Имитация «Преемник». Что стоит за разговорами о транзите власти в Чечне - Carnegie Endowment for International Peace
https://carnegieendowment.org/politika/89336
22.03.2023 Вадим Дубнов

Имитация «Преемник». Что стоит за разговорами о транзите власти в Чечне
Кадырову необходимо поддерживать имидж человека на особом положении. Оно уже давно стало не таким уж особым, но все равно — уникальные отношения с Кремлем остаются чем-то вроде родового герба
Когда в начале марта Владимир Путин лично встретился с сыном Рамзана Кадырова, 17-летним Ахматом, многие не устояли перед соблазном увидеть в этой встрече сигнал о том, что в Чечне приближается передача власти. Ведь примерно в тех же декорациях и, возможно, в тех же выражениях 19 лет назад Путин описывал 28-летнему Рамзану жизненный путь его отца — Ахмата Кадырова.

Конечно, законодательство не позволило бы сейчас сделать внука первого президента Чеченской Республики преемником — слишком уж он юн. Но закон можно изменить, тем более что времена сейчас куда менее щепетильные к юридическим формальностям. Вопрос только в необходимости и целесообразности такого шага. А они пока совсем не очевидны.

Рутинизация Чечни
Встреча 17-летнего Ахмата Кадырова с Путиным вновь актуализировала тему, которую время от времени поднимает сам чеченский лидер — о его возможном уходе. Очень кстати тут пришлась версия о серьезных проблемах с почками у Рамзана Кадырова. Однако эту информацию распространил давно эмигрировавший полевой командир масхадовских времен Ахмед Закаев, которого вряд ли можно рассматривать как достоверный источник, других подтверждений не было.

Как, впрочем, нет и других сигналов о том, что в политическом курсе Кадырова намечаются какие-либо изменения. Глава Чечни упоминается в основном в федеральном контексте, а внутричеченская повестка из новостного потока исчезла. Разве что из неформальных (в основном сетевых и эмигрантских) источников время от времени приходят очередные новости о борьбе с несогласными или сексуальными меньшинствами, но ничего нового в этом нет: Кадыров давно научил всех относиться к подобным новостям как к рутине.

Чечню можно было бы назвать информационным «черным ящиком», если бы Кадырову надо было всерьез скрывать хоть что-то из происходящего там. Но такой необходимости нет. То, что еще лет десять назад воспринималось как мрачноватая экзотика, стало нормой. Ситуация в республике стабилизировалась. На какие-то интриги с грандиозными кадровыми последствиями ничто не указывает.

Система управления Чечней кардинально не меняется. Разве что постепенно эволюционирует при сохранении ключевой особенности — замкнутости на иерархе. Неизменной остается и экономическая модель республики, которая по-прежнему основана на схеме начала 2000-х.

На заре послевоенного восстановления Чечни эта схема представляла собой грандиозное обналичивание. Чеченцы строили на свои (то есть на средства фонда Ахмата Кадырова, собранные из взносов подконтрольного бизнеса и удержаний из зарплат бюджетников), а потом предъявляли Москве раздутые счета, в разы превосходящие реальные траты. Федеральный Минфин, прекрасно понимая суть этой игры, делил, скажем, на пять то, что было завышено раз в десять — и такой компромисс всех устраивал.

Несколько лет назад министр финансов Антон Силуанов прямо признал, что Чечня финансируется по особой схеме, не применимой к другим регионам. А именно, исходя из расходов республиканского бюджета. И это признание стало, возможно, легализацией и так давно использовавшегося подхода. В итоге, по подсчетам некоторых экспертов, уровень дотационности Чечни превосходит 80% (даже официально в 2020 году этот показатель составлял 48%).

В любом случае Кадыров больше не устраивает федеральным структурам скандалы из-за дотаций, как это было еще лет пять назад. Де-факто ничего в прежней схеме не изменилось, но Чечня — больше не черная дыра и не повод для обвинений в «чрезмерном кормлении» Кавказа. Создание ей образа обычного российского региона было давней задачей, и к этой цели власти движутся неуклонно.

Страхи ближнего круга
Без изменений остается не только финансовая модель Чечни, но и то, как в республике формируется правящая элита. Ее ядро состоит из людей, которые прошли чеченскую войну и в итоге вслед за Ахматом Кадыровым выбрали нужную сторону. Им почти нечего терять, потому что если кто-то и может у них что-то отнять, то только Рамзан.

Вторая часть системы — оболочка этого ядра: технократы, которые, например, умеют читать и писать бюджет. Эти люди не входят в ближний круг, где распределяются главные бонусы, но не особенно туда и рвутся: они знают, какой там царит страх перед лидером и возможными интригами, которые могут вызвать его гнев.

К тому же внутривидовая вражда в ближнем круге — это особая система взаимоотношений, со своей историей и механизмами мести. Большая часть этих людей повязана той безнаказанностью, которую в качестве корпоративной привилегии использовал Кадыров для создания и укрепления этого сословия. Но в рамках этой безнаказанности эти люди успели многократно посягнуть на интересы друг друга. У них между собой давние счеты, которые тянутся и передаются по наследству с самой войны.

Показательна история Апти Алаудинова — командира отряда «Ахмат», воюющего сейчас в Донбассе. По официальной версии, в феврале он получил конверт с неким отравляющим веществом. Если покушение действительно имело место, то организовать его могли только свои — больше некому. Тем более что четыре года назад Алаудинову приходилось всерьез отбиваться от обвинений едва ли не в подготовке заговора против самого Кадырова.

Перед любым, кому так или иначе суждено возглавить действующую в Чечне систему, возникнет выбор: адаптировать ее под себя или переформатировать. Ни на то, ни на другое сегодня не решится никто — даже человек из клана Кадырова. В любом случае в Москве вряд ли настроены ломать то, что работает. Особенно во время войны и при полном отсутствии представлений о том, что будет после нее, когда стабильность в регионах окажется особенно важна.

