеченских поэта – Н. Музаев и М. Гадаев.
В это время писатели выступали на митингах, строительных оборонных сооружениях с читкой своих произведений, включались в концертные бригады для госпиталей и обслуживали призывные пункты.
Выступления писателей, и главным образом поэтов, на страницах местных газет и у микрофона стали самым распространённым повседневным методом работы.
Члены Союза привлечены и к переводческой работе. Они переводят сводки Информбюро, доклады членов Правительства и множество антифашистских брошюр, листовок, политических лозунгов и других печатных материалов оборонного значения.
Однако помимо этого товарищи работали и над оригинальной литературой в гораздо больших темпах, чем прежде.
За этот срок Госиздательством выпущены в свет следующие наши работы:
1) Биография и описание подвига участника Отечественной войны танкиста-чеченца Маташа Мазаева.
2) Сборник антифашистских стихов чечено-ингушских поэтов (гонорар от которого был полностью передан в фонд обороны).
3) Сборник переводов стихов военного периода, печатавшихся в «Известиях» и «Правде».
4) Сборник сатирических стихов (с корректурами) Маршака в переводе на наши (чеченский и ингушский) языки.
5) Альманахи чечено-ингушской литературы.
Для Государственного чечено-ингушского и русского городского театров за это время тт. Базоркин, Мамакаев, Гадаев и Грин написали по две и более одноактных пьесы.
Сейчас эти товарищи продолжают работать над небольшими пьесами и скетчами для весенней посевной и в то же время готовят более крупные вещи.
Сейчас готовится к печати 2-й сборник антифашистских стихов, куда войдут поэты: Яндиев, Мамакаев, Гадаев, Муталиев, Музаев, и сборник одноактных антифашистских пьес.
В общем, нужно отметить чрезвычайно возросшую творческую активность писателей, политическую заострённость и злободневность тематики их творчества, и единственное, что нас стесняет, так это отсутствие бумаги в Госиздательстве.
Посылая Вам это письмо и выпущенные в свет книжки, просим поделиться с нами опытом работы других республик, указать на наши недочёты и установить с нами связь более тесную и оперативную, чем до сего времени.

С товарищ. приветом,
председатель ССП Ч.-И. АССР
Яндиев
ЦГАЛИ. Ф. 631. Оп. 6. Д. 669.
Л.177-178
---------------

Указ Президиума Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР

О награждении писателей почётными грамотами Президиума Верховного Совета ЧИ АССР

За активную работу в области развития литературы в дни Отечественной войны наградить почётными грамотами Президиума Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР:
Базоркина Идриса Муртузовича – писателя-драматурга.
Яндиева Джемалдина Хамурзаевича – поэта.
Председатель Президиума Верховного Совета ЧИ АССР Ю. Тамбиев
Секретарь Президиума Верховного
Совета ЧИ АССР М. Комаров
«Грозненский рабочий», 13 июля 1943 г.
---------------
Секретно
Личное дело выселенца № 986
Начато 27.II.1949
Закончено 21.VIII.1956
Категория учёта – Ингуши
Ф. Яндиев
И. Джемалдин
О. Хамурзаевич

Расписка
Мне, выселенцу – Яндиев Джемалдин Хамурзаевич, 1916 г., проживающему – Кирг. ССР, г. Фрунзе, Первомайский р-н, ул. Красноармейская, д. 94, объявлен Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР 26 ноября 1948 года о том, что я выселен на спецпоселение навечно без права возврата к месту прежнего жительства и за самовольный выезд /побег/ с места обязательного поселения буду осуждён на 20 лет каторжных работ.
Подпись выселенца – Яндиев
Указ объявил: нач. ОББ УМВД Ф/О –
капитан /Чеканов/
11 декабря 1948 года.
ЦГА ЧИ АССР. Ф. Р-1094.
Оп. 8. Ед. хр. 371
---------------
Джемалдину
Яндиеву

Не плачь, мой друг.
Как облако, спокоен
Средь этих тягот и лишений будь.
Со всяким в жизни
может быть такое –
Нам всем случалось
горюшка хлебнуть.

Что для тебя теперь беда?
Пустое!
Будь мудр. Пойми,
что я всецело прав.
Кто потерял коня – тому не стоит
Страдать и плакать,
плётку потеряв.
Кайсын Кулиев,
Фрунзе, 1951 год
---------------
Ответственному секретарю
Президиума Союза советских
писателей Суркову А.А.
от Яндиева Д. X.,
проживающего в г. Фрунзе Киргизской ССР по ул. Пионерской, ‹ 92.

Я – литератор, поэт. Имею напечатанные книги. Меня переводили и на другие языки братских народов. С 1937 по 1944 год я работал председателем Правления Союза писателей ЧИ АССР.
В 1944 году меня со всем нашим народом переселили в Среднюю Азию, где по настоящее время проживаю в г. Фрунзе, работая по снабжению.
До сего времени, т. е. в течение десяти лет, я никого не тревожил ни письменными, ни устными просьбами, считая положение своё и всех наших людей неясным и тяжёлым.
Сейчас, когда весь наш народ на местах вполне определился и трудится на различных поприщах и когда бытовая культура народа стала гораздо выше и лучше, чем была на Кавказе, я считаю себя вправе написать Вам это письмо с тем, чтобы выяснить своё положение.
Если для нас всех великая русская литература является гордостью и славой, то для меня как национального поэта наша нарождающаяся литература являлась единственным событием, подаренным нам Великим Октябрём.
Поэтому известие об исключении меня из членов Союза советских писателей оказалось более тяжёлым и трагичным, чем переселение 1944 года.
Результатом всего этого является то, что сейчас, когда все устроены по своему призванию и способностям, я как поэт, писатель оказываюсь не у дел.
Ни прошлое, ни настоящее моё ничем не запятнано. Меня никогда не туманили минутные удачи и неудачи. Своими убеждениями я служил, служу и буду служить честно своим сердцем нашей Великой Родине.
Всё это время я продолжаю упорно работать над собой, расширяя свой кругозор. Имею очень много написанных, но неопубликованных произведений. Считаю, что эти мои новые вещи по своему духу и содержанию являются более зрелыми.
Обращаясь к Вам с этим письмом, я прошу навести справки обо мне (если только это нужно) у т. Фадеева, Скосырева, переводчиков Липкина, Тарковского, Гатова, Асанова и др. и дать мне определённый ответ на интересующий меня вопрос – могу ли я рассчитывать вновь оказаться в Ваших рядах и служить своим пером нашему великому общему делу? Если нет, то почему?
Убедительно прошу Вас как поэта и человека и как руководителя тонко и честно разобраться в моих делах и оказать мне возможную помощь. Я хотел по этому вопросу обратиться к Александру Александровичу Фадееву, который знал меня хорошо по роду моей бывшей работы, но в связи с его болезнью не считаю удобным его тревожить.

Уважающий Вас
Яндиев Джемалдин,
Фрунзе, 16 апреля 1954 года
---------------
Расписка

21 августа 1956 года мне, Яндиеву Джемалдину Хамурзаевичу, объявлено, что я снят с учёта спецпоселения и освобождён из-под административного надзора органов МВД на основании Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 16 июля 1956 г.
Мне также объявлено, что снятие с меня ограничений по спецпоселению не влечёт за собой возвращение мне имущества, конфискованного при выселении, и что я не имею права возвращаться в места, откуда был выселен.
В чём и расписываюсь –
от подписи отказался.
Расписку отобрал:
комендант с/к (подпись)
РОМ МВД
---------------
Джемалдину Яндиеву – одному из ярких и талантливых поэтов книжного Кавказа, человеку, с которым я в самые трагические дни нашей жизни делил кусок хлеба и глоток вина.

С любовью, Кайсын Кулиев
Москва, 30 августа 1957 года
Надпись К. Кулиева
в его книге «Хлеб и роза».
---------------

8 апреля 1958 года. Москва

Дорогой Джемалдин!
Посылаю тебе перевод твоего стихотворения. Я буду очень огорчён, если перевод тебе не понравится: я делал его, руководимый дружеской любовью к тебе, как мог – старательно.
Позвони мне по телефону – Д 7-06-84 и сообщи своё мнение о нём.

Твой Арсений Тарковский
---------------

11 марта 1960 года, Москва

Дорогой Джемалдин!
Только сегодня получил Ваши стихи. Мне понравилось «Товарищу», «Как за моей молодостью», «Говорят, что стихи не актуальны», «Не забуду», «Другу», «Слово поэта», «Олень». Подстрочный перевод «Родным горам» не понятен.
Я поставил вопрос об издании Вашего сборника в Детгизе. К этому отнеслись положительно. Готовьте сборник.
Теперь о переводах Ваших стихов. Начали разговор давно, а прислали стихи только сегодня. Хотите, чтобы я перевёл срочно, но вот беда, на меня возложили общественную работу. Я зам. пред. комиссии по дагестанской декаде, наверное, на днях выеду в Дагестан. И до конца апреля заняться работой не смогу. Как быть? Может быть, передать эту работу другим поэтам по моему выбору? Напишите.

Сердечный привет Вашей семье –
Ваш Семён Липкин
---------------

20 июля 1962 года, Москва

Уважаемый Джемалдин Хамурзаевич!
Приветствую Вас сердечно!
Только подготовка к Всемирному конгрессу за всеобщее разоружение и мир, который ныне состоится в Москве, помешала мне своевременно ответить Вам и поблагодарить за любезный присыл перевода моей поэмы «Серго в горах» на ингушский язык.
Для меня сообщение Ваше о выходе в свет этого перевода, сделанного М.Д. Аушевым и сделанного, по Вашему авторитетному мнению, хорошо, является большой радостью, о чём я Вам с большим удовольствием сообщаю.
В эту поэму я вложил всё своё сердце, потому что я работал годами, даже в условиях ленинградской осады, хотел сказать в стихах всю правду о том героическом времени, когда под знаменем Октябрьской революции дружба народов закалялась в боях с врагами – белогвардейцами.
Я хотел рассказать о горах и о населяющих их горцах, людях смелой души, преданных «мюридах» Октября. Я хотел честно и полновесно изобразить горные суровые красоты. И, конечно, для меня высшей похвалой является, когда горцы говорят, что горы и люди гор изображены мной живописно, правдиво и поэтически сильно. Это для меня является оправданием всего долгого труда. То, что тираж разошёлся в три дня, – это доказывает, что есть и большой читатель, тот, кого мы называем другом. Его ласка, его внимание – лучшая награда для автора.
Для меня выход этой книги большой праздник, но если Вы пишите, что и для Вас это большой праздник, то я вдвое рад и ещё раз шлю самые лучшие благодарности и приветы дорогим друзьям-горцам.

С глубоким уважением,
Николай Тихонов
---------------

Август–октябрь 1962 года.
Москва, Гагра

Дорогой Джемалдин!
Я выполнил порученные мне тобою переводы. Ты послал мне девятнадцать стихотворений, сделал всё. Получилось 466 строк.
Надеюсь, что работа удовлетворит твоё художническое чувство.
Я посылаю тебе один экземпляр, так как после составления и редактуры сборника его, вероятно, всё равно придётся перепечатывать. Мне же нужны копии, так как по возвращении в Москву к праздникам я сдам некоторые стихи в «Дружбу народов», с ними я говорил заранее. И в «Литературу и жизнь» – с ними говорил тоже.
Тебе же советую: отобрав лучшие стихи, безотносительно к тому, что успею сделать я, пошли в «Дон». Совпадение тут не страшно. Только перепечатай их сам, так как я оставил лишь по одной копии, и стихи могут затеряться, так что их не восстановишь.
Я пока что лечусь в Гаграх – последствия радикулита.
Жму руку.
Стихи ты пишешь по-прежнему великолепные, но очень трудные для перевода. Боюсь, что стихи «Вера», «О монументах» не пройдут нигде. Постарайся добиться, чтобы они прошли хоть в твоей книге. Если будут поправки – сделаю, как напишешь.

Всегда дружески расположенный к тебе и влюблённый в твой талант,
Николай Асанов
---------------

21 января 1965 года. Москва

Джемалдин!
Как сказал поэт, всё уходит, всё изменяется. Ушёл и Грозный, и мы, наверное, уже не те, что в Грозном, хоть чуточку да изменились.
Наверное, один ты остался прежним, неизменным, громогласным. В моих ушах стоит твой крик: «Кайсын! Кайсын!» В этом крике и торжество, и дружба. Больше ты так никому не кричишь.

До свидания, Джемалдин, благодарю тебя за радушие.
Роберт Бикмухаметов
---------------

9 ноября 1965 года. Москва

Дорогой Джемалдин!
Посылаю Вам переводы четырёх Ваших стихотворений. Работал я с большим удовольствием, ведь Ваша поэзия – настоящая, человеческая, а не манекенная.
Жаль, что в дни Вашей недели я не буду в Москве.
Желаю Вам успеха.

Ваш Семён Липкин
Мой телефон АДС 18-17.
---------------

…Я познакомился с Яндиевым четверть века назад. В то время он готовил свою первую книгу «Мои песни». Знакомство началось несколько необычно, как своеобразным был и остался сам поэт. Он вошёл в номер небольшой грозненской гостиницы (где я жил и работал, готовя первую книгу чечено-ингушской литературы на русском языке) и сразу спросил:
– Вы можете перевести вот такие стихи?
Он вскинул руку, отбивая ею ритм, и принялся читать на ингушском страстно, возбуждённо, что называется, «по-маяковски».
Стихи – не в пример тем, что лежали в подстрочниках на моём столе, – были кратки, ритмически разнообразны, и было сразу ясно, что они эмоциональны «по своей строчечной сути», как писал Асеев. Я попросил поэта перевести их строку за строкой, тут же надписывая сверху звучание на ингушском. Так возник первый перевод и первое знакомство с поэтом по стихотворению, которое – не могу отказать себе в этом удовольствии – приведу здесь целиком:
Как тяжкая капля из тучи,
Когда созревает гроза,
из глаз её
ясных и жгучих
Первая
пала
слеза.
Я бросился,
чтоб удержать её,
ладони подставил моля.
Прожгла она руки и сердце
И в чёрные
пала
поля.
Дружба, начавшаяся с обмена стихами, позволила мне войти в творческую лабораторию незаурядного поэта. А лабораторией этой были и горы, и леса, и аулы, и родной дом Яндиева в селении Балта, где старики-ингуши угощали нас шашлыком, сделанным по тогдашней бедности из козла, а не из барашка, но песни, старинные сказания звучали, как гомеровские.

Николай Асанов,
Москва, 1965 год
---------------

Я РОДОМ ИЗ БАЛТЫ

Если когда-нибудь вам доведётся проезжать по Военно-Грузинской дороге, вы, несомненно, услышите и название моего родного аула – Балта. Он раскинулся у подножия величественного Казбека и со всех сторон окружён горами.
В детстве, во время школьных каникул, мы, мальчишки, часто поднимались на эти горы, и всякий раз картина, открывавшаяся перед нашими глазами, вызывала одновременно восторг и страх. Жутковато было чувствовать, на какую высоту ты вознёсся. Но откуда в это время можно было увидеть всю неоглядную ширь земных долин, чёрную мглу ущелий, стальной блеск реки? Ведь о самолётах нам в те годы и слышать не доводилось.
В ауле нашем издавна жили люди разных национальностей – ингуши, осетины, грузины, русские. Все ребята могли разговаривать на четырёх языках. Во время праздников взрослые ходили друг к другу в гости, относясь с полным уважением к национальным обычаям каждого народа.
Если же случалась беда, она объединяла всех, независимо от того, с кем и в каком конце аула она случилась. Соседи, говорившие на разных языках, становились как бы членами одной большой дружной семьи...
Один завет сквозь вьюгу
и сквозь ночь
Светил нам на дороге
к дням грядущим:
«Отставшему обязан ты помочь
И поспевать за впереди идущим!»
Четырёх лет от роду я потерял мать и остался на попечении своей старой бабушки – бедной горянки. Впрочем, можно ли говорить о «бедности» женщины, чья память хранила сотни прекрасных песен, легенд и сказок?
Это именно бабушка научила меня любить стихи и песни, раскрыла передо мной самую душу наших могучих Кавказских гор.
Особенно запомнилось мне, как мы бывали с бабушкой на мельнице. Пока небольшая горная мельница смелет нашу кукурузу, в горах уже занимается утро. В полумраке сказочно темнеют горы и деревья, таинственно журчит вода, деловито шумят жернова. Я жмусь к бабушке и слушаю её тихий, но чистый голос. И мне кажется, что герои сказок и песен где-то тоже здесь близко, что они с одобрением и благодарностью смотрят на бабушку, которая не даёт людям забыть про них.
В 1927 году заведующая нашей школой Наталья Васильевна, почувствовав, должно быть, любовь мою к литературе, поручила мне ведать школьной библиотекой. Я стал хозяином бесценных сокровищ. Когда я входил в комнату, где по всем стенам были расположены книжные полки, мне казалось, что рядом со мной в этой комнате стоят сами великие авторы этих книг. Тогда я познакомился с произведениями Пушкина, Лермонтова, Блока, Маяковского, Тютчева... С ними я проводил все свободные часы. Правда, ближе всех стал мне Лермонтов. Ведь мы, кавказцы, считаем его своим старшим братом – много и взволнованно писал он о нашем любимом Кавказе!
Стихи я начал писать рано. Любовь к поэзии привила мне бабушка. Я учился в политехникуме и собирался стать механиком, но механик из меня не получился, хотя в 1936 году я успешно и закончил своё учение. Будучи ещё студентом, я впервые решил напечатать собственные стихи. С этого момента жизнь моя круто изменилась. Я так увлёкся поэзией, что, казалось, жить без неё уже не мог. Вся жизнь отныне принадлежала только ей…
Из предисловия к сборнику стихов Дж. Яндиева

«Утренние мысли». – М.: «Детгиз», 1967.
---------------

7 июня 1976 года. Нальчик

Дорогой Джемалдин, здравствуй!
Сегодня авиапочтой отправил письмо оргсекретарю СП Верченко Ю.Н. Думаю, что всё будет хорошо и мы увидимся ещё в Москве. Я тебя обнимаю, мой друг, и желаю тебе здоровья, вдохновения и всего доброго. Сегодня еду в Орджоникидзе к Цагараеву Максиму. Может быть, увидимся и там?
Передай мой привет всему твоему семейству во главе с Раей.
Будь здоров, Гусар!

Твой Кайсын
Копию письма к Верченко
посылаю тебе на память.
---------------

Копия письма Кайсына Кулиева
к Верченко Ю.Н.

Дорогой Юрий Николаевич!
Обращаюсь к Вам с просьбой, которую очень прошу удовлетворить. Лучший поэт Чечено-Ингушетии и один из талантливейших ныне поэтов Кавказа – Джемалдин Яндиев не избран делегатом на Пятый съезд писателей СССР. Количество членов СП республики позволило избрать только одного делегата. И, разумеется, избран председатель Союза. Кроме прочего, Джемалдину Яндиеву в этом году исполняется 60 лет.
Очень и очень прошу, дорогой Юрий Николаевич, пригласить на съезд в качестве гостя этого замечательного лирика. Иначе я буду весьма огорчён и буду чувствовать себя неловко. Сделайте, пожалуйста! Это будет очень справедливо.

Уверенный, что всё будет сделано, заранее благодарный, с уважением к Вам и сердечным приветом,

Кайсын Кулиев
__________

Джемалдин ЯНДИЕВ

ВРЕМЕНИ

Скажи мне, не исчезнет ли в горах,
Подобно эху выстрела ночного,
Мой голос,
Моё песенное слово,
Ответа не нашедшее в сердцах?

Или останусь я в сердцах людей
И отражусь в глазах моих потомков?
Я жизнь прожил среди людей не волком,
Что за добычей рыскает своей.

Не скажут ли, кляня мой бедный прах,
Что мой язык коварный сеял смуту?
Ведь и при жизни я претил кому-то
И неугоден был в моих горах.

Но ты меня взрастило в чистоте,
И пусть я долго шёл по бездорожью,
Я никогда не путал правду с ложью,
Не изменял добру и красоте.

Ведь всё ты знаешь.
Расскажи, как жил,
Что радовало, что меня томило.
Что отчий край, где мать
меня вскормила,
Не забывал я и, как жизнь, любил.

Что я журчанья горных родников,
Как в жаркий полдень жнец усталый,
жаждал,
Что бьются они в строчке моей каждой
И в каждом слове всех моих стихов.

Перевод А. Передреева

ЗИМА

Зимних дней безмолвные кочевья!
Тишина! Твоя пастель бела,
Обнищали тихие деревья.
Осень их одежды унесла.

Наши горы вдаль глядят без речи,
Неподвижен елей строгий ряд,
Шалями окутаны их плечи:
Так на свадьбах девушки стоят.

Топоры не блещут над водою,
Сами воздвигаются мосты,
И порой метели бродят, воя,
Поджимая белые хвосты!

Перевод А. Тарковского

ИНЕЙ

Там, где вершины гор
Кажутся нам твердыней,
Снежный блестит убор,
А на равнине – иней.

Будет ветров набег –
С гор унесёт он снег,
Солнце сверкнёт равнине –
Инея нет в помине.

Милый мой друг, скажи:
Скоро ли заблистает
Солнце дня и растает
Иней моей души?

Перевод С. Липкина


ЛЕЙЛА

Для тебя, для милой Лейлы,
Берегу луга в цвету.
Для тебя, для милой Лейлы,
На лугу венок плету.

Для тебя
Мой самый зыбкий,
Самый робкий
Из лучей:
Пусть сравнится он
С улыбкой
Чуть заметною твоей.

А в моей корзинке бедной
Для тебя
Сладчайший плод.
Для тебя
Земля цветёт
И восходит месяц медный.

Взор на мне останови,
Милая Лейла,
Преклони глаза твои,
Милая Лейла,
Умираю от любви,
Милая Лейла.

Пить хочу я – напои,
Милая Лейла,
Опусти свой светлый взор,
Лейла,
Лейла,
Дай напиться
Из глубоких
Голубых твоих озёр.

Перевод А. Тарковского

ДАЙ МНЕ, ВРЕМЯ

О, дай мне, время, дай мне, время,
Дай, время, мне вскочить в седло,
Дай, время, ногу вставить в стремя,
Отбросить робость, точно бремя,
От родины в счастливый час
Похвал дождаться
Дай мне, время!

Коня пришпорив перед всеми
И, пролетая, взволновать
Сердца людские
Дай мне, время!
Излиться до конца в поэме
И, как трубы призывной медь,
В горах родимых прозвенеть.
Всё то, что сердце хочет спеть,
Вернуть народу
Дай мне, время!

Перевод А. Тарковского


МАТЬ ПОЁТ

Месяц тонет
в дымке тонкой,
Гаснет сонный небосклон.
Мать баюкает ребёнка,
А над ним
Летает сон.
В дом вступает сновиденье,
Дрёма ходит в серебре,
Мать поёт.
И спит селенье,
Спит селенье на горе.

Перевод А. Тарковского

Марьям ЯНДИЕВА,
"Литературная газета", выпуск 50, 2006 г.

CAUCASIAN
04.02.2009, 12:46
АРСЕНИЙ ТАРКОВСКИЙ – ПЕРЕВОДЧИК ДЖЕМАЛДИНА ЯНДИЕВА

В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения Арсения Тарковского – последнего поэта «серебряного века» русской литературы.

А.А. Тарковский родился 25 июня 1907 года в Елисаветграде (ныне Кировоград) Херсонской губернии. По воспоминаниям современников, он твердо решил стать поэтом еще в шесть лет, когда попал на вечер поэтов Северянина и Сологуба, посетивших Елисаветград.

Уже в 30-х годах Тарковский был признанным мастером слова, однако первая книга Арсения Алек¬сандровича увидела свет только в 1962-м. А еще через 17 лет, в 1989 году, он стал лауреатом Государственной премии СССР (сборник «От юности до старости»).

Сборники из переведенных им стихов кавказских поэтов выходили в Грузии и в Армении. Его оригинальные стихи переведены на итальянский и голландский, немецкий и французский и японский языки.

О творческих и человеческих связях А.А.Тарковского с Ингушетией рассказывается в статье кандидата филологических наук Марьям Яндиевой.


Выдающийся русский поэт и переводчик ХХ века Арсений Александрович Тарковский познакомился с Джемалдином Яндиевым и его поэзией в 1938 году. Он переводил в эти годы северокавказских поэтов (после войны, во второй половине 40-х годов – была грузинская поэзия), в частности, ингушских и чеченских. Этим и был обусловлен его приезд в тогдашнюю Чечено-Ингушетию, Союз писателей которой возглавлял совсем ещё юный Джемалдин Яндиев. Будучи председателем правления писательского союза, он организационно обеспечивал нормальную с точки зрения быта и эффективную в профессиональном отношении работу переводчика в течение нескольких месяцев.

Помимо предоставления подстрочников трех ингушских и семерых чеченских поэтов[1], оформления договоров, размещения в гостинице (кажется, это была знаменитая гостиница «Грознефти», тогда «Госснаба», наиболее статусная и комфортабельная в г. Грозном), Дж.Яндиев в прямом смысле открывал русскому поэту уникальный мир горной Ингушетии и Чечни. Причем, делал это, судя по воспоминаниям самого Тарковского, весьма интенсивно и энергично: верхом на лошадях, с привалами у пастушьих костров, в домах у простых горцев, в том числе и в своем отчем доме – в неповторимой Балте…

«В тридцать восьмом году я впервые приехал в Грозный – главный город Чечено-Ингушетии, чтобы начать работу над сборником переводов произведений тамошних поэтов. Как молоды тогда все они были! Как молод был и я! Председателем Союза писателей был Джемалдин Яндиев и выглядел он так, словно происходил не от людей, а из племени орлов. Мое знакомство со страной началось с поездок верхом вместе с Джемалдином по лермонтовским горам Чечни и Ингушетии, с привалами на горных пастбищах у пастухов, знавших назубок стихи и Джемалдина, и его товарищей по Союзу писателей.

Однажды мы заехали с ним в аул (не помню, как он назывался), где жила одна из героинь его поэзии, бабушка Джемалдина… «Мне бабушка тихую песню свою певала, на грудь мою слезы роняя…».

Никогда – ни ранее, ни поздней – я не переводил ничьих стихов таким «чечено-ингушским» способом – между двумя поездками по горам, между двумя перевалами, у костров над сумасшедшими горными речками, торопясь «доперевести» каждое стихотворение…» [2].

Очевидно, этот особый, динамичный ритм тарковско-яндиевского творческого тандема энергетически был задан и заряжен стремительностью и экстремальностью каждодневного, могущего прерваться в любое мгновение бытия. «Алкая» жизни во всех ее проявлениях в контексте тотальной социальной инверсии, юный ингуш со своей лирической и человеческой сверхизбыточностью, в глазах опытного и осторожного Тарковского выглядел очаровательным «сыном гор». О чем он позже засвидетельствовал в ином, чем дружественное и дружеское воспоминание, строгом, жанре служебной записки (отчета?).

Дело в том, что тогда же Тарковскому Правлением Союза писателей СССР, Бюро национальных комиссий было поручено подготовить характеристики на некоторых писателей Чечено-Ингушетии, воспользовавшись возможностью довольно продолжительного общения с ними при подготовке переводов.

Записка Тарковского совписовскому начальству называлась «Что нужно сделать для Чечено-Ингушского союза?» Лаконичные и содержательные характеристики нескольких персон с оценкой их литературного дарования следовали по «убывающей» шкале: «Вот как распадается состав Союза писателей Чечено-Ингушетии по дарованиям[3]:

Очень способные люди:

1. Джемалдин Яндиев (Председатель Союза). Почти сложившийся поэт, чувствуется некоторое влияние Есенина (повышенная метафоризация), зыбкость темы; нечеткий рисунок, расплывчатость и непоследовательность и вместе с тем большой лирический подъем, соловьиный голос. В Чечено-Ингушетии окружен любовью, всеобщим признанием. Очень молод, скромен, но – к несчастью – не слишком культурен. Ничем, кроме поэзии (я говорю о знаниях), не интересуется. В стихах разбирается хорошо. Ему очень вредит односторонность интересов. Ему нужно учиться и – лучше всего – в нелитературном вузе.

Должен сказать, что Яндиев исполняет в союзе все обязанности (так было до осени 1938 г.), - начиная от председательских, кончая секретарскими (Джемалдину – то всего в это время 20 с небольшим! – М.Я.). Пишет он урывками, между двумя посетителями, м.б. – стихи его иногда слишком туманны. 20.XI.39. А.Тарковский»[4].

«Новый», как писал сам Тарковский, «способ перевода» – между поездками и встречами – оказался весьма результативным: было переведено шестнадцать стихотворений Дж. Яндиева, несколько из которых стали классическими. «Сагот ма де, нани, сагот ма де» («Обо мне ты не думай, нана»), «ГIоргва со истаро сана» («Пойду я медленно, как вол»), «Керда шу» (Новый год»), «Хьо ловза, са или» («Звени, моя песня»), «Зама» («Время»), «Iа» («Зима»), «Даьхе» («Родина»), «Йолле, йолле, са назмаш» («Посвящение»), «Ма кIорга ба са бIарг» («Как теперь глубок мой взор»), «Со зIамга волча хана» («Впервые в горах я увидел зарю»); «Кхийтта боагIагача малхо сана», «ЙоагIа бIаьсти мо», «Iурра сийрдаьлча малх кхете» (совокупно эти стихи стали основой двух стихотворений: «Лейла» и «Любимая – луна»); «Или даха, са дог» («Сердце»); «Чехотках иллача мо бос байна», «Сийна шовлакхаш тIатехка», «Юхакхаьчав со» (считаем, что эти три стихотворения легли в основу большого стихотворения «Домой»).

Смуглолицый, с «соловьиным» голосом двадцатилетний ингуш из Балты (где главным делом жизни был крестьянский труд и простая, незатейливая, но чистая и ясная в своих основах жизнь), мысливший и выражавшийся переполнявшими его юную плоть и душу лирическими образами, был отмечен в общем потоке так называемой младописьменной ингушской литературы большим русским поэтом блистательного «Серебряного века» (по своим связям корневым) как истинный лирик на самой заре своей жизни. Безусловно, это была счастливая встреча…

Несмотря на духовную связь с великой традицией, А.Тарковский формировался в 20-е годы, «в суровое время симбиоза нэпмановской пошлости с новой идеологией, относительной свободы предпринимательства – с застенками ГПУ. Формировался в тихом, но твердом противостоянии кипящему социальному аду. Авангардизм, конструктивизм, социальный заказ, наигранно бодрая публицистическая натуга, наконец, имитирующая реализм эклектика – все это было чуждо музе Тарковского изначально. На таком фоне возмужание лирического героя Тарковского удивляет своим достоинством, благородством»[5].

Достоинство и благородство его выразились в ясной и лаконичной русской речи, упорядоченной строфике, доброй любви к жизни (несмотря на ужас реальности, в которой жил); в своеобразии суровой и лапидарной поэтики. «Вместо… мандельштамовской веселости духа, чреватой стремительными срывами в невероятную боль, муза Тарковского обладает уравновешенностью, даже суховатой серьезностью – при умеренном, но прочном, в общем-то оптимизме. Есть явный минимализм и в средствах выражения, и в жизненных установках лирического героя, а в этой имманетной негромкости – величие и четкая мудрость, противостоящие балагану эпохи»[6].

Внутреннее достоинство, совершенство литературных качеств, выразившихся в чистой речи и утонченной образности поэта А.Тарковского (писавшего стихи всю жизнь, но увидевшего изданной свою первую книгу лирики «Перед снегом» в 55 лет в 1962-ом году!), – адекватно отразились в переводах ранней лирики Дж. Яндиева.

Как переводчик А.Тарковский имел вполне благополучную советскую судьбу, «ибо переводил не из потребности, а для заработка, человек лояльный и осторожный, был на деле, быть может, сам того до конца не осознавая, настоящим литературным подпольщиком, десятилетиями неуклонно творящим свой несравненный лирический микрокосм…»[7].

Столь полезные для советского общества рассматриваемого периода качества – осторожность и лояльность – умный русский интеллигент и аристократ А.Тарковский проявлял всю свою жизнь. Встреча его, творческая и человеческая, с юношей Дж. Яндиевым, поэтом от Бога, безусловно, повлияла на последнего, выкристаллизовав в его сознании возможно единственную пристойную формулу физического и творческого выживания в «сталинской ночи». А именно: держаться не против течения, не по течению, а вне каких-либо течений. Будучи феерическим «художественно-эстетическим снарядом», которым «выстрелила» ингушская речь в XX веке, Дж.Яндиев, как представляется, и продержался внутри своих драматически-напряженных размышлений о мире, отчеканенных в метафорических образах и глубоких философских смыслах, в сталинском (и после) экстриме, не убившись раньше отпущенного небесами срока, именно благодаря этой формуле-талисману.

Осторожность Тарковского по-видимому была связана с его личной биографией, в которой имелось и аристократическое происхождение, расстрелянный старший брат, и нерасстрелянный чудом в Елизаветграде отец (спас звонок Ленина, знавшего его лично). А также какая-то не совсем земная (несоветская уж точно) породистая внешность очень красивого мужчины.

Физическая породистость Дж.Яндиева, скульптурно отточенная, и позволила Тарковскому сравнить его с орлом. Который царственно и одиноко высоко парит над всеми и всем, зорко взирая со своей высоты. Но – молча. За тарковской метафорой стояло провидческое понимание ценностной сути, а также будущей судьбы. Яндиеву предстояло после годы и годы молча и несуетно нести (будучи крепким в своей моральной правоте) высокое бремя поэта, истинного художника. Для которого только стихи, только поэтическое слово – единственная потребность и возможность выживания, спасения от кошмара. И он действительно без шума и крика стойко нес это бремя: на гребне ли короткой славы государственного поэта, в экзистенциальной бездне депортационного изгойства, в каждодневной казенщине «советской жизни».

В самый разгар «сталинского рая» Тарковский разглядел в смуглолицем ингушском «орле» потенциал стоика, судьбой обреченного на бесшумное (негероическое, непафосное) сопротивление всему, что не есть подлинная жизнь.

«Соловьиный голос», мелос «ингушского Есенина» продуцировался гортанным горским артикуляционным аппаратом с такой интенсивностью, что его тембр и модуляции способствовали пониманию ингушских слов и метафор и у не знающих ингушского языка. Метафорическая и фразеологическая переизбыточность действительно иногда затмевали, «затуманивали» темы стихов, но сила и энергия правды (прежде всего эстетической) были таковы, что он уже на раннем этапе выламывался из общего национального ряда и масштаба. И действительно, как орел, воспарил в большой поэтический космос. Зрелые и самые поздние произведения Дж.Яндиева читают и понимают[8] (а главное – верят им) люди из совершенно иных культур, поколений и этнолингвистических традиций.

Очень рано уйдя от трескучего пафоса, он приникал к жизни, ее потоку в самых точных и простых выражениях и образах, идущих из национального фольклора, придавая своим произведениям исповедальную форму. Короткие, чеканные исповеди Яндиева апеллировали к каждому человеку, которого он видел равным себе (не выше и не ниже). Равенство с каждым на ментальном уровне определяло обилие личных местоимений (прямых и косвенных) в каждом стихе. И это в эпоху абсолютной социальной стадности, синхронного существования «масс»!

Высокое качество его личности понял и принял другой выдающийся переводчик поэзии Дж.Яндиева – Семен Липкин, «двойник по литературной судьбе» А.А.Тарковского. В одном из коротких рабочих писем осенью 1965 года Липкин писал «дорогому Джемалдину»: «Посылаю Вам переводы четырех Ваших стихотворений[9]. Работал я с большим удовольствием, ведь Ваша поэзия – настоящая, человеческая, а не манекенная»[10].

Человечность шла из драматического понимания жизни как испытания, страдания, которое нужно достойно выдержать; абсолютного приятия мира как Божьего творения. Возможно именно это печальное знание и помогло ему не ожесточиться и не озлобиться, не уйти в различные общественно-политические игрища, а подняться на свою «орлиную» высоту, на которую он смог подняться.

…Возвращаясь к воспоминаниям А.Тарковского 38-го года, необходимо остановиться на упоминании факта знакомства в родном селе Дж.Яндиева – Балте – с одной из героинь его поэзии – бабушкой поэта по отцу, которая происходила из рода Хулхой. Она была носительницей большого объема бесценных народных сказаний, легенд и песен. Прожившая 103 года (умерла совсем незадолго до депортации ингушей в 1944 году), бабушка (её звали ХозйоI, в переводе «Красивая девушка») оказала на будущего поэта в самом раннем его детстве колоссальное влияние как национального художника-мыслителя и создателя образов. «Четырех лет от роду я остался на попечении своей старой бабушки – бедной горянки. Впрочем, можно ли говорить о «бедности» женщины, чья память хранила сотни прекрасных народных песен, легенд и сказок? Это именно бабушка научила меня любить стихи и песни, раскрыла передо мной самую душу наших могучих Кавказских гор. Особенно запомнилось мне, как мы бывали с бабушкой на мельнице. Пока небольшая горная мельница смелет нашу кукурузу в горах уже занимается утро. В полумраке сказочно темнеют горы и деревья, таинственно журчит вода, деловито шумят жернова. Я жмусь к бабушке и слушаю ее тихий, но чистый голос. И мне кажется, что герои сказок и песен тоже где-то здесь, близко, что они с одобрением и благодарностью смотрят на мою бабушку, которая не дает людям забыть про них»[11].

ХозйоI Хулхоева-Яндиева так ошеломила русского поэта Тарковского своей подлинностью и уникальностью, что он запомнил и запечатлел её не только в прозаическом тексте-мемуаре, но и в поэтическом произведении.

Оригинальное стихотворение Дж.Яндиева, «Со зIамга волча хана» («Когда я был маленьким») А.Тарковский перевел под названием «Впервые в горах я увидел зарю» (по названию первой строки). Это большое сюжетное (условно мы относим его к «этнографическим» в ранней лирике поэта) стихотворение, в основе которого лежит биографическая канва.

Мать, слишком рано покинувшая мир, и оставившая до конца жизни поэта пронзительное чувство одиночества и глубоко скрытого страдания; конкретный вещественный и природный мир, окружавший крестьянского мальчика, цепко фиксировавшего его неповторимость и чудо: большой камень-валун, выброшенный Тереком, молнии, сверкающие над Столовой горой; старого вола и пса, лающего по ночам на крадущуюся по небу луну; языческие древнеингушские солнечные могильники с мумифицированными силуэтами-тенями бедных горских матерей, навеки склоненных над своими младенцами, так и не увидевшими мир…

Образ бабушки Джемалдина Яндиева – Нани, – завороживший Тарковского, стал главным в стихотворении «Впервые в горах…», «заслонив» собой образ матери, лежащий в первооснове оригинала произведения «Со зIамга волча хана»:

Со зIамга волча хана
Лувкхера[12] бартха цIен тIехьашка.
Iурра-Iурра ухар са нана
Цун юхе гIолла михьашка.

Йодар из гош хьалха баьхе
Лаьттан тIар бIарг Iа боаккхаш,
ЙоагIар из букъ тIа баьле
Гош сетташ, гIа боахаш.

Со лелара наьна лоамашка
Уйла йоацаш,лийг мо ловзаш,
Маьтта лоаман довкъашка
Ди техча хьахарашка лечкъащ…

(Когда я был маленьким,
Говорящий камень был за нашим домом,
Каждое утро ходила моя мать
Мимо ив, стоящих около него.

Шла она, сгибая колени,
Не отрывая глаз от земли,
Шла она сгорбившись,
Шагала, передвигая колени.

Я носился среди родимых гор
Без мыслей, как лань, играя,
На склонах Столовой горы
В сакле прятался, когда ударит молния…)

Перевод А.Тарковского:

Впервые – в горах я увидел зарю;
Желтели по осени горные скаты
И сердцем я радуюсь. Я говорю:
Отец мой – Октябрь, золотой и крылатый.

В младенчестве, звонкое эхо дразня,
Я бегал, как серна, - и травы шумели,
Ручьи ввечеру усыпляли меня,
А солнце будило меня в колыбели.

Мне бабушка тихую песню свою
Певала, на грудь мою слезы роняя;
Я в сердце свинцовую ношу таю
И мучит меня эта тяжесть седая…

Стихотворение – большое по объему (в оригинале целых 12 строф, в переводе – 10), давало возможность эпического развития биографического сюжета, согласно четкой идейной дихотомии: «тёмное прошло – светлое настоящее». К тому же календарный октябрь (месяц рождения поэта Яндиева) счастливым образом совпадал с Октябрем идеологическим (т.е. с большой буквы) «Ментальная морфология» ингушского детства, изначально драматическая и точная в деталях, как бы орнаментировалась переводчиком социальным «оживляжем», обеспечивая молодому ингушскому поэту благополучную издательскую судьбу (и не только этого стихотворения).

Как человек с неповрежденным творческим сознанием Тарковский – переводчик всё-таки руководствовался не интересами политической ангажированности и социальной «службы», а личным «гербовником чести». Что означало не свободу от пропаганды, а свободу главную, внутреннюю, тайную (по определению Блока): «Тарковский думал лишь о наилучшем выполнении собственных, поставленных им перед собой задач и никогда – чтобы кому-то потрафить в тоталитарное время…»[13].

Блистательным воплощением этой уникальной тарковской «конспиралогии» является перевод стихотворения Дж.Яндиева «Наьна или» («Песня матери»).

Это произведение образец идеального воплощения в поэтике и мелодике стиха неповторимого ингушского умостроя и мирочувствования. Простая и искренняя крестьянская мечта (видеть сына счастливым и успешным) представлена в таких органичных и зримых образах и метафорах, «живом» словаре – фразеологизмах и идиомах ингушской речи, в нежной интонации классической колыбельной песни, что делают этот текст, очень субъективный в своей чарующей интимности и наивности, универсальным, резонирующим «всечеловечески»:

Тхьовсалахь, нане! тхьовсалахь, нане!
Мерзача набарах, мерза тхьовсалахь!
Тхьовсалахь, нане! тхьовсалахь, нане!
Хозача набарах, хозза тхьовсалахь.

Леларгвац хьо сагIа дехаш,
Яхаргдац хьох эзди вац.
Леларгвац хьо ираз лехаш
Аргдац хьога дин дика бац…

(Усни, мамин, усни, мамин!
Сладкие сны видя, сладко усни!
Усни, мамин, усни, мамин,
Красивые сны видя, красиво усни.

Ты не будешь ходить, просить милостыню,
Про тебя не скажут, что ты не из благородных.
Ту не будешь ходить искать счастье,
Про тебя не скажут, что конь плох…).


Перевод А.Тарковского:

Спи, мой прекрасный, спи, золотой мой!
Радостный сон увидишь, мальчик.
Спи, мой прекрасный, спи, золотой мой!
Сладостный сон увидишь, мальчик…

Ты не станешь, мальчик милый,
Побирушкой у меня,
Не проходишь до могилы
Без удачи, без коня…

Магическая сила этих простых строк идёт все из той же «ментальной морфологии» национальной жизни с её главными доминантами: семья, мать, дом, горы. Как и наивная надежда на персонифицированное «добро мира» в лице Вождя («Сталин помнит» о смуглощеком мальчике, засыпающем под напев своей матери, верящей во всевидящего – безальтернативного советского бога, – который непременно позаботится о её мальчике). Тарковскому, счастливо избежавшему в те годы быть переводчиком стихов молодого вождя (в юности «бог» писал стихи), безусловно, было непросто «монтировать» Сталина и сталинское в эстетическую ткань подлинно художественного текста. Но как выдающийся профессионал («нелегал» на «пиршестве живых» - С.Липкин) он виртуозно справлялся с этой задачей. В случае перевода данного стихотворения Дж.Яндиева это совершенно очевидно: он удлинил «Песню матери» на десять строк, создав на основе других, пантеистических (условно говоря) стихотворений поэта («Сийна шовлакхаш тIатехка» / «Голубые шелка накинув», «Кхайкорах иллача мо бос байна» / «Как больной, потерявший жизни цвет», «Цу дIаьхча сийнача бога чу» / «В этой огромной синей чаше»), пронизанных сильнейшей эмоцией упоения природой и мирозданием, – по сути самостоятельный текст. Под названием «Колыбельная» эти драгоценные десять строчек и «зажили» своей собственной жизнью, став одним из шедевров лирики Дж.Яндиева:

Месяц тонет в дымке тонкой,
Гаснет сонный небосклон.
Мать баюкает ребенка,
А над ним –
Летает сон.

В дом вступает сновиденье,
Дрема ходит в серебре,
Мать поет –
И спит селенье,
Спит селенье на горе.

