PDA

Просмотр полной версии : По следу истории



Г1алГ1а
24.02.2010, 20:06
Из книги М.А. Яндиева "Древние общественно-политические институты народов Северного Кавказа"

ПО СЛЕДУ ИСТОРИИ

ОБ ОБЩИХ ПРОБЛЕМАХ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
По давно установившейся традиции кавказоведение является частью российского исследовательского гуманитарного поля, где проблема основ-ных социокультурных ценностей народов Кавказа выступает как исключи-тельно актуальная.
Кавказ, как самодостаточный элемент глобальной горной экосистемы, являющейся, образно говоря, поясом Земли, ее структурообразующей основой характерен, не столько множеством холмов, рек и долин, языков и наречий, сколько формами и методами организации и функционирования общественной жизни. Конечно, они далеко не исчерпываются теми или иными типами квазигосударственных объединений, в силу различных обстоятельств оказавшихся более привлекательными для исследователей, будь то Кабарда, Тарковское шамхальство, Кайтагское уцмийство, Табасаранское майсумство или же просуществовавшие до конца XIX века вольные сельские общины (джамааты) Дагестана: Абадзехия, Андалал, Кубачи, Алул, Рутул и другие, которые жили самостоятельной политической и экономической жизнью.
Почему навсегда, спросит читатель? Потому что трудно изжить силу традиции, выраженную формулой: «представителям малых народов Северного Кавказа и Дагестана особенно нечего искать в дебрях древней истории. В силу исторических причин, как известно, они не сыграли сколько-нибудь существенной роли в мировой истории
Однако, как справедливо замечает Олжас Сулейменов, «вековые пласты культурных предрассудков… старше нас, но моложе правды» .
Освободившись от этих предрассудков, можно увидеть, что Кавказ - это еще и: забытые древние ингушские демократические республики, открытые в свое время Чахом Ахриевым ; Андийское общество в Дагестане, «управлявшееся старшинами» , жители которого «никому послушны не бывали и никогда ни под какой властью не состояли» ; отдельные общества горной Дигории, жившие «своей обособленной исторической жизнью со своими особыми социальными отношениями» , особенно Донифарсское общество, жители которого, по словам известного путешественника Л. Штедера, «жили в демократическом устройстве» ; конфедеративный союз черкесских племен, имевший республиканскую форму правления и др.
Российские власти, приступившие к новому административному уст-ройству Кавказа, переделу его территории совсем не в духе тех представлений, которые здешний человек имел задолго до начала истории вообще какой-либо монархии или империи, можно сказать, совершенно проигнорировали эти кавказские особенности, и даже более того, сделали все для того, чтобы вытравить из сознания людей сам их дух.
Поэтому они и остались незамеченными, ни широкой общественно-стью, ни научными кругами.
Однако следует иметь в виду, что все они, как и множество подобных им социальных образований, имели свою структуру, сложные общественные отношения, системы ценностей, свои законы бытия и т. п.
Но главное, формы правления в этих образованиях были совсем не похожи на формы правления массы других, существовавших рядом с ними на небольшой географической территории тех или иных государственных образований, имевших более или менее богатые традиции функционирования в условиях той или иной формы вассальной зависимости от сюзерена. Так, например, «государственно-политический строй Кабарды в 16-18 вв.» В.Х. Кажаров определяет «как сословно-представительную монархию в форме федеративной княжеской республики» .
По существу, все, что касается, этой уникальности, уникальности демократических обществ, при повсеместном господстве монархической формы правления, имеет весьма скупую историографию. Если говорить об ингушских демократических республиках, то здесь мы имеем дело с двумя обрывочными замечаниями Н. Яковлева (1925) и А. Танкиева (1996) относительно понятия «род-государство»
Правда, справедливости ради следует заметить, что сельской общине Нагорного Дагестана, хотя и не ставшей «…предметом тщательного иссле-дования» , все же оказана честь быть рассмотренной с традиционных для ранней русской историографии Кавказа позиций, характерных большим стремлением к истине.
