Показано с 1 по 4 из 4

Тема: Воспоминания Мусы Саутиева о Серго Орджоникидзе

  1. #1
    Уважаемый форумчанин
    Регистрация
    14.11.2007
    Сообщений
    2,288
    Поблагодарил(а)
    42
    Получено благодарностей: 72 (сообщений: 45).

    Воспоминания Мусы Саутиева о Серго Орджоникидзе

    По-моему Орджоникидзе приехал в начале лета и сразу же почти попал в августовские события,
    Вопрос: Вам приходилось до августа видеть Орджоникидзе?
    Саутиев: До этого я был членом Ингушского Национального Со¬вета и там же встречал Орджоникидзе.
    Впервые я встретил Орджоникидзе в июле месяце, когда он объез¬жал Ингушетию и побывал почти во всех населенных пунктах, так что его уже сразу почти все знали.
    Первое впечатление, которое было на 1-м съезде у нас, в Ингуше¬тии от него это то, что Орджоникидзе со свойственной ему откровен¬ностью высказывал свое мнение. Своей откровенностью он сразу рас¬положил к себе всех. Орджоникидзе потом у нас очень часто бывал в Национальном Совете, где на него смотрели так, что раз Орджоникид¬зе сказал, то так оно и будет. Это способствовало тому, что мы говори¬ли с народом в Национальном Совете, это подтверждалось появлением Орджоникидзе и, таким образом, ингушский народ к августовским со¬бытиям был не только подготовлен, но стал на стороне советской вла¬сти. Сам лозунг, выброшенный белыми в августовские дни, был «Бей большевиков и ингушей».
    Как начались августовские события:
    Я приехал со съезда поздно, часа в 4 дня и уже через час началась бомбардировка с левого берега Терека. Я в то время жил на Возвышенской улице с семьей. Утором, после начала восстания, я решил пройти по улице. Дошел до улицы Толстого, там из одного недостроенного дома выходит бывший офицер и обращается ко мне.
    - Вы полковник Саутиев?.
    - Почему Вас это интересует?.
    - Просто, как бывшего офицера, хотя бы и так, а что вы хотите?
    Тогда он подводит меня к водоразборной будке, где что-то написано испрашивает: - Вы не знаете, что сегодня за события?. Я ответил, что только что вышел, слышу стрельбу, но точно себе не представляю, что
    это такое. Он говорит мне: - Разрешите Вас предупредить, что если вы пройдете, вас могут сейчас же убить как ингуша. Особенно опасно, если Вас застанут казаки. В это время разъезд казаков в 5-6 человек
    показался с восточной стороны улицы Л.Толстого, он говорит: «Идем¬те, идемте» и потащил меня в ворота. Разъезд поехал в одну сторону, а мы пошли в другую. Он говорит: «Я прошу Вас, не ходите, идите об¬ратно домой, видите, идет восстание». Я вернулся обратно. Этот день прошел. Я пытался, кого ни будь послать в Ингушетию, но никого из близких нигде не было.
    Меня спасли таким образом. Узнали, что Саутиева в Ингушетии нет.
    На третий день, после того, как началось восстание, в 9 часов утра явилась Ингушская молодежь, звонят. Я посмотрел в окно, как будто лица ингушские. Говорят. Мы пришли за вами, семья молчит. Жена говорит, ты уходи, а мы останемся. А я думаю: черт его знает, что мо¬жет еще быть, и говорю приходите через полчаса, все будет готово. В это время бомбы уже метали из окон. В общем, так или иначе, с помо¬щью ингушской молодежи я вышел вместе с семьей из дому. После того как мы перебрались через госпитальный двор (нас было семь че¬ловек вооруженных) дошли до полотна железной дороги, я говорю мо¬лодежи, теперь идите, я пройду, сам и пошел с племянником, семьей и тремя ингушами. Смотрю около железнодорожных мастерских толпа -пешие и конные ингуши. Идти прямо по Базоркинскому шоссе нельзя, потому что на него наступали казаки, у них там стояла засада. Поэтому с правой стороны железной дороги была протоптана пешая дорожка. По ней я отправил в Базоркино семью и племянника, а сам подошел к толпе. Здороваюсь, « В чем дело? Кто у вас старший?» Они говорят старших у нас нет. Смотрю народ верхами, на повозках, на линейках, все ингуши, правда, потом там оказалось несколько человек осетин. Я спрашиваю, где Национальный Совет. Отвечают, что позавчера На¬циональный Совет перешел из Назрани в Уваровское имение, что там также почти