Простодушный в узнаваемой социальной, житейской конкретике и как бы заземленности речитатив – просьба матери о «золотой судьбе» ребенку, явленный ранее в этих строках одухотворяется до эстетически безупречного образа предвечного Бытия: Мать, Дитя и тихий свет Мироздания, дающий покой благостного умиротворения. Картина универсальной гармонии, словно увиденная сверху, с Небес. И это в «кипящем аду» «текущих» 30-х годов…

Среди переведенных А.Тарковским стихотворений было «Зама» / «Время». Никоим образом не пытаясь угодить «разбойной власти», ни читателям, ни цензуре, переводчик очень точно (прямо построчно) передал в этом произведении первозданный, распирающий душу восторг перед жизнью. Юный Яндиев пленительно дерзок и трогателен одновременно в своих мыслях и надеждах «оседлать» время и ускользающую жизнь. Это выражено в динамической интонации и эмоционально-метафорической образности двух первых строф. Их избыточность уравновешивается в последней строфе совершенно иной интонацией и грустным пониманием исчерпаемости, конечности жизни в каждом энергично прожитом годе. Социальный оптимизм текущего времени «минимизируется» трезвым осознанием того, что время уносит ввысь в самом прямом смысле – т.е. в вечный покой. Это раннее и не очень оптимистическое «прозрение» двадцатидвухлетнего поэта эстетически адекватно передано познавшим жизнь драматически Тарковским.

Зама, Зама ва дошо зама
Хаьхка дин мо йода хьо.
Хьо тIехъа боахаш чехка гIа
Хьа кес лаца гIерташ вода со.

Лоамаш, ареш, фордаш, доашаш
ЦIаккха кIаьдлулга фуд ца ховш,
Йода хьо кура, яIа доахаш
Сабар! Сабар! аьлча саца ца ловш…

(Время, время, о золотое время,
Скачущим конем несешься ты,
За тобой гонясь быстрым шагом
Бегу я, пытаясь схватить тебя за карман[14].

Горы, поля (дали), моря проходя (оставляя сзади),
Усталости не зная,
Мчишься ты гордо,
Тише, тише, если сказать, не желаешь остановиться.

Время, время, о золотой конь,
Утренней звездой давая мне покой (успокаивая),
Как выстрелом поднятые вспугнутые птицы,
Уносишь ты мои молодые, быстрые годы).

Перевод Тарковского:

Время, время, конь лихой,
За тобой бегу – постой!
Дай до гривы золотой
Дотянуться мне рукой!

Через воды, горы, долы
Устремляешь свой полет,
Пролетаешь, конь веселый, –
Подожди! – а ты – вперед!

Гаснет звезд молочный свет
И смотрю я, молча, ввысь,
Выстрел поднял птиц? О, нет! –
Годы юные взвились…

За многоточием этого стихотворения последовали почти двадцать лет Катастрофы – национальной и личной. Следующие книги на родном и русском языках увидели свет лишь в 1958-1959 годах – «Наьна лоамаш» («Родные горы») и «Горская песня». Пережив всё, что мог выдержать человек в XX веке: изгнание с родины, гибель родных, разрушение семьи, потерю смысла существования, – поэт вернулся из небытия посредством поэзии. Жизнь и судьба отразились в стихотворениях после длительнейшего безмолвия не сюжетно-социально, а в отрефлексированной афористической мысли, в глубоко затаённом страдании, облаченных в чеканные образы.

В последепортационном творчестве в произведениях Дж.Яндиева уже совсем нет места быто- и социоинтерпретаторству. Становится абсолютно ясно, что он – чистый художник. Совсем по-блоковски: «Не критик, потому что художник»… Свои страдания поэт выразил не бытовой, социальной публицистичностью, а глубоко эстетически.

На новом витке своей жизни он вновь вернулся к образу времени. И вновь это произведение, как 20 лет назад, переводит Арсений Тарковский. Стихотворение «Ха я сона» («Дай мне») в переводе «Дай мне, время» выражает трепетное ожидание и надежду на трансформацию «недоброго» бесчеловечного времени в гуманное, человечное. В котором будет место Поэту, стремящемуся прозвенеть, излиться наконец в свободном и честном слове, выплеснуть в мир всё, что сжимало сердце и певческое горло долгие годы безвременья.

Ха я сонна,
Со вахар,
Ха я!
ШоллагIа ког
Аз лийттача боллалца
«Шод дика тохал, ва кIанат»!
Сонна даьхес аллалца.
Сай коача дын
Майра хьовзабаь
Аз дегаш ловза дахалца,
Зама, ха я сонна!
Сай Дега илли даьккха
Наьна лоамаш аз декалца,
Дега чу мел бола безам
Аз Даьхенна дIабаллалца,
Зама, ха я сонна!
Ха я сонна, ва зама!

(Дай мне,
Жизнь моя,
Дай!
Пока я второй ногой
не шагнул.
«Кнутом хорошо ударь, джигит!» –
Пока мне отчизна не сказала,
Своего быстрого коня
Смело взнуздав,
Пока я сердца не заставил радоваться,
Время дай мне!
Своего сердца песню спеть.
Я свои родные горы не заставил звенеть,
Сколько в сердце любви есть
Пока я Отчизне не отдал
Время, дай мне,
Дай мне, о время!).

Перевод Тарковского:

О, дай мне, время, дай мне, время,
Дай, время, мне вскочить в седло,
Дай, время, ногу вставить в стремя,
Отбросить робость, точно бремя,
От родины в счастливый час
Похвал дождаться
Дай мне, время!

Коня пришпорив перед всеми
И, пролетая, взволновать
Сердца людские
Дай мне, время!
Излиться до конца в поэме
И, как трубы призывной медь,
В горах родимых прозвенеть.
Всё то, что сердце хочет спеть,
Вернуть народу,
Дай мне, время!

Поэт А.Тарковский, тяготевший «…к эпике, несмотря на небольшие стиховые объёмы», феноменально умел лирическую миниатюру – четыре-семь, как правило строф… насытить содержанием и протяженным ладом настоящего эпического полотна, некоей суровой преображенной гражданственностью»[15]. Переводчик А.Тарковский передает трагедию депортационного «эпоса» на иной, более качественной – эстетической – ступени, исключительно лирически преображая гражданский пафос.

Это было последнее (семнадцатое по счету) произведение Джемалдина Яндиева, переведенное Арсением Александровичем Тарковским. Личные человеческие и рабочие контакты поэта и переводчика продолжались вплоть до 1978 года. Последняя встреча Дж.Яндиева и А.Тарковского состоялась в издательстве «Советская Россия», в переулке Сапунова.

… А в апреле 1965 года А.А.Тарковский принял активное участие в обсуждении творчества Джемалдина Яндиева в Союзе писателей РСФСР. Московские переводчики и коллеги по цеху анализировали его стихи. В частности, Семен Липкин сказал следующее: «…Наиболее легок для перевода Расул Гамзатов, у него в каждом стихотворении есть остро отточенная мысль. Стихи Яндиева требуют иного подхода. Они, прежде всего, очень эмоциональны, и передать их настроение очень трудно. Только очень внимательный исследовательский взгляд даёт возможность воссоздать первоначальное чувство и прелесть поэзии Яндиева»[16]. Он прочитал несколько стихотворений поэта и остановился на вышеуказанном переводе Тарковского «Дай мне, время»: «Это очень сильное стихотворение. Тема такая, что поэт должен вернуть народу всё то, что он сам получил от него, и эта тема знакома нам по другим его стихотворениям. Всеми силами нужно способствовать тому, чтобы в Москве любовно и хорошо были изданы его произведения, и тогда новая звезда в большом созвездии талантов Кавказа станет сиять для всей страны»[17].

Джемалдин Яндиев так и не стал советской кавказской «звездой», но Тарковскую духовную – орлиную – высоту, явленную в лучших образцах его лирики, он взял…



Примечания.

1. А.Тарковский тогда перевел Дж.Яндиева, Х.-Б.Муталиева, А.Хамхоева, А.Мамакаева, М.Гадаева, М.Исаеву, Н.Музаева, Б.Анзорову, М.Актемирова и К.Муртазалиеву. Под названием «Поэты Чечено-Ингушетии» переводы их произведений вышли небольшой книжкой в 1939 году в Чечинггосиздате, в г. Грозном. Ответственным редактором этого сборника был Джемалдин Яндиев.
2. А.Тарковский. Доброе рукопожатие (Отрывок из заметок). – См.: Джемалдин Яндиев – знакомый и незнакомый. Воспоминания, посвящения, письма. – Грозный, 1992. С. 51-52.
3. После Яндиева следовали: «…Ахмет Хамхоев – слепой, певец радиокомитета. Способный, культурно ограничен, но многого и не потребуешь, зная его увечность. Живет в ужасных условиях. 200-250 руб. жалованья на него и его жену; тесная комнатушка. Нужно: постоянная денежная помощь – так, чтоб хватало и на табак, улучшить квартирные условия.
Хаджи-Бекир Муталиев – теперь стихов не пишет, много работает над переводами (перевод полит. литературы, худ. прозы). Как поэт – в Ингушетии популярен.
Идрис Базоркин – драматург, директор нац. театра. Культурней остальных членов Союза. Материально – кажется обеспечен.
С другими членами Союза я дела имел мало, ничего конкретного сказать о них не могу…»
4. ЦГАЛИ. Ф. 631. Оп. 6. Д. 541. Л. 61. Выявлено Б.Газиковым. (Копия в личном архиве автора).
5. Ю.Кублановский. Благословенный свет // Новый мир, 1992, №8. С. 234.
6. Там же. С.235.
7. Там же. С.234.
8. Много позже, после ухода из жизни и «текущего литературного процесса», его стихи переводили и научно осмысливали немецкие, японские переводчики-филологи, находившие в поэзии ингушского лирика «созвучные» им темы и образы.
9. Это: «Речь горных аулов», «Путнику», «Мы жили» и «Гость», вошедшие в очередной сборник Дж.Яндиева «Утренние мысли» (Москва: «Советский писатель», 1958). Книга была издана после пятнадцатилетнего вынужденного молчания.
10. Джемалдин Яндиев – знакомый и незнакомый. Воспоминания, посвящения, письма. С.115.
11. Джемалдин Яндиев. Утренние мысли. Стихи. – М., 1966. С. 6-7.
12. Говорящий камень – эхо (ингушск.).
13. Ю. Кублановский. Благословенный свет. С. 236.
14. Ингушская идиома.
15. Ю. Кублановский. Благословенный свет. С.234.
16. С. Чахкиев. Радость творческих встреч // Грозненский рабочий, 1965, 6 мая. № 105. С.4.
17. Там же.

CAUCASIAN
04.02.2009, 12:49
СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ УЧЕНОГО, ГУМАНИСТА (ЕВЛОЕВ СУЛТАН ИСАКОВИЧ)


После публикации материала о работе медицинского факультета Ингушского государственного университета ко мне стали поступать звонки с просьбой рассказать о деятельности врача, ученого-морфолога Евлоева Султана Исаковича, хорошо известного в прошлом в СССР и за рубежом. У меня не было материала об этом человеке, я только слышал, что в последние годы он работал доцентом в Чечено-Ингушском госуниверситете на кафедре анатомии медицинского факультета.

Мне вспомнилось по этому поводу одна история. В конце января, когда я заканчивал стажировку в ЦКБ в Москве, ко мне обратился старый товарищ и попросил помочь дочери, которую собирались отчислить из медицинской академии им. Сеченова за неуспеваемость по морфологии (анатомии). А руководитель кафедры - мой старый товарищ по институту, профессор Пальцев, он же ректор академии, всемирно известный морфолог.

Мне очень не хотелось к нему идти по этому поводу, но страдальческое лицо моего товарища подтолкнуло к этому визиту. По пути к нему в ректорат в памяти вдруг всплыл случай сорокалетней давности. Тогда по моей инициативе комсомольцу Пальцеву объявили выговор на бюро комитета комсомола факультета за незначительную провинность. Он был талантливым, несколько рафинированным юношей, который не очень считался с нами.

Профессор Пальцев встретил меня приветливо. Я запоздало извинился за несправедливый выговор в далекой молодости. Мы вместе посмеялись. Быстро решив проблему нерадивой студентки, он вдруг спросил:

- Ты не знаешь судьбу известного врача-морфолога Евлоева Султана? Я читал его уникальные работы по морфологии, многие из них опубликованы в специальных журналах в США, Англии, Германии.

Я толком ничего не мог ему сказать.

Профессор Пельцев, ученик академика А. И. Струкова, всемирно известный патологоанатом, конечно же, знал обо всех известных ученых-морфологах. О нашем разговоре я забыл и вспомнил о нем на встрече с профессором А. Х. Аушевым.

Это Адрахман Хасанович поведал мне, что Султан Евлоев был, пожалуй, единственным морфологом-ученым среди чеченцев и ингушей (напомним: морфология - учение о тканях).

Он многое сделал в этой области, работая доцентом на кафедре анатомии на медицинском факультете Грозненского университета.

- Мы хотели на факультете сделать уголок морфологии, но родственники не предоставили фотографии, материалов, - отметил он с сожалением.

- Он занимался космической медициной, приглашался в Космический центр, защитил диссертацию на тему: Морфологические изменения нервного аппарата предсердий собак в космосе .

На прощание профессор Аушев посоветовал: Сходите в Минздрав РИ к Фатиме Героевой, она, кажется, его родственница, может быть у нее что-нибудь найдется .

Я тотчас отправился, не замедлил воспользоваться советом. Отклоняясь от темы, не могу не сказать, что Фатиму Героеву я знаю давно, наверное около 20 лет.

Если сказать, что она талантливый врач и блестящий организатор, то ничего не сказать.

В самый тяжелый период в ЧР, когда уже годами недавали зарплату, обнищали все лечебные учреждения и развалилось здравоохранение ЧР, Фатима Героева построила современную поликлинику в пос. Мичурина и оборудовала ее лучшей медицинской техникой. Такой поликлиники не было на всем Северном Кавказе.

У нее работали лучшие специалисты. Затем ее перевели в зам. министра здравоохранения ЧР и она решала сложнейшие вопросы здравоохранения в период военных действий и после.

Талантливая, отзывчивая, обаятельная женщина, пережившая многое в жизни, замечательный доктор она оказалась востребованной и в здравоохранении РИ. Фатима Исаковна оказалась его сестрой, она принесла много документов о деятельности своего покойного брата.

Султан Исакович Евлоев блестяще окончил Карагандинский медицинский институт в 1965 г.

Еще студентом 1-го курса занимался морфологией на кафедре анатомии, и в 26 лет блестяще защитил кандидатскую диссертацию в Москве на тему: Влияние ускорений на мышцы сердца .

В 28 лет он становится доцентом кафедры анатомии Целиноградского медицинского института, организует при кафедре морфологическую лабораторию. Его изыскания становятся широко известными за рубежом.

В 1972 году молодого ученого приглашают в Космический центр Подмосковья, где он занимается изучением влияния ускорения на сердечную мышцу в космосе. Султан Исакович написал более 20-ти научных работ, многие из которых изданы в бывшем СССР и за рубежом. Прикладное значение его исследований в области космической медицины трудно переоценить.

Я разыскал по телефону его научного руководителя по космической медицине профессора Михайлова. Вот что он сказал: Исследования доцента Султана Евлоева в космической медицине не имеют аналогов в мире. Жаль, что его нет среди нас, передайте мои запоздалые соболезнования его родственникам и близким .

От себя добавлю: он был единственным среди вайнахов, из числа допущенных в Космический центр.

Бывшие студенты Целиноградского медицинского института, Грозненского университета делились своими воспоминаниями о том, как он зажигал их своей энергией, каким он был добрым и сердечным, как воспитывал в них любовь к своему Отечеству, науке, людям.

Султан Исакович умер после тяжелой болезни в марте 1997 года. Дала гешт долда цунна. Светлая ему память!

Жаль, что его нет среди нас.

Мы долго сидели в кабинете у Фатимы Героевой. Весенний день догорал. На глазах у нее стояли слезы.

Я тихо вышел, закрыв дверь. Очень жаль, подумал я, воистину, нет пророков в своем Отечестве . Будем же помнить о тех, кто достоин народной памяти.


А. АЦАЛАЕВ, старший преподаватель хирургии ИнгГУ

CAUCASIAN
04.02.2009, 12:52
- ХАСАН, ТЫ ЗНАЕШЬ, В ЧЕМ СМЫСЛ ЖИЗНИ? (ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ К И.Б. ЗЯЗИКОВА)

Его преследовали.
… Неоднократно арестовывали. Допрашивали. Пытали. Пытали долго и изощренно… Его приговаривали к смертной казни.… Выпускали на волю. Но не оставляли в покое. … Его убили, убили бесконечными допросами и пытками.
Саид Чахкиев,
(“Идрис Зязиков: верой и правдой”)
Слова, вынесенные в заголовок, последние в его жизни, известные нам на сегодня. Они были произнесены в 1938 году в Грозненской тюрьме НКВД. Адресованы они соседу по камере Хасану Мехтиеву (бывший прокурор Чечено-Ингушской АССР), который и донес их до нас, сегодня живущих.
До нас, для которых жизнь человека, произнесшего их, должна служить примером для подражания, ориентиром в строительстве собственной государственности. Жизнь, являющаяся скромной гордостью и светлой печалью, и, несомненно, ставшей неутихающей болью на все оставшееся время помнящих его Имя.
Что и сколько мы о нем знаем? По сравнению с должным знать о такой личности – очень мало. О нем, до недавних лет писать возбранялось по известным, а в основном и не столь известным подрастающим поколениям причинам. На последних мы остановимся ниже подробнее.
Широкому кругу читателей о нем стало известно лишь спустя пять лет с начала гласности и перестройки, а точнее к 95-летию со дня его рождения. В периодической печати появляются заметки и статьи о нем: кандидатов исторических наук Г. Ерещенко, Ф. Бокова, Б. Чахкиева; историков А. Вацуева и Х. Чапановой; политолога А. Яндиева и инженера Л. Зязиковой; персональных пенсионеров и ветеранов труда А. Льянова, М. Льянова, М. Зязикова, Э. Куриева. Ему посвятили стихотворные строки М. Вышегуров и М. Льянова. Но самым объемным и выходящим за сухие хронологические рамки среди тех публикаций явился историко-публицистический очерк известного на Северном Кавказе и литературных кругах России писателя Саида Чахкиева “ИДРИС ЗЯЗИКОВ: верой и правдой”, изданный отдельной книжкой в Грозном в 1991 году. (Как и эпиграф, так и слова, вынесенные в заголовок, взяты из него). Это у нас. А впервые о нем написал зарубежом тогдашней страны, в 50-х годах, всемирно известный политолог Абдурахман Авторханов в своей книге: “Убийство Чечено-Ингушского Народа. Народоубийство в СССР”.
Хочется выразить всем вышеперечисленным авторам безграничную признательность, а равно и тем, неназванным мною информаторам, чей внушительный список венчают такие имена, как: Сонтаал Бузуркиев, Магомед Джамбулатов, Идрис Базоркин, Багаудин Зязиков, Салман Озиев, оставившим для нас воспоминания об этом незаурядном человеке.
Дальнейшее наше повествование будет построено в форме, несколько отличающемся от общепринятых жанров публицистики. Здесь будут приводиться выдержки из документов, отрывки из работ названных авторов, краткие рассказы из рубрики “В народе говорят” и, “голос” самого Идриса Зязикова.
Да, мало мы о нем знаем. Но и то, чем мы сегодня располагаем, невозможно читать без щемяще-тоскливой боли, без непрошеных скупых мужских слез и безгласного внутреннего плача. Так и хочется, глядя на его фотографии разных лет, кричащей душе исторгнуть нечеловеческий вопль в никуда. Так и повторяешь бесконечно: “Жить бы да жить тебе, наш Идрис!” Он и был для всех возрастов и социальных групп, современных ему, и, остался для последующих поколений Ингушетии именно таковым – наш Идрис.
К сожалению, мало сегодня у нас осталось помнящих его.
Уходят старики. С ними же уходят безвозвратной тайной и те крупицы воспоминаний о нем, столь необходимых для создания его многогранного и полного портрета. О, неумолимое время, как ты сурово!
К великому сожалению, не сберегли ингуши своего любимца. Пусть и не все зависело от них. Сегодня мы - то знаем, какие времена были и как расправлялись с неугодными. Но некоторые из них могли бы воздержаться “от помощи” чекистам в расправе над Идрисом. (Об этом тоже мы скажем ниже поподробнее). Не сберегли. Не прислушались к совету другого славного сына ингушского народа, непонятого тогда своим народом и навсегда покинувшего Родину.
В народе говорят: “Вассан-Гирей Джабагиев в одной из своих последних встреч с ингушами сказал: “Ингуши, держитесь того молодого человека (Идриса Зязикова – В. Х.), слушайтесь его, он умен, и, берегите его”.
Это ли не парадокс? Казалось бы, человек, находящийся в явном антагонизме к новому строю, ярый противник Советской власти и коммунистов так тепло отозвался об Идрисе Зязикове. Только личными качествами самого И. Зязикова можно найти объяснение тому жесту. И это лишний раз доказывает то, что в ингушском обществе не наблюдалось такого “классового расслоения”, созданного и насаждавшегося известными апологетами нового строя. Яркие личности всегда руководствовались интересами народа, нежели своими личными.
Прошло около шести десятилетий, как Идриса не стало. Но вряд ли найдется человек, родившийся после того национального бедствия (а смерть его без преувеличения таковой и является), который не пронизывался бы инстинктивным чувством возвышенного уважения при упоминании его имени и величайшим переживанием за столь трагическую судьбу. Это передается от старших к младшим. Это живет в народе. И эта всенародная любовь к нему, кажется, и восполняет частично тот пробел, сказывающийся в скудости документальных свидетельств о нем.
Делясь своими воспоминаниями о нем, его тезка, другой великий Идрис как - то сказал: “У нашего народа существуют присказки, рассказы относительно похорон. Об умерших говорят хорошее. Когда хоронили Дошлуко Мальсагова, люди сказали: “Мы хороним не Дошлуко, а ум ингушского народа”. (Эти слова были сказаны самим И. Базоркиным. – В. Х.) … Так вот, если бы смерть Идриса Зязикова случилась бы на территории и в среде нашего народа, то можно было бы сказать, что ингуши прощаются с самым порядочным человеком из своего народа”.
Теперь мы остановимся на причине замалчивания в официальном освещении истории нашего края о жизни и деятельности И. Зязикова. Даже после реабилитации (посмертно) его имя, как и имена его соратников и друзей, упоминалось вскользь, в сухом перечне фамилий, где рассказывалось о некоторых периодах истории Чечено-Ингушетии.
Вся жизнь и деятельность ингушских революционеров, государственных деятелей, работников культуры и искусства (просветителей, писателей, артистов), другими словами, думающей и созидающей интеллигенции Ингушетии неразрывно связана с городом Владикавказом, являвшимся, со дня своего преобразования в город: центром всей Терской области; затем непродолжительное время центром Терской Советской Республики; столицей Горской Автономной ССР.
Не здесь ли кроется основная причина незнания нынешними поколениями о жизни и деятельности той плеяды ярких имен, как: А. Горчханов, Ю. Албогачиев, А-Г. Гойгов, И. Мальсагов, М. Алиев, М. Банхаев, Б. Костоев, Дз. Мартазанов, З. Мальсагов, Т. Беков, Х. Орцханов, З. Яндиев, Х. Гостемиров, М. Альтемиров и многих, многих других, в среде которых особо выделялось имя Идриса Зязикова. Чем же выделялся Идрис среди равных ему и не менее достойных нашей памяти людей, сделавших так много для своего народа, для Ингушетии?
После бурь революционных событий, гражданской войны, унесшей сотни и тысячи жизней лучших представителей народа во владикавказских, долаково-кантышевских, экажево-сурхохинских, плиево-насыр-кортских, сагопшинско-пседахских и др. боях, в условиях разрухи и хаоса, в условиях жесткой борьбы за жизненное пространство для ингушского народа в течение всех 20-х годов, возглавить процесс возрождения и становления ингушской государственности, по воле рока, выпала на долю Идриса Зязикова. И доля та была, в условиях вышеозначенных, чрезвычайно тяжелой, требующая максимум знаний, незаурядного мужества и обостренного чувства долга и ответственности за принимаемые решения, за все происходящее. Этими качествами Идрис обладал. Все, что в нем было, являлось олицетворением возрождения новой жизни, связанной тысячами нитей с социально-экономическими вопросами, внедрением в сознание народа трудолюбия, культуры, интернационализма (в подлинном смысле слова) и дружбы с соседними народами.
Вместе с тем, это был период действительного подъема и расцвета жизни народов Северного Кавказа. Но “наверху” не совсем это нравилось. Характеризуя тот период, А. Авторханов пишет: “… Горская советская республика оказалась кратковременной. Большевики решили, что легче будет управлять горцами по племенам, чем целым народом. … во главе горцев оказалась тогда радикальная горская коммунистическая интеллигенция: в Дагестане – Самурский, Коркмасов, Далгат, Мамедбеков, Тахо-Годи; в Чечне - Эльдарханов, Курбанов, Токаев, Ошаев, Арсанукаев; в Ингушетии – И. Мальсагов, Зязиков, Албогачиев, Гойгов; в Северной Осетии – Такоев, Мамсуров, Бутаев, Рамонов; в Кабардино-Балкарии – Энеев, Катханов, Калмыков; в Карачае – Курджиев; в Черкессии – Хакурате. Период владычества этих “падишахов” является периодом максимального политического мира, межнациональной гармонии, популярности среди горцев самой Советской власти. … Начался процесс постепенного, но методического перехода автономного суверенитета из рук кавказцев в руки московских чекистов. Первым официальным актом этого процесса и была ликвидация Горской советской республики”. (Указ. соч.).
И тогда, когда Ингушетия находилась в составе Горской Республики и позже, при выделении Ингушетии в самостоятельную единицу, И. Зязиков отдает все свои силы и знания работе. Под его непосредственным руководством хозяйственно-политические вопросы решались коллегиально, в спокойной деловой обстановке. Приведем здесь для наглядности краткую выдержку из выступления на съезде Советов Ингушского (Назрановского) округа, проходившем во Владикавказе в 1920 году.
Идрис Зязиков: “… Как Ревкомы, так и нас будет проклинать большинство, так как не многие уясняют себе наши задачи. Правда, приходилось много терпеть и переносить лишений. Но тем не менее была возможность сделать больше. Самый трудный Отдел внутренний. Его работа тяжела. Все только и думают, как заполучить что-нибудь, а самопожертвований от себя нет. Покуда само население не поймет, покуда мы им крепко не уясним, что они делают свое дело, у них ничего не получится. Безусловно, подлежит порицанию Отдел Социального обеспечения. Он мог бы многое сделать в направлении того, чтоб доказать пострадавшей бедноте, что их Власть не забывает. Дайте населению хотя бы фунт сахару. Ему это дороже, чем наши обещания, и оно охотно пойдет за нами. То же самое и Военный Отдел… Больше всего в работе сделал Заведующий Отделом Народного Образования. Все-таки, как никак, имеется 9 площадок, он также вел газету, и сверх всего, работал в канцелярии Ревкома, покуда не наладил эту работу” (ОНО заведовал Заурбек Мальсагов - В.Х.)
“Стенографический отчет. Газета “Ингушская беднота” за 2.08.1920 г.”
Далее мы приведем отрывок из воспоминаний пенсионера. Эрисхан Куриев: “… Он был требователен к подчиненным и к себе, но не злоупотреблял властью. Постепенно, терпеливо воспитывал кадры, разбираясь в деталях… Не зазнавался, держал тесную связь с людьми. Его уважали простые рабочие, сельские труженики, интеллигенция, религиозные слои духовенства. Он пользовался большим авторитетом в Северо-Кавказском КК и в ЦК РКП (б)”.
(газ. “Сердало” за 20.04.1994 г.)
Так, после окончательного распада ГАССР Идрис Зязиков становится руководителем Ингушской Автономной Области. Именно в те годы происходит в Ингушетии (как во Владикавказе так и в Области) рост промышленных предприятий, сельскохозяйственных объектов, учреждений научного и культурно-просветительского назначения. Достаточно назвать: завод “Стеклотары”, Эзмин,ГЭС, Алхан-Чуртский канал (сдан в эксплуатацию после снятия Идриса). Мельзавод и кирпично-черепичный завод в Назрани, завод минеральных вод “Ачалуки”, курорт “Армхи”, агробазы у сс. Яндиево и Гамурзиево (Крепость), Индустриальный и Педагогический техникум, зооветеринарный техникум у Назрановской Крепости, Научно-исследовательский Институт (самый богатейший на Северном Кавказе) и многие другие. Начинает работать Национальный театр, который еще в 1921 году поставил спектакль по пьесе Михаила Булгакова. Выходит газета на родном языке. Создаются условия для творческой интеллигенции, что отразилось позже успехами творческих коллективов Ингушетии на Северокавказской краевой Олимпиаде искусств. Очень много внимания уделял Идрис Зязиков образованию. Оказывал личное содействие и поддержку в направлении ингушской молодежи в высшие учебные заведения региона и центра. Следил за ходом их учебы, помогал в их нуждах. Вот свидетельства:
Идрис Базоркин: “В Ростовском медицинском институте учились ингушские ребята. На них поступила жалоба, будто бы, они дети офицеров. Стали разбираться. Решили многих отозвать из вуза. Тогда Зязиков вынес этот вопрос на бюро обкома партии и решительно выступил в защиту студентов. Он сказал: “Ингушетия нуждается в грамотных кадрах, и не надо судить о детях по их родителям. Главное – это то, что они ингуши и с больными будут разговаривать на их родном языке…” Позже из Ростовского института вышли известные ингушские врачи: Асет и Нина Тутаевы, Алаудин Пошев и др”.
В народе говорят: “Как - то приехал И. Зязиков в техникум, что в Крепости, и увидел там юношу, делавшего какие-то рисунки на песке обыкновенной палочкой. Идрис заинтересовался им и послал учиться на профессионального художника”.
Так, Ингушетия получила своего второго профессионального художника (после Х-Б. Ахриева) с высшим образованием Гази Даурбекова.
Еще в народе говорят: “Идриса в то время многие называли ингушским “падчахом”. Когда эти слова были произнесены в его присутствие, говорят, он сказал: “Слово “падчах” в нашей ингушской среде неприемлемо вообще, что касается меня, быть бы мне лишь сыном народа”.
Конечно, он стал им, “сыном народа”, впоследствии. А тогда, в конце XlX века, ни сын Мочко Зязикова Бейсолт из с. Барсуки, ни дочь Соси Султыгова Сона из с. Яндаре и не могли подозревать, кого они подарили ингушскому народу. Тут уместно будет “бросить” беглый взгляд на его биографию.
Идрис Бейсултанович Зязиков, из старинного ингушского рода Барханоевых, родился 31 января 1896 года в с. Барсуки Назрановского округа Терской области.
Отец Идриса – был одним из первых народных учителей, преподававшим в первой в Ингушетии Назрановской горской школе. Может быть, это обстоятельство и послужило первоосновой тяги к знаниям у маленького Идриса.
Мать – скромная домохозяйка-труженица, одна из тысяч ингушских матерей, от которых с их молоком прививались качества, приличествующие ингушским детям, каковыми считаются: трудолюбие, любознательность, природный ум, благородство, непритязательность в быту, умение вести себя во всех ситуациях подобающим образом.
После окончания той самой школы, юный Идрис поступает в Первое Реальное училище во Владикавказе и заканчивает его в 1914 году. Но на этом 18-летний юноша не останавливается и в 1915 году едет в Москву и поступает в Московский сельскохозяйственный институт (позже получивший наименование “Тимирязевская академия”).
Первая Мировая война и последовавшие за ней события не дали ему завершить учебу. Летом 1917 года Идрис возвращается на Родину и, как говорится, с головой уходит в революционную борьбу на Северном Кавказе. А после завершения революции и гражданской войны активно включается в процесс возрождения края в целом и Ингушетии в частности.
Какой это был титанический труд дает нам представление одно перечисление должностей и постов, которые занимал Идрис Зязиков с 1918 по 1924 годы:
- член Комитета Обороны Ингушетии;
- секретарь бюро горских коммунистов;
- член подпольного Ингушского окружкома;
- инструктор-организатор Горской организации РКП по Ингушетии;
- член Ревкома Ингушетии;
- член Терского облревкома;
- председатель Назрановского Окрисполкома;
- народный комиссар земледелия Терской Республики;
- заместитель председателя ГорЦИКа;
- народный комиссар внутренних дел Горской Республики;
- председатель ГорЦИКа;
- секретарь (тогда слово “первый” не употреблялось) Горобкома;
- секретарь Владикавказского бюро Юго-Восточного крайкома;
- член ВЦИК, а затем и ЦИК СССР;
- член Совета Национальностей Союза ССР.
Также И. Зязиков избирался делегатом Xll, XlY, XY съездов партии, X Всероссийского и l съезда Советов Союза ССР.
Естественно, работа на этих постах требовала незаурядных способностей, и Идрис Зязиков, в его-то возрасте (когда он работал на региональном уровне ему было от 22 до 28 лет) блестяще справлялся со своими обязанностями. Когда его отстранили от руководства Ингушской АО и начались гонения против него, ему было всего 33 года. Согласитесь, в этом возрасте снискать огромное уважение и непререкаемый авторитет среди ингушей, в среде которых тогда сильнее были развиты критерии оценки человека, требовалось очень многое.
Всю его короткую жизнь сегодня мы видим через призму воспоминаний о нем. Честный, скромный, грамотный, принципиальный, любящий свой народ и готовый на самопожертвование ради его счастья, чуткий, внимательный, лишенный начисто меркантильных интересов. Таким он запомнился людям, коим выпало счастье видеть его, общаться с ним на работе и в жизни.
Саид Чахкиев: “… Идрис Зязиков был доступен каждому, кто хотел его видеть. К нему приходили десятки, сотни людей со своими неотложными делами, ему писали письма со всех уголков Ингушетии, и он, при всей своей занятости, старался найти время и слово для каждого письма и для каждого из посетителей”. (“С. Чахкиев, Названная работа”)
“… Человек светлого ума, большой идейной убежденности, образованный, принципиальный и морально чистый. Я работал с ним года три и мне всегда нравился этот немногословный и честный человек. … Он верил в людей и, творя добро, никогда не искал за это никакой оплаты или блага. В моей памяти Идрис остался одним из лучших людей, с которыми я встречался”. (Из письма писателя Хаджи-Мурата Мугуева журналисту-историку Б. Чахкиеву).
В народе говорят: “Приехал к Идрису во Владикавказ один из его дядей. Зашел в кабинет. Поговорили. Собравшись уходить, дядя заметил: “Что - то не нравится мне как ты одет, племянник. Ты же руководитель всей области, думаешь о всех, а о себе не заботишься”. На что Идрис ответил: “Я - то оденусь, не велика беда, лишь бы народу жилось хорошо”.
Но тучи над головой И. Зязикова сгущались. Он стал неугодным для краевых и центральных властей. Не ведется борьба с чуждыми “классовыми элементами”, с бытовыми, родовыми и национальными пережитками, с духовенством. “Якшается” с религиозными “авторитетами”. Против курса партии коллективизации среди горцев.
Вот далеко неполный перечень причин недовольства И. Зязиковым. Да еще отношение краевых властей к И. Зязикову изменилось после назначения секретарем Северокавказского крайкома А .А. Андреева.
Вспомнили и случай, когда А. Андреев приехал разбираться во Владикавказ с жалобой на И. Зязикова.
Саид Чахкиев: “Когда Андреев вызывающе спросил у Зязикова, сколько врагов он арестовал за время своего секретарства, то Зязиков со столь же вызывающим хладнокровием ответил: “Ни одного, ибо в Ингушетии живут только одни ингуши”.
“Несговорчивого” секретаря Ингушского обкома И. Зязикова направили в Москву на высшие курсы Марксизма-Ленинизма ЦК ВКП(б).
Секретарем был направлен из Москвы И. Черноглаз, имевший свои представления, взгляды и методы работы в национальных окраинах. Зная настрой Черноглаза, Зязиков, перед отъездом в Москву, встретился и поговорил с ним.
Идрис Зязиков: “… Нас, ингушей, можно уместить в одну папаху, нас мало. Но мы – народ гордый, независимый и свободолюбивый. Ингуши вынесли всю тяжесть гражданской войны. Ценою больших потерь и крови отстояли они Советскую власть. И теперь мы хотим жить мирно и спокойно. Ингуши – люди доверчивые, трудолюбивые. Они как пчелы: скажете доброе слово – и они откроют вам все ульи: берите мед сколько хотите! Только не торопитесь с выводами. Если где-то, что-то перегнете, поломаете ненароком, уже не поправите. И еще: не вздумайте унижать ингушей, тем более пугать. Они этого не любят. И последнее: знайте, нет таких трудностей, которые бы они не преодолели, если сумеете найти с ними общий язык”.
(Из книги Саида Чахкиева).
Новый секретарь И. Черноглаз выводы сделал по - своему и найти общий язык с ингушами тоже постарался по - своему. Начались мрачные страницы в истории Ингушетии. Арестовывались без всяких на то оснований сельские труженики, представители духовенства и интеллигенции. Особо решительно повел борьбу с религией.
Учредил и возглавил сам “Союз безбожников Ингушетии”, куда вызывал и под страхом расстрела заставлял стариков ставить свои подписи об отказе от религиозной деятельности, заключавшейся только лишь в том, что эти бедные старики молились у себя дома. Грозился “все ваши мечети превращу в свинофермы”. С 1929 года все мечети в Ингушетии закрываются.
Народ начал возмущаться курсом нового секретаря. Посыпались жалобы в Москву, с просьбой вернуть им “своего Зязикова”. Но Москва как всегда, была глуха к прошениям и мольбам измученного народа. Жалобы возвращались для разбора к самому (!) Черноглазу. Люди недоумевали. Еще были свежи в памяти слова того самого грузина, который сидит в Москве и заправляет делами всей страны, сказанные им во Владикавказе несколько лет назад.
Иосиф Сталин (Наркомнац РСФСР): “… Каждый народ управляется своим Народным Советом. Национальные Советы всех народностей избирают из своей среды Совет Народных комиссаров с прямой связью с Москвой. Если Национальный Совет укажет надобность в шариате – будет шариат. Если будет доказано, что действия чрезвычайной комиссии и особого отдела не подходят к обычаям и быту горцев, их действия будут изменены”.
(Из речи на съезде народов Терской области, на котором объявлена Горская АССР. Газета “Горская беднота”. 1920 г.)
Откуда было разобраться, в основном неграмотной массе ингушей, в тех сложных перипетиях во властных коридорах Москвы.
Они верили, что в Москве разберутся (о, святая наивность!) и отрядили делегацию. Но на “самый верх” она не смогла добраться.
Приехавший, следом за делегацией ингушей, из Москвы И. Зязиков вновь встретился с И. Черноглазом. Вот как передает об этой встрече А. Абульян (бывший начальник Грозненского НКВД): “Черноглаз рассказал мне о его недавнем посещении Зязиковым. Встреча эта произошла в кабинете. … Черноглаз сказал мне: “Что встреча носила бурный характер, Зязиков говорил со мной грубо на повышенных тонах и встреча закончилась словами: “Если не пересмотрите своего отношения к целому народу и будете продолжать без уважения к нему относиться, плохо кончите”. (Из архивных материалов).
И плохо кончил. Убили его в одном из горных районов Ингушетии, куда он ездил “организовывать свиноферму”. Как только весть о том дошла до Идриса, он сказал: “Это убийство они повесят мне на шею!”. Так и случилось. И. Зязикова арестовали вместе с женой Жанеттой. (Эта удивительная женщина – Жанетта Ярычевна Хантыгова-Зязикова достойна отдельного рассказа. В 1923 г. – член Главсуда Гор. республики, с 1924-29 гг. член Ингоблсуда, после окончания Московского института востоковедения работала старшим научным редактором турецкого языка в издательстве иностранных и национальных словарей).
Были арестованы все его личные друзья и родственники. Зязикову инкриминировали “моральную и политическую подготовку” убийства своего преемника. Среди обвиняемых находились и физические убийцы. Но, к сожалению, находились и те, кто давал суду прямые показания против Идриса Зязикова. Теперь мы знаем, какими методами ЧК подготавливала подобных “свидетелей”. На суде Идрис Зязиков сказал своим свидетелям: “Я знаю, и вам это хорошо известно, что нет вины моей в убийстве Черноглаза. Тем не менее вот уже в течение нескольких месяцев вы стараетесь оговорить меня. Ладно. Пусть все будет по-вашему. Меня не пугают ни тюрьмы, ни расстрел. Мне одно обидно: сознавать, что вы … смеете называть себя ингушами” (С.Ч. Указанная работа)
Верховный Суд России приговорил Идриса Зязикова “к высшей мере социальной защиты – расстрелу с конфискацией всего принадлежащего ему имущества”.
ИЗ АНКЕТЫ АРЕСТОВАННОГО:
“… п. 7. Имущественное положение в момент ареста – ничего не имел.
п. 8. То же до 1929 года – не имел.
п. 9. То же до 1917 года – не имел…” (Из архивных материалов)
Жену Идриса, Жанетту освободили из-под стражи за недоказанностью ее вины. Письма с Северного Кавказа, где подписались представители всех национальностей и личное вмешательство Г.К. Орджоникидзе и А.И. Микояна возымели свое действие: расстрел был заменен десятью годами лишения свободы. До апреля 1934 г. И. Зязиков находится в лагерях НКВД Коми АССР. В 1935 г. по решению Президиума ЦИК СССР его освобождают от дальнейшего отбывания наказания. Едет в Москву, но без паспорта не прописывают. Он перебирается в г. Тулу и устраивается на завод планировщиком.
Но и будучи в таком, мягко говоря, “в незавидном положении” он не забывает Родину. Его бесконечно волновало то, что происходило в Ингушетии. За время его вынужденного отсутствия там произошли события, предрешившие участь ингушского народа на многие десятилетия. В начале 1934 года Ингушетия присоединяется к Чечне “по волеизъявлению трудящихся обеих областей”. Идрис очень переживал это и был бессилен что-то изменить. Наверное, тут и кроется разгадка, почему И. Зязикова надо было “изолировать” именно на эти годы.
Шло время. В стране подымалась новая волна репрессий. А в Ингушетии крепко укоренились выражения “зязиковец” и “зязиковщина”. Идут сплошные аресты. В октябре 1937 года арестовывают И. Зязикова. Везут в Москву. Там же арестована и жена - Жанетта Зязикова. Под усиленным конвоем их доставляют в Грозный. Ни в Москве, ни в этапе, ни в Грозном они ничего не знают друг о друге. Обвинение, предъявленное супругам Зязиковым, до смешного абсурдно.
Из Постановления об аресте:
“…1) он (Зязиков И. Б. – В. Х.)) состоя в буржуазно-националистической, троцкистской контрреволюционной организации, действовавшей в Чечено-Ингушетии, по ее заданию проводил активную к-р повстанческую и вредительскую работу.
2) Являясь агентом иностранных разведок, проводил активную шпионскую работу в пользу иностранных государств…”
(Из архивных материалов. Орфография сохранена).
Идриса Зязикова, не работавшего ни одного дня в Чечено-Ингушетии (объединенной) и практически не бывавшего там с 1929 года, обвиняют во вредительстве и шпионской деятельности. И долгие 9 месяцев допросов и пыток… Дальнейшее известно читателю из эпиграфа к данной публикации.
Смотрю на его последнюю в жизни фотографию. (Впрочем, со всех фотографий И. Зязикова разных лет замечается “многоговорящий” взгляд). И, кажется, его глаза задают тот же вопрос, что вынесен в заголовок. Вопрос, адресованный всем нам. Только поставьте впереди свое имя. И каждому из нас сегодня, в это трудное для Ингушетии время, необходимо хотя бы попытаться наполнить содержанием свой ответ на философский вопрос И. Зязикова.
Имя и дело Идриса Зязикова навсегда вписаны в летопись нашего народа. Во всех городах и селениях Ингушетии названы улицы его именем. Строится село Зязиков-Юрт. Намечается назвать его именем Назрановский техникум, заложенный в свое время им самим. Думается, найдет свое воплощение в памяти имя Идриса и в новой столице.
Я уверен, в скором будущем нашим историкам откроются новые тайны архивов, наши творческие работники создадут широкие полотна искусства (книги, картины, музыкальные произведения, монументальные памятники), достойные памяти Идриса Бейсултановича Зязикова – сына народа.
Но самым достойным, величественным и дорогим памятником для Идриса Зязикова будет, несомненно, то, что Государственный флаг Республики Ингушетия навечно будет развеваться над главным зданием республики. Это станет воплощением его мечты, его чаяний, его трудов и, безусловно, данью памяти его короткой, яркой и трагической жизни.
А завершить свои “штрихи к портрету” мне хотелось строками стихотворения Марем Льяновой “Памяти героя”, посвященного Идрису Бейсултановичу Зязикову:
“… Звездой, сияющей во мраке,
Остался для народа ты…”

Хамхоев Ваха.