Между тем, само понятие «род-государство» - это отражение неспособности отечественной науки понять и оценить истинную роль и место такого специфического общественного института как род.

РОД И ОБЩЕСТВО. РОДОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ.
На самом деле, с самого начала утраты обществом собственных политических институтов и политического единства, а затем, и собственной государственности, род играет универсальную роль в удержании и дальнейшем совершенствовании древних традиций ингушского народа, как, впрочем, и других народов Северного Кавказа,. Возьмем на себя смелость утверждать, что кавказский род - это специфический институт, который дал целой группе этносов способность и силу держаться на позиции всеобщего неприятия чуждых политических реалий.
Род и родовые отношения на Кавказе - следствие процессов, связанных с падением собственных политических, государственно-правовых, институтов. Аналогичные процессы имели место, например, в Древней Греции около 1200 г. до н. э., когда вторжение дорийцев повлекло распад государства и оживление родовых отношений.
Хронологически последовательность исторических событий прошлого выглядит цепью, звенья которой представляют собой: развал политической системы Кавказа (конец 1 тысячелетия н. э. – X – XIII вв.); зарождение рода и всевозможных племенных союзов (XIII – XVII вв.); борьба различных мировых держав за гегемонию в регионе и, наконец, окончательная потеря самостоятельности, и полная политическая зависимость от победителя – Российской империи (XVIII – XIX вв).
Возможность завершения этих процессов была заложена лишь в конце ХХ века актом принятия новой Конституции Российской Федерации и конституций субъектов Федерации. Эти документы ставят и центр, и регионы России, в том числе и северокавказские субъекты, в политические условия, позволяющие им начать новый отсчет пребывания в составе единого государственного образования.
Примечательно, что в основу взаимоотношений федерального центра и национальных государственных образований положены универсальные нормативные правовые акты, оформлявшиеся в рамках демократических процедур, путем прямого волеизъявления народов. Разумеется, что эти акты, при всей критичности отношения к ним, зачастую оправданного, нельзя хоть в какой-то мере сравнивать с различного рода сомнительными соглашениями и актами «добровольного вхождения» тех или иных народов в состав Российской империи, которыми так богато историческое прошлое . В свое время царская администрация видела в них какое-то обоснование своих действий на территориях народов, не соглашавшихся со своей участью побежденных и занимавших активную позицию неприятия самой сути и духа управленческих начал, навязываемых царской, а затем и советской империями. Лишь постепенно, по мере морального и физического истощения, естественного для «осадного» населения, народы, племена и роды увидели в предложенных царской администрацией проектах соглашений возможность прекращения затянувшегося противостояния и возобновления прерванной мирной жизни.
Конечно, и те и другие благодаря этим соглашениям получили то, чего хотели: царская администрация получила территории и через систему соответствующих укреплений утвердилась на них ; родовые и племенные союзы получили мирную жизнь со всем сопутствующим режиму колониальной империи набору средств подавления свободолюбия. Какими живучими оказались эти подходы, заложенные еще царской администрацией, хорошо видно на примере отдельных положений Конституции Терской Советской республики, которая была провозглашена на II съезде народов Терека, состоявшемся 4 (17) марта 1918 года в городе Пятигорске. Данная Конституция определила государственное устройство Терской Советской республики как союз «народов и племен» .
Понятно, что решения региональных лидеров, стоявших в этот период у истоков новой действительности Кавказа, в условиях которой и происходило формирование взглядов и убеждений государственных деятелей новой кризисной волны, были обусловлены всей предшествовавшей теорией и практикой государственного строительства на просторах российской империи. Точно так же опытом советского строительства были обусловлены процедура принятия Конституции Российской Федерации 1993 г. и конституций республик в ее составе, заложенные в них принципы, идеи, да и все содержание, как основного закона страны, так и конституций республик.