все ингуши со всех аулов. А мы пришли сюда посмотреть, что делается в городе. В то время как мы говорили подошел близко разъезд казаков, казаки дали залп, ранили несколько лошадей и двух человек ингушей. Толпа стала шуметь. Я спрашиваю «Это у вас по¬вторяется часто?» «Да, часто». «А вы что делаете против этого?» -«Ничего». Я спрашиваю, может быть, из бывших урядников кто ни будь, есть, говорят, есть, а мулла есть - нет. Вышли несколько человек из служивших в ингушском полку человек 20-30. Я их собрал и гово¬рю. «До тех пор, пока мы не сгоним казачью заставу с того холма, бу¬дут повторяться такие вещи». Вам необходимо занять холм и иметь там свою заставу. Тогда вам ничего не будет. Я сам не имею директив Народного Совета и ничего сделать не могу. А пока пойду с этими людьми и мы сгоним эту заставу и она больше не придет, потому что казаки также боятся, как и мы. Вы не принимаете мер против них, вот они и работают. Я отправил шесть человек в обхват вправо и шесть человек в обхват влево. Когда казачья застава увидела нас, она сразу бросилась бежать, оставив часть своей амуниции и лошадей. Мы разбились на три отделения, на холме я оставил пять человек. А затем, говорю - нужно их сменять. Оставил еще для связи 5-6 человек, вер¬нувшись обратно, взял с них слово, что они организуют три смены, назначат старших и, таким образом, не будет повторяться эта история с обстрелом. В это время подходит ко мне Арсагов и еще 5-6 человек керменистов. Они обратились ко мне, говорят, что мы в силу необхо¬димости вынуждены были бежать из города, отстали и выбрались в эту сторону, мы бы выпросили, чтобы нас не принимали за врагов в этой среде, так как в городе мы жить не можем, а ехать, не знаем, куда и как. Я объяснил населению, что эти осетины керменисты, которые так же, как и мы стоят за революцию и за советскую власть. Я знаю их лично, они вам в будущем помогут, а сейчас мы должны им помочь и не трогать их. Народ так и обещал. Между прочим, они были верхами. В общем, примирение состоялось, и я говорю Арсагову: «Если хотите поедем дальше в Уваровское, вы там можете быть также спокойны, а если не хотите, можете основаться здесь».
    Я прошел по дороге с километр. В это время навстречу едет ин¬гуш на арбе, он довез меня до камбилеевского моста, а оттуда дошел в Уваровский сад, где находился Народный Национальный Совет. Там я застал двух членов нашей фракции. Мне сказали, что у них собралось много народа, и никакой связи с городом нет, что они хотели бы от меня узнать новости, потому что я был в городе и знаю, что там дела¬ется. Я им рассказал о положении, сказал, какие вывешены лозунги. После рассказа Председатель Национального Совета Джабагиев собрал сейчас же Национальный совет, на котором я сделал приблизительный доклад в том же духе, что я видел в городе, какое впечатление и т.д. Я задал вопрос, имеете ли вы право по конституции Национального Со¬вета объявлять войну или мир. Мне сказали, что нет, и мы решили, что один Нац. Совет не может решить этот вопрос. И постановили на дру¬гой же день собрать Национальное Собрание всего ингушского народа, для того чтобы население узнало, за что будем драться или не драться.
    Вопрос: Орджоникидзе был на этом заседании?
    Саутиев: На заседании не был, а на съезде был, причем на съезде Орджоникидзе выступал. Все было подготовлено. На другой день со¬брался многолюдный съезд, собравшиеся не вмещались в поселение. В каждом дворе стояло по несколько арб. На этом съезде давали возмож¬ность выступать всем. Выступал и Орджоникидзе. В конце концов, выбрали тройку в составе Джабагиева - председателя национального совета, Исак - муллы Чапанова и меня, причем шариатская часть воз¬ложена была на Чапанове, гражданская на Джабагиева и военная на Саутиева. Орджоникидзе знал об этих кандидатурах и одобрил их. Я лично говорил, что я еще офицер молодой и считал бы необходимым, чтобы был еще кто-нибудь из полковников или генералов. Националь¬ный совет настоял на том, чтобы был только я. Орджоникидзе говорит «Все равно, так или иначе, будешь ты». При Национальном Совете у нас был и Военный совет, туда входит три генерала, два полковника. Таким образом, с этим было покончено. В этот же день было выделено из офицерской молодежи 2-3 человека, из которых одного я посадил в канцелярию, так как было некому писать. Тут же мы выделили от каж¬дого аула, в зависимости от количества, населения людей, составили отряды, или, как их называли, сотни, назначили во главе каждого их муллу, или Муталима. Между прочим, был Кази-мулла и Шадиев, ко¬торых хорошо знает Орджоникидзе.