CAUCASIAN
05.02.2009, 18:19
«ЛЕВ КАВКАЗА»


O чемпионе Мира и Европы начала ХХ века Берде Евлоеве
Евлоев Берд родился в селе Цори Ингушского округа Терской области. С небольшим перерывом во времени он остался без матери и отца. Меньших детей разобрали родственники. А 7-летний Берд пас отару овец соседа и этим кормился. В 12-летнем возрасте Берд сбежал от него и попал в город Ростов-на-Дону. Там он устроился на работу на одном из предприятий и к 17-ти годам стал настоящим кадровым рабочим. Берд активно включается в революционную борьбу и становится одним из заметных революционных фигур восстания рабочих вспыхнувшего в Ростове - на - Дону в 1905 году. Неоднократно подвергался арестам и допросам. Но всегда сохранял стойкость кавказского духа. Через некоторое время Берд уезжает в Петроград.

У Берда Евлоева в Петрограде началась спортивная карьера, стал известным цирковым атлетом, прославленным мастером мирового спорта по классической борьбе, чемпион Мира и Европы. В 1908 году в Петербург он начинает работу в цирке. Берд Аржбериевич был любимцем петербургской публики. Участвовал в многочисленных соревнованиях. По размаху натуры и по кавказскому темпераменту - это воплощенная в мускулистое тело «идея натиска»,- писали о Берде Евлоеве. Участвуя во многих Российских и Европейских чемпионатах, Берд Евлоев завоевывал призовые места Петербургская публика своего любимца прозвала «Львом Кавказа», «Орлом Кавказа». Девизом Берда Аржбериевича было: «Каждый человек может и должен быть сильным». В Петербурге он познакомился с выдающимися мастерами мирового спорта, которые впоследствии стали его наставниками такие как: Поддубный, Сулейманов, Кащеев, Медведев и Лебедев. Особо его наставником был первоклассный атлет, борец профессионал, профессор Иван Лебедев. Евлоев постоянно вел подпольную работу. После того как ушел из спорта, он добровольно вступил в ряды Красной гвардии в том же Петрограде.

Берд начал продолжать свою воинскую службу в новой должности политического комиссариата Горской части 1 -го Южного стрелкового полка. Появилась необходимость формирования из горских народностей добровольной советской кавалерийской сотни. И эту ответственную задачу возложили на Б.Евлоева. Он с достоинством справился с поставленной задачей. Широко развернуло подразделение Б.Евлоева наступательные и оборонительные действия против петлюровских банд на территории Украины- Киеве, Харькове и других местах. Здесь он проявил настоящий личный героизм. И не случайно в это время он был представлен к самой высокой в то время - награде-боевого ордена с надписью: «Герою революционного движения 1917- 1918г.г.»

В дальнейшем часть, которой он командовал, перешла в распоряжение реввоенсовета 11-й армии в город Астрахань. Вместе с этой армией Берд Евлоев и прибыл в родные места, чтобы устанавливать здесь Советскую власть. В 1919году боролся за советскую власть в Терской области, служил комиссаром 11-ой Красной армии. В июле 2003 года в информационно-аналитическом журнале «Петербург интернациональный», была опубликована статья под заголовком «Лев Кавказа и Революционер» где писали: «В начале ХХ века значительный вклад во славу российского спорта и циркового искусства внес выходец из села Цори Ингушского округа,... Ингуш Евлоев участвовал в революционном большевистском движении на Кавказе и штурме Зимнего...».

Будучи известным спортсменом, Евлоев принимает активное участие в революционном движении Петрограда. Был комиссаром по формированию национальных отрядов из кавказских народов для Красной Армии, а в 1919 году боролся за советскую власть в Терской области, служил комиссаром XI Красной Армии. За героизм, проявленный в боях по установлению Советской власти в Петрограде, Москве, Украине и на Кавказе, трижды представлялся к высшим боевым наградам, но так их и не получил, потому что очень часто части, в которых служил Берд Евлоев, перебрасывались с одного района в другой, как сказано в его личном деле. В Ингушской автономной области, а затем в Чечено-Ингушетии работал на разных участках. Везде честно и добросовестно, как старый большевик и верный сын своего народа.

Заслуженный политический деятель, герой революционного движения, чемпион Европы и Мира Берд Аржбериевич Евлоев умер 1952 году вдали от Родины - в Казахстане, куда вместе со своим народом был выслан в 1944году. Герои в своем Отечестве есть. И один из них-сын Ингушетии и России Берд Аржбериевич Евлоев, имя, которого золотыми буквами вписано в историю Санкт-Петербурга и в историю развития и совершенствования классической борьбы. Такие личности должны быть сегодня примером для подрастающего поколения.

Яндиева Тамара

CAUCASIAN
05.02.2009, 18:24
А. –Г. О. ДОЛГИЕВ: БОРЕЦ, МЫСЛИТЕЛЬ, ПОБОРНИК ПРОСВЕЩЕНИЯ

Ранним утром 1 апреля 1869 года из ворот Петропавловской крепости выехала закрытая полицейская карета и, минуя центр столицы, направилась к Московскому вокзалу Николаевской железной дороги.
Между сумрачными жандармами сидел сухощавый молодой человек с высоким лбом и правильными чертами лица. Невольным спутникам предстоял дальний путь.
В дорожной сумке жандармского унтер-офицера лежал секретный пакет. Чинам тайной полиции столицы предписано было доставить бывшего студента юридического факультета Петербургского университета, «опасного преступника, покушавшегося на ниспровержение существующего строя», А.-Г. Долгиева в жандармское управление Терской области.
Он был выслан на родину, туда, где у южного склона Малокабардинского хребта раскинулось село Дахкильг-Юрт, ныне Долаково. Вокруг него лежат тучные черноземные поля, богатые пастбища, вдали темнеет густой лес. Еще недавно там пролегала старинная дорога «Эрси-никъ» («Русская дорога») - путь, идущий от крепости Моздок до Владикавказа, затем по Дарьяльскому ущелью в Закавказье - до Тифлиса. Благодатные места давно привлекали сюда горцев-хлебопашцев и скотоводов.
В Дахкильг-Юрте в крестьянской семье Олмаза и Изи Долгиевых родился сын, нареченный Эдал-Гиреем (Адиль-Гиреем).- Мы можем теперь сказать, что уточнить год рождения Адиль-Гирея пока не представляется возможным. По одним сведениям, он
родился в 1845 году, по другим - в 1847. По документам Петербургского университета и материалам столичной тайной полиции значилось, что Долгиев родился около 1850 года.
Биографический словарь деятелей революционного движения России 60-х годов, охватывающий период от предшественников декабристов до конца деятельности «Народной воли», также указывает, что Адиль-Гирей родился «около 1850 года».
Его однокашник по Ставропольской гимназии, известный ингушский просветитель и этнограф Чах Ахриев также родился в 1850 году. Учитывая, что и гимназисты, и его сокурсники по университету - ровесники, правильнее будет считать время рождения А.-Г. Долгиева примерно между 1848 и 1850 годами.
У него было три брата: Бунахо, Джанчор и Эсто. Все они были старше Адиль-Гирея. Судьба их сложилась по-разному. Бунахо с помощью дяди Уцига Малсага приобщился к военной службе. Уцига Малсаг - Малсаг Уцигович Долгиев, штаб-ротмистр русской армии - пользовался репутацией храброго офицера, его подвиги отражены в устном народном творчестве. По его ходатайству Бунахо был переведен из Ейского казачьего полка в состав Ингушского дивизиона Терско-горского конно-иррегулярного полка в чине майора. В 1877-1878 годах он участвовал в освобождении Болгарии от турецкого ига.
Вступил «охотником»-добровольцем в тот же дивизион и другой брат - Джанчор. Ратные подвиги братьев Долгие-вых, их храбрость и мужество были отмечены военными наградами. Эсто умер рано.
О детских годах Адиль-Гирея осталось мало свидетельств. Его юность прошла среди сверстников в родном ауле. Народные песни и сказания проникали в душу мальчика, пробуждая любовь к родному краю, к его многострадальному народу и героической истории.
В ранний период жизни Адиль-Гирея семья Олмаза Долгиева ничем не отличалась от большинства других семей, жизнь ее протекала в борьбе за существование. Кукурузный чурек, кружка молока составляли обычный завтрак и ужин. В памяти его сохранились события, происходившие в те годы в родном краю.
Вслед за жестоким подавлением восстания ингушского крестьянства в мае 1858 года, известного как «Назрановское возмущение», целый ряд аулов насильственно выселили, а жителей согнали с насиженных земель. Одновременно проводилась раздача земельных угодий местным феодалам, прислужникам царизма.
Так, западнее Дахкильг-Юрта осетинский алдар Дударов получил от царского правительства 5500 десятин земли и поселился здесь со своими подвластными, основав село Толста-Юрт (современное селение Зилга). На левом берегу Камбиле-евки получил земли алдар Тхостов, которому наместник Кавказа отвел 1150 десятин. Одним росчерком пера удостоился 2800 десятин земли в местности Сут-Кох, что южнее вышеназванного села, полковник Муса Алхастович Кундухов *
Таким образом, крестьяне Дахкильг-Юрта, Той-Юрта, Черки-Юрта и других поселений лишились пахотных земель, сенокосов и лесов, которыми они еще недавно пользовались.
В 1861 году в России было отменено крепостное право. Вступление страны на интенсивный путь капиталистического развития, осуществление в стране буржуазных реформ, несмотря на их половинчатый характер, играли прогрессивную роль в развитии горских народов. Они также втягивались в русло рыночных отношений. Шла ломка патриархальщины.
Образную картину этих явлений дал демократ Алихан Ардасенов: «Ингуша, чеченца, осетина в особенности можно видеть теперь, так сказать, на всех перекрестках жизни, ищущих всюду работу - приложения для своих рук. При этом они не брезгуют никакой должностью, их можно видеть в гостиницах, трактирах, в передней барина, на вокзалах железных дорог, в канцеляриях, в ямщиках, в магазинах в качестве мальчиков».
Капитализм нуждался в грамотных людях, образованных чиновниках, переводчиках, знакомых с местными условиями и бытом коренного населения. В этих целях на Северном Кавказе создавались первые школы. Одним из первых учебных заведений в крае была Ставропольская мужская гимназия. В первые годы своего существования она, по словам Г. А. Лопатина, окончившего ее, ученика Чернышевского, первого переводчика «Капитала» на русский язык, члена Генерального Совета I Интернационала, по качеству даваемых своим воспитанникам знаний и действовавшим в ее стенах нравам походила «больше на бурсу Помяловского, чем на что-либо другое».
В конце первой половины прошлого столетия при Ставропольской гимназии было открыто подготовительное отделение с пансионатом для детей горцев. Одними из первых учащихся из числа чеченцев и ингушей в этой гимназии стали Чах Ахриев, Адиль-Гирей Долгиев и Инал Бекбузаров. Здесь они начали овладевать «кяхат-мотт» - «языком бумаги», российской грамотой.
Кстати, за первые 50 лет существования гимназии, кроме них, ее закончили еще шесть их земляков: Садул Ахриев, Асланбек Базоркин, Пшемахо Дахкильгов, Кураз Мальсагов, Сай Мальсагов и Тонта Укуров.
Период притока первых горских юношей в Ставропольскую гимназию совпал с деятельностью в ней прогрессивного педагога и замечательного организатора учебного дела Я. М. Неверова. Его усилиями при гимназии были открыты два новых дополнительных класса: университетский - для подготовки после гимназии к поступлению в высшее учебное заведение; педагогический - для подготовки младших учителей гимназий, смотрителей и учителей уездных училищ.
Горская молодежь жадно впитывала зерна просвещения, принимала активное участие во всех внеклассных мероприятиях гимназии. Их успехи поощрялись педагогами. В частности, высоко ценил их старания и преподаватель русской словесности Ф.В. Юхотников. Как показало будущее, благотворное влияние и на Ч. Ахриева, и на А.-Г. Долгиева, несомненно, оказали прогрессивные, передовые педагоги, сотрудничавшие с Я. М. Неверовым и приобщившие своих питомцев к передовой русской культуре.
Вопреки устремлению официальных «столпов просвещения», Ставропольская гимназия способствовала формированию демократической интеллигенции из представителей горских народов, таких, например, как Адиль-Гирей Кешев - адыгейский просветитель, Пато Тамбиев - первый собиратель фольклора адыгов, Казн Атажукин - кабардинский просветитель, Иналук Тхостов, Джантемир и Гуцыр Шанавы - осетинские этнографы, Башир Далгат и Гаджи-Мурад Амиров - дагестанские просветители,Чах Ахриев - первый этнограф и просветитель ингушского народа, Адиль-Гирей Долгиев - активный участник революционного студенческого движения, первый учитель Ингушетии.
В Ставропольской гимназии позднее учились основоположник осетинской литературы поэт Коста Хетагуров, писатель Инал Кануков, народоволец М. Ф. Фроленко и другие.
В последние годы учебы в гимназии А.-Г. Долгиев решает продолжить образование в университете. Заручившись поддержкой сельского схода, Адиль-Гирей обращается с прошением к властям Терской области об оказании ему помощи в поездке на учебу в Петербург и установлении стипендии.
Администрация области отказала в ассигнованиях на стипендию, но «милостиво» выделила из штрафных сумм 30 рублей на дорожные расходы. Ни отец, ни брат Бунахо, который и сам еще не стал на ноги, не могли оказать ему материальной помощи.
Страстное желание получить высшее образование и стремление принести пользу своему народу были тем стимулом, который помог молодому горцу преодолеть все трудности и стать студентом юридического факультета Петербургского университета.
Столица произвела на Долгиева оглушающее впечатление. Многоэтажные каменные дома, великолепные мраморные дворцы над набережной Невы, золотом отливающие церковные купола, ажурные решетки и скверы с невиданными фонтанами и статуями, блеск мундиров на Невском проспекте, поток экипажей поглотили и как бы придавили его.
Но Петербург был двуликим: один - бюрократический, официальный, монархический, другой - демократический, революционный, где ковались мужественные революционеры.
Знакомство с однокашниками, поиски жилья и заработка, дороговизна жизни быстро отрезвили Адиль-Гирея. Он на опыте узнал, что большинству студентов приходится существовать грошовыми уроками, ночной корректурой и другими нелегкими работами, поглощавшими почти все свободное время.
Жизнь показала ему, что студенты из простого народа ведут нищенский образ жизни и от недоедания болеют. Не имея средств на лечение, нередко умирали его друзья. Тиф, чахотка и другие заболевания были постоянными спутниками студентов из народа. Даже жандармы вынуждены были признать, что жизнь и быт студентов являли «истинно потрясающие примеры нищеты».
Адиль-Гирей быстро приобщается к студенческой жизни, связывается с кавказским землячеством, участвует в кружках и сходках студентов.
Студенчество неустанно устраивает всевозможные вечера и концерты в пользу своих землячеств, и, по словам Л. В. Успенского, «особенно старались всегда кавказцы».
Учебу Долгиев сочетает с работой над расширением своего кругозора, читает произведения Чернышевского, Добролюбова, Герцена, Белинского, становится и активным читателем журнала «Современник». Под их воздействием он начинает проникаться идеями русских революционных демократов, критически относиться к окружающей действительности.
В университете он все больше и больше втягивается в водоворот идей, волновавших тогда передовую русскую интеллигенцию и студенчество. В активную борьбу включалась, как наиболее восприимчивая, студенческая молодежь.
Общественная деятельность Долгиева началась в одну из самых напряженных и сложных эпох истории русского общества прошлого столетия. Героическую борьбу против царской камарильи императора Александра II вели тогда группы самоотверженных борцов, стремившихся подорвать ненавистный строй произвола и насилия, поколебать его путем террора, уничтожения царских сатрапов.
Мировоззрение А.-Г. Долгиева складывалось в годы бурного кипения борьбы вокруг центральной проблемы эпохи - проблемы коренного общественно-политического преобразования и участия в этом преобразовании передовых слоев народа.
К этому времени в освободительном движении России наметился еще больший подъем. Он ярко проявился в виде новой волны студенческих выступлений 1869 года. «Сходка следовала за сходкой».
Стало одним из любимых и декларировалось как гимн стихотворение Н. П. Огарева «Студент». По словам В. Г. Короленко, позже увлекшегося народническим движением и не раз отбывавшего ссылки и тюремные заключения, в 70-х годах юные кадры украинской и кавказской молодежи влекло в общерусское движение его «широкой демократичностью, отсутствием национализма, широкими формулами свободы».
Нарасхват читался «Современник». Очень образно, эмоционально писал об этом в своих воспоминаниях один из участников студенческого движения Нико Николадзе: «Если бы ты знал, читатель, какое тогда было время, с каким нетерпением и жаждой мы, молодежь, ожидали того счастливого дня, когда выйдет книга любимого журнала, с каким восхищением и поспешностью, с какой жаждой и неутолимостью принимались мы за чтение... как билось тогда наше сердце, как волновалось чувство и горел разум!».
Коллективные чтения запретных книг, диспуты, обмен мнениями и горячие споры пробуждали стремление принять активное участие в борьбе против социальной несправедливости, расширяли горизонты и общественные интересы молодежи.
Политические выступления студентов подготавливались в трудных условиях «белого террора», когда Россия переживала страшную реакцию, последовавшую после известного покушения Каракозова на Александра II.
В сложившейся обстановке петербургское студенчество стремилось сделать для революции «хоть что-либо малое», доступное. Студенчество устраивало тайные сходки, организовывало подпольные библиотеки, служившие местом хранения и распространения нелегальной литературы и прокламаций.
С 6 марта 1869 года студенты университета, Медико-хирургической академии и Технологического института стали собираться на сходки, где произносили страстные речи, требуя свободы собраний, права создания студенческих организаций. В первых рядах столичной молодежи выступали и студенты с Кавказа.
Почуяв серьезную опасность, правительство принимает ответные меры: массовые обыски и аресты студентов. «Беспорядки», по официальной терминологии, охватили все высшие учебные заведения столицы, получили широкий отзвук в университетах и институтах Москвы, Казани, Киева, Харькова и других городов.
Студенты Петербургского университета разослали своих депутатов по всем университетам страны с целью организации всеобщей поддержки их выступлений и протеста против произвола царских властей.
На пороге 70-х годов царское правительство оказалось перед лицом событий, нарастание которых таило серьезную угрозу. Все настойчивее звучали в прокламационных листовках призывы к демократической интеллигенции окунуться в гущу народной жизни и органически слить «вопрос русской молодежи» с «вопросом русской земли». Действия студенческой молодежи в одном из докладов III отделения квалифицировались как замысел, направленный на «ниспровержение существующего строя».
В ночь с 13 на 14 марта были произведены повальные аресты студентов Медико-хирургической академии, а утром ее уже закрыли. В субботу 15 марта в Петербургском университете появилось воззвание, призывающее студентов выступить с протестом в знак солидарности со студентами-медиками, требующее немедленного освобождения арестованных и открытия Медико-хирургической академии.
Студенческие волнения не только выражали протест против наступления административных и полицейских властей на права молодежи. Студенты выдвигали и политические требования. При аресте активного участника студенческих волнений Ф.В. Волховского среди других бумаг полиция обнаружила у него прокламацию, озаглавленную «Программа революционных действий».
О размерах студенческого движения в те дни говорит и такой факт. В отдельных сходках, например, в той же академии участвовало 1500 человек из 2000 ее питомцев.
Активное участие в выступлениях студентов университета и медиков принимал и Адиль-Гирей Долгиев. Жизнь вписывала новые страницы в его биографию. Несмотря на массовые репрессии, волнения в университете и Технологическом институте продолжались.
20 марта в университет пожаловал сам Трепов, обер-полицмейстер Петербурга. Вожаки движения были арестованы еще ранее и заключены в Петропавловскую крепость и на гауптвахту.
В эти дни только из одного университета было исключено 38 студентов, в том числе 14 кавказцев. По распоряжению Трепова многих арестовали и без суда и следствия выслали в административном порядке под надзор полиции: 24 марта С. Зарипова - в Тифлис, 26 марта И. Измайлова - в Эривань, Н. Кипиани, Д. Сулханашвили - в Тифлис, И. Бекбузарова - во Владикавказ, 27 марта Ф. Бебурашвили, В. Джапаридзе - в Кутаис, Павла и Василия Шавердовых, Н. Орбелиани, А. Саражишвили, В. М. Семибратова, Л. Мгебришвили - в Тифлис, М. Лункевича - в Эривань. Арестованный в первые дни студенческих выступлений Адиль-Гирей Долгиев был заключен в один из казематов Петропавловской крепости.
По высочайшему повелению была наряжена военно-следственная комиссия, которую возглавил начальник секретного отделения охранки действительный статский советник Колышкин, взявший под свою «опеку» наиболее активных участников студенческих волнений.
Царская охранка доносила: «Раскрытие политического дознания 1869 года свидетельствует, что пропаганда начинает приносить и в России свои отравленные плоды».
И не случайно публицисты официального толка предупреждают правительство о том, что «люди, вызывающие баррикады, не так опасны, как эти юноши, работающие втихомолку над перестройкой общественных отношений, над изменением коренных оснований современного порядка».
А. Герцен говорил о них, что это «фаланга героических молодых людей», которые «в двух шагах от Зимнего дворца образовали несколько политических обществ, направленных против царизма».
Основоположники марксизма отмечали, что энергичный протест студентов Петербургского университета «был перенесен на улицу и вылился во внушительные манифестации».
После почти месячного следствия «за принятие участия в преступных замыслах против священной особы» Адиль-Гирей из каземата Петропавловской крепости был выслан под строгий надзор полиции в Терскую область. Одновременно он был лишен права поступления в высшие учебные заведения.
В сопроводительном документе за № 3414 санкт-петербургский полицмейстер Трепов предписывал: «Подчинить Долгиева на месте высылки надзору без права отлучки с места жительства».
Начальник Главного управления наместника Кавказа барон Николаи в мае 1869 года в секретном документе за № 242 также требовал учредить за Долгиевым полицейский надзор с воспрещением покидать место поселения.
По прибытию во Владикавказ Адиль-Гирей был сдан жандармскому капитану в «исправном виде», затем водворен в родной аул, где должен был жить постоянно.
Началось томительное существование под недремлющим оком местного пристава. Попытки поступить на службу, найти применение своим знаниям в крае, где особенно нуждались в образованных людях, не увенчались успехом.
Время уходило на составление бесконечных прошений, ходатайств о разрешении поступить на какую-либо работу.
Наконец, уже после снятия полицейского надзора, Долгиеву удается устроиться учителем в Назрановскую горскую школу, открытую 14 февраля 1868 года для «вольноприходящих» учеников.
Под эту первую в Ингушетии школу было отведено помещение пересыльной тюрьмы Назрановской крепости. Учились в ней только мальчики. Лишь один раз было допущено отступление от этого принципа. Помощник учителя Зязиков попросил поместить его двух девочек в школу, директор разрешил, выставив жесткие условия их содержания в изоляции от мальчиков.
На первых порах школа испытывала большие затруднения. К тому же местное духовенство всячески старалось насадить в школе порядки, существовавшие в религиозных медресе.
В тяжелые годы становления первой школы в Ингушетии Адиль-Гирей Долгиев, поборник просвещения своего народа, борется за создание нормальных условий для учебы детей.
Почувствовав к себе гуманное отношение, чуткая детвора тянется к новому учителю, свое любопытство и бесчисленные «как» и «почему» адресует к нему. А он все свои силы и знания отдает им, старается посеять интерес во впечатлительной детской душе, пробудить любовь к чтению, знакомит ребят со сказками и доступными для их понимания произведениями Пушкина, Лермонтова, Толстого и других писателей, стремится приобщить учащихся к передовой русской культуре.
Адиль-Гирей обращает внимание на физическое развитие ребят. По своей инициативе он ведет уроки гимнастики, привлекает учащихся к уходу и обработке школьного сада.
В физических упражнениях он использует национальные виды борьбы, подвижные игры, поднятие тяжестей и устраивает народные танцы. Все это поднимало настроение ребят и, конечно, способствовало их физической закалке.
Река Сунжа, в которой были естественные запруды, служила местом для обучения мальчиков плаванию. Молодой учитель пробуждал в детях любовь к природе, в свободное время организовывал походы по близлежащим местам, одновременно рассказывал им об исторических событиях, происходивших в крае, прививая им интерес к истории.
А.-Г. Долгиев часто встречается с родителями своих питомцев и привлекает их внимание к необходимости больше уделять времени детям, поощрять их устремление к учебе, следить за соблюдением ими личной гигиены.
12 февраля 1870 года он выступил во Владикавказской газете «Терские ведомости» со статьей «Несколько слов о назрановской горской школе». В ней он указывал, что дети целый год, невзирая ни на какую погоду, приходили в класс, делая по десяти верст в один конец. Подчеркивая стремление ингушских ребят к учебе и лестно отзываясь о них, Долгиев отмечал , что усердие мальчиков выказывалось и в их успехах. «В самое короткое время мальчики, особенно старшего отделения, выучились весьма правильно читать по-русски и бывали в состояния сознательно передавать многое из прочитанного». Чтобы уяснить высказывание Долгиева, необходимо вспомнить, что в те годы ингуши, как и все горцы, почти поголовно были неграмотными, дети поступали в школу без всякой подготовки. По-русски им не с кем было обмолвиться словом.
Ингушская детвора должна была, как писал Долгиев, «удовлетворяться тем, что дает им чтение и объяснение книг», и главным неудобством «служила и будет служить невозможность одновременного усвоения русского языка практически и теоретически».
Тем не менее, ученики Назрановской школы за какие-нибудь полтора года «оказали в практическом знании русского языка такие значительные успехи, что некоторым удавалось перевестись во Владикавказскую реальную прогимназию».
В период его деятельности в школе изменилось отношение преподавателей и смотрителя к ученикам: «Грубые наказания, вроде драния ушей, таскания за волосы и т. п., совершенно устранены, на учеников стараются действовать не угрозами, а добрыми наставлениями». Такое обращение с учениками их воспитателей Долгиев считал самым верным средством, благотворно действующим на нравственное воспитание питомцев школы.
У этой единственной на всю Ингушетию школы были и влиятельные противники и злопыхатели, считавшие, что подобные учебные заведения «не могут приготовить обучающихся в них детей к чему-нибудь полезному и из них будут выходить люди, способные сделаться только «переводчиками на базаре».
Адиль-Гирей Долгиев решительно выступал против тех, кто старался приостановить обучение подрастающего поколения.
Взгляд ингушского крестьянства на образование, как он справедливо отмечал, изменился, и оно чувствует «необходимость знания русского языка, грамоты».
Одновременно Долгиев отчетливо понимал, что при существующем строе детям горской бедноты после окончания школы путь к высшему и среднему специальному образованию закрыт.
Поэтому он настойчиво советует в процессе учебы прививать учащимся навыки ремесел: токарного, столярного, бондарного дела и изучение основ садоводства и овощеводства.
Он справедливо отмечал, что изучение ремесла имеет важное значение, так как «большинство учеников, лишенных средств продолжать учебу», с помощью приобретенных в школе практических навыков могут сделаться если не самостоятельными мастерами, то, по крайней мере, хорошими домохозяевами, что полезно и для себя и для народа».
Сказанное свидетельствует, что Долгиев еще 110 лет назад считал необходимым сочетать теоретическую учебу с производственным обучением.
Занимаясь преподавательской работой в Назрановской школе, Адиль-Гирей включался в общественную деятельность. Здесь необходимо коротко сказать о «Терских ведомостях», первой официальной газете Терской области, издание которой началось во Владикавказе в январе 1868 года.
Ее первым редактором был Адиль-Гирей Кешев, уроженец адыгейского аула Кечев. Он с отличием окончил в 1858 г. Ставропольскую гимназию, учился на восточном факультете Петербургского университета, был участником студенческого движения 1860-1861 годов. В 1867 году был причислен к гражданскому управлению Терской области во Владикавказе и вскоре стал редактором «Терских ведомостей». Умер А.-Г. Кешев в 1872 году.
Прогрессивный для своего времени деятель, он ставил перед сотрудниками газеты широкие просветительские задачи для освещения жизни многонациональной Терской области.
А.-Г. Кешев сумел привлечь и сплотить вокруг газеты лучшие силы местной прогрессивной интеллигенции. В ней сотрудничали кабардинский просветитель К. Атажукин, осетинский этнограф И. Тхостов, знаток этнографии и истории ингушского народа Ч. Ахриев, просветитель А.-Г. Долгиев, осетинские авторы Б. Гатиев, общественный деятель кабардинец Д. Кадзоков, А. Прянишников, Н. Семенов, А. Косташ, Водарский и другие.
Позже на ее страницах выступали историк-этнограф С. Туккаев, публицист Г. Цаголаев, поэт К. Хетагуров. Кстати, когда позже «Терские ведомости» скатились в лагерь оголтелой реакции, Коста Хетагуров дал газете меткое прозвище - «Мерзкие ведомости».
Авторский состав «Терских ведомостей» во главе с Кешевым смотрел на образование и просвещение горцев как на необходимый и неизбежный фактор, который должен вывести народы Терека на путь прогресса и культуры.
Следует упомянуть и о том, что в «Терских ведомостях» были опубликованы интересные статьи Ч. Ахриева «Об ингушских кашах», «Присяга у ингушей», «О характере ингушей», « О ингушских женщинах», «Этнографический очерк ингушского народа» с приложением его сказок и преданий и другие материалы.
Периодически газета выходила и под редакцией А.-Г. Долгиева, К. Атажукина, Водарского. Так, в 1870 году Адиль-Гирей подписывал «Терские ведомости» два раза в мае, весь октябрь и ноябрь, а в 1871 году в марте и апреле - пять раз.
Редактировать газету Долгиев мог только при условии полного доверия такого прогрессивного деятеля, каким был его тезка Кешев. И, главное, он имел необходимые знания и способности организатора и публициста, чтобы пользоваться авторитетом среди своих коллег в редакции.
Как видим, он был первым из чеченцев и ингушей редактором газеты.
В то же время Долгиев упорно добивается возможности продолжения учебы в высшем учебном заведении. Его многочисленные прошения, адресованные местным властям - начальнику Терской области, в Главное управление наместника Кавказа и самому наместнику, на протяжении длительного времени оставались без ответа.
Наконец, 21 декабря 1871 года начальник III отделения своим отношением за № 377 информировал Военное министерство, что Долгиев освобожден от политического надзора.
Тогда он начинает ходатайствовать о восстановлении или принятии его на юридический факультет Петербургского университета, где он учился до ареста и высылки из столицы.
Министр просвещения царского правительства Делянов признал «невозможным согласиться на дозволение Долгиеву вновь поступить в число студентов какого-либо из наших университетов» ЦГИА ГССР. Ф. 7. Оп. 8. Д. 112. Л. 12. об. 23..
Борьба с царскими мракобесами, закрывшими доступ в высшие учебные заведения, продолжалась долго. Попытка поступить в Институт горных инженеров также не увенчалась успехом. Наконец, после продолжительных мытарств АдильГирею Долгиеву разрешается въезд в Петербург. А осенью 1873 года ему удается поступить в Медико-хирургическую академию.
В академии Адиль-Гирей опять-таки не удовлетворяется одной учебой. Он снова принимает активное участие в студенческих кружках, знакомится с народническим движением. В его рядах нашел он свое место, когда петербургское студенчество снова забурлило в горячих сходках и протестах. Студенты-кавказцы понимали необходимость единения с революционной Россией, классовой солидарности с ее трудовым народом. Об этом образно писал однокашник А.-Г. Долгиева, участник студенческого движения И.С. Джабадари: «Мы решили работать в России рука об руку с русскими, глубоко убежденные, что если нам когда-нибудь суждено победить, тем самым мы победим и на Кавказе. Завоевав свободу народу русскому, тем самым завоюем ее и для народов Казказа. В нашем лице мы вносили в общее дело русской свободы и скромную лепту Кавказа; не сепаратизм, а совместная работа - вот был наш лозунг».
Волнения на этот раз возникли в Медико-хирургической академии, превратившейся «в центр политической агитации».
Петербургские власти, имевшие большой опыт в подавлении студенческих «беспорядков», принимают жестокие меры против «крамольников».
Когда начались очередные репрессии, Адиль-Гирей Долгиев был арестован вторично и снова выслан в Терскую область под надзор полиции.
«Жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко, - писал Короленко. - ...Но все-таки... все-таки впереди - огни». Дорогу, как говорили мудрецы, указывает свет, который сияет впереди.
...В конце 70-х годов на Северном Кавказе начались активные выступления горского крестьянства против самодержавной политики царского правительства. В этой обстановке местные власти предпринимают меры к изоляции политически «неблагонадежных». А.-Г. Долгиева снова высылают, теперь уже в Закавказье. В Тифлисе он недолго работает в железнодорожной библиотеке. Вечно преследуемый, гонимый, разлученный с родными, бедствуя, он заболевает и умирает вдали от родного края.
Память об одном из активных участников революционных выступлений студенчества Петербурга, прогрессивном деятеле, учителе, отдавшем свою жизнь борьбе за счастье трудового народа и его светлое будущее, жива и поныне.
Его имя навечно занесено в книгу «Деятели революционного движения России. Биографический словарь», где в 106 столбце написано: «Долгиев Адиль-Гирей. Род. ок. 1850 г. Студ. СПб ун-та. За участие в студенческих беспорядках арестован и заключен в Петропавловскую крепость: 12 апр. 1869 г. выслан в Терскую область. В декабре 1871 г. освобожден из-под надзора; в мае 1872 г. получил разрешение приехать в Петербург и в авг. 1873 г. поступил в Медицинскую хирургическую академию».
Вглядитесь в черты лица этого борца, просветителя - и вы навсегда запомните и высокий лоб мыслителя, и серьезный взгляд печальных и мудрых глаз, смотрящих далеко вперед и, кажется, видящих будущие бои и потери, страдания и свершения, а за ними... впереди - огни революции, которая принесет народу долгожданную и завоеванную им свободу.

Ш. Дахкильгов
«Слово о родном крае». Грозный: Чечено-Ингушское изд-во, 1989

CAUCASIAN
05.02.2009, 18:25
ЦАРОЕВ АБДУЛЛА ДУДИЕВИЧ.

Огромное значение в годы войны имела партизанская борьба в тылу противника. Участниками партизанского движения были и представители Ингушетии: Бузуртанов Х.Э., Газиков У.М., Долгиев М.Т., Котиев Н.Б., Льянов Т.Ж., Льянов Х-Б.Х., Наурузов И.М., Хамхоев Х.М., Цароев А.Д. и другие.
Чтобы затруднить продвижение врага, в армейских частях подбирали людей в специальные диверсионные группы – опытных, уже показавших себя в бою. В одну из таких групп из сорока человек был зачислен лейтенант А.Д.Цароев (1922 г.р.), начавший войну под Брестом.
Во время одного из боев командир партизанского отряда погиб, и командование отрядом принял на себя А. Цароев. Совершив ряд успешных операций, партизаны вышли к реке Беседь. 10 сентября 1941 года "цароевцы" встретились с отрядом Д.Н.Медведева. В объединенном отряде А.Цароева назначили начальником разведки. Неимоверное мужество в борьбе с фашистами было проявлено легендарным партизаном и разведчиком Абдулой Дудиевичем Цароевым.
В книге Д.Н.Медведева «Сильные духом» он выведен под именем Володи Смоленского, так как в период, когда писалась книга, ингуши были высланы в Казахстан, и Медведев не мог упоминать в книге национальность ингуша.
В воспоминаниях бывшего комиссара легендарного особого отряда чекистов, действовавшего на оккупированной гитлеровцами территории Украины, С.Т.Стехова ("Отряд особого назначения") и заместителя командира отряда по разведке А.А. Лукина немало рассказывается о боевых делах разведчика Володи Смоленского, который, став командиром группы разведки, руководил разведывательными операциями.
Подвиги А.Д.Цароева отмечены орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, медалью «За оборону Москвы», медалью «Партизану Отечественной войны I степени» и другими наградами.
Партизаны-медведевцы помнят своих героев.
СОВЕТ ВЕТЕРАНОВ ПАРТИЗАНСКОГО СОЕДИНЕНИЯ
ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА Д.Н. МЕДВЕДЕВА
при Московском Комитете ветеранов войны и труда
«5» марта 2003 г.
Президенту Республики Ингушетия
М.М. Зязикову
Уважаемый Мурат Магометович!
Совет ветеранов партизан-медведевцев просит Вас, в преддверии 55-летия Победы в Великой Отечественной войне, ходатайствовать перед Президентом Российской Федерации о присвоении Абдулле Дудиевичу ЦАРОЕВУ звания Героя России (посмертно).
Замечательный сын ингушского народа А.Д. Цароев героически сражался в составе нашего соединения в 1941-1943 годы. Война застала его командиром роты пограничников под Брестом. Оказавшись в окружении, А.Д. Цароев со своим подразделением вел активную партизанскую борьбу и в сентябре 1941 г. присоединился к десантному партизанскому отряду Д.Н. Медведева, действовавшему на Брянщине. Очень быстро командование отряда оценило боевой опыт и личное мужество А.Д. Цароева, и он был назначен командиром разведки отряда. После разгрома гитлеровцев под Москвой А.Д. Цароев вместе с отрядом возвратился в Москву, где вскоре вступил во вновь формируемый Д.Н. Медведевым парашютно-десантный отряд, с которым и действовал на Украине в глубоком тылу врага. Во втором отряде А.Д. Цароев также являлся командиром разведки, а в дальнейшем был назначен начальником штаба специальной группы, выделенной для выполнения особо опасных боевых заданий.
За время пребывания в нашем соединении А.Д. Цароев лично участвовал в десятках боевых операций, постоянно проявляя отвагу и героизм. Достаточно привести в качестве примера захват под его командованием оккупированного гитлеровцами города Жиздра Калужской области – А.Д. Цароев первым ворвался в помещение немецкой комендатуры, лично взял в плен матерого гитлеровского шпиона, резидента гитлеровской агентуры Подмосковья, позднее он был перенаправлен в Москву. На украинском разъезде Сновидовичи разведкой под руководством А.Д. Цароева был обнаружен и затем уничтожен железнодорожный эшелон с гитлеровскими карателями.
Под командованием А.Д. Цароева была разгромлена и уничтожена комендатура в жандармерии в украинском городе Березное. Подобных примеров можно привести множество.
В 1943 году во время одной из боевых операций А.Д. Цароев был тяжело ранен и вывезен в Москву для лечения. После войны А.Д. Цароев работал в органах государственной безопасности, но последствия тяжелого ранения привели к его ранней инвалидности и преждевременной смерти.
А.Д. Цароева отличали мужество, искренность, высокая порядочность, преданность России и горячая любовь к своему многострадальному народу. Присвоение А.Д. Цароеву звания Героя России явится правомерной оценкой его героической жизни.
Ответственный секретарь Совета ветеранов
Заслуженный врач России
А. Цессарский
Эсэсовец зашел, чтобы, как обычно, поделиться ровенскими новостями и заодно одолжить деньги. Получив просимую сумму, Диппен спросил Зиберта, собирается ли он в «Немецкий театр» на собрание, где будет выступать прибывший из Мюнхена один из лучших партийных ораторов рейха. Зиберт ответил, что рад бы пойти, но, к сожалению, у него нет пригласительного билета, на что Диппен тут же вручил ему входной билет, отпечатанный на плотной веленевой бумаге. Из приглашения следовало, что 18 августа, в восемь часов вечера, в помещении «Немецкого театра» приехавший из Мюнхена имперский оратор — рейхсэнзацреднер Шойман прочитает доклад на тему «Вера Германии в ее миссию».
Рассматривая после ухода Диппена билет, Кузнецов обратил внимание на примечание мелким шрифтом: «Явка обязательна». И неудержимо рассмеялся. Вот уж чего никогда не мог предвидеть бывший уральский комсомолец Ника Кузнецов, что ему придется присутствовать на собрании актива нацистской партии, причем в обязательном порядке!
К театру он прибыл минут за десять до начала, предъявил на входе пригласительный билет и прошел в зал. Здесь уже собралась вся верхушка ровенских оккупационных властей и офицеры гарнизона. В глазах рябило от обилия погон, орденов, аксельбантов. Сцену украшали (если только уместно употребить в данном случае это слово) огромный портрет Гитлера и полотнище со свастикой.
Ровно в восемь часов на сцену стремительно выбежал коротенький человечек с невыразительным лицом, облаченный в партийную коричневую форму, взобрался на кафедру и обрушил на собравшихся поток истерического красноречия.
«Что ж, подкуемся теоретически», — с иронией сказал сам себе Кузнецов, поудобнее устроившись в кресле.
Имперский оратор, явно подражая фюреру и рейхсминистру Геббельсу одновременно, два часа без умолку изрыгал бредни об исторической роли Германии, священной миссии великого Адольфа Гитлера, о несокрушимом арийском духе и тысячелетнем рейхе.
«А хорошо бы прихватить его в отряд, — мелькнула в голове Кузнецова шальная мысль. — Да выставить «на банк». То-то ребята повеселились бы!»
«Банк», о котором подумал Николай Иванович, ничего общего к карточной игре не имел. Так в отряде называли ставшие традиционными вечерние встречи у костра возле штабного чума — если, конечно, позволяла обстановка. Иногда здесь собирался настоящий интернационал: русские Николай Кузнецов, Валентин Семенов, Владимир Ступин, украинцы Николай Гнидюк и Марина Ких, белорус Михаил Шевчук, поляк Юзеф Скурьята, евреи Борис Черный и Григорий Шмуйловский, грек Макс Селескириди (впоследствии известный артист театра им. Вахтангова и кино Максим Греков), болгары Асен Драганов и Вера Павлова, чех Витек, казах Дарпек Асдраимов, испанцы Филиппе Артуньо и Хосе Гросс, армянин Наполеон Саргсян, ингуш Абдулла Цароев — всех не перечислить. Говорили на «банке» обо всем на свете — о вчерашнем бое и любви, футболе и высокой политике, декламировали стихи и пели песни.
Даже заместитель командира по разведке капитан госбезопасности Александр Александрович Лукин, полноватый, с округлым добродушным лицом, вьющимися волосами и всегда прищуренными умными, даже хитрыми серо-голубыми глазами, если позволяли в такой вечер его особенные, секретные заботы, непременно присоединялся к «банку». И не только в качестве слушателя — неторопливо, поглаживая себя по давней привычке рукой по животу, он мог часами рассказывать совершенно невероятные байки о своем любимом городе Одессе времен гражданской войны и нэпа.
Кузнецов тоже любил изредка посидеть у костра, правда, никогда о себе не рассказывал, но иногда декламировал стихи и охотно подпевал негромкому хору, особенно если затягивали «Ермака»…………..
--------------------------------------------------------------------
В середине марта решался вопрос о дальнейшей службе Медведева. Все эти недели он считался ответственным сотрудником центрального аппарата наркомата. Руководство чрезвычайно ценило его опыт, особенно сказавшийся при подготовке все новых и новых опергрупп. Дмитрий Николаевич также понимал всю важность этой работы, относился к ней в высшей степени добросовестно, но был убежден, что как разведчик может принести куда большую пользу, командуя новым, более крупным отрядом, лично участвуя в осуществлении своих планов. Он настаивает на этом в нескольких рапортах руководству.
В одном из них — от 4 апреля 1942 года — он пишет: «...ни моя совесть, ни Родина не простят мне, если я не сумею добиться немедленного проведения в жизнь этого плана».
9 апреля он снова обращается к наркому с резким требованием направить его во вражеский тыл. На этот раз добивается своего: он назначается командиром (оперативный псевдоним «Тимофей») специального чекистского отряда «Победители», которому предстояло решать разведывательные задачи особой важности в городе Ровно. Вскоре Дмитрий Николаевич уже смог приступить к формированию личного состава «Победителей» — для этого требовалось отобрать примерно сто человек.
Разведывательная работа должна была занять в отряде «Победители» гораздо большее место, нежели в первом отряде, и вести ее предстояло на более высоком профессиональном уровне. Для этого Медведеву нужны были чекисты с хорошим опытом. При командире была создана специальная группа, состоящая из высококвалифицированных оперативных работников. Дмитрий Николаевич пригласил на эту работу капитана госбезопасности Александра Александровича Лукина и старшего лейтенанта госбезопасности Владимира Григорьевича Фролова, которых он давно знал по совместной службе на Украине. Вошли в эту группу также лейтенант госбезопасности Константин Константинович Пастаногов и Симона Кримкер (Гринченко), участница гражданской войны в Испании. Симона была храбрым человеком и прекрасно владела испанским языком. Последнее обстоятельство имело важное значение, поскольку в отряд влилась большая группа ветеранов гражданской войны испанцев: Хосе Гросс, Паулино Гонсалес, Хосе Флорежакс, Антонио Бланко, Антонио Фрейре, Филиппе Ортуньо и другие товарищи.
Из ОМСБОН в отряд пришла группа хорошо подготовленных радистов-шифровальщиков. Ими командовала Лидия Шерстнева (после замужества Мухина), специалист своего дела и, как вскоре выяснилось, человек прекрасной души.
Среди радисток выделялась экзотической внешностью волоокая молодая женщина. Дочь крупного колониального чиновника аристократа, она родилась в Испанском Марокко, в юности училась в Королевской академии искусств, но стала не художницей, а бойцом республиканской армии Испании в годы гражданской войны.
Впоследствии полковник Африка де Лас Эрас («Патрия») на протяжении десятилетий успешно выполняла за рубежом ответственные задания советской разведки.
Несколько командиров и бойцов Дмитрий Николаевич взял из старого отряда: Франца Наркевича, Дарпека Абдраимова, Абдуллу Цароева, Григория Волкова, Филиппа Куринного и других. Однако основную массу составили вновь пришедшие из ОМСБОН. Некоторые из них уже имели опыт боев, приобретенный на заснеженных полях и в лесах Подмосковья минувшей морозной зимой.
Будущему отряду предстояло действовать в специфических условиях Западной Украины….