Только с Путиным
Кадыров не впервые импровизирует на тему своего возможного ухода. Только в прошлом году было два таких случая. В феврале, незадолго до вторжения в Украину, Илья Яшин собрал около 20 тысяч голосов под петицией с требованием отставки чеченского лидера, на что тот ответил демонстративным митингом с участием 400 тысяч человек. Однако в сентябре Кадыров в телеграм-канале сам напомнил о своем рекордном для региональных лидеров долгожительстве, но это оказалось не намеком, а бахвальством с налетом троллинга.

У Кадырова нет никаких причин уходить, а у Кремля — его менять. На первый взгляд, 17-летний Ахмат Кадыров, которого принял Путин, может показаться всего лишь вариацией на тему «мальчика Коли» — сына Лукашенко, которого в Белоруссии прочат в преемники. Но все-таки встреча в Кремле имела совсем другой смысл.

Тут стоит вспомнить главное идейное наследие Ахмата Кадырова-старшего, о котором российский президент, вероятно, умолчал в беседах с его потомками. Оно выражается формулой, которую первый президент Чеченской Республики однажды высказал кому-то из кремлевских секретарей: «Никаких сурковых. Я разговариваю только с Путиным…» Было это в пору перехода Кадырова-старшего на сторону федералов, и, возможно, тогда это стало ценой, которую Кремль заплатил за его коллаборационистский порыв.

Долгое время бенефициаром этой схемы оставался сын Рамзан. Потом симбиоз Кремля и Кадырова ослаб, но надобность в нем не исчезла. Рамзан Кадыров изначально считал формой своего политического существования эксклюзивный федеральный статус. Горизонтальные отношения (пусть лишь на уровне формальных деклараций) там, где для всех остальных коллег по региональному управлению — отношения вертикальные.

Как бы ни менялся контракт с Кремлем, этот пункт в той или иной форме оставался. Кадыров конвертировал это в особый статус регионального руководителя федерального масштаба — тот самый, за который боролись губернаторы при Ельцине. Тем выразительнее то, что Кадыров получил такой статус из рук Путина, приструнившего всех остальных.

Словом, Кадырову не надо быть первым среди равных. Ему надо поддерживать имидж человека на особом положении. Постепенно оно становилось не таким уж особым, но потребности это не отменяло: уникальные отношения с Кремлем оставались чем-то вроде родового герба. И этого Кадырову было вполне достаточно, потому что на самом деле его амбиции простираются вовсе не так далеко, как иногда может показаться под впечатлением от его речей.

Да и смысл всех действий чеченского лидера скорее оборонительный. Он лучше других знает, сколь коротким будет его политический век в России без Путина, если таковая случится. Поэтому путинским пехотинцем он называет себя вполне искренне. Большинство из тех, кто принимает решения в пространстве между Кадыровым и Путиным — для первого по-прежнему враги. Прежде всего речь о людях в погонах.

Отсутствие союзников при любом повороте сюжета вынуждает Кадырова искать способы подтвердить свою эксклюзивность. И война тут как нельзя кстати. Подразделения на территории Чечни организационно входят в структуры Минобороны и МВД, но, по сути, эти формирования подотчетны Кадырову. Никакой министр обороны не отдаст им приказ, который не одобрит чеченский лидер.

Федеральные силовые центры попытались вытянуть из-под Кадырова военный ресурс, но делали это не очень убедительно и совсем не преуспели. Протест матерей мобилизованных чеченцев был быстро подавлен, и в итоге Кадыров обратил ситуацию в свою пользу: мобилизация в Чечне перешла под его контроль.

Генерал и его армия
В этом смысле нашумевший союз Кадырова и основателя ЧВК «Вагнер» Евгения Пригожина исключительно ситуативен, потому что цели у них совсем разные. Для Пригожина «Вагнер» и Украина — это возможность укрепить позиции внутри кремлевской элиты. Цель Кадырова обратная — добиться максимальной автономии от этой элиты, чтобы сохранить хоть какую-то степень эксклюзивности в отношениях с Путиным.

Как следствие, различается и тактика. Пригожин, доказывая свою мощь президенту, не задумываясь пересекает красные линии — например, вторгается на территорию Шойгу. А Кадыров останавливается — ему чужого не надо. Поэтому ситуативный союз ослабевает в силу изменения самой ситуации.

Правильно рассчитанная Кадыровым автономия приносит свои плоды. Осенью ему исполнится 47 лет. Может быть, для качественного скачка возраст неподходящий. Но Кадырову необязательно вверх, его вполне устроит, как обычно, горизонтальное расширение. И в этом смысле война дает тысячу шансов, причем вне зависимости от того, выиграна она или нет. Вопрос лишь в том, кто этими шансами воспользуется, а кто сломает себе шею.

Обращают на себя внимание заявления Кадырова о планах создать свою ЧВК — опять же, после ухода на покой. Кремлю транслируется четкая мысль: в отличие от Пригожина, в этом случае никто не будет портить никому нервы. Кто знает, как все обернется. Может быть, преемник в Чечне и в самом деле потребуется — когда сам Кадыров обратится, скажем, в какого-нибудь генерал-губернатора Кавказа. А какой генерал без армии, пусть и частной?

Так что, возвращаясь к встрече в Кремле, назначать 17-летнего парня преемником никто не собирался. Скорее наоборот, это укрепление позиций самого Кадырова путем фактического признания его семейно-политического клана. Ничего более эксклюзивного Путин чеченскому лидеру предложить не готов. Впрочем, Кадырову и этого сейчас вполне достаточно.