Однако в Российской Федерации после конституционного обновления сложились совершенно иные политические реалии, каких не было ни в со-ветской, ни, тем более, царской империях.
Главным образом особенность этих политических реалий состоит в том, что их формирование шло в условиях формального и фактического развала некогда единого государства. В этих условиях не только в центре, но и на местах возобладала воля большинства на сохранение политического единства и общего политического статуса, хотя возможности полного самоопределения были предоставлены, как казалось, в полной мере. Однако идея общего дома, единого государства, несмотря на все перипетии, оказалась более привлекательной.
Такие, по существу, доселе практически немыслимые политические реалии, естественно, требуют своего осмысления и объяснения. Могущие последовать за ними позитивные начала, на наш взгляд, будут тем более успешными и полными, чем более полным будет стремление общества опи-раться на реальную политическую власть, на реальные политические меха-низмы. Стремление самой власти опираться на отжившие свой век социальные механизмы и архаичные структуры иррационально как в стратегическом, так и в тактическом плане. Оно чревато многими серьезными негативными последствиями, о чем говорит неэффективная практика кадровых решений навязываемых федеральным центром регионам по принципу национальной принадлежности. Правда, региональные исполнители этой неэффективной практики на местах нередко оказываются космополитами и значительно дальше отстоящими от своей родины, чем любые представители далекой и самой дальней чужбины. Выполняют они при этом свои специфические задачи, функцию моста между местным и федеральным уровнями власти, или ог-раничиваются оглядкой на, как правило, далекий от повседневных нужд и забот человека, верховный уровень власти, в понимании современного российского человека – федеральный центр?
Современная практика функционирования всей системы российской власти не дает оснований для утвердительного ответа на этот вопрос.
Все это, конечно, мало способствует формированию гражданского об-щества, упрочению его институтов, выполнению каждым из них своих спе-цифических задач и функций, по существу, созданию наполненной необхо-димым содержанием такой базовой ценности как политически активная свободная и ответственная личность.
Именно такое положение дел на местах хорошо видно на примере продолжающейся абсолютизации и идеализации рода, который в свое время был ни чем иным как реакцией людей, объединенных узами кровного родства, на попрание прав и интересов человека по национальному признаку, а в настоящее время является следствием игнорирования властями основных прав и свобод человека. Род - это исторически сложившаяся форма самовыражения, которая в соответствующих исторических условиях обеспечила, в рассматриваемом случае ингушам, защиту личности, семьи и собственности.
В ходе истории, однако, очень скоро и род, и всевозможные племенные союзы превратились в надежные инструменты проведения политики упрочения позиций в регионе различных мировых держав. Таким образом, можно сказать, что современная этнополитическая структура Кавказа - это следствие универсальности рода, сыгравшего роль своеобразного буфера при осуществлении геополитической стратегии подчинения Кавказа российской колониальной империи. На самом деле кавказский род в его современном понимании – это специфическое объединение людей, преимущественно по кровнородственному принципу, оказавшихся, в конечном счете, неспособ-ными обеспечить собственные политические потребности.
Как использовалась ранее кавказская родовая структура для подчинения общества новой политической системе, можно видеть и сейчас в реалиях современной политики государственной власти, пытающейся опереться в своей повседневной деятельности на всевозможные клановые и родовые структуры. По существу, такая своеобразная государственная опека обеспечивает жизнеспособность и фактическое функционирование чуть ли не всей вертикали институтов власти Федерации, на самом деле весьма далеких от конкретных потребностей современного общества.
Заметим, что ингушский род не имеет принципиальных отличий от подобных структур, существующих у других современных народов. Правда, в рамках ингушского рода, чем в подобных образованиях многих других народов, не испытавших таких, скажем, потрясений как сплошное выселение все, что связано с обеспечением прав и свобод человека, воспринимается более обостренно.