(Отрывок из книги Гладкова Т. К. Легенда Советской разведки – Н.Кузнецов.)

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:09
БАЙСАРА БУНХО

Бунхо Байсарович Базоркин - родной брат Мочкхо, дед выдающегося ингушского писателя Идриса Базоркина, герой Шипки в Русско-турецкой войне 1877- 1878 годов, профессиональный военный, патриот своей земли. На его счету много славных дел. Газета «Терские ведомости» от 26 февраля 1868 года в № 9 писала, что 14 февраля 1868 года начальником Терской области открыто давно ожидаемое училище в Назрани. Описывая весь ход строительства первой школы, первого учебного заведения в Ингушетии, газета называет имена тех, кто безвозмездно организовывал заготовку и доставку строительных материалов. Первым названо имя майора Б. Базоркина, затем Заурбека Мальсагова и юнкера Муртуза Дзортова (все трое - участники и герои Шипки). По их инициативе и под их руководством на общественных началах было заготовлено в течение полутора месяцев 2000 бревен, 600 возов камня, 700 возов песка, 300 возов щебня и 40 возов турлука, кроме того, до 600 подвод назначалось в разные места за фабричными материалами.
Газета отмечает, что их добросовестный труд значительно удешевил и ускорил постройку школы. «Ни один из аулов не отказался от пожертвования, а напротив, каждый старался поскорее выполнить данное обещание без малейшего побуждения начальства, невзирая на страшные затруднения, с которыми вывозился лес из трущоб, и нередко за 50 верст», - писала газета.
Вернуть бы теперешним людям такой энтузиазм. На день открытия этой школы, на каждое вакантное место было подано по 200 заявлений - такова была тяга к знаниям детей гор.
Школа эта находилась у крепости Назрановской и вместе с мастерскими состояла из четырех капитальных зданий. (Последнее из них было варварски разрушено лет 15 тому назад. А жаль, надо бы сохранить как памятник истории народа.)
В Русско-турецкой войне 1877-1878 годов подполковник Бунхо Базоркин был командиром Ингушского дивизиона Терско-горского конно-иррегулярного полка XIII армейского корпуса лейб-гвардии Его Величества конвоя. В его подчинении командирами сотен были подпоручик Батако Ужахов и майор Бунхо Долгиев.
В Ингушский дивизион тогда были зачислены: Николай Альдиев,подпоручик Маги Наурузов, Бени Джеми-ев, Темурко Боров, прапорщики Дох Мальсагов (отец Дошлуко Мальсагова), Артаган Мальсагов, Керим Богатырев, Умар Сампиев (из с. Сурхахи), Дошлуко Куркиев и другие.
Ингушский полк был одет в белые бешметы, черные черкески, бараньи папахи с белым суконным верхом.
Терско-горский полк был расквартирован в деревне Гура-Галбино недалеко от Кишинева. Жители деревни были довольны своими постояльцами и отзывались о них весьма лестно:
«Народ смирный, весьма трезвый и честный: ни воровства, ни буйства, ни обид или притеснений к хозяевам за ними не водится».
Не правда ли, приятно спустя почти полтора века читать о таких качествах своих предков.
Исторические документы свидетельствуют о том, что Ингушский дивизион принял участие в ряде крупных сражений на Балканах, достойно выполнил возложенные на него задачи и продемонстрировал свою храбрость. Он отличился в боях у болгарских деревень Нисовая, Церевец, Кацелево. При перестрелке у деревни Нисовая казачьи сотни были подкреплены ингушской сотней, другая сотня прибыла с командиром корпуса генералом Дондуковым-Корсаковым.
В этом бою отличился Ингушский дивизион, которым командовал подполковник Б. Базоркин.
С 10 по 23 января 1878 года Ингушский дивизион в составе 8-го армейского корпуса принял участие в преследовании турецкой армии от реки Кара-лоама к крепости Шумле.
За свои отличные действия Ингушский дивизион был награжден Георгиевским знаменем. Многие офицеры были награждены за отличие в боях с турками. Командир дивизиона Бунхо Базоркин за умелое командование дивизионом был награжден многими орденами, ему было присвоено воинское звание «подполковник».
Подпоручик Темурко Боров и поручик Гани Джемиев были награждены орденом Св. Станислава 2-й степени с мечами и бантом. Батако Ужахов получил орден Св. Анны 2-й степени с мечами и бантом.
В наградном листе Гани Джемиева сказано, что, участвуя во всех боях, он примером своей храбрости воодушевлял ингушей и не один раз оказывал большую услугу делу. О командире сотни Батако Ужахове в его наградном листе сказано, что, находясь со своей сотней в авангарде, «сбил неприятеля и, спешив наездников, удержал неприятеля, чем дал возможность отступить нашей кавалерии без потерь».
Воины Ингушского дивизиона под командованием Б. Базоркина показывали чудеса храбрости, и поэтому многие из них. были не только награждены орденами, но и произведены в следующие чины: Темурко Боров, Керим Богатырев, Батако Ужахов, Гани Джемиев и многие другие. За свою храбрость, проявленную в боях с турками в Роданских горах, были награжденн орденами подпоручик Мачи Абиев, прапорщики Актемир Ужахов, Муртуз Дзортов, ротмистр Николай Альдиев, прапорщик Артаган Мальсагов. Прапорщик Атабий Базоркин был награжден Георгиевским крестом.
В сентябре 1878 года Ингушский дивизион под командованием Б. Базоркина возвращается домой.
В приказе от 2 сентября 1878 года по войскам, состоящим в распоряжении генерал-адъютанта князя Дондукова-Корсакова, говорилось: «Расставаясь с вами, храбрые всадники Терско-горского иррегулярного полка, сердечным долгом считаю выразить вам самую искреннюю благодарность за достойную службу вашу. Ингушский дивизион, находясь большую часть прошлой кампании под начальством моим, как командира 13-го корпуса, нес все время передовую службу и во всех делах примерами самоотверженной храбрости и всех военных доблестей приобрел в 13-м корпусе заслуженную славу и уважение всех своих сослуживцев. Я счастлив и с гордостью буду вспоминать, что под моим началом находились такие молодцы, как Ингушский дивизион».
Братьями Базоркиными Мочкхо и Бунхо ингушский народ может достойно гордиться. Где бы они ни были, какие ответственные ни выполняли задачи, они это делали в духе высочайшей ответственности за судьбу своего многострадального народа, в духе любви к своей родине. Эстафету прекрасных дел и патриотизма своих достойных отцов продолжили их потомки.
Примером тому служит жизненный путь их славного потомка Идриса Базоркина, посвятившего свою жизнь до последнего дыхания своему многострадальному народу, разделившего с ним тяжесть трагедии 1992 года, испившего горькую чашу страданий и лишений тяжкой судьбы своего народа до конца. Он прошел жизнь, достойную своих легендарных отцов и дедов. Нам есть кому подражать, с кого брать пример, как любить свою маленькую и прекрасную родину, как служить своему народу, чтобы хоть немного облегчить его судьбу.
Пусть нас всех вдохновляют светлые образы легендарных сынов нашего народа, таких, как Байсара Мочкхо, Байсара Бунхо и их достойный потомок Идрис Базоркин.

М. Аушев
(Газета «Ингушетия». 1995, 14 октября)

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:12
АХМЕТ ИЛЬЯСОВИЧ ОЗИЕВ. ПРЕРВАННАЯ ПЕСНЯ

Ахмет Ильясович Озиев - уроженец с. Гамурзиево Назрановского района, родился 28 января 1902 в семье кадия-арабиста.
С детства он любил литературу, особенно поэзию. Многие стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, поэтов-современников знал наизусть. Сам старался сочинять. Но в то время еще не было ингушской письменности, а писать на русском языке не удавалось.
В 1922 году, к радости всех просвещенных ингушей того времени, ученый- лингвист и просветитель Заурбек Куразович Мальсагов составил ингушский алфавит на латинской графической основе. А 1 мая 1923 года вышел первый номер газеты «Сердало» («Свет») на ингушском языке.
Озиев быстро изучил родную письменность и начал писать. Переводил маленькие рассказы и стихи с русского языка на ингушский.
Уже в шестнадцать лет юноша, ставший на сторону трудового народа, участник всех съездов в селениях Назрань и Базоркино, с болью воспринимал тяжелую жизнь своих соплеменников.
В 1924 году Ахмед написал несколько стихотворений, названия которых сохранились лишь благодаря воспоминаниям Салмана Озиева: «Тьма угнетает наш народ», «Всюду дышится бескультурьем», «Тяга народа к свету». В них выражались боль и чаяния народа. Но автору стихи показались слабыми, и он уничтожил их.
А позже родилось стихотворение «Октябрь наступил», охватывающее большой исторический пласт: тяжёлую жизнь рабочих в царское время, «Кровавое воскресенье», революцию 1905 года, Февральскую революцию и, наконец, Октябрьскую революцию.
Он жаждал обучения грамоте всего взрослого населения, в том числе и женщин. Сердце его ликовало, когда видел охотно идущих в ликпункты (пункты ликвидации безграмотности) женщин-ингушек. Это было в горном селе Алкун Галашкинского района. Тогда он написал стихотворения «Идут к свету» и «Девочка».
В 1929 году Ахмет Озиев перевёл стихи русских поэтов на ингушский язык для учебника хрестоматии «Утро гор». За эту работу он получил благодарность от отдела народного образования через публикацию в газете «Сердало».
Ему принадлежат переводы многих стихов и поэм выдающихся русских писателей: А.С.Пушкина «Кавказ», «Арион», «Памятник», «Кавказский пленник»; М.Ю.Лермонтова «Воздушный корабль»; Д.Бедного «Снежинки», «Ответ», «Доктор» и др.; Г.И. Кржижановского «Смело, товарищи, в ногу!» и другие .
В начале 30-х годов интеллигенция была активно привлечена к внедрению культуры среди населения, проведению всеобуча детей школьного возраста и ликвидации неграмотности и малограмотности среди взрослого населения.
Особенно трудно было провести эти мероприятия в горном Галашкинском районе. Учитывая эти трудности, в район была послана отборная группа интеллигенции из других районов и города Орджоникидзе.
В то время Ахмет Озиев работал в зооведтехникуме в с. Гамурзиево.
По первому же зову он приехал в Галашкинский район. Там ему предложили должность ответственного секретаря в Райисполкоме.
В короткий срок он стал самым нужным для всех жителей в районе человеком, потому что, не зная отдыха, старался помочь каждому, кто приходил за помощью. Ни один посетитель не уходил от него неудовлетворённым.
А.И.Озиев любил и изучал народную поэзию, пользовался её изобразительно-выразительными средствами. Большое внимание поэт уделял поискам новых форм, подходящих для ингушской поэзии. В этот период поэт воспел обновленную деревню и радость коллективного труда.
Через несколько лет Ахмета Озиева вызвали в Грозный, в столицу объединённой в то время Чечено-Ингушской области, в Союз писателей, где Председатель правления СП предложил ему должность консультанта молодых литераторов.
Ахмет Ильясович сразу начал продуктивно работать, оказывая помощь не только тем, кто обращался к нему в Союзе, но и организовывая консультационные пункты при редакциях газет в крупных районах области. Очень много лично общался с начинающими поэтами и писателями. Такая работа стимулировала творчество у молодых.
В самом расцвете поэтического таланта и творческой деятельности старейшего члена Союза писателей СССР, верного сына ингушского народа Ахмета Озиева в ноябре 1934 г. арестовали «за контрреволюционную агитацию» и приговорили к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 22 декабря 1937 г.
В 1957 г. Ахмет Ильясович Озиев реабилитирован - (посмертно) в связи с отсутствием состава преступления.

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:18
ДОСТОЙНО ПРОЖИТАЯ ЖИЗНЬ (КУРИЕВ ЯКУБ ЭЛБЕРДОВИЧ)

Куриев Якуб Элбердович родился в 1902 году 15 марта в с. Экажево, здесь он жил и учился в медресе, получил религиозное образование, впоследствии, спустя много лет, Якуб Куриев преподавал богословие в этом же медресе. До депортации ингушей в 1944 году он успел получить хорошие знания по исламскому богословию.
В Казахстане, благодаря высокому уровню знаний, из уважения к нему, зная его человеком глубоко богобоязненным, честным и отзывчивым, местные жители нашли для него хорошую работу. Якуб Элбердович работал по специальности плотника, благодаря которой он мог обеспечить семью. Ни на минуту он не оставлял своих усилий узнать как можно больше в вопросах истинной веры, здесь же в ссылке Якуб-мулла продолжал обучение детей спецпереселенцев - своих земляков основам Ислама, молитвам, обычаям и традициям мусульманской веры.
После возвращения из ссылки в Ингушетию он учился совместно с известным в Ингушетии Махьмадом-муллой сыном Салмарза Оздоева. С ними же продолжал учебу, совершенствовал свои знания в области богословия Кукурхоев Асхаб-мулла.
Будучи уже в зрелом возрасте, благодаря кропотливым, упорным занятиям, постоянному прослушиванию передач на арабском языке, которые он слушал по радио, Якуб-мулла в совершенстве выучил арабский язык. Интересен один эпизод из воспоминаний односельчан и соседей о нем. Говорят, что однажды, увидев впервые у кого-то из соседей телевизор, Якуб-мулла задумчиво сказал: "В будущем, из-за этой вещи (телевидение) многие люди будут испорчены морально, потому что оно, скорее всего, будет показывать человеку недозволенное, будет смущать его". По прошествии стольких лет мы лишний раз убеждаемся в мудрости, прозорливости таких людей, каким был Якуб-мулла Куриев. Кто-то говорил о научно-техническом прогрессе, о диковинке, которая позволит увидеть весь мир, и они этого не отрицали, но всегда помнили, прежде всего, о душе человека, его нравственных критериях.
Он учил окружающих людей, независимо от их возраста, говоря: "Когда вы даете сагIа людям, если вы даете лепешку, то худшему из них дайте раньше всех и не одну, а три". Другими словами не судите, не отвергайте человека, покажите ему пример добра. Он говорил, что давать caala надо только войдя во двор, из рук в руки, не передавать небрежно через ограду.
Сосед Якуб-муллы Иса Гадаборшев вспоминает: "Однажды, я тогда был совсем юным подростком, моя мать позвала по какому-то делу Якуба, который работал тогда в своем дворе. Без промедления он бросил все и сразу спросил, в чем дело, что необходимо. Его никогда не смущало, если надо было бы идти из Назрани в самое отдаленное село, хоть на край земли. Помочь делом и советом он был готов в любую минуту, без сомнений. Он не скрывал радости, если к нему обращались, если ему надо было что-то сделать для других людей".
Его отличала прямота и готовность всегда говорить правду в любой спорной ситуации. Участвуя в решении различных вопросов, Якуб-мулла без колебаний говорил виновному, что он неправ. Его по-настоящему уважали. Готовность прийти на помощь каждому человеку, участвовать и разделить с ним трудности, поддержать советом и добрым словом, отправиться в путь, невзирая на расстояние, отсутствие транспорта, неудобства и т. п. - люди помнят его таким.
Однажды в одной семье заболела женщина, болезнь носила характер психический, была непонятной и загадочной, и родственники этой женщины потеряли всякую надежду на благо приятный исход. Якуб-мулле верным словом и молитвами, благодаря милости Всевышнего Аллаха, удалось вернуть ей здоровье. Обрадованные родственники женщины, зная, что он ни в коем случае никаких денег, ни под каким предлогом не примет, привезли к его дому большое множество продуктов. Однако Якуб-мулла наотрез запретил своей семье брать подобные подарки, ясно заявив, что излечение женщины не его заслуга - это милость Всевышнего Аллаха. Он был настоящим проповедником Ислама.
У него остались многочисленные потомки, которые помнят его, достойно продолжают добрые дела, завещанные им. Наступило время, когда и его внуки получают религиозное образование. Люди, которые его знали, общались с ним, говорят, что даже в шутку никто никогда плохого слова не сказал о Якуб-мулле Элбердовиче Куриеве. Пожалуй, о таком отношении, как к самому большому признанию, награде, должен мечтать каждый из нас ныне живущих.
У него были ученики, которым он передал свои знания Ислама, такие же воспитанники были у тех, кто подобно ему нес свет Ислама своим соотечественникам. Все они научили правильному пути своих учеников и так до наших дней, когда мы видим, как в пятничную молитву не хватает места в самой большой мечети г. Назрань, - все больше людей освобождают свои сердца от всего плохого. Их достойно прожитая жизнь и непоколебимая вера в милость Всевышнего Аллаха, принесла добрые плоды. Мы всегда будем благодарны таким людям, за все сделанное ими для своего народа.

Муслим Барахоев, Якуб Султыгов, газета «Сердало», 13 мая 2003 г

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:19
ЖГУЧАЯ ПАМЯТЬ (АБДУЛЛА ЦАРОЕВ)

«С горечью воспринял я недавно дошедшую до меня весть: улицу, носившую славное имя разведчика Героя Советского Союза Николая Кузнецова, Львовский горисполком переименовал в Клепаровскую - назвал ее именем соседней железнодорожной станции, улица им. Кантарии стала Каштановой, Брестская превратилась в Гипсовую... Дрогнуло, сжалось от боли мое сердце, подкралась бессонница: ночами перед глазами облик Николая Кузнецова, его и моих друзей-однополчан. Среди них отважный партизан Абдулла Цароев...
В. Ступин,
ветеран Великой Отечественной войны,
партизанский разведчик, г. Москва».
Мало их остается, кого кромсала война, и как много еще безвестных героев. Об Абдулле Дудиевиче Цароеве, бывшем командире группы разведчиков партизанского соединения Героя Советского Союза Д. Н. Медведева, собирал воспоминания знавших его партизан по крупицам. Тем они ценнее и дороже.
Эпизоды нелегкой партизанской доли (их не надо выдумывать) живые, трепетные. Один из воинского братства (Ю. Н. Васильев) - проживает неподалеку от московской станции метро «Преображенская».
- В отряде Медведева Абдуллу называли Володей, - неспешно вспоминает Юрий Николаевич. - Может, для конспирации или для удобства в общении. Война затащила Цароева в самое пекло 21 июня 1941 года под Брест. Он служил на границе и командовал стрелковой ротой. За первые два дня войны лейтенант Цароев одиннадцать раз поднимал бойцов в штыковые атаки. Тогда же был ранен. А потом с горсткой оставшихся людей пробивался из окружения к своим.
Впервые встретился я с Володей в апреле 1942 года,- уточняет ветеран. - К тому времени у него за плечами уже были партизанские бои с врагом в белорусских лесах. Это был подвижный, энергичный человек, южанин с серьезным лицом и добрыми глазами. Однажды Цароев внезапно, как и появился, исчез. Только через годы я узнал: Володя тогда улетел с десантной группой за линию фронта, вновь в медведевский отряд. После войны мы поддерживали с ним переписку до конца его дней, он умер от тяжелых шрамов войны.
Посчастливилось мне найти и двух разведчиков из группы Цароева - П. Борисова и В. Ступина. Живут в Москве.
- Как известно, в конце августа 1941 года в Мытищах, на стрельбище «Динамо», был сформирован первый медведевский отряд, - вспоминает П. Борисов. - Линию фронта мы перешли в Жуковском районе Брянской области и устремились в Плетнянские леса. Почти в то же время из разрозненных групп бойцов, вырывавшихся из окружения из-под самого Бреста, был создан разведывательно-диверсионный отряд, командиром разведчиков в котором стал Цароев. Судьба распорядилась так, что разведка Цароева наткнулась в лесу на дозор отряда особого назначения Медведева.
Разведчики отряда, влившиеся в медведевское соединение, установили: где-то в районе городка Мглив под прикрытием лесного массива находится вражеский аэродром. Уничтожить его поручили Володе и его ребятам, рассказывают ветераны. Стоял ноябрь 41-го. День был пасмурный, мела поземка. Партизаны довольно-таки быстро обнаружили взлетно-посадочную полосу, забросали ее гранатами, уничтожили и охрану. А вот на обратном пути случилась беда - у костра, возле которого решали передохнуть.
- Только мы протянули закоченевшие руки к огню, а я, сняв сапоги, сунул прямо в костер ноги, обмотанные в промерзлые портянки, как внезапно раздался взрыв, - волнуясь, вспоминает Петр Гаврилович. - Осколками мне раздробило ступни, ранило еще троих товарищей. Позднее выяснилось: до нас на поляне останавливалась, и тоже на отдых, кавалерийская часть, кто-то и оставил на земле запас капсулей для гранат. Они и рванули. Меня уложили в повозку. Не прошло и десяти минут, как на ближайшей опушке показались каратели. Бой был неизбежен. И тут выручил всех нас Цароев. Он сумел выманить фашистов на просеку, где разведчики открыли по ним прицельный огонь. Каратели отпрянули в сторону повозки. А у меня настолько распухли ноги, что я не мог натянуть сапоги. Отстреливаясь, спрыгнул на землю, ног не чувствовал, только боль жгла все тело...
Скольких парней, веселых и сильных, потеряли мы в лесах и болотах: одни подорвались на минах, другие погибли от рваных ран. Больно об этом слышать, но находятся ныне подлецы, иначе их не назовешь, которые, предав забвению святость мест, крушат, оскверняют памятники. Разве это люди?
- Глумиться над памятью павших - более подлого дела на свете, наверное, и не придумаешь, - вступает в беседу В. Ступин. - Я все думаю: те, кто подымает руку на обелиски, не ведают о цене, которую мы заплатили за нынешний мир. У современных вандалов не болят руки и ноги от застарелых ран, им неведомо чувство боли от потери на фронте близких друзей. Память о них жива. Помню и я, как воевал во втором медведевском отряде, который формировался в глухом местечке Толстый Лес.
На занятую врагом территорию нас забрасывали на самолетах. Группа Цароева приземлилась удачно, а нам не повезло. Первый наш парашютист угодил прямо на крыльцо немецкой комендатуры, да при том сломал ногу, там его и схватили, я приземлился на территории кирпичного завода. Спасли меня темнота ночи и сторож, который помог мне справиться с парашютом, а потом указал дорогу в лес.
Сейчас это трудно себе представить. Гитлеровцам удалось выследить нашу группу. Трое суток кряду они преследовали нас. Гнались за нами день и ночь, не давая и часа на отдых. Сменялись каратели, не выдерживали темпа овчарки...
А мы все уходили и уходили в леса. После войны медики мне говорили, что трое суток бега, без отдыха и сна, и все по лесной хляби для сердца - это предел человеческих сил.
А потом, соединившись с отрядом, разведчики Цароева снова начали искать встречи со своими преследователями. Партизаны, близко знавшие Володю, подмечали в нем ту тщательность, с которой он готовил боевые операции. А сколько их было у него на счету? Много.
Как-то бойцы взвода Цароева разведали, что на станции Будки Сновидовичи железной дороги Брест-Киев стоит на запасных путях воинский эшелон. Медведев предложил: «Давайте долбанем!» На задание пошли 40 человек.
- Цароев и я, еще несколько бойцов ползем к вагонам, - ведет беседу Владимир Иванович. - Условились, разведка подбирается как можно ближе к эшелону, условный знак для атаки - оклик часового. Отряд поверх нас открывает огонь по вагонам, мы же, распластанные на земле, стреляем в упор... Подобрались вплотную к часовому, и тут внезапно раздается пронзительный лай. Никто не заметил маленькой собачонки, крутившейся на путях. Немцы подняли тревогу, да поздно было, наш огонь был разительным, и операция удалась.
Цароев был хорошо знаком с легендарным разведчиком Н. Кузнецовым и всячески ему помогал. Многие помнят по книгам Д. Н. Медведева, какую неоценимую помощь оказала «обер-лейтенанту Зиберту» гестаповская бляха с выгравированной на ней надписью: «Тайная государственная полиция». Добыл этот своеобразный документ Цароев. Добыл в бою с гестаповцами. Тогда же случилась и беда.
У друга Володи Григория Алешина в кармане была граната, и когда он садился на подводу, с гранаты соскочила предохранительная чека. Взрывом разведчику перебило ноги. Он скончался в пути, ранило и Цароева. Операцию ему делал врач отряда Альберт Вениаминович Цессарский, ныне здравствующий. Делал в лесу без всякого обезболивания...
Позднее, у села Карпиловка на Ровенщине, Цароева снова тяжело ранило.
После войны Абдулла Дудиевнч работал в органах госбезопасности, затем ушел на пенсию. Нередко на улицах Нальчика и Назрани можно было встретить скромно одетого, невысокого роста человека, да мало кто мог угадать в нем бывшего руководителя разведки знаменитого партизанското отряда «Победители».
Держу в руках пожелтевшие от времени фотографии, они, словно осенние опавшие листья, но сохранившие тепло летних, дней. Вглядываюсь в лица разведчиков: Григория Алешина, Наполеона Саргсяна, Николая Брежнева, славных боевых соратников Абдуллы Цароева. Слава же не шибко-то всех их жаловала... Перебираю истертые от прикосновения чьих-то чиновничьих рук многочисленные ходатайства друзей Цароева о признании его боевых заслуг. Никто из них в час горьких испытаний не жаждал почестей, не думал о бессмертии. Они шли под пули, тонули в болотах с единственным словом на устах - Родина.
Не властны мы над временем, но и ему не испепелить человеческую память о павших, жгучую как огонь.

А. Урванцев
(Газета «Правда». 1991, 12 апреля)

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:21
КОГДА ТАЛАНТ СЛУЖИТ НАРОДУ (АБУ УВОЙСОВИЧ МАЛЬСАГОВ)

Нынешний год для Абу Увойсовича Мальсагова дважды юбилейный. Во-первых, он, известный литературовед и литературный критик, ученый-фольклорист, педагог и публицист, отмечает свое 65-летие. Во-вторых, 5 лет исполняется созданному им журналу "Литературная Ингушетия". При столь очевидной взаимосвязи двух таких разных цифр было бы трудно даже представить их в отрыве друг от друга. Журнал "Литературная Ингушетия" в том виде, в котором он сегодня существует, мог стать плодом только щедрой души и зрелого разума, которые формируются в муках и радости творчества на протяжении не одного десятилетия. Такая задача могла оказаться подъемной, пожалуй, только для избранных, к коим Абу Мальсагова, сохраняющего в своем возрасте юношескую гибкость ума и подвижность мысли, можно отнести вне всяких сомнений.
Восхождение А.У.Мальсагова к вершинам творчества не было долгим и мучительным. Его стремительный взлет на Олимп сравним разве что с полетом орлиной песни, устремленной к солнцу. И если удача (при всей относительности этого понятия) когда-то и изменяла ему, то, наверное, в этом была какая-то внутренняя необходимость. Извечная загадка России в том и заключается, что гений человеческий здесь может воссиять всеми гранями своего таланта лишь на обломках былого счастья и величия. Сам Абу Мальсагов когда-то вместил эту философию в поэтические строфы:
Да, да, я согласен,
Не ровен мой путь!
Не только удачи
Сулила мне жизнь.
Подобно орлу
Взмывался на кручи,
Подобно орлу
Я падал с вершин...
Да, да, я согласен,
Что были паденья!
Но были и взлеты
Подобно орлу...
Никак не могу я
Сладить с судьбою,
Никак не могу я
Не быть собою!
Неужто меняться
Седой головою
Ты мне предлагаешь
На что-то другое?
Напрасны старанья.
Пустые заботы,
Я вновь поднимусь,
Чтобы снова упасть!
Родившись 12 сентября 1937 года в селе Гамурзиево Назрановского района ЧИАССР, Абу Мальсагов относится к числу детей депортации, для которых каждый первый шаг в их только начавшейся жизни был сопряжен с испытаниями на прочность. Сталинская пропаганда, сделавшая этих детей изгоями, заставила их в еще раннем детстве учиться преодолению и силе духа. В атмосфере окружающей их ненависти им оставалось идти по жизни высоко подняв голову и стиснув зубы, чтобы никто не увидел их обиды и слез. Быстро взрослея, вскоре они и вовсе разучились плакать, став образцом для тех, кто пришел на эту землю после них, много лет спустя.
Абу вернулся из 13-летней ссылки, закалив свое тело и свой характер. Вернулся с горячим стремлением доказать всем, как не справедливы были те, кто хотел под корень извести его народ. Народ, которому он будет служить всю свою жизнь.
Уже в 1962 году недавний "враг народа" блестяще окончил историко-филологический факультет Чечено-Ингушского государственного педагогического института. Но его литературная деятельность, как и первые шаги на научном поприще, начались еще задолго до получения институтского диплома с круглым отличием. На протяжении всего периода обучения в стенах альма-матер, он возглавлял студенческое научное общество сначала факультета, а позже и института. К этому времени относятся и его первые литературно-критические статьи и очерки, увидевшие свет на страницах республиканской прессы. Одновременно он смело заявляет о себе и в серьезной литературоведческой науке, что в национальном литературоведении тех лет, претендующем на собственное осмысление "литпроцесса", могло вызвать гнев "просвещенных" властей.
Уже обретя некоторую известность в научной среде, Абу Мальсагов решает продолжить свое образование. В 1966 году он успешно заканчивает аспирантуру Дагестанского филиала Академии наук СССР и окончательно утверждает свое место на научной и педагогической стезе. Впрочем, заниматься наукой он ни на день не прекращал еще со студенческой скамьи. Стоит отметить, что сразу после окончания института А. Мальсагов был сразу же приглашен в Чечено-Ингушский научно-исследовательский институт истории, языка и литературы, где он весьма успешно проработал с 1962 по 1978 год. Затем в течение пятнадцати лег он был главным редактором Чечено-Ингушского радио и первым заместителем председателя Гостелерадио ЧИАССР.
Научный интерес Абу Мальсагова был прежде всего обращен к богатейшему наследию национальной культуры, находившемуся тогда на грани забвения и гибели. Благодаря усилиям молодого научного сотрудника в научный оборот вновь вернулись и утвердились теперь уже навсегда имена Тембота Бекова, Абдул-Гамида Гойгова, Ивана Давыдовича и Василия Иосифовича Цискаровых, Чаха Ахриева, Асламбека и Ибрагима Базоркиных, Капитона Чахкиева, а также многих других ингушских ученых, просветителей, поэтов, прозаиков, драматургов и публицистов.
Таким образом, национальное литературоведение, анализируя творчество современных литераторов, получило блестящую возможность опираться на традиции, прошедшие испытание временем, что, в свою очередь, вернуло фундаментальность самой литературоведческой науке. Для ингушской литературы это тоже стало неоспоримым преимуществом, открывшим перед ней широкие горизонты новаторства.
Наверное, любой, даже самый амбициозный ученый, приведя в движение столь значительный научный пласт, мог бы спокойно почивать на лаврах. Однако Абу Мальсагову такой покой всегда претил. Его неиссякаемая энергия постоянно искала выхода, а творческая натура неудержимо рвалась к новым высотам. Вот уже около сорока лет он занимается изданием учебной литературы, являясь автором целого ряда школьных и вузовских учебников, разработчиком учебных программ и пособий, составителем хрестоматий по ингушской литературе. Одновременно с этим он публикует свои исследования, связанные с изучением ингушского фольклора, а также дореволюционного периода развития ингушской литературы. В разные годы в Чечено-Ингушском книжном издательстве увидели свет его книги "Ингушский фольклор", "Путь к зрелости", "Писатели советской Чечено-Ингушетии", "В боевом строю", "В ногу с эпохой", "Вайнахский юмор", "Ингушская литература", "Юмористические рассказы", "За новую жизнь" и многие другие. И надо особо отметить, что труды А.У. Мальсагова, в отличие от многих работ его собратьев, ученых-гуманитариев, выполнявших политический заказ того времени, и сегодня не потеряли своей актуальности. Эта особенность творчества А.У. Мальсагова позволяет ему и по сегодняшний день оставаться в числе востребованных авторов. Только в нынешнем году в Назрани и в Москве выходят в свет две его книги "Рассказы о Цагене" и "Ингушский фольклор".
Абу Мальсагов относится к той немногочисленной когорте людей, которая много сделала для того, чтобы ингушская культура и национальная литература заняли прочное место в анналах мировой цивилизации. Большое число его научных статей и очерков, а также собственных литературных произведений, переводилось и переводится на многие языки народов мира. Они и сегодня достойно служат популяризации духовного наследия ингушей в самых разных точках земного шара. Поэтому участие А.У. Мальсагова в различных научных конференциях и симпозиумах всякий раз вызывает широкий интерес в научных кругах. Благодаря этому год от года растет число тех, кто обращается к сокровищнице самобытной национальной культуры Ингушетии с научными целями. Ингушская наука и культура от этого только выигрывают, т.к. сотрудничество ученых взаимообогащает и расширяет сложившиеся в научном мире взгляды.
К своему 65-летию Абу Увойсович Мальсагов подошел с солидным научным и педагогическим багажом. Сорок лет он продолжает сочетать научную и педагогическую деятельность в высшей школе с созданием школьных и вузовских учебников. В 1998 году ему было присвоено почетное звание заслуженного работника образования Республики Ингушетия. А еще раньше — в августе 1989 года — его заслуги в развитии ингушской литературы были отмечены высоким званием заслуженного работника культуры ЧИАССР. Общественное признание многолетней деятельности А. Мальсагова на ниве образования и культуры, его неутомимые исследования в области национального фольклора ставят его в один ряд с известными просветителями ингушского народа. И, наверное, можно с полной уверенностью утверждать, что свой долг перед нацией этот человек уже выполнил. Все эти годы он вел разделы по ингушской литературе и фольклору в самых различных энциклопедических словарях и справочниках, активно сотрудничал с центральными академическими изданиями, был соавтором ряда фундаментальных трудов, изданных в Москве. В числе последних можно назвать "Мифы народов мира", "Мифологический словарь", "А.М.Горький и литература народов СССР", шеститомную "Историю многонациональной советской литературы".
1997 год был ознаменован для ингушской культуры ярким событием — рождением нового литературно-художественного и общественно-политического журнала "Литературная Ингушетия". Впрочем, выход в свет первого номера "Литературной Ингушетии" стал заметным явлением на всем культурном пространстве постсоветской России. В тот период даже ведущие центральные "толстые" журналы переживали острейший кризис, стремительно теряя своих читателей, уменьшаясь в объеме, значительно сокращая свои тиражи. Их региональные собратья и вовсе находились на грани гибели, выходя время от времени мизерными тиражами на бумаге самого низкого качества. А известный в бывшей Чечено-Ингушетии ингушский литературный альманах "Утро гор" не выходил уже несколько лет. И в этот момент в Ингушетии увидело свет издание, добротное по содержанию и полиграфическому исполнению. Конечно, скептиков как внутри республики, так и за ее пределами, готовых поспорить, что ничего путного из этого начинания не получится, было хоть отбавляй. И только сам Абу Мальсагов, создатель этого журнала, твердо верил в будущее "Литературной Ингушетии".
Проблемы, ставшие перед журналом, действительно, казались труднопреодолимыми. Главная из них заключалась в том, что местные маститые поэты и прозаики оказались не готовыми представить на суд читателей сколько-нибудь значительные произведения. И тогда А. У. Мальсагов сделал ставку на молодых, еще неизвестных публике авторов. При своем журнале он организовал настоящую школу писательского мастерства — республиканское творческое объединение молодых и начинающих поэтов, прозаиков и драматургов. Это объединение стало.подлинной лабораторией Слова, и вскоре читатели "Литературной Ингушетии" узнали новые имена, заявившие о себе, благодаря заботам и поддержке Абу Увойсовича Мальсагова. Среди этих имен хотелось бы назвать Зейнаб Албогачиеву, Эсет Газдиеву, Эсет Сусуркиеву, Рукет Махлоеву, Ханифу Джандигову, Залину Белхароеву, Али Албакова, Тамару Чаниеву, Амира Марзаганова, Нину Барахоеву, Инну Малыгину, Ингу Кузьгову, Макку Дударову.
За годы существования журнала "Литературная Ингушетия" на его страницах публиковались произведения таких известных авторов как Ахмет Боков, Салман Озиев, Саид Чахкиев, Султан Аушев, Юрий Верольский, Игорь Ляпин, Мурад Картоев, Светлана Анисимова, Марем Льянова, Гирихан Гагиев, Тимур Кодзоев, Урусхан Дударов и другие.
Заметную роль сыграл журнал и в возрождении ингушской драматургии, представив на суд читателей новые пьесы Ахмета Бокова, Саида Чахкиева, Азамат-Гирся Угурчиева, Сали Арчакова, Бадрудина Горчханова, Вахи Хамхоева, Эсет Сусуркиевой и других авторов.
Из номера в номер "Литературная Ингушетия" знакомит читателей с лучшими произведениями разных поколений поэтов, прозаиков, драматургов и публицистов Ингушетии. На страницах журнала продолжается серьезное научное и литературное исследование важнейших аспектов истории и быта ингушского народа, его богатого духовного наследия, запечатленного также в лучших фольклорных произведениях.
Богатейшая народная этика ингушей, интеллектуальный потенциал нации, верность морально-этическим нормам сделали журнал "Литературная Ингушетия" одним из флагманов уникальной национальной культуры, сохранившей, несмотря ни на что, самобытность и преемственность поколений.
А.У. Мальсагов, главный редактор журнала, завоевавшего популярность в читательской среде, убежден, что национальная культура Ингушетии не может развиваться в изоляции от культур других народов. И поэтому "Литературная Ингушетия" постоянно публикует произведения русских, дагестанских, калмыкских, кабардинских, балкарских, чеченских, черкесских, осетинских, карачаевских авторов. Большое внимание при этом уделяется переводам на ингушский язык произведений русской и мировой классики. Широта культурных пластов, затрагиваемых журналом, по праву делает его средоточием высокой нравственности и непреходящих идеалов.
Не в последнюю очередь эти идеалы торжествуют благодаря учрежденному "Литературной Ингушетией" ежегодному конкурсу "Золотое перо", в котором принимают участие молодые поэты, прозаики и драматурги. В их творчестве, свободном от идеологических пут и открытом новым ветрам, обретает зримые черты завтрашний день Ингушетии.
Только так, соединяя историческое прошлое и далекое будущее родного края, можно обрести гармонию в сегодняшней жизни. И это хорошо удается журналу "Литературная Ингушетия" под началом известного литературоведа и литературного критика, ученого-фольклориста, педагога и публициста Абу Увойсовича Мальсагова. Мы вправе и впредь ожидать от человека, предъявляющего себе столь высокие требования, новых добрых дел и начинаний на благо нашего народа и нашей республики. Так что, поздравляя сегодня А.У.Мальсагова с 65-летием со дня рождения, 40-летием активной педагогической и творческой деятельности, мы хотим пожелать ему доброго здравия на многие лета, чтобы его талант еще долго служил обретающему себя ингушскому обществу.

Ахмет Газдиев

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:22
КОМАНДИР НА ВСЕ ВРЕМЕНА (ТОУСИ БУНУХОЕВИЧ ШАДИЕВ)

Дни гражданской войны стали периодом массового героизма ингушей. Тогда за оружие взялся весь народ, от мала до велика, защищая новую власть, обещавшую неслыханные блага, а главное - справедливое отношение ко всем народам России, равенство и братство. Ингуши стали главной опорой большевиков на Северном Кавказе.
Но гражданская война отгремела, ингушские партизанские отряды перестали существовать, оставив неизгладимый след в истории становления Советской власти на юге России. Ингуши вернулись к мирной жизни, стали наравне с другими народами страны строить новое общество. Но отряду Шадиева Тоуси было суждено еще раз стать под ружье...
В 1942 году на огромном митинге в селении Базоркино ингушский народ объявил священную войну - газават фашистским захватчикам.
На этом собрании присутствовал первый секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС Иванов. Враг - немецкие фашисты - уже стоял на пороге Чечено-Ингушетии. Руководитель обкома обратился к партизанам гражданской войны - Тоуси Шадиеву было предложено воссоздать свой отряд.
Кто же он Тоуси Бунухоевич Шадиев?
Его имя широко известно в Чечено-Ингушетии. Будучи представителем духовенства, как впрочем, и многие другие в этом отряде, он с первых дней революции и до самой смерти оставался преданным сторонником Советской власти.
В конце 1917 - начале 1918гг. Тоуси Шадиев, Кази Гантемиров и Айдемар Долаков по свое инициативе начали формирование вооруженных красных сотен для отпора местной контрреволюции. Эти сотни несли охрану ингушских аулов под Владикавказом и служили заслоном города от белоказаков. В мае 1918 года Тоуси Шадиев и Кази Гантемиров были делегированы на III съезд народов Терека, где они вместе с такими известными деятелями, как Таштемир Эльдерханов, Бетал Калмыков, Магомед Энеев, вошли в руководящий орган съезда.
Как известно, на 111 съезде народов Терека было провозглашена советская власть па Северном Кавказе и решен земельный вопрос.
По возвращении со съезда Тоуси - мулла Шадиев и Кази - мулла Гантемиров создают ингушский красный отряд. Каждый вступающий в этот отряд приносил клятву верности советской власти.
Августовские события 1918 года. Поднявшие контрреволюционный мятеж белоказаки почти заняли город Владикавказ. Рабочие отряды и красноармейцы вели бои за последние кварталы. По образному выражению Серго Орджоникидзе, советская власть на Кавказе "висела на волоске". Большевики попросили помощи в Ингушетии.
Вместе с другими отрядами, громя врага, ворвался в город и отряд Тоуси Шадиева. Тринадцать дней шло сражение во Владикавказе.
Начальнику штаба Айдемару Долакову было сообщено о том, что во Владикавказе в подвале огромного дома заточили 1500 человек и затопили водой, закрыв все окна и двери.
Узнав об этом, члены отряда во главе с Шадиевым Тоуси и Баркинхоевым Яни (всего 50 человек) освободили после продолжительного боя почти всех ингушей.
Несмотря на трудности уличных боев, и своей непривычности к ним Шадиев и Гантемиров со всем своим отрядом являлись примером храбрости и героизма.
После разгрома мятежников численность поредевшего отряда была доведена до восьмисот сабель. Он под названием Владикавказского ингушского отряда остался в городе для поддержания порядка. Командиром был назначен Тоуси мулла Шадиев, его заместителем - Гантемиров.
Мир на Тереке продолжался недолго. В 1919 году к области подошли наступающие деникинские войска. На требование пропустить их через свою территорию, ингуши ответили деникинцам категорическим отказом. Опять запылало пламя войны.
Неделю шли бои с деникинцами за Владикавказ. Даже когда красноармейские части покинули город, еще четыре дня Владикавказский ингушский отряд вместе с рабочими продолжал сопротивление.
В Терской области установился деникинский режим. Большевики и красноармейцы отступили в горы. Началась партизанская война.
Али Горчханова, Баппина Шадиева, Кази Гантемирова, Исхака Чапанова и еще несколько человек наиболее уважаемых в народе, подпольный ревком посылает за оружием в Порт - Петровск (ныне Махачкала). Там им удается получить от меньшевистского "горского правительства" полтора миллиона патронов, винтовки и другое вооружение. С большим трудом и риском это оружие было доставлено в горы Ингушетии. В Терской области ширится партизанское движение. Тоуси Шадиев поддерживает связь с Серго Орджоникидзе, Гегечкори и другими видными большевиками. Из воспоминаний сына Баппина Шадиева - Магомеда: " Я помню, как мать рассказывала, что Серго вместе с Тоуси, Кази, Исхаком и другими членами отряда приходили к нам домой, я их обслуживала, в угол они ставили красное знамя..."
По решению подпольного ревкома он, Тоуси - мулла Шадиев, начинает формирование шариатского полка. Первая часть полка была сформирована в селении Базоркино, а затем в Экажево и в других селениях.
Шариатские бойцы приняли непосредственное участие в восстании против деникинцев ингушских селений Экажево, Сурхохи и Насыр-Корт.
Сохранился документ того времени, где сказано, что "командование шариатскими полками поручено Тоуси - мулле и Кази - мулле".
На границе Тбилиси - Владикавказ партизаны с Тоуси Шадиевым задержали отряд в пятьсот всадников во главе с генералом Михеевым. Генерал предлагал выкуп за свою жизнь лучшие земли во Владикавказе и мешок денег, но Тоуси был неумолим: деньги у Михеева отобрали и передали в Базоркинский госпиталь, а его самого наказали по всей строгости военного времени. Генерал Михеев был известен в Чечено-Ингушетии своей жестокостью. На его совести много чеченцев и ингушей, повешенных им за ноги и много других тяжких преступлений.
...На предложение воссоздать свой отряд Тоуси Шадиев ни на минуту не задумался над ответом. За считанные дни отряд был в боевом строю. Двести конных партизан - ингушей, вооруженных винтовками и холодным оружием - сила серьезная. Нельзя не сказать о том, что лошади и оружие - не подарок власти, а "свое", добытое за счет своих кровных.
Теперь в отряде Тоуси Шадиева было много молодых, но немало было и тех, кто сражался под его командованием в начале двадцатых годов.
Больше года провоевал конный партизанский отряд Тоуси Шадиева в Великую Отечественную войну. За это время отряд проехал по всем городам и селам Чечено-Ингушетии, поднимая дух населения и призывников, которым предстояло уйти на фронт. Много славных боевых подвигов совершили подопечные Тоуси Шадиева, не раз и не два совершали вылазки в глубокий тыл противника, добывая ценную информацию и нанося ощутимый урон врагу.
Немцы увозили со станции Владикавказ в поезде очень много денег. Узнав об этом факте, командир отряда решил не дать им увезти их. Баркинхоев Яни залез на поезд и на ходу выкинул тридцать мешков и в эту же ночь, зарыв в землю, засыпав навозом и всяким мусором, подожгли это место. Немцы все перекопали, но ничего не нашли. Впоследствии Баркинхоев Яни раздал эти деньги по всем госпиталям и помог немощным и вдовам.
К великому сожалению, многое из жизни отряда сегодня неизвестно. Это предмет дальнейших поисков.
Все партизаны отряда Тоуси Шадиева были представлены к высоким правительственным наградам, но многие так их и не дождались. В 1943 году партизаны прибыли в город Кропоткин, расположенный в Краснодарском крае. Здесь формировалась отдельная Чечено-Ингушская дивизия. Но история отряда Тоуси Шадиева на этом обрывается. Высокие военные чины поблагодарили партизан за их дела и объявили о том, что их миссия закончена. "Ваши заслуги не будут забыты, спасибо вам", - сказали им и отправили домой. Тогда многие не поняли почему...
Вот лишь некоторые имена партизан - отряда Тоуси Шадиева:
Багаудин Арсанов, Баппин Шадиев, Ахмед Шадиев, Кази Гантемиров, Айдемар Долаков, Исхак Чапанов, Терсбот Досхоев, Али Горчханов, Яни Баркинхоев, Ковди Шибилов, Карши Газдиев, Саад Гуцериев, Ислам Гагиев, Ахмед Хаштыров, Билан Ужахов, Сеид Султыгов, Джош Чахкиев, Бексолт Токроев, Джабраил Гагиев и Ахмарза Нальгиев. К сожалению, у автора этих строк, полного списка нет, но имена можно все же узнать. Жизнью и подвигами партизанского отряда Тоуси Шадиева заинтересовался в свое время Идрис Муртузович Базоркин. Есть сведения, что корифей ингушской литературы собирал об отряде материалы, с тем, чтобы переработать их в повесть или роман. Однако планы выдающегося ингушского писателя не воплотились в жизнь. Есть сведения, что ценную информация можно получить в военном архиве города Подольска, где хранятся документы обо всех партизанских отрядах Северного Кавказа.
В судьбе партизанского отряда Тоуси Шадиева много удивительного и достойного восхищения. Особенно эпизод возрождения отряда в дни Великой Отечественной войны. С волнением узнаешь о том, что через двадцать лет отряд поднял боевое знамя. А ведь многие партизаны к 1942 году были уже немолоды. Их головы посеребрила седина. Но отвага и мужество не имеют возраста. Сердце патриота бьется одинаково горячо и в двадцать и в шестьдесят лет.
Мы должны сохранить память о тех людях, которые по первому призывному слову власти, как поется в песне: вновь закинули за плечи винтовки и оседлали боевых коней. Они встали на защиту тех идей и ценностей, за которые проливали кровь в молодости. Такими всегда бывают настоящие мужчины - их слово крепко, как сталь, их принципы незыблемы, как горы Кавказа. Они, по сути своей, защитники, готовые всегда отдать жизнь за Родину, ее свободу и независимость.