    Налицо оказалось громадное количество бойцов. Назрановские и горские аулы оказались почти все. Нам пришлось взять назрановцев, а из окраинных аулов, соприкасавшихся с казаками - только часть. Мы вынуждены были взять эту часть только потому, что иначе эти аулы считали бы себя кровно обиженными нами, если бы мы отказались от их услуг в нашей борьбе. Оставшихся мы направили к казачьим грани¬цам, опасаясь нападения со стороны Карабулака.
    По окончании съезда формирование отрядов и составления спи¬сков было поручено начальникам отрядов. Карты у нас были пятивер¬стные. Сам я в этих станицах, к сожалению ни разу до этого не был. Мы - все тройка, чтобы разработать план пошли в дом Уварова. Пер¬вая задача была с наступлением сумерек прекратить связь между горо¬дом и хутором Тарским (Ангушт). Вечером это было выполнено, и мы получили теперь телефонные провода. Сейчас же мы поставили заслон между городом и Сунженскими станциями ниже Сапицкой будки. Не помню, был ли тогда Фигатнер. Тогда большевиков среди нас было мало и сил было мало в Красной Армии. Объектом наших действий были эти три станицы. Мы должны были обезоружить их или добро¬вольно или путем насилия. Добровольно они не соглашались (мы им писали об этом). Теперь мы наметили, чтобы горцы Галашкинского района наступали на Воронцово-Дашковскую (Товзин юрт). Сурхохи, Экажево, трое Ачалуков (Верхнее, Среднее, Нижнее) и Назрановские аулы на станицу Сунженскую. Долаково, Кантышево, Базоркинские хутора и Барсуки на хутор Тарский. В общем, составилась непрерывная боевая линия. Таким образом, уже к утру после съезда мы станицы обложили.
    Утром Галашкинский район начал наступать через хребет и леса на Воронцово-Дашковскую (Товзин-юрт) по единственной малопроезжей лесной дороге. У них была старая пушка, оставшаяся со времени Кавказской войны и заряжавшаяся камнями. На волах они подняли ее на хребет Сайбиндук, заряжали ее чем угодно. Потом шла сильная ру¬жейная стрельба. И Воронцово-Дашковская (Товзин-юрт) была взята раньше всех.
    По всей линии было задано, ни кого не выпускать из станицы, ни кого не выпускать в станицы и суживать кольцо осады. По нашим све¬дениям, Сунженская (Ахки-юрт) была хорошо укреплена. Вокруг нее были проволочные заграждения и волчьи ямы. Так как еще в апреле была взята станция Фельдмаршальская (Алхасты) теперь Асиновское ущелье находилась в нашем ведении, и никто нам оттуда не грозил. Таким образом, станицы на другой день были отрезаны как от города, так и от прочих станиц Сунженского отдела.
    На второй день всем станицам опять было предложено, доброволь¬но разоружится. Они отказались. Тогда было принято решение в удоб¬ных случаях открывать огонь, суживать кольцо осады и войти в огне¬вую связь с охранявшими станицы казаками.
    Все вопросы военных действий согласовывались с Серго, и в даль¬нейшем он постоянно держался в курсе дел. Одновременно в городе тоже шла неравная борьба с восставшими казаками.
    На третий день осады в наш штаб явился Чермен Баев и от имени осетин (когда началась эпопея, масса осетин с городских слободок ук¬рылась в хуторе Тарском) просил нас пропустить их в селение Ольгинское. Нами сейчас же была написана соответствующая бумага пол¬ковнику Рошупкину. Ввиду того то, что дети, женщины и старики ук¬рылись у вас от огня, мы просим пропустить их через линию фронта в селение Ольгинское. Баев с этим ушел.
    Кажется, что в вечер того же дня Баев сообщил нам, что Рощупкин отказывается выпустить их.
    На другой день мы вновь подтвердили и Рошупкину и атаману ху¬тора Тарского нашу просьбу и прибавили, что вы несете всю ответст¬венность за жизнь детей и стариков. И по взятии станиц мы будем спрашивать у вас за их жизни.