Род - это такая форма догосударственной или, если государственность утрачена, постгосударственной организации людей, где человек может найти себе какую-то возможность цивилизованного общения с такими же, как и он, бесправными, гонимыми властями людьми; это естественная форма общения семей, позволяющая как-то выжить, растить детей и хоть сколько-нибудь думать о будущем.
Причины, по которым Н. Яковлев ввел в научный оборот понятие “род – государство”, понятны: эта формула объективно вписывалась в официальную марксистскую теорию общественных формаций, согласно которой такие малочисленные народы, как ингуши, выглядели, как только начинающие жить на самых ранних стадиях человеческого развития (догосударственного образования). Так, например, Г. Раковский полагал, что «Октябрьская революция создавала условия, которые давали возможность изжить после, конечно, чрезвычайно длительного процесса, который будет тянуться, может быть, не десяток, а сотню лет, те национальные особенности, которые создавались в течение человеческой истории (выделено мной – М.Я.)» .
Таким образом «отсталые» народы, изживая свои национальные особенности, над созданием которых в течение всей человеческой истории трудились тысячи поколений, получали возможность начать жизнь, «полную смысла». Минуя последующие стадии общественного развития, пройденные другими более цивилизованными народами, они сразу же переходили к социализму.
В сущности, кавказский род есть своеобразная, примитивная по своей сути, единственно возможная реакция на экспансионистскую политику цар-ской администрации, приспособившейся затем и к условиям советской дей-ствительности. Хорошо это видно на примере «родовой общины» северных народов, уже в наше время пытающейся найти хоть что-то, что могло бы обеспечить ей защиту от угрозы полной ассимиляции .
В наше время такие понятия как племя, клан, род и все, что выстраивается на их основе – это своеобразный набор средств и методов манипулирования общественным сознанием, используемый политическим режимом. Их цель - обеспечение интересов определенных узких социальных групп или слоев населения. В то же время они, по существу, мало, чем отличаются от подобного рода институтов, создаваемых повсеместно во многих странах.
Известно, что любой правитель пытается окружить себя определённой группой лиц, опираясь на которые, он проводит свою политику, не всегда разумную и не всегда отвечающую интересам общества. Чем больше он уходит от соответствующих целей, обозначенных в программных установлениях общества, тем больше в окружении правителя появляется людей, называющих себя “друзьями”, “членами семьи”, “одноклассниками”, “однокурсниками” и т. п., которые в совокупности своей образуют “род” правителя, нисколько не уступая в обеспечении интересов конкретных групп людей классическому роду. Поэтому род - это прием, способ или инструмент осуществления власти “цивилизованными” правителями, который заставляет действовать и все другие структурные элементы общества, слои населения, политические объединения, группы людей в рамках задаваемых властью правил. Но задача состоит в том, чтобы механизм государственной власти оказался на службе всего общества и каждого человека в отдельности, что, естественно, возможно только в условиях развитого гражданского общества, в котором правовое государство, наряду со множеством других, выступает лишь одним из инструментов, решения разнообразных проблем объединенных групп людей.
Наше глубокое убеждение состоит в том, что, если у человека есть ре-альная возможность жить в условиях эффективной власти, то у него не будет необходимости объединяться в различные клановые и родовые группы.
История нас учит тому, что такие, объединенные на принципе родства, группы легко втягиваются во всевозможные политические игры власти.
Рассмотрим отдельные уроки жизни ингушей на примере их прошлого и настоящего с тем, чтобы понять, какие их образцы годны для подражания, а какие нет. В этих целях попробуем погрузиться в бездонную глубь слов . Возможно, что при этом мы коснемся таких тем, которые напомнят нашему читателю некоторые элементы праязыка . Возможно, это поможет нам еще раз убедиться во мнении о том, что ингушский народ является одним из древнейших народов Земли.
Но, самое главное, что не так уж и безнадежны попытки показать страницы его подлинной истории.