Хава Картоева

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:29
ПЕРВЫЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ИСТОРИК, УЧЕНЫЙ ИЗ ИНГУШЕЙ (МУРАД МУРТУЗОВИЧ БАЗОРКИН)


Мурад Муртузович Базоркин, первый профессиональный историк, учёный из ингушей родился 6 сентября 1902 года в селе Базоркино Пригородного района в семье потомственного военного Муртуза Бонухоевича.

Его дед по отцу, Бонухо Байсангурович, был первым ингушским генералом, командиром отдельного его Императорского Величества иррегулярного Ингушского полка, героем русско-турецкой войны 1877-78 гг. на Балканах.

Отец Мурада, Муртуз, был командиром Уланского казачьего его Императорского Величества кавалерийского полка, служил в Германии, Польше, с 1912 года - на границе с Турцией.

Мать Мурада Муртузовича была из знатной швейцарской семьи французского происхождения. Дед его по матери - Луи де Ратце - был известным горным инженером, работавшим в России от фирмы "Нобель" на исследовании полезных ископаемых в горах Северного Кавказа по приглашению царского двора.

В дружной семье Базоркиных росли два сына - в будущем первый профессиональный историк из ингушей - Мурад, и всенародно-любимый ингушский писатель Идрис.

В 1910 г. Мурад Муртузович поступил учиться в городскую гимназию г. Владикавказа, где прозанимался до 1917г., окончив 8 классов. В 1918г. он вступает в отряд самообороны г. Владикавказа, а затем в Ингушскую народную армию (из-за своего высокого роста, 201см, он был принят в ее ряды, несмотря на 16-летний возраст). Затем участвует в разгроме банд Бичерахова, захвативших г. Владикавказ, был активным участником боев против армии Деникина, где получил два ранения.

В 1925 году его направляют на рабфак, после окончания которого, он поступает в Горский педагогический институт, оканчивает его с отличием и поступает в аспирантуру. После окончания аспирантуры в 1936 г. его направляют на работу в Ингушский научно-исследовательский институт. В институте он последовательно занимает должности научного сотрудника, старшего научного сотрудника и ученого секретаря.

Во время работы в институте он принимает участие в научных экспедициях, работая вместе с известными кавказоведами проф. Н.Н. Семеновым, Н. Яковлевым, Е. Крупновым, языковедом О.А. Мальсаговым, художниками Хаджибикаром Ахриевым и Гази Даурбековым.

В конце 1943 г. его направляют на работу в Чечено-Ингушский краеведческий музей старшим научным сотрудником. 22 февраля 1944 г. он назначается директором Чечено-Ингушского краеведческого музея, а 23 февраля весь ингушский народ был депортирован в Казахстан и Среднюю Азию. В изгнании М. М. Базоркину не разрешили работать по специальности и он вынужден был устроиться каменотесом - гранитчиком, в совершенстве овладев этой специальностью.

Нелегко пришлось семье М.Базоркина в ссылке. В день депортации, он всем своим детям дал в руки по огромной кипе бумаг своих трудов и тех, что смог он сохранить из фонда краеведческого музея. У детей не было матери, оттого вдвойне сложнее было отцу с детьми. Временами голодали, жили в тяжелейших условиях, но сохраняли архив, как дорогую реликвию.

Сам Мурад Муртузович, по воспоминаниям его родных и друзей, был человеком скромным. Он при огромной работоспособности не любил привлекать внимание к себе, и ждал того времени, когда его труды, наконец, станут востребованными.

Постепенно жизнь становилась легче. Братья Мурад и Идрис Базоркины поддерживали и ценили друг друга. Вместе с Дошлуко Мальсаговым Мурад Базоркин работал в Пединституте в г.Фрунзе при госуниверситете заведующим библиотекой. В это время там учились Аза и Зарема Гойговы, Якуб Мальсагов.

Работать приходилось много. Вскоре он устраивается на работу каменотёсом. В искусстве рукоделия Мурад Базоркин превосходил многих коллег.

После возвращения на Родину Мурад Муртузович работает с 1958 года по 1962 г. в Чечено-Ингушском республиканском историческом музее старшим научным сотрудником.

За время работы в музее ему удалось опубликовать следующие работы: "Памятники архитектуры горной Чечено-Ингушетии", "Борганы в Присунженской долине", "Кто такие Сунженские казаки", "Появление гребенских казаков в низовьях Терека".

Но неопубликованными долгое время оставались его труды: "Хетто - вейнахская проблема или происхождение ингушей", "Происхождение ингушей по географии Вахушти о дзурдзуках" и др. И только в последние два года, благодаря руководству республики Ингушетия - М.Зязикову ряд работ историка были изданы.

В работе "Хетто - вейнахская проблема или происхождение ингушей", "на основе обширных археологических, лингвистических, культурно-исторических, фольклорных данных об ингушах и хеттах, автор постулирует этногенетическое родство и прослеживает всесторонние связи между ними, разворачивая на глазах читателя историческую панораму, дающую наглядное представление о близости двух древнейших народов, населявших тот обширный регион от Кавказа до Шумера, и от Египта до Индии, который известен ученым, как колыбель цивилизации".(А.К.)

"Если даже самая незначительная доля приведенных в работе соображений окажутся в общем строе всей схемы концепции верны, то я смогу свою цель считать достигнутой, поскольку тогда эта концепция "Хетто - вейнахов" ляжет в основу большой теории -"Древней истории ингушей" - и косвенно облегчится познание о самих хеттах. Эта тема мной посвящается ингушам - потомкам Хеттов на Кавказе" , - писал М.Базоркин 1.10.1936г. в г.Орджоникидзе.

Вторая из упомянутых выше работ М.М. Базоркина "Происхождение ингушей по географии Вахушти о дзурдзуках" является продолжением первой, реконструируя огромный период в истории цивилизации ингушского народа: III в. до н.э. - XVIII в.н.э. "Материалы Вахушти, собранные из предшествующих ему данных всей Грузинской истории, - являющейся наиболее точной на Кавказе, как обладающая древнейшей национальной письменностью, создавшая обилие хроник, летописей и т.п. - дают для ингушской истории ценные фонды". (М.М. Базоркин). Из древнегрузинских летописей мы узнаем исторические сведения по истории ингушского народа. И уже данные науки не оставляют никаких сомнений в том, что дзурдзуки - прямые предки ингушей.

Мурад Муртузович Базоркин, потомок дворянского рода, историк, ученый оставил за свою короткую жизнь богатое наследство, которое будет вдохновлять историков на годы вперёд. Годы прошли, как ни стало Мурада Базоркина, но труд вложенный им во имя служения народу живёт в благодарной памяти потомков, подтверждением чему является награждение руководством республики посмертно историка орденом "За заслуги" в день 100-летнего юбилея.


Дзарахова З.М.Т.,
кандидат исторических наук

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:39
ПОЛКОВНИК ЦАРСКОЙ АРМИИ ИЖИ ДЖАБАГИЕВ

«В 1878 году с Балкан на родину возвращался Ингушский полк. Позади были бои на заснеженных полях Болгарии, на Шипкинском перевале, осада неприступной крепости Плевен и жесткие сабельные схватки с потомками свирепых янычар.
Русская армия принесла Болгарии освобождение от пятисотлетнего турецкого ига, и Ингушский полк внес свой весомый вклад в эту трудную победу. Император Александр II удостоил полк высоких наград, а офицеры и рядовые всадники были увешаны знаками отличия самой высокой пробы.
Среди них был молодой офицер, полный Георгиевский кавалер,отличившийся в ходе балканской кампании - Ижи Джабагиев.
Ижи (или Эльджи) Джабагиев являлся, как утверждают, основателем фамилии Джабагиевых, которая в свою очередь происходила из древнего рода Точиевых. Полулегендарный основатель рода Точ, по преданию, являлся человеком выдающимся, имел обширные связи, был хорошо известен в Персии и Турции, а царь Грузии Ираклий II, принимая его у себя, оказывал ему почти царские почести.
После русско-турецкой войны 1878 г. военная карьера Ижи Джабагиева не закончилась; он успешно продвигался по служебной лестнице, пока, наконец, не вышел в отставку в чине полковника царской армии. Согласно «Табеля о рангах» Петра I, обладателю такого высокого чина присуждался дворянский титул, так что Ижи Джабагиев, помимо всего прочего, являлся дворянином Российской империи.
После отставки он жил у себя на родине в селении Насыр-Корт. Говорят, что в те времена, часть Насыр-Корта на левом берегу реки Назранки называлась Ижи-Юрт - и это лишнее подтверждение того, что Ижи Джабагиев был личностью незаурядной.
Сама кончина полковника Джабагиева свидетельствует о его исключительно твердом и неукротимом характере.
Будучи уже совсем больным, он узнал, что навестить его собирается человек, с которым он всю жизнь соперничал и явно, и тайно. Ижи не пожелал, чтобы тот увидел его в таком состоянии: он встал с постели, оделся и встретил гостя на пороге своего дома. Он принял, угостил и проводил своего гостя с таким беспечным видом, что тот увидел перед собой вполне здорового человека и представить себе не мог, что Ижи смертельно болен. Когда, наконец, гость ушел, Джабагиев вернулся в свою комнату и в этот же день скончался. Было ему всего 42 года…»

Тамерлан ТОЧИЕВ,
Журнал «РИ- Веста», Отрывок из очерка «Клятва Ганнибала»

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:40
НЕПРЕРЫВНАЯ СВЯЗЬ ВРЕМЕН

Слово наше, с благодарностью в сердце о замечательных людях - Куркиеве Магомете Кутиевиче и Омархаджиеве Джемалдине Сайтхаджиевиче
По прошествию лет, пристально вглядываясь в свидетельства волнующей истории нашего народа, мы каждый раз убеждаемся в истине:
наш народ хранила и спасала вера во Всевышнего, мы двигались вперед, благодаря духовному подвигу людей, чьи имена сегодня произносим с гордостью и уважением. Судьба настоящего ингуша – это всегда неповторимая, поучительная, порою трагическая, но всегда достойная человека история. Мы извлекаем сегодня из прошлого уроки, чтобы завтра добиться того, о чем мечтали лучшие представители нашего народа. Мы хотим сегодня и завтра созидать, творить добро, делать открытия, процветать и развиваться.

Магомет Кутиевич Куркиев родился в 1896 году в Ингушетии, в селе Гамурзиево. Отец его – Сагов Кути Куркиевич – был простым крестьянином, не знающим грамоты, однако считался среди сельских жителей авторитетом и интеллигентным человеком.
В 1876 году в Терской области развернулась работа по созданию Терско-Горского конного полка. Многие ингуши, в том числе Кути, его братья Гайрбек и Эскерхан подали заявления о приеме их в Ингушский дивизион этого полка. Война с Турцией началась 12 апреля 1877 года. С самого начала и до конца (1878) Кути участвовал в этой войне.
За проявленную храбрость в схватке с врагом Кути был произведен в урядники и награжден Знаком отличия боевого ордена.
По окончании войны он вернулся домой и продолжал жить обычной сельской жизнью. Кути имел небольшую семью: два сына и две дочери. При своей неграмотности ему очень хотелось, чтобы его сыновья обучались грамоте, получили образование.
Старшего сына Бекмурзу он устроил в русскую школу. А младшего – Магомета - в мусульманское медресе. Оба учились прилежно и стали отличниками учебы.
Магомет первым делом поступил в медресе, где дети обучались чтению Корана. Учителем здесь был известный знаток чтения Корана, житель с. Галашки Иналук-мулла.
Магомет был очень способным учеником. Он очень хорошо изучил Коран, читая его почти наизусть. После окончания детского, а затем и младшего отделения медресе, его переводят в старшее отделение медресе, где изучали сложную грамматику арабского языка, перевод Корана с комментариями, смыслового значения его сур и аятов, Исламское законодательство по шариату, чем и кончается программа высшего курса арабистики. В то время ни в одном медресе не было определенного порядка проведения общих для учащихся уроков. Преподаватель давал уроки каждому муталиму в отдельности по отдельному учебному материалу. Каждый муталим имел возможность дополнительно, без помощи преподавателя, изучать разные вспомогательные материалы к уроку, а также (без программы) науки: географию, историю, математику, заниматься поэзией и творческой работой.
Вот тут и обнаружились незаурядные способности Магомета. Он приобретал всевозможные книги, учебники географии, всеобщую мировую историю и многое другое для усовершенствования знания арабского языка. Где-то он достал редчайшую в то время книгу по арабской лингвистике Алфият (тысячник), состоящую из тысячи стихотворных строк. Она, эта книга, охватывала буквально все правила сложной арабской грамматики.
Он изучал эту книгу от начала до конца наизусть. Это было удивительно, Магомет эту книгу читал наизусть снизу вверх так же свободно, как и сверху вниз.
Часто бывало, как рассказывали его друзья и родственники, в том числе и мой отец Сагов Магомет, он уходил в мечеть, находящуюся рядом с медресе, с книгами, раскладывая их на полу, и часами работал над ними. Он писал стихи на арабском языке, а иногда - на ингушском - арабскими буквами, изучал учебники по светским наукам. Он страстно любил поэзию. Читал наизусть стихи разных поэтов.
Ему иногда товарищи говорили: слушай, Магомет, сочини стихами наши народные сказания. И он сочинял. Вот одно из них:

В моем краю
Есть поверье такое:
В сердцах детей
Цветок такой растет.
Когда отец и мать
В последний путь
Уходят,
Цветок тот вянет,
Больше не живет.

У Магомета было много трудов. К глубокому сожалению для нашего народа, почти все его книги неизвестны читателям. Кое-какие его авторские труды имеются в Петербургской арабской библиотеке при институте восточных языков (до революции он назывался – Духовной академией).
Название этих книг: «Мировой кризис», «Жемчужина ожерелья», «Для ищущего истинного пути», «Суть главного» и другие, мне неизвестные.
В Казахстане, Кустанайской области ст. Кушмурун был имамом Исаев Якуб-мулла. Он говорил мне лично, что у него есть жей Магомета, книга, изданная в Казанской типографии. Он умер, умер и его последователь Ахъяд. Я был на похоронах.
Дала гешт долда царна а, вай мел байначарна а.
Если из Муфтията республики или еще кто-либо интересуется нашей историей, я мог бы с ними поехать в Ачхой-Мартановский район, село Катар-Юрт и разыскать потомков этих людей и попросить этот жей.
А молодые люди, имеющие для этого материальную возможность, могли бы поехать в Петербург в указанную выше библиотеку и скопировать текст.
Я думаю, что это дело необходимое для нас, и особенно для будущего поколения. Ведь доказано, что Магомет был редким самородком. Вот как о нем мне говорил Муса-мулла Мякиев, который умер на 102-м году жизни в г. Грозном (Дала гешт долда цунна). Он сказал: «Магомет был сверходаренным человеком, невозможно было изучить, запомнить столько за одну человеческую жизнь. Мне казалось, - говорил Муса-мулла, что Аллах вскрыл череп и вложил в его голову столько ума».
Он еще говорил, что в 1911 году в с. Ташкечу (сейчас Ассай) в Дагестане проходил съезд всех мусульман Северного Кавказа. Там высшее духовенство провело аттестацию на знание арабской науки. Вот к этой делегации примкнул в то время 15-летний Магомет.
В итоге экзамен выдержали два человека. Один знаток - Саралапов Абдул-Хьалим из Чечни, живший 124 года и умерший 11 января 1990 г. в с. Заки-Юрт. Он был большим любимцем большинства ингушей моего возраста и людей постарше. Его многие помнят и по сей день (Дала гешт долда цунна).
И вторым знатоком арабской науки был наш 15-летний Магомет. Он, на удивление всего духовенства блестяще защитился по всем правилам арабской науки. И тут, в Дагестане, у него зародилась мечта поехать в Мекку, где похоронен наш славный Пророк Мухьаммад, да благословит его Аллах и приветствует. Магомету в Дагестане (по рассказу моего отца и его брата Бисултана) посоветовали ученые, чтобы он обязательно посетил могилу нашего Пророка. И вот он страстно захотел исполнить это наставление. И эта мечта его не покидала до смерти. Ему подробно рассказали, как Шамиль посетил Мекку: «Увидев вдалеке Медину, он начал плакать, склонившись к земле, ползая предстал перед могилой Расулуллах1а. Сопровождавшие его, в волнении сопутствовали ему. Представ перед могилой Пророка, он промолвил, приветствуя его: «Ассалату вассаламу 1алайка йа расулуллох1!
Ассалату вассаламу 1алайка йа Хьабибуллах1! Ассалату вассаламу 1алейка йа Сейидель аввалина вал ахирин!»
Наш достопочтенный Пророк ответил на это приветствие, и все услышали это.
Часами проливая слезы у священной могилы, он утолил многолетнюю тоску.
Поселился в Медине и там же умер. И похоронили его на кладбище Джаннатул –бакъи 4 февраля 1871 года.
После приезда из Дагестана наш 15-летний Магомет заразился мечтой о поездке в Мекку. Весь его огромный ум и помыслы были направлены к выполнению этой мечты. Мне не раз приходилось слышать об этом и от отца, и их сверстников.
Он, Магомет, поведал о своей мечте преподавателю Ильясу-мулле и попросил у него разрешения пропустить все предыдущие разделы (главу) из последней книги курса арабистики Махьилли и заняться изучением раздела о Хадже Китабул-хьажи. Ильяс разрешил.
И он досконально изучил этот раздел. Так началась подготовка к поездке в Мекку.
К глубокому огорчению Магомета, выезд за границу был закрыт. К тому же в это самое время получили сообщение, что брат Магомета, Бекмурза служивший в России, умер от тифа, и там похоронен. Магомет немедленно поехал в тот город, где он работал, разыскал место захоронения, выкопал и привез его труп для перезахоронения.
Жена и сын брата остались на иждивении Магомета. Это тоже послужило тормозом для поездки в Мекку. Его не покидала мечта об этой поездке.
Он долго думал. И надумал жениться. Женился. Жена родила сына Абду-Рахмана. Теперь Магомет успокоился. Есть кого оставить с невесткой и племянником. Но граница не открывалась.
Появилась маленькая надежда, когда в Ингушском ОблОНО поступили две путевки на арабский факультет Ленинградского института восточных языков.
Решил воспользоваться случаем: поступить, закончить и в роли официального представителя нашего правительства поехать в Саудовскую Аравию, где находятся Мекка и Медина.
Нашли товарища, желающего поехать на учебу в Ленинград. Это был Омархаджиев Джемалдин Сайт-Хаджиевич из с. Базоркино.
Получили путевки из ОблОНО и поехали вдвоем. Их приняли в институт, стали студентами. Началось продолжение учебы.
Их преподавателем был лучший арабист того времени, академик Игнатий Юлианович Крачковский. Наши посланцы с самого начала учебы показали отличные способности. Скоро установился тесный контакт между преподавателем и студентами. Свободно высказывали свое мнение друг другу.
Однажды во время лекции Магомет спросил Крачковского: «Вы можете отрицать, что Коран ниспослан Пророку Всевышним?»
На это Крачковский ответил: «Это не вызывает сомнений».
Тогда Магомет спросил: «А почему же Вы не верите в Аллаха?»
На этот вопрос Крачковский зачитал 6-й аят из 2-й главы Корана «Бакърат» (Корова), который гласит: «Наложил Аллах печать на сердца их – неверующих – и на слух, а на взорах их – завеса. Для них великое наказание».
…На академика произвело сильное впечатление их широкие познания мировой политики и о закономерностях развития объективного мира. Позже в своей автобиографической книге «Над арабскими рукописями», удостоенной Государственной премии СССР (1951 г.) он писал:
«В 20-х годах два ингуша, присланные для завершения образования в Ленинградский институт восточных языков, совершенно свободно беседовали по-арабски на разнообразные темы мировой политики и современной жизни. А один из них – Магомет – с легкостью писал стихи по всем правилам старых арабских канонов». (И.Ю. Крачковский «Над арабскими рукописями», издательство «Наука» 4-е издание, Москва 1965 год.)
Учеба у них шла хорошо. Окончили 1-й курс факультета, приехали домой на каникулы. Много рассказывали об учебе в институте, о преподавателе академике Крачковском, о богатейшей в мире арабской библиотеке при институте, о жизни в Ленинграде, о многом другом. После каникул вернулись в Ленинград. Также успешно окончили и второй курс.
Экзаменационную работу Магомет написал в стихах на арабском языке, чем и удивил преподавателей, членов экзаменационной комиссии и студентов института.
Но тут случилась новая беда: вдруг арабский факультет закрыли по политическим соображениям. Студентов распустили. Замысел Магомета снова сорвался. Академик Крачковский, знавший его незаурядные способности в арабистике, никак не хотел его отпускать, предложил ему работу в библиотеке при институте, обещал квартиру, перевезти семью, создать хорошие условия жизни. Но Магомет отказался от предложения, надеясь другим способом поехать в Мекку.
Теперь предстояла самая трудная задача: поиск пути перехода нашей границы нелегально. По этому поводу было много вопросов, встреч, бесед с доверенными друзьями и братьями. Было решено: надо добраться до Афганистана, а там мусульмане помогут осуществить богоугодное дело – совершить хадж.
Мне точно запомнились слова моего отца, который говорил, что он, Магомет, уехал в 1929 г. Некоторые говорят другую дату. Одни говорят, что его провожали до Баку, другие говорят, что он исчез, не сказав никому о своем отъезде.
Из того, что мне известно мне, поясню, как Магомет попал в Афганистан.
В начале 20-х годов односельчанин Магомета учился в одном медресе с ним. Это был любимец всех муталимов, отличный парень Ахмет Асланбекович Маматиев. Он особенно уважал Магомета за то, что помимо арабистики он хорошо знал географию, историю и многие другие светские науки. Через несколько лет Ахмет ушел из медресе, поступил в летное училище, стал военным летчиком. Он имел большой ум и талант, и его забрали в конструкторское бюро. Стал капитаном.
В середине 30-х годов по окончании строительства самолета новой конструкции стал вопрос: испытать самолет. Ахмету поручили это испытание. Видимо, сам попросил. Ему, Ахмету, очень хотелось узнать о судьбе своего друга Магомета, так как были слухи, что он уехал в Афганистан. Мы не знаем, с какой целью Ахмет был послан в Афганистан, он об этом не говорил. Ахмет с разрешения правительства Афганистана перелетел границу и посадил самолет на аэродром г. Кабула.
Афганские летчики встретили его с подозрительностью и строго за ним следили.
Летчики все же вскоре разговорились. После нескольких бесед узнали, что он мусульманин из Кавказа, уроженец Дошлаки-Юрта. Тогда подозрение отпало и они подружились. Они ему рассказали, что у них в Министерстве просвещения работает большой начальник по арабским школам, Мухьамад Дошлакинский. Кроме того, на второй день они очень осторожно, но все-таки устроили встречу с Магометом.
После наступления темноты провели по той улице, где живет Магомет, указали на его дом. Одна комната с выходом на улицу. Ахмет, проходя его дом с открытой дверью, громко прочитал любимый куплет Магомета:
«Маза такъулуна из
Къалан наию лакум:
«Маза фа1алтум? ва ан – Тум ахирул умами!»
Магомет отбросил в сторону книгу, выбежал на улицу, быстро осмотрелся, увидев одиноко идущего по улице человека, подбежал к нему сзади, грубо схватил за плечо и громко спросил по арабски: «Ман анта!? «Кто ты?» Ахмет спокойно ответил по-ингушски: «Магомет, отпусти плечо, сломаешь». Магомет потащил его к себе.
Афганские товарищи, сопровождавшие Ахмета, в изумлении подбежали к окну комнаты Магомета, посмотрели, что там делается. Увидев их, сразу поняли, что это встреча родных людей. Решили, что советский летчик не вызывает опасения и через окно стали наблюдать за ними. Бывшая в комнате хозяйка от удивления вытаращила глаза и стояла как вкопанная. Они сидели на полу, на паласе. Магомет сидел и непроизвольно ронял слезы. Тут Ахмет прервал молчание и попросил Магомета рассказать, как он попал сюда. По его рассказу Ахмет узнал подробности, которые я изложу ниже.
Выйдя из одного города Таджикистана, Магомет, как путник, переходя из кишлака в кишлак, ночуя в чайханах, наконец, добрался до кишлака, находящегося на берегу реки Аму-Дарьи, остановился в чайхане. Чайханщику и посетителям понравились его молитвы, разговор на арабском языке. Скоро он сблизился с посетителями чайханы, нашел лодочника, договорился о перевозке его на другой афганский берег. Переплыли реку. У афганского берега рос густой камыш. Магомет слез среди камыша, лодочник вернулся обратно. Видимо, за приближением лодки к своему берегу наблюдали афганские пограничники. Поскольку «пассажир» слез, и сам идет им в руки они не остановили лодочника.
Не успел Магомет выйти из камыша, его сразу задержали. У него был чемодан, отобрали. Никаких объяснений слушать не хотели. Повезли в город, посадили в тюрьму. Продержали там 3 месяца. Он попросил бумагу и ручку, написал на имя властей жалобу на арабском языке в стихах.
Через некоторое время его выпустили.
Он просил разрешения продолжить путь к цели. Ему объяснили, чтобы доехать до Мекки ему надо переходить границы трех государств и ни одно из них его не пропустит. Ему лучше остаться здесь, в Афганистане.
Он еще несколько раз обращался к властям со своей просьбой, и каждый раз получал отказ. Тогда ему поневоле пришлось остаться. Ему устраивали встречи с афганскими арабистами. Он их ознакомил со своей биографией, рассказал о цели своего путешествия.
Они удивлялись его смелости и благословляли его мечту. Власти всячески пытались установить его подлинное лицо и цель перехода границы. После нескольких нелегальных проверок ему предложили работу в Минпросе, сперва инспектором по арабским школам, затем назначили заместителем министра просвещения.
Чтобы он прочно обосновался в Афганистане и для улучшения условий жизни, ему предложили жениться на афганке, на что он и согласился. Уже несколько лет живет с нею, имеет двух детей. Но Родину свою никогда не забывает. Ахмет ответил на несколько вопросов Магомета, извинился, что не имеет времени продолжать разговор, обнялся с ним и ушел.
Магомет проводил его в слезах.
Так кончилась эта удивительная встреча.
Прошли многие годы. С Магометом никакой связи не было. Его у нас считали эмигрантом по политическим соображениям, значит врагом советской власти. Ему нельзя было вернуться на Родину – расстреляли бы как врага. Но о нем помнили и помнят по сей день не только в Ингушетии, но и в Чечне и Дагестане.
Подробности о смерти Магомета неизвестны. Имеются разные слухи.
Вот один из слухов: власти Афганистана разрешили ему выезд из страны, а наши власти разрешили ему вернуться на родину. Он приготовился приехать домой, упаковал свои вещи, но в последний день выезда из Афганистана его нашли мертвым на диване. Это было в 1975 году.
В 1980 году Ахмет Бексултан-Хаджиевич Албогачиев рассказал мне, что он встречался с человеком, который был в Афганистане.
Он, этот человек (не помню его имя), сказал, что в Афганистане, когда узнали, что он ингуш, ему афганцы сказали, что у них начальником просвещения работал ингуш по имени Магомет. У него двое сыновей, работают корреспондентами. Но у него не было времени их разыскать. Они сказали – со слов Ахмета – что он, Магомет, умер в 1974 году.
У меня вырезка из газеты с фото Магомета на английском языке (мне его перевела Евлоева Зинаида Камбулатовна, преподаватель гимназии), присланной из Египта Куркиевой Фатимой. Фатима дочь Куркиева Тимура Сосланбековича. Живет в Египте, замужем за Чумаковым Хамзой (Хамзат) с двумя детьми. Хамзат арабский ученый.
Фатима пишет, что он, Магомет, родился в 1896 году (я не знал этой даты).
А в остальном она ничего нового не добавляет, кроме как он, Магомет, был ученым с мировым именем. А о том, что он был всемирно известен, говорит тот факт, что он вошел в «Мунжид» (Всемирная энциклопедия) издание Бейрут, 1975 г., на стр. 698 его, Магомета, фото и биография. Мне его показал и прочитал Мякиев Муса-мулла (родной дядя Асхаба Мякиева). Этот «Мунжид» - объемное издание - более тысячи страниц, привез из Египта сын Мусы - Гирей, который работал в Морском флоте. После смерти Мусы он попал к Ильясу Дениеву, а дальше пропал след. Его, «Мунжид», можно попросить у В. Пороховой в Москве, которая перевела комментарии Священного Корана.
У Магомета был сын Абдурахман. Его нет в живых. Погиб в аварии также и внук Магомета Абукар. Сейчас в Назрани живет внук Джабраил, 1953 г. рождения. Жена Магомета была Салихьат – сестра Плиева Исраила-муллы.
Теперь же мы вспомним друга Магомета – Джемалдина Омархаджиева.
Омархаджиев Джемалдин Сайтхаджиевич родился в 1886 году в с. Базоркино Назрановского округа Терской области.
1918-19 гг. - партизан гражданской войны против Деникина. С 1924-го по 1926 г. - преподаватель родного языка при Ингушской партшколе в городе Владикавказ. С 1926-го по 1930 г. учился в Ленинградском институте восточных языков.
С 1930-го по 1944-й год работал учителем родного языка в средней школе с. Базоркино.
Ему 8 апреля 1937 года за №96337 выдают аттестат на звание учителя начальной школы народным комиссариатом просвещения РСФСР.
Всю свою сознательную жизнь после учебы и до кончины - в августе 1954-го года, Джемалдин-мулла посвятил обучению подрастающего поколения. Его, Джемалдина-муллу, знают все ингуши моего поколения. Сам он и его достойное и благодарное потомство пользуется большим уважением среди ингушей.
У Джемалдина 6 сыновей и три дочери, 57 внуков, 101 правнук и семь праправнуков. Редкостные имена дал Джемалдин своим детям: сыновья: Нуруддин, Сайфуддин, Фахруддин, Нажмуддин, Бадруддин, Насруддин.
Дочери: Нурфуда, Шамсуда, Захида. Из них в живых: Сайфуддин, Фахруддин, Нажмуддин, и две дочери Шамсуда и Захида. Самый старший в роду Джемалдина-муллы был Нуруддин.
Сын Нуруддина – Бадруддин, живет в г. Назрани с женой Марем. У них пятеро детей. Живут в собственном доме со всеми удобствами. Они удивительно редкие для нашего времени, очень добрые, щедрые и гостеприимные люди, как и подобает потомкам знаменитого Джемалдина-муллы. Несколько раз бывал у них и они бывали у меня.
Второй сын Сайфуддин живет в г. Грозном. Работали мы с ним на одном комбинате. Он также заслуживает всяческих похвал.
Еще один сын Джемалдина Насруддин работал в Назрани хирургом. Его знали многие ингуши не только как хирурга, но и как человека с большой буквы. Его, Насруддина, сын Насер пошел по стопам своего отца, и работает хирургом в Назрановской больнице.
Заканчивая свое повествование, обращаюсь ко всем братьям и сестрам Ингушетии и Чечни: помните их, наших знаменитых земляков, Магомета Куркиева и Джемалдина Омархаджиева. Проявляйте уважение к их потомкам.
Магомет Куркиев и Джемалдин Омархаджиев гордость не только ингушского народа, но и Северного Кавказа. Сколько наших детей у них обучались, скольких они наставили на истинный путь, нет счета. Наш долг помнить их, говорить о них, брать пример с них. И молиться Всевышнему, чтобы Он воздал им райское вознаграждение.
Дай нам Аллах всем силу и волю идти по праведному пути.

С уважением,
Алаудин САГОВ.

CAUCASIAN
05.02.2009, 19:47
КРАЕВЕД, ЖУРНАЛИСТ, ПАТРИОТ (ШУКРИ ЭЛЬБЕРТОВИЧ ДАХКИЛЬГОВ)

Говоря о трагических последствиях событий осени 1992 г. в Северной Осетии или военных действий в Че¬ченской Республике, мы помним почему-то только о физических и материальных лишениях ингушского на¬рода и забываем о духовном геноциде и вытекающих отсюда потерях.
Мало того, что сама ингушская интеллигенция ока¬залась в течение десятилетий искусственно разбросан¬ной в нескольких субъектах РФ, в силу чего не могла иметь ни общего духовного центра, ни объединяющего начала, — она еще за последние пять лет, понесла невос¬полнимые утраты, как в физическом выражении, так и в духовном.
По указанию местных властей разграблены, сожже¬ны или похищены личные архивы и библиотеки писате¬лей, ученых, другой творческой и научно-технической интеллигенции, до 1992 г. проживавшей в Северной Осе¬тии. Остались ненаписанными и недописанными книги, диссертации и многое другое. Такие лишения наш народ в XX веке переживал не один раз, и это позволяет некото¬рым «передовым» нациям хвалиться своим численным превосходством в ученых, писателях, артистах и т. д. Но это тема отдельного разговора. И где гарантия, что часть незавершенных и неопубликованных трудов ингушской интеллигенции не появится завтра под именем предста¬вителя какой-нибудь «передовой» нации?
Несколько иной была ситуация с ингушской интел¬лигенцией из гор. Грозного. Она вынуждена была поки¬нуть свои дома, но оставшиеся архивы и библиотеки многих ее представителей погибли под бомбами тех, кто называл эти акции точечными ударами контртеррори¬стической операции.
И самое главное - варварские акции в Северной Осе¬тии и Чечне подорвали здоровье многих интеллигентов. В мае 1993 г. не выдержало сердце великого сына ингушского народа Идриса Муртузовича Базоркина... В 82 года он, вместе с семьей, в гор. Владикавказе был взят незаконными вооруженными формированиями Северной Осетии в заложники и умер, так и не оправив¬шись от этого удара. Раньше срока покинули мир мно¬гие другие.
В 1995 г. не стало и его друга - еще одного истинно го интеллигента - Шукри Эльбертовича Дахкильгова из гор. Грозного. Кто он был, откуда, какой вклад внес в общее дело? Думаю, большинству нашего народа извест¬но о его жизни и деятельности далеко не все. Мне по¬счастливилось знать его довольно близко. Познакомился с ним через Идриса Базоркина в конце 1983 г. С Идрисом Муртузовичем его связывала давняя и прочная дружба еще с Киргизии, где они оказались после депортации народа в 1944 г. По приезду на родину дружба продолжалась.
До высылки в 1944 г. Шукри Эльбертович жил в гор. Орджоникидзе; в годы войны служил в армии. Шук¬ри показывал мне дом по ул. Маркова в гор. Орджоникидзе, откуда его выслали, но куда не пустили по воз¬вращении на родину: квартира его была занята предста¬вителем «самой законопослушной республики». До чего знакомая картина!.. О своей попытке вернуться домой в любимый город он поведал в недописанной статье «Да разве об этом расскажешь!..»
По его рассказам трудно было определить, что он больше любил: родовое сел. Долаково, гор. Назрань, в котором родился и учился в школе или гор. Орджоникидзе, где в 1936 г. окончил политехникум путей сооб¬щения (ныне Владикавказский техникум путей желез¬но-дорожного транспорта) и жил до высылки 1944 г.? И все равно самым дорогим для него местом оставался гор. Орджоникидзе (Владикавказ). В любое свободное вре¬мя он старался вырваться сюда и побродить по знако¬мым местам, заглянуть в книжные магазины и завер¬шить свою поездку в город юности визитом к другу, Идрису Базоркину.
Родился Ш. Э. Дахкильгов 12 декабря 1915 г. в На¬зрани в семье торговца, скупщика зерна. После оконча¬ния в 1936 г. политехникума Шукри Эльбертович рабо¬тал старшим инженером Управления Орджоникидзевской железной дороги, затем два года - с 1938-го по 1940 г. - освобожденным секретарем комитета ВЛКСМ того же политехникума. Работал заместителем директо¬ра завода «Кавизвесть»; служил во время войны в желез¬нодорожных войсках. В годы высылки, как и многие интеллигенты ингушского народа, занимался админи¬стративно-хозяйственной деятельностью, а по возвраще¬нии работал начальником цеха винзавода, начальником Промысловой железной дороги, более 9 лет - директо¬ром Чечено-Ингушского карьероуправления. Жители гор. Малгобек наверняка помнят Шукри Эльбертовича, работавшего у них в 1961-1965 гг. пред¬седателем горисполкома.
Я не знаю, как работал Ш. Дахкильгов на государ¬ственной и хозяйственной службе и могу лишь с уверен¬ностью утверждать, что на всех участках он был и остал¬ся исключительно добросовестным, принципиальным, ответственным и компетентным руководителем. Его де¬ятельность на другом поприще, о котором дальше я и расскажу, и подтверждает это. Об этом говорит и орден «Знак Почета», полученный Шукри Эльбертовичем в 1971 г., медали «За доблестный труд», как в мирные, так и в военные годы.
Нисколько не умаляя значимости перечисленной работы Ш. Э. Дахкильгова, хочу подробнее остановиться на другой стороне деятельности Шукри Эльбертовича в силу ее важности и еще потому, что она мне известна лучше.
Журналист, ученый, исследователь, подвижник, об¬щественный деятель - вот далеко неполный перечень сфер его неутомимой деятельности в 70-80-е гг.
Его интересовало все, что, так или иначе, имеет отно¬шение к истории и судьбе ингушского народа, к его прошлому, настоящему или будущему. Его статьи и за¬метки часто печатались в газетах «Сердало» и «Грознен¬ский рабочий», иногда в центральных периодических изданиях; он был членом Союза журналистов СССР. Его интересовали топонимия и альпинизм, ономастика и эт¬нография, декабристы и вопросы основания городов Ин¬гушетии, героика Гражданской войны и русско-ингуш¬ские связи XIX века, восстановление автономии ингуш¬ского народа. И обо всех этих и других сторонах общест¬венной или социальной жизни он высказывался ориги¬нальными статьями, книгами и научными трудами.
Годами собирал он данные об ингушских фамилиях, их происхождении, ареале расселения, братстве с дру¬гими фамилиями, изучил посемейные списки ингушей 1864 г., итоги переписи Ингушской АО 1926 г. и похозяйственные книги сельских советов трех районов ны¬нешней Ингушетии за 1969-1970 гг. Многолетние по¬иски вылились в свод фамилий, бытующих у ингушей со второй половины XVIII века. В 1991 г. в гор. Грозном Шукри Дахкильгов выпустил первую и единственную в те годы книжку, посвященную этой, очень интересной практически для каждого ингуша, теме - «Происхож¬дение ингушских фамилий». Многим в республике и за ее пределами знакома эта книжка. В таком кропотли¬вом труде, когда некоторые ингуши не прочь приписать себе «братство» - «вошал» с какой-нибудь более именитой фамилией и потому некоторые респонденты дают изначально неверные сведения, - невозможно было из¬бежать ошибок. К сожалению, не обошли они и книжку Ш. Дахкильгова. Он это знал и потому просил читате¬лей вносить свои поправки и дополнения. Шукри Эльбертович продолжал работать над темой и владел обшир¬ной картотекой по этой проблеме, но расширить свой труд так и не успел...
В течение долгих лет он исследовал и готовил генеа¬логическое древо Богатыревых-Дахкильговых. Для это¬го были уже сделаны схемы самого верхнего уровня - от истоков фамилии. Двумя годами раньше в Грозном вышла книга Ш. Дахкильгова «Слово о родном крае», в кото¬рую вошли статьи автора по проблемам краеведения. Автор исследует происхождение терминов «Джейрах», «Казбек»; возникновение и историю Назрановской кре¬пости; пребывание декабристов в наших краях; участие ингушей в первом восхождении на гору Казбек, боевые подвиги доблестного командира конной сотни времен Гражданской войны из сел. Долаково Хакяша Дахкиль¬гова и другие.
Основное внимание Шукри Эльбертович уделял ма¬лоизученным или спорным вопросам из истории ингуш¬ского народа, истории края. Написанию той или иной, даже незначительной работы, предшествовало долгое и скрупулезное изучение темы: прочитывались десятки книг и публикаций, запрашивались архивы, опрашива¬лись свидетели, а полученные данные перепроверялись и сопоставлялись. Примечательны в этом смысле две ра¬боты Ш. Дахкильгова.
Первая - «Из истории альпинизма» - посвящена вос¬хождениям на гору Казбек. На документальной основе автор доказал, что первым на двуглавую вершину Кавказа взошел во второй половине XVIII века ингуш из аула Гвилети Иосиф Бузуртанов, положивший начало целой династии альпинистов - проводников: его сын Цогол, внуки Муса, Исак, Яни и Абзи... В 33-страничной работе автор делает ссылку на 60 первоисточников, что говорит о глубокой проработке им темы.
Центральные СМИ, действуя по привычной схеме, продолжали умалчивать о вкладе ингушей в покорение Казбека. В «Российской газете» 15 мая 1993 г. была опубликована статья А. Алешкина «На Кавказе есть гора -самая большая», в которой в числе покорителей Казбека назван и Яни Бузуртанов, но без указания его нацио¬нальности. А вот принадлежность Т. Царахова к осетин¬скому народу описана подробно. Грузином назван ин¬гуш Исак Бузуртанов, который в 1878 г., на 15 лет рань¬ше Т. Царахова, «собственно, и втащил Кузьмина» на Казбек. Что ж, мы привыкли, что национальная при¬надлежность ингуша в российской (и не только) печати указывается лишь при совершении им неблаговидного поступка.
Но вернемся к трудам Ш. Дахкильгова. Вторая рабо¬та - это «Краткая справка о времени и месте основания крепости Владикавказ». И здесь автор был настолько доказателен и убедителен, что даже приснопамятный Ю. Кониев, в то время секретарь Северо-Осетинского об¬кома КПСС, в марте 1982 г. вынужден был пригласить маститых и «остепененных» осетинских ученых, утвер¬ждавших, что крепость Владикавказ основана на месте осетинского, а не ингушского села Заурово, и в присут¬ствии Шукри Эльбертовича упрекнуть их в том, что в отличие от их мнения, аргументы непрофессионального ученого Ш. Дахкильгова более убедительны. И «ученые» потерпели фиаско. Правда, в последние годы, и бывший секретарь обкома партии, в то время из карьеристских убеждений успешно гасивший все осетинское, и те же самые ученые, говорят об обратном. Что ж, к конформи¬стам нам не привыкать.
Этой же теме посвятил Шукри Эльбертович и дру¬гую свою работу - «В защиту бесспорных истин», где наголову разбил опубликованные осетинским краеведом Генри Кусовым в книжке «Поиски краеведа» притяну¬тые за уши вымыслы и инсинуации.
В течение нескольких лет считалась пропавшей, по¬жалуй, главная и самая основательная работа Ш. Дах¬кильгова «К вопросу о социально-экономическом строе ингушей (XVII- 70-е гг. XIX веков)». Автору этих строк довелось познакомиться с этой работой в рукописи еще в конце 80-х гг. Впечатление было ошеломляющее. К сча¬стью, маститый труд недавно нашелся благодаря неуто¬мимому собирателю архивных материалов по истории ингушского народа Адаму Алаудиновичу Мальсагову, в связи с чем выражаю ему искреннюю признательность.
По охвату материала, глубине освещения, количеству и качеству использованной научной литературы, если хо¬тите, даже по физическому объему, работа не имела себе равных в истории Ингушетии. Не случайно на попытки издать работу в Чечено-Ингушском НИИ ему ответили, что этот труд заберет годовой лимит бумаги, отпущенной на весь институт. Помню отчаяние Шукри Эльбертовича, не имевшего возможности издать свой труд. Хорошо зная повадки ученого и чиновного мира, он предлагал одному законодателю моды в научном мире, ученому-«варягу» соавторство, хотя последний никакого отношения к это¬му труду не имел. Будучи по природе своей альтруистом и истинным патриотом, он соглашался продать свой труд какому-нибудь ученому с тем, чтобы последний издал его уже под своей фамилией.
Мне приходилось читать отзывы академиков-истори¬ков из Грузии (фамилии, к сожалению, не помню), ко¬торые дали высокую оценку труду Ш. Дахкильгова и рекомендовали его к изданию. Высказывалась версия о том, что это — готовая докторская диссертация.
В 80-х годах Шукри Эльбертович в санатории гор. Ор¬джоникидзе оказался в одной палате с известным осе¬тинским писателем Василием Цаголовым, выпустившим ранее книгу «За Дунаем», в которой рассказывалось в художественной форме об участии осетин в русско-ту¬рецкой войне 1877-1878 гг. Будучи верен многолетней практике Северной Осетии старательно обходить молчанием любое упоминание ингушей в позитивном смысле, В. Цаголов ни словом не обмолвился о совместной борьбе ингушей и осетин в русско-турецкой кампании, и выхо¬дило, что только осетины с Кавказа приняли участие в освобождении болгар от турецкого ига.
К его чести, осетинский писатель принял упреки Шукри Эльбертовича в необъективности, и они - В. М. Ца¬голов и Ш. Э. Дахкильгов — в соавторстве вскоре выпу¬стили художественную повесть «На крутых перевалах», частично восполнив тем самым тот пробел. В силу чи¬сто исследовательских, а не художественных наклонно¬стей Шукри Эльбертовича, повесть не стала заметным явлением в ингушской литературе. И, тем не менее, Дахкильгов вынудил осетинского писателя признать участие ингушей в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. и стать своим соавтором.
Не могу не вспомнить еще один гражданский под¬виг Ш. Дахкильгова. В 1981 г. в Калининграде вышла книжка некоего Петухова «Следствием установлено...» Явно выполняя чей-то заказ, бывший прокурор Север¬ной Осетии 40-х гг. в своей грязной книжонке возводил клевету на весь ингушский народ.
Вместе с Идрисом Базоркиным и другими интелли¬гентами Шукри Эльбертович писал сам и организовал протесты в судебные инстанции и партийные органы Советского Союза и добился того, что книжка была офи¬циально признана клеветнической и изъята из библио¬тек и продажи.
Во всем, к чему прикасался Шукри Эльбертович, присутствовали исключительная добросовестность, выве-ренность фактов, логика мышления, подлинный, а не декларированный интернационализм, боль за судьбу на¬рода, действенный патриотизм.
В своих статьях он воскрешал из забвения или по-новому освещал деятельность А.-Г. Долгиева, А.-Г. Мальсагова, А. Тутаевой, династии Бузуртановых, X. Дахкильгова, проблемы истории ингушского народа.
Шукри Эльбертович бережно относился к своим то¬варищам независимо от их возраста или социального по¬ложения, не позволял себе компромисса с совестью и не прощал этого другим, чтил истинный талант и не обре¬менял никого. Была в нем и редкая для нынешних ин¬теллигентов обязательность, доходящая до педантизма. Лично я встречал это качество только у него и Идриса Базоркина, от которых в свое время получил несколько поучительных уроков.
Обладал Шукри Эльбертович и редким в наше время даром эпистолярного жанра. Он любил писать письма, каждое из которых было образцом тонкой стилистики, аккуратности, пунктуальности. В них содержалась и по¬лемика с респондентом, и какой-нибудь малоизвестный исторический факт, и предложение о помощи. Значи¬тельное количество писем Ш. Э. Дахкильгова было в по¬хищенном в гор. Владикавказе архиве Идриса Базоркина.
Около двухсот писем Шукри Эльбертовича ко мне было и в моем похищенном в ноябре 1992 г. в Пригород¬ном районе архиве...
Крайне бережно относился Ш. Дахкильгов к своему старшему товарищу Идрису Базоркину, высоко чтил его талант и человечность, и, в отличие от многих визитеров, старался не докучать писателю единственно с целью дать ему возможность продолжать работу над второй книгой романа «Из тьмы веков».
Ш. Дахкильгов охотно делился своими находками, архивными разысканиями, и мы с ним регулярно обме¬нивались книгами, вышедшими в гор. Владикавказе и гор. Грозном.
Где-то в конце 80-х гг. большое количество накоп¬ленных за долгие годы микрофильмов по истории ин¬гушского народа из центральных архивов он передал Чечено-Ингушскому музею краеведения. Трудно по¬верить, что они сохранились после бомбардировок в Грозном.
Шукри Эльбертович тяжело перенес как изгнание и смерть Идриса Базоркина, так и пропажу без вести в ноябре 1992 г. в Северной Осетии другого своего давнего и верного друга - известного хирурга Тухана Тимурзиева. Все перенесенное не могло не сказаться на его здо¬ровье, и в 1995 г. его не стало.
Неизвестно, сколько он мог еще принести пользы своему народу, который бесконечно и бескорыстно лю¬бил и всю свою жизнь посвятил изучению его истории, пропаганде ее лучших и неизвестных страниц. Ясно одно: Шукри Эльбертович Дахкильгов своей жизнью и своим неустанным трудом вписал в историю родного края яр¬кие и незабываемые страницы.