    На следующий день мы получили согласие на выход осетин. Ме¬стом выхода был назначен хутор Гадаборшева. И вот осетины, дети, женщины, старики - и священников было много, выехали на своих подводах из Тарской (Ангушт). От Ингушей была выделена соответст¬вующая делегация. Обнимались. В первый раз я видел, как целовались осетинские священники и ингушские муллы. В рот землю брали. Кля¬лись: вечной дружбе с ингушами. Они заверяли, что завещали своим внукам и правнукам вечно хранить дружбу с ингушами. Мы из одного гнезда вышедшие птички.
    Мы дали им провожатых и проводили их через Базоркино. Когда эта громадная колонна шла через мост, ольгинцы испугались и хотели бежать. Чермен выскочил вперед и успокоил их.
    На четвертый день осады приехал Саша Гегечкори и просил помо¬щи. Сражаясь в городе, он отступил уже за Курскую слободку.
    Среди городского населения начинались колебания.
    -Сколько тебе надо?-
    -Человек сто- полтораста -
    Я дал ему триста человек, главным образом базоркинцев под ко¬мандой Кази - Муллы и Шапиева.
    Ты встретишь их завтра на рассвете у Курской слободки. Их при¬ход настолько воодушевил красных, что белые в тот же день были из¬гнаны до Чугунного моста, на другой день - за Чугунный мост и город считался уже взятым.
    Эти наши всадники, которые прибыли в город, были использованы потом как ядро для организации Владикавказского Ингушского отряда.
    Для нашей тройки характерен такой момент. На первом же заседа¬нии ее Васан-Гирей Джабагиев настаивал на том, что нужно сразу уда¬рить по станице Сунженской, как наиболее укрепленной.
    (Там было много воинских частей, были Волжский и Кизляро-Гребенской полки, много офицеров. А ведь наш брат горец, как ни храбр он, на фонте не был).
    Я доказывал, что если налет будет неудачен, мы можем потерять не только хутор Тарский, (Ангушт), но и свое Базоркино, так как в случае неудач боевое настроение ингушей может сразу упасть. Спор разгорелся горячий. Нас было трое и Гапур Ахриев. Дело дошло чуть не до драки. Я настаивал на том, что нужно действовать осторожно и уверенно и говорил, что если всеми силами распоряжаюсь я, на это не пойду.
    Член нашей тройки Чапанов считался шейхом. Васан-Гирей пред¬ложил:
    Давайте спросим нашего шейха, о Мулла продолжал сидеть, нахлобучив папаху и держа руку в кармане: перебирал четки.
    Джабагиев обратился к нему:
    Ты видишь, мулла мы спросим о том наступать ли нам прямо на Сунженскую (Ахки юрт), или нет? Мусса говорит, что нет. Каково твое мнение.
    -Я согласен с Муссой, ответил Чапанов -
    -А почему? Мне так кажется -
    А мне кажется, что он шейх, - обрадовался я.
    - Черт с тобой. Я не хочу оставаться в дураках. Делай что хочешь. А мы могли делать что хотели. Ведь по избрании нашей тройки народ
    дал клятву:Исполнять все, что тройка скажет. Эта тройка ответственная
    перед богом, а ни перед нею.
    Каждый день мы суживали осаду. Казаки нервничали. Наши тоже. Хотелось по скорее взять их. Подошел день, когда я решил сделать удар, начав с хутора Тарского (Ангушт) наиболее выдвинутого. Взяв его, мы сразу же расчленили бы станицу Тарскую (Ангушт) от стани¬цы Сунженской (Ахки-юрт).
    Чтобы действовать вернее, мы часов в одиннадцати утра открыли по Сунженской (Ахки-юрт) артиллерийскую стрельбу. Отрядам, осаж¬давшим Сунженскую (Ахки-юрт) было приказано форсировать огонь и по возможности продвигаться, но не далее указанной зоны: на ору¬жейный выстрел. Все это сделало свое дело. Из станицы Тарской (Ан¬гушт) и из хутора была послана помощь Сунженской (Ахки-юрт). День был пасмурный. Я объехал весь фронт. Дело в том, что взятием Ворон-цово-Дашковской (Товзин-юрт) мы создали в свое время угрозу тылу Сунженской (Ахки-юрт). Против хутора Тарского (Ангушт) стояло два допотопных орудия. Со стороны Сурхахов были две гаубицы. Бомбар¬диром у нас был красногвардеец, оставшийся от какого то отряда.
    -Первый выстрел в церковь - предложил он.-
    -А ваша религия позволяет вам? - спросил я, и он ответил:
    -Ничего.-
    Первым выстрелом он снес колокольню.
    Тогда давайте уменьшать и увеличивать прицел, чтобы снаряды падали по окраинам станицы.
    Я условился, что вечером три выстрела из гаубицы будут сигналом к наступлению на хутор Тарский (Ангушт). Что так только наши при¬близятся к стогам, они подожгут их и это будет знаком того, что хутор взят.
    Дали три гаубичных выстрела. Начали наступать на хутор Тарский, а вокруг Сунженской форсировали огонь. Как только загорелись стога, я въехал в хутор, взятый без больших потерь. Было еще условленно, чтоб никаких грабежей не допускать. И это было выполнено.
    Взяв хутор, мы поставили заслон между станицами и Сунженской (Ахки-юрт) и Тарской (Ангушт). Мне было ясно, Рощупкин, осознав ошибку, сделает попытку отбить хутор. Поставили четыреста человек с наказом, что если будет наступление со стороны Сунженского (Ахки-юрт), подпустить наступающих на сорок шагов и тогда открыть огонь. После этого я направился в Базоркино. Ночь. Дождь. Камбилеевка разлилась, так что нельзя было определить, куда она течет, где искать бро¬ду. Вдруг выстрелы, мы поскакали обратно: Или победа навсегда, или поражение. По дороге встретили трех всадников, думали, что это казаки.
    Мы шли с донесением, что нападение на нас было. Мы его от¬били.
    Приехали в штаб. Там Вассан-Гирей.
    Сегодняшний день - день счастья: станицу, отобранную у нас шестьдесят лет назад, мы взяли обратно.
    В ту же ночь было написано в Сунженскую и Тарскую предложе¬ние, без дальнейшего кровопролития до двенадцати часов дня сдать оружие и сдастся.
    Парламентеры отправились с письмом в Сунженскую, а напра¬вившиеся в Тарскую встретили в пути делегацию из пяти стариков. Стариков доставили в штаб и они сообщили, что они присланы сюда в качестве заложников того, что оружие будет сдано.
    Мы им ответили, чтоб оружие они сдали, что все остальное решит советская власть и отпустили их к большому их удивлению. Они уеха¬ли и в одиннадцать часов дня часть Тарского оружия была доставлена в штаб на подводах.
    Около двенадцати часов [Рощупкин] сообщил, что он готов сдать оружие и одновременно направляет подводы с оружием.
    В то время как мы этот ответ получили, приехал Серго, Бутырин и другие. Город был уже освобожден от белых. Они нас поздравляли. Мы стояли радостные. И в это время появился над нами аэроплан, сбрасывавший прокламации, в которых Бичерахов предлагал Сунжан-цам держаться и сообщал, что помощь идет.
    А казаки уже выгружали оружие и ругались. А Серго смеялся:
    - Ничего. Пусть идет. Мы ему тоже покажем.
    В течение трех дней Сунженская станица сдавала оружие: два ору¬дия, много бомбометов, пулеметов. Далеко не все они сдали.
    Даже в 23 году мы находили в колодцах патроны, упакованные в цинковые ящики, пулеметы зарытые на кладбище и т.д.
    Взятием станиц августовское восстание было ликвидировано.
    Станицы были разоружены и Народный Совет предложил в тече¬ние определенного срока выселиться в Моздокский район.
    Очень характерен такой случай. С казаками, сдававшими оружие, приехал Воронцово - Давшковский старик, старше ста лет. У него в станице была пасека и дом полная чаша. Казаки плакали, когда сдавали оружие, проклинали, ругались. И этот старик сказал им:
    «Вы плачете, а я смеюсь. Я был самым богатым человеком в ста¬нице. У меня было столько-то ульев пчел, столько-то скота, а теперь я заплатил свой долг. Я помню, как когда мы выселяли ингушей, мы не давали им допечь хлеб и выбрасывали детей из люлек».
    Это произвело большое моральное действие. И слезы прекрати¬лись, и злоба исчезла. По крайней мере, на данный момент.
    В феврале 19 года мы имели уже дело с Деникиным, который про¬шел всю Кубань, Дон и Терек. Не встречая сопротивления, дошел он до города и до наших аулов - Кескема, Долакова, Кантышево.
    Сведения о движении Деникина у всех у нас были довольно скуд¬ные.
    В городе дело обстояло так: западной частью города командовали Гикало и Агниев (Гегечкори был уже ранен). Против них действовал Шкуро. Против Долаково и Кантышево наступали генералы Гейман и Расторгуев. Генералу Ляхову принадлежало общее командирование. Уполномоченным по Терско-Дагестанскому краю был генерал Эрде-ли.