ИГНОРИРОВАНИЕ ИСТОРИИ И КАПРИЗЫ ИСТОРИИ
Принцип игнорирования исторического акта происхождения государства в пользу так называемых “высших идей”, о котором в начале XX века говорил видный государствовед Л. Гумплович , наиболее полно проявился по отношению ко всему тому, что касалось кавказской и особенно ингушской культуры. Собственно ингушский политический опыт, несмотря на определенный интерес, проявленный к нему в разное время различными теоретическими школами, так и не был востребован ни отечественной, ни мировой наукой.
Исследователь жизни ингушей и поныне сталкивается с отсутствием первичного материала, особенно письменных источников и недостаточной проработанностью существующих. В силу идеологических барьеров ученые, занимавшиеся различными аспектами ингушской истории, не были заинтересованы ни в поиске таких источников, ни в их научной обработке.
Однако мы не склонны считать такое положение вещей проявлением антиингушской, шире – антикавказской идеологии. Явление это довольно типичное. Достаточно вспомнить замечание известного шумеролога В. Емельянова о том, что «…в Библии нет ни одного упоминания о Шумере, хотя и использованы переработки нескольких шумерских мифов» .
Вот где лежит начало традиции, игнорирующей историю, факты, события и т. д. К этой теме мы еще вернемся.
Как отмечали члены редколлегии «Истории Древнего Востока», вышедшей в Москве в 1993 году под редакцией П.М. Дьяконова, «многие факты истории древности, толкуемые произвольно, к сожалению, используются для оправдания и обоснования экспансионистских и гегемонистских устремлений в политических кругах некоторых современных государств .
В царской, а затем и в советской, империи эта традиция стала соответствующим методологическим базисом, удовлетворявшим потребности тоталитарных режимов. Если бы не эта методология, наложенная «…на внутренние и межплеменные распри, которые так помогли русскому завоеванию…» , никакие авторитарные политические режимы не смогли бы так долго скрывать подлинную историю Кавказа. Именно вследствие ее всесилия, на наш взгляд, «историческое развитие Кавказа является весьма сложным, запутанным и одним из самых темных во всемирной истории» .
Какие великие бои и сражения пришлось вести, совершенствуя эту ме-тодологию, мы видим на примере древнего Карфагена, на месте стоянки которого во исполнение решения Римского сената появилось вспаханное поле, засыпанное солью. Именно так было решено стереть из памяти человечества этот город и его цивилизацию.
Примеров игнорирования истории, искажения тех или иных фактов, произвольного их использования при соответствующих теоретических разработках, борьбы с инакомыслием, как и примеров тех же войн, революций и иных социальных потрясений, можно, пожалуй, приводить бесконечно долго. Достаточно много их, в том числе и в новой и новейшей истории России. Нам действительно придется вслед за А. Ананьевым признать, что теория относительности, правдоподобна не только в приложении к материальному миру. Еще более правдоподобно она выглядит в отношении «…мира духовного, из которого являются и каким определяются деяния личностей и народов.… Иногда мне кажется, что обращения к прошлым векам не только не имеют ничего общего с научными исследованиями, но предпринимаются лишь для того, чтобы поддержать примерами из древности жесткий и всеохватный обман, будто существующий уклад жизни, предначертан нам издревле, свыше и что стержневая суть этого уклада, обозначенная ипостасями господства и рабства, сколько не тасуй, как ни изменяй, не перестраивай, всегда будет оставаться главной сутью человеческого бытия; …мне кажется, что люди вообще не заинтересованы в поисках истины, что к прошлым векам обращаются лишь затем, чтобы обогатиться опытом насилия…» .