Якуб Патиев, политолог

CAUCASIAN
06.02.2009, 19:13
ПОЭТ, УЧЕНЫЙ, ПЕДАГОГ И ПРОСВЕТИТЕЛЬ
К 97-летию Салмана Озиева
С самого раннего детства входят в нашу жизнь лучшие произведения писателей прошлого и современности. Читая их, а иногда и заучивая наизусть, как бы утоляя нашу духовную жажду, мы одновременно испытываем на себе их большое облагораживающее действие, становимся значительно чище и добрее, учимся еще больше любить и ценить нашу Родину, жить ее интересами. Именно такие произведения учат нас лучше видеть и глубже понимать прекрасное, становятся добрыми спутниками всей нашей жизни. И потому в минуты радости или горя, естественно выпадающих на долю любого человека, каждый из нас иногда даже непроизвольно повторяет те или иные строки любимых или близких ему произведений, зачастую даже забывая, кто их автор.
Надо отметить, что именно такими, вошедшими и в плоть, и в кровь современного ингушского читателя, стали и многие произведения одного из старейших ингушских писателей Салмана Исмаиловича Озиева - ученого, педагога, поэта и переводчика, прошедшего вместе со своим народом все этапы его духовного и эстетического развития.
Родился Салман Озиев 1 февраля 1904 года в селении Гамурзиево, бывшего Назрановского округа Терской области в семье крестьянина-середняка, получившего арабское образование. Сам хорошо зная арабский язык и богословие, отец Салмана Озиева тем не менее пожелал приобщить сына не только к арабской, но и к русской грамоте. И потому в 1911 году он определил своего семилетнего сына в только что в этом году открывшуюся в их селе русскую школу, построенную, кстати, на средства жителей села. Здесь мальчик учился всего лишь три года, однако и за этот короткий срок научился не только довольно хорошо говорить по-русски, но и свободно читать и писать.
С 1914 по 1917 год Салман Озиев продолжил учебу приходящим учеником в двухклассной Назрановской горской школе, где изучались такие интересные для любознательного юноши предметы, как русский язык и литература, история и математика, география и природоведение.
Все это, конечно же, содействовало не только быстрому расширению круга знаний, но и становлению мировоззрения одаренного мальчика. Стремясь как можно больше расширить свой кругозор, Салман Озиев все эти годы очень много времени уделяет чтению русской и зарубежной литературы. Именно в эти годы он знакомится с большинством произведений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова, Л. Н. Толстого, поэтов-декабристов.
Но вот свершилась Октябрьская революция и на Кавказе наступили годы гражданской войны. Несмотря на свою молодость, Салман Озиев с первых же дней решительно и бесповоротно становится на сторону трудового народа. Именно в этот период он постоянно общается и близко знакомится с такими известными деятелями, как Идрис Зязиков, Абдул-Гамид Гойгов, Зарахмет Мартазанов, Эзерхан Маматиев. Благодаря знакомству и дружбе с ними, Салман Озиев в те годы получает доступ на все съезды ингушского народа. Более того, он имеет возможность слушать пламенные речи и выступления Серго Орджоникидзе и Сергея Мироновича Кирова на заветном кургане у селения Мочкъий-Юрт и крепости Назрань, в селении Гамурзиево и так далее.
В результате этого воздействия Салман Озиев в эти годы со многими своими сверстниками с оружием в руках становится в ряды красных партизан и участвует в стычке с белогвардейскими офицерами при освобождении насильно мобилизованных и уже погруженных в эшелон ингушей для отправки на помощь деникинской армии.
После этого, в июне 1919 года, он принимает активное участие в бою против наступавшей на селение Насыр-Корт деникинской армии. Надо отметить, что именно здесь он и получил тяжелую контузию, которая отражается на состояние его здоровья и по сей день.
Но вот наконец настал тот долгожданный день, когда весной 1920 года на всем Северном Кавказе была установлена Советская власть. Салман Озиев, как и все передовые люди того времени, теперь отдает все свои силы и энергию на восстановление разрушенного гражданской войной народного хозяйства, сотрудничает в первых же советских культурных и просветительских учреждениях.
Известно, что день 1 мая 1923 года для ингушского народа явился двойным праздником. Во-первых, как и все прогрессивное человечество, трудовая Ингушетия в этот день отмечала праздник международной солидарности трудящихся. Во-вторых, что, конечно же, весьма символично, именно в этот день вышел первый номер газеты "Сердало", что свидетельствовало о том, что с этого дня трудящиеся Ингушетии получили свою национальную письменность, на основе которой и начала развиваться ингушская литература.
Разумеется, Салман Озиев был бесконечно рад этому событию. Однако это же самое событие наводит его на мысль о том, что нужно срочно продолжить свое образование.
Именно поэтому в июне 1923 года он одним из первых поступает на организованные в крепости Назрань трехмесячные курсы для подготовки учителей родного языка, где и познакомился со старейшим преподавателем ингушского языка Темботом Дордагановичем Бековым. Обучаясь на этих курсах, Салман Озиев имеет также хорошую возможность слушать и подолгу беседовать с основоположником ингушской письменности и ингушской литературы Заурбеком Куразовичем Мальсаговым.
Надо отметить, что именно они, Тембот Дордаганович Беков и Заурбек Куразович Мальсагов, как наиболее образованные и передовые люди того времени, подлинные просветители своего народа, заложили в душу одаренного юноши ту большую любовь к культуре своего народа, которую поэт и проносит через всю свою жизнь. Именно они подсказали ему темы, на которые на первых порах следовало бы писать.
Таким образом, благодаря знакомству с Темботом Бековым и Заурбеком Мальсаговым, у Салмана Озиева в этот период появляется тяга к перу. Свидетельством тому является хотя бы тот факт, что еще в июне 1923 года, еще в период обучения на трехмесячных учительских курсах, Салман Озиев выступает в газете "Сердало" со страстным призывом-обращением "Ко всем старым и молодым ингушам" взяться за учебу.
На эту же тему С. Озиев в 1924 году начинает писать и свои первые стихи, например, "День Ленина", "Ингушский народ и просвещение", в которых призывает всех трудящихся следовать указанию В. И. Ленина: "Учиться, учиться и учиться!"
Конечно же, написанные в ту пору двадцатилетним юношей эти первые же стихи, как этого и надо было ожидать, были довольно слабыми и в какой-то степени декларативными, но в них было и то самое рациональное зерно, которое должно было потом дать прекрасные всходы.
Именно потому в своей статье "Национальные писатели Северного Кавказа", опубликованной в 1928 году в журнале "На подъеме", горячо поддерживая начинания молодого поэта, председатель правления Северо-Кавказской ассоциации пролетарских писателей Владимир Петрович Ставский отмечал, что еще в 1924 году Салман Озиев написал несколько актуальных стихотворений, но долгое время не печатал, считая их слабыми в художественном отношении.
Разумеется, что такая дружеская поддержка известного советского писателя сыграла в жизни начинающего поэта не только большую, но и решающую роль. Именно она вселила в него уверенность в свои силы, веру в свои способности, воодушевила на активную литературную работу и сотрудничество в периодической печати тех лет.
Уже в первых же опубликованных в газете "Сердало" стихотворениях Салмана Озиева, например, в таких, как "День Ленина", "Ингушский народ и просвещение", "Осеннее солнце" и других, в этих непосредственных и душевных строчках, где поэт ставил цель рассказать о жизни и делах своего родного народа, было нечто такое, что сразу же снискало определенное признание читателей.
Ясно, что эти стихи были не совсем зрелыми. Секрет же их популярности, на наш взгляд, заключался не только в их оригинальной, свежей интонации, но и в том, что поэту удалось простыми словами, зачастую взятыми из простой народной разговорной речи, передать мысли большого общественного и политического звучания.
Тем не менее, начало - есть только начало, а поэтому поэт продолжал настойчиво работать над совершенствованием своего поэтического мастерства. Его волновал образ молодого современника, и он стремился создать его в молодой ингушской литературе. И вот в результате таких поисков, в 1928 году из-под его пера выходит первая в ингушской литературе поэма "Калым и Тамара", которая принесла ее автору, как одному из зачинателей ингушской советской поэзии, обратившемуся к горячим проблемам современности, всеобщее признание. По словам самого поэта, именно эта поэма и сыграла решающую роль в определении его жизненного призвания.
Надо отметить, что горячий и целенаправленный юноша Салман Озиев в эти годы успевал делать очень многое. Именно это вскоре и привлекло к нему широкое внимание. Так, в 1924 году С. И. Озиев был избран членом правления Ингушского литературного общества, а потом и Ингушской ассоциации пролетарских писателей.
Однако, чтобы двигаться по раз избранному пути еще дальше, добиваться новых вершин в поэзии, - и это почувствовал сам поэт - необходимо было продолжить учебу, получить серьезное академическое образование. И вот в сентябре 1929 года он поступает на одногодичные учительские курсы, а затем, в 1930 году, переводится на второй курс Ингушского педагогического техникума, который окончил в 1931 году.
С 1931 года по 1933 год С. Озиев работал заведующим начальной школой селения Альтиево, много труда вложил в проведение всеобуча и ликвидацию неграмотности и малограмотности среди взрослого населения, был председателем культштаба и группкома, охватывающего восемь селений Назрановского района.
В 1934 году, работая инструктором-методистом сначала Назрановского, а потом и Галашкинского районо, он продолжил учебу на заочном отделении Северокавказского Горского педагогического института. Именно в эти годы С. Озиев начинает работу по написанию школьных учебников ингушского языка.
С августа 1938 года, продолжая трудиться над созданием учебников, С. Озиев работал преподавателем ингушского языка и литературы.
В период с 1939 по 1943 год С. Озиев работал научным сотрудником республиканского института совершенствования учителей, редактором республиканского книжного издательства, главным редактором радиокомитета.
Особенно плодотворным в поэтической деятельности С. И. Озиева явился период с 1958 года. Именно с тех пор из-под его пера вышло около двадцати поэтических сборников. И самое главное - в эти годы его поэзия стала разнообразнее по содержанию и совершенней по форме. Так в 1960 году он написал поэму "Академик-чеченец", в 1958 году значительно доработал поэму "Калым и Тамара", в 1963 году написал поэму о Серго Орджоникидзе, в 1966 году написал поэму "Глаза Розы", а в 1976 году - поэму "Горный сокол".
Таким образом, с самых 20-х годов XX столетия, принимая самое активное участие в общественно-политической жизни, занимая различные ответственные посты и должности в системе народного просвещения, Салман Исмаило-вич Озиев постоянно живет интересами своего народа, ставит и решает в своих произведениях вопросы жизни обновленного горного края. И основные темы его стихов тех лет - это борьба с калымом и кровной местью, с безграмотностью и тунеядством, борьба за женское равноправие. Обычно стихи эти заканчивались страстными призывами покончить с отсталостью и бескультурьем, бороться за все новое и передовое.
Но поэт видел в жизни тех лет не только недостатки, но и ростки передового, призывал сельскую молодежь прилежно учиться, идти работать на только что появившиеся фабрики, заводы, овладевать рабочими специальностями.
Очень серьезно относясь к себе и к своему творчеству, поэт всегда предъявлял к себе строгие требования. Постоянные раздумья, поиски, которые могли бы помочь ему художественно запечатлеть пафос строительства нового общества и дела своих современников, - вот удел поэта, так думает Озиев, считая самым высоким и ответственным для себя делом служение ингушской поэзии и ингушскому народу.
Таким образом, произведения С.И. Озиева вошли во многие учебники и хрестоматии по ингушской литературе, переведены на языки многих народов.
Вызванная к жизни революционным пробуждением и страстным порывом народа в строительстве нового общества, овеянная романтикой борьбы за счастье тружеников поэзия С. И. Озиева и сегодня верно и неизменно служит высокой цели - идейному и нравственному воспитанию трудящихся. Певец мужества и доблести героев гражданской войны, свидетель небывалого энтузиазма своих сверстников и современников, он только за последние годы создал такие вдохновенные произведения нашей литературы, у которых должна быть, да и будет, хорошая судьба.
Великий Гете писал: "Оригинальнейшие писатели новейшего времени оригинальны не потому, что они каждый раз преподносят нам что-то новое, а потому, что они умеют говорить о вещах так, как будто это никогда не было сказано раньше".
И в самом деле, уж сколько произведений написано и в ингушской, и в русской, и в мировой литературе о Родине, о любви, о чести, о славе и т. д. Кажется, что все уже сказано и осмыслено, но когда читаешь все новые и новые произведения С.И. Озиева о своей родной Ингушетии, то словно заново и глубже переживаешь все те чувства, которые связаны с этим лишь маленьким клочком земли.
Да, о своей маленькой Родине, об этом очень дорогом ему клочке земли, Салман Озиев написал много, очень взволнованно и вдохновенно.
Сейчас С. Озиев готовит к печати новый большой сборник стихов и поэм. Кроме одной, на его взгляд, самой важной и значительной для него поэмы, в какой-то степени завершающей его предыдущие поиски самых достойных художественно-изобразительных средств для воплощения в литературе темы отчего дома и Отечества, в этот сборник он планирует включить множество новых стихов, воспевающих самые лучшие человеческие качества - честь, совесть, мужество, добродетель и т. д.
Надо отметить, что более семидесяти пяти лет появляются в печати произведения Салмана Озиева о горячо любимой им Родине, и почти все они написаны рукой человека талантливого и целеустремленного.
Начиная с 1933 года и по сей день Салман Озиев является постоянным автором или соавтором большинства школьных учебников ингушского языка, по которым обучались несколько поколений ингушей. Он же - автор многих программ и хрестоматий по ингушской литературе. Больше того, поэт постоянно и много переводит.
Еще в 1940 году он перевел Гимн Советского Союза. Его перу принадлежат переводы на ингушский язык многих поэтических и прозаических произведений Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Толстого, Никитина, Тютчева, Крылова, Бедного, Михалкова, Лебедева-Кумача, а также многих писателей народов мира. Еще в 1929-1930 годы Салман Исмаилович Озиев перевел на ингушский язык целый ряд учебников, сделал переводы большого количества книг и брошюр научно-популярного характера.
Сейчас главное свое призвание и задачу поэт видит не только в том, чтобы закончить начатые им много лет назад художественные переводы на ингушский язык, но и опубликовать составленный им арабско-русско-ингушский словарь. Конечно же, успешное завершение этой большой и важной работы позволит ему еще раз обессмертить свое имя.
Где-то лет двадцать тому назад, когда я собирал материалы о русско-ингушских литературных взаимосвязях, я обратился с письмом к Салману Исмаиловичу с целым рядом вопросов по этой теме и вскоре получил вполне убедительные ответы. Исходя из того, что они проясняют очень многое в познании жизненного и творческого пути поэта, несмотря на их довольно большой объем, в конце этой статьи мне хочется привести их целиком:
"Огромное влияние на меня и мое творчество оказали произведения А. С. Пушкина. В 1915 году, когда я учился в Горской Назрановской школе, мы изучали творчество отдельных русских классиков. Помню, как многим моим сверстникам полюбился А. С. Пушкин. В учебнике было напечатано несколько его стихотворений, в том числе и "Утопленник". Его мы выучили наизусть. Известно, что оно написано четырехстопным хореем. Я тогда так увлекся этим размером, что даже свою походку подстраивал под ритм этого стиха. Будучи приходящим учеником, я ежедневно вышагивал в оба конца расстояние в несколько километров и всю дорогу про себя читал это стихотворение, шагая под его ритм.
В те детские годы я так же любил шагать и по ритму стихотворения М. Ю. Лермонтова "Дары Терека", написанного этим же размером. Этот размер вошел в меня до мозга костей. В связи с тем, что в ингушском языке ударение падает на первый слог слова, мне казалось, что хореический размер, имеющий ударение тоже на первом слоге двухсложной стопы, лучше подходит к нашему языку. Поэтому все свои первые стихи и поэмы я написал этим размером. Об этом размере я еще тогда беседовал с одним из первых ингушских поэтов Ахметом Озиевым и рекомендовал ему писать стихи этим размером. Свое первое стихотворение "Октябрь", а позже и стихотворения "Весна" и "Испании" он написал четырехстопным хореем.
Этим размером пользовались и другие начинающие ингушские поэты того времени. Помню, как на пятом съезде писателей Чечено-Ингушетии известный ингушский поэт Х.-Б. Муталиев в своем выступлении бросил мне упрек за введение первым этого размера в наше стихосложение, которым, кстати, он и сам написал большинство своих первых стихов. Так внедрился пушкинский хореический размер стиха в нашу ингушскую поэзию.
Я по многу раз перечитывал стихи, поэмы и прозаические произведения А. С. Пушкина. Чем больше я читал его произведения, тем больше чувствовал на себе его влияние.
Большое влияние на меня оказали и другие русские поэты XIX века: М. Ю. Лермонтов, Н. А. Некрасов, И. С. Никитин, Ф. И. Тютчев, И. А. Крылов. Многие их произведения я с большим удовольствием переводил на ингушский язык, обогащая ими нашу литературу. Эти переводы печатались в учебных хрестоматиях или выпускались отдельными сборниками.
На меня с особой силой повлияли кавказские стихи и поэмы, а также роман "Герой нашего времени" М. Ю. Лермонтова.
Кроме этого, на меня большое влияние оказали не только поэты, но и прозаики прошлого века: Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, В. Г. Короленко, И. С. Тургенев. Я переводил рассказы Л. Н. Толстого и В. Г. Короленко на ингушский язык.
Говоря о влиянии русских писателей на мое творчество, хочется особо сказать несколько слов о И. С. Тургеневе. Он прозаик, а я поэт. Казалось бы, какое влияние он мог оказать на меня. А вот какое. Я читал многие его произведения, в том числе и маленькие рассказы, которые не только произвели на меня неизгладимое впечатление, но и глубоко потрясли. Возьмем его маленький рассказ "Воробей". И. С. Тургенев пишет, как он однажды шел с охоты по аллее со своей собакой Трезором, которая бежала впереди него. Он заметил, как собака замедлила шаги и начала красться, как будто почуяв перед собою дичь. Посмотрев вдоль аллеи, он увидел птенца, выпавшего из гнезда и сидевшего неподвижно, беспомощно растопырив едва прораставшие крылышки. Собака приближалась к нему, чтобы проглотить его, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой... Он ринулся спасать, он заслонил собою свое дитя. Он жертвовал собою! Трезор остановился, попятился... Тургенев спешно отозвал своего смущенного пса - и удалился, благоговея.
Прочитав этот маленький рассказ, я сделал сравнение: Трезор - это пережитки прошлого, птенец же с желтизной около клюва и пухом на голове - это наша молодая, только что зародившаяся ингушская литература, черногрудым же воробьем был я, который беспредельно полюбил родную литературу и ради нее готов был жертвовать собою.
В мае 1923 года, по получении первого номера газеты "Сердало", в который были вложены сопоставительные тексты русского, арабского и ингушского алфавитов, хорошо зная русские и арабские буквы, я быстро изучил его и на второй же день свободно написал в газету "Сердало" за своей подписью обращение "Ко всем старым и молодым ингушам", призывающее всех ингушей учиться грамоте на родном языке. Оно было напечатано в четвертом номере газеты "Сердало" от 17 июня 1923 года. Как бы в продолжение его, в 1924 году я написал под псевдонимом "ТIаргимхо" стихотворение "Ингушский народ и просвещение", призывающее народ "Учиться, учиться и учиться!" Оно было первым известным мне стихотворением, написанным на ингушском языке. Поэтому я боялся отдать его в печать: думал, что люди могут высмеять меня. Ведь это был первый шаг в ингушской поэзии. А сколько в нем было ответственности, с одной стороны, и неуверенности - с другой. Кроме того, я и сам чувствовал, что оно слабое.
Я его показал сперва Ахмету Озиеву, который жил рядом со мною. Он долго изучающе читал и перечитывал его, но потом одобрил. Затем я поехал во Владикавказ и показал его Темботу Бекову, с которым я близко познакомился еще в 1923 году на первых учительских курсах.
Он внимательно прочитал мое стихотворение и, подумав, сказал: "У ребенка первые шаги всегда бывают робкие, неуверенные, он спотыкается, падает, но потом, окрепнув, он идет твердой походкой. Наша литература молодая, она еще не окрепла, но я уверен, что она займет подобающее ей место среди литератур других народов.
Стихи можно печатать".
Я сразу понял его оценку: это слабые стихи, люди будут смеяться надо мною. Поэтому я отказался отдать их в печать и уехал домой.
Через некоторое время я снова поехал в город и зашел к нему в редакцию. Каждый раз, когда я бывал во Владикавказе, я заходил к нему, чтобы повидаться с ним, как к хорошему знакомому и уважаемому старшему. Я любил беседовать с ним. Его простые беседы сопровождались глубокомысленными советами. Рядом с Темботом в редакции тогда сидел незнакомый мне русский парень и беседовал с ним. Когда я зашел, Тембот Беков, несмотря на свой солидный возраст поднялся со стула, приятно улыбнулся и протянул мне руку. Поздоровавшись со мною, он представил меня этому незнакомцу, который оказался замечательным советским писателем Владимиром Петровичем Ставским. Вскоре они вежливо ввели меня в курс своей беседы. Беседовали же они о нашей молодой литературе, об организации помощи для начинающих писать на родном языке, о создании наших национальных кадров. И вот тут Тембот Беков ему рассказал о моем первом стихотворении и почему я отказался его печатать. В. П. Ставский рассмеялся и обратился ко мне:
"Дорогой товарищ, - сказал он, - даже странно подумать, что люди могут смеяться над человеком, который стремится к такой похвальной цели - обогащать родную литературу. Вы же пионер ингушского стихосложения, вам надо не бояться, а смело пробивать себе дорогу и других вовлекать в эту работу".
Помню, как я сразу покраснел до самых ушей. Я обиделся на него за слово "пионер". Смысл его слов я истолковал так: "Вам не до стихов. Вы молоды. Вы же пионер, то есть в возрасте школьника".
Другого смысла слова "пионер" я тогда не знал, хотя, как мне казалось, я неплохо владел русским языком, а слово "пионер" вообще для нас тогда было новое.
Тембот - умница, как будто почувствовал мое состояние, медленно, по-русски, очень доступно объяснил мне весь смысл его слов. А В. П. Ставский сначала пристально посмотрел на меня, затем улыбнулся, и с тех пор говорил со мною очень простыми и понятными словами.
Но я не обиделся за это же самое слово на известного ингушского поэта Х.-Б. Муталиева, когда позже он подарил мне свой сборник стихов с автографом: "Моему первому учителю, пионеру современного ингушского стихосложения Салману Озиеву от автора".
Когда очень осторожно В. П. Ставский спросил, можно ли сделать подстрочник этого стихотворения (а я это стихотворение всегда носил с собою в кармане, так как оно все-таки было моей гордостью), я тут же, как только мог, сделал подстрочник и отдал его Темботу Бекову. Он же немного подправил его и передал В. П. Ставскому. Тот углубился в чтение, а я следил за выражением его лица, ожидая, что он скажет: то ли одобрит, то ли осудит, то ли просто посмеется и вернет обратно.
Он же вскоре одобрил, но посоветовал подправить некоторые места. Затем же повел со мною внушительную беседу. Вскоре мы с ним вышли из редакции и пошли по проспекту. Там мы сели на скамейку и долго беседовали. Он сказал, что с неделю будет здесь, будет заходить в редакцию и попросил, чтобы я еще повстречался с ним, а узнав, что у меня написано еще несколько стихов, попросил подготовить для него подстрочечники.
За эту неделю я еще несколько раз встречался и беседовал с ним. Он так внушительно говорил со мной о работе над развитием национальной литературы, так подбадривал меня на литературную деятельность, что я твердо решил продолжать свою работу, отбросив всякие сомнения. Так велико было влияние Владимира Петровича Ставского, этого замечательного советского писателя, на мое литературное творчество.
Позже, в 1928 году в девятом номере журнала "На литературном посту" В. П. Ставский писал:
"В 1924 году т. Озиев написал стихотворение. Это было первое стихотворение на ингушском языке. Но автор не печатал его, думая, что над ним будут смеяться".
Однако, хотя это мое стихотворение и было первым стихотворением на ингушском языке, но я считаю, что приоритет основоположника ингушской поэзии все же принадлежит не мне, а моему учителю Темботу Бекову, который в 1924 году не только перевел на ингушский язык, но и опубликовал партийный Гимн "Интернационал". Кстати, это были первые печатные слова ингушской поэзии.
Люди уже знали, что я пишу стихи и поэмы под разными псевдонимами: "ТIаргимхо", "Сампиев", "Къе саг" и распространяли их в рукописях. Хорошо зная, что мои стихи призывают народ к борьбе за свободную и светлую жизнь, за равноправие женщины-горянки ("Калым и Тамара"), что они разоблачают и высмеивают различные пережитки прошлого ("Сон Гермихана", "Бедняк" и др.), сплетни приверженцев старых устоев были направлены против меня. Сейчас все это вспоминается как кошмарный сон.
Но меня нельзя было остановить никакими угрозами.
В 1940 году я был в доме-музее В. В. Маяковского в Москве и беседовал с его старшей сестрой Л. В. Маяковской. Она рассказывала, как Владимир Владимирович создал свою бессмертную поэму "Владимир Ильич Ленин". Она указала место в комнате, где В. В. Маяковский, прислонясь к углу шкафа, стоял и смотрел через окно на Кремлевские башни и создавал строки своей поэмы. Я попросил у нее разрешения стать на это место и долго молча стоял на том же месте, чтобы, как и он, смотреть через окно на Кремлевские башни, и думал о В.В. Маяковском и созданной им поэме. Добрая хозяйка не прерывала мои мысли, а спокойно ждала, когда у меня пройдет этот своеобразный "приступ".
Одним словом, я постоянно чувствовал на себе огромное влияние русских классиков и замечательных советских писателей".
Итак, несмотря на постоянную загруженность переводческой, педагогической, издательской и журналистской работой, Салман Озиев выпустил около двадцати поэтических сборников, включил в них все то лучшее, что им создано.
Еще в 1934 году он был принят в члены Союза писателей СССР.
В 1949 году за долголетнюю и безупречную педагогическую работу он награжден медалью "За трудовую доблесть", а в 1964 году - за долголетнюю плодотворную литературную деятельность и в связи с 60-летием со дня рождения -Почетной Грамотой Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР. В 1972 году за активное участие в хозяйственном и культурном строительстве, за достигнутые трудовые успехи Салман Озиев награжден Почетной Грамотой Президиума Верховного Совета РСФСР. В марте 1984 года Указом Президиума Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР ему присвоено почетное звание народного поэта республики.
1 февраля 2001 года Салману Озиеву исполняется 97 лет. Из них более семидесяти пяти лет он отдал добросовестному служению поэзии, народу и Родине. Но, глядя на убеленного сединой почти столетнего поэта, веришь, что насыщенная трудом и активной общественной деятельностью жизнь способна значительно продлить молодость. Сердце поэта по-прежнему продолжает биться в такт со своей эпохой. Он по-прежнему чувствует себя ответственным за все большое и малое, что делается в нашей республике, стране и во всем мире. По-прежнему в центре его внимания - Человек, активный строитель нового общества, наш Современник.

АБУ МАЛЬСАГОВ

CAUCASIAN
07.02.2009, 12:36
РЕВОЛЮЦИЕЙ ПРИЗВАННЫЙ (АТАБИ АКТИМИРОВИЧ КОРТОЕВ)


То, что в феврале 1944 года ингушей, обвинив в пособничестве фашистским войскам, поголовно выслали как врагов народа, была величайшая несправедливость не только потому, что не было вообще факта такого пособничества, но и потому, что ингуши во всех войнах, в которых участвовала Россия, показывали образцы мужества и героизма. Как бы потом эти войны не оценивались. Не ингуши виноваты в том, что оценки тех или иных событий в последние десятилетия несколько раз менялись. Но в том, что многие из них оказывались на судьбоносном острие этих событий, - факт, запечатленный в долгое время скрывавшихся в архивах документах. Так было в русско-турецкой и японской войнах. Так было и в годы установления советской власти, когда относительно немногочисленный ингушский народ решил ее судьбу на Северном Кавказе. Да и в Великой Отечественной войне тысячи ингушей показали образцы храбрости. Сотни представителей нашего народа были участниками защиты героической Брестской крепости. Но прирожденная храбрость ингушей, их верное служение Отечеству на многие десятилетия были забыты. А сам народ до недавнего времени с каким-то злорадством представлялся неблагонадежным, готовым дарить Гитлеру и его отпрыскам табуны белых лошадей.
И сегодня святая обязанность всех нас - архивных, музейных работников, историков, журналистов, литераторов создать галерею славных сынов Отечества и ингушского народа. Многое в этом плане сделано и делается. Свой вклад в создание такой галереи решила внести и наша редакция. Понятно, что без вашей помощи, уважаемые читатели, выполнить эту задачу нам будет очень и очень непросто. Поэтому мы обращаемся к вам с убедительной просьбой: в ваших семейных архивах, наверное, сохранились документы, фотографии, рассказывающие об ингушах - участниках значительных событий, наверное, в вашей памяти сохранились устные рассказы представителей старшего поколения. Мы будем рады с вашей помощью работать над созданием такой галереи. Она нам очень нужна.
Открываем мы галерею с рассказа о славном сыне Ингушетии, революционере, участнике штурма Зимнего Дворца, одном из первых представителей народов Северного Кавказа, получившего высшую награду молодого социалистического государства - орден Красного Знамени Атаби Актимировиче Картоеве.
"Командира команды конных разведчиков 283-го стрелкового полка Картоева Атаби Актимировича за отличие в бою против врагов социалистического Отечества 24 сентября 1919 года под хуторами Грачевский и Варламове наградить знаком ордена Красного Знамени - символом мировой социалистической революции. Знак ордена № 3254"
(Из приказа Революционного Совета Республики. 1919 год)
Родился Атаби Картоев в 1888 году в селение Кескем (ныне с. Инарки Малгобекского района). Детство его было тяжелым, так как он очень рано остался круглым сиротой. Как знать, может быть потому, что остался без родительского пригляда, в 1902 году 14-летний Атаби решается убежать из дома. Для горского паренька, не знающего русского языка, согласимся, поступок по тем временам был более чем рискованный. И это говорит прежде всего о том, что юный Атаби Картоев не по годам был способным соизмерять свой поступок с реалиями. Время-то было неспокойное. И война с Японией приближалась, и революцией 1905 года запахло. Родственники Атаби многие годы искали его. Но их поиски были тщетны.
А "беглец" оказался в России. Работал там на заводах и фабриках. И понятное дело, в рабочих коллективах юный горец сформировался как сторонник идей революционных преобразований в России. И в 1916 году вполне осознанно вступает в ряды РСДРП (б), становится активным большевиком, принимающим участие во всех значительных акциях против самодержавия, в котором молодой революционер видел главную причину тяжелого положения простолюдина. Осенью 1917 года Атаби Актимирович оказывается в эпицентре революционных событий - в Петрограде. При штурме Зимнего молодой горец, находившийся в первых рядах его взятия, проявил смекалистость и героизм, что не могло быть незамеченным. Ему доверяют командовать конной разведкой 283-го Красного стрелкового полка, которому довелось быть в гуще всех революционных перипетий.
В сентябре 1919 года этот полк попал в очень тяжелое положение. Превосходящий в силе и в вооружении противник мог искромсать революционную часть. Надо было отступать. Но без надежного прикрытия и, самое главное, грамотного прикрытия сделать это было невозможно. Атаби Картоев со своими разведчиками напросился на обеспечение прикрытия отхода полка. Почему именно разведчики? Во-первых, они прекрасно ориентировались на местности. Экстремальность ситуации состояла в том, что противник и подумать не подумал, что полк отходит. То есть, меняя места нахождения огневых точек, нужно было ввести его в заблуждение, мол, оборону ведет весь полк.
Каково же было удивление белых под утро. Всю ночь они оказывается вели бой с горсткой смельчаков. Причем потери у Картоева были минимальны. Задачу свою разведчики выполнили. И теперь, казалось, можно отступать. Но командир принимает другое решение: он остается с пулеметом, а группа прорывается к полку. Зная, что обсуждать приказ своего командира бессмысленное дело, разведчики подчиняются приказу командира и соединяются с полком. Своим однополчанам с чувством какой-то вины рассказывали они о гибели Атаби Картоева. Другого исхода они и не могли предположить.
Но не погиб их командир... Ночью к охранению полка подошла группа людей. В одном из них боевые товарищи узнали Атаби Картоева, который к тому же конвоировал четырех пленных белогвардейцев. А один из пленных нес на себе ко всему прочему станковый пулемет героя. Радости и удивлению в полку не было предела. Человек, можно сказать, вернулся из небытия.
Вот за этот бой командир конной разведки 283-го Красного стрелкового полка Атаби Картоев и был отмечен высшей наградой революционной России. Были на счету красного ингуша и другие геройства. В каждый бой он шел словно в этом бою и от его действий решается судьба революции. Самозабвенная преданность делу, которому служишь, всегда отличала Атаби Актимировича. И в армии Семена Буденного он не раз проявлял чудеса храбрости в схватках с врагами. Его полк участвовал в боях против деникинцев под Пседахом и Долаково. Ему довелось истреблять шайки головорезов различных "батек" и петлюровцев на Украине. Он был призван революцией и верно служил ей на всех участках, которые ему доверялись.
После гражданской войны лихой кавалерист, орденоносец Атаби Картоев направляется на один из самых ответственных по тем временам участков, который после четырех кровавых лет находился в тяжелом положении - на железную дорогу. С 1921 года по 1930 год он работает в управлении Северо-Кавказской железной дороги. Как работал? Об этом лучше всего говорят почетная грамота и именные часы, которыми в 1928 году, к 10-й годовщине образования Рабоче-Крестьянской армии, герой гражданской войны был награжден Народным комиссариатом путей сообщения.
После почти десятилетней работы в управлении СК ЖД Атаби Актимирович направляется в Ингушский обком партии. О его высоком авторитете говорит и тот факт, что в 1938 году он избирается депутатом в Верховный Совет СО АССР первого созыва от Пушкинского избирательного округа. С началом Великой Отечественной войны хозяйственный опыт А. А. Картоева был востребован. Он назначается директором стеклотарного завода в городе Орджоникидзе.
Но наступил февраль 1944 года. Горькая участь ингушского народа не миновала и славных его представителей. Одного из первых на Северном Кавказе кавалеров первого советского ордена Красного Знамени, одного из старейших среди горских народов коммунистов как и всех ингушей признали врагом народа и депортировали в Среднюю Азию. Ему этого было не понять. За что? С этим вопросом, наверное, он и умер в 1947 году. Не раны гражданской войны подорвали здоровье красного командира. Смертельной оказалась рана, нанесенная злодеем всех времен и народов Сталиным.
Не знаю, как сегодня, но в свое время материалы о жизни Атаби Актимировича Картоева хранились в государственных и краеведческих музеях Полтавы, Санкт-Петербурга, Грозного, Орджоникидзе. Имеются они в музеях Назрани и Малгобека. Помнят о своем земляке и жители Инарков, назвав его именем одну из улиц села. Но думаю, жизнь Атаби Актимировича Картоева, его ратные дела вполне заслуживают того, чтобы его имя носили одна из улиц Назрани, а в будущем и Магаса.