    Цель обоих направлений - городского и Долаковского - заключа¬лось в том, чтоб перерезать большевикам путь при их отступлении на Грозный. Отряду, наступавшему на город, задано было, сверх того за¬хватить Военно-грузинскую дорогу и препятствовать отступлению большевиков в Грузию.
    В Кескемском районе, во главе добровольческого отряда был гене¬рал Султан - Келеч - Гирей (черкес). Сотня черкесов быстро прошла, не заметив наших людей, стоявших в охране. День был туманный. Сотню окружили и захватили. Узнав об этом Келеч - Гирей (была пят¬ница) явился в мечеть и поклялся там, что он не знал, что ингуши про¬тив Деникина. Он дал слово прекратить всякое наступление и продол-жать путь дальше по казачьим станицам, вдоль Терека.
    Ну, если ты даешь слово, уходи, ответили ему старики. Он слово выполнил. Ушел обратно и направился по терским станицам. Говори¬ли, что белые предали его за это суду.
    Взамен Келеч - Гирея стал действовать отряд, под командой какого-то артиллерийского полковника. Отряд был более сильный: артил¬лерия, пластунская бригада и кавалерия. К этому времени бои завяза¬лись и под Долаковым. На долаковском фронте Серго очень часто бы¬вал сам. По словам Деникина ему под Долаково было оказано самое отчаянное сопротивление.
    В Кескемском районе артиллерийский полковник начал наступле¬ние, имея карательные тенденции, причем участвовали в боях все три рода оружия. Белые сосредотачивались в Муртазово и потом через Ахлово и Исламово переходили на ингушскую территорию. Полковник, имея впереди пластунов, пошел в наступление галопом.
    Но и оно оказалось катастрофически неудачным. Одних трупов пластунов было поднято девятьсот слишком от Кескемского озера и до Акбоша. Пластунов тоже ингуши пропустили в тумане, хотя те имели дозоры и разъезды. Потом с места в карьер на них налетели конные и стали рубить. Они быстро спешились и стали рубить врукопашную. Кабардинцы никакого участия в этих боях не принимали, потому что Калмыков и Катханов находились в Ингушетии и были заняты боями на Камбилеевке.
    После такой неудачи белый отряд никаких серьезных действий не предпринимал. Ограничивался нащупыванием и разведкой. И вступил на ингушскую территорию лишь тогда, когда пали город, Долаково и Кантышево.
    Бои под Долаково и Кантышево продолжались шесть - семь дней. Были рукопашные схватки. Разъезды сплошь да рядом сталкивались. Бои шли непрерывные и Деникин все время подкреплял своих, чем только мог.
    В ночь падения Долаково последние наши части отступили на На¬зрань и через день Серго и комиссары ушли на Галашки.
    Что касается города, то от точной информации воздерживаюсь. Одно могу сказать: отряды, отступавшие в Грузию, прошли благопо¬лучно, потому что им помогали и Редантский район и Длинная Долина. В общем командование добровольческой армии не смогли выполнить задачу - задачу перерезать путь, отступающим в Чечню и в Грузию.
    Генерал Деникин произнёс о нас:
    «Эта самая маленькая количественно нация на Северном Кавказе, оказала самое серьезное сопротивление».
    Имело колоссальное значение та глубокая вера и уважение, какие внушил к себе Серго. У нас нет ни одного аула, где бы не был Серго, где бы он с население не говорил. Доверие к ней облегчало работу пар¬тийцев из ингушей. Ингушские массы верили в Серго и были все за одного и один за всех. Благодаря этому ингуши смогли вынести те ис¬пытания, какие выпали ни их долю. Ведь врагов и исконных и искус-ственно натравленных было у ингушей много.
    Серго придавал громадное значение действиям в Назрановском и Кескемском районах. Если бы ингуши пропустили белых, то пути от¬ступления были бы перерезаны. Ведь так принято в военной науке: пути отступления должны быть обеспечены. Серго обеспечил их.
    Карательные мероприятия Деникина еще более укрепили нена¬висть ингушей к Деникину. Серго сказал: - Я не скажу, прощай, не до свидания. Придти мы придем и придем с победой.

    РЦХИДНИ. Ф 85, «Г.К. Орджоникидзе», Оп. 1.
    Архивный сборник ГАС РИ (вып. IV) 2007 г.

  2. #2
    Уважаемый форумчанин
    Регистрация
    14.11.2007
    Сообщений
    2,288
    Поблагодарил(а)
    42
    Получено благодарностей: 72 (сообщений: 45).

    Ответ: Воспоминания Мусы Саутиева о Серго Орджоникидзе

    На третий день осады в наш штаб явился Чермен Баев и от имени осетин (когда началась эпопея, масса осетин с городских слободок ук¬рылась в хуторе Тарском) просил нас пропустить их в селение Ольгинское. Нами сейчас же была написана соответствующая бумага пол¬ковнику Рошупкину. Ввиду того то, что дети, женщины и старики ук¬рылись у вас от огня, мы просим пропустить их через линию фронта в селение Ольгинское. Баев с этим ушел.
    Кажется, что в вечер того же дня Баев сообщил нам, что Рощупкин отказывается выпустить их.
    На другой день мы вновь подтвердили и Рошупкину и атаману ху¬тора Тарского нашу просьбу и прибавили, что вы несете всю ответст¬венность за жизнь детей и стариков. И по взятии станиц мы будем спрашивать у вас за их жизни.
    На следующий день мы получили согласие на выход осетин. Ме¬стом выхода был назначен хутор Гадаборшева. И вот осетины, дети, женщины, старики - и священников было много, выехали на своих подводах из Тарской (Ангушт). От Ингушей была выделена соответст¬вующая делегация. Обнимались. В первый раз я видел, как целовались осетинские священники и ингушские муллы. В рот землю брали. Кля¬лись: вечной дружбе с ингушами. Они заверяли, что завещали своим внукам и правнукам вечно хранить дружбу с ингушами. Мы из одного гнезда вышедшие птички.
    Мы дали им провожатых и проводили их через Базоркино. Когда эта громадная колонна шла через мост, ольгинцы испугались и хотели бежать. Чермен выскочил вперед и успокоил их.
    На четвертый день осады приехал Саша Гегечкори и просил помо¬щи. Сражаясь в городе, он отступил уже за Курскую слободку.

  3. #3
    Уважаемый форумчанин
    Регистрация
    14.11.2007
    Сообщений
    2,288
    Поблагодарил(а)
    42
    Получено благодарностей: 72 (сообщений: 45).

    Ответ: Воспоминания Мусы Саутиева о Серго Орджоникидзе

    Очень характерен такой случай. С казаками, сдававшими оружие, приехал Воронцово - Давшковский старик, старше ста лет. У него в станице была пасека и дом полная чаша. Казаки плакали, когда сдавали оружие, проклинали, ругались. И этот старик сказал им:
    «Вы плачете, а я смеюсь. Я был самым богатым человеком в ста¬нице. У меня было столько-то ульев пчел, столько-то скота, а теперь я заплатил свой долг. Я помню, как когда мы выселяли ингушей, мы не давали им допечь хлеб и выбрасывали детей из люлек».
    Это произвело большое моральное действие. И слезы прекрати¬лись, и злоба исчезла. По крайней мере, на данный момент.

  4. #4
    Захожу иногда
    Регистрация
    25.12.2008
    Адрес
    Tbilisi
    Сообщений
    62
    Поблагодарил(а)
    0
    Получено благодарностей: 0 (сообщений: 0).

    Ответ: Воспоминания Мусы Саутиева о Серго Орджоникидзе

    Серго Орджоникидзе
    Вечный ад ему!

Ваши права

  • Вы не можете создавать новые темы
  • Вы не можете отвечать в темах
  • Вы не можете прикреплять вложения
  • Вы не можете редактировать свои сообщения
  •