Например, причины прекращения едва начавшейся научной деятельности ингушского просветителя Ч.Э. Ахриева, нельзя понять без учета множества подобных фактов, таких как позорное изгнание из Московского университета его современника крупного ученого М.М. Ковалевского. Вот уже несколько десятков лет ингушская общественность, и еще больше специалисты недоумевают, почему автор романа «Из тьмы веков» И. Базоркин не выпустил своей второй книги? Ответ на этот вопрос простой: роман, который говорил о далеко не диком прошлом ингушей, политической системе не был нужен. Факты ингушской истории невыгодно освещать ни властям, ни ученым, к сожалению, и в наше время. В этом, пожалуй, вся суть. Естественно, здесь возникает вопрос, почему? Потому, что в них ответы на многие вопросы современности, в том числе и на те, которые возникают в рамках тех или иных гуманитарных наук, в первую очередь, государственно-правовых.
Но что бессилие частных лиц в сравнении с тем, что даже всесильные мира сего были не в состоянии претворить в жизнь задуманное?
Обратимся к характерному примеру.
Ближайший советник Александра I граф М.М. Сперанский, возглавлявший Комиссию по составлению законов Российской империи, в 1809 г. с санкции императора предложил программу преобразования России в конституционную монархию, которая предусматривала реорганизацию системы управления на основе принципа разделения властей. Мучительные поиски разрешения проблемы политического преобразования российского общества, затянувшиеся на долгое десятилетие, привели, наконец, к разработке, проекта уставной грамоты (конституционной хартии Российской империи) .
Любопытно, что инициатива настоящего проекта принадлежала самому императору, но работа над ним велась в строжайшей тайне и проходила в Варшаве, в Польше, где к тому времени (с 1815 года) уже имелась своя собственная конституция .
Однако в российском обществе не нашлось силы, способной поддержать инициативу императора, который, надо полагать, с высоты своего монаршего положения видел всю ущербность политического строя России. Как активный участник общеевропейских, а значит и всемирных процессов, он хорошо понимал всю пагубность затяжки реформирования существующей системы, но не был понят собственным окружением и бюрократический аппарат «на корню съел» хорошую идею.
Во всем этом, пожалуй, нет ничего нового. «То, что сделал римский сенат, велевший не только сжечь пунический Карфаген, но и распахать место, на котором он стоял, - дабы от ненавистного врага не осталось и следа – продолжает делать и современная официальная наука», - говорит С. Романов в своей книге «Атлантида» .
Разумеется, что «официальная наука» есть лишь один из элементов широкомасштабных общественных процессов. Она всегда состоит на службе у соответствующего политического режима, и никак не может не отвечать тем требованиям, которые ей предъявляет власть, иногда такая всесильная, что может превратить в своих заложников любого, в том числе и тех, кто внутри этой системы, а то и олицетворяет ее. Поэтому задача общества состоит в том, чтобы чутко реагировать на накопление этого всесилия. Не всякой элите, конечно, по плечу такая задача.
Провал попытки Александра I учредить конституцию можно объяснить кавказской политикой царской администрации, войной, развернувшейся в широкомасштабную политическую кампанию в рамках экспансионистских устремлений России в Закавказье. Следует заметить, что такая кампания становится возможной вследствие упрочения российско-грузинских отношений, ставших особенно тесными после того, как, в соответствии с завещанием царя Георгия XII, Грузия фактически растворяется в составе России.
На самом деле, на этом этапе Грузия лишается своего собственного политического лица, а вместе с тем и той роли, которую, она, хотя и номинально, но все же играла в регионе. Хорошо это видно на примере «охлаждения» ингушско-грузинских отношений, имевших давние традиции .
Трудно сказать, что в конечном итоге обошлось дороже для России: то ли постоянная закулисная борьба Грузии за свою независимость и видимая лояльность ее руководства к политическому режиму России (что было возможным благодаря монархическим традициям Грузии), то ли прямое противостояние кавказским горцам, которое было, по существу, противостоянием двух, разных по сути и духу, форм правления - монархической и республиканской (заквашенных: первой – на идеологии крепостничества, абсолютно отрицающей свободу вообще, второй - на идеологии свободы, абсолютно отрицающей любую форму зависимости).