Б. Альтиев

CAUCASIAN
07.02.2009, 12:38
ОН НАВСЕГДА ОСТАНЕТСЯ В ПАМЯТИ СВОЕГО НАРОДА

Знакомство с Идрисом у меня состоялось 16 июня 1980 года в горах, на его знаменитой даче. Это был период (читатели старшего поколения помнят), когда не все еще отваживались не только знаться с Идрисом, но и находиться в его обществе.
Каждый год, 15 и 16 июня, друзья и преданные поклонники его таланта собирались у Идриса. Конечно, сам он никогда не считал свой день рожденья знаковым событием. Но этот день был прекрасным предлогом для его друзей собираться всем вместе хотя бы один раз в год.
Я оказался там не только незнакомым, по и, как говорится, незванно-нежданным гостем. Но меня сразу поразила удивительная простота этого человека в общении со мной, с незнакомым ему визитером. Наверное, эта простота и послужила продолжению и упрочению нашей дружбы длившейся до последних дней Идриса. Не стала помехой для этого и разница в возрасте. С ним всегда было необыкновенно легко... Идрис понимал собеседника, умел слушать, обязательно вникал во все подробности. Он дорожил своим окружением, переживал за друзей, близких, свято чтил неписанный вайнахский кодекс гостеприимства.
Вспоминается один случай. Как-то в день его рожденья на квартире Идриса во Владикавказе мы, трое назрановцев, засиделись допоздна. А когда засобирались домой, он запротестовал — не хотел отпускать нас на ночь глядя. Мне все же удалось уговорить его, успокоив тем, что я заблаговременно договорился с водителем служебного автобуса завода "Стеклотара", возившим ночную смену рабочих в Ингушетию. Идрис отпустил нас, но с условием, что по прибытии домой я сразу же свяжусь с ним по телефону.
Для него не существовало мелочей. Бывало, приезжаешь к нему, - и после традиционных расспросов он обязательно поинтересуется здоровьем детей, называя при этом каждого ребенка по имени. Приходит на память (пусть это и не совсем скромно) один эпизод. Приехал Идрис в Назрань по делам и заглянул ко мне. Так совпало, что в этот же день, несколькими часами раньше Идриса, из больницы в нашу семью привезли нового "гостя". Идрис, прежде чем сесть, подходит к люльке, наклоняется и радостно вопрошает: "Как тебя зовут?" На всеобщее наше удивление запеленатый комочек широко распахивает глазенки и улыбается Идрису. Когда Идрис узнал, что малыша нарекли именем Чах, он с увлажненными глазами произнес: "Берегите его! Он должен с честью нести имя своего знаменитого тезки!"
Идрис Базоркин любил людей, умел сострадать и прощать. Не умел он только одного - мстить. Кому бы то ни было, за что бы то ни было... Он был выше этого - добро в нем было выше зла.
Идрис был интеллигентом всей своей сущностью. И обуславливалось это не только происхождением. Выходец из известного на всю Ингушетию тейпа Газда из славного аула Эгикал, всю свою сознательную жизнь он служил примером и вайнахской, и общечеловеческой интеллигентности...
Ехали мы как-то вдвоем с ним из Грозного во Владикавказ на "Жигулях". Спешили, надо было поспеть к назначенному часу. Где-то в районе села Барсуки подсадили одиноко стоявшую на остановке девушку. Узнав в пути, кто мой пассажир, девушка обрадовалась. Я знал, что Идрис не позволит высадить нашу попутчицу на полпути, и поэтому завернул в Назрань. Когда мы довезли ее до места следования, девушка стала настойчиво приглашать нас в гости. После ее повторной просьбы Идрис говорит: "Дорогая ты наша, мы обязательно постараемся побывать у вас, но только не в этот раз. Так как мы оба скроены удивительным образом — у нас напрочь отсутствует механизм отказа - я прошу тебя, не настаивай в третий раз, иначе будет очень трудно отказать столь любезному приглашению, исходящему из уст прелестной красавицы". Девушка, наверное, впервые слышала такую изысканную речь на ингушском языке...
А вот другой пример. Накануне общевайнахской трагедии 1944-го Идрис взял в "чеховке" книгу с работами Чаха Ахриева. Вернуть ее в библиотеку он не успел — всех ингушей и чеченцев выслали. Спустя 13 лет, по приезде на Родину, Идрис первым делом отправился в библиотеку. Взятую здесь когда-то книгу он вернул со словами: "Извините за задержку. Это случилось вопреки моей воле." Удивлению женщины-библиотекаря не было предела...
Да, он любил людей. И люди отвечали ему тем же. Не забуду день, когда его встречали в Нальчике на похоронах Кайсына Кулиева. Представители интеллигенции и пожилые балкарцы, знавшие Идриса по Киргизии, говорили: "Идрис, своим присутствием здесь в этот трудный для нашего народа день ты наполовину облегчил нашу участь, ты помог нам перенести наше безмерное горе!.."
Не было в истории Ингушетии на протяжении почти всего XX века мало-мальски значимого события, в котором бы он не участвовал, а в зрелые годы не являлся непосредственным зачинателем и организатором судьбоносных для народа дел. Это и письма в Москву с мест поселения еще при жизни Сталина и Берии. Это и многочисленные поездки в столицу после XX партийного съезда. Это и неустанная работа среди ингушей и чеченцев по противодействию планам тогдашнего руководства страны, намеревавшегося навсегда оставить вайнахов в Казахстане. И, конечно, это всем памятный 1973 год. Все эти вехи жизни великого Мастера подробно описывает его дочь Аза в своем эссе, первая часть которого увидела свет в начале 90-х годов.
Наверное, многим из нас трудно и представить, какая сила духа была необходима Идрису, чтобы пережить моральный и психологический гнет 70-х и 80-х годов. Наиболее трудным стал для него период опалы после 1973 года. И сегодня живы некоторые из тех, кто принимал участие в травле великого гражданина. Бог им судья... Идрис был выше их. Гонителям не дано было достать его — он не только не сломался, но даже не дрогнул. Сохранилось свидетельство того, как Идрис относился к тому мрачному периоду. Все хорошо знают Базоркина как виртуоза прозы и прекрасного сценариста. А вот с его поэзией мало кто знаком, хотя начинал он свою писательскую деятельность в далеких 30-х годах именно с поэтического сборника "Назманч" ("Поэт"). Приводимое ниже стихотворение было написано Идрисом не для печати. Оно сугубо личное, адресованное одному из друзей семьи Базоркиных. Этого друга Идрис иногда в шутливой форме называл Гималаем. Осмелюсь привести стихотворение без согласования с семьей Базоркиных.
Гималаю
Стерпи все козни, все укоры,
Врагов своих удачей зли.
Но так живи, чтоб наши горы
Тебя стыдиться не могли.
Иди прямой своей дорогой.
Вражда ничтожеств — не беда.
В конце концов, страшней намного
Их дружба, нежели вражда.
Пускай они тебя ославят,
Их ненависть почти за честь,
Пускай они враждой заставят
Тебя быть лучше, чем ты есть.
Врагов не следует стыдиться
И опускать бессильно рук.
Всегда, чем голосистей птица,
Тем больше хищников вокруг.
Да простит меня Идрис за то, что я дал увидеть свет стихотворному свидетельству того, как он переживал очередную трагедию...
В мае 1989 года из Грозного во Владикавказ поступил телефонный звонок от тогдашнего высокопоставленного чиновника-ингуша. Звонивший приглашал Идриса в Грозный для важного разговора, сказав при этом, что он может взять с собой нескольких близких товарищей. В назначенный день и час мы были в Грозном. В конце беседы хозяин кабинета сказал буквально следующее: "Идрис, есть информация о том, что во время съезда (первый съезд народных депутатов СССР - В. X.) может образоваться "окошко" минут в 30-40, и высшее руководство страны, может быть, примет делегацию ингушей. Сами понимаете, делегация должна быть такой, чтобы за нее не пришлось краснеть. Ты не мог бы ее сформировать и возглавить?"
Идрис ответил, не задумываясь, как это было ему свойственно: "Даже если меня привезут оттуда неживого, я поеду!"
Это было время, когда стоял вопрос быть или не быть ингушской государственности.
Я тут опускаю подробности нашей поездки в Москву и той работы, которую проводил лично Идрис. Несомненно одно - велика заслуга Идриса Базоркина в деле возрождения Ингушетии. Тут уместно привести еще одно свидетельство-документ. Это строки из выступления Идриса на втором съезде ингушского народа, который состоялся в 1989 году: "...Мы можем обращаться к народам и правительствам, но мы не должны ни перед кем унижаться и просить. Это — дело национального суверенитета нашего народа. Я считаю, что мы обязаны провозгласить действующей ранее ликвидированную Сталиным автономную республику.
Да здравствует Ингушская Республика!.."
Сегодня на карте России обозначена Республика Ингушетия. Идрис дожил до этого счастливого дня, для приближения которого он отдал всего себя. Но, к великому нашему сожалению, ему не долго пришлось быть свидетелем становления нашей государственности. Стойко перенесший беды, выпавшие на его долю, этот мужественный человек не перенес общенациональной трагедии 1992 года. Неумолимая смерть разлучила нас с великим гражданином обновленной Ингушетии...
Сбылись пророческие слова базоркинского сельского муллы, сказанные им в начале века. Однажды мулла в хужери, где в то время учился Идрис, спросил его: "Как твое имя?" Мальчик ответил: "Лютфий!" (одно из мусульманских имен - В.Х.). Мулла сказал во всеуслышанье: "Что это за имя? У тебя должно быть другое имя. Запомните, дети, отныне имя этому мальчику ИДРИС, ибо будет от него народу нашему великая польза и благодать!"
Да, стала польза великая народу от того мальчика, оставил нам Идрис благодать великую. А сегодня приносят пользу народу его дети: врач, художник Аза, работник искусства Зураб, врач Дана, выпускник академии Турс, дипломированный специалист очаровательная Дали; внук Микаил худрук театра "Современник". Дом Идриса стараниями неутомимой Азы Магомедовны все также уютен и гостеприимен.
Идрис оставил нам и героев своих произведений, от Куни до Калоя, которые будут служить ориентирами для новых поколений нашего народа .
Ежегодно 15 июня люди приезжают в горы, в знаменитый Эги-аул. Приезжают те, кто не может не приехать к Идрису. Поедут и в этом году. И не будет конца этому паломничеству. Вечной тебе памяти, наш дорогой ИДРИС!
Дала вийрза моттиг даькъала йойла хьа

Ваха Хамхоев.

CAUCASIAN
07.02.2009, 14:41
ШИРВАНИ УСТАРХАНОВИЧ КОСТОЕВ

Уроженец села Галашки Ширвани Устарханович Костоев после окончания Краснодарской авиашколы начал службу в авиаполку особого назначения сначала в Саратове, потом в Чите. Вскоре он стал одним из лучших летчиков в полку, выполняя самые ответственные задания командования.
В исторической битве на Курской дуге Ширвани Костоев показал мастерство воздушного боя, уничтожил немало вражеской техники. Вместе со своим напарником Асмоловым ему удается нанести бомбовые удары по скоплениям фашистских танков в селе Прохоровка, уничтожив 11 танков и грузовых машин.
Потеряв своего товарища, Ширвани возвращался с боевого задания. Его преследовали три фашистских самолета. В завязавшемся воздушном бою наш летчик сбил один "Хейнкель", остальные скрылись в облаках. На последних каплях горючего, когда датчик горючего показывал "ноль", Ширвани смог посадить самолет, на котором было 17 пробоин.
Мастерство и мужество Ширвани проявил и при взятии Кенингсберга в апреле 1945 года. По заданию командования Ширвани во главе своего звена вылетел бомбить вражескую переправу. Летчики уничтожили несколько вражеских кораблей, но один из них оказывал сильное сопротивление, не подпуская самолеты для нанесения бомбового удара. Время шло. Топливо было на исходе. Костоев принимает смелое решение. Подлетев на близкое расстояние, он бросил несколько бомб. Охваченный пламенем корабль пошел ко дну. На корабле было 125 солдат и офицеров.
Над Кенингсбергом он сбил еще один немецкий самолет - "Фокке-Вульф".
После взятия Кенингсберга наш земляк участвовал в штурме Берлина. Здесь он пополнил боевой счет третьим сбитым вражеским самолетом - "Мессершмиттом".
По данным Министерства обороны России:
"старший лейтенант Костоев Ширвани Устарханович, уроженец села Галашки, по национальности ингуш, в Советской армии с 1941 года. По окончанию Краснодарской авиашколы службу проходил в авиаполку штурмовой авиации на должности пилота - летчика, старшего летчика и командира звена. Был награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красного Знамени, Красной Звезды. Погиб 6 августа 1949 года при катастрофе самолета.
Ширвани Костоев был также награжден медалями "За взятие Кенингсберга", "За взятие Берлина".
На завершающем этапе войны был заслуженно представлен к высокому званию Героя Советского Союза, но, как известно, вайнахам это звание не присваивали.
Послевоенная служба Ширвани Костоева проходила в Латвии. Его жена вспоминает:
"Ширвани вернулся с задания, самолет - как решето. "Знай, со мной ничего не случится", - были его последние слова. Мы жили во времена Берия. Нам было запрещено что-либо говорить о заслугах Ширвани. 6 августа 1949 года Ширвани домой не вернулся, ждала с волнением, но не дождалась…"
Подполковник в отставке, бывший военный летчик Николай Тюрин, проживающий в городе Краснодар, сообщает:
"Мы служили вместе до апреля 1949 года. Могу сказать, что Ширвани Костоев был мужественным и смелым летчиком, способным решать любые задания командования. Летал он на знаменитом штурмовике Ил-2, который наводил ужас на фашистов. Фашисты называли его "черной смертью".
Управление таким самолетом требовало хладнокровия, мужества и особого мастерства. Но мужество не спасло Ширвани 6 августа 1949 года. В этот день он оказался в очень сложной обстановке, из которой выйти живым шансов не было. Он погиб при исполнении служебных обязанностей и похоронен со всеми воинскими почестями в г. Елгаве, в 40 км. от Риги".
Спустя 50 лет Указом Президента России Ширвани Устархановичу Костоеву присвоено звание Героя России.

С .Хамчиев

CAUCASIAN
07.02.2009, 14:47
Анзор Мамилов – офицер русской армии


Как известно, ингуши всегда славились своими боевыми подвигами. О многих из них уже рассказывалось на страницах печати. Но, исследуя службу ингушей в русской армии в XIX веке, мы обнаруживаем все новые и новые имена. Мы представляем читателям архивный материал, выявленный в Российском государственном военно-историческом архиве, рассказывающий о службе офицера Анзора Дударкиевича Мамилова.

Полный послужной список
майора 152 пехотного Владикавказского полка Мамилова
Составлен к ... апреля 1873 года.

Чин, имя, отчество и фамилия: Майор Анзор Бек Дударков Мамилов.
Должность по службе: Младший штаб-офицер.
Ордена и знаки отличия: Кавалер орденов Св. Владимира; установленного
для не христиан, Св. Анны 3 ст. для мусульман, и
4 степени того же Ордена с надписью “за храбрость“; имеет медали:
серебряную за усмирение Венгрии и Трансильвании; бронзовую в
память войны 1853-1856 годов, на Андреевской ленте, серебряные:
“За покорение Чечни и Дагестана 1857-1859 год” и “за покорение
Западного Кавказа 1859-1864 годов” на Георгиевско-Александровской ленте
и особо установленный Крест за службу на Кавказе.
Когда родился: 28 Августа 1828 года.
Из какого звания происходит: Из дворян.
Какого вероисповедания: Магометанского Закона.
Воспитывался: В Дворянском полку.
Получаемое на службе содержание: Получает по усиленному окладу в год:
Жалованья – 660 руб.
Столовых - 300 –
Квартирных - 252 –
Итого: 1212

Прохождение службы:
По окончании Курса Наук в Дворянском полку произведен в Корнеты, тысяча восемьсот сорок пятого года Августа десятого дня, с оставлением по Кавалерии и прикомандированием к Вознесенскому Уланскому ЕГО ВЫСОЧЕСТВА Принца Александра Гессенского полку –1845 Августа 10.
Для отправления к месту служения препровожден в Инспекторский Департамент Военного Министерства ... Сентябрь 15
Откуда отправлен к полку ... ... 18
Прибыл ... ... 29
Поручиком 1849 Июня 23
За отличие, оказанное противу Венгерских
мятежников в 1849 году, награжден орденом
Св. Анны 4 степени с надписью “За храбрость“ 1850 Март 22
Штаб-ротмистром 1852 Окт. 28
С разрешения Командовавшего Войсками
4 пехотного Корпуса сообщенного в рапорте
Начальника Штаба того же Корпуса к
Начальнику 4 Легкой Кавалерийской Дивизии,
Генерал-Лейтенанту Нироду от 29 Октября
за № 4298, дозволено по слабости зрения во
всякое время носить очки, о чем впоследствии
объявлено было в Высочайшем приказе 1853 Окт. 23
Ротмистром 1856 Янв. 9
До воспоследования ВЫСОЧАЙШЕГО
приказа находился в прикомандировании к
Тенгинскому пехотному полку 1858 ... 25
Переведен по воле Начальства в тот полк с
переименованием в Капитаны,
Высочайшим приказом ... Июля 8
Назначен Командующим ротою 1858 Сент. 10
По случаю перевода в Мусульманский полк
отчислен от командования ротою 1861 Мар. 12
По несостоянию перевода , вторично назначен
Командующим ротою ... Сент. 13
По вакансии произведен в Майоры, с переводом
по воле Начальства в Самурский пехотный полк 1864 Янв. 24
Отчислен от командования ротою ... Февр. 20
Отправился по переводу ... Апр. 1
Неприбывая к полку, переведен по воле
Начальства в 152 пехотный Владикавказский полк
Высочайшим приказом 1864 Мар. 24
Зачислен в списочное состояние сего полка
Младшим Штаб-офицером ... Мая 1
Прибыл к полку ... Июня 1
За отличие по службе, награжден орденом
Св. Анны 3 степ. для Мусульман 1866 Июля 15
Перекомандирован к 150 пехотному Таманскому
полку для несения службы 1867 Апр. 4
Отправлен к оному ... ... 12
Откомандирован обратно к своему полку 1868 Авгус. 3
Высочайшим приказом, за выслугу в офицерском
звании 25 лет, Всемилостивейше награжден
Орденом Св. Владимира установленным для
не христиан 1870 Сент. 22
Согласно предписания Командующего 38 пех.
Дивизиею № 2381 командирован в город
Ставрополь Запасным Членом , во Временный
Военный суд 1871 Авгус. 26
Возвратился к полку 1872 Мая 3

В гражданской службе и по выборам Дворянства
не служил.
Всемилостивейших рескриптов и Высочайших
Благоволений не получал.

ХI. Холост или женат: Женат на дочери подполковника Мальзахова девице Багий; у них сын Асламбек, родившийся 18 февраля 1863 года, и сын Магомет Гирей, родившийся 4 Января 1871 года, и дочь Сабихан, родившаяся 15 Мая 1868 года. Жена и дети Магометанского Закона.
ХII. Есть ли за ним...недвижимое имущество: не имеет.
ХIII. В штрафах по суду...: не был
ХIV. Бытность в походах и делах противу неприятеля...:


В походах и делах противу неприятеля находился.
В 1849 году, против Венгерских мятежников Апреля 26, перейдя за границу у местечка Радзивилово, и того числа вступил в пределы Российской Империи. 5 июня перешел Карпатские горы у местечка Грабба; в Венгрию, 12 при занятии Камау; с 14 по 18 при движении от Камау к городу Токлаю, и 16 в деле при сем городе; с 24 Июня по 8-е Июля, в движении от Дебричина к Лозо-Кеведзо с 10 по 13; к Меликольцу, и во время сего движения в делах; 12 при c. Залча с мятежными войсками под Начальством Гергия и 14 в стычке при селении Керем; 20 от Челе к Дебречину; и 21 в сражении при сем городе: 30 Июля по 2 Августа, в движении от Дебречина к Грос-Вардейну; с 15 августа в обратном следовании армии в пределы Империи и перейдя заграницу у м. Волочиска, 22 Сентября вступил в Россию ... с 1849 Апреля 26 по ... Сентяб. 22
В 1853 году в войну противу турок, в первой кампании под Начальством Генерал-Лейтенанта Графа Нирода 1-го 25 Июня перешел заграницу чрез реку Прут, у местечка Яссова и вступил в княжество Молдавию, с 25 Июня по 1-е Марта 1854 года, в движениях в Княжествах Молдавии и Валахии во 2-й компании; 10 Мая переправился на правый берег Дуная и с того числа находился при осаде кр. Селистрии, 22 в движении Генерал-Лейтенанта Хрулева к Авлотеру; 23 в расположении отряда его сие Хрулева по берегу р. Алмалуй и в перестрелке аванпоста, 24 в движении к Бабуку и в стычке при оном; 25 в подкреплении нападения на казаков, на неприятельские аванпосты, 28 наступление и движение к р. Селистрии, дерекогносцировки произведенной под Начальством Генерал-Фельдмаршала Князя Варшавского Графа Паскевича Эриванского; 1-го Июня , в движении отряда Генерал-Лейтенанта Попова, к Колопетгеры и в стычке передовых частей отряда, с турецкою кавалериею; 4 в движении отряда Генерал-Майора Князя Бебутова; из лагеря осадного корпуса к деревне Колопетгеры; 5 в движении того же отряда от Колопетгера к селению Бабу и Волдимару; в перестрелках передовых частей отряда; 8 в перестрелке , в ночь с 9 на 10 и 10 на 11е, при снятии осады крепости Селистрии, 12 при отступлении к мосту устроенному противу острова Тиллахия; 13 переправа обратно на левый берег Дуная; с 16 по 26 Июня, в движении к селен. Фражелиты под гор. Журжу, 4 Июля при усиленном обозрении неприятельской позиции между Журжею и Олободзсею; 9 в аванпостной перестрелке у селения Гиздару; с 15 Июля в обратном следовании воск в пределы Империи и перейдя границу чрез р. Прут у м. Скулян, 31 Августа вступил в Россию.
C 1853 Июня 25 по 854 Август 31.

Ранен и контужен не был.
Особых поручений сверх прямых обязанностей по Высочайшим повелениям не имел, а по распоряжению Начальства был командирован при 2-х Обер офицерах, для отвода партии бессрочно и временно отпускных нижних чинов 791 человека до города Ростова, что на Дону; и оттоль распределив оную в два Эшалона возвратился
С 1869 Ноябр. 11 по Декабрь 22.
Подсудности не подвергался.

В службе этого Штаб-офицера не было обстоятельств, лишающих права на получение Знака Отличия беспорочной службы, а также и случаев, отдаляющих срок выслуги на получение такового.
Командир полка
Полковник ....
(РГВИА. ф.400. оп.9, д.10086, лл.30-36 об.).

Б. ГАЗИКОВ.

CAUCASIAN
07.02.2009, 14:51
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА
В.-Г.И.ДЖАБАГИЕВА 1905-1910 гг.

Одной из ярчайших фигур ингушского просветительства является Вассан-Гирей Ижиевич Джабагиев. Долгие годы имя и труды выдающегося ингушского просветителя, политического и социального мыслителя В.-Г. Джабагиева были неизвестны широкому кругу общественности.
Огромный пласт проблем в области внешней и внутренней политики России, экономики, истории, образования, религии, культуры затронут в массив¬ном и абсолютно неисследованном творческом и научном наследии В.-Г. Джабагиева, которое начинает возвращаться к нам благодаря усилиям и кропотли¬вому труду отдельных исследователей.
К.ф.н. М.Д. Яндиева, Б. Газиков, А. Мальсагов проделали большую работу в архивах и библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Грузии, Польши, Германии, Турции, Франции, Библиотеке Конгресса США по выявлению и систематизации фактических данных о жизни и деятельности В.-Г. Джабагиева и его трудов. Первые работы по исследованию наследия В.-Г. Джабагиева принадлежат к.ф.н. М.Д. Яндиевой: «По кодексу чести. Ингушское зарубежье», «Возвра¬щение», «Возвращенное имя», «Вассан-Гирей Джабагиев (возвращение забытого времени)», «Кавказская политическая публицистика 50-х годов в современ¬ном прочтении», «Общекавказская государственность: вчера, сегодня, завтра» и др.
В контексте данной статьи нами предпринята попытка анализа лишь определенного круга проблем, отраженных в научных и публицистических работах В.-Г. Джабагиева первого десятилетия XX в. Богатое, уникальное, многогран¬ное наследие ингушского просветителя заслуживает глубокого и всестороннего изучения и должно стать темой серьезных и масштабных исследований.
Вассан-Гирей Джабагиев родился 3 мая 1882 года в селе Насыр-Корт в семье полковника царской армии, полного георгиевского кавалера Ижи Джабагиева.
Окончив успешно Владикавказское реальное училище, Вассан-Гирей поступает на сельскохозяйственный факультет Дерптского политехнического инсти¬тута, а затем продолжает образование в Германии в Йенском университете, где изучает естественные науки, земледелие и экономику сельского хозяйства. По завершении учебы В.-Г. Джабагиев, став экономистом в области земледелия, получает возможность применения полученных им знаний в своей научной и практической деятельности, работая в Департаменте земледелия Министерства земледелия и государственных имуществ России.
Основную работу В.-Г. Джабагиев совмещает с активным сотрудничеством в целом ряде общероссийских и региональных средств массовой информации, таких как «Санкт-Петербургские ведомости», «Россия», «Сельскохозяйствен¬ное образование», «Ежегодник департамента земледелия», «Земледельческая газета», «Правда», «Горская жизнь», «Каспий» и др.
В «Земледельческой газете» В.-Г. Джабагиев вел отдельную рубрику «Откли¬ки печати», которая представляла читателям обзор наиболее интересных переведенных им самим материалов сельскохозяйственных журналов и газет Англии, Франции, Германии и знакомила российских специалистов с европей¬ским опытом.
На сегодняшний день в изданиях периода 1905-1917 гг. обнаружено более 200 его работ самого разнопланового содержания: по аграрной политике Рос¬сии, стран Европы, США, по международной проблематике, вопросам мусуль¬манского просвещения, реформирования ислама, внешней и внутренней поли¬тики России и особенно — политического и гражданского устройства северо¬кавказского региона. Вот краткий перечень его работ: «Разбой и ингуши», «Му¬сульмане России», «Британская миссия в Кабуле», «Что нужно Кавказу?», «Ин¬гуши и грамотность», «Император Вильгельм и ислам», «К англо-турецкому конфликту», «К вопросу о высших учебных заведениях на Кавказе», «Ислам, прогресс и конституция», «Султан Абдул-Гамид», «По поводу польской поли¬тики Пруссии», «Инородцы и Россия», «Персия и конституция», «Сельскохо¬зяйственная агентура в США», «Низшее сельскохозяйственное образование в Германии», «Высшие народные школы в скандинавских странах» и многие другие.
После февральской революции 1917 года В.-Г. Джабагиев, наряду с другими видными общественно-политическими деятелями Северного Кавказа: Тапой Чермоевым, Басиятом Шахановым, Пшемахо Коцевым, Нажмутдином Гоцинским, Нухбеком Тарковским, Рашидханом Каплановым, Баширом и Абдусаламом Далгатами — принимает горячее участие в создании суверенного государ¬ственного образования Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Даге¬стана (1917-1918), который позднее стал называться Горской Республикой (1918-1920). Вместе с северокавказскими лидерами он провел I съезд горских народов Кавказа, подготовив политическую платформу, конституцию, проект реформ земского самоуправления, местного суда, школьного образования .
Союз горцев Северного Кавказа В.-Г. Джабагиеву виделся составной частью будущей Российской Федеративной Демократической Республики. Он занимал пост главы Парламента этого Союза (Горской Республики).
В 1921 г. Правительство Горской Республики доверило В.-Г. Джабагиеву, спикеру Парламента, представлять северокавказское государство на Версаль¬ской конференции. Во Франции он узнает о стремительной оккупации Южно¬го и Северного Кавказа частями Красной Армии и принимает решение не воз¬вращаться в Россию. С 1921 года и до конца жизни (1961) В.-Г. Джабагиев жил и работал в эмиг¬рации: во Франции (1921-1927), Польше (1927-1936), Германии и Турции (1936-1961).
В эмиграции, как отмечает М.Д. Яндиева , В.-Г. Джабагиев занимался лите¬ратурной, журналистской, политической деятельностью и публиковался в та¬ких изданиях, как «Кавказский горец» (Прага), «Горцы Кавказа» (Париж), «Кавказ» (Париж, Берлин), «Прометей» и «Обозрение Прометея» (Париж), «Объединенный Кавказ» и «Свободный Кавказ» (Мюнхен), «Газават» (Берлин), «Северный Кавказ», «Исламское обозрение» и «Восток» (Варшава). В 1967 году в Стамбуле, уже после смерти В.-Г.Джабагиева, вышло в свет его фундаментальное историческое исследование «Взаимоотношения России и Кавказа».
Особо следует отметить тот факт, что во время Второй мировой войны В.-Г. Джабагиев, будучи уполномоченным Международного Красного Полумесяца, спас от верной гибели сотни пленных ингушей, чеченцев, грузин и других кавказцев. Кроме того, исследователями М.Д. Яндиевой и Б. Газиковым допод¬линно установлено, что В.-Г. Джабагиев принимал активное участие и сотруд¬ничал во многих политических и общественных организациях, партиях, союзах в Париже, Стамбуле, Мюнхене, Берлине, Варшаве, Праге: Народной партии горцев Кавказа, Комитете освобождения горских народов Северного Кавказа, Комитете за независимость Кавказа, Парламенте Горской Республики в эмиг¬рации, Комитете Конфедератов Кавказа, Союзе политических организаций Северного Кавказа, Азербайджана и Грузии, Движении «Прометей» (межнаци¬ональное общественно-политическое объединение государственных деятелей Северного Кавказа, Закавказья, Туркестана и Украины), Северокавказском ан¬тибольшевистском национальном объединении.
В статьях и публикациях, посвященных анализу экономики, аграрного сектора, жизни и быта крестьянства России, В.-Г. Джабагиев, так же как и Ч. Ахриев, ратует за осуществление разумных реформ. Проблемы сельского хозяйства, стоявшие перед земледельцами горной и равнинной Ингушетии и поднимавшиеся Ч. Ахриевым в 70-е годы XIX века, оказались характерными для всего российского крестьянства и оставались актуальными вплоть до начала XX века.
Это видно из более чем ста специальных статей В.-Г. Джабагиева, обнаруженных исследователем Б. Газиковым в Российской национальной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина: «К аграрному вопросу. Земельная и земледельческая реформы», «Наш экспорт сельскохозяйственных продуктов», «Сельские дополнительные школы в Германии», «Начальная школа и сельскохозяйствен¬ные знания», «Агрономическая помощь хуторянам», «Зимние курсы в Нидерландах», «Преподавание сельского хозяйства в

народных школах Боснии и Герцеговины», «Наши учителя земледелия» и др.
Особого внимания заслуживает тот факт, что две работы В.-Г. Джабагиева — «Свободная земельная собственность и техника сельского хозяйства в Европе» и «Промышленная сушка картофеля», — вышедшие отдельными изданиями в 1915 в г. Петрограде, были признаны классическими трудами в области земле¬делия и приобрели широкую известность как в России, так и в Европе.
Особенность работ В.-Г. Джабагиева, посвященных экономике сельского хозяйства — в их ярко выраженном просветительском характере и пропаганде земледельческой культуры на научной основе, стремлении приобщить населе¬ние страны к передовым технологиям и формам ведения хозяйства.
Самым наболевшим вопросом аграрного сектора России ингушский просветитель В.-Г. Джабагиев считает почти полное отсутствие у крестьянского насе¬ления России «сельскохозяйственного образования, сельскохозяйственной подготовки, практической или теоретической» .
Взгляды первого ингушского просветителя Ч. Ахриева нашли свое дальнейшее развитие в научной и практической деятельности В.-Г. Джабагиева, но на более высоком уровне и в гораздо большем по качеству и количеству поставленных проблем масштабе. В научных трудах В.-Г. Джабагиева аграрная политика и состояние сельскохозяйственной экономики России освещаются на фо¬не развитых стран Европы (Германии, Великобритании, Швеции, Норвегии, Нидерландов) и США. России для повышения эффективности сельскохозяй¬ственного труда необходимо было перенять положительный опыт передовых стран, начав с просвещения российских крестьян, отлученных от современных агрономических знаний: «Какой громадный, жгучий, злободневный интерес составляет во всей России вопрос об улучшении сельскохозяйственной техни¬ки в деревне, известно каждому из нас без особых разъяснений» .
Практическое решение этой архиважной проблемы В.-Г. Джабагиеву виделось в открытии специальных учебных заведений типа земледельческих школ, сельскохозяйственных зимних школ, как в Германии, в развитии института странствующих агрономов, передвижных выставок, увеличении количества показательных полей, складов орудий, машин и семян, расширении мелкого кредита. Удобный график занятий, минимальная плата за обучение или же вообще ее отсутствие стимулировали бы интерес крестьян к образованию, просвещению вообще, считает В.-Г. Джабагиев: «Только широким развитием сети на¬чальных и низших сельскохозяйственных школ всех типов и порядков и возможно вступить в борьбу с темнотой и убожеством нашего крестьянства» .
Всякого рода нововведения (типа индивидуализации крестьянской земель¬ной собственности), принятые без знания экономики, сельского хозяйства России, без учета национальных особенностей характера русского крестьянина, В.-Г. Джабагиев считает опасными для страны: «Русский крестьянин, в массе своей совершенно не созревший морально для роли свободного собственника и крепкого хозяина, привыкший к мелочной хозяйственной опеке и регламентации со стороны общины, — не в силах будет удержать в своих руках земельную собственность: легкомыслие, склонность к пьянству, один-два неурожая, задолженность и еще многое другое явятся для него побудительными причинами для отчуждения земельного владения, для пролетаризации себя и своей семьи» .
Непродуманные, а где-то и несвоевременные меры в российской земельной политике, по мнению В.-Г. Джабагиева, становятся социально опасными источниками, провоцирующими «так называемые аграрные беспорядки, выродившиеся повсюду в дикий разгул страстей, в насилие, в самовольные захваты чужого добра и имущества, в пожары и прочее» . Верно отмечено ингушским просветителем — история «как древнего, так и нового времени» показывает, что такого рода события и являлись предтечей всех «крупных политических и социальных переворотов и революций» .
Действенным механизмом в осуществлении земельных реформ, популяриза¬ции сельскохозяйственных знаний он считает средства массовой информации, однако они отличались пассивностью и полной безучастностью: «Наши газеты уделяют мало (или, вернее, совершенно не уделяют) внимания вопросам на¬родного хозяйства. Иначе обстоит дело за границей, где каждая провинциальная газетка старается дать читателю пищу в этом отношении» .
В аграрных работах В.-Г. Джабагиева предпринята серьезная попытка иссле¬дования причин «затяжного сельскохозяйственного кризиса» России. Они содержат глубокий анализ несостоятельной по сути социально-экономической политики страны, чреватой серьезными социальными потрясениями основ государства. В.-Г. Джабагиев призывает не пренебрегать уроками истории экономического развития более цивилизованных стран и народов: «Тогда только окончательно мы избавимся от земельного, умственного и желудочного голо¬да, тогда только исчезнет навсегда аграрный вопрос, тогда только расцветет и укрепится промышленность, а не будет прозябать в теплицах покровитель¬ственной политики, тогда только мы избегнем экономического завоевания и эксплуатации России иностранцами, тогда только установятся в обществе здо¬ровые социальные отношения, а вместе с тем создадутся условия, необходимые для правильного и спокойного духовного прогресса» .
В.-Г. Джабагиев предстает в своих специальных трудах не только как ученый, но и как яркая личность с неординарным мышлением, собственной позицией, продуманной точкой зрения по самому широкому кругу вопросов, выходящих за пределы собственно экономической проблематики.
Публицистическое наследие В.-Г. Джабагиева, как и других деятелей северокавказского просветительства — балкарцев Басията Шаханова, Мисоста Абаева, чеченцев Ахметхана и Исмаила Мутушевых, Ибрагим-Бека Саракаева, ка¬рачаевца Ислама Карачайлы (Хубиева), осетина Ахмета Цаликова и других — отличается полемичностью и постановкой острых социальных и политических проблем. В.-Г. Джабагиевым затронут широкий и разноплановый пласт проблем, начиная с освещения текущих международных событий, вопросов внеш¬ней и внутренней политики России, реформирования ислама и заканчивая просвещением ингушского народа и народов Северного Кавказа.
Взгляды северокавказских просветителей начала XX века во многом созвучны взглядам их предшественников — деятелей просвещения 50-70-х годов XIX столетия. Характер деятельности и творчества и тех, и других определялся, прежде всего, действительностью и реалиями самой жизни кавказских народов. Самые жгучие, наболевшие проблемы, характерные для XIX века, продолжали оставаться актуальными вплоть до начала XX века. Этим и объяснялось сходство задач, решавшихся первыми из северокавказских просветителей и стоявших перед последующими.
В.-Г. Джабагиев, работая и постоянно находясь в Петербурге, тщательно отслеживал центральную и региональную периодическую печать, которая с завидным постоянством создавала образ горца — грабителя, убийцы. Официаль¬ной печати России с ее тенденциозностью, предвзятостью, необъективностью в освещении реальных событий жизни ингушей и других горских народов В.-Г.Джабагиев противопоставляет глубокий и трезвый анализ явлений общественной жизни ингушского народа. Публицистика В.-Г. Джабагиева эмоцио¬нально напряженная, острая, полемичная. В своих выступлениях В.-Г. Джаба¬гиев на основе большого фактического материала разоблачает беспочвенность всякого рода надуманных обвинений. Так, в статье «Разбой и ингуши» («Санкт-Петербургские ведомости», 1905) он полемизирует с автором одной из таких публикаций в газете «Новое время», посвященной разбою в Терской области и утверждавшей, что корни этого явления надо видеть не в том социальном гнете — безземелье, налоговом бремени, правовом беспределе, притесне¬ниях со стороны власти, — под которым горцы (а в данном случае ингуши) находились всегда, а в их органической потребности быть разбойниками, переда¬ющейся по наследству.
Трагическим наследием прошлого, определявшим тяжелое положение ингушей, порождавшим массу негативных социальных последствий, всегда было малоземелье. Чудовищный хронический земельный голод и был той язвой, которая разъедала социальный организм ингушского общества. В.-Г. Джабагиев рисует картину: обездоленные, ограбленные властью, лишенные последнего клочка земли, люди поставлены на грань выживания.
Автор приводит материалы особого совещания при Владикавказской думе «по охране города от воровства и разбоев», на котором было заявлено, что «преступные наклонности туземного горского населения обусловливаются его без¬земельем и непосильной тяжестью налогов в размере 100 тысяч рублей в год с 40 тысяч жителей» . Взамен же власть дала Ингушскому округу с населением более 40 тысяч человек одну-единственную школу на 75 учеников.
Также В.-Г. Джабагиев ссылается на корреспонденцию в газете «Русские ведомости», в которой освещалось собрание гласных — представителей города Владикавказа — при городском голове, выразивших единодушное мнение, что «все усиливающиеся грабежи — результат своеобразного управления краем. Администрация Кавказа и, в частности, Терской области своим произволом выводит из терпения не только туземцев, но и русских: распоряжаясь налога¬ми с населения, она не дает населению ни дорог, ни больниц, ни размежева¬ния земель» .
Именно от этого «своеобразного управления», а вернее, произвола со сторо¬ны властных структур и предостерегал еще в 70-е гг. XIX в. Ч. Ахриев. Об уче¬те же «местных условий», «народного характера», к которому он призывал в своих очерках, не было и речи.
В.-Г. Джабагиев, уличая корреспондента «Нового времени» и источник его информации — областной комитет Терской области — в дезориентации читателей относительно распределения земель в Ингушетии, показывает истинное положение дел: 48 тысяч ингушей имеют во владении лишь 76 тысяч десятин земли, а 20 тысяч кабардинцев, живущих в Ингушетии, - 149 тысяч десятин. Отсюда понятно, восклицает В.-Г. Джабагиев, что «кабардинцы как народ зажиточный не поставляют в области разбойников!» .
В противовес цитируемым газетой «Новое время» «лукавым речам» областно¬го комитета о «вековой непривычке и неприспособленности к сельскохозяй¬ственному труду» ингушей В.-Г. Джабагиев приводит достоверные сведения из признанной работы известного историка Г.А. Вертепова «Ингуши»: «Пародируя известную поговорку о каталонцах, можно сказать, что горец свой хлеб делает из камня. Чтобы приготовить поле не только для посева, но даже и для сбора сена, горный ингуш должен очистить избранное место от камней и потом наносить туда (на вьючных мулах, а нередко и на собственных плечах) плодородной зем¬ли и различных удобрений. Землю часто приходится брать в глубоких долинах и ущельях и поднимать на страшную высоту... Каждый сколько-нибудь значительный ливень в горах смывает наносную землю, нередко вместе с посевами» .
От себя же В.-Г. Джабагиев добавляет: «Что касается неспособности и неприспособленности кавказских горцев к сельскохозяйственному труду, если бы действительно факт этот имел место, то в этом, прежде всего, нужно было бы обвинить никого другого, как русских, которые своими штыками заставили горца провести в седле более сотни лет в непрестанной опасности быть захва¬ченным и закабаленным в крепостничество» .
Неразумная налоговая политика также немало способствовала разорению ингушских семейств. «Не боясь впасть в преувеличение», В.-Г. Джабагиев отмечает, что 40-48 тысяч ингушей платят 100 тысяч рублей денежного сбора, что намного больше, чем уплачивают, к примеру, 100 тысяч осетин или 200 тысяч чеченцев. Перечислив все виды взимаемых с ингушей налогов, он выделяет среди них «столь же чрезвычайные, как и необычайные расходы на содержание казачьих команд, ставившихся постоем по селениям на экзекуции» .
Непосильные сборы были причиной множества несчастий ингушей: продажи рабочего скота, домашней утвари, лишения земельных паев властью. Сам же автор поясняет, что описанное им — «довольно бледная картина действи¬тельности», т.к. он не упомянул «о десятках других произвольных и противоза¬конных административных мерах» .
В.-Г. Джабагиев проделал большую работу по исследованию причин крайне бедственного и невыносимого положения соотечественников, которое и толка¬ло их на разбои, грабежи.
Удивляет В.-Г. Джабагиева позиция редакции газеты «Новое время», сожалеющей, что к побежденным (т.е. горцам. - Р.У.) не применяли принципа «Го¬ре побежденным!», вследствие чего «выросшие за нашей теплой пазухой народ¬ности, нам подвластные, чувствуя себя оперившимися, начинают без малейше¬го сознания рвать грудь их вскормившего и выхолившего русского народа».
Как на деле шел процесс «вскармливания» и «выхоливания» ингушей, В.-Г. Джабагиев показывает в своей статье «Доверенные лица ингушского народа перед лицом представителя наместника Его Императорского Величества на Кавказе» («Санкт-Петербургские ведомости», 1905).
Ингуши, доведенные до отчаяния произволом военных чиновников, делегировали представителю наместника на Кавказе докладную записку. В этой петиции ингуши выразили свои требования о выделении их в отдельный округ, отмене всех ограничений, ущемляющих их «в правах политических, гражданских и религиозных», решении земельного вопроса, введении обязательного начального образования с преподаванием родного языка, преобразовании единствен¬ного Назрановского горского двухклассного училища в профессиональное за¬ведение.
В.-Г. Джабагиев, освещающий эту встречу в газете «Санкт-Петербургские ведомости», иллюстрирует отношение властей к жителям Ингушетии на примере действий атамана Сунженского отдела, о котором достоверно было известно, что «он поощряет умышленно разбои и грабежи среди ингушей, что он воору¬жает преступных людей, обезоруживает мирных людей, что он натравливает казаков на ингушей» . Данное высокое лицо практиковало ночные обыски, во время которых «казаки держат себя крайне вызывающе по отношению к ингу¬шам», оскорбляют женщин, отбирают скот и лошадей и присваивают их себе.
Дошло до того, что по инструкции этого атамана «казачье население... при каждом удобном случае расстреливает их (т.е. ингушей — Р.У.) где попадется: на дорогах, в степи, за работой, в лесу и селениях» .
Трудно не согласиться с автором статьи, утверждающим, что «разоблачения эти достаточно серьезны и сенсационны, чтобы посадить на скамью подсуди¬мых любого администратора в более или менее благоустроенном государстве» .
Касаясь темы более чем своеобразного освещения российской печатью тяжелого быта горцев, балкарский просветитель Басият Шаханов пишет: «Разбой делают нашей профессией, на нас самих хотят смотреть как на людей с атрофированным нравственным чувством, с которыми ничего уже поделать нельзя, кроме разве попытки «обезвредить»... Газеты заполнены сочувственными статьями, посвященными не только русскому мужику, но и чухнам, латышам, зырянам. Но много ли до сих пор занималась печать кавказским горцем? Какие известия, кроме разбоев, какие статьи, кроме требований строгих кар для обуздания «головорезов», помещаются в большей части печати по так называемому «туземному вопросу»? А как живется этому «головорезу», дурно ли, хорошо ли, что толкает его порой на преступления, чем облегчить его положение — до это¬го им нет дела!» .
Прежде всяких мер и реформ, говорит Б.Шаханов, «надо похлопотать о признании за ним (т.е. горцем — Р.У.) права называться человеком» .
Возможно, видя весь этот правовой беспредел и беззаконие, безнаказанность военных и гражданских чиновников, пользующихся неограниченной властью В.-Г. Джабагиев и стал задумываться об автономии Кавказа как об одном из путей выхода из сложившейся ситуации.
В своей работе «Что нужно Кавказу?» («Санкт-Петербургские ведомости», 1905) В.-Г. Джабагиев выражает радикальные взгляды по этому вопросу. События, происходившие в Гурии, Баку, Эривани, Шуше, стали причиной серьезной обеспокоенности автора по поводу сохранения мира на всем Кавказе: «Теперь прими¬рение немыслимо. Благоприятный момент упущен, потому что страсти разыгра¬лись, а крайние агитаторы и революционеры сделали уже свое дело... Под шумок армяно-татарских столкновений медленно, но верно созрела опасная идея» .
Одной из причин обострения стал тот факт, что «русские чиновники бессознательно, но систематически восстановляли против себя даже наиболее консервативные туземные элементы», которые «уже слишком изверились в благодетельной силе паллиативов».
Практик и глубокий знаток политических, экономических, социальных реа¬лий кавказской жизни, В.-Г. Джабагиев усматривает причины кризисной ситуации, сложившейся на Кавказе, в серьезных издержках национальной полити¬ки Российской империи: «Опыт целого века показал уже достаточно наглядно, что Россия не умеет управлять Кавказом, что она не умеет ориентироваться в местных условиях, не умеет примирять этнографические и религиозные противоречия. У нее не хватает ни инициативы, ни желания изучать и знакомиться ближе с подвластными народами: она занималась и занимается только внешней муштровкой, без всякого воздействия культурными средствами» .
Вслед за Ч. Ахриевым, В.-Г. Джабагиев отстаивает принципы гуманного отношения к особенностям национального характера горских народов и постепенного, последовательного проведения реформ. Социальные же корни прово¬димой репрессивной политики он усматривает в особой этике, которая «орга¬низованной системой подкупов, взяточничества, доносов и протекционизма, окончательно разъела страну в нравственном отношении» .
Управленческие формы администрирования, сложившиеся на Кавказе в результате колониальной политики, «неизбежно засасывали каждого нового человека и вырабатывали из него чистый тип местного администратора. Натуры же, не под¬чинившиеся закону приспособления к среде, немилосердно выбрасывались вон» .
Трезвый реалист и тонкий аналитик, В.-Г. Джабагиев очень хорошо пред¬ставляет себе цену, которую придется заплатить империи, десятилетиями дер¬жавшей подвластных ей горцев в экономической и политической кабале: «То неудовольствие, та желчь, которая в течение десятков лет накапливалась в ду¬шах туземцев, в настоящее время готова вырваться наружу и зажечь страсти» .
Выход из этой ситуации В.-Г. Джабагиев видит в «даровании Кавказу автономного самоуправления», которое станет действенным средством «против нашей хронической болезни — административного, а отсюда и культурно-хозяй¬ственного неустройства» . Только автономия, подразумевающая мирное, равноправное, демократическое сосуществование всех народов Кавказа, могла дать практически полезные результаты, открыть совершенно новые перспекти¬вы в решении давно назревших острых политических и социально-экономиче¬ских проблем.
Обязательным условием при реализации этой идеи, по В.-Г. Джабагиеву, должно было стать сохранение «целости и единства нашего великого отечества», с которым Кавказ «не хочет окончательно разрывать». Непререкаемой ис¬тиной признает просветитель тот факт, что именно Россия «дала ему уже на¬чатки культуры и промышленного прогресса» и что он, Кавказ, не способный «к отдельному политическому сосуществованию», хочет лишь «освободиться от русского чиновничества, чуждого ему по духу, воспитанию, крови и симпати¬ям; он хочет свободно, всей грудью, вздохнуть от векового кошмара, хочет сво¬бодно развиваться, хочет свободно пользоваться всеми своими богатыми дара¬ми природы и свободно же принять участие в общей культурной работе чело¬вечества» .
Как нельзя более точно сумел В.-Г. Джабагиев выразить чаяния народов Кавказа и определить магистральную линию его дальнейшего развития и приобщения к мировой цивилизации, в практической реализации которой кавказ¬ская интеллигенция видела «залог мира и спасения своей родины».
При этом он осознает всю ответственность и сложность этого шага для вла¬сти: «бюрократии необходимо подписать себе смертный приговор и отречься раз и навсегда от излюбленных заветов и приемов» .
Принцип права кавказских народов на автономию действительно требовал от России большой самоотверженности, на которую В.-Г. Джабагиев и уповал: «Правда, трудно согласиться на это требование державе, которая мечом и кровью завоевала свою богатую провинцию, но это необходимо во имя вели¬чия и великодушия русского народа» .
Приветствуя конструктивные шаги, предпринятые вначале российским правительством в решении этой проблемы, В.-Г. Джабагиев задает закономерный вопрос: «отчего временное совещание с представителями народа не сделать долговременным, постоянным органом, сеймом, палатой, думой?» .
Ограничение паллиативами, а то и полнейшее бездействие характеризовали российское правительство, которому во избежание социальных взрывов просто крайне необходимо было, по мысли В.-Г. Джабагиева, «пойти навстречу обществу и тем самым внушить населению Кавказа доверие к благожелательству и готовности власти всеми мерами способствовать умиротворению и культурно-гражданскому процветанию» и которому «Кавказ тогда безусловно ответит на доверие доверием же» .
Как настоятельный императив времени звучат слова ингушского просветителя, актуальные по сегодняшний день: «Пора осознать, что не следует напрас¬но вызывать излишние жертвы и растрачивать безумно народные силы на бес¬плодную борьбу. Наше отечество и так уже достаточно истомилось во внутренних и внешних испытаниях» .
Проблема политического устройства Кавказа поднималась на самых разных уровнях властных структур России. С тревогой и настороженностью встречает В.-Г. Джабагиев тот факт, что вопрос об автономии Кавказа, требующий самого серьезного подхода и тщательнейшего изучения, разработки, стал главным пунктом предвыборной агитации кадетов. Отмечая важность знания особенно¬стей Кавказа, В.-Г. Джабагиев предостерегает автономистов из центра: «Как за деревьями не видно леса, так и за автономией не видели национального вопро¬са, очень острого на Кавказе, забывая, что она должна решить сразу два вопро¬са: вопрос децентрализации и вопрос национальный, причем решение первого еще не решает второго» .
В.-Г. Джабагиев считает, что «не всякая автономия будет хорошей для него (Кавказа — Р.У.), что иная автономия может только попортить все дело, обострив еще более национальный антагонизм», потому как важно выяснение, прежде всего, «такого кардинального пункта — должен ли Кавказ как нечто це¬лое, однородное, неделимое в социально-историческом отношении получить одну автономию с одним представительным учреждением или он должен быть разделен на две или целый ряд самостоятельных национальных территорий. Грузинскую, армянскую, татарскую, чеченскую, аварскую, осетинскую и пр.» .
Осознавая сложность этого вопроса, В.-Г. Джабагиев обеспокоен предвы¬борным ажиотажем по поводу автономий северокавказских народов и не уве¬рен, смогут ли депутаты от думской партии автономистов «удовлетворительно решить вопрос о кавказской автономии, наконец, имеют ли они право браться за него, не спросясь самого населения — в его массах, в его недрах» .
В.-Г. Джабагиев придерживается убеждения, что если затея автономистов ограничится лишь бесплодными дебатами и пустыми разговорами, лучше даже и не пытаться принимать какие-либо меры по реализации их программы, так как «автономная конституция — такая вещь, которая не может меняться при каждом желании и каждый год: она проникает до самых корней социального быта» .
Думается, проблема существования горских народов в географическом, экономическом, политическом и социокультурном пространстве Российской империи является частью более масштабной проблемы — бытия инородцев, как тогда говорили, в империи, и ее отношения к ним.
В.-Г. Джабагиева настораживали публикации в средствах массовой инфор¬мации, распространявшие в обществе настроения нетерпимости к иноверцам и инородцам, идеи неприятия других культур. Под эгидой борьбы с анархистами и социал-революционерами в газетах призывали бороться и со «вступившими с ними в тесный союз инородцами», задавшимися целью захватить господство в России или же образовать в его пределах собственное государство.
Статья В.-Г. Джабагиева «Инородцы и Россия» («Санкт-Петербургские ведо¬мости», 1907) явилась своего рода опровержением подобных обвинений, содержавшихся в одной из публикаций «русского конституционалиста» в газете «Санкт-Петербургские ведомости». Четко выстраивая свои контраргументы, В.-Г. Джабагиев убедительно показывает трагическое положение представите¬лей национальных меньшинств, волею политических судеб и исторических об¬стоятельств оказавшихся в России: «Окраины России, вместо того чтобы меч¬тать о собственных государствах и господстве над русским народом, спят не на развалинах России, а на развалинах собственного благополучия — спят тяже¬лым, кошмарным сном» .
Обделенные вниманием со стороны государства, сталкиваясь постоянно с ограничением своих политических и гражданских свобод, народы эти тем не менее всегда стояли на защите интересов России, почему В.-Г. Джабагиев и недоумевает: «Отчего русские люди не хотят вникнуть в трагическое положение тех лиц, которые отдали свои силы и свою жизнь на служение русского народа, обманывая себя тем, что служат они Российской империи, ибо до сих пор Россия была отечеством и матерью только для православных русских? Отчего не хотят понять далее, что посвятившим себя русской службе инородцам тяже¬ло, невыносимо тяжело мирить в себе служебный долг с оскорбляемым на каж¬дом шагу самолюбием?» .
В.-Г. Джабагиев настолько точно и тонко отмечает наиболее характерные национальные черты народов, населяющих империю, их исторические заслуги в прошлом и настоящем, что остается только поражаться его широкой эрудиции, глубине познаний в истории, географии, социологии, политических и эконо¬мических вопросах. Кажется, никто не выпал из поля зрения просветителя: по¬ляки, крымские, оренбургские и остальные татары, туркмены, евреи, сарты, киргизы, остзейские немцы, латыши, эсты, финны, шведы, армяне, азербайд¬жанские турки, кавказские горцы, грузины.
Долгом настоящего патриота считает В.-Г. Джабагиев пресекать всякого рода попытки сеять вражду, семена ненависти между российскими народами и призывает поэтому «истых патриотов», не понимающих, что расшатывают своей деятельностью и без того неустойчивую государственную систему, способствовать «объединению не одних православных и великороссов, а всех верных сынов отечества без различия веры и крови»( ). Такая позиция видится ингушскому просветителю «истинным, здоровым патриотизмом, а не узким племенным и вероисповедным эгоизмом» .
«Только одна искренняя готовность идти на взаимные уступки и выработать modus vivendi. на основах общегосударственных интересов способна сплотить Россию в однородный, моральный организм» — заключает свою аналитиче¬скую статью В.-Г. Джабагиев.
Реалии современной жизни показали правоту слов ингушского просветителя, стратегического мыслителя и трезвого аналитика, уже тогда обозначившего главные векторы политического, социально-экономического, культурного развития России и народов, ее населяющих.



Угурчиева Р.Х.

Научный вестник ИнгГУ, 2003, № 3. СС. 129-140.

Примечания:

1.Яндиева М.Д., Мальсагов А.А. В Северокавказском Союзе //Ингушетия и ингуши. Т.II. – Назрань-Москва, 2001. С. 16.
2.Яндиева М.Д. Вассан-Гирей Джабагиев (возвращение забытого имени) //Материалы Международной научной конференции «Исмаил Гаспринский – просветитель народов Востока». – М., 2001. С.183.
3.Джабагиев В.-Г. Низшее сельскохозяйственное образование в Германии //Санкт-Петербургские ведомости. 1906, № 282.
4.Там же.
5.Джабагиев В.-Г. Низкие и высокие цены на хлеб //Санкт-Петербургские ведомости. 1907, № 250
6.Джабагиев В.-Г. К вопросу об индивидуализации крестьянской земельной собственности //Санкт-Петербургские ведомости. 1908, № 278.
7.Джабагиев В.-Г. К аграрному вопросу. Земельная и земледельческая реформы //Санкт-Петербургские ведомости. 1907, № 242.
8.Там же.
9.Джабагиев В.-Г. К аграрному вопросу. Низкие цены на хлеб и борьба с ними //Санкт-Петербургские ведомости. 1907, № 244.
10.Джабагиев В.-Г. Низшее сельскохозяйственное образование в Германии. //Санкт-Петербургские ведомости. 1906, № 282.
11.Джабагиев В.-Г. Разбой и ингуши //Санкт-Петербургские ведомости. 1905, № 117.
12.Там же.
13.Там же.
14.Вертепов Г.А. Ингуши //Терский сборник. 1892, с. 116.
15.Джабагиев В.Г. Разбой и ингуши //Санкт-Петербургские ведомости. 1905, № 117.
16.Там же.
17.Там же.
 Цитация приводится В.Г.Джабагиевым из газеты «Новое время».
18.Джабагиев В.Г. Доверенные лица ингушского народа перед лицом представителя наместника Его Императорского Величества на Кавказе //Санкт-Петербургские ведомости. 1905, № 156.
19.Там же.
20.Там же.
21.Шаханов Б. Избранная публицистика. Нальчик: Эльбрус, 1991. С. 74, 47-48.
22.Там же, с.74.
23.Джабагиев В.-Г. Что нужно Кавказу? //Санкт-Петербургские ведомости. 1905, № 236.
24.Там же.
25.Там же.
26.Там же.
27.Там же.
28.Там же.
29.Там же.
30.Там же.
31.Там же.
32.Там же.
33.Там же.
34.Там же.
35.Джабагиев В.-Г. Кавказ, автономия и национальный вопрос //Санкт-Петербургские ведомости. 1906, № 120.
36.Там же.
37.Там же.
38.Там же.
39.Джабагиев В.-Г. Инородцы и Россия //Санкт-Петербургские ведомости. 1907, № 224.
40.Там же.
41.Там же.
42.Там же.
43.Там же.

CAUCASIAN
07.02.2009, 15:29
Последний защитник Брестской крепости - Барханоев Умат-Гирей Артаганович.


В газете «Ингушетия» в 1994 г. был напечатан рассказ жителя ст.Нестеровской Дудара Хадисовича Мейриева. Автор встречался с очевидцем этих событий - эсэсовским офицером, сыном крупного литовского помещика -Станкусом Антанасом. Военнопленный, отбыв 25 лет лагерей строгого режима, побоялся преследования соотечественников и остался жить в поселке Малая Сарань Карагандинской области:

«Дело было в середине июля 1941 года. Случилось так, что эсэсовская дивизия стояла недалеко от Брестской крепости в городе Перемышль на реке Буг, разделяющей город на две части – польскую и советскую. Одному полку этой дивизии, в которой служил Станкус Антанас, было предписано очистить Брестскую крепость от оставшихся солдат Красной Армии, защищавших ее.
Но Брестская крепость все ещё сопротивлялась. Все реже и реже раздавались оттуда выстрелы, все меньше и меньше оставалось бойцов. И все-таки немецкая армия ещё несла потери от метких выстрелов из развалин. Израненные защитники Брестской крепости выходили в штыковые атаки с выкриками на непонятном гортанном языке. Многие из них были с типично кавказскими лицами. И хотя каждый из них был по несколько раз ранен, дрались они, как одержимые.
Настало время, когда силы защитников Брестской крепости иссякли. Атаки прекратились. Стало очевидным, что с Брестской крепостью уже покончено, - рассказывал Станкус Антанас. – Мы шаг за шагом обследовали все казематы и подвалы крепости и везде находили только трупы и обугленные скелеты. Не слышно было ни звука. Полчища крыс шныряли под ногами, поедая трупы.
Эсэсовская дивизия готовилась двинуться за наступающими в глубь СССР немецкими частями. Наш генерал выстроил дивизию на изрытом воронками плацу, - продолжал свой рассказ бывший эсэсовец.
Он поздравил всех с взятием Брестской крепости и стал вручать награды, в это самое время из подземных казематов крепости вышел высокий подтянутый офицер Красной Армии. Он ослеп от ранения и шел с вытянутой левой рукой. Правая рука его лежала на кобуре пистолета, он был в рваной форме, но шел с гордо поднятой головой, двигаясь вдоль плаца. Дивизия стояла, застыв. Дойдя до воронки от снаряда, он повернулся лицом к западу. Неожиданно для всех немецкий генерал вдруг четко отдал честь советскому офицеру, последнему защитнику Брестской крепости, за ним отдали честь и все офицеры немецкой дивизии. Красноармейский офицер вынул из кобуры пистолет, выстрелил себе в висок. Он упал лицом к Германии. Вздох прошел по плацу. Мы стояли, пораженные увиденным, пораженные мужеством этого человека.
Когда проверили документы - партийный и военный билеты, - узнали, что он уроженец ЧИАССР, старший лейтенант пограничных войск. Фамилию его я запомнил – Барханоев. Нам приказали похоронить его с подобающими воинскими почестями. Он был погребен под оружейный салют. Не знаю, кто он по вероисповеданию, но мы поставили на его могиле столбик». («Вопросы истории». Ингушетия, выпуск 1, Магас 2004, стр. 109).
История второй мировой войны не знает второго подобного случая, когда фашисты с воинскими почестями хоронили своих врагов.

Караичев Дмитрий

CAUCASIAN
11.02.2009, 20:51
РЫЦАРЬ ЧЕСТИ И ДОСТОИНСТВА (СУЛТАНБЕК ЗАУРБЕКОВИЧ БОРОВ)


Госпожа История, совершая в своем поступе во Времени, один временной круг за другим, зачастую знакомит нас с событиями, очень похожими друг на друга. И хотя их разделяют несколько сотен, а то и тысячи лет, аналогия между ними прослеживается поразительная.
В Древней Спарте времен Ликурга, царя Леонида и Агесилая превыше всего ценилась воинская доблесть, презрение к смерти и мужество. В античной истории невозможно отыскать ни одного момента, когда бы спартанцы проявили малодушие и трусость в бою.
Когда в 480 г. (V в.) до н.э. персидский царь Ксеркс с огромным войском вторгся в Грецию, ему нужно было преодолеть узкий горный проход в Фермопильском ущелье. Навстречу ему устремился спартанский царь Леонид с небольшим отрядом в 300 отборных воинов. Битва была упорной и ожесточенной. Хотя персы обладали огромным перевесом в живой силе, но сломить боевой дух спартанцев, так и не смогли... Победа персов, если ее вообще можно назвать «победой», была слишком дорогой.
Об этих фактах сообщают летописцы античности. Мы же перенесемся с древних времен в века новой эры, в начало XX века...

Я иногда провожу аналогию между двумя известными событиями в истории человечества - с битвой при Фермопилах воинов царя Спарты Леонида с армией персидского царя Ксеркса (480 г. до н.э.) и сражением под с.Езержаны в Галиции Ингушского полка Кавказской Туземной конной с значительно превосходящими по численности полками кайзеровской «Железной дивизии» (июль 1916 г.).
Аналогия моя заключается в стойкости духа, мужества и храбрости тех, кто сражались как львы за правое дело во имя свободы и независимости своей Родины, Отечества. Пусть итоги каждой из этих битв были разные, но память о достоинстве и мужестве воинов тех далеких эпох запечатлели тысячелетия и столетия и, донесли до нас.
«Рассказывают, что каждый раз, когда Оки Хёбу собирал людей, закончив обсуждение всех дел, он говорил: «Молодым людям следует настойчиво воспитывать в себе решимость и мужество. Для этого нужно, чтобы мужество поселилось в сердце. Если сломается меч, такой человек будет наносить удары руками. Если ему отрубят руки, он прижмет врага к земле своими плечами. Если отрубят плечи, он прокусит зубами горло десяти или пятнадцати врагам. Вот что такое мужество!».

Ямамото Цунэтомо. «ХАГАКУРЭ»

(«Кодекс Бусидо», XIII-XVIII вв.), из VII-й главы.

...1915 год. Первая мировая война, начавшаяся еще летом 1914 г., в самом разгаре.

Части IX-й армии генерала Лечицкого, куда попеременно входила и Кавказская Туземная конная дивизия (т.н. «Дикая дивизия»), после окончания ожесточенных летне-осенних боевых действий 1915 г. и непродолжительной передышки на зимних квартирах готовятся к новым весенне-летним боям 1916 г.
Лето 1916 г. выдалось жарким и душным. Части русской армии Юго-Западного фронта, под командованием талантливого полководца генерал-адъютанта Брусилова, стремительно наступая на всем участке фронта в Галиции и нанеся ряд крупных поражений частям австро-германских войск продвинулись далеко вперед в глубокоэшелонированную оборону противника. Однако вскоре войска генерал-адъютанта Брусилова вынуждены были сначала уменьшить темпы своего победоносного наступления а затем и вовсе остановить его. Почему и каковы причины? Слабоволие, бездарность и нерешительность части генералитета Генерального Штаба русской армии, слабая организация тыловых (интендантских) служб и непомерная растянутость жизненно важных военных коммуникации. В наступающих войсках стала ощущаться нехватка снарядов, боеприпасов, лошадей, обмундирования и продовольствия. Кроме того, замедлив свой наступательный темп войска генерал-адъютанта Брусилова попали в весьма неприятную ситуацию – дело в том, что, отодвинув далеко вперед русско-австрийский фронт они образовали своеобразный клин в глубь территории неприятеля, поставив под его удар фланги наступающих частей со слабой обороной. Это было следствием несогласованности различных родов войск и командиров отдельных армейских частей.
Над группировкой войск генерал-адъютанта Брусилова нависла угроза окружения. Чтобы избежать угрозы окружения началась подготовка к прорыву сквозь начавшееся постепенно сжиматься кольцо австро-германских войск.
В июне-июле 1916 года началась вторая фаза летней военной кампании на русско-австрийской фронте в Галиции, которая вошла в историю под названием «Брусиловский прорыв».
Июльский зной покрыл всю Галицию, казалось, вымерло все живое. Зачастую тишина, установившаяся в этом благодарном краю представлялась невообразимым явлением из мира
фантазии или миража и тишина эта своей «оглушительностью» била по ушам. Мысли об идущей рядом кровопролитной и жестокой войне казались и вовсе не к месту и дикими. Но это было лишь затишьем перед грядущей бурей.
Полки Кавказской Туземной конной дивизии, дислоцировавшиеся в авангарде у генерал-адъютанта Брусилова, находились в томительном ожидании предстоящих боев. А ведь самое трудное для воина, это утомительное ожидание.
Наконец, снова наступление. В эти дни знаменитого летнего Брусиловского прорыва русских армий Кавказская Туземная конная дивизия была придана в поддержку войскам 41-го Армейского корпуса, находившегося в авангарде наступающих армии. Здесь 15 июля 1916 года офицеры и всадники Ингушского конного полка вновь покрыли свои знамена неувядаемой славой. В этот день, с раннего утра, части корпуса мощными фронтальными ударами прорвали оборону противника. Не взятым оставалось лишь упорно обороняемое германцами в центре фронта корпуса небольшое галицийское селение Езержаны. В ходе двух фронтальных атак на него, не добившись успеха и понеся большие потери, отступили полки Заамурской пехотной дивизии. После очередной неудачи Заамурских полков командир III-й бригады Кавказской Туземной конной дивизии Генерал-майор Свиты Его Величества князь Гагарин решает бросить на село в неожиданную для противника атаку все четыре сотни Ингушского конного полка.
Процитирую изложение хода атаки по официальному приказу, изданному 25 июля 1916 года:
«Доблестные 1-я, 2-я и 3-я сотни ингушей, пройдя на рысях* справа посотенно цепи «заамурцев», лихо развернулись в широкую боевую лаву, - отмечено в приказе. – Уступами вправо и влево от шоссе под командою Подполковника Абелова, имея в головном уступе I-ю сотню Штабс-ротмистра Баранова, в правом сотню Ротмистра Апарина, в левом – Штабс-ротмистра Султанбека Борова, а за центром – 4-ю сотню Поручика Крым-Султана Базоркина. Руководимый своим командиром Полковником Мерчуле, полк со свойственной ему удалью кинулся в атаку под ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем германцев, отчаянно защищавших селение Езержаны…. Порыв ингушей вызвал восторженное «Ура!» доблестных Заамурских полков, перешедших за ингушами в решительное наступление.
Первою врубилась в передовые ряды германцев и, переколов их пиками, ворвалась в Езержаны в 7 1/2 часов вечера ингушская сотня Штабс-ротмистра Баранова, правее ее [врубилась в ряды германцев] сотня ротмистра Апарина и за ними сотня поручика Базоркина. Сотня же Ротмистра Султанбека Борова бросилась на высоту, откуда неприятель поражал фланговым огнем нашу атакующую лаву и куда пытались спасаться отступающие из с.Езержаны германцы.
Несмотря на упорное сопротивление германцев на каждом перекрестке улиц, во дворах и в домах, откуда их пришлось выбивать огнем и даже кинжалами. Все же к 8-ми часам вечера с помощью ингушей и селение Езержаны было окончательно в наших руках. Лишь только вошли в село наступавшие передовые цепи «заамурцев», ингуши бросились преследовать германцев, отступивших из деревни к северу. Здесь была замечена вдали, взятая на передки, батарея орудий, на которую и налетели ингуши. Сопротивлявшееся прикрытие батареи было частью перерублено кинжалами и шашками и переколото пиками. Прислуга, обрезав постромки, ускакала. Пять тяжелых шестидюймовых, совершенно исправных орудий с угломерами и зрительной трубой и с двадцатью зарядными ящиками было взято ингушами, кроме того пленными – 109 нижних чинов при одном офицере... Преследование разбитых германцев прекратилось лишь с наступлением полной темноты.
Пали смертью храбрых в лихой атаке командующий 4-й сотней Поручик Крым-Султан Базоркин и 19 всадников, скончалось от полученных ран еще 18 ингушей. «Вечная память храбрым джигитам», - писал в своем приказе по дивизии генерал-лейтенант князь Дмитрий Багратион.
Кроме того, были ранены 38 всадников и «выбито» 60 лошадей.
Генерал-майор князь Гагарин, находившийся при 4-й ингушской сотне, узнав о славных делах ингушей и об итоге боя в 20 часов 30 минут прискакал в Езержаны, где были собраны все захваченные трофеи и пленные германцы. Восхищению его доблестью ингушей не было предела!
Ингушский конный полк понес потери, но потери противника были весьма значительны и ощутимы. В результате этой блестящей атаки были полностью разбиты и перестали существовать считавшиеся отборными, до встречи в бою с ингушскими кавалеристами, германские части 46-й и 58-й Прусских пехотных полков, прозванные за их несокрушимость «Железной дивизией», с которыми опасались соприкасаться не только армии западных союзников, но даже и части русской армии.
Столь подробного внимания этот подвиг ингушских воинов заслуживает по всем канонам. Оценка и значение этой атаки ярко были изложены в приказе по 41-му Армейскому корпусу и в сообщении Штаба Верховного Главнокомандующего в газете «Русский инвалид» - одном из официальных печатных органов Военного министерства Российской империи.
Атака ингушей явилась, пожалуй, самым громким успехом не только Кавказской Туземной конной дивизии, но и одним из заметных дел русской кавалерии в Первой мировой войне. Этот редкий пример атаки кавалерии против до зубов вооруженной пехоты стал предметом изучения военной науки и вошел в труды по тактико-оперативному использованию кавалерии против пехоты во
встречном бою. Современники, и военные специалисты в первую очередь, давали очень высокую оценку боевым качествам полков Кавказской Туземной конной дивизии. Особенно выделялся ими факт шестнадцати кавалерийских атак частей и подразделений дивизии только в одном 1916 году, кстати, самом насыщенном боевыми победами русской армии за всю войну, достигнутыми в основном войсками Юго-Западного фронта под командованием генерал-адъютанта Брусилова.
Этот беспримерный бой был описан также генералом Красновым в своем военно-тактическом труде «Двенадцать славных дел русской кавалерии в войне 1914 года».
В той жаркой схватке под Езержанами, вместе со своими джигитами, пали смертью храбрых несколько офицеров полка, в том числе и сын первого генерала из ингушей Банухо Базоркина – поручик Крым-Султан Базоркин, многие всадники и офицеры получив ранения оставались в строю до конца боя. Другой сын, также первого генерала Персии из ингушей, командир четвертой сотни ингушей штабс-ротмистр Султанбек Боров будучи раненым не покинул поле боя.
О нем, о славном Султанбеке Борове посвящен мой небольшой очерк.
Боров Султанбек Заурбекович, родился в 1892 году в селении Длинная Долина, Владикавказского округа Терской области, в семье кадрового военнослужащего - офицера русской армии Заурбека Темарковича Борова. Обучался в Ашхабадской мужской гимназии, в Туркменистане (отец Султана одно время служил полицмейстером в г.Ашхабаде). После окончания гимназии дальнейшее образование продолжил в Елизаветградском кавалерийском юнкерском училище. Успешно окончив полный курс военного училища, Султан в чине - корнета, начинает военную службу в V-м Литовском уланском полку. Военная карьера благоволит
молодому улану. Вскоре, за отличную военную службу, по ходатайству командующего полком, он производится в чин - подпоручика. К началу Первой мировой войны (август, 1914 г.) Султанбек Боров служит уже в чине штабс-ротмистра.

Участник Первой мировой войны (1914-1918 гг.).
Воюя вместе с соратниками-уланами против австро-германцов Султанбек Боров своими боевыми качествами, умелым командованием, личным мужеством и храбростью, презрением к смерти с которым он бросается в бой приобретает всеобщее уважение и почет, командование высоко ценит его службу. Ярким примером тому служили награды которые украшали его безупречный уланский офицерский китель, а затем и красивая живописная черкеска темно-синего цвета офицера Ингушского конного полка Кавказской Туземной конной дивизии, в составе которой он служил в последние годы своей жизни. Мы расскажем о службе Султанбека Борова в Кавказской дивизии чуть позже... А теперь вновь вернемся к уланам V-го Литовского уланского полка.

За годы безупречной военной службы, за мужество и личную храбрость проявленные в многочисленных боях на австро-германском фронте, в составе своего полка, штабс-ротмистр Султанбек Боров неоднократно удостаивается многих военных наград Российской империи.

В начале 1915 года, будучи штабс-ротмистром V-й Кавалерийской дивизии, Султанбек Боров за особые боевые отличия в боях против австро-германских войск был удостоен самой высокой офицерской наградой Российской империи - именным Золотым Георгиевским оружием (награду он получил лично из рук Главнокомандующего, Великого Князя Н.Н.Романова) и производится в следующий военный чин – ротмистр кавалерии. В том же 1915 году Султанбек Боров подает командиру полка рапорт с изъявлением желания о переводе в Ингушский конный полк Кавказской Туземной конной дивизии (т.н.«Дикая дивизия»), где к тому времени служили офицерами его отец – бывший генерал Персии (Ирана), ныне поручик Заурбек Боров и младший брат - Измаил.
Летом, 15 июля 1916 года, в ходе Брусиловского прорыва русских войск в Австро-Венгрии, в бою у д.Езераны (Галиция) ротмистр Султанбек Боров поднимает свою сотню в атаку на высоту, где засевший неприятель своим фланговым огнем мешал общему наступлению ингушей, и первым врубается в его боевые порядки. Сражаясь с группой германцев, славный «турпал» (как его с теплотой называли в полку) Султанбек Боров получил ранение и несмотря на это оставался в строю и вышел победителем. Лишь потеряв сознание он был вынесен боевыми товарищами из пекла сражения.
В том жестоком бою пал смертью героя и командир четвертой сотни поручик Крым-Султан Базоркин. Узнав о потерях двух своих командиров ярости ингушских кавалеристов не было предела. Ингушский полк, поддержанный с фронтов другими конными полками дивизии, как лавина обрушивается на германцев и, полностью разгромив их, завершает блестящей победой начатый ими бой.

«Если, находясь на поле битвы, ты пойдешь впереди всех и будешь думать лишь о том, чтобы
ворваться во вражеские ряды, тогда ты не окажешься за спинами своих товарищей; твой дух обретет силу неистовства, и ты проявишь воинскую доблесть. Так наставляли нас старшие. И еще: ты должен быть уверен, что если тебя убьют в бою, то твой труп будет обращен лицом к врагу».

Ямамото Цунэтомо. «ХАГАКУРЭ»

(«Кодекс Бусидо», XIII-XVIII вв.), из I-й главы.

Брусиловский прорыв русских войск лета 1916 года продолжался.
В бою 25 августа 1916 года с австро-германцами ротмистр Султанбек Боров получает тяжелое ранение и через месяц, в начале сентября 1916 года скончался от полученных ран в военном лазарете Штаба 41-го Армейского корпуса.
Тело Кавалера Золотого Георгиевского оружия, ротмистра Султанбека Борова было с почетом отправлено домой, на Кавказ в Ингушетию, где по прибытии оно было погружено на артиллерийский лафет и в сопровождении почетного воинского эскорта и духового оркестра боевые друзья и товарищи пронесли его по всему г.Владикавказу. На окраине города, возле Кадетского корпуса (ныне Общевойсковое пехотное училище), после трехкратного оружейного залпа - прощального воинского салюта - его тело приняли соплеменники-джейраховцы и похоронили на родовом кладбище, рядом с могилой деда Темарко.

Документ из личного архива.

7 сентября 1917 г., по прошествии года, с момента кончины кавалера Георгиевского оружия, ротмистра Султанбека Борова, в газете «Терек», издававшейся в г.Владикавказе, вышла статья, полная светлой и благословенной памяти этого блестящего офицера. Автор статьи неизвестен, он подписался одним словом – «Друг»; я думаю, имя человека не так и важно под текстом, важен глубокий смысл одного этого слова, в котором совместились всё уважение, признание, тоска, душевная теплота и благодарность по отношению к своему безвременно ушедшему боевому другу. Я привожу данную статью для внимания читателей лишь с небольшими сокращениями, полностью сохранив авторский стиль письма:

« РОТМИСТР СУЛТАНБЕК БОРОВ.

Прошел первый год со дня кончины одного из славных боевых офицеров – ротмистра Ингушского конного полка Султанбека Борова, скончавшегося 7-го сентября от тяжелой раны, полученной в бою 25 августа 1916 года.
Покойный получил образование в Ашхабадской классической гимназии и Елизаветградском кавалерийском училище, которое окончил в 1910 году и поступил корнетом в 5-й Литовский уланский полк. Глубоко любя военное дело и понимая его, покойный стремился завершить свое образование в высшей школе и все свободные часы проводил за учебниками. В 1914 году

блестяще выдержал при Казанском округе предварительные экзамены для поступления в академию Генерального Штаба, но вспыхнувшая война помешала благому намерению.
Первое боевое крещение Султанбек Боров получил на германском фронте 27-го июля того же года. Бывал славным участником многих других боев, и первым в 5-й Кавалерийской дивизии был награжден Георгиевским оружием. К концу войны имел ордена: Святой Анны трех степеней, Святого Станислава двух степеней и орден Святого Владимира IV-й степени. За дальнейшую боевую службу был дважды представлен к «Высочайшему благоволению», получил чин штабс-ротмистра, ротмистра и за бессмертную атаку Ингушского полка под деревней Езержаны 15 июля 1916 года, когда командуя третьей сотней, в конном строю взял несколько неприятельских орудий, был представлен к ордену Святого Георгия. Огнестрельных ран и контузий имел семь, причем, до последнего смертельного ранения разрывной пулей в бедро оставался в строю.
В Туземную дивизию покойный был переведен за три месяца до кончины, и за этот короткий срок зарекомендовал себя как один из самых боевых офицеров. Офицеры в его лице имели благородного, в полном смысле интеллигентного товарища. Всадники боготворили лихого командира сотни и прозвали его «турпалом»-богатырем. Где больше огня – там ротмистр Боров Султанбек впереди всех, презирая опасность, с рыцарской идейной душой. И до последнего вздоха он оставался таким.
В момент смертельного ранения покойный докуривал папиросу, держа ее с присущей ему элегантностью. Когда младший офицер бросился перевязывать ему рану, командир сказал ему: «Корнет, оставьте меня и кончайте свое дело», - и, лежа, продолжал отдавать приказания сотне до тех пор, пока от сильной потери крови не лишился сознания. В лазарете он вел себя также с громадным самообладанием: шутил с врачом перед операцией, прося скорее отправить его в строй, но перенеся несколько тяжелых операции скончался через две недели.
Так кончилась жизнь «храбрейшего из храбрых», как гласила надпись на серебряных венках Ингушского и Чеченского полков. Сослуживцы покойного сохранят светлую память о боевом товарище Султанбеке Борове. Всадники-ингуши воспели его лихость в национальных песнях.
«Аллах не наградил меня ростом, но в этом маленьком теле – громадная душа», - часто говорил покойный, смеясь, и в этой шутке был глубокий смысл.
Умер Султанбек Боров 27-ми лет, оставив по себе красивую, долгую память. Расставаясь со мной, перед отъездом на войну, он сказал: «Успокой моих родителей и скажи отцу и матери, что война всегда влекла меня. Еду с легкой душой. Краснеть за меня не придется: вернусь со славой или умру с честью!». И, глядя в его глаза, я знал, что это правда.
Пусть же будет Тебе легка и земля, разделившая нас навеки. Мы горды Тобой. Спи же спокойно, честный и благородный боец! ДРУГ».
Быть может, если война не забрала Султанбека он блестяще закончил бы Академию Генерального Штаба и наверняка, при его стремлении к знаниям, любви к воинской службе и строгой самодисциплине стал бы шестым генералом русской армии, из ингушей и вторым генералом в древнем роду Боровых.
Султанбек Боров, человек высокой чести и невероятной храбрости, действительно оставил о себе красивую и полную достоинства долгую память.
Дала гешт долда, къахетам болба царегIа!
Необходимо отметить, что современные потомки древнего рода Боровых, выходцев из Джейраха, и сегодня продолжают достойно служить ингушскому народу и великой России. Достойная и полная уважения почетная их служба и труд на благо, стабильность и процветание нашего общего Отечества – России и малой родины Ингушетии отмечены многими международными и российскими наградами.
Приумножая славу и почет своих знаменитых и славных предков их потомки достойно носят высокие генеральские звания, являются известными политиками, общественными и государственными деятелями и строят ингушскую государственность.
Пожелание моим современникам, – Пусть нынешние поколения, пришедшие на смену тем, кто видел и ощущал истинное нравственное величие императорской России, относятся бережно к истории героизма, верности и преданности народов Кавказа и Ингушетии, их славных сыновей, обращаются к святым страницам былого с должным вниманием и почтением!
Пусть и будущие поколения наши станут достойными продолжателями славных традиции многонациональной и могучей России!

P.S. Когда статья готовилась к печати, вышел Указ Президента РИ №128 от 20.03.2006 г. о награждении ротмистра Борова Султанбека Заурбековича за выдающиеся заслуги перед ингушским народом, личную доблесть, храбрость и мужество, проявленные в боях за Отчизну, самой высокой наградой Республики Ингушетия – орденом "За заслуги" (посмертно).

Алмазов Исса

Сергей_Ингушевич
09.03.2009, 19:53
Х1амсара CAUCASIAN, суртаж мычар дах1адар х1ог1 цу мел боа турпалхой:)

Ovod
09.03.2009, 20:10
Х1амсара CAUCASIAN, суртаж мычар дах1адар х1ог1 цу мел боа турпалхой:)

Говорят есть такие фотографии в архиве Деникина...Когда планировались вручать штандарты, воины ДД проходили фотосессию. Помешала революция жидомассонская!

CAUCASIAN
18.03.2009, 19:21
Вот некоторые из них.

цанаретти
18.03.2009, 23:52
Считаю своим долгом исправить неточности, которые допущены авторами в описаннии жизни Саварбека Мальсагова. Надоело постоянно читать о том, что он оказавшись за рубежом бедствовал и тд.
На самом деле, когда Саварбек оказался за границей, он не бедствовал, а имел в то время! 2 собственные типографии. И очень многим кавказцам помогал материально. Эти и другие факты его жизни за границей мы знаем от нашего племянника, которого (Саварбек в годы войны работал в Красном Кресте) вызволил с немецкого плена и забрал к себе. После войны и смерти Саварбека племянник попал в концлагеря сибири, где его навещали родные. Он много чего интересного рассказал о достойной жизни Саварбека за рубежом.Придет время, узнаете.Да, и ещё, родился он в Яндаре, а не в Альтиево.


Спасибо Овод за инфу об архиве Деникина. Там наверняка должны быть интересные фотографии. Саварбек вместе с Деникиным пытались не допустить большевистский беспредел на нашей земле. Но ... Саварбек был не понят.

Выкладываю интересное, чудом оставшееся в нашем архиве фото Саварбека Т Мальсагова (когда деда расстреляли, очень много фотографий НКВДешники сожгли). Он сидит в центре в белой папахе. Рядом в шляпах его жена и царица. Позади правее стоит царь Николай 2. Это фото сделано в дни празднования 300-летия дома Романовых. Ардебиль, Польша. 1913 год.

SCSI
18.03.2009, 23:59
Выкладываю интересное, чудом оставшееся в нашем архиве фото Саварбека Т Мальсагова (когда деда расстреляли, очень много фотографий НКВДешники сожгли). Он сидит в центре в белой папахе. Рядом в шляпах его жена и царица. Позади правее стоит царь Николай 2. Это фото сделано в дни празднования 300-летия дома Романовых. Ардебиль, Польша. 1913 год.

Фотка не открывается. Перезалей.

цанаретти
19.03.2009, 00:13
Извиняюсь, конечно, но я такие слова как "перезалей" не знаю. Объясни, пожалуйста, чего мне надо делать с этими "чудесами" , чтобы фото загрузилось

Сергей_Ингушевич
19.03.2009, 00:24
Цанаретти, фото слишком маленьких размеров, если есть, вставь фотографию большего размера
Я кстати так и думал что он родом из Яндаре. Его перезахоронение на родине организовали яндаревские Мальсаговы.

цанаретти
19.03.2009, 00:49
Фото большего размера находится в ноотбуке, который только завтра будет в рабочем состоянии. Соответственно, вечером завтра выложу на форум.
Кстати, есть ещё чудом сохранившиеся необычные фото, за которыми надо ехать в Ингушетию и которые надо сканировать - это фото мисс мира Мальсаговой Моти (дочь Гайрбека Мальсагова) она завоевала этот титул в начале прошлого века в Польше, и интересное фото Гаирбека Мальсагова, где он в центре между двумя русскими царями молодым Николаем 2 и Александром 3. Кстати, на фото, которое выложил CAUCASIAN названное "ингуши" запечатлены и Моти и Гаирбек, на самом деле это семья Мальсагова Гаирбека, там ещё запечатлен его родной брат Гейти 2 (не путать с Гейти 1, есть ещё и Гейти 3, но он ещё маленький)

Про перезахоронение Саварбека знаю, что разрешение на это мероприятие давали некоторые Мальсаговы с Яндаре, но организаторами были Альтиевские.

Сергей_Ингушевич
19.03.2009, 01:17
Не знаю, может я напутал, мне это всё рассказывал Мальсагов, друг моего отца, ему лет под 50 наверное.
Цанаретти, ждём фотографий от тебя, заинтриговал:)

цанаретти
19.03.2009, 01:44
Ничего ты не напутал, друг твоего отца тоже правду сказал.

Сергей Ингушевич, мы оба понимаем о чем говорим, поэтому в своих ответах на так поставленный тобою вопрос я предельно политкорректно ответила.
Тот ответ, который ты хочешь от меня услышать, не будет мною сартикулирован. Политес, понимаешь ли. Разберемся по братски в своё время

Сергей_Ингушевич
19.03.2009, 12:07
Да это не принципиально, в любом случае им большое всем спасибо. Генерал Мальсагов это славный сын нашего народа, перезахоронение его на родине со всеми почестями и возвращение его имени это большое дело.

цанаретти
19.03.2009, 20:39
Сергей_Ингушевич
Цанаретти, фото слишком маленьких размеров, если есть, вставь фотографию большего размера"

загрузила фото большего размера см. вложение

цанаретти
19.03.2009, 20:42
Саварбек Мальсагов сидит в центре в белой папахе

Ovod
19.03.2009, 20:49
Саварбек Мальсагов сидит в центре в белой папахе

Огромное тебе спасибо за столь дорогой кусочек истории блогородных людей. Лица поражают своей неповторимостью.

Сергей_Ингушевич
19.03.2009, 21:56
А мисс мира Мальсагова?:)

цанаретти
19.03.2009, 22:25
Кстати, есть ещё чудом сохранившиеся необычные фото, за которыми надо ехать в Ингушетию и которые надо сканировать - это фото мисс мира Мальсаговой Моти (дочь Гайрбека Мальсагова)

Скарлетт
20.03.2009, 04:41
Кстати, есть ещё чудом сохранившиеся необычные фото, за которыми надо ехать в Ингушетию и которые надо сканировать - это фото мисс мира Мальсаговой Моти (дочь Гайрбека Мальсагова)
Ну, покажите уже эту красавицу)

штабс-капитан Магас
20.03.2009, 09:48
Саварбек Мальсагов сидит в центре в белой папахе

Огромное спасибо! Действительно, очень значимое фото. Мир был другим, благородным.

dt52
15.04.2010, 10:35
Министерство обороны Российской Федерации представляет уникальный информационный ресурс открытого доступа «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», наполняемый имеющимися в военных архивах документами о ходе и итогах основных боевых операций, подвигах и наградах всех воинов Великой Отечественной.
В ходе проекта будет переведен в электронный вид Архив наградных дел с документами о 30 миллионах награждений военного времени, и Архив документов по оперативному управлению боевыми действиями. В системе будут доступны документы более 200 тысяч архивных дел, общий объем — около 100 миллионов листов.

Источниками информации являются фонды Центрального Архива Министерства Обороны РФ (ЦА МО)....
В перспективе ресурс превратится в полное собрание оцифрованных документов о ходе и итогах основных боевых операций, подвигах и наградах всех воинов Великой Отечественной.
http://www.podvignaroda.mil